Текст книги "Движуха"

– Каков наглец! – хмыкнул Шалимов. – Ну а ты?

– А я ему говорю: мол, опоздали, мужчина. Мне незадолго до вас министр Нургалиев уже сделал предложение – заняться йогой и бальными танцами. Так что – приходите вчера, а сегодня у меня нет времени ваших водных велосипедистов по рекам и каналам отлавливать.

– Хм… Ты, конечно, сам решай, Серёжа. Но я тебе так скажу: в подобной ситуации все-таки лучше бы этих фулиганов речных нам первыми сыскать. Иначе…

– Иначе что?

– Если их раньше отыщут «магистральные» парни, нельзя исключать, что в какой-то момент образуются два нехороших «глухарька» – либо тупо убойных, либо без вести павших. И хорошо если на чужой земле. А ну как на нашей?

– Да ладно жути-то нагонять, – усомнился в недобрых пророчествах коллеги Кравчук. – Сейчас, слава богу, не те времена.

– Времена, согласен, не те. А вот люди… Я ведь тебе, Серый, не приказываю/навязываю, а всего лишь дружески советую. Потому как «Магистраль» – это Витька Брюнет. А Витька Брюнет…

– И чего Витька?

– А Витька таких шуточек в свой адрес не прощает и не спускает. Даром что с некоторых пор весь из себя типа законопослушный бизнесмен, туда-сюда вхожий. Да что я тебе рассказываю? Возьми на досуге книжицу константиновскую полистай.

– Это тот, который дюдюктивы пописывает?

– Он самый. Только ты не художественно-вымышленную, а документальную почитай. «Бандитский Петербург» называется. Там как раз Витьке Брюнету специальная глава отведена, в стилистике «жизни замечательных людей» писанная… Ладно, океаны и хулиганы – это всё безумно интересно, но ведь есть ещё и бараны. – Шалимов посмотрел на часы. – Думаю, что пора бы уже нашему юному юбиляру и оклематься.

Гена сел за свободный стол, пододвинул к себе телефонный аппарат и набрал номер справочного:

– День добрый… В Боткинскую я правильно попал? В смысле… Не я попал… тьфу-тьфу-тьфу, а… Ага… Старший оперуполномоченный Шалимов беспокоит, из 71-го отдела… Ну как там наш пациент?.. Да-да, Пегов. Именно этой масти… Прекрасно. То есть можно забирать?.. Благодарю покорно. А вы не могли бы попросить к трубке нашего товарища? Он там где-то рядышком ошива… хм… стережет… Конечно-конечно, я повисю… в смысле – подожду…

* * *

Гордеев покинул отдел полиции подавленный и злой. Красноречивое выражение морды лица его в эту минуту буквально просилось на холст маслом: «Крови нет – менты попили».

А зол был Кирилл большею частию на себя, нежели на ментов. С этих как раз взятки гладки. Мусора – они и есть мусора. Но вот то, что он по своей воле сунулся в самое пекло, да еще и, подрастерявшись, походя, сдал все пароли-явки, – то был не просто косяк, а самый натуральный КОСЯЧИЩЕ. Второй подряд. Хреновая, честно говоря, стабильность, отнюдь не свидетельствующая о признаке мастерства. Потому – как бы при такой «стабильности» не заполучить в итоге «косяк зоновский»[20]20
  В данном случае имеется в виду зоновский так называемый «знак отличия». Как правило, представляет собой четырехугольник черной ткани с надписью «должности». Название идет от жаргонного «косяк», т. е. ошибка, глупость, неблаговидный поступок. Происхождение термина объясняется просто: сотрудничество с администрацией зоны – очевидный «косяк» для осужденного «правильного пацана».


[Закрыть].

Разумеется, винить в происходящем следовало только себя.

Следовало – но не хотелось.

Так что сейчас Кирилл мысленно костерил Бажанова с его идиотской затеей, на которую он, Гордей, изначально подписался с крайней неохотой. Ибо на собственной шкуре успел прочувствовать, что шутки с Брюнетом – чреваты. Прочувствовал, однако «шутканул» снова. А в итоге…

«Идиот! Боже, какой идиот! Купился, как ребенок, как самый распоследний фраер!» – матерился про себя и вокруг себя Кирилл, а в мозгу меж тем угодливо всплыла картинка с самодельным плакатиком, кнопочками пришпиленная в кабинете замначальника родного местечкового полицейского отдела майора Митрохина:

«ЗДЕСЬ НИЧЕГО НЕ ВЫДАЁТСЯ! ТОЛЬКО ДОДАЁТСЯ!»

Э-эх! И почему она не «всплыла» хотя бы полчаса назад?!!

* * *

В начале восьмого во двор Асеевых вкатила служебная «магистральная» «фронтера». Отдав распоряжения Коле-Ване: «Кури пока, минут через десять обратно поедем», – Петрухин выбрался с первой парты и направился к родному «фердинанду», выставленному строго напротив подъезда, в котором проживало немногочисленное семейство потерпевшей.

Он толкнул в сторону тяжелую салонную дверь микроавтобуса и удивленно присвистнул: внушительные запасы питьевой воды, два пакета со жратвой, миниатюрный DVD-проигрыватель со стопочкой компакт-дисков, заботливо припасенные две пустые бутылки с широким горлышком[21]21
  При длительном стационарном наблюдении таковые используются в качестве «мочеприемников».


[Закрыть] – похоже, мобильный наблюдательный пункт был развернут с прицелом на затянувшееся осадное положение.

– Ты чего, на всю ночь решил остаться? – забираясь внутрь, с легкой усмешкой поинтересовался Петрухин у возлежавшего в шезлонге напарника.

– Я обещал Яне, что с ее близкими ничего не случится, – очень серьезно откомментировал усмешку Купцов.

– На фига самому-то сидеть? У нас в штате цельный взвод охранников?

– Я распорядился, чтобы штатные с утра выставились. А этой ночью лучше сам посижу, так мне спокойнее будет.

– Ну-ну… Думаешь, по выходе Яны из больнички зачтется? – Леонид метнул в приятеля негодующий взгляд, и Петрухин, дурачась, начал истово креститься. – Все-все, молчу! Чур меня! Сказал глупость, был как всегда неправ… Кстати, ты так и не сказал: в какую больницу ее отволокли?

– ВМА, военно-полевая хирургия.

– Ммм… Однако, тесен мир.

– В каком смысле?

– Да это я так… О своем… Ну что, дружище, «думали свежи, а это всё те же»?

– То есть?

– Похоже, версия твоей Яночки касательно «тарасовских» подтверждается.

– Моей?

– Хорошо, пусть будет нашей. Общей Яночки, – снисходительно согласился Петрухин. – К слову, о чем-то подобном я догадывался уже после утреннего посещения «Океана».

– И на чем зиждилась подобная прозорливость? – ревниво поинтересовался Леонид.

– Чего-чего делала моя прозорливость?.. А, ладно, не суть. Короче, помнишь, перед тем как граната взорвалась, эти уроды с воды в салон сперва какой-то предмет зашвырнули? Он еще аккурат на столик приземлился?

– Что-то такое влетело, да. То ли серебристого, то ли стального цвета, – подтвердил Купцов. – Правда, я так и не успел толком разглядеть.

– Я тоже. А вот утром выяснил: то была пачка сливочного масла.

– ?!!!

– Я говорю: стандартная магазинная упаковка в твердой фольге.

– Не понял? И чего? Вернее – за фига?

– Масло классическое. То бишь «Вологодское». Теперь вкурил?

– Полагаешь, это было что-то типа черной метки?

– Иных разумных объяснений придумать не могу.

– Ну… допустим. Кстати, а почему ты на сборище у Брюнета за это не рассказал?

– Не хотел раньше времени нервировать старика. Опять же, других вещественных доказательств причастности «тарасовских» у нас тогда не было.

– А теперь есть?

– Теперь есть. Накось подывысь! – С этими словами Петрухин достал из внутреннего кармана и сунул приятелю парочку отпринтованных фотоснимков. Судя по разрешению, распечатанных с «цифры» камер слежения. – Ты этого персонажа, часом, нигде не встречал?

Купцов всмотрелся в не лучшего качества изображение, задумался:

– Наверняка сказать не готов… Тем не менее очень смахивает на чертилу, что вел за нами слежку в вологодской командировке.

– Ай, маладца! Вот чуйкой чуял что это «жу-жу» – какое надо «жу-жу», – обрадовался Дмитрий, сграбастывая и убирая картинки.

– Блин! Да ты человеческим языком объяснить можешь? – недовольно пробурчал Леонид.

– Потом, дружище, все пояснения потом. А сейчас категорически нет времени. – Петрухин посмотрел на часы. – О! Аллес капут. Горю, как фашист под Курском.

– Димк, погодь… Я что-то очень важное хотел тебе сказать… Щас… Ах да, вспомнил! Комаров заблуждается – Янка, она вовсе не самая первая с корабля ушла. По крайней мере я своими глазами видел, как еще раньше с гостевой парковочки представительский «мерс» выползал.

– Даже так? Любопытно.

– Именно! Надо бы нам оперативненько выяснить, кто из приглашенных гостей в тот вечер на шестисотом прикатил.

– Да там много чего «надо бы». Выяснить. Вот только когда все успеть?

– Да куда ты все торопыжишься-то? Между прочим, я рассчитывал, что мы с тобой сейчас посидим трошки – мозговой штурмец проведем, фляжечку коньку раскатаем. В салоне как раз 0,5 «киновского» завалялась.

– Да я уж вижу, что ты по-взрослому затарился. Но – увы! – развел руками Петрухин. – Сегодня, ровно в полночь… Зловеще звучит, правда?.. В полночь, «когда силы зла властвуют безраздельно…» В общем, по результатам оперативно собранных вашим покорным слугой кино-, фото– и прочих документов, Брюнет забил Тарасу стрелку.

– Ого! Серьезный подход!

– По-другому работать не умеем, – скромно подтвердил Дмитрий. – Место встречи: мотель с игривым названием «Родничок», что в двадцати километрах от Пикалево по трассе на Вологду. Общий старт в девять вечера от офиса «Магистрали».

– А при чем здесь Пикалево? И Вологда? Тарас – он же череповецкий?

– Потому что в настоящее время Тарас по своим бизнес-делам торчит в Вологде. Это раз. А Пикалево – фактически приграничье. Это, соответственно, два.

– Граница чего?

– Разжевываю: равноудаленная точка от штаб-квартир двух конкурирующих организаций – питерской и вологодской. К тому же владелец «Родничка» Теймураз батькович Мхитарян известен своей швейцарской позицией.

– Какой позицией?

– Он нейтрален, как Швейцария. А потому хранит тайну вкладов, приватных разговоров и окрестных безымянных захоронений.

На лице Купцова отобразилась тревога:

– А что, не исключается и такой вариант?

– Похоже, господин инспектор, вы позабыли главную заповедь людей творческих профессий: «какая свадьба без баяна? какая стрелка без нагана?» – наигранно-строго ответил Петрухин. – Не ссы, Купчина, все едино мы тебя с собой не берем.

– Это с каких таких щей?

– Брюнет распорядился оставить кого-то на хозяйстве. Жребий выпал на тебя.

– Какой еще жребий? – насупился Купцов.

– А я монетку кинул. Ту, что у тебя в стаканчике с карандашами хранится. Помнишь?

Памятуя о былом жульничестве, результатом которого стало… хмм… «тесно-телесное», хотя и всего на одну ночь, знакомство с юрисконсультшей «Магистрали», Леонид смущенно отвел взгляд. Не то стыдясь самого факта жульничества, не то – пряча зажегшиеся в глазах огоньки «сладострастных воспоминаний».

* * *

– Поехать на этой тачке предложил Пронин. Мы с ним… короче, в общаге, в одной комнате живем. Пронин сказал, что идиотов, оставляющих на стоянке машину с ключами, надо учить. Вот мы и… Вот честное слово! Мы просто сели и за пять минут доехали до метро. И всё.

– А всё ли? – прищурился Шалимов.

В кабинете дознавателей 71-го отдела полиции продолжался допрос доставленного прямиком из больнички подозреваемого Пегова. То был субтильного сложения молодой человек с внешностью «ботаника» и прикидом «хипстера». По манере держаться, по торопливой, сбивчивой речи, равно как «лица необщему выраженью», даже непрофессионал сыска без труда определил, что молодой человек отчаянно напуган, а потому, отвечая на вопросы, ничуть не юлит, а напротив – выражает полную готовность помогать следствию. К тому же организм Пегова до предела истощился ударной дозой клистира, вкачанной ему славными продолжателями дела профессора Боткина. По этой причине подозреваемый испытывал теперь необычайную легкость не только в мыслях, но и в прочих отсеках тела.

К слову, а может быть, и стоило взять на вооружение этот некогда передовой опыт австрийских медиков, со знанием дела описанный Гашеком? И перед каждым серьезным допросом устраивать фигурантам промывание желудка? Если на клистирах держалась Австрия, то почему бы на них же не поддержать отечественный сыск?[22]22
  Цит. из «Швейка»: «– Не щади меня, – подбадривал он палача, ставившего ему клистир. – Помни о присяге. Даже если бы здесь лежал твой отец или родной брат, поставь ему клистир – и никаких. Помни, на этих клистирах держится Австрия. Мы победим!»


[Закрыть]

– А всё ли? – продублировал вопрос Серёжа Кравчук.

– Ну да…

– А вот Гавричков нам под протокол сознался, что…

(Брехня! Не было покамест никакого «подпротокола» с Гавричковым. Поскольку все это время тот продолжал «дозревать» в «обезьяннике».)

– Ах да! Точно! – перебивая оперативника, торопливо «вспомнил» Пегов. – Когда мы вышли из машины, Жека вернулся и магнитолу выдернул.

– Ху ис Жека?

– Женька Пронин.

– Так и говори: Евгений Пронин. У нас с тобой сейчас не «тёрки про тёлки», а официальное следственное мероприятия, – строго подпустил туману Шалимов.

– Да-да, конечно. Так вот, Же… э-э-э-э-э… Евгений Пронин взял магнитолу. Мы ему говорили: не надо. Но он все равно…

– М-да, «славная какая у вас компания», – саркастически ухмыльнулся Кравчук, пародируя Михалкова[23]23
  Здесь – цит. из к/ф «Свой среди чужих, чужой среди своих».


[Закрыть]. – Что и говорить: настоящие друзья!

– Вы о чем?

– Что ты, что Гавричков – всё на приятеля валите: и угнать машину он предложил, и за рулем сидел, и магнитолу взял.

– Так, значит, и женщину – Жека? – в лоб спросил Шалимов.

– Что женщину?

– Он сбил?

– Какую женщину? – мгновенно и в бесчисленный по счету раз покрылся гусиной кожицей Пегов. – Мы никого не…

– Когда грузились в тачку, никаких механических повреждений на корпусе не углядели?

– Э-э-э-э… Не знаю… Ннет… Мы ж бухие были.

– Во-от! Уже одна статья, как минимум, считай, у тебя на кармане.

– К-какая статья?

– «Управление автомобилем в состоянии алкогольного опьянения», – охотно разжевал Шалимов. – До двух лет[24]24
  В данном случае опер «сознательно» не уточняет, что «до двух лет» – это не срок уголовной ответственности, а «лишение прав сроком до двух лет».


[Закрыть].

– Почему «до двух»? – охнул Пегов. – За что «до двух»?! Это же не мы! Это Пронин! Мы просто сидели! Сзади!

– Угу. На заду и в заду… Допустим. Где сейчас может ховаться Пронин?

– Не знаю. Вот честное слово!

– А если хорошенько подумать? Он ведь парень неместный, так?

– Да. Он из этого… из Курска приехал. Вообще-то он хотел на физкультурный поступать. Но по баллам ЕГЭ только к нам, в «холодильник», прошел.

– С кем из питерцев, помимо Гавричкова, он приятельствовал?

– Может, баба какая? В смысле подруга? – подкинул вариант Серёжа.

– Ну… В принципе, он с Машкой Архиповой из параллельной группы чего-то такое мутил.

– Чудесно. Где живет Машка?

– Я не знаю. Честное слово! Кажется, где-то в Колпино…

«Буду жить теперь один я, как ТЕРМИНААА-ТАР!» – дурным голосом заорал вдруг Шнур. Да так, что все присутствующие в кабинете невольно вздрогнули. После чего синхронно поворотили головы на шум, который, как выяснилось, рингтонно исходил из глубин кителя тихонечко посапывающего в уголочке сержанта Гусимова. На чью долю сегодня выпала миссия сопровождающего, он же – сиделка при измученном теле задержанного Пегова.

Шалимов сердито втопил кнопку диктофона, останавливая запись, и рявкнул:

– Ба-лин, Гусимов! Чурка ты нерусская! Я же вторым твоим родным языком приказал: на время, пока мы работаем, отключить мобильник!

– Извините, тащ капитан! – взялся оправдываться сержант. – Я свой-то, типа, отключил, а про его трубу забыл.

– Что значит «его»? Его кого?

– Это Пегова мобила. Вы сами приказали: отобрать и следить, чтобы на звонки не отвечал и сам никуда не звонил. – Гусимов достал из кармана продолжающую благим матом «шнурить» трубку. – Весь день у него этот терминатор орет. Раз двадцать так уж точно позвонил. Выключить? Я сейчас…

– Погодь! – заинтересовался Шалимов. Он поднялся с места, принял из рук сержанта телефон и всмотрелся в экран дисплейчика. – Очень любопытно… «Жека». – Опер обернулся в сторону Пегова. – Я правильно понимаю, что сей терминатор-Жека есть мобильный позывной товарища Пронина?

– Да.

– Прелестно. Как говорится, на ловца и зверь… А теперь, господин студент, слушай меня внимательно. Сейчас мы тебе нальем рюмашку коньяку, который ты одномоментно в себя опрокинешь.

– Зззачем? – перепугался Пегов.

– А вот именно зззза этим. Дабы ты перестал, наконец, дрожать, как жесть на ветру, а твой отнюдь не ангельский голосок приобрел нотки уверенной постпохмельной развязности. Ясно?

– Нет… Да… Нне совсем.

– Неважно. После этого ты наберешь номер товарища Пронина и своим возвращенным к жизни голоском объяснишь, что после вчерашнего перепоя жуткого весь день продрых, а потому звонков не слышал. И только теперь, очухавшись и узрев огромное количество непринятых от лучшего друга, спешишь справиться о состоянии его здоровья. А главное – об их местонахождении.

– Кого их?

– Пронина вкупе с его здоровьем.

– А, понятно.

– Это очень хорошо, что понятно… Серёжа, доставай НЗ! Будем студента лечить!..

* * *

– Алё… Жека, здорова!.. Да я ва-аще дрова полные. Прикинь, в такое рубанько упал, что вот тока-тока в себя пришел… Что?.. Я?! В какой, на хрен, полиции? Ты чего там, с дуба рухнул? Я ж тебе говорю: в общаге, только-только глазища продрал, после вчерашнего… Чего?.. Гаврика повязали?.. Блин, Жека, а ведь мы тебя, урода, предупреждали…

Ленинградская область, Тосненский район, садоводство «Березка» в районе пос. Ново-Лисино, 1 октября, сб.

Женя Пронин возлежал на продавленной бесчисленными телесами и самим Временем кособокой тахте. Лежал в невеликом садовом домике, доставшемся в качестве скорее обременения, нежели отрады семейству Архиповых по наследству от покойной бабки – заядлой огородницы.

Соблюдая негласный уговор с Машей, шторы на и без того закрытых ставнями окнах были плотно задернуты. Так что внутри сейчас темнота стояла – хошь глаз коли, хошь пальцАми выдавливай. По сути, единственным лучиком света в сем темном царстве служил огонек подсветки от экрана мобильника. По которому в данный момент Пронин, как мог, успокаивал откровенно психующего приятеля:

– Ладно, пегенький, ты главное – не паникуй.

– Ага, не паникуй! – плаксиво отозвалась трубка. – Если они уже Гаврика задержали.

– Ну и че? Гаврик – пацан реальный. Он нас не сдаст.

– Думаешь?

– Отвечаю! – внешне бодро, а вот внутренне – очень даже неуверенно подтвердил Пронин. – А менты… Чего они ему могут сделать? Подержат чутка, да и выпустят. Тачка-то целая.

– А магнитола?

– А пусть хозяин сначала докажет, что она вообще была!.. Кстати, Пегенький, дойди завтра до гаражей.

– Зачем? – насторожился Пегов.

– Поспрашай насчет этой магнитолы. Надо бы ее на деньги обменять. Там почти новьё, «пионер», все дела… Она минимум три штуки стоит, но я готов за полторы уступить.

– Да сейчас этого дерьма у каждого…

– Пегенький, поспрашай! – перебил приятеля Пронин. – Мне позарез бабки нужны. Если найдешь покупателя – сразу звони. Буду недоступен – набери Машку, она мне передаст. Я покамест, на всякий пожарный, в универе и в общаге светиться не буду.

– А дохнуть где будешь? У нее?

– Ты че, сдурел? Там же предки! Там батя, блин, мент!

– Какой батя?

– Машкин папаша. Короче, я сейчас на их даче, типа нелегально, отсиживаюсь.

– Далеко это?

– Да не особо. За Павловском, в Ново-Лисино.

– А там?

– А ты чего, типа, в гости собрался?

– Теоретически – могу приехать, – после долгой паузы, взятой на согласование ответа с операми, подтвердил Пегов.

– Не надо. Я и так здесь на птичьих правах. Сижу как в норе. Машка даже свет зажигать запретила, чтобы соседи не учуяли. Хорошо хоть, у папаши тут запасы курева немереные. Иначе бы совсем кисло.

* * *

Завершив разговор с Прониным, Женя задумчиво полистал мобильную записную книжку и набрал еще один номер:

– Але, Чика?.. Я… Здорова… Да нет, почему «пропал»? Кто сказал?.. Фигня какая… Про Гаврика? Ну да, чего такое краем уха слышал… А то ты Гаврика не знаешь? У него, между прочим, еще за прошлую хулиганку судимость не погашена… Во-во, совсем без мозгов пацан… Но я не за это звоню. Слушай, тебе автомагнитола по дешевке не нужна? Почти новьё, «пионер», все дела…

Трасса А-114, Вологодская область, где-то между Жидихово и Лентьево, 1 октября, сб.

Ночная тьма наступательно обволакивала трассу А-114, по которой со стороны Вологды неслась кавалькада из четырех машин. Третьим номером в ней шел образчик «гардовской» продукции от «Мерседес». Жутко дорогой «образчик», но, с учетом беспокойной жизни владельца, деньги свои день за днем отбивающий. Как известно, особой фишкой бронированных машин от сего именитого производителя служит тот факт, что внешне отличить бронированное авто от стандартного сможет только профессионал. Так как подобные модификации делаются на базе серийных кузовов, и лишь повышенный вес да более толстые стекла выдают усиленную модель. По этой причине «непрофессионалы» уже имели возможность дважды обломаться, устраивая, казалось бы, безупречно обставленные засады-покушения на владельца сей западной автопромной чудо-мысли.

В кожах заднего сиденья представительского «бронетранспортера» в данный момент утопали двое – авторитетный бизнесмен, лидер так называемой «тарасовской» ОПГ Олег Петрович Тарасов и формально руководитель его юридической службы, а на деле – «особист» Павел Тимофеевич Бажанов.

И разговор промеж этих солидных мужчин велся сейчас очен-но непростой.

– Мыслишь, всё это пурга и Брюнет, пользуясь случаем, всего лишь жути нагнать решил?

Бажанов подобного вопроса давно ждал и к нему готовился. А потому ответил с делано нейтральной, но все равно давшейся ему непросто неопределенной плечевой пожимкой:

– Думаю, так и есть. Его люди в нашем городке беспредел учинили, а мы смолчали, утерлись. Вот Брюнет и возомнил, что теперь нас можно и дальше дрючить.

Тарасов с сомнением покачал головой:

– А на хрена оно ему упало? Комбинат он получил. В том числе и твоими, Павлуша, стараниями.

На последние слова Павел Тимофеевич болезненно поморщился и возразил, как бы с легкой обидой:

– Олег, ну при чем здесь «моими стараниями»? Ты же прекрасно знаешь, как тогда всё получилось! И если бы обстоятельства…

– Обстоятельства! – сердито передразнил «особиста» Тарас. – Кабы твои упыри безмозглые тему с «квитком о смерти» не профукали, я бы Брюнету такую предъяву выкатил! – Олег Петрович наморщил лоб, помолчал и снова качнул головой: – Нет, что-то здесь не то. Слишком уверенно Витька со мной говорил. Так, словно бы у него на руках минимум стрит-флаш.

– Обычные питерские понты.

– Может, и понты. У Брюнета на понты прав поболее, чем у многих некоторых. М-да… И все-таки сваляли мы с тобой, Тимофеич, ба-альшого мудака!

– В каком смысле?

– Надо было и нам с тобой на юбилее «Магистрали» слегонца харями светануть.

– И наглотались бы газу. По полной. За компанию.

– А чем слезами, уж лучше газом наглотаться, – резонно заметил Тарас. – Кто бы тогда на нас худое подумал?.. А теперь что? Хватай мешки – вокзал отходит? Срывайся, доказывай, что ты не олень и не тюлень… Ладно. Мы по жизни и не такое обосновывали. Другое дело, что…

– Что? – насторожился Павел Тимофеевич.

– Не вовремя это все. Все эти говнотерки с Брюнетом. Нам сейчас надо бы срочно с Файзуллиным что-то решать. Желательно – раз и близко к навсегда. И Витька в этой ситуации мог оказаться очень полезен. А теперь, в нынешнем его состоянии, чую, пользы от него… как от быка молока… М-да… Еще парочка таких залетов – и я, ей-богу, продам к фигам весь этот вот-у-меня-уже-где бизЬнес и уйду в женский монастырь.

– В женский не пустят, – нехотя выдавил ухмылку Бажанов.

– С такими бабками пустят везде, – коротко хохотнул Олег Петрович.

После чего откинулся на сиденье и устало прикрыл глаза.