Текст книги "Владелец кинотеатра"

4.

Сидя в машине у дома Верстовского, Борис и Оля долго не произносили ни слова. Наконец, Оля прервала это затянувшееся молчание вполне естественным вопросом.

– Так, а теперь что?

– Теперь… Ну, теперь я хотя бы знаю, почему это произошло именно со мной.

– И почему же?

– Как почему? Потому что я – Кордин…

– Ты не Кордин, – разделяя слова, произнесла Оля. – Ты всего лишь потомок его сестры, да и то изрядно разбавленных кровей. Ты внешне похож на него, но генетика выкидывает еще и не такие штучки через поколения. Забудь об этом. Ты не Кордин.

– Уговорила, – со вздохом сказал Борис. – Я не Кордин. Но похоже, кто-то там наверху… Или скорее, внизу – считает иначе…

– Перестань. Лучше подумаем, что нам дальше делать.

– Дальше?.. А дальше пора звонить Монку. Только я не взял ни его карточки, ни мобильника… Придется домой возвращаться.

– Назначишь ему встречу?

– Да. Я хочу его выслушать.

– А если он не захочет говорить? По-моему, он стоит на своих миллионах, как скала, и с этой позиции его не спихнешь.

– Но попробовать-то можно, – Борис запустил двигатель и тронул машину.

Он проехал квартала два, когда увидел на перекрестке голосующего человека в сером плаще с поднятым воротником. Борис не собирался подсаживать попутчиков. Горел зеленый свет, и Борис даже поднажал, чтобы успеть проскочить. Но поравнявшись с человеком в плаще, он резко затормозил…

Потому что это был Кремин.

5.

Борис остановил машину и вышел. Вышла и Оля; они смотрели на Кремина, а он переводил взгляд с Бориса на Олю и обратно. Все молчали. Первым заговорил Кремин, со свойственной ему полуулыбкой, могущей быть столь неоднозначной.

– Рад, что вы оба здесь…

– Где это – здесь? – пробурчал Борис.

– Мы не знаем, где мы, – резко сказала Оля. – Мы побывали в каком-то ином Прошлом, в иной истории. А здесь нет кинотеатра Dream Theater.

– Ах, вот оно что, – Кремин улыбнулся шире. – Вы боитесь, что попали не в свое время, не в свой мир…

– Да, – ответил ему Борис, – и учитывая все, что с нами случилось, я не нахожу тут ровно ничего веселого.

– Хорошо, давайте пройдемся и побеседуем, – видя, что Борис колеблется, Кремин добавил. – Или вам не хочется уходить от машины? Не потому ли, что в том пакете на заднем сиденье лежит некая книга?

– Вас совершенно не касается, – отрезал Борис, – что лежит в моей машине.

– О, разумеется. Но, может быть, тогда мы сядем в машину, если вы не хотите прогуляться?

Борис недоверчиво покачал головой, но потом кивнул и открыл для Кремина правую переднюю дверцу. Сам он сел за руль, а Оля – на заднее сиденье.

– Я понимаю, – произнес Кремин сразу, – что все эти причуды Времени способны хоть кого сбить с толку. Но ведь я объяснял Оле… Разве она не рассказала вам, Борис?

– Да, – откликнулась Оля, – карты Тонгра, это насчет Прошлого. Но как насчет Настоящего?

– Не беспокойтесь о Настоящем, – Кремин повернулся на сиденье так, чтобы видеть и Олю, и Бориса. – Вы вернулись туда же, откуда и отправились.

– Но эти перемены… – начала Оля.

– Что с того? – прервал ее Кремин. – В мире постоянно что-то меняется. А если бы мой кинотеатр просто снесли? Если вы взглянете из Прошлого, найдете мало разницы.

– А дома у Бориса…

– Это то же самое. То Прошлое, в котором вы побывали, так же реально, как и любое другое. События, происходящие там, влияют на то, что происходит здесь.

– Я запуталась, – пожаловалась Оля. – Поясните…

– Зачем? Не разумнее ли принимать вещи такими, какие они есть?

– Да, – сказал Борис. – А положение вещей видится мне так. Вам нужна книга…

Кремин пожал плечами.

– Монку она тоже нужна, – продолжил Борис. – Да только мы еще не решили, что с ней делать. Мы хотим знать больше. Конечно, если вы попытаетесь отобрать ее у нас…

– Отобрать? – удивился Кремин. – Пожалуй, я мог бы попытаться, если бы…

– Что если бы? – спросил Борис.

– Эта книга принадлежит вам…

– И что с того? Священное право собственности, да?

– Она принадлежит вам, – повторил Кремин, – и предыстория этого… Не совсем обычна… Словом, дело тут не в праве собственности.

– А, вы не можете? – Борис позволил себе немного иронии. – Что же это, какая-нибудь магическая защита? Монка это не остановило.

– Монка? – в голосе Кремина прозвучало недоумение. – Монк пытался отнять у вас книгу?

– Ну, не отнять… Выкрасть. Его люди обыскали мою квартиру, пока меня… Гм… Не было дома.

– Почему вы думаете, что это были его люди?

– А он этого и не отрицал.

– Вы с ним виделись?

– Нет, говорил по телефону.

– Странно, – сказал Кремин. – Если бы речь шла только о вас, Борис, я еще допускаю, они могли рискнуть… Но ламаджи…

– Что такое ламаджи? – спросила Оля.

– Ламаджи – это вы, – ответил Кремин.

– Я?

– В известном смысле… Подлинная ламаджи – это Зоя, а у вас – часть ее силы. И никто в здравом уме не мог бы осмелиться… Впрочем, возможно, кто-то из людей Монка перестарался. Это могло бы им дорого обойтись!

– А если бы, – проговорил Борис, – я сам отдал книгу ему, вам или кому-то еще?

– О, это другое дело. Вы – владелец книги, и вы можете распорядиться ей.

– Несмотря на ламаджи?

– Я говорил об Оле, – Кремин улыбнулся неожиданно тепло. – А она, думаю, на вашей стороне?

– Распорядиться книгой, – сказал Борис, – я смогу только тогда, когда узнаю, что это такое.

– Вы имеете в виду содержание? Общая философия, описания алхимических опытов, немного герметики, немного эзотерики…

– И все? Из-за этой чепухи священник покончил с собой?

– Нет, Борис. Книга инфицирована…

– Инфицирована? То есть заражена?

– Это метафора, чтобы вам было понятнее. Важно не содержание, а особая структура текста, хранящая в закодированном виде матрицу негативной магии ламаджи.

– Ламаджи, – пробормотал Борис. – Значит, «Зерцало магистериума» написал кто-то из этих ламаджи, кем бы они ни были?

– Книга написана русским ученым Федором Брагиным. То есть она написана его рукой, но его волю подчинила себе другая воля, навязанная извне, чуждая. И… Да, это была воля ламаджи.

– И Брагин даже не подозревал, что он пишет… Не сам?

– Едва ли он мог осознать это, но что-то такое, вероятно, чувствовал… Или догадывался. Иначе как объяснить то, что он не пытался опубликовать свой труд? Он заказал единственный экземпляр, а черновики уничтожил. Впрочем, теперь можно лишь гадать, о чем думал Брагин и почему он так действовал…

– Но все это не объясняет, – заметила Оля, – самоубийства священника.

– Священник, – ответил на это Кремин, – обнаружил в «Зерцале магистериума» нечто, неопровержимо доказавшее ему отсутствие бытия Божия. Искупительной жертвы не было – и вот священник сам принес искупительную жертву, становясь в собственном представлении не «анти-Христом», но «Христом наоборот»…

– Отсутствие бытия Божия?! – воскликнул Борис. – Разве это можно доказать? Бог – категория духовная, вне доказательств! Это вопрос веры!

– Вопрос веры, да, – согласился Кремин. – Но я не утверждаю, что в тексте книги содержатся такие доказательства. Это иллюзия доказательств, созданная негативной магией ламаджи.

– Другими словами, ложь?

– Ложь – противоположность правды, не так ли? А в вопросе о Боге каждый сам решает, что есть правда. Так что ложью я бы это не назвал… Назовите это трюком, если хотите.

– Но допустим, – сказал Борис, – книгу прочел бы не священник, а кто-то другой… Тот, для кого этот вопрос не на первом месте?

– Если так, он и разочаровался бы в чем-то другом… В главном, жизненно важном именно для него. Конечно, это не обязательно должно привести к самоубийству, однако…

– Так это… И весь секрет «Зерцала магистериума»?

– Это внешняя оболочка… Защитный барьер, охраняющий настоящие секреты книги от опасности быть разгаданными кем-то посторонним.

– А не посторонние? Кто они? И что для них там, в книге?

– Их не так много, – неопределенно ответил Кремин. – Что для них? Все. Магия. Время. Власть.

– И для этого вам нужна книга? Чтобы контролировать Время? Чтобы властвовать?

– Нет, – произнес Кремин. – Для этого она нужна Монку и его Серебряному Братству.

– А чего добиваетесь вы?

– Совсем другого, но вам трудно будет понять…

– Черт возьми! – рассердился Борис. – Того я не пойму, этого я не пойму! А я вот возьму и сожгу эту чертову книгу – что тогда?

– Вы уничтожите зло, – сказал Кремин просто.

– Что, вот так запросто – все зло на Земле? Или, что там мелочиться – в Галактике, во Вселенной? В огонь, и точка? Скучно даже. В голливудских боевиках поинтереснее, там за злом еще погоняться надо…

– Нет, не все зло, – Кремин остался невозмутимым, – но шаг в этом направлении будет сделан.

– Ну, тогда я и сделаю этот шаг.

– А что такое, по-вашему, зло?

– Как что? – растерялся Борис. – Зло – это зло… Агрессия… Подчинение других своей воле…

– И вы хотите избавить людей от всего этого?

Борис усмехнулся.

– А, понятно. Сейчас вы скажете, что зло тоже нужно для равновесия в природе. Волки и зайцы, и все такое.

– Нет, – слегка удивленно проговорил Кремин, – ничего подобного… Волки и зайцы? Да, это замечательно, но весьма далеко от того, что меня тревожит.

– Подождите, – вмешалась вдруг Оля, и Кремин заинтересованно посмотрел на нее. – Когда-то я читала роман… Давно, забыла уже, как называется. Там всем людям на Земле сделали операцию, лишившую их агрессивности. В таком мире зла не было. Но вместе со злом исчезли и человеческие стремления… Все то, что и делает человека человеком.

– Верно, – кивнул Кремин. – Ни подвига, ни доблести, ни дерзновенных порывов, ни творческих свершений, ни даже естественного научного любопытства, если оно связано с малейшим риском. Ничего этого не будет, потому что в основе лежит агрессия, ее позитивная сторона. Вы обнаружите жажду победы в самых бескорыстных проявлениях творчества. Привлекательное земное, как сказал один мудрец, всегда сродни падшему ангелу, который прекрасен в непокое, велик в своих планах и устремлениях, но лишен удачи, горд и скорбен. Нельзя выбросить одну сторону монеты, можно выбросить только всю монету целиком. А это, в свою очередь, откроет двери…

– Какие еще двери, – буркнул Борис, из упрямства ему хотелось возразить, но толковых доводов он не находил.

– Двери для вторжения.

– Что, пришельцы пожрут беззащитное человечество?

– Я говорю о вторжении других сил. Таких, о которых никто здесь на Земле и отдаленного представления не имеет.

– А вы имеете?

– Никто на Земле – я включаю в это число и себя. Но я знаю, что эти силы существуют. И этого довольно, чтобы сделать все, что могу… Чтобы удержать двери закрытыми. Вы верите мне?

– Не знаю. Почему, собственно, я должен вам верить?

– Вы не должны, но одному поверить я прошу.

– Чему?

– Тому, что лучше не проверять истинность моих слов экспериментом.

Борис хотел было ответить что-то язвительное, но тут заговорила Оля.

– Очень ловко у вас все получается. Попадет книга к Монку – плохо, сожжет ее Борис – тоже плохо. И только у вас все хорошо, только у вас есть все ответы.

– Я пытался объяснить вам, – сказал Кремин, полуприкрыв глаза.

– Отлично, – подвел итог Борис. – А я хочу выслушать и другую сторону.

– Монка?

– Да.

– Что ж, воля ваша, – Кремин опустил руку в карман, достал небольшую картонную карточку и протянул ее Борису. – Здесь электронный адрес… Захотите со мной связаться, отправьте сообщение.

– Может быть, – рассеянно сказал Борис, разглядывая карточку.

Там стояло только —

niemand @ nowhere.com

Не попрощавшись, Кремин приоткрыл дверцу.

– Константин Дмитриевич! – окликнул его Борис.

– Да?

– Кто вы?

Пауза перед ответом Кремина была чуть заметной.

– Ниманд, – сказал он и вышел из машины.

6.

Когда Кремин исчез из вида, Оля пересела вперед.

– Покажи, – она протянула руку за карточкой. – Ничего себе! Никто, нигде, точка, ком… Разве может быть такой адрес?

– Когда имеешь дело с Креминым, все может быть…

– И что ты обо всем этом думаешь?

– Пока ничего.

– Вот именно, ничего! Он по сути ничего и не сказал. Вторжение, двери какие-то…

– Если это такая трудная штука, он и не мог… Представь, подхожу я к физику и задаю школьный вопрос: от чего зависит энергия излучения? От частоты, отвечает он. Но я спрашиваю: это мы проходили, а вот почему это так? И как он сумеет мне объяснить? Ему пришлось бы для начала всю квантовую механику мне, дураку, вдалбливать, а потом бы выяснилось, что все физики на свете и сами толком не знают, почему… А с этим вторжением как бы и не похитрее…

– Так ты ему все-таки веришь?

– Гм… Сказать всякое можно, а убедительным он быть умеет. Но в чем его убедительность? В манере говорить. А по сути – ты права, ни аргументов, ни доказательств. Его послушать, он чуть ли не мир спасать собирается, и без этой книги – всему аллес капут. Подозрительно это как-то.

– Почему? Мы же не знаем…

– Но ведь книга не всегда существовала. Как же бедный мир выживал до того, как ее написали?

– Ну, тогда, наверное, существовало что-то другое.

– Ох… Может, встреча с Монком что-нибудь прояснит…

– А если нет?

– Если нет… Ну, там видно будет.

Борис включил мотор и стартовал так, что Олю отбросило на спинку сиденья. Машина летела сквозь яркий летний день, ни единой тучкой не омраченный, солнце сияло в витринах магазинов, в окнах домов. Но Борис не мог отделаться от ощущения тревоги, насквозь пронизавшей все вокруг. Песню тревоги пел встречный ветер, тревожно блестели фары машин на перекрестках, предупреждающе вспыхивали красные огни светофоров. Искоса Борис взглянул на Олю. Он увидел – не догадался, а именно увидел – что и она чувствует то же самое. И это не было их личным внутренним состоянием, только им принадлежавшим и тогда вполне понятным. И Борис, и Оля тонули в океанереальной тревоги, напряженного ожидания чего-то очень скверного и уже близкого. Их отличие от остальных заключалось в том, что они могли это воспринять.

Как только они оказались в квартире Бориса, он сразу поднял телефонную трубку и набрал номер.

– Альберт Игнатьевич, я хотел бы встретиться с вами, – сказал он без лишних вступлений.

– Где и когда? – в голосе Монка Борис уловил хорошо сдерживаемое и все же явное нетерпение.

– Где хотите… Назначайте вы.

– Борис, вы помните, как найти кафе «Палома»?

– Помню, конечно.

– Давайте там… Через два часа.

– Нет, завтра утром.

– Почему завтра? Почему не сейчас?

– Потому что я страшно устал, – раздраженно ответил Борис. – Завтра в десять в «Паломе».

Он положил трубку.

7.

В кафе «Палома» было так же безлюдно, как и во время первой встречи здесь Бориса и Монка. И одет Альберт Игнатьевич был так же, во все черное, и сиял на лацкане серебряный сфинкс.

Борис и Оля (пакет с книгой она держала в руках) уселись за столик Монка. С удивлением посмотрев на девушку, Монк перевел на Бориса вопрошающий взгляд.

– Я не рассчитывал, что нас будет трое, – сказал он холодно.

– Это Оля, – коротко ответил Борис.

– Очень рад познакомиться, но…

– Альберт Игнатьевич, не нужно притворяться, что вы ничего не знаете о ней. Зачем начинать нашу беседу с уверток?

Монк поднял брови, будто собирался вскипеть благородным негодованием, но затем только кивнул.

– Я вижу, вы принесли книгу, – произнес он, глядя на пакет. – Могу ли я заключить отсюда, что мое предложение принято?

– Нет, – сказал Борис.

– Нет? Но тогда…

– Я хотел с вами поговорить. Я хотел разобраться. Убедите меня, и я отдам вам книгу. Бесплатно.

Приподняв стоявшую перед ним бутылку, Монк жестом предложил вина Оле и Борису, получил от обоих безмолвный отказ и налил себе.

– Борис, вы не знаете, что это за книга…

– Я знаю.

– Вот как? – бокал в руке Монка дрогнул. – А откуда же? Кремин вам рассказал?

– Да, он, – подтвердил Борис.

– А кто же еще… И что конкретно он сказал вам?

– Много разного. Но главное в том, что в книге сокрыты тайны Власти и Времени, а власть – это и есть цель Серебряного Братства.

– Я так и думал, – сокрушенно пробормотал Монк.

– Что вы думали? Что Кремин раскроет мне ваши замыслы?

– Нет, что он извратит наши цели, чтобы получить книгу.

– Каковы же ваши цели? В неизвращенном виде…

– Серебряное Братство основано более двухсот лет назад, – сказал Монк с отсутствующим видом. – Оно возникло вскоре после появления «Зерцала магистериума». Эта книга – наиболее чистая концентрация Зла, существующая в мире. Мы знали о ней, но не могли выйти на ее след. Столетиями мы искали ее… Чтобы избавить от нее мир наконец.

– О, так вы готовы заплатить за книгу десять миллионов долларов лишь для того, чтобы тут же ее уничтожить?

– Борис, я ведь вам сказал, что Братству более двухсот лет. Позаботиться о деньгах времени хватало… Они нужны нам для нашей деятельности, не более того. Но с концом книги эта деятельность прекратится, цель будет достигнута. Десять миллионов? Потребуйте пятнадцать или двадцать, и вы их получите. Вы уже достаточно хорошо осознаете серьезность положения, чтобы понимать, что я не шучу.

– Да, вам очень нужна эта книга, – протянул Борис, прищурившись. – Отнять ее вы не можете, и денег не пожалеете… Но меня это не убеждает, разве что в обратном. Кремин…

– Не верьте ни единому слову Кремина. Он не отсюда. Он – агент Зла.

– Забавно, – улыбнулся Борис. – Почти то же самое он говорил мне о вас… Альберт Игнатьевич, давайте прекратим этот пинг-понг. Если у вас есть доказательства, я слушаю. Если нет, вы никогда не получите книги. Я хочу, чтобы вы уяснили это.

– Доказательства! – Монк всплеснул руками. – Кремин излагал вам свои теории?

– О созидательной роли агрессивности? Да, об этом он говорил. Но он говорил еще и о том, что…

Монк не дослушал.

– Так какие же доказательства вам еще нужны?! Сохранить и умножить Зло – вот чего он хочет! Для нашего мира этот путь гибелен, но какое дело ему и тем силам, что стоят за ним, до нашего мира?

– Это по-прежнему только слова, – заметил Борис.

– Слова! – воскликнул Монк. – Если бы вы могли заглянуть в пылающие красным огнем глаза Хогорта, Стража Врат! Если бы вас приковал к месту гипноз его зрачков, неземных, нездешних, вытянутых как два веретена…

Он осекся, увидев внезапную перемену в лице Бориса. Тот сидел бледный, как белая бумага, совершенно неподвижный, глядя прямо перед собой.

– Два веретена, – повторил Борис, как завороженный. – Два веретена, красный огонь…

Он вскочил и бросился к выходу, увлекая за собой Олю. Когда чуть замешкавшийся в изумлении Монк добежал до двери, он увидел лишь сворачивающую за угол на огромной скорости машину Бориса.

8.

Риск попасть в аварию был вполне реальным – Борис не соблюдал даже элементарных правил уличного движения. Один раз он едва не врезался в стоявший на обочине грузовик, потом чудом не столкнулся с трамваем на перекрестке.

– Куда ты гонишь! – взмолилась Оля, судорожно вцепившаяся в ручку дверцы. – Что все это значит?!

– Хогорт, – Борис едва разомкнул губы.

– Что – Хогорт?!

– Я видел Хогорта… Там, в подвале старика Верстовского, еще когда все это только начиналось… Это был Хогорт!

– Хогорт, – выдохнула Оля в ужасе. – И мы едем…

– К Верстовскому. Он в опасности, его нужно предупредить, увезти его оттуда… А, черт!

Это восклицание относилось к ярко-желтому новенькому «Форду», едва увернувшемуся от машины Бориса, несущейся как гоночный болид.

– Но, послушай, – произнесла Оля, – раньше Хогорт не причинил старику вреда…

– Раньше! Многое изменилось… Очень многое!

У дома Верстовского Борис ударил по тормозам. Машина пошла юзом, задела боком дерево и остановилась. Борис распахнул дверцу.

– Стой! – Оля схватила его за руку. – Я пойду с тобой.

– С ума сошла?! В лапы Хогорта?!

– Ну уж, и в лапы… Мы уже были там. И никакого Хогорта…

– Я повторяю, это было раньше !

– А что же, – отчеканила она яростно, – я должна всю жизнь провести в страхе? Трястись каждый день и ждать, когда он придет за мной? Нет, Борис. Я – ламаджи, и я иду.

Борис вдруг как-то обмяк, откинулся на спинку сиденья.

– Может быть, ты и права, – обессиленно выговорил он. – А если и нет, мне тебя не удержать…

Эти слова перевели какую-то стрелку. Решимость Бориса, энергия его порыва достались Оле, как по щелчку невидимого переключателя.

– Бери книгу, – сказала она.

– Зачем? – вяло возразил Борис. – Никуда она не денется, и Кремин, и Монк сходятся в этом.

– Мало ли кто в чем сходится. Спокойнее, если она с нами.

Покачав головой, Борис молча взял пакет с книгой.

На крыльцо он поднялся первым и дернул медную ручку звонка. Она подалась легко, без прежнего сопротивления, и никаких звуков в доме слышно не было. Тогда Борис взялся за дверную ручку и открыл дверь. Засов был сорван, обивка на внутренней стороне ободрана, в доски глубоко врезались борозды, похожие на следы огромных когтей.

– Мы… Опоздали?

С этим полувопросом Борис шагнул в коридор. Здесь было довольно темно, закрытая дверь подвала скорее угадывалась, чем виделась после яркого света дня. Но на лестницу, ведущую на второй этаж, свет просачивался через два узких, давно не мытых окошка, и в этом свете Борис и Оля увидели то, что бросило обоих в холодную дрожь.

Широкая влажная полоса поперек ступеней… Борис наклонился и коснулся ступеньки рукой. Его пальцы окрасились в красный цвет.

В два прыжка Борис преодолел всю лестницу. Дверь в комнату Верстовского была сшиблена с петель и расщеплена надвое страшным ударом. На косяках повисли клочья серой шерсти.

Ужасающий разгром царил в комнате. Не уцелело ни одного предмета жалкой, ветхой мебели, стулья были сломаны, шкафчики разбиты в щепки. Повсюду валялись осколки графина, и красная домашняя настойка Верстовского растеклась лужицей на полу, едва отличимой от свежих пятен крови.

– Бедный старик, – Борис ощутил ком в горле, – что ему довелось испытать в последние минуты жизни…

– Может быть, не в последние, – сказала Оля.

Борис непонимающе взглянул на нее.

– Может быть, – взволнованно продолжила она, – Хогорт утащил его живым, только раненым, и мы успеем спасти его! Мы должны спуститься в подвал!

– У нас нет никакого оружия…

– Против Хогорта? А какое оружие тебе нравится? Пистолет, автомат? Волшебный меч?! Идем же скорее! Каждая секунда может стоить жизни старику!

Бегом они спустились вниз, в коридор. Борис принялся нашаривать выключатель на стене, да так и застыл с поднятой рукой.

Из-за неплотно прикрытой двери подвала сиял ослепительный голубой свет.

Борис опустил руку, медленно подошел к этой двери и широко открыл ее.

Голубой свет затопил их обоих, с головы до ног.