Текст книги "Русский ад. Книга вторая"

«Желтое колесо» Андрея Караулова

Вернувшись с Запада, А.И. Солженицын написал мне в середине 90-х (мы чаще переписывались, чем встречались) о том, что вместо Красного колеса по России теперь покатилось Колесо желтое и оно в конце концов может принести стране и народу урон не меньший.

По аналогии с «Красным колесом» возможную эпопею о революции 90-х можно было бы окрестить «Желтое колесо». Именно о ней, о ее перипетиях, деятелях и вождях пишет – уже двадцать лет – Андрей Караулов, изнутри (в силу своей журналистской профессии и энергичного нрава) зная ее механизмы, коленчатые валы и тех, кто приводил их в действие – идеологически, экономически, политически, криминально.

Читая Караулова, невольно ловишь себя на мысли: что же сейчас перед тобою? Фантасмагория? Гротеск? Или экспрессивное описание реальных событий, то есть – эпопея?

Мне почему-то вспоминается знаменитое антисталинское стихотворение Осипа Мандельштама: «А вокруг него взвод тонкошеих вождей, / Он играет услугами полулюдей. / Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет…»

Ну конечно, к 30-м годам сталинские вожди не были уже «тонкошеими» – ряшки и загривки наели. Но поэту именно таким эпитетом и нужно было наградить их: так подчеркивалось сходство с гойевской нечестью. Вот и у Караулова: «вожди» занимаются, прежде всего, личным обогащением, а Россия и наш народ – заложники их политических, экономических и криминальных манипуляций…

Как говорил Солженицын, в социализм падали 70 лет, подниматься из него будем 100. Тут беда вот в чем – выход из системы оказался намного более болезненным, чем казалось когда-то. Мы считали, что с падением режима быстро произойдет морально-нравственное воскрешение общества, выздоровление людей – всего народа. Вместо этого 90-е принесли Великую криминальную революцию: огромную беду, подлинные масштабы которой и пытается в «Русском аду» понять Караулов.

Последние годы существования Союза разлагающее действовали на правящую верхушку и особенно – на ее молодые кадры. Не случайно большинство олигархата – выходцы из комсомольской номенклатуры. Удар пришелся не только на социальную жизнь. Подобного разграбления история не знала, конечно, со времен Византии, но в Византии хищничали пришельцы, а тут – свои.

Еще страшнее – моральное оскудение. Несмотря на все лицемерие коммунистической идеологии, в советских людях было много идеализма, бескорыстия и искреннего желания служить Отечеству.

По этим чаяниям и надеждам был нанесен самый сокрушительный удар – «удар рублем», широкой пропагандой корысти без берегов.

Пока все – дружно, искренне – искали национальную идею, деньги стали национальной идеей.

Теперь говорят: ну ладно, что вы поминаете все время ельцинизм, «чикагских мальчиков», ведь минуло с тех пор уже столько лет: давайте обсуждать наблюдаемые сегодня изъяны.

Но в том-то и дело – ноги растут оттуда, из прошлого. Помните, в «Бесах» революционер и прожектер Шигалев говорил: мы дадим право на бесчестие, и тогда все к нам прибегут.

В 90-е и было дано это «право» – на бесчестие. От него все пошло.

Андрей Караулов, сам, помнится, разделявший тогда либеральные иллюзии, вдруг взялся за то, что он называет сейчас «делом своей жизни»: запечатлеть разворот 90-х. Никто прежде и не думал, что он – писатель.

Читая «Русский ад», все время задаешься одним и тем же вопросом: почему на поверхность вынесло – вдруг – не людей твердых и трезвомыслящих, а авантюристов и демагогов? Неужели это закон любой революции? Исторический ветер, как правило, поднимает наверх мутную пену, под которой толща потенциальной анархии…

Караулов явно выделяет тех, кто мог бы в те смутные времена принести (и по мере сил приносил) России ясную пользу: Шаймиев, Лужков; с большой симпатией описан личный друг молодого автора Гейдар Алиев… Это так – помнится, во второй половине 90-х у нас, у народа, блеснул лучик надежды: когда на короткий период хозяйство оказалось в руках Евгения Примакова. Но в ту пору Ельцин был уже повязан по рукам и ногам олигархическим криминалом и быстро убрал Примакова – под давлением окруживших его людей.

Особое внимание у Караулова – к Церкви.

Православная тема в литературе – это не какая-то «специальная область», то, что незримо разлито по всей истории России. Вспомним, к примеру, «Дворянское гнездо» Тургенева, «Братьев Карамазовых» Достоевского, да и бессмертную «Анну Каренину» Льва Толстого. Или страшный роман «Бесы» Федора Достоевского, где нигилисты запускают мышь в киот чудотворной иконы. И, несмотря на такие жуткие сцены, в этом произведении есть катарсис, и «Бесы», безусловно, роман христианского, православного писателя. Террористическое подполье разоблачено и выставлено всем напоказ, и уже это кажется торжеством справедливости. При всей разнице творческих методов и манер есть, по-моему, необходимое для всех полноценных литератур условие: убеждение в том, что зло не всеобъемлюще. И зло никогда не победит добро. Это не умозрительная вера, это правда, иначе человечество и дня бы не просуществовало!

Так что не надо на каждой странице трижды крестить лоб и говорить: «Господи, Господи!», религиозность в литературе более деликатная вещь, чем это порой выглядит у писателей-неофитов. Не в этом заключается христианство культуры, а в подспудном движении авторского мировоззрения.

Караулов темпераментно и убедительно, с фактами, рисует психологию и поведение демократических правителей 90-х и тогдашних властителей дум (только вот чьих? Да своей же тусовки!), всех тех, кто волей судеб оказался тогда у руля страны, перед тем духовно обескровленной семьюдесятью годами коммунистической диктатуры. Так постепенно нащупывается жанр карауловского повествования: это роман-памфлет, неожиданно разросшийся до действительно эпопейных масштабов.

История не знает сослагательного наклонения, это повторяю все и всегда, но все-таки слаб человек, и не может он не думать, не пытаться представить: а могло ли быть no-другому если б отыграть все назад?

В 1917-м – разумеется. Россия стояла накануне эффективной победы, и много-много было еще, несмотря на всю трехлетнюю военную мясорубку, здоровых сил. История Белого сопротивления свидетельствует об этом. Русская цивилизация, несмотря на многие болезненные процессы и разъедавшее общество «освободительное поле». Далеко не исчерпала себя. Была и высокая культура, и церковь, и интенсивно росшее производство, и обильный крестьянский мир…

А вот в конце 80-х наш народ из-за террора и войн понес несметные потери в живой силе. Правда, были еще добросовестные производственники, клавшие все силы на вверенные им производства.

А вот политики… Тут, кажется, поле было зачищено коммунистами основательно. У Караулова задействованы они едва ли не все, а глаз остановить практически не на ком.

Кто будет спорить, что разгром из танков Верховного Совета – чудовищные страницы новейшей нашей истории. Но если задуматься: а были ли стороны готовы к обоюдному консенсусу? Могли ли договориться?

Нет, потому как концепции экономического развития были у них совершенно разные, это раз, а, во-вторых, жажда власти и непомерное честолюбие перекрывали просвещенное государственное служение. Выпуклый, яркий портрет у Караулова Руслана Хасбулатова. Но разве же это лидер? Поменяли б шило на мыло…

Вернувшись в Россию из вынужденной эмиграции, я почти сразу увидел, что вместо чаемого нравственного возрождения страны здесь, в Москве, царят бесстыдство, разграб, какого не вспомнить во всей истории человечества, разве что, еще раз скажу, разорение Византии. Помню, шли с другом по привокзальной площади в Рыбинске, а из ресторанных окон неслось: «Воруй, воруй, Россия…» – шлягер тех лет.

Наиболее болезненно меня задевало, что многие интеллигентные люди, которых я знал лично или уважал заочно, на расстоянии, теперь идеологически поддерживают эту трясину, которая затягивала Россию, считая, что таким образом страна возвращается в цивилизованное мировое русло. Неужели не видели, что укрепляется олигархический воровской режим? Такие авторитетные фигуры, как Мариэтта Чудакова или Ирина Роднянская, называют первых, кто приходит на память, наивно видели в «младореформаторах» надежду страны.

Да, людям в 90-е было дано право на бесчестие. Были осмеяны все основополагающие ценности. Плюс, конечно, комсомольская номенклатура. Борис Ельцин у Караулова – на редкость неоднозначная фигура. Страшная, но вместе с тем колоритная. Это особое явление – Ельцин. И умницей его никак не назовешь. Но так все далеко зашло во времена застоя, что даже малая крупица харизмы, которая оказалась в Ельцине, этой крупицы оказалось достаточно для того, чтобы опрокинуть одряхлевшую систему, привлечь на свою сторону значительную часть интеллигенции, по своей сути – порядочной, и возглавить страну в это страшное время.

Интеллигенция столько времени держала фигу в кармане, ненавидя социализм… – и вдруг официально позволили этот социализм ругать! За это право многие, даже очень умные люди, закрыли глаза на все остальное. В том числе – на гигантское, невиданное в мировой истории, воровство: Караулов убедительно, на конкретных фактах показывает масштабы этого воровства, его особая боль – гибель лучших заводов России, целых отраслей – настоящий «русский ад», ведь нигде в мире не было ничего подобного…

Очень страшен Бурбулис. Всегда в революции есть такие мутные типы. Зато Чубайс у Караулова – фигура инфернальная. У этого человека мировоззренческая подкладка. Глупая, прозападная, но упертая. Вот допустим: то, что он неоднократно говорил о своей ненависти к Достоевскому. Он ненавидит русскую сущность. Тогда как Бурбулис к России просто равнодушен.

Русский человек застенчив, он не ищет власти, не ищет денег. Мы знаем это по сонму великомучеников, да просто… по всей русской цивилизации, от Рублева до Пушкина, Достоевского, а в наши дни – Солженицына и писателей-деревенщиков. Это все Чубайсу ненавистно. Чубайс – псевдопрагматик, который считает, что в мире все строится на корысти.

Любая революция – это прежде всего социальная и психологическая одержимость. Консерватизм пытается одернуть хищную цивилизацию и повернуть ее к вечным ценностям. Консерватизм не выгоден рынку и тем, кто строит свою карьеру и накапливает состояния, опираясь на принципы имморальности. Консерватизм призывает к сбережению моральных ценностей. А тут еще сошлись две составляющие: идеологическая, построенная на псевдоидеалах Запада, в данном случае нелепых и неуместных, и криминальная, с олигархическим переделом. Все это опустило российские народы в полную нищету, кажется, дальше всех мыслил в те годы Солженицын. Если перечитать его публицистические труды того времени, начиная от «Как нам обустроить Россию» и до «Россия в обвале», – видно, насколько проницательно смотрел он на тогдашнюю русскую ситуацию. Местное самоуправление, малое производство, чтобы каждый добросовестный россиянин понял свою нужность и важность, но при этом – при крепком и самоотверженном государственном управлении. Недаром он так любил столыпинские слова, ставшие сегодня крылатыми: «Вам нужнее великие потрясения, нам нужна великая Россия».

Интеллигенции в классическом смысле слова, кажется, больше нет. Когда Анжея Вайду спросили, почему он после 91-го года стал снимать в два раза меньше, чем во времена социалистической Польши, он ответил, что снимал для интеллигенции, а теперь интеллигенции нет.

А где она? Куда делась? Вайда: «А я не знаю, может быть, занимается в тренажерных залах, может быть, отдыхает на Мальдивах».

Авторы «Вех» стремились совместить открытость свободе и миру с пониманием важности традиционных для России начал. Это в сущности пушкинское мировоззрение, которое в XIX веке определил как либеральный консерватизм. Нынешняя русская интеллигенция забывает о Пушкине. А настоящий интеллигент, помимо своей конкретной работы (преподаватель университета или доктор), живет еще высшими запросами: что такое человек, что такое чувство родины? Это те вопросы, которые волновали авторов альманаха «Вехи». Последний раз аналогичную попытку предпринял Солженицын и группа авторов в начале 70-х годов, выпустив сборник «Из-под глыб». Сейчас ничто подобное, видимо, невозможно, потому что культурные, мировоззренчески значимые люди оказались обессилены накатом «желтого колеса».

Но вот за счет чего, при таких мощных реформенных подвижках и непривычной и безответственной свободе слова, чаще всего продажной, непрогибаемо держались бы скрепы государственной власти? Думается, твердого ответа на этот вопрос не было и у Солженицына… Но во всяком случае, несмотря на то, что у Караулова к Солженицыну весьма неоднозначное отношение, так же как и великий писатель, он (а Караулов бестрепетно выводит себя как одного из главных персонажей своего повествования) солидарен с Солженицыным в том, что у государственного руля должны стоять бескорыстные прагматики, а не утописты вроде Гайдара, о котором Солженицын метко заметил: «Его прочат чуть ли не в гении, а он даже жизни не знает».

«Русский ад» Караулова написан азартно и экспрессивно. В наши дни нередко можно услышать: «Ну что вы все про 90-е годы. Проехали. Давайте говорить о беспределе уже наших дней, о коррупции, бесправии и бесстыдстве». Но невозможно лечить общество, не разглядев и не проанализировав его корневых дефектов. А корни там – в том, о чем пишет автор «Русского ада». Тогда был нанесен по народу нашему, по его самой чистой добросовестной части, новый, едва ли не смертельный удар – «удар рублем». На смену советской, пусть уже и в конец заплесневелой идеологии пришла новая: идеология наживы, потребления, развлекаловки…

Сейчас враг везде и нигде. Перед нами была бетонная стена, мы существовали в надежде пробить ее, что, в конце концов, и случилось. А сейчас любое сопротивление уходит в какую-то пустоту, литератору сложнее сформироваться. Тем более что новые технотронные средства, связанные компьютеризацией общества, тоже не способствуют рождению настоящей литературы, закалке личности. Сегодня за нахрапом юных литераторов чаще всего таится подсознательная растерянность…

Горько читать последние абзацы карауловской книги. И хотя раздавленный, уже сомневающийся в разумности своего возвращения на Родину Солженицын, каким обрисовывает его автор, по-моему, преувеличение, слово хунта действительно было произнесено Солженицыным («Россия в обвале», 2006). Давайте сверим значение этого слова со словарем. «Понятие хунта применяется в отношении правительств клептократических государств с высоким уровнем коррупции. В разговорной речи термин может применяться даже в отношении группы лиц, которые действуют по взаимному соглашению с неблаговидными целями».

Что ж, в адрес олигархической власти, установившейся в России в 90-е годы, как видим, это определение применимо вполне…

Юрий Кублановский

P.S.

Почему только сейчас, в пятом издании «Русского ада», я догадался – наконец – сказать спасибо своим друзьям, родным для меня людям, чьи рассказы, мысли, просто советы сыграли в этой работе огромную роль?

Покойный Валентин Варенников и Леонид Ивашов, покойные Даниил Гранин и Фазиль Искандер, мой учитель Владимир Енишерлов, великий летчик Алексей Леонов, митрополит Марк и митрополит Феофан, Никита Михалков, гениальный ракетчик Юрий Соломонов, Сергей Кургинян, Виктор Ишаев, Леонид Полежаев, Юрий Темирканов, Олег Толкачев, Михаил Лавровский, Евгений Нестеренко, Андрей Битов, Анатолий Карпов, Лариса Васильева, Сергей Калашников, Рамазан Абдулатипов, Севиль Алиева, Александр Хинштейн, Михаил Делягин, Павел Данилин, Андрей Угланов…

Спасибо!

Я ужасно дорожу советами Петра Бирюкова и Александра Лукашенко.

Никто так не заботился об этой рукописи в 90-е годы, как покойный Аркадий Вольский.

Я благодарен Косте Эрнсту и Первому каналу, который сразу же после выхода первого тома «Русского ада» подготовил несколько программ по сюжетам либо намеченным, либо прозвучавшим в этой книге.

Никто из руководителей и редакторов, в том числе и в государственных издательствах, готовивших четвертое и параллельно пятое издание книги, не выкинул из рукописи ни одного слова: я по-прежнему говорю как хочу.

Андрей КАРАУЛОВ 27 октября 2017 года