Текст книги "Движуха"

– А потому, что Паша мантулит на Тарасова больше десяти лет. И за эти годы за рецепты сей кухни узнал столько, что на вольные хлеба с подобными знаниями из подобных трудовых коллективов не отпускают. Скорее закатывают: либо в асфальт, либо в банки. Во втором случае – по частям.

– Тоже неплохой вариант, – цинично хохотнул Дмитрий.

– Типун тебе на язык!

– С чего вдруг такая трогательная забота о неближнем своем?

– А с того, что ежели при таких летальных раскладах менты (здесь я имею в виду, конечно, ментов грамотных) хотя бы на полштыка копнут ретроспективу наших… хм… взаимоотношений, то первым кандидатом на приземление окажется ваш покорный слуга. Кстати, именно по этой причине во время нашей летней… э-э-э-э, зачистки провинциального городка я распорядился, чтобы с Пашей обошлись максимально щадяще. Ему, если помнишь, тогда всего лишь сломали клешню и встряхнули кумпол. Хотя самое малое, чего он заслуживал по совокупности подлянок, – это с корнем оторванных яиц.

– Даже так?

– Даже. Потому – много было всякого военно-морского. Промеж мною и этим… хм… меломаном, хрен ему между…

– Кстати, что? В самом деле была такая песня?

– Ясен пень! Просто, когда сей хит по радио крутили, ты, Борисыч, еще под стол пешком ходил, – усмехнулся Виктор Альбертович и вполголоса, с душою напел: – «Еще косою острою… чего-то там не скошено… еще не вся черемуха к тебе в окошко брошена»[28]28
  В данном случае речь идет о песне «Услышь меня, хорошая» (муз. В. Соловьева-Седого, ст. М. Исаковского).


[Закрыть]. М-да… Интересно тема складывается: один мудак якобы ненароком спел, другой – якобы «нароком» подхватил…

– Во-во. Этот момент мне тоже показался мутным, – согласился Дмитрий. – Нет, я допускаю, что после того, как Бажанова сперва нахлобучили на исторической родине, а затем натянули в арбитраже, он – осерчал люто. А потому на измене вполне мог нечто «поэтическое» рыкнуть, не подумав. Равно как допускаю, что сей рык мог услышать и запомнить Гордей. Но! Чтобы по собственной инициативе и по прошествии нескольких месяцев, никого не спросясь, ни с кем не посоветовавшись, влезать в разборки крутых дяденек? Да ну, бред!

– В твоем изложении – бред, безусловно. Но как там оно на самом деле было? Гордей, судя по описаниям, парень с гонором, дерзкий. Опять же, в ходе летней зачистки ему досталось поболее, нежели Бажанову. Так что у него имелись все основания нагрянуть в нашу сторону.

– Мыслишь, тут чисто по Зощенко? «Затаил в душе некоторое хамство»?

– Типа того. Опять же, чем черт не шутит, пока Бог спит?..

Флешбэк

– Да-да, я начинаю припоминать эту нашу питерскую встречу с Яной Викторовной. Признаюсь, я тогда действительно был немного… э-э… на взводе. В том числе вследствие случившихся незадолго ДО, граничащих с беспределом событий. Каких именно, надеюсь, разъяснять господину Голубкову не нужно?

– Не нужно, – ответил за шефа Петрухин. – Только, господа собравшиеся, с вашего позволения, хотелось бы внести небольшую поправочку?

– За-ради бога, – великодушно разрешил Олег Петрович.

– То были не «граничащие с беспределом», как изволил выразиться Павел Тимофеевич, события, а адекватные действия в ответ на именно что беспредел. Учиненный самим опять-таки Павлом Тимофеевичем.

– Умри, Борисыч, но лучше не скажешь! – расплылся в довольной улыбке Брюнет. Но, впрочем, тут же поскучнел лицом. – Но, если мне не изменяет память, все вопросы вокруг да около «Интеграла» мы вроде как сняли? Или я ошибаюсь?

– Не ошибаешься, – неохотно подтвердил Тарас.

– Тогда предлагаю перестать пускать ностальгическую пену и окунуться обратно в нашенские реалии. Которые, к сожалению, нездоровы. Паша! Как говорится: «Затянул песню – допевай хоть тресни».

– Я ведь уже объяснил, что конкретно этого момента не помню, – хмуро отозвался на призыв к покаянию Бажанов. – Возможно, что-то такое и процитировал. Не исключаю, что как раз эти самые строчки. Но! Процитировал всяко не в контексте некоего призыва и не в качестве руководства к действию.

– А Кирилл Гордеев за то в курсе? Что «не в качестве»?

– А я не берусь отвечать за тараканов, пасущихся в башке Кирилла. Равно как не обладаю столь извращенной фантазией – байкеры, гранаты с газом… Это все попахивает откровенной голливудчиной, причем самого паршивого пошиба. Кино из категории «Г».

– То есть при тебе никаких джихадовских планов Гордей не озвучивал и даже не намякивал? Так? – резюмировал Тарас.

– Да если бы я хоть одно слово, хотя бы намек на подобное учуял и распознал, разумееется, я бы ему тотчас мозги прополоскал. С «Тайдом» и с отбеливателем. И не только ему. Ты же помнишь, Олег… хм… не знаю, стоит ли об этом сейчас упоминать?..

– Начал «а», говори и «бэ», – отмахнулся Тарас.

– Хорошо. После той летней истории многие наши парни высказывались за достойную ответку питерским. Но я всех, которые неугомонные, собрал и доступно разжевал за линию партии. И, как мне показалось, все всё поняли.

– Но в итоге оказалось, что «показалось», – скаламбурил Петрухин. – И одна паршивая овца испортила репутацию всего стада.

– Дмитрий Борисович! Ты это… за языком следи, ладно? Чтоб невзначай обедни не испортить, – болезненно отреагировал на последнюю петрухинскую фразу Тарас.

– А что такое?

– Ты еще МЕНЯ «бараном» назови! Это к разговору за «стадо».

– Хм… Извиняйте, граждане! – Дмитрий покаянно сложил ладони на груди. – Я в ваших коллективах человек новый, в местных придворных этикетах покамест слабо разбирающийся. Хотя… Согласитесь, Олег Петрович, что один баран в этой теме все-таки присутствует? Гордеев его фамилиё. За которым, как теперь выясняется, пастух – в образе и подобии Павла Тимофеевича – недоглядел.

– Жену поучи – щи варить! – не сдержавшись, показал клыки Бажанов.

Умеряя боевой пыл собравшихся, Брюнет по-отечески потрепал Петрухина за плечо и попросил:

– В самом деле, Борисыч! Звук малость приглуши, а то слишком много шуму от тебя.

– Лучше я его полностью выключу, – с готовностью «успокоил» Дмитрий и демонстративно вернулся к поглощению шашлыка из свежезаваленного барашка.

– Хорошо, – подвел промежуточную черту Виктор Альбертович. – Будем считать, что с мотивацией худо-бедно разобрались. Людям и в самом деле порой свойственно ошибаться. Особенно когда их чувства задеты и оскорблены. Но меня волнует другой вопрос.

– И какой же?

– Что мы станем делать с этим, как метко выразился Дмитрий Борисович, «бараном»? Сразу озвучу свою позицию: крови не хочу, но справедливости жажду.

* * *

– То есть ты, Витя, по-прежнему склоняешься к мысли, что в случае с Гордеевым имела место быть классика из серии «Услужливый дурак опаснее врага»? – взялся расставить точки над «ё» Петрухин.

– Я, Борисыч, давно приучил себя к тому, чтобы опосля первого впечатления не спешить ни к чему склоняться. Даже к сожительству.

– Мудро. Глыбко.

– Да ладно, на нобелевку едино не тянет. Опять же, ты не замечаешь, что в последнее время все мы как-то неприлично страдаем дилетантизмом?

– То есть? Разжуй, будь ласка?

– А тут и «жувать» нечего. Отчего-то, куда ни копни, за что ни возьмись – всё у нас «жигули» выходят: что в Тольятти, что на проспекте Добролюбова, – взялся вслух философствовать Брюнет. – А касаемо услужливого дурака… Помнится, лет эдак восемь назад подвизался у нас в коллективе на шестых ролях схожий даунито. Прикинь! По личной инициативе зарезал любовницу босса, узнав, что та боссу изменила. Типа, вступился за его мужское достоинство.

– Лихо. И чего потом?

– А потом, на то, чтобы убедить ментов в том, что босс не являлся заказчиком убийства, было потрачено примерно двадцать штук. Баксов.

– А что стало с даунито?

– Его зарезали бесплатно.

– Экие ты истории, да еще на ночь рассказываешь.

– Так ведь, пока до дому доберемся, все едино утро будет.

– Тоже верно. Слухай, Витя, я вот чего меркую: возможно, люди Тараса и в самом деле сейчас активно ищут, а возможно даже, и сыщут Гордея. Но ведь и нам негоже на жопе ровно сидеть? Лично я бы с большим удовольствием пообщался с сим персонажом «до», а не «после» того, как с ним проведет профилактическую беседу Олег Петрович.

– У тебя есть какие-то конкретные предложения? – оживился Голубков. – В части: где и как сыскать?

– Исходя из того, что в ДТП с Яной имели место быть тяжкие телесные, сей эпизод гайцы должны автоматически перекинуть территориальному уголовному розыску. А те, соответственно, отработать и возбудиться.

– Так-так! Ну и?

– Вот я и гадаю: а что, если ларчик открывается просто? И в данный момент Гордея не могут сыскать лишь по той причине, что он элементарно задержан по подозрению?

– Хм… Резонно… Мыслишь подключить для отработки этой версии связи Комарова в Главке? А что, нехай старик в кои-то веки тряхнет стариной?

– «Только не это, только не это, только не это, шеф!» – смешно спародировал мультяшного Джулико-Бандитто Петрухин. – Иваныч пребывает в такой стадии обветшалости организма, что его лучше лишний раз не трясти. Я имел честь наблюдать его на корпоративе.

– И?

– Похоже, мы теряем старика. Как сказал товарищ Градский, ничто на земле, а в первую очередь – алкоголизм, не проходит бесследно.

– Есть такое дело, – тяжко вздохнул Виктор Альбертович. – Ты бы видел, в каком состоянии он в четверг приперся на расширенное заседание правления. У-у-у!.. Ладно, с Комаровым будем что-то решать. Но если не он – тогда кто?

– Предлагаю вариант с Пономаренко. С коим, как выяснилось, вы, оказывается, «вась-вась».

– Да какое там «вась-вась»? Всего лишь «баксь-баксь».

– Так это еще эффективнее, дружище!

Виктор Альбертович поразмышлял немного, а потом сдался:

– Хорошо, с утреца позвони ему и озвучь проблему.

– Боюсь, может начать выкобениваться, – с сомнением покачал головой Петрухин. – Все ж таки – цельный полковник.

– Если начнет – сошлись на меня. И он сразу перестанет.

– Хм… А с вами приятно вести дела, господин директор.

– С вами тоже, господин инспектор, – расхохотался Брюнет. А в следующую секунду пихнул руку во внутренний карман, выуживая из оного разродившийся трелью навороченный понтярский «Vertu» в корпусе с платиновым напылением.

Телефонный разговор получился недолгим. Большую часть времени Виктор Альбертович внимательно слушал невидимого собеседника, изредка вбрасывая в мобильный эфир лаконичные ремарки: «да», «любопытно, очень любопытно», «а цена вопроса?», «а есть и такая возможность?», «согласен, дельно, но желательно – не запредельно», «хорошо, постоянно держи меня в курсе», «да какой там сон? в гробах отоспимся», «ОК!»…

– Это ж кому, окромя таких идиотов, как мы с тобой, не спится в ночь глухую? Да еще и в ночь с субботы на воскресенье? – заинтригованно поинтересовался Петрухин по окончании трудно поддающейся анализу, потому как в «одну калитку», телефонной беседы.

– Боря Ионов отзвонился.

– Ионов? Это который совладелец «Квадриги»? Племянник нашего депутута?

– Он самый.

– И чего он от тебя хотел? С первой зорькой?

– Да это не Борис, это как раз я возжелал, – признался Виктор Альбертович. – Попросил, чтобы его «квадриганы» на время нашего ночного привата возле «Родничка» постояли, жалами поводили.

Петрухин удивленно выпучился на Брюнета:

– Хочешь сказать, все это время по соседству тусовались парни из «Квадриги»?

– Именно.

– Да ты гонишь, Витя! Я ж там самолично и загодя поляну осмотрел, на предмет разного рода неожиданностей. И ничего такого не…

– Значит, парни не зря свой хлеб едят, – рассмеялся Голубков. – Значит, и Ионов обратно не соврал, что выставит лучших людей… Так что, Борисыч, как ни крути, но этой ночью и ты обмишурился чуток. И на оперуху бывает проруха.

– Ну ты и скотина, Брюнет! Почему мне-то ничего не сказал? – почти обиделся Петрухин.

– Дык – вот, говорю же?

– Угу, говорит он… Ладно, проехали. Так чего тебе поведал Ионов?

– По словам его людей, после нашего отъезда Тарас с Бажановым уединились в Олежкином бронированном «мерсе» и тёрли тет-а-тета в течение получаса. После чего Тимофеич перегрузился в «аудюху» эскорта, и та, в составе «водитель + боец + + Бажанов», выдвинулась в направлении Питера. Соответственно, Тарас с остальным бычьём подорвались на Вологду.

– Похоже, Олег Петрович все-таки предоставил «особисту» шанс реабилитироваться… Э-эх! Выставить бы за этой «аудюхой» «наружку»! – мечтательно задумался Петрухин.

– Борис работает в этом направлении.

– То есть?

– В данный момент «квадриганы» сопровождают машину в Питер. Мы сейчас принципиально договорились с Ионовым, и, если не случится форс-мажорного, на въезде в город на хвост Бажанову сядут два экипажа их «наружки».

– Вот что я вам скажу, мсье Брюнет! Таки вы – голова!

– Так ведь, собственно, об этом я тебе минут десять назад и толковал. Что я лишь произвожу впечатление дебила. Хотя… учитывая, в какую сумму мне обойдутся эти шпионские страсти, тут возможны трактовочные нюансы.

– Витя! Запомни: бабки – ничто, репутация – всё! – воздев палец, торжественно изрек Петрухин.

– В смысле «понты дороже денег»? – без энтузиазма уточнил Брюнет. – Знаю-знаю, мать писала…

Глава пятая

Санкт-Петербург, 2 октября, вск.

Гордей проснулся в начале девятого и…

И следом за открытием глаз совершил парочку иных, крайне неприятных для себя открытий. Как то: исчезновение из номера пышногрудой Снежаны, а следом – пропажу портмоне. О былом существовании второго сейчас напоминали лишь заботливо выложенные на прикроватную тумбочку некогда хранившиеся в «лопатнике» водительские права. В общем, пробудившись, Кирилл в полной мере прочувствовал и пропустил через себя глубинный смысл древнелатинского изречения «Past coitus omne animal triste»[29]29
  Всякое животное после соития печально.


[Закрыть].

Изрыгая маты и проклятия, он наскоро собрался и, перепрыгивая ступеньки, спустился в миниатюрный холл отельчика, полный решимости придушить дежурного администратора. Однако такой вариант развития событий, похоже, был просчитан заранее: в холле Гордеева дожидались трое дюжих молодцов, кои, что те мифологические атланты, держали крышу над заведением возлежания и порока. Судя по всему, практика развода клиента на кошельки здесь практиковалась довольно широко, а сами «атланты» были в доле от столь доходного побочного бизнеса. Так что нечего было и думать, чтобы вступать в разборку с превосходящими силами противника без наличия на кармане короткоствола. Исходя из чего Гордей, со звероподобным усилием притушив в себе «души ужасные порывы», всего лишь постарался максимально подробно зафиксировать в памяти физиономии молодцев. Дав себе слово обязательно вернуться в этот гадючник. Вернуться – с группой физподдержки и не с пустыми руками. Однако всё это теоретически могло случиться лишь потом, а сейчас…

Опущенный ниже некуда Гордеев выкатился на улицу Рубинштейна, очутившись в самом сердце чужого (и чуждого) мегаполиса без машины, без копейки и всего с двумя сигаретами в смятой пачке. Хорошо еще, что стерва Снежана по каким-то причинам побрезговала не самым дешевым мобильником клиента и наручными часами. Иначе – край. Хошь вспоминай лихую боевую юность да на «гоп-стоп» подрывайся…

Продолжая внутреннне клокотать, Кирилл добрел до ближайшего скверика, упал на скамейку, закурил предпоследнюю и принялся обзванивать немногочисленных питерских знакомых. Тех, чьи номера успел завести в память «секретной» симки.

Первым делом Гордей набрал Катерину. Как набрал – так и сбросил, ибо на звонок она не отозвалась. Похоже, там супруг-мореман нахлобучил ее по самое не могу. И это было очень скверно, ибо в адресе на Комендантском у Кирилла осталась сумка с личными шмотками. Которую теперь непонятно как забрать.

Вне зоны доступа оказались и оба «брата-аквабата». Эти, по-видимому, вовсю оттягивались, пропивая накануне полученный за шалости на воде гонорар.

Не удалось мобильно достучаться и до шапочно знакомого барыги с Апрашки. У коего Кирилл намеревался было по дешевке прикупить видеорегистратор, вот только надобность в свете последних событий отпала.

Всё, на этом список питерских связей обрывался.

Так что Гордееву ничего не оставалось, как набрать номер Павла Тимофеевича.

Хотя ему – ох как не хотелось! – этого делать.

Словно бы испытывая терпение абонента, Бажанов отозвался лишь после дюжины вызовов/гудков.

Отозвался лишь затем, чтобы нервно вопросить: «Ты где?» И, получив удивленный ответ: «В Питере», – еще более нервно пообещал: «Я скоро перезвоню».

* * *

Бажановское «скоро» растянулось на полтора часа.

За это время Гордеев – злющий, голодный, страдающий от критически низкого содержания никотина в организме, успел добрести до Сенной площади и сторговать фирменные «Сейко» за гомеопатические две с половиной штуки. После чего метнулся в ближайшую «шаверню», где по максимуму отвел – и желудок (двойной тарелкой и пивом), и душу (здесь – куревом и обратно пивом). И вот когда не жизнь, но скверное ее подобие начало немного налаживаться, «особист» наконец вышел в эфир. Причем вышел с какого-то «кривого» номера. Так что Гордей ответил на входящий лишь после некоторых раздумий и не без опаски:

– …Алё?

– Ты там в Питере чего, вольтерьянского воздуха вкупе с газАми, нанюхался?! А?!! Родион, бля, Романович Шумахер?! Ты чего натворил?!

– Я… э-э-э… – оторопело забормотал Кирилл, никак не ожидавший столь эмоционального зачина со стороны босса. – Здравствуйте, Олег Петрович!

– Здоровее видали! А в твоем случае – не о здоровье, о Боге пора начинать думать.

– Почему… о Боге?

– Потому что ищут тебя, идиота!

– Кто ищет?

– Всяко не пожарные вкупе с милицией и фотографами!

– Какие фотографы?

– Классику надо читать – вот какие!.. Блин, Кирилл, ты мне только одно скажи: какого хрена ты Асееву… хм… Короче, ЧТО это было?

– А откуда вы?..

– От верблюдА! Вот откуда знаю! Но самое для тебя печальное, что за это уже в курсе и Тарас, и Брюнет! Собственно, они тебя и ищут. И я даже не знаю, какой из раскладов хужее!

– Олег Петрович! Вот честное слово! Там ведь, с бабой с этой, с «магистральной»… – взялся лихорадочно оправдываться Гордей. – Оно… оно совершенно случайно вышло… Я и не собирался ее давить… А тут гляжу: прямо на меня идет. Представляете?

– Нет, не представляю. Я физически не могу себе представить: как можно быть таким мудаком конченым?!

– Я же ее не на смерть, а так… чисто по касательной. Просто чтоб впредь в наши дела не лезла… Ну, типа, поучить хотел.

– Ба-алин! Держите меня семеро! Ты что, Кира, глумишься надо мной?

– Вы же сами говорили, что уроды питерские совсем берега потеряли? Что возомнили о себе и всякое такое? Вот я и…

– Стоп! – прервал/осадил Бажанов. – Лишнего не молоти! И по телефону, и вообще – по жизни.

– Так ведь я…

– Я сказал: ША, КирюША! А теперь слушай меня максимально внимательно, ибо от этого напрямую зависит: насколько мокрым в обозримом будущем окажется твое место под солнцем. Надеюсь, ты сознаешь всю серьезность, не побоюсь этого слова, текущего момента?

– Да, – стушевавшись, подтвердил Гордей.

– Отлично. Тогда даю установку: всю предыдущую информацию стереть! Запомни: я тебе НИЧЕГО не говорил и всяко не приказывал.

– Как так?

– А так! Я всего лишь РАССУЖДАЛ ВСЛУХ. А уж как ты интерпретировал мои рассуждения – это персонально твои проблемы. Понял?

– Да, но…

– Никаких «но»! Тебе приглянулась моя шутка с корабликом, и ты, по СОБСТВЕННОЙ инициативе, взялся ее реализовать. За-ради бога. Сделал бы все как надо – никаких вопросов к тебе. Напротив – респект и уважуха. Но в процессе реализации ты, Кирюша, изрядно накосячил и харю свою некстати засветил. Кто в этом виноват? Разве я?

– Нет. Но… Где засветил?

– Первая реакция правильная. Второе «но» – снова излишне. А светанулся ты на кораблике, аккурат на камеру. Вот скажи: за каким таким ты туда сунулся?

– Я хотел это… разведать, короче, обстановку.

– Считай, что тебе удалось… Идем дальше: за Асееву у нас вообще базара не было, даже на уровне размышлений. Так?

– Так.

– А коли так, ежели Брюнет или Тарас тебя первыми за жопу прихватят, очень прошу, меня в эти темы не впутывай. Не стоит еще больше отягощать свою карму. Она у тебя и без того сейчас… вся в дурнопахнущем коричневом.

– То есть мутили вместе, а паровозом я один пойду? – ощетинился Гордей, лишь теперь до конца осознавший к чему клонит Бажанов. – Зашибись раскладуха! Не, я, хоть и не сука, – молчать не стану. – И добавил, почти глумливо: – «Не одна я в поле кувыркалась, / не одной мне ветер в жопу дул!»

– Слышь, ты, перхоть! – взорвался в ответ Павел Тимофеевич. – Ты кого в себе возомнил, а?! Запомни: если хоть словечко не в кассу шлепнешь, я тебе такие хлопоты организую! У-у-у! Учти, я с Тарасом столько дерьма из одной бочки выхлебал, что тебя, сосунка, с головой накроет! Я-то по-любому отбрехаюсь. Тем более что при нынешних раскладах с меня спрос – клок волос. А вот тебе, дружок, в таком разе уже никто помочь не сможет. Я доступно излагаю?

– Доступно, – сдулся Гордеев.

– Замечательно. Тогда давай включай головенку и пораскинь мозгой – за кого, окромя меня, тебе, аки за круг спасательный, сейчас держаться след?

Осознав убийственную правоту слов Бажанова, Кирилл ощутил неприятный, пугающий холодок. «А ведь и в самом деле – отбрешется, сволочь. Ему, сучаре, не впервой. А вот мне, похоже, по-любому – вилы».

– Ну что, Кирюша? Осознал всю глубину своих глубин?

– Осознал.

– Ответ правильный. А теперь запомни, если на память не надеешься – запиши новую вводную: ровно в 23:15 ты должен быть на железнодорожной платформе «Сергиевка». Доберешься туда на электричке. Надеюсь, у тебя хватило ума зашхерить «бумера», а не продолжать рассекать на нем по ленинским местам?

– Хватило, – кисло соврал Гордеев.

– Уже легче. Позднее сообщишь мне точное место, я подошлю людей, чтобы грамотно тачилу забрали.

– Ладно, – обреченно согласился Кирилл.

И мысленно представил себе эту душераздирающую сцену: люди Бажанова забирают «бумера» с полицейской спецстоянки. К слову, забавная могла получиться фильма.

– В общем, доедешь до Сергиевки, – продолжил диктовать инструкции Павел Тимофеевич. – Она же поселок Володарский. Это тридцать пять минут езды от Балтийского вокзала, не доезжая перегона до Стрельны. Запомнил?

– Запомнил. А там что?

– Встанешь строго под расписанием электричек. Оно там одно на платформе, так что не промахнешься. Тебя встретит мой человек и устроит в частном доме в поселке. Человек надежный, проверенный. Кстати, ты минувшей ночью где дохнул?

– Да так, в гостинице одной.

– Хм… Значит, не совсем еще мозги атрофировались.

– Как это?

– А так, что ждали тебя в адресе у Катьки.

– Кто?

– Марчелло ждал. Меркуешь, какого упыря Тарас за тобой высвистал?

– Ч-черт! А откуда они узнали, что я?.. Что я у нее? – откровенно запаниковал Гордеев.

– О чем и толкую: серьезно за тебя, Кирюша, взялись. Короче, заляжешь в Володарке. Недельку-другую там перекантуешься.

– А потом что?

– А потом видно будет. Если все пойдет как по написанному, к тому времени Тарасу всяко не до тебя будет. Потому – у него совсем другие проблемы нарисуются.

– Что за проблемы?

– Не бери в голову, тебе за это знать необязательно. Ты все понял?

– Да. Платформа «Сергиевка». 23:15.

– И постарайся, друг мой, за оставшиеся часы не попасться на зуб – ни Тарасу, ни Брюнету. В нынешнем твоем беглом статусе я еще могу попытаться выдернуть тебя из этой заварухи. Но вот рыть подкопы, снимать с дыбы и высвобождать из плена – извини: и возраст уже не тот, и здоровье не то. Так что, по возможности, не светись. В идеале – добреди до ближайшего кинотеатра, возьми билеты на все сеансы подряд и отсидись в зале. С попкорном и на попе ровно. Я доходчиво излагаю?

– Вполне.

– Вот и ладушки. Всё, вечером, когда вселишься в хату, – отзвонись.

– Хорошо.

– Да, и – самое последнее!

– Слушаю.

– Какой же ты мудак, Кирюша!

– Павел Тимофеевич! Я же… Да я просто…

– Знаю-знаю. Мы не мудаки – это просто у нас в роду, – раздраженно перебил неуклюжее гордеевское блеяние Бажанов и сбросил звонок.

* * *

Ни в какое кино Кирилл, разумеется, не пошел. А продолжил сидение в «шаверме», спуская вырученные за «сейку» деньги на манипуляции из серии «мадам, еще бокальчик повторите». Последовательно накачиваясь, Гордеев снова и снова мысленно переживал и «пережевывал» события вечера минувшей пятницы. И от подобного «жувания» становилось ему все паршивее. Бажанов, как ни крути, был убийственно прав: задачу валить Яну Викторовну, да еще и столь изощренным способом, Кириллу никто не ставил и даже не помышлял. То была его сугубо личная инициатива. Обернувшаяся на поверку, выражаясь высокопарно, – апофеозом персонального кретинизма. А вышло тогда как?

Случайно заприметив на набережной вражин заклятых – Купцова с Асеевой, в голову Кирилла последовательно ударили: сперва болезненные воспоминания, а затем – лютая, всепоглощающая жажда мести. Жалко, что следом туда не упала и народная мудрость «про двух зайцев». Когда же юрисконсультша – в шикарном платье и в гордом одиночестве – направилась в сторону проспекта, поддавшись безотчетному импульсу, Гордеев тронулся следом. Толком не осознавая – за каким, собственно, лешим?

Поначалу он намеревался всего лишь пронестись мимо «магистральной» бабы таким образом, чтобы окатить ее грязной водой из лужи, буде таковая сыщется на пути. Но когда разглядел, что та – опять же одиноко – стоит на проезжей части у припаркованной «шкоды» и разговаривает по мобильному, Гордеева буквально переклинило. Словно бы зажившая своей обособленной жизнью ступня втопила педаль газа, а вышедшие из-под контроля руки машинально крутанули руль резко влево. В эти секунды Кирилл как бы ощутил себя внутри компьютерной игры, задача которой предельно проста: давишь возникающего на экране монитора человечка – получаешь бонусные баллы. И лишь после истошного женского крика и последовавшего за ним глухого удара Гордей вылетел из виртуального пространства «игрушки», рухнув в привычную мерзкую реальность. Вылетел резко – так, словно кто-то невидимый рывком выдернул шнур питания компьютера.

Бортанув Асееву на относительно безлюдном в этот час проспекте, Гордеев протянул еще каких-то сто пятьдесят – двести метров по прямой, после чего бездумно ушел направо. Слабо разбираясь в питерской географии, он инстинктивно принялся закладывать кругаля по часовой стрелке и через пару минут очутился в визуально знакомом месте на Мытнинской набережной. Отсюда, немного успокоившись, он дисциплинированно ушел «карманом», возвратившись к исходной точке старта на набережной.

Оказалось, что на все про все ушло каких-то минут двенадцать, так что он умудрился успеть аккурат к разгару случившегося на палубе «Океана» грандиозного шухера. Наблюдая за коим, немножко приоттаял, так как зрелище превзошло самые смелые ожидания – парни всё сделали на «пять».

Но эйфория быстро улетучилась, а ей на смену не замедлили явиться мрачные мысли о мрачных перспективах. Ибо здесь, на стояночке, обнаружилось то, о чем всяко следовало подумать, прежде чем заниматься деятельным возмездием. А именно разбитая левая фара, чутка примятый хвост бампера и хотя и успевшее в момент удара сложиться, но все равно покрывшееся паутинкой трещинок зеркало заднего вида. И вот сие в принципе копеечное дело по совокупности тянуло на полновесное «до первого гаишника».

К чести Гордеева, ежели в подобной ситуации таковое слово вообще применимо, он не стал суетиться, пытаясь кустарно «замакияжить» повреждения подручными средствами. Лишь теперь осознав возможные последствия и риски «эмоционального порыва», куда теоретически следовало занести и случайных свидетелей, и попадание момента наезда в записи камер слежения, он сосредоточил усилия на обеспечении алиби.

Бросать тачку возле «Океана» было категорически нельзя (сразу найдут! это как два пальца… намочить!), поэтому он крайне осторожно вырулил обратно на Добролюбова. Где, слава богу, уже ничто не напоминало о случившемся часом ранее дорожно-транспортном происшествии. Даже осиротевшую асеевскую «шкоду» – и ту эвакуировали: не то родственники, не то гайцы. Гордеев докатил до ранее примеченного ночного клуба «Асцелла» и оставал «бээмвуху» на заведенческой парковке. Причем не просто оставил, а – открытую и с ключом зажигания в замке. Сам же прошел в гудящий по причине ночи с пятницы на субботу кабак. В интерьерах которого провел почти два с половиной часа, периодически прогуливаясь к окну, выходящему на стоянку.

В конце концов черти смилостивились над Гордеевым – брошенной «без присмотра» гостепреимно приоткрытой «ласточке» в самом деле приделали ноги/крылья. Впрочем, все правильно: это вам не деревня, где можно ключ под ковриком оставлять. Это, господа хорошие, Питер! Культурная, между прочим, столица! Здесь даже чайки клювом не щелкают. Здесь даже в Эрмитаже – одним глазом на импрессионистов пялятся, а вторым за задним карманом следят…

В общем, спонтанно родившийся и не менее спонтанно реализованный план, как ни странно, удался. Исходя из чего денек вполне можно было занести в разряд фартовых, кабы не одно «но» – тачка! Машину было безумно жалко. Это раз.

А во-вторых, предстоящее возвращение на историческую родину на своих двоих неизменно должно было вызвать множество вопросов. Тем паче что «БМВ» принадлежал Гордееву покамест формально, будучи официально зарегистрированным на Лилию Александровну – супругу Бажанова. В прошлом году, когда той приспичило в очередной раз поменять имидж, в придачу к оному та затребовала новую машину. Притом что «бээмвуха» не отбегала и сорока тысяч. Вот тогда-то Гордей, давно мечтавший заиметь в личное пользование образчик продукции «Байериш Моторен Верке», и попросил у босса эту тачилу. Взял в рассрочку, обязуясь выплачивать по штуке баксов ежемесячно. А две недели назад, обсуждая детали операции «Праздник на воде», Павел Тимофеевич недвусмысленно намекнул, что в случае положительного исхода остаток долга будет автоматически погашен. Собственно, именно это обстоятельство и подстегнуло Гордеева, до той поры терзаемого резонными сомнениями: «Вписываться ли в подобный блудняк?» И вот теперь, став полноправным владельцем «бэхи», Кирилл в одночасье ее лишился. Обидно? Не то слово!

Мысленно обрыдавшись за потерю движимого понтового имущества, Гордеев, завершая обставлять алиби по наезду, направился в ближайший отдел полиции. Где у него, естественно с великой неохотой, но приняли заявление об угоне. Зафиксировав, со слов потерпевшего, время угона как «с 22:00 до 22:30».

Вусмерть вымотанный богатым на события и стрессы днем пятницы, Кирилл добрался до адреса Катерины лишь в третьем часу ночи. Добрался, как последний лох, на ночном «бомбиле». Здесь он упал на кровать и практически сразу, безо всяких сексуальных прелюдий отключился и проспал почти до полудня, будучи разбужен настойчивым звонком мобильного телефона.