Текст книги "Проект «Сфинкс»"
Автор книги: Андрей Ивасенко
Жанр: Боевая фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
7. Перевоплощение Хольмана
Ноябрь 1946 года. Антарктида.
Секретная подземная база «Черное Солнце».
Боль судорогой расползалась по телу и иногда превращалась в гортанный крик. Она рвала нутро, словно колючая проволока, и напитывала сознание самыми мрачными, ядовитыми чувствами. От нее не было освобождения, она не собиралась уходить прочь и вертелась, юлила и ползала, как огромный кошмарный червяк, покрытый толченым стеклом. Мозг превращался в жидкий тошнотворный кисель.
Хольман не спал уже третьи сутки, не ел, никуда не выходил и беспробудно пил. Когда алкоголь расходился по телу Карла приятной теплой волной, боль слегка отступала и он чувствовал, как жирный мерзкий червь зарывался в его мягком мозговом мясе и засыпал, чуть слышно похлопывая по нервным окончаниям колючим кончиком хвостика. Но ненадолго. «Червь» набирался сил, чтобы затем вновь напасть: стремительно, безжалостно, пронзительно, вызывая стоны и крики. Эта боль могла множиться, расширяться, сливаться и просто сводила Карла с ума, съедая заживо.
Карл жадно приложился к горлышку бутылки, сделал несколько глотков и поставил бутылку на полку возле умывальника. Рука сильно дрожала и немела. Поморщился. И секунд тридцать смотрел на свое отражение в зеркале.
Лицо, покрытое темными пятнами, выглядело чужим и каким-то новым, будто свежий ярлык на уцененном товаре. Черты практически не изменились, но ничего привычного и родного в них не наблюдалось. Кожу словно обильно присыпали белой пудрой, а губы окрасились насыщенной синевой, как у покойника. Глаза тоже видоизменились: белки заплыли фиолетово-пурпурной пленкой, радужная оболочка наполнилась огненным светом, а зрачки – какой-то бездонной, мертвой пустотой. Лишь железные коронки на зубах блистали все тем же стальным глянцем.
Хольман дернулся всем телом, чтобы вернуться к реальности и не впасть в гипнотический транс. Разглядывание собственного лица ему и раньше не нравилось, а теперь – тем более. Снова свинтил с бутылки пробку и сделал пару глотков. Спирт обжег пищевод, резко упал в желудок и наполнил его приятным теплом. Потом Карл вылил еще немного алкоголя на ладонь и продезинфицировал рану на шее.
Эта рана его очень беспокоила. Вначале она была небольшим пятнышком с рваными краями и запекшейся кровью, но вскоре начала разрастаться и жутко чесаться где-то глубоко внутри. По краям раны, напоминавшей застывший кратер вулкана, плоть почернела, а в центре стала багрово-красной с желтыми прожилками гноя. От нее исходил неприятный запах, будто от протухшего мяса, весь день пролежавшего на солнце.
Карл поставил бутылку, дотронулся до темного дугообразного мешка под правым глазом, а потом провел пальцем по щеке до мочки уха. «Это какая-то инфекция, – подумал он, – какое-то бактерицидное заражение. Может, к доктору сходить? Но вдруг это опасно? Вдруг они меня посадят в клетку, как зверя, или того хуже – уничтожат? Я ведь могу оказаться заразным. Что делать? Что, черт возьми, теперь делать?! Проклятый Крюгер оказался неуязвим, почему же я мучаюсь от боли, и мои ткани не регенерируют? Этот любитель крыс обещал, что я стану таким же, как он! Обещал!.. Когда?.. Когда уйдет боль? Когда?..»
Хольман грустно вздохнул, достал из ящичка шкафа бинт и намотал вокруг шеи, чтобы не привлекать к себе излишнее внимание. Затем взял с полки опасную бритву и положил в карман. «На крайний случай может пригодиться», – подумал он, прислушиваясь к внутренним чувствам.
«Червь», который мучил его все эти дни, спал в тесной утробе черепа и даже не шевелился.
Нужно идти к доктору, решил Карл. В конце концов, он пока еще не утратил человеческого обличья и есть надежда, что врач сможет ему хотя бы чем-то помочь. Может, кошмарный процесс еще удастся повернуть вспять? Сидеть сложа руки ни в коем случае нельзя.
Хольман нашел флакончик одеколона и побрызгался. Нужно было убить запах разлагающейся плоти, исходящий от него. Окинув напоследок комнату быстрым взглядом, Карл вышел в коридор, пересекающий главный тоннель, и неторопливо направился к лестнице.
* * *
– Не смотри так на меня! – игривым тоном воскликнула Хельга и медленно, словно в подводном балете, поправила медицинский халат.
– Как – так? – со смешком спросил доктор Штрекер, рассматривая ее наполненные молодостью груди, которые никак не желали прятаться под узкой одеждой.
– Глазами блудливого старого котяры! – сказала медсестра, грациозно вытянула ножку и рассмеялась.
– Это я-то – старый котяра?! – шутливо осведомился доктор, приближаясь к ней. – Да у меня от одного твоего голоса по утрам на двадцать сантиметров одеяло поднимается!
– Что-что? – тихо спросила Хельга и снова засмеялась. Ее глаза излучали влажное сияние. – Ты себе льстишь, Вальтер. Ну, восемнадцать еще куда ни шло…
– А мы сейчас запросто это проверим, – заверил доктор. – Я просто умираю от желания.
– Не подходи… – все тем же игривым тоном предупредила медсестра. – Я очень больно кусаюсь. Р-р-р-р! – она рыкнула и обвела кончиком языка пухлые губы.
– Я знаю. – Доктор приблизился вплотную к Хельге. – Давай-ка проверим.
Правой рукой он скользнул ей между ног и нажал на чувствительный бугорок.
– Вальтер, что ты-ы дела… ах! ах! – Она обвила его шею руками, сунула свой язык ему в ушную раковину, провела по ней, а затем томно прошептала: – Отпусти меня, развратник!
– И не подумаю.
– Сюда может кто-нибудь зайти – дверь не закрыта. – Ее язык вновь начал вращательные движения, от которых доктор Штрекер замычал, как племенной бык.
Доктор поднял Хельгу на руках, закинул ее ноги себе на плечи и прижал медсестру спиной к стене.
Медсестра откинула голову набок, и почувствовала, как рука доктора оттянула в сторону трусики и что-то твердое, горячее вошло в нее и стало в нарастающем темпе двигаться. Ногти Хельги вонзились в плечи доктора. От возбуждения она закрыла глаза, дрожа всем телом. Дышать стало трудно. Сердце подпрыгнуло несколько раз и мелко-мелко завибрировало.
– Да! Да! Накажи, накажи дрянную девчонку! – попросила она, едва сдерживаясь от крика. Сейчас она ощутила себя маленькой девочкой, раскачивающейся вперед-назад, вверх-вниз, на длинной палке с лошадиной головой. – Ах! Вальтер! Ах!..
Головокружительная волна наслаждения подхватила ее на этих удивительных качелях и понесла в мир животных страстей, захлестнув сладкой жаждой каждую клетку извивающегося тела.
* * *
Крик вырвался из ее горла, словно сирена пожарной машины, неожиданно появившейся из-за поворота. Длилось это всего несколько секунд, но паника успела так прочно зажать в тиски Вальтера Штрекера, что он не мог ни пошевелиться, ни в состоянии был даже дышать. Хельга обмякла и потеряла сознание.
– Какого черта… – пробормотал доктор и, держа на руках медсестру, медленно обернулся. В горле застрял тугой комок, который тот не мог протолкнуть ни назад, ни вперед. Вся нервная система на какой-то миг застопорилась.
Перед ним стоял Карл Хольман. Вернее то, что раньше было Хольманом. Сейчас он был больше похож на пугало с городского кладбища с головой, напоминавшей гипсовый слепок с лица умершего.
– Развлекаетесь, господин доктор? – каким-то странным спокойным голосом произнес Хольман, не отрывая взгляд от Хельги.
– Что вы здесь делаете… и что у вас лицом? Ваши глаза… они… – спросил Штрекер и услышал собственный голос, как какой-то чужой, словно тот доносился издалека. Его глаза раскрывались все шире и шире. Застывшее сердце пару раз стукнуло в груди, а затем перешло на свой обычный ритм… Но слишком уж учащенный. Очень учащенный.
Хольман бросил взгляд на спущенные штаны доктора, на его болтающийся член и скорчил мерзкую, нарочито-презрительную ухмылку:
– Вы бы хоть штаны надели, доктор. А то, как же вы меня лечить собираетесь?
– Какого черта вам надо, Хольман?! – доктор почувствовал, что его начало трясти от раздражения. – Какое вам дело до моих штанов? Вас в детстве учили стучаться в двери? Что у вас с лицом? Вы заразны? Отвечайте или выходите вон!
Хольман приблизился, бесцеремонно уселся в кресло и закинул ногу на ногу.
– Вы бы дамочку положили на стол, а то неудобно как-то. Мне нужно с вами серьезно поговорить, доктор. Дело в том, что со мной начала происходить какая-то гадкая штука. А вы, вместо того чтобы заниматься делом, пялитесь тут всласть и вдобавок ко всему пытаетесь меня прогнать. Кстати – как она? – Карл кивнул на медсестру и мерзко ухмыльнулся. – Ничего?.. Я давно мечтал о такой цыпочке. Хотелось бы зарыться лицом между ее роскошных шариков… Может, поделитесь своей радостью со стариной Хольманом, пока она в отключке, а?
Доктор аккуратно положил Хельгу на стол, подтянул трусы со штанами и, посмотрев в упор на наглеца, сказал:
– Сарказм и ваши больные сексуальные желания не помогут нашему разговору. Убирайтесь вон, Хольман! Немедленно! Я буду обязан доложить о вашем поведении коменданту.
Хольман хрипло рассмеялся, поднял ладони вверх, а затем хлопнул по коленям.
– Так вы, доктор, в таком случае доложите и о ваших плотских утехах с медсестрой! Ха! Штандартенфюрер и сам, как я однажды заметил, неровно дышит к Хельге, только вот… – Карл сделал непристойный жест обеими руками и хохотнул. – Не работает, наверно, у него прибор, да стар к тому же. Так что никому ничего вы не расскажете. Желаете возразить?
– Прекратите этот сарказм и проваливайте! – выпалил Штрекер.
– Это не сарказм, доктор. Вы просто напуганы, я – тоже. Пытаюсь вот вам словесно объяснить весь ужас и безумие своего положения, а вы принимаете меня за невменяемого извращенца. Вы спросили: что у меня с лицом? Отвечаю: меня укусил один гад, теперь же я гнию заживо и испытываю ужасные боли.
– Это была крыса?.. – насторожился доктор и сделал шаг назад.
– Почему крыса? – удивился обер-шарфюрер. – Это был человек. Я лично его хоронил несколько дней назад.
– Хоронили?! – Штрекер не верил своим ушам.
– Так точно. Вот этими самыми руками. – Хольман вытянул две руки с почерневшими ногтями. – А эта сволочь – возьми да оживи. Подчиненного моего сожрал в сыром виде…
– Сожрал?.. В каком смысле?..
– Да в самом прямом! Разрезал на кусочки и слопал. Я, правда, этого не видел собственными глазами, но полагаю, что все так и было.
– Значит, вы утверждаете, что были покусаны ожившим мертвецом? – деловым тоном произнес доктор, и на его лице скользнула тень недоверия. – Но, чем вы можете это подтвердить? Это невозможно! Вы явно перевозбуждены, к тому же изрядно пьяны…
Хольман вскочил.
– Вы, доктор, меня за психа держите?! – почти закричал он. – А как вам такое психическое дерьмо? – Карл размотал повязку на шее и показал свою ужасную рану. – Доказательств – хватает?
Комнату наполнил отвратительный запах гниющей плоти.
Штрекер поморщился от резкого зловония и задумчиво сказал:
– Сочувствую, но мне кажется, что я вам ничем не смогу помочь. У вас начался сепсис и гангрена. Удивительно, как вы вообще до сих пор живы, можете передвигаться, да и говорить…
У Хольмана пульс застучал молотком в горле. Свежий приступ злости поднялся из груди и испарился в его мозг свирепой яростью.
– Ты врешь, мать твою! – закричал он. – Врешь, сукин сын! Гребаный докторишка! Меня еще можно вылечить!
Доктор подскочил на месте так, словно его ущипнули.
– Я сказал вам правду… – пролепетал он. В его голосе одновременно зазвучали обида и нотки страха.
– Правду? – Хольман схватил доктора за грудки. – Ты, кажется, так ничего и не понял, занюханная крыса! Мне не нужна твоя сраная правда! Мне нужны лекарства!
– Но это не поможет, – прохрипел доктор, пытаясь высвободиться от сильных рук Хольмана, – вам нужны обезболивающие средства… Мы могли бы обсудить наши проблемы более мирным образом? Вы меня задушите… У меня есть весомые аргументы, чтобы доказать вам свой диагноз.
– Перестань врать, мать твою! – снова заорал Карл и, криво усмехнувшись, добавил с нажимом: – Проблемы сейчас начнутся у тебя. Что бы ты ни болтал, это теперь не имеет значения. Потому что всему этому пришел конец, дружок. – Его правая рука потянулась к карману.
Штрекер открыл рот, попытался что-то проговорить, но не сумел, потому что увидел возле своего носа раскрытое лезвие опасной бритвы, отливающее серебром. В какой-то миг он даже заметил на нем искаженное отражение своих перепуганных глаз. Доктору стало по-настоящему жутко.
– Вот, – сказал Хольман. – Это мой весомый аргумент. И сейчас я сделаю лично тебе один неприятный диагноз, а ты мне очень поможешь, если не будешь дергаться.
Доктор не успел даже отреагировать на жуткую сцену с бритвой и угрозу. Зло всегда находит верный способ в таких делах. В этом и заключается его коварная красота.
Хольман опустил руку и резко махнул бритвой снизу вверх, распоров ремень, ткань ширинки и перерезав резинку трусов. Брюки и нижнее белье сползли вниз к лодыжкам, сковав ноги. По паху потекло что-то теплое и липкое.
– Что… в-вы… д-делаете? – заикаясь от испуга, выдавил из себя доктор. Голос стал похож на мычание мышонка, пойманного кровожадным котом.
И тут же лезвие бритвы вонзилось глубоко в его гениталии – секунда! – и начисто срезало их. Доктор даже услышал, как они шлепнулись на пол возле ног. Кровь мгновенно залила область паха и ноги. В какой-то миг Штрекеру показалось, что к тому месту, где находился его детородный орган, приложили пакет со льдом… Но через секунду резко ударила раздирающая на части жгучая боль.
Доктор взвыл, схватился руками за кровоточащую рану и рухнул на колени, проорав что-то неразборчивое и дикое.
Хольман отпустил его шею, схватил за волосы, оттянул голову назад и одним движением перерезал горло от уха до уха. Темная кровь хлестнула фонтаном из глубокой раны.
– Передавай пламенный привет и наилучшие пожелания всей своей ученой братии! – зло процедил Хольман и отбросил тело доктора так, как разбалованные излишней заботой дети бросают надоевшую им игрушку. – А я займусь твоей красавицей. Нужно ее попотчевать своим очаровательным дружком.
Через пять секунд на лице Вальтера Штрекера застыла маска смерти и остекленевшие от ужаса глаза безучастно взирали на окружающий мир, словно две окаменевшие безжизненные капли.
Взломав замок шкафа, Хольман достал из него все содержимое и разложил прямо на полу. Бинты, хромированную коробку со шприцами и ампулы с морфием он тут же разместил по своим карманам. Среди множества упаковок с медикаментами обнаружился пакетик со знакомыми таблетками – первинтин. С этим чудодейственным «снадобьем» Карл успел познакомиться еще на фронте и знал о его действии на организм не понаслышке: наркотическое средство прекрасно обезболивало, давало дополнительные силы, разрушало сон и убивало чувство голода. То, что нужно, решил Карл, разорвал пакет и кинул в рот сразу три таблетки.
Через две минуты по телу прошла мягкая волна эйфории: мышцы натянулись, как струны, а мозг превратился в машину, не знающую ни страха, ни сомнений, ни боли.
* * *
Штандартенфюрер Штольц пересек порог санчасти и застыл на месте. Брови сдвинулись. В уголку рта пролегла глубокая складка.
– Когда это произошло, Хельмут? – спросил он, осматривая помещение и стараясь не задерживать взгляд на трупах. Он не был трусом, но ему почему-то захотелось поскорее покинуть это ужасное место.
На полу, свернувшись калачиком, лежал мертвый доктор Штрекер, на столе – медсестра Хельга Штауб. Ее неестественно вывернутая вбок голова безвольно свисала и смотрела на коменданта красивыми голубыми глазами, но этот взгляд был безжизненным и пронизывающим, как будто он проходил сквозь все препятствия на своем пути и исчезал в бесконечности. Красивая рука девушки будто тянулась к кому-то, словно прося о помощи. Штольц уловил себя на мысли, что не может оторвать взгляд от ее чудесных чуть заостренных пальчиков, которые он неоднократно целовал, и которые ему всегда хотелось засунуть себе в рот. И ему стало немного не по себе от воспоминаний, да и от подобных мыслей.
– Их обнаружили двадцать минут назад, – доложил секретарь. – Убиты предположительно недавно. Кровь на трупах и полу не успела высохнуть. Думаю, прошло не более часа с того момента как их убили. Доктору отрезали гениталии, а затем перерезали трахею вместе с артерией. Медсестру жестоко изнасиловали, а после полового акта свернули шею.
Комендант почесал нос и поморщился. В воздухе стоял тяжелый, приторный запах крови.
– Кто совершил эти убийства, узнали? – хмуро осведомился он.
– Есть одна догадка, господин штандартенфюрер, – ответил секретарь. На его щеках от волнения выступил предательский румянец, окрасив их в цвет старого кирпича. – Мы нашли на полу одну безделушку, и один из солдат опознал в этой вещи свою ставку на кон, которую он две недели назад проиграл в карты обер-шарфюреру Хольману.
– Могильщику Карлу? – удивился комендант. – Хольману?.. Хм… Что за вещь?
– Складной финский нож. Хольман коллекционирует подобные вещи. Он сломал ножом замок шкафа и похитил хранившиеся в нем наркотики.
– Карл – наркоман?! Никогда бы не подумал… Хотя с его работой… Он арестован?
– Нет.
– Значит, сбежал и скрывается…
– Я послал две группы людей на его поиски, но в жилой комнате его не оказалось. Сейчас команда прочесывает все уровни базы – сверху донизу. Найдем непременно, господин штандартенфюрер.
– Что он еще взял из сейфа? – сказал Штольц ровно.
– Бинты…
– Бинты? – искренне удивился комендант. – Они-то зачем ему понадобились? Он что – ранен?
– Не могу знать, господин штандартенфюрер.
– Ну, так узнайте! – гневно произнес Штольц. – И доложите! – Он достал из бокового кармана платок и громко высморкался. – По базе разгуливает убийца и насильник, а вы, Берг, даже не в курсе: ранен он или нет! Я уже и сам не знаю, что во мне вызывает большее раздражение и неприязнь – плачущая женщина или тупой помощник, который ничего не знает. Найдите Хольмана и возьмите его живьем, если удастся. Я лично шкуру с него спущу. А здесь все хорошенько приберите. Исполнять!
– Хайль Гитлер! – Вскинув правую руку вверх, Берг звонко щелкнул каблуками.
Комендант как-то по-особенному взглянул на секретаря и сказал:
– Мне нравится твоя отвратительная преданность фюреру, Хельмут. Но она попахивает ржавчиной. Неужели тебе не осточертело очарование тех дней, когда параноик парил всей нации мозги?.. Единственное, что мне нравится в людях – это их отвратительная собачья преданность к мертвецам.
– Простите, я не понимаю значения ваших слов… – нервно пробормотал Берг. – Вы мне как-то говорили, что фюрер остался жив, что он в Аргентине, что…
– Придержи язык, Берг! – рявкнул Штольц, бросив короткий взгляд на одного из сопровождавших его эсэсовцев, у которого от такой новости отвисла челюсть. – Тебе и не нужно ничего понимать! Ты обязан лишь исполнять! Ступай.
Штольц повернулся и пристально посмотрел на красивые, слегка заостренные к ногтям пальцы мертвой Хельги. Мертвые пальцы. К этой девушке комендант всегда испытывал симпатию, но роман завести не мог из-за своей мужской неполноценности. Затем прочитал надпись, выведенную кровью на одной из стен:
Меня поднимут ото сна
Из мрачных недр земли
Твои влюбленные уста
И память о любви.
Чтоб я стоял у этих стен
Нарушив смерти тяжкий плен,
Как в прошлом ты, Лили Марлен.[9]9
«Лили Марлен» (здесь в пер. Н. Мендковича) – песня, ставшая популярной в ходе Второй мировой войны. Песня стала невероятно популярна в немецкой армии. Каждый род войск, каждый фронт, даже каждая дивизия обзаводилась своей версией «Лили Марлен», отражающей специфику места и т. д.
[Закрыть]
– Совсем свихнулся… – прошептал он, резко отвернулся и произнес, обращаясь в воздух: – Ты у меня другие песни петь будешь, когда тебя разыщут… С базы тебе не сбежать…
* * *
Хольман осторожно подошел к стальной двери вентиляционной шахты № 3 и надавил на ручку – та даже не шевельнулась. Внезапно его охватила паника. Он поворачивал ручку во всех возможных направлениях – тщетно. Ничего не получалось.
Ключи от двери Франц Крюгер забрал у него вместе с ножом и сигаретами в тот день, когда жестоко убил беднягу Вайса, а его самого превратил в монстра, поэтому извне попасть в шахту было невозможно.
Карл уже хотел развернуться и уйти, как услышал тихий щелчок в замке. Дверь приоткрылась и в проеме показалась отвратительная физиономия бывшего надзирателя. У него был вид, как у человека, которого неожиданно разбудили посреди ночи и заставляют выйти на работу – не хватало только домашних тапочек и махрового халата. А также тривиального вопроса: «Кто там?»
– А, это опять ты? – недовольно произнес Крюгер. – Проходи, раз пришел. Надеюсь, ты один?..
У Хольмана вновь проснулось ощущение того кошмара, когда он впервые встретился с этим ожившим мертвецом.
«Крюгер как-то удивительно спокойно меня встретил, – подумал Карл. – Он ждал меня! Определенно ждал. Может, даст ответы на мои вопросы?»
Они прошли на бетонированную площадку дна вентколодца. Здесь, как и раньше, дул холодный ветер. Мешки с трупами лежали у одной из стен, их заметно поубавилось.
– Зачем пожаловал? – с ленцой в голосе поинтересовался Крюгер и кивнул на мешки. – Уж не за едой ли? Я по пятницам не подаю!
– Я не знаю, что со мною происходит… – начал Хольман. – Я гнию заживо, мне больно, но не умираю, а наоборот…
Крюгер расхохотался. Это был густой, сочный от злости смех, в котором потонули все слова Карла.
Хольман молчал – ждал, когда закончится смех. В глазах обер-шарфюрера горела злоба.
– А ты не такой уж неудачник, как думаешь, – наконец проговорил надзиратель. – Тебе больно? Плохо себя чувствуешь? Гниешь заживо? Но ведь ты – поверь моему слову! – даже не представляешь, и не понимаешь, насколько тебе повезло!
– Чем же? – раздраженно сказал Хольман. – Тем, что я разлагаюсь?
Крюгер снова рассмеялся.
– Глупости! Глупости! – воскликнул он. – Ты получил очень неплохое место в жизни! Ты обзавелся бессмертием! А то, что от тебя дурно пахнет – побочный эффект твоего перерождения. Сыр тоже покрывается плесенью и грибком, но от этого лишь дорожает для истинных гурманов. Чем же ты недоволен, а?
– Мне было очень больно…
– Конечно. Было. Я ведь не убивал тебя, а всего лишь надкусил и одарил той силой, о которой многие лишь мечтают. Но ты умер, уверяю. Ты – мертв! Разве ты до сих пор не почувствовал это?
– Умер? – голос Карла предательски дрогнул. Он внезапно почувствовал себя ужасно усталым и несчастным.
– Конечно, – с удовлетворением сказал Крюгер. – Этой ночью или прошлой, точно не знаю, но ты определенно умер. Период твоей прошлой жизни закончился. То, что попало в твою кровь, сделало генеральную уборку в организме, привело его в порядок и выбросило все ненужное дерьмо. Вскоре боли прекратятся, дай время. И тебе станет неприятно даже воспоминание о своей былой слабости и ничтожном существовании.
– Я не верю тебе! – заявил Хольман. – Я жив! Жив! Я дышу, мыслю, я хожу, в конце концов! Как такое может быть? Как?
– Неужели? – Крюгер подошел вплотную к нему. На его лице играла сардоническая ухмылка. – Ты ошибаешься, дружок. Дай руку.
Карл протянул руку. Она дрожала. По телу тоже бежала знобящая дрожь. Не от страха, а скорее – от неизвестности и неуверенности.
Пальцы надзирателя сжались на его запястье и развернули кисть ладонью вверх.
– Смотри, – твердым голосом сказал Крюгер, достав нож. – Просто смотри и ничего не бойся. Я не собираюсь тебя убивать, старина.
Крюгер сильнее сжал запястье Карла и одним резким ударом пронзил ножом его ладонь насквозь, тут же выдернув лезвие обратно.
Лицо Хольмана перекосилось до неузнаваемости. Рука стала горячей, а из раны на бетонный пол полилась густая кровь. Но боли, как ни странно, он не почувствовал. Ощущалось, что это была вовсе не его рука, а просто кусок мяса, в которое мясник вонзил нож, чтобы проверить его плотность.
Крюгер все с той же ухмылкой наблюдал за ним, держа руку так, чтобы Карл мог ее видеть. А затем разжал пальцы.
– Смотри, – сказал он. – Внимательно смотри.
Хольман не поверил глазам. Поднял левую руку с растопыренными пальцами и неотрывно смотрел на нее. Рана стремительно затягивалась, и через пять-семь секунд от нее не осталось и следа. Лицо Карла окаменело. Он не мог отвести глаз от произошедшего чуда. Глаза не могли двинуться ни вправо, ни влево. Они превращались в большие, светящиеся изнутри шары. Мысли разлетались в разные стороны и не желали собираться воедино. Ноги Карла подогнулись, и он едва не потерял сознание от шока.
– Святой Боже! – пробормотал Хольман и облизал пересохшие губы. Он отпрянул от Крюгера и попятился назад. На лице Карла застыло искреннее изумление от увиденного. – Этого не может быть… Не может… Это правда?!
Крюгер ехидно ухмыльнулся.
– О Боже! – простонал Карл.
– Что случилось? – спросил бывший надзиратель, сумев-таки подавить свою мерзкую улыбку. – Ты не веришь тому, что увидел собственными глазами? Советую побыстрее привыкать к своему новому дару и свыкаться с мыслью, что ты – живой труп. Да-да, именно – живой! И – неуязвимый. На самом деле, приятель, смерть, как оказалось, не столь ужасна, как мы ее представляли ранее. Ее неизбежный финал пугал нас и заставлял жить слишком поспешно и глупо. А теперь перед нами раскрылась вечность. И море наших желаний могут реализоваться в полной мере без всякой излишней суеты. Мы вытянули счастливый билет. Что бы ты хотел в новой жизни?
– Не знаю, – упавшим голосом проговорил Хольман. Слова Крюгера задели именно те струны, которые тот боялся задевать. – Я действительно не знаю, что мне дальше делать. Я думал, как-то смогу излечиться от этого, надеялся, а оно вон как вышло. Ты говоришь – дар?
– Конечно! А как же иначе это можно назвать! Я бы на твоем месте вознес благодарственную молитву.
– Аминь, – отозвался на кощунство Хольман. – Только кому? Мы навсегда потеряли свои души. Мы превратимся в животных. Это обратный процесс эволюции.
– Как ты умно заговорил? Прямо как господа ученые! Хе! Какие души? – удивился Франц. – О чем ты говоришь! Когда ты лицемерил над трупами и занимался развратом с несовершеннолетними мальчиками, ты думал об этом? Думаешь, я о тебе ничего не знаю?
– Откуда ты… Откуда тебе это известно? – гневно спросил Крюгер. Его глаза сверкнули.
– Интересует?.. Правда, интересует?
– Да. Потому что это очень личное…
– Мой двоюродный брат был владельцем цирка, в котором ты выступал, грязный клоун! – отыгрался Франц. – Он многое мне поведал.
– Господин Кранце?.. Твой дядя? – Хольман скривился, как будто в рот попала горькая пилюля.
– Да, черт возьми! А теперь ты тут стоишь передо мной и прикидываешься невинной овечкой! Посмотри на свои руки – они в крови, чужой крови! Кого ты уже успел пришить, а?.. Поздно чистить перышки, приятель! Поздно!
– Да я никогда и не притворялся святым. И что?
– А то! Нельзя уйти от того, что тебе предначертано судьбой. Если ты был грязным извращенцем, садистом и патологически жадная сволочь, то ты неизменно превратился и в убийцу… Как и я, впрочем… Одного поля ягоды. Мы в этом схожи, но я в отличие от тебя не устраиваю сцен на тему морали. Ясно?
Хольман понял, что в нем закипает злость, грозя перехлестнуть через край. Злость – это как наркотик. Гадкие мысли уже начали ковырять его череп, впиваясь когтями в мозг. Он осторожно приблизился к бывшему надзирателю.
На лице Крюгера будто застыла наклейка с улыбающейся рожицей.
– Хотите съездить мне по физиономии? – поинтересовался тот, перейдя на «вы». – Откуда у вас такие помыслы, Карл? Не желаете ли отобедать вместе со мною? – В руке Крюгера щелкнуло выкидное лезвие ножа.
Хольман интуитивно попятился назад.
Крюгер подошел к одному из мешков, стянул из общей кучи на пол и раскрыл.
В мешке лежало тело Вайса, лицо было наполовину объеденное.
Карл поморщился от отвращения.
– Господи, благослови еду, которую нам предстоит съесть… – цинично начал Крюгер. А когда заметил, что Хольман вышел, покачал головой и заметил: – Как глупо испытывать голод, когда хочется есть… До встречи, приятель! – крикнул он ему вдогонку.
Хольман ушел, и в стволе шахты сразу наступила тишина. Завывания холодного ветра лишь подчеркивали ее и наполняли это место мрачным унынием. Холода Франц Крюгер не ощущал. Также он не испытывал больше ни сострадания, ни боли. Было лишь чувство вечного голода и злости.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.