Текст книги "Америка off…"

Пиная то и дело попадающиеся под ноги банки из-под пива (улицы давным-давно не убирались), Алексей, направился в магазин, чтобы «затариться» продовольствием. Это выглядело абсурдом, но здесь, почти в центре, действительно можно было купить продукты и спиртное несколько дешевле, чем в «спальном» районе, где теперь жил Мерзлин. Привычный маршрут лежал мимо закрытого «обменника» с особенно издевательски звучащим, особенно в свете недавних событий, слоганом на вывеске: «Лучший курс обмена только у нас».

– Добрый день, Танечка!..

Конечно полки магазинчика особенной широтой ассортимента не баловали, но – редкость по нынешним временам – не заставляли еще вспомнить об «эре тотального дефицита», которую Леша по причине малолетства почти не застал. Тем более, что девушка «на кассе» сидела более, чем миловидная и уже не совсем незнакомая…

Наполнив кучу объемистых пакетов разнообразной снедью, поболтав несколько минут с покладистой Танечкой, изнывавшей от скуки в полупустом помещении, и выцыганив у нее все-таки телефончик, Мерзлин, насвистывая прицепившуюся с утра мелодию, незатейливую как звонок будильника, направился к машине.

Снова бросился в глаза дурацкий лозунг и вывеска с забытыми цифрами, нагло врущая, что доллар сегодня стоит «3-45», а евро «242-50». Евро сегодня, увы (а может быть – к счастью), стоил уже «895-75», а доллар вообще не стоил ничего.

«Эх! Куда-то нас еще заведет эта Катастрофа проклятая…»

Проходя мимо мусорной урны, выглядевшей, как небольшой курган из всяческих бумажек, оберток, пивных банок и бутылок, Леша, в сердцах, наподдал ее ногой и тут же испуганно оглянулся: не маячит ли поблизости блюститель закона. Кризис кризисом, а штраф штрафом, знаете ли.

Нельзя сказать, что мусора от того, что парень хулиганским образом перевернул его вместилище, радикально добавилось, но «выстрелила» своим содержимым урна изрядно… Бросив взгляд на дело рук, вернее, ног своих, Алексей уже тронулся дальше, но что-то его остановило. Что-то до боли знакомое…

Осторожно распинав завал, Мерзлин извлек из груды хлама пачку черно-зеленых купюр, перетянутую не какой-то вульгарной цветной резинкой, а девственно целой банковской бандеролькой.

Будь банкноты не новыми, грязными или подмоченными, он, конечно же тут же бросил их обратно, но пачечка была такой новой, аккуратненькой, чистенькой, что это простое движение выглядело настоящим кощунством. Прошелестев купюрами, Леша сунул их в карман, поставил пакеты на асфальт и более основательно поковырялся в россыпи подобранной тут же палочкой.

Под слоем рваных бумажек, среди которых преобладали те же расчлененные собратья «усыновленных» долларов, обнаружились еще две родных сестренки первой пачки и одна ополовиненная, но тоже идеальной свежести.

– Вот влетел кто-то! – восхищенно пробормотал Алексей, вертя в руках неожиданное «богатство», годное теперь лишь на оклейку стен. – Тридцать пять штук «баксов» – это не баран чихнул… Эх, месяца два-три назад найти бы такое!..

Три с половиной пачки были слишком велики для кармана, но Мерзлин уже не мог расстаться с бывшими символами удачи и сунул их в один из пакетов, совершенно не представляя, что будет делать с «сокровищем». Больше в куче ничего достойного внимания не было, лишь на самом дне – одинокая стадолларовая купюра, которую парень после некоторых колебаний поднял, дабы присовокупить к находке.

– Блин! – порадовался он, увидев, что в номере купюры присутствует звездочка. – Счастливая, зараза!

Банкноты со звездочками в номере, как он, работник банка, хорошо знал, печатались в США взамен изъятых из обращения и встречались очень редко. Хотя к коллекционированию Леша был абсолютно равнодушен, он, все же, посчитал находку хорошим знаком.

– Подумать только… – он вертел в руках бумажку так и эдак. – Целое богатство было и вдруг – фьюить…

Бенджамин Франклин, один из «отцов-основателей» Соединенных Штатов и изобретатель громоотвода с лицевой стороны купюры, вдруг так остро и презрительно взглянул в глаза своего нового хозяина что у того ёкнуло сердце…

«Ну и туп же ты, парниша!.. – словно говорили буравчики глаз знаменитого ученого и демократа. – Ох, и туп!..»

– А если…

13

Пообедали путешественники в придорожном фаст-фуде «The pearl peacock»[47]47
  Жемчужный павлин» (англ.)


[Закрыть] при автозаправочной станции, совершенно пустом, если не считать официанта, одновременно исполнявшего роль кассира и, видимо, директора, а также пары десятков сонных мух, выписывавших сложные кривые вокруг лениво крутящегося потолочного вентилятора.

– Ну вот, ничего страшного не произошло, – весело болтая под столом ногами, пробубнила с набитым ртом Мэгги, будто не она, несколько часов назад, утверждала совершенно обратное. – А ты говорил…

– Не говори гоп… – сообщил ей Сергей по-русски и замолчал, задумавшись над трудностями перевода этой пословицы на английский язык.

Вообще, за те несколько дней, что он провел с агентом ФБР в юбке (ну в джинсах, джинсах – не цепляйтесь!), успехи в «иностранной мове» стали очевидны даже ему.

– …пока не перепрыгнул… – закончил он так ничего путного и не придумав. – Ну, это…

– Да я поняла, – успокоила его девушка, наконец, справившись с огромным куском «биг-мака». – У нас в спецшколе читали курс русского фольклора. Ты мне лучше объясни, что значит вот это…

Спутники уплетали нехитрую «общепитовскую» снедь, весело болтая и перешучиваясь, пока к их столику не подошел пожилой «менеджер». «Павлин» был облачен в ярко-красную бейсболку с логотипом заведения, а на его необъятном брюхе, обтянутом белоснежным фартуком с таким же изображением, красовался такой же, только побольше.

– Прошу прощения, молодые люди, – прогудел мужчина, смахивая тряпкой крошки с блестящего пластика, – вы не из Флориды ли едете часом?

– Оттуда, папаша. А в чем дело?

– Да я так… – замялся официант. – Тут у нас сами видите что творится… Телевизор барахлит – не видать ничего, до шурина в Огайо – он у меня ученый, университет закончил – не дозвониться… По радио с утра твердят, чтобы никто не волновался, дескать редкостное атмосферное явление наблюдаем. Раз в тысячу лет, бают, такое случается…

– Ручаюсь, – не обращая внимания на предостерегающие пинки Сергея под столом, безапелляционно заявила Мэгги, щеки которой после бутылочки светлого «Страйтшера» пылали румянцем, – что ТАКОГО точно еще не случалось.

– Вот и я так думаю… – вздохнул мужчина, мастерски прихлопывая тряпкой зазевавшуюся муху на спинке незанятого стула. – Где это видано, чтобы земля, как чашка вверх загибалась? Ночью Райвертаун видать было, а до него, между прочим, пятнадцать миль… Так и светились всю ноченьку его улицы… Только в небе.

Молодые люди переглянулись: похоже, здесь уже наступило пятое июля.

– Может быть мираж? – не слишком натурально удивился Извеков.

– Какой там мираж! Старый Додсон в свой телескоп даже их Капитолий разглядел. Машины по улицам ездят, фарами светят… И, опять же, миражи они где бывают? В пустыне. А у нас тут, какая пустыня?..

– И в море бывают, – вставила девушка.

– Да разве море здесь у нас?..

«Жемчужный павлин» еще порассуждал по поводу пустынь, морей и миражей, совсем не интересуясь, слушают ли его посетители, а потом вдруг спросил:

– А во Флориде тоже так или по-прежнему все?

– Точно так же.

– Значит везде так… – снова вздохнул мужик, задумчиво елозя тряпкой по пластиковой столешнице. – А по радио врут все, я вам скажу! Вчера День Независимости был, так опять, в пику нам, что-нибудь террористы учудили. Бабахнули какую-нибудь штукенцию, вот и завернуло Штаты нараскоряку…

Знал бы этот провинциал, как недалеко он ушел в своих умозаключениях от горькой истины…

* * *

Немного не доезжая Мейкона встречные и попутные автомобили уже мелькали с такой скоростью, что двигаться без риска было попросту невозможно. Путешественники свернули на проселок и, припарковав «Крайслер» потребовали разъяснений у выглядевшего еще более недовольным, чем в прошлый раз, атланта.

– Боги! – театрально воздел к небу призрачные руки старик, едва услыхав жалобы своих подопечных. – Неужели вы послали мне самых тупых из всех, кого только можно встретить на свете? Разве не могли вы мне подсказать, что нужно было выбрать кого-нибудь другого?..

– Мы вас об этом совсем не просили, – перебил Сергей его завывания, – но уж раз выбрали – объясняйте все и без отговорок!

– Да это же просто, как копченый аллурд! – возопил «Йода». – Там, где время текло медленно, вы замедлялись, чтобы подстроиться к нему, а теперь ускоряйтесь, вот и все!

Действительно, выглядело все просто. Все за исключением загадочного «копченого аллурда». Но так ли просто?

– А нам это ничем не грозит? – подозрительно прищурилась Мэгги, проявляя пресловутую «женскую логику».

– Нет, конечно! – заверил ее старик, честно хлопая глазами, что само по себе вызывало бо-о-ольшие подозрения в его искренности. – Только это… Кушайте почаще и все. Метаболизм[48]48
  Метаболизм, или обмен веществ, химические превращения, протекающие от момента поступления питательных веществ в живой организм до момента, когда продукты этих превращений выделяются во внешнюю среду.


[Закрыть] – то тоже ускорится…

На первый взгляд выглядело все довольно невинно, но чересчур уж подозрительно бегали глазки у «джедая».

– И как часто нам придется, это самое, «ускоряться»?

– До экватора.

– До какого еще экватора?!..

– О-о-о!

Возведя очи горе, атлант поведал жадно слушающим его путешественникам, что время внутри Сферы распространяется поясами, будто климат на земном шаре. Холодным полярным областям соответствуют зоны медленно текущего времени на самих полюсах вообще остановившегося, на «полярных», так сказать, кругах время практически соответствует норме, а ближе к экватору ускоряется.

– И намного ускоряется?

– Солидно. Скажу лишь, что пространство между «тропиками» вам следует проскочить как можно быстрее.

– И все-таки.

– Зачем вам это? Научный трактат собрались писать что ли?

– Я задал вопрос.

Вредный старик отвернулся, было, к Мэгги, но та выглядела еще более решительно настроенной.

– Ну… Это сложно выразить понятными вам терминами…

– Ничего. Мы попытаемся понять, если вы постараетесь объяснять доходчиво.

Атлант вздохнул и, глядя куда-то вдаль поверх голов Сергея и Мэгги, пробормотал:

– Многократно…

– Точнее! – Извеков был неумолим, как инквизитор.

– В несколько… – неохотно промямлил «Йода», зажевав самое нужное слово. – …раз.

– Громче! Десятков? Сотен?

– Тысяч…

* * *

Обрести заново дар речи оказалось непросто. Старик за то время, пока новая информация, явственно хрустя и постукивая, укладывалась в сознании обоих путешественников в нечто более удобоваримое, чем коротенькое, но емкое слово, успел практически полностью раствориться в воздухе, оставив лишь слабый, как облачко пара на несильном морозе, абрис.

– Ну что же, – захлопнул наконец рот Сергей, мстительно нажимая кнопку, тут же заставив «джедая» вновь обрести видимую реальность. – Подлость ваша, дедушка вы наш допотопный, не имеет границ, но деваться нам похоже некуда… Раз взялись спасать мир, значит придется спасать…

– Это что же получается! – взорвалась вдруг Мэгги, закончив, видимо, в уме сложные подсчеты. – За каждый день, проведенный на экваторе я постарею почти на три года! Да я сейчас пришибу этого урода!

В руках девушки, откуда ни возьмись, возник «Смит-Вессон», о существовании которого Извеков как-то успел подзабыть, и только его своевременное вмешательство помешало превратить «Крайслер» в малофункциональное подобие кухонного дуршлага со всего лишь шестью, но оч-чень крупными, дырками.

– Я этого не говорил! – верещал заметно перепуганный старик, спрятавшийся за спинку кресла, хотя его-то бестелесной сущности вроде бы ничего не угрожало. – Да, ускорение времени достигает трех с чем-то тысяч раз, но это только на самом экваторе! В узком-узком поясе! В среднем вы будете… э-э-э… прибавлять в возрасте, всего лишь на десять с половиной месяцев в день…

От грохота, просто оглушительного в тесном пространстве автомобильного салона, заложило уши, а крупнокалиберная пуля, вырвав огромный клок обивки и поролона из спинки водительского кресла, с визгом срикошетила от чего-то металлического и, опасно зыкнув возле виска Сергея, вдребезги разнесла боковое стекло. Вот тебе и экспансивные пули!..

Второй раз выстрелить Мэгги парень уже не дал, автоматически выбив оружие из девичьей руки и совсем не подумав при этом о ее целостности.

– Дурак! – взвизгнула агент ФБР, хватаясь за отбитую кисть. – Медведь русский!.. Громила!..

– Э-э… Мэгги… – неуклюже попытался загладить свою вину Извеков после того, как револьвер был водворен в безопасное место (засунут сзади за пояс его брюк). – Прости… Я не рассчитал…

– Ты мне пальцы сломал! – рыдала американка, тем не менее не слишком активно противясь неловким ласкам «русского медведя». – Мне больно-о-о…

Занятые девичьей ладонью, и вправду слегка покрасневшей, оба позабыли про присутствие «духа», но тот сам напомнил о себе.

– Не сломал, а только ушиб, – злорадно проблеял атлант, от испуга сравнявшийся по цвету с пороховым дымом, мутными сизыми спиралями плававшим в воздухе салона, и совсем растворился в нем, – хотя лучше бы сломал. Нечего, понимаешь, палить во все стороны…

– Помолчал бы! – одернул его Сергей, угрожающе хлопнув по рукояти револьвера, воинственно оттопыривавшей куртку у него на спине. – Я ведь не Мэгги, не по видимости твоей стрельну туманной, а по «мухомору» этому гадскому…

– Ага! – атлант еще более «побледнел». – А помогать вам кто будет? Испортите удельсаант…

Извеков понял, что, кажется, перегнул палку и пошел на попятную.

– Кстати, о «мухоморе»… Или как ты там его назвал? Удельсаант? Нам бы второй такой, что ли… Вдруг придется разделиться?

– Где я вам тут возьму второй удельсаант? – буркнул старик, хотя по всему было видно, что он темнит. – Я же видимость одна туманная! Из воздуха?

– Не знаю уж, где именно и откуда, – нажал Сергей, нутром чувствуя слабинку, – но чтоб второй прибор был. И пока не доставишь – с места мы не двинемся. Правильно, Мэгги?

Девушка, которая, морщась, нянчила на весу «раненую» руку, согласно кивнула, грозно сдвинув брови.

– Ну!

– Не нукай, не запряг! – совершенно по-русски огрызнулся «Йода» медленно растворяясь в воздухе. – Нукают они еще!.. Сопляки…

Спустя несколько секунд после его окончательного исчезновения «мухомор» жалобно крякнул и развалился на две половинки, тут же принявшиеся регенерировать до полноценной «особи». Через десять минут на заднем сиденье «Крайслера» лежали, медленно корчась, уже два новорожденных удельсаанта-близнеца – ультрамариновый и нежно-лимонный.

– Так-то лучше, – удовлетворенно заметил Извеков, придирчиво сравнивая две «игрушки», совпадающие даже в малейших деталях, кроме окраски. – А то взяли моду, понимаешь…

Какую именно «моду» взяли эти таинственные некто так и осталось недоговоренным, потому что оба молодых человека глянули друг на друга и зашлись веселым хохотом.

Пороховой дым голубоватым смерчиком высасывался в пулевую пробоину на стекле, висящем изжеванной полупрозрачной бумагой…

* * *

– Ну что: будем ускоряться или так, как-нибудь?..

Механизм «ускорения» оказался простым, как мычание: придавить и удерживать кнопку «R7»[49]49
  Первый удельсаант пометили для удобства еще во Флориде, а оба «новорожденных» унаследовали маркировку у прототипа «по умолчанию», хотя теперь она не стиралась даже спиртным и бензином, представляя собой составную часть оболочки.


[Закрыть] пока любой движущийся предмет в поле зрения не станет двигаться с нормальной для него скоростью. Тут же проведенные испытания показали, что это действительно просто, если «калиброваться» по чему-нибудь естественному вроде летящей птицы, а не по автомобилям, так как радара-скоростемера к «мухомору», конечно, не прилагалось.

Ради эксперимента «ускорялся» один Сергей и общение в разных форматах времени доставило обоим молодым людям немало веселых минут: один казался другому дерганным эпилептиком, тогда как второй – «тормозным дауном». Собственно, общения не получалось вообще, разве что визуальный контакт: «торопыга» все время уплывал от «тормоза» по времени и тот просто не успевал ответить на его вопрос.

В конце концов, путем проб и ошибок, все-таки удалось выработать приемлемую технологию, нахохотавшись при этом вдоволь и проголодавшись, словно стая голодных койотов, по выражению Мэгги.

– А я тебе буду нравиться постаревшей? – абсолютно невинно поинтересовалась девушка, уминая что-то салатообразное из прозрачной пластиковой коробочки, купленной в придорожном магазинчике.

– Что? – сперва не понял Сергей, но потом до него дошло. – Да ты что? Мы же не на год там собираемся задерживаться… Галопом проскочим этот «быстрый пояс» и вся недолга…

– На год и не получится… Но там ведь не менее тысячи миль. За день «проскочить» не удастся… А это добавит нам лишние четыре-пять лет.

– Ерунда какая!

– Это тебе ерунда… А мне будет тридцать лет…

Мэгги неожиданно уткнулась лицом в согнутые колени и плечи ее задрожали. Сергей сначала не понял, но тут же спохватился и принялся утешать девушку, неловко гладя ее по спине с беззащитно торчащими лопатками, обтянутыми камуфляжной «крутой» футболкой.

– Ну что ты? Это же всего тридцать лет, не сорок и не сто. Всего тридцать лет!

Мэгги подняла заплаканное лицо и улыбнулась сквозь упавшие на глаза волосы.

– Да ничего, Серж, ничего… Просто я что-то расклеилась сегодня…

14

Бэрринстон только что закадрил в баре «Акапулько» симпатичную задастую брюнетку, среди предков которой явно не обошлось без мулатов, если не настоящих чернокожих, и теперь, не уставая на ощупь проверять качество «товара», упакованного в ярко-красное миниатюрное платьице, вел в номер мотеля.

Черт возьми! Неужели, после десятимесячной ссылки в пекло (в прямом и переносном смысле) ветеран-капрал не имеет права чуточку расслабиться? Первому, кто заикнулся бы сейчас о христианской морали и прочих добродетелях, бравый пехотинец тут же разъяснил бы его заблуждение самым действенным способом. И ничуть бы этому не помешали почти две пинты виски, влитого внутрь на пару с Роситой, хлеставшей спиртное ничуть не хуже иного мужика. Жаль только, что темная улица, ведущая к «Обители грешной любви» абсолютно пуста.

– Что? Попрятались, сукины дети! – громко вопрошал время от времени капрал, воинственно размахивая слегка початой бутылью, взятой с собой «в нумера», а свободной рукой норовя провести «ковровое бомбометание» по обширным площадям сдобной податливой плоти. – А ну, выходи на смертный бой!..

Словно в ответ на его призыв, где-то вдалеке хлопнул выстрел, негромкий и больше смахивающий на звук открывшейся бутылки с шампанским.

– О! – обратился он к спутнице, которая пьяно тянулась губами к его шее. – Никак твои земляки балуют?

В этот момент земля дрогнула и бешено затряслась, будто джип на «стиральной доске» вдребезги разбитой танковыми гусеницами багдадской автострады, некогда гладкой, словно зеркало и ухоженной.

– Землетрясение! – завопил капрал, пытаясь ухватить Роситу в охапку, чтобы утащить ее в безопасное место. – Чего стоишь, корова? Сама не видишь что ли?..

Дорожка покрылась трещинами, которые на глазах превращались в пропасти, со дна которых поднимались красные отсветы… Дурочка Росита, не обращая на катаклизм, бушующий вокруг, все продолжала тянуться к Рождеру своими пухлыми, ярко накрашенными губами и ворковать:

– Сэр!.. Проснитесь, Сэр!..

Бэрринстон очумело сел на постели и оттолкнул Форстера, деликатно трясущего его за плечо.

– Какого черта, Линк? Такой сон не дал досмотреть, дубина!..

– Сэр! – Линкольн Форстер ни в какую не желал отступаться от командира, мечтающего сейчас только об одном: снова завалиться на скомканную постель и закрыть глаза… Вдруг красотка Росита все еще там ждет, а землетрясение давно кончилось? – Пойдемте со мной, сэр!

– В чем, в конце концов, дело? – нет, Росите, похоже, придется сегодня обойтись без него. – Саддам Хуссейн сбежал из-под стражи? Или Америка вернулась на свое место?..

– Нет, сэр. Стивенсон застрелился.

– Че-е-ерт!!!..

* * *

Рядовой Том Стивенсон стал сущим наказанием для капрала Бэрринстона сразу после его появлении на базе «Гильгамеш».

Всегда и всюду встречаются такие «горе-вояки», при одном взгляде на которых невольно задумываешься: почему тяга к пацифизму не обуяла еще всех без исключения землян, дабы подобные индивидуумы исчезли, наконец, без следа. Если наличие такого «балласта» в призывных армиях, в общем-то, объяснимо, то причины появления «ботаников» в армии профессиональной лежит уже за гранью разумения. И побочным эффектом чересчур назойливого прославления вооруженных сил во всех средствах массовой информации, это не назовешь… Ладно, сами романтики из кожи вот лезут, чтобы правдами и неправдами попасть туда, куда им соваться категорически противопоказано. Но куда смотрят десятки серьезных и опытных людей – психологов, врачей, и прочих, в обязанности которых как раз и входит отсев «агнцев от козлищ»? «Козлищам» этого никогда не понять…

Стивенсон прибыл с последним пополнением из Штатов, как раз перед роковым Днем Независимости, вернее, где-то месяца за полтора перед ним. Едва только увидев тощую долговязую фигуру, на которой мешком висел форменный камуфляж, на остальных новобранцах казавшийся второй кожей, Бэрринстон, еще не зная, что это чучело попадет в их взвод, ощутил такое чувство, будто наступил босой ногой в что-то мягкое и, еще не осмотрев ступню, уже твердо знает, что это совсем не растаявший шоколад…

Будь у капрала, подписавшего уже третий свой контракт, меньше опыта, он тут же принялся бы бегать по инстанциям, уговаривая, упрашивая, требуя, наконец, перевести непригодного, не то что к боевой службе, к жизни вообще, солдата куда-нибудь подальше. Но Роджер, по обыкновению, взял под козырек, лишь мимолетно глянув в пытливые глаза лейтенанта Фичи, и, как оказалось, чересчур самонадеянно, пообещал себе сделать из рохли настоящего бойца за месячишко-другой…

Не помогало ничего – ни муштра, ни задушевные беседы, ни корректные, в рамках устава, но недвусмысленные угрозы… Ботинки рядового Стивенсона всегда оказывались полузашнурованными, оружие нечищеным, постель – заправленной так, будто на ней всю ночь резвилось стадо диких буйволов, сплошь испытывающее любовное томление… Нет, никто из сослуживцев ничуть не третировал новичка, понимая, что завтра или послезавтра всем вместе – в бой, но контакта с замкнутым и истеричным пареньком установить тоже не мог. Так и жили они – в одной казарме, но взвод отдельно, а рядовой Стивенсон – отдельно.

Бэрринстон с ужасом ждал того момента, когда взвод пошлют на боевое дежурство и даже, к стыду своему, мечтал о том, чтобы какая-нибудь шальная пуля легонечко царапнула «ботаника» за какое-нибудь не слишком важное в хозяйстве место. Где там! Ранило, при том тяжело, троих из числа давно обстрелянных и едва ли не самых надежных солдат, но новобранец… Хотя, отпетым трусом он себя тоже не показал. Так, серединка на половинку… Куда-то бежал, в кого-то стрелял, опустошив почти все магазины без особенного толку, что-то кричал, позабыв про связь… Оставалось надеяться, что суровая мужская жизнь, наконец, сделает сопляка мужчиной.

После памятной Катастрофы Стивенсон вообще захандрил…

Нет, тогда на многих известие о том, что их дом и все родственники сгинули в никуда по никому непонятной причине и, скорее всего, навсегда, подействовало как удар обухом по голове. Какие-то дни вообще все балансировало на грани коллапса, а «старикам», таким как сам Бэрринстон, сержант Аткинс, лейтенант Финч и многим-многим другим, засунув поглубже кошку, скребущую на душе, приходилось выбиваться из сил чтобы грань эта не была перейдена.

В мирной жизни, возможно, дело закончилось бы бунтом, повальным дезертирством, а то и чем похуже, но шла война и это обстоятельство, как ни странно, подействовало благотворно. Хуже стало, когда покатился под откос доллар…

И вот теперь этот «самострел»…

* * *

Как и все, за что брался, Стивенсон провалил и эту задачу, в решении которой военные, не испытывающие недостатка в средствах исполнения, обычно достигают бо-о-ольших успехов. К облегчению Рождера (к которому примешивалась и некоторая толика досады), он был жив!

Дело в том, что солдат не стал стрелять себе в голову, подобно большинству своих «коллег». Возможно, побоялся или просто не догадался, каким образом можно это сделать из автоматической винтовки. Он поступил так, как и десятки тысяч его предшественников с самого момента изобретения огнестрельного оружия – просто разулся, наставил ствол в то место, где, по его мнению, находилось сердце, и нажал на спусковой крючок большим пальцем ноги. Слава Всевышнему, он не решил использовать для этой цели пулемет!

В результате суицидальной попытки у «самоубийцы» наличествовали следующие повреждения: перелом большого пальца ноги, застрявшего в скобе, пороховой ожог левого плеча, шеи и щеки, и дырка (самое скверное – не сквозная) на три пальца ниже ключицы. Паршивец даже был в сознании, хотя и стонал так жалобно, будто ему, как минимум, оторвало обе ноги по… дальше некуда.

Из-под прикрытых век по небритым щекам струились крупные слезы, а сквозь повязку, наложенную еще до появления командира, проступило крохотное красное пятнышко, как от раздавленной вишни.

– Если узнаю, что его кто-нибудь дразнил или доставал, – сообщил Бэрринстон, не глядя на столпившихся за его спиной подчиненных (Аткинс смотался на базу совершенно не вовремя, бросив всех этих недоносков на своего помощника), – расстреляю самолично… Из «пятидесятого»… Трассерами.

– Как можно, сэр? – пробасил из-за плеча Арчи Миллер, без малого тридцатилетний здоровяк из Денвера, первый кандидат на капральские лычки, как только утрясется вся эта бодяга. – Никто даже не думал… Наверное это все из-за письма, сэр…

– Какого письма? – резко обернулся Роджер к говорившему. – Он получил письмо?

– Вернее, не письмо, а письма, – невозмутимо пояснил Миллер. – Томми чуть ли не каждый день писал своей подружке… У него в Штатах невеста, что ли, была… Напишет целую пачку, а потом с оказией отправляет. Наверное типа: «Пишу тебе, моя Киска, на спине убитого араба…» Ну там, «на броне сгоревшего Саддамовского танка» или что-то похожее…

– Короче, Миллер.

– Ответы, понятно, перестали поступать аккурат после того самого… Стивенсон ведь из Ричмонда[50]50
  Ричмонд – столица штата Вирджиния на Восточном побережье США.


[Закрыть] родом, а он того…

– Я в курсе Ричмонда, Миллер. Ну и?..

– А позавчера целая пачка пришла. Все «возвраты». Ну штампик казенный: «Адресат, дескать, недоступен» и все такое… Мы с Терри ему: «Да ты не того, парень, не кисни: вдруг зазноба твоя во Флориду как раз загорать умотала или на Гавайи…» А он только зыркнет так и за капонир ушел… А сейчас вот, того…

– «Того», «не того…» – передразнил мямлю Бэрринстон. – А еще в капралы метишь… Как командовать-то будешь? Надо было сразу мне доложить.

– Ну кто ж думал!..

– Ладно. «Вертушку» с базы вызвали?

– Да, Щарански связался, доложил там, что у нас раненый.

– Надеюсь, хоть не сказали, что «самострел»?

– Нет, просто раненый.

– Хорошо. Скажем, что был обстрел и Стивенсона зацепило. Есть возражающие?

Солдаты промолчали, только Форстер заметил резонно:

– Да в госпитале же сами увидят. Не слепые небось…

– Да кому это сейчас важно… – махнул рукой капрал.

– Простите меня… сэр… – впервые подал голос «самоубийца». – Я вас опять подвел… Я в госпитале доложу, что сам…

– Лежи уж! – напустился на него Роджер. – Тоже мне выискался правдолюбец! «Доложу…» Сказано: был обстрел – и точка! Хочешь подвести взвод?

– Нет, сэр! – попытался лежа принять стойку «смирно» неудачник.

– Вольно, солдат! Лежи, попытайся уснуть. Обезболивающее ему вкололи?

– Так точно, сэр!

– Еще полшприца.

– Но…

– Под мою ответственность. Парень здоровый – ничего ему не сделается… Пусть лучше поспит, чем думать всякое… И антибиотик вколите. Рана «глухая», значит пуля где-то там, внутри, а на ней – нитки от камуфляжа и прочая дрянь… Ты бы хоть куртку расстегнул что ли, когда стрелялся! – обратился Бэрринстон к раненому. – Смотришь, и рана почище была бы… На будущее – учти!

– Так точно, сэр!.. – Стивенсон уже впадал в забытье и не очень вникал в смысл слов командира.

– Ладно, не напрягайся, я пошутил. Спи лучше…

Вертолет с базы так и не прислали. Вместо него к полудню следующего дня на санитарном «Хамвее» прибыл злой, как черт сержант Аткинс…

* * *

Дмитрий Михайлович Селенский, посол Российской Федерации в КНР, возвращался в свой офис кипя от негодования.

Подумать только: его, пожилого, много повидавшего на своем веку, опытного дипломата вызвали в Министерство иностранных дел, чтобы зачитать ноту протеста! Когда это случалось в последний раз? Десять лет назад? Пятнадцать? Двадцать?

Мало того, встретил его вовсе не министр Хуньтао, занятый, якобы, неотложными делами, и даже не его заместитель, хорошо знакомый Дмитрию Михайловичу, а какой-то юнец, с которым они до этого мельком виделись пару раз на дипломатических раутах. А общий тон, в котором было выдержано заявление? Да оно балансировало на грани оскорбления!

– Правительство Китайской Народной Республики выражает резкий протест против наращивания военного присутствия Российской Федерации в приграничных районах, – бесстрастно переводил худощавый смуглый китаец молодого чиновника, говорящего даже не по-английски, как было принято в общении с европейцами, а на родном языке. – Подобная милитаризация выглядит более чем странно в свете недавно подписанных руководителями обеих наших стран соглашений о новом этапе вывода войск из приграничной зоны. КНР не может расценивать действия Российской Федерации иначе, чем подготовку к масштабному вмешательству в ее внутренние дела, а также поддержку агрессивных планов американского империализма по отношению к Народному Китаю…

– Позвольте заметить, – вставил слово посол России, когда запас казенного красноречия у надутого юнца иссяк, – что моя страна производит передислокацию войск… Подчеркиваю: именно, передислокацию, а не наращивание численности, в ответ на аналогичные шаги с китайской стороны. Я имею в виду создание мощной ударной группировки НОАК в провинциях Гирин и Ляонин.

– Упомянутая вами группа войск, – тут же ответил «дипломатенок», явно имевший заранее подготовленные контраргументы по любому вопросу, в отличие от Дмитрия Михайловича, вынужденного импровизировать на ходу, – сконцентрирована вовсе не вдоль границ Российской Федерации, а, наоборот – Корейской Народно-Демократической Республики, так как мы связаны с братским корейским народом договором о взаимопомощи в случае агрессии империалистов на одну из наших стран. Напомню вам о существовании на территории южной половины полуострова, незаконно отторгнутой у корейского народа империалистами, ряда военных баз США, вынашивающих планы оккупации Народной Кореи. Помешать этим планам осуществиться – вот цель Народно-Освободительной Армии.

– Но все это – менее, чем в сотне километров от Владивостока и Находки!