Текст книги "Владелец кинотеатра"

20.

В Нимандштайне Борис представил Олю управляющему, как свою дальнюю родственницу, гостившую у графа Ланге. Он провел ее в спальню и приказал ни под каким видом их не беспокоить. Если Сиверский и счел ситуацию двусмысленной, у него хватило выучки этого не показать… Так подумал Борис; сам же Сиверский привык в Нимандштайне и не к такому.

– Рассказывай, – потребовала Оля, едва Борис поставил на пол саквояж, где находился ларец с драгоценностями.

– Оля, я знаю, где эта чертова книга, – выпалил он.

– Знаешь?

– Вернее, я догадался, как ее найти.

Оля не проявила воодушевления.

– Ну и что? – спросила она довольно безразлично.

– Как что? Мы должны найти ее!

– Зачем?

– То есть как это «зачем»? – он вдруг смутился и сказал спокойнее. – Оля, то, что мы знаем об этой книге, мне очень не нравится. Из-за нее погиб брат Ланге…

– Он был священником… Может, вычитал в ней что-то, что поколебало его веру…

– На свете есть тысячи антирелигиозных, или там еретических, или каких еще книг, и ни один священник из-за этого не расстается с жизнью. Нет, тут что-то другое… А Монк предлагал десять миллионов за какую-то книгу…

– Да, за какую-то. Ведь он ее не назвал?

– Нет, не назвал.

– Тогда почему же ты думаешь, что…

– Потому что чересчур много совпадений! – Борис уселся на кровать и тут же вскочил. – А так не бывает! Все это связано, понимаешь?

Обняв Бориса, Оля прижалась щекой к его щеке.

– Я так люблю тебя… Мы чудом вывернулись, а удастся ли нам еще возвратиться домой? Я боюсь этой книги. Стоит ли начинать все сначала?

– Да? Чтобы меня до скончания века преследовал Монк, а тебя – какие-то пауки?

– Пауков уже не будет…

Неожиданно она отшатнулась от Бориса. Ужас мелькнул в ее глазах, зрачки расширились.

– Что, что такое? – Борис в тревоге сжал ее руки.

– Хогорт… Я забыла о Хогорте! Он найдет меня, она не угрожает впустую…

– Она? Она – это Зоя? Она угрожала тебе?

– Да…

– Но что за зверь этот Хогорт?

– Я не знаю…

– Оля, мы должны достать книгу, обязательно. Готов на что угодно поспорить, что в ней – сердце и мотор всей этой истории. Ты говоришь, стоит ли начинать сначала? Будто нас кто-то спрашивает.

– Я уже не говорю так… Ты прав. Так где она, по-твоему?

– Здесь, в Нимандштайне.

– Здесь?

– Да, в этой комнате. Когда Ланге сказал о зеркале, я вспомнил записку его брата, он мне ее показывал.

– Это я поняла.

– Свет истины в зеркале, так было в записке. Зеркало – это же «Зерцало магистериума»! А «свет истины»… Ты помнишь, что написано на крышке моей шкатулки?

– Тоже что-то про свет истины?

– «Свет истины в полуденном огне от глаз людских второй бедой сокрыт. Он запылает над мечом в окне, его шершавый камень отразит». Знаешь, я подумал, если книгу спрятал Кордин… Та записка… Она вполне могла натолкнуть его на такие стихи, может, даже и подсознательно.

– Кто бы их ни сочинил… Сейчас мне это кажется ничуть не яснее, чем раньше.

Борис подошел к наружной стене с мозаичной фреской.

– Посмотри сюда.

– Всадники Апокалипсиса?

– Они самые. Это тебя не наводит на мысль?

– На одну наводит. На ту, что человек, разрисовавший так свою спальню – не иначе как полный псих.

– А еще на какую-нибудь?

– Вроде бы нет, – призналась Оля.

– Откровение Иоанна Богослова, – сказал Борис, – это одна из немногих книг, которые будут существовать столько, сколько проживет человечество. И если ты хочешь зашифровать информацию так, чтобы ключ был доступен всегда, почему ей не воспользоваться? Переводы могут быть разными, но порядок появления четырех всадников, он не изменится. Первый всадник – с луком, второй – с мечом…

– Второй всадник! – воскликнула Оля. – Вторая беда – это второй всадник Апокалипсиса!

– Конечно, – подтвердил Борис.

– Но над мечом нет никакого окна.

– Свет истины сокрыт второй бедой… То есть, я думаю, там над мечом какое-то замурованное окно или что-то в этом роде. Сейчас проверим.

Он дернул за свисающий над кроватью шнур с золоченой кистью. Через полминуты явился лакей.

– Мне нужны, – распорядился Борис, – приставная лестница, молоток и хороший нож с прочным лезвием.

Еще через несколько минут все было доставлено. Когда лакей уходил, даже по его спине, изогнувшейся наподобие вопросительного знака, было видно, как он изводится от любопытства.

Прислонив лестницу к стене, Борис попросил Олю придержать ее и вскарабкался наверх. Он осторожно простучал молотком плитки мозаики над изображением меча, попытался поддеть одну из них ножом. Не тут-то было; маленькие мозаичные плитки вплотную прилегали одна к другой. Вдобавок их скреплял, по-видимому, прочный цементирующий состав. Лишь под мощными ударами молотка плитки отлетали, падали на пол, звеня как стекло. С очередным ударом на паркет пролилось немного воды, будто наверху открыли кран.

– Ага, есть! – торжествующе объявил Борис.

– Что там? – спросила Оля.

Спустившись с лестницы, Борис положил молоток и нож на подоконник, шумно перевел дыхание.

– Уф… Я все-таки музыкант, а не молотобоец… Там сквозная дыра в стене, узенький прямой шурф.

– Шурф?

– Ну, круглая такая трубка высверлена, диаметром сантиметра в два. Она идет наклонно вверх и немножко влево – думаю, что снаружи, снизу ее нельзя разглядеть.

– Нельзя разглядеть дыру в стене?

– Если я правильно прикидываю, она выходит над выступом кладки… Неудивительно, что ее так крепко заделали отсюда. Летом дожди, зимой она должна забиваться снегом, а вода, как известно, камень точит… Ты видела – там и сейчас дождевая вода скопилась, а ведь жарко!

Оля выглядела разочарованной.

– Трубка?.. Так там нет книги?

– Я ее там и не искал. Полуденный огонь запылает над мечом в окне, его отразит шершавый камень… Полуденный огонь – это солнце. Когда оно строго напротив этого шурфа, проходящий луч света указывает расположение тайника в противоположной стене.

– Ох, как мудрено! Не проще ли было спрятать книгу в стене над мечом?

– И найти было бы проще, – ответил Борис. – Все эти сложности, стихи и прочее – пожалуй, своеобразный тест на сообразительность. Тот, кто спрятал книгу, как бы проверял того, кто будет ее искать – а достоин ли?

– Это только твоя теория.

– Доказывать не берусь, да и какая разница… Мне другое непонятно.

– Что?

– Вот все это – Апокалипсис, стены замка… все это… Монументально как-то, если подходит такое слово, на века. А моя шкатулка – наоборот, уязвимый, хрупкий предмет, на всех ветрах. Не сочетается.

– Запишем в загадки, – согласилась Оля.

– Запишем и продолжим. Итак, солнце напротив шурфа, и луч света…

– Но сейчас солнце не напротив, – заметила она, – и луча нет.

– Да солнце тут, в общем, больше для поэзии. Луч света – это прямая линия, и он может пройти через эту длинную узкую трубку только в одном направлении. Наружная стена в добрых полметра толщиной… Мы продолжим эту линию и узнаем, в каком месте долбить шершавый камень.

– Это не камень, а плитка. И она не шершавая.

Борис провел рукой по расписанным узорами плиткам.

– Бугристая поверхность… Вполне шершавая, разве что с поправкой на ту же поэзию. И луч упадет… Примерно… Вот сюда…

– Нет, давай уж точно, – возразила Оля.

– А как?

– Вставим нож в этот шурф. А к рукоятке веревку привяжем и выверим прямую линию.

– Веревку?

– Вон тот шнур, которым портьеры открываются.

– Ну хорошо, давай…

Им пришлось перетаскивать лестницу, чтобы отрезать шнур под потолком. Затем они вернули ее на прежнее место, Борис привязал шнур к рукоятке ножа и прочно заклинил лезвие в шурфе. Оля внизу натянула шнур, а Борис сверху следил, чтобы не допустить никаких отклонений от прямой. Искомая точка оказалась невысоко от пола, сантиметрах в пятидесяти. Борис вытащил нож и спустился вниз.

– Значит, здесь, – он щелкнул ногтем по плитке.

– Да, вот здесь.

Молотком Борис несильно ударил по этой плитке, потом по соседней и еще по нескольким, потом простучал в стену в других местах. Звук везде был одинаковым.

– Не похоже, чтобы здесь была пустота, – сказал он. – Так, подожди…

Он открыл дверь, ведущую в коридор, встал на пороге, повернувшись к косяку. Правую ладонь он положил на стену со стороны комнаты, а левую – со стороны коридора. Проделав это измерение и захлопнув дверь, он возвратился к Оле.

– Эта стена слишком тонкая, – он показал руками примерную толщину стены. – В ней тайник не устроишь… Неужели я ошибся? Но нет – ведь мы нашли шурф, а значит, ход мысли был правильным… В чем же дело?

– Его шершавый камень отразит, – задумчиво процитировала Оля, – шершавый камень отразит… По-моему, в четверостишии нигде нет указаний на то, что тайник в этой стене. Камень отразит свет истины…Возможно – подскажет, где искать? Посмотри на эти узоры.

Борис отошел к фреске и окинул взглядом противоположную стену. Еще когда он проснулся в Нимандштайне и увидел эту стену впервые, ему показалось, что в узорах скрыт какой-то смысл. Но тогда он, разумеется, не об этом думал. Но теперь… Теперь он, ко всему, видел уже, как выглядит Нимандштайн снаружи.

– Подойди сюда, Оля, – возбужденно заговорил он. – Смотри внимательно. Отбрось все зеленые, красные и синие узоры. Они для маскировки главного.

– Где же главное?

– Смотри только на коричневые линии… Видишь?

– Это же… Силуэт Нимандштайна!

– Верно! А на той плитке, куда указывает луч – коричневый крестик. Таких крестиков здесь сколько хочешь, но поблизости от этой плитки они все других цветов.

– Но вон еще коричневый. И еще.

– Они далеко. И если бы тут был только один коричневый крестик, кто-нибудь не ровен час и без стихов, и без дыры в стене додумался бы… А так – луч света указывает плитку, а крестик – точное расположение тайника!

– Похоже на то… И что мы будем делать?

– А вот что…

Вызвав лакея, Борис распорядился пригласить управляющего. Когда тот пришел, Борис потребовал у него подробные планы Нимандштайна. Управляющий попросил немного подождать и вскоре вернулся с большим альбомом, после чего был отпущен. Раскрыв альбом на кровати, Борис и Оля принялись переворачивать плотные страницы, поглядывая на стену.

– Вот, – палец Бориса уперся в очередной чертеж. – Это подвалы замка. Вот этот подвал соответствует плитке.

– А это что такое? – Оля показала на прямоугольники внизу чертежа.

– Это? Как будто… Колодцы какие-то в подвале? И крестик совпадает с этим колодцем, вторым слева.

– Колодцев нам только не хватало… Что, будем нырять или воду вычерпывать?

– Сначала пойдем взглянем, что это за подвал.

Расстегнув саквояж, Борис уложил туда нож и молоток и снова вызвал Сиверского.

– Павел Петрович, проводите нас вот сюда, – он ткнул пальцем в чертеж на альбомном листе.

– Извольте, ваша милость… Однако…

– Я еще не совсем оправился от того, что случилось со мной… С вами мне будет спокойнее.

– Храни вас Господь, Владимир Андреевич… Идемте…

Они прошли по залам Нимандштайна, давящим пышной и мрачной роскошью. Внизу Сиверский открыл окованную железом дверь и повернул ручку колесцового механизма на стене. Из-под кремня посыпались искры. Воспламенились шнуры наподобие бикфордовых, протянутые высоко вдоль грубой каменной кладки. От фонтанирующих огнем шнуров вспыхнули факелы, установленные перед жестяными рефлекторами. Ну и архаика, подумал Борис, такое и в средние века вряд ли считалось передовой технологией. А перезаряжать это каждый раз?! Зато вписывается в помпезную эстетику Нимандштайна… Как декорация. Но для чего в подвалах декорации? Подвал – это не театр и не зал для маскарадов. Здесь же… Какие подземные спектакли здесь разыгрывались?

Поблагодарив управляющего, Борис велел ему удалиться, но добавил.

– Будьте поблизости. Закройте за собой дверь – и чтобы сюда никто не входил.

Многих на месте Сиверского озадачило бы поведение барона Кордина в этот день… Но Павел Петрович давно служил в Нимандштайне и выработал для себя главное правило – ничему не удивляться.

– А что с тобой случилось? – спросила Оля, когда за Сиверским закрылась дверь.

– Со мной? – не понял Борис.

– Ну, ты говорил управляющему…

– А, это… Да я тут притворялся, будто память потерял. Хотел осмотреться на местности, да не успел толком…

21.

Стоя на верхних ступенях лестницы, Борис и Оля могли видеть весь обширный подвал целиком. Внизу тянулся ряд круглых колодцев без воды, с низкими каменными ограждениями-барьерами. Диаметр каждого колодца составлял метров пять, глубина, если судить по ближайшему, была примерно такой же. Через барьеры были перекинуты металлические лесенки с перилами, ведшие вглубь колодцев.

– Интересно, – пробормотал Борис. – Это зачем?

– Может, это вроде бассейнов? – предположила Оля.

– В подвале? Да ладно, давай обследуем второй колодец.

Они спустились в подвал, а потом по металлической лестнице на дно второго колодца. Дно и стены были вымощены булыжником, видимость оставляла желать лучшего в оранжево-багровом полумраке.

– Мы не можем выворачивать каждый камень, – сказала Оля.

Борис достал из саквояжа инструменты, ударил молотком по одному булыжнику, по второму и третьему.

– И простукивать бесполезно, – заявил он, – эти булыжники любой звук погасят.

– К тому же тайник, наверно, глубоко упрятан… Если он тут есть.

– Должен быть…

– Осмотрим все камни?

– К утру закончим… Да и что ты хотела найти? Надпись «долбить здесь»?

– Ну, скажем, булыжник, немного отличающийся по цвету. Если знать, что искать…

– Вот именно, если знать. А у нас инструкция в трех частях – стихи, мозаика с Апокалипсисом, стена с узором. Других вроде бы нет.

– Тогда, значит, точное указание содержится в какой-то из трех. Не рано ли мы пришли сюда?

– Подожди, давай все по порядку. Для чего понадобились стихи? Чтобы зашифровать местонахождение шурфа в стене, только для этого. А шурф указывает место на плане. По логике вещей, он должен указывать точно, а не приблизительно, ведь план – это как бы последняя инстанция?

– Если мы не прозевали еще одну. Крестом отмечен весь колодец, а не отдельный камень…

– Стоп. А почему крестом, а не чем-нибудь другим?

– Что ты хочешь сказать?

– Могли что угодно нарисовать. Хоть круг, хоть квадрат, хоть змейку какую-нибудь… А там крест. Почему?

– Ну, знаешь… Это же просто… – начала Оля и вдруг хлопнула в ладоши. – Конечно! Крест! Там и здесь – посмотри!

Борис взглянул под ноги, на дно колодца, куда она показывала. Действительно, ряды более светлых булыжников пересекали дно крестом, сходясь в центре круга.

– Будем надеяться, – сказал он. – В самом деле, это может быть указанием. Но только для того, кто разгадал загадку! А для остальных – просто так, для красоты. Тогда, наверное, и в других колодцах то же самое, чтобы этот не отличался. Очень может быть…

Молотком он вогнал лезвие ножа в стык между центральными булыжниками. Приложив немалые усилия, он вывернул один камень, Оля помогла ему вынуть несколько других, что было уже легче. Они разрыхлили молотком и ножом влажную землю под камнями, принялись выгребать ее ладонями, закатав рукава.

– Эх, саперную лопатку бы, – вздохнул Борис, когда через полчаса работы вырытая яма начала заполняться грунтовой водой. – И насос.

– Хотя бы ведро, – поддержала его Оля. – Эх, мы… Кладоискатели! Пошли наверх, вернемся во всеоружии.

– Постой… Кажется, я что-то нащупал…

– Что?

– Что-то твердое… Камень, или…

Выпрямляясь, Борис вытащил из воды запаянный цинковый футляр прямоугольной формы. Оля прикоснулась к этому футляру опасливо, чуть ли не благоговейно.

– Ты думаешь, там книга?

– Хм… Никто, собственно, нам не обещал… Да сейчас увидим.

Борис положил инструменты и находку в саквояж, и они выбрались из колодца. Наверху было светлее, и Борис уже намеревался приступить к вскрытию футляра ножом, но Оля остановила его.

– Не умыться ли сперва землекопам?

– Да, но где?

– Ты же владелец замка.

– И поэтому должен все тут знать?

– Спросите своего управляющего, ваша милость. Вы же как бы память потеряли?

– Хотелось бы поменьше мелькать на глазах здешней публики… Вот что это там за каменные чаши у стены?

Чаши оказались наполненными чистейшей прохладной водой (по замыслу, она требовалась многим из участниц развлечений в колодцах). Теперь эта вода пришлась весьма кстати. Потом Борис извлек из саквояжа футляр.

Пайка была проведена настолько тщательно и аккуратно, что Борис долго искал зазор, куда можно было бы вставить нож. Наконец, он нашел такой зазор.

– Здесь пайка разошлась, – озабоченно сказал он. – Если внутрь попала вода…

Раскачивая лезвие в зазоре, продвигая его дальше и дальше, он постепенно отделил крышку футляра. То, что лежало внутри, было завернуто в вощеную бумагу, влажную, но без капель воды на поверхности. Борис развернул бумагу с превеликой осторожностью.

Там была книга в кожаном переплете. Название было выдавлено на черной коже глубоким тиснением, первоначально золотым (кое-где поблескивали уцелевшие золотые крупинки). Три замка, которыми застегивался переплет, также отливали золотом в свете факелов.

Борис наклонил книгу так, чтобы падающие тени тисненых букв позволили разобрать название.

– «Зерцало магистериума», – прочел он вслух. – Подержи-ка ее… Здесь есть еще и письмо.

Оля взяла книгу, как взяла бы незапертый ящик с ядовитыми змеями. В руках у Бориса остался запечатанный сургучом почтовый конверт. На нем было что-то написано, но чернила расплылись от влаги. Борис сломал сургучную печать, достал лист из конверта, развернул.

– Плохо, – сказал он.

– Ни слова не различить?

– Посмотри сама, – он показал Оле то, что некогда было письмом. Текст не только размылся, но и отпечатался фиолетовыми кляксами на половинках сложенного листа. – Ничего…

– Да… Буквы «зю» и «зю бемоль». Но, знаешь…

– Что?

– Есть ведь специальная техника. Когда мы вернемся… В нашем времени мы могли бы найти кого-нибудь, кто…

– Но мы пока еще не вернулись. И в любом времени я не стал бы вмешивать посторонних.

И сразу, точно опасаясь передумать и спеша отринуть искушение, Борис изорвал письмо на мелкие клочки, смял их в кулаке и бросил в угол.

– А книга? – Оля с сожалением проследила взглядом полет влажного комка бумаги. – Не пострадала ли книга?

– Откроем и посмотрим?

– Ну уж нет!

– Я пошутил… И не собираюсь открывать до тех пор, пока мы не выясним, что это такое! Дай-ка ее сюда…

Он внимательно осмотрел книгу со всех сторон.

– Нет, – вынес он свое заключение. – Переплет кожаный, а страницы так плотно сжаты замками, что влага не могла проникнуть внутрь. Эта книга и в худших условиях уцелела бы.

– Очень хорошо… А может, и очень плохо. Знаешь, я бы не так уж и расстроилась, если бы выяснилось, что ей пришел конец…

– Но она уцелела, и она у нас. Придется исходить из этого.

– Да. Поэтому клади ее в саквояж, и поехали на станцию.

Уложив книгу, Борис защелкнул замок саквояжа.

– Оля… Я как бы и могу сообразить, почему ты хочешь попасть в «Олимпию», а не куда-нибудь еще. Но… Я ведь ничего не знаю! Уверена ли ты?

– Уверена ли? – переспросила она. – Нет, не уверена. Совсем не уверена! «Олимпия» – это дверь… Но мне и подумать страшно, что будет с нами, если эта дверь открывается только в одну сторону. А ведь Кремин предупреждал!

– О чем?

– О том, что ничего не повторяется.

– Оля! – взмолился Борис.

– Пошли, я все расскажу по дороге.

Управляющий, согласно полученному распоряжению, находился неподалеку. Он сидел в комнате с открытой дверью, откуда мог видеть коридор. Борис позвал его.

– Павел Петрович, мы едем на станцию. Нам нужно в город.

– Но, ваша милость… Ваш костюм…

– Что такое? – Борис осмотрел свою одежду. – А, немного испачкан… Пустяки. Переодеваться некогда, нам нужно торопиться.

– Да, ваша милость! Если опоздаете на вечерний поезд, то ведь ночного сегодня нет, по новому расписанию.

Сиверский быстро вышел и вернулся со слугой, который принялся охаживать костюм Бориса двумя щетками. Одежда Оли совсем не нуждалась в чистке. Борис давал последние указания.

– Поспешите с экипажем, и вот еще что. Там в подвале… И в спальне… Словом, прикажите, чтобы заделали все как было.

– Не извольте беспокоиться, ваша милость. Когда ожидать вашего возвращения?

– Не знаю. Вас известят.

Они едва успели на поезд. В продолжение всего пути до города они разговаривали, и говорила в основном Оля, Борис мог добавить немногое к уже известному ей. Он слушал – и поражался вовсе не тому, что с ней случилось. Что бы там ни происходило – это происходит, вот и все. Его до глубины души трогало, как спокойно и буднично относится она к своим поступкам. Она рассказывала так, словно не видела в них ничего особенного. Любая на моем месте, читалось в ее обыденных интонациях, поступила бы так же.

Нет, не любая, думал Борис – но ведь любая и не могла оказаться на ее месте.