Текст книги "Движуха"

Петрухин и Гладышев бросились на пристанционный круг.

Туда, где под всеми парами их дожидалась служебная «вольва» с двумя «толковыми» парнями. От которых, увы, именно в этот роковой момент никакого толку-то и не оказалось.

* * *

«Вольва» неслась по ночному Петергофскому шоссе, распугивая встречных-поперечных водителей агрессивным, сопоставимым разве что со стритрейсерским стилем езды. Внутри салона установилась тяжелая гнетущая тишина. Сейчас нарушаемая лишь шуршанием листка расписания, который вытянул из кармана Петрухин и теперь пытался вчитаться в подпрыгивающие на ухабах столбики цифр.

– …Нет, братцы, на Сосновую Поляну можно не рассчитывать. Электричка туда добирается за пять минут, а прошло восемь. Опоздали.

– А что там следующее?

– Лигово. Вот туда еще можем попробовать. Хотя… сдается мне, все это уже бесполезняк.

– Сева! – мрачно приказал Гладышев. – Давай в Лигово!

– Хорошо, Георгий Михайлович. Делаю, – тоскливо отозвался оперативник, которому буквально полсекундочки не хватило для того, чтобы заскочить в автоматически захлопнувшиеся двери последнего вагона.

А у Петрухина тем временем заголосила трубка. Заголосила особым звонком, индивидуально установленным на вызовы Брюнета. И хотя это сейчас было совсем некстати, Дмитрий все ж таки отозвался:

– Да, Витя. Извини, мы сейчас немножко… э-э-э-э… заняты. Я тебя попозже наберу.

– Интересно, и чем это вы сейчас так сильно заняты? – как-то неуместно игриво поинтересовался в ответ Виктор Альбертович.

– Мы. Работаем. По. Твоей. Теме, – раздраженно отчеканил Петрухин.

– И много наработали?.. Кстати, что с Гордеем? Живой или, хочется верить, кони двинул?

– ЧТО?!.. А… А откуда ты? Ты где сейчас?

– Я? Я в электричке. К слову, ощущения непередаваемые. Я ведь последний раз пригородными поездами катался году эдак в 2001-м. Если не еще раньше.

– В КАКОЙ ЭЛЕКТРИЧКЕ?

– А шут ее знает, – беспечно отозвался Виктор Альбертович. – В той, которая в город едет. Вот только что Сосновую Поляну проскочили. Ах да! Ты же не знаешь за начало этой истории! Короче, сидим мы, значится, в кустах…

– Кто МЫ? – обалдело спросил Петрухин.

– Я и Влад. Сидим, значит, в кустах, возле станции «Сергиевка», – с насмешливой интонацией продолжил рассказ Брюнет. – Сидим посередь кучи какого-то мусора и в натуральном смысле говна. Сверху капает, снизу воняет, но мы все равно мужественно сидим и наблюдаем, как вы рассредотачиваетесь по перрону.

– Ну ты и гад! Я же тебя по-человечески просил!..

– Согласен, просил. Но сейчас не об этом. Так вот – приближается электричка. Та самая, в которой мы теперь едем. Вдруг какой-то мужик при плаще и капюшоне достает ствол и, прикинь, стреляет в нашего Гордеева? Причем два раза. После чего спокойненько так зашагивает в поезд. Ну, естественно, нам с Владом стало интересно, и мы подорвались туда же… Ах да, там еще какой-то лосяра за нами бежал, тоже, по ходу, сесть пытался. Но не успел, перед самым носом двери закрылись. Ты, кстати, не знаешь – кто такой был?

– Витя! Ты… ты хочешь сказать, что вы с Владом ВЗЯЛИ киллера? – потрясенно выдохнул Петрухин, и эта его эмоция прошила Гладышева словно электрическим разрядом.

– Ага. Вон он тут, под лавкой отсыпается. В смысле мы его малость усыпили, а то он дюже буйный оказался. Вот теперь едем с комфортом. Одни, в пустом вагоне. Прикинь, отчего-то все пассажиры, на нас глядючи, на предыдущей станции как-то массово взяли да и вышли?.. Да, я, вообще, к чему звоню-то? Может, этого усыпленного куда сдать нужно? В конце концов, не домой же мне его тащить? И вообще – у меня в поселке тачка осталась без присмотру. А место там, сам знаешь, цыганское. Опасаюсь, как бы не увели.

* * *

Торжественная, хотя и без фанфар, церемония передачи стрелка из рук добровольных помощников полиции в руки самой полиции состоялась на станционной лавочке в Лигово. К слову, если вдруг кто не в курсе, именно на этой станции в начале 1920-х годов, в должности старшего милиционера недолгое время проработал будущий великий советский писатель Михал Михалыч Зощенко.

Стрелком оказался некто Алиханов Рустам Ибрагимович, двадцати шести лет от роду.

– Из бригады талышей, работающих непосредственно на Файзуллина, – доверительно поведал Гладышеву «Герой Дня».

– Откуда известно? – слегка оживился до сих пор не вполне отошедший от шока Жора.

– А мы его, перед тем как усыпить, немного того… прокачали, – пояснил Брюнет. – На детекторе лжи. Ручной работы.

– Ну-ну… А… я даже стесняюсь спрашивать…

– Никаких стеснений! Мы всегда готовы оказать посильную помощь доблестным правоохранительным органам. Правда, Влад?

– Само собой, – подтвердил брюнетовский телохранитель.

– Скажите, а случаем, ствола при Рустаме Ибрагимовиче не сыскалось?

– Как же. Была «волына», – помрачнел лицом Виктор Альбертович и нехотя, одними кончиками пальцев, достал из внутреннего кармана пиджака ПМ.

– Мать моя женщина! – ахнул Петрухин, внимательно всмотревшись в оружие. – Так это же?..

– Вот-вот. Он самый… Безупречный, блин, служака. Хрен ему между…

* * *

Если не брать в расчет подстреленного Гордеева, главным пострадавшим во всей этой истории оказался старший оперуполномоченный Шалимов. По воле рока и собственного авантюризма угодивший в эпицентр абсолютно чужих разборок и многоходовок. На Геннадия сейчас было просто страшно смотреть. И это еще притом, что за всеми хлопотами минувшего вечера официально оформить задержание Кирилла Гордеева в 71-м отделе не успели, не до того было. Так что – хоть здесь повезло. В противном случае старшему оперуполномоченному светили бы не просто служебные неприятности, а – полные кранты.

Тем не менее, улучив момент, Дмитрий отвел в сторонку Гладышева и по-дружески попросил не впутывать несчастного опера в официальные разбирательства. Жора пообещал сделать все максимально возможное, однако Шалимову все равно пришлось загрузиться в полицейскую «вольву» и выдвинуться – отнюдь не в направлении домашнего очага, а в здание Главка. Кстати, перед тем как укатить, Гладышев натянул на лицо «официальное лицо» и взял с решальщиков, Брюнета и Влада твердое обещание по первому зову самолично и незамедлительно явиться туда же.

После отъезда оперативников телохранитель был делегирован в Володарку забирать «таху». (Вот ведь как! Оказывается, вовсе не пригрезилась Петрухину в его полудреме машина босса.) Ну а сами решальщики, вкупе с Брюнетом, загрузились в старого доброго «фердинанда» и потихонечку покатили в направлении центра.

* * *

– Ай да Витя! Ай да сукин сын! – продолжал источать нервического происхождения комплименты сидящий на руле Петрухин.

– За «ай да» – да, согласен, – как бы скромно отозвался Виктор Альбертович. – Но вот если кто и настоящий «сукин сын», так это наш Ван Ваныч.

– Так мы сейчас что? Прямиком к нему или?

– Или. С этим мудилой грешным завтра и плотно разбираться станем. А сейчас давай-ка, Борисыч, рули на Загородный. К Шепитько, в «Альфонс».

– Даже так?! С удовольствием! Потому как пожрать и в самом деле не помешает. Да и накатить тоже. Отметить, так сказать, твои боевые заслуги.

– Само собой – и накатим, и пожрем. Вот только для начала пообщаемся с нашим общим знакомым.

– Это с каким из них?

– А с тем самым, которому Алиханов после стрельбы и отхода должен был отзвониться с отчетом о проделанной работе.

– О как! Нас ожидает встреча с самим господином Файзуллиным?

– Нет, Борисыч. Нас ожидает встреча с самим господином Бажановым.

– Ерш твою! – удивлению Петрухина не было предела. – Такой, значится, расклад?

– Такой.

– А почему ты, Виктор, считаешь, что после всего случившегося он примет твое предложение и явится в «Альфонс»? – спросил Купцов.

– А Паша уже там. Минут двадцать как. Аккурат к нашему приезду дозревает. В холодильнике.

– ГДЕ? – исторгли слаженно-хоровое решальщики.

– В ресторанной подсобке, в холодильнике, – пояснил Брюнет. – Помните историю с героем-любовником и сабелькой? Геша ведь тогда на полном серьезе собирался этого… как бишь его?..

– Русакова?

– Да-да, Русакова, выложить на мороз. Знаете, был такой нацистский доктор? Зигмунд… черт, забыл фамилию… но не Фрейд, точно… Он на заключенных изучал воздействие низких температур на человеческий организм.

– Витя! С каждый минутой ты удивляешь меня всё больше. Сперва своим лихим гусарством, теперь вот – эрудицией.

– Спасибо, я вас тоже люблю. Так вот, наш ресторатор, в качестве хобби, увлекается схожей темой. Периодически занимаясь перевоспитанием разных моральных уродов.

– Жуть какая, – поморщился Петрухин. – Кстати, а каким образом Тимофеича удалось… хмм… заманить? В холодильник?

– После того как мы с Владом прокачали стрелка, я позвонил бригадиру «наружки» «квадриганов», которая все это время продолжала отстаиваться у отеля. Ребята аккуратненько зашли в номер и вывели из него нашего друга. Не пришлось даже пользоваться автотранспортом – там ведь неспешным пешочком минут пять-семь, не больше. Короче, свезло.

– Кому как. Бажанову, мнится, не вполне.

– Не знаю как вам, но лично мне на его везение накласть с высокой колокольни.

– Тоже позиция, – согласно вздохнул Петрухин.

А вот Леонид ничего не сказал, а, отвернувшись, уставился в оконное стекло, за которым сейчас пролетали редкие встречные машины и частые дождевые капли.

Санкт-Петербург, 3 октября, пн.

В общей сложности Дмитрий отсутствовал минут двадцать. А когда возвратился в ВИП-кабинетик практически безлюдной в эту ночную пору ресторации, застал приятеля практически в той же самой позе. За это время к обильно выставленным закускам Купцов практически не притронулся, но зато успел почти полностью опустошить содержимое запотевшего графинчика и скурить с полпачки петрухинских сигарет.

– Оппаньки! Ты чего, снова развязал?

– С вами не только развяжешь, с вами… – остаток фразы Леонид скомкал и поинтересовался: – Уже закончили?

– Да нет, там у них все еще только начинается. Но за саму интригу я все понял, а всякие мелкие подробности уже не так интересны. К тому же там реально холодно. Брюнету Шепитько хотя бы ватничек выдал, а я вот окончательно задубел минут через пять после захода. – Дмитрий вылил остатки из графинчика в хрустальный стакан, залпом выпил и внимательно всмотрелся в коллегу: – Алё, инспектор!

– Я!

– Ты чего такой? Словно пыльным мешком стебанутый?

– Да вот размышляю.

– И о чем же? Если не секрет?

– Думаю, а хорошо ли мы поступили? С Бажановым?

– Лёнька-сын в кабак пришел, и спросила кроха: что такое хорошо и что такое плохо?

– Смешно, – грустно качнул головой Купцов. – Нет, конечно, подонок Павел Тимофеевич редкостный. Но ведь мы-то с тобой, очень хочется верить, не такие?

– Ни фигасе ты выдал!.. Погоди, а как бы ты предложил с ним поступить? Как бы персонально ты, Купчина, взялся его колоть? Методом увещеваний, зачитывания Псалтыря и взывания к ошмёткам совести, так, что ли? – отчего-то заволновался/завелся Дмитрий. – Вот только у нас нет на это времени. Равно как прокурорских «корочек».

– Не знаю. Но всё равно… как-то… как-то пакостно на душе. Словно бы я Бажанову и таким как он – если и не уподобился, но где-то очень близко, почти по грани прошел.

Петрухин неожиданно посерьезнел.

Раскурил сигарету. Помолчал.

А потом ответил:

– Есть такое дело, дружище. А, думаешь, почему так?

– И почему же?

– Знаешь, чем хороший человек отличается от плохого? Тем, что в светлом человеке минимум 51 процент доброго, а в темном – 51 процент дурного. И вот эта бизнес-конструкция «50 % + 1 акция» и решает, кто мы такие. Вот такой, друг мой, не самый веселый расклад… О! – вспомнилось вдруг Петрухину. – Совсем забыл! Мне же Шалимыч звонил.

– Вот и с Генкой неудобно получилось.

– «Да подождите вы, святой отец!»[34]34
  Здесь – крылатая киноцитата из советского т/ф «Принц и нищий».


[Закрыть] – теряя терпение, скривился Дмитрий. – Короче: наш терзаемый угрызениями совести майор дозвонился до приемного покоя Николаевской больницы. Жив, оказывается, курилка-Кирилка. Ранения очень серьезные, но живучий гаденыш оказался. Так что Геша сейчас весь при счастье.

– Здесь я его очень хорошо понимаю, – согласился Купцов. – Кстати, вот и в ситуации с Гордеевым тоже…

– Что «тоже»?

– Я не стал пока задавать Брюнету этот вопрос. Но, судя по его рассказу, у них с Владом имелась возможность свинтить Алиханова, не доводя дело до стрельбы. Однако Виктор, похоже, предпочел, чтобы тот сперва завалил Кирилла.

– Очень может быть, – подтвердил Петрухин. – И, скорее всего, так оно и было. Но в данном случае это выбор самого Брюнета. И кто мы такие, чтобы его осуждать за это? То – полномочия, не побоюсь этого слова, Господа Бога. Ежели, конечно, таковой в самом деле существует… А вообще, господин Купцов, довольно странно слышать именно от вас такие речи.

– Это почему?

– А потому, что Гордей, если ты вдруг подзабыл, нанес тяжкие физические увечья твоей возлюбленной. Так, на минуточку. А вполне мог и вовсе лишить жизни. И до кучи оставить ребенка сиротой… Разве в данном конкретном случае тебя не переполняет чувство справедливой мести?

– Не знаю, Димка. Не знаю…

– Та-ак. Всё, хорош! – Петрухин решительно поднялся. – Сейчас мы закажем еще один пузырек, а лучше – сразу два и наконец-то по-человечески поедим и выпьем. И перестанем забивать себе головы всякой хренью. Ибо с таким, как у тебя сейчас, настроем мы, брат, далеко не уедем.

– Кабы ты знал, Дима, как мне порою нестерпимо хочется, – пробормотал Купцов.

– Чего хочется?

– Именно что – УЕХАТЬ. От всего этого… И… Именно что – ДАЛЕКО…

Санкт-Петербург, 4 октября, вт.

Помещение в пятнадцать «квадратов» с небольшим холлом, душевой кабиной, ковровым напольным покрытием и гигантской плазмой на стене менее всего походило на больничную палату. Скорее – на одноместный полулюксовый номер в трехзвездном отеле.

– А чего? Вполне себе хоромы, – осмотревшись, вынес авторитетное суждение Петрухин. – Я бы в таких недельку-другую позависал. А ежели еще и медсестрички соответствующие…

– Я бы с вами с удовольствием поменялась, – усмехнулась Яна. – Вот только предупреждаю: здесь работают преимущественно медбратья.

– Да?.. Хм… Нет, такой хок-гей нам не нужен.

– Это Брюнет распорядился? В отдельную перевести? – уточнил Леонид, водружая на гостевой столик букет роскошных роз.

– А кто ж еще? Не с моих доходов подобные, как выразился Дмитрий Борисович, «хоромы» оплачивать. Да вы не мельтешите, господа инспектора, присаживайтесь. И давайте рассказывайте.

– Что именно?

– Всё. И желательно – по порядку. Мне с утра Алла звонила, но я из ее сумбура толком ничего не поняла. За что уволили Комарова? Что там за история с его пистолетом?

– О! То история, леденящая кровь, – улыбнулся Петрухин, по-свойски падая в гостевое кресло.

– Ну? Долго вы еще будете меня интриговать? Между прочим, в моем состоянии очень вредно нервничать.

– А капризничать? Полезно?.. Ладно, Лёньк, начинай ты. А я по ходу пьесы встряну.

– Это единственное, что у тебя хорошо получается. Именно что «встревать», – резюмировал Купцов, беря стул и подсаживаясь к кровати гипсозафиксированной возлюбленной. – В общем, так… У нашего Иван Иваныча, как ты помнишь, была такая барсеточка, с которой он никогда не расставался и в которой он носил ПМ, подаренный ему при выходе на пенсион. Уж за какие такие заслуги подаренный – то история умалчивает.

– Наверное, за счастливое избавление Главка от его всем давно осточертевшей персоны? – предположил Дмитрий.

– Может, и так. В Озерках, аккурат по соседству с домом Комарова, располагается шалман. Его наш Иван Иваныч, оказывается, ритуально и регулярно посещал, отмечая завершение очередного напряженного трудового дня.

– Ключевое слово «оказывается»? – язвительно заметила Яна Викторовна. – Похоже, тут налицо явный прокол господ инспекторов.

– А мы сбором компромата на вышестоящих товарищей не занимаемся, – с ходу парировал Петрухин. – Вернее будет сказать, «не занимались». Но теперь, пожалуй, придется сделать соответствующие оргвыводы.

– В минувшую среду, в ходе одного из таких «посещений», к столику Комарова подсел неизвестный, представившийся ветераном спецподразделения МВД, – продолжил свой рассказ Купцов. – За короткое время он буквально покорил сердце нашего Иван Комарыча: сначала тем, что заказал в музыкальном автомате песню про «офицеров и прицелы», причем прослушал ее стоя и со слезой, а затем выкатил халявное угощение. В честь своего возвращения из «горячей точки».

– Господи! Как это все дешево и банально, – поморщилась Асеева.

– Тем не менее продолжает безотказно работать. Короче, в какой-то момент пьющий/закусывающий Комаров вырубился. А очнувшись, обнаружил, что «ветеран спецподразделения» исчез, причем…

– Вместе с его борсеткой?

– Именно так.

– Кретин! Это я про Комарова, разумеется.

– Спасибо, мы догадались, – саркастически подтвердил Петрухин.

– Обнаружив пропажу табельного оружия, наш старый дурак отчаянно запаниковал и, прекрасно понимая, что, дойди эта информация до Брюнета, он тут же вылетит со своего хлебного места к чертовой бабушке, предпочел сей факт банально умолчать. Понадеявшись на «авось» пронесет. Тем более что патронов в обойме не было – буквально неделю назад он, по пьяной лавочке, расстрелял все на даче, охотясь на ворон.

– Кретин в квадрате, – вздохнув, резюмировала Яна. – Только я не поняла: каким образом пропажа комаровского пистолета связана с тарасовской компанией и событиями последних дней?

– Не с «тарасовской компанией», а с господином Бажановым, – внес поправку Дмитрий.

– А разве это не одно и то же?

– С некоторых пор – нет. А вышло так: после того как Бажанов не без вашего, Яна Викторовна, деятельного участия потерпел фиаско в суде и проср… пардон! Профукал «Интеграл», недовольный таким исходом дела Тарас стал потихонечку задвигать Пашу Тимофеевича на вторые роли. И тогда тот начал подумывать о том, чтобы сменить хозяина. В итоге остановив свой выбор на господине Файзуллине.

– А «ху из» Файзуллин?

– Еще один местный авторитет, прямой конкурент Тараса. В первую очередь в бизнесе, связанном с поставками в регион импортных продуктов питания. На этом поле Тарас и Файзуллин давно грызутся за фирму «Эдельвейс», и горе-особист в качестве жеста доброй воли слил потенциальному новому хозяину пакет эксклюзивных юридических документов.

– Однако Файзуллину этого оказалось мало, – перехватил эстафетную палочку рассказа Леонид. – Будучи в курсе за непростые отношения между Тарасом и Брюнетом, он попросил подбросить дровишек в затухающий костер конфликта. Дабы, пока промеж нас продолжаются разборки, наловить побольше рыбки в мутной воде.

– И этими самыми «дровишками» оказалась граната, влетевшая в окошко праздничного теплоходика? – догадалась Асеева.

– Точно так. Эту операцию, по наущению Бажанова, провернул Кирилл Гордеев. Правда, он-то сам считал, что организует сие в интересах своего, а не чужого босса.

– Равно как, совершая наезд на вас, Яна Викторовна, он верил, что таким образом восстанавливает пошатнувшееся реноме Олега Петровича.

Здесь юрисконсультша «Магистрали» болезненно нахмурилась, в мозгу ее неприятно промелькнули картинки воспоминаний, связанных с уличным кошмаром постпраздничного вечера.

– Что? Нехорошо? – тревожно встрепенулся Купцов.

– Нет-нет. Всё нормально… Допустим, так оно всё и было. Но я никак не могу понять суть бажановской интриги?

– Согласно коварному замыслу Павла Тимофеевича, по завершении акции с бомбометанием Гордеев должен был склеить ласты, отведав вискаря, который ему загодя презентовал Бажанов. Между прочим, девять тысяч рублей бутылка! – Здесь Петрухин блаженно зажмурился, поскольку даже при нынешних доходах такового напитка позволить себе не мог. – Устранив Гордеева как непосредственного участника и свидетеля, Бажанов с Файзуллиным намеревались пустить в ход наградное комаровское оружие.

– Так это их человек стащил ствол у Комарова?

– Так точно. Из этого пистолета планировалось убийство Тараса. После чего в ментовку должны были уйти материалы, доказывающие причастность покойного Гордеева к нашей веселухе на «Океане».

– И тогда убийство Тараса из ствола начальника «магистральной» СБ читалось бы как достойная ответка? Логично укладывающаяся в общее русло былого конфликта между Тарасом и Брюнетом? – догадалась Асеева.

– Вы – большая умница, Яна Викторовна.

– Мерси за комплимент, Дмитрий Борисович.

– Вот только бажановский планчик сбойнул, – немного ревнуя, перехватил инициативу разговора Купцов. – Во-первых, Кирилл вискарика по каким-то причинам пить не стал, а затем его и вовсе приговорил совершенно левый, безвинно пострадавший товарищ. А во-вторых, благодаря гордеевскому «эксцессу» и его же патологической жадности, мы с Купчиной сумели добраться до него первыми. Обскакав и Тараса, и Пашу Тимофеевича. Но Файзуллин с Бажановым за последнее были не в курсе и совместными усилиями, сидючи за столиком ресторана «Жан-Жак Руссо», сочинили новое развитие сюжета. Но здесь уже Димка больше в теме.

– Да, Димка в теме. В общем, теперь они решили использовать комаровский ствол для убийства Кирилла Гордеева в Сергиевке. Туда же, аккурат к будущему хладному трупу, они заманили сначала нас с Купчиной, как… хм… «брюнетовских шестерок»… а также ментов. У коих не оставалось бы сомнений в том, что именно люди Брюнета расправились с Гордеевым.

– А смысл?

– Ну Комарова при таких раскладах однозначно взяли бы под стражу. А нам с Леонидом Николаевичем, равно как и нашему разлюбезному боссу, устроили бы такие процессуально-бубновые хлопоты, что… У-у-у-у! Одновременно в руки к Брюнету должны были попасть некие «неопровержимые доказательства» причастности организации этих хлопот персонально Тараса. И далее…

– …и далее очередная крупномасштабная война между нашими коллективами оказалась бы неминуема, – докончила юрисконсульт.

– Здесь – к гадалке на ходи. И вот тогда, в ходе этой самой войны, Тараса можно было смело валить любыми подручными средствами. Списав это дело на нас.

– Хитро придумано.

– Придумано неплохо, – нехотя согласился Купцов. – Вот только аэрозольная граната, с которой, собственно, все и началось, причудливым образом трансформировалась в бумеранг.

– Это как?

– Как раз сейчас Брюнет и Тарас снова встречаются в заведении господина Мхитаряна. И на повестке дня у них в общем-то только один вопрос: заключение пакта. Навроде того, что имел место быть между Молотовым и Риббентропом.

– Назначив «Польшей» фирму «Эдельвейс», – хохотнул Дмитрий. – И поделом! Как говорится, не рой яму другому, а используй ту, что он вырыл для себя… Ладно, братцы, вы тут поворкуйте, а я скоро вернусь. Мне тут… э-э-э… короче, надо…

– Я думаю, что Яна Викторовна любезно позволит тебе воспользоваться «удобствами» своей палаты, – подколол напарника Купцов.

– Очень смешно, – буркнул Петрухин и выскользнул из палаты.

– Яна! Ответь мне, пожалуйста, на один вопрос, – воспользовавшись обстановкой тет-а-тета, попросил Леонид.

– Да хоть на два, – любезно позволила Асеева.

– Скажи: в воскресенье утром Петрухин был у тебя здесь?

– Нет. А с какого перепугу?

– Это… Это точно?

– Леонид Николаевич! А вам не кажется, что подобного рода уточнения попахивают бестактностью? Если не откровенным хамством?

Пристыженный, но одновременно заинтригованный Леонид сбивчиво извинился и со словами «я на секундочку» вслед за приятелем вышел в больничный коридор. Очень вовремя вышел, успев разглядеть в самом конце оного Петрухина, зашагивающего в некий кабинет.

Сгорая от любопытства, Купцов проследовал туда же и остановился перед дверью с табличкой, повествующей о том, что внутри обретает «Старшая сестра отделения Климова Наталья Александровна». Удивленный Леонид тихонечко приоткрыл дверь, заглянул в образовавшуюся щелочку, и…

И ему открылась потрясающая по силе эмоционального воздействия картина. За подписью: «Инспектор Петрухин страстно овладевает старшей сестрой Климовой на ее рабочем месте».

– Ну тогда я вообще ни хрена не понимаю! – обалдело прошептал Купцов и, осторожно прикрыв дверь, отправился обратно в палату.

* * *

– Ну что ж, Виктор, я рад, что между нами более не осталось обид и недомолвок.

– А уж как я-то этому рад, Олег.

– Думаю, план вполне реалистичен, и через месячишко-другой «Эдельвейс» полностью перейдет под наш совместный контроль.

– А Файзуллин? Если требуется какая-то практическая помощь…

– Нет, благодарю. Это – сугубо МОИ проблемы!

– Как скажешь.

– Осталось решить еще два момента. Во-первых, по «Эдельвейсу». Какой процент ты хотел бы получить?

– Поскольку этот бизнес для меня не является профильным, я вполне удовлетворюсь четвертью.

– Двадцать пять процентов – более чем разумная цифра. Я согласен. И второе – надо что-то решить по Бажанову. Я предлагаю…

– Не возражаю. Только постарайтесь это дело обставить под видом «деятельного раскаяния путем самоубийства». Демонстративно-показательная мокруха в данном случае нежелательна.

– Чего так?

– Нам в этой истории косвенно помогала парочка действующих копов. А также депутатские «квадриганы». Не хочется их ненароком засветить и подвести. А то, сам знаешь, начнется следствие, потянутся ниточки… Опять же – у ментов и без того «глухарей» хватает. Пускай накопившееся разгребают.

– Хорошо. Будь по-твоему…

КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ КНИГИ