Текст книги "Движуха"

– Где-то я эту рожу видел. Сдается, чуть ли не у нас на банкете.

– Совершенно верно. Это глава корпорации «Эдельвейс» господин Файзуллин, который зажег публику виршами про рвущиеся трубы.

– Точно! Смешной такой мужичок. А в чем событие-то?

– Ага, смешной. Прям обхохочешься, – мрачно подтвердил Брюнет. – К твоему сведению, Тарас и Файзуллин последние месяца три-четыре пребывают в состоянии, историческим аналогом коего является «карибский кризис».

– Даже так?

– Даже. Причем практически в любой момент одна из сторон может решиться нажать на ядерную кнопку. Вот я и меркую: за каким таким хреном Бажанов поперся на эту встречу?

– Так, может, ларчик открывается просто? – предположил Дмитрий. – Может, мы с тобой давеча ошиблись? И Тарас делегировал своего «особиста» вовсе не для участия в поимке беглого Гордея, а для проведения сепаратных переговоров с Даллесом-Файзуллиным?

– И с этой целью Паша один, без охраны, с открытым, так сказать, забралом, поперся на переговоры с супостатом? Да еще и на такси, при наличии собственной тачки? Нет, Борисыч, ТАКИЕ встречи ТАК не организуются и не обставляются. Потому – чревато. Да и вообще – не по-пацански.

– Тебе виднее. И какова в таком разе будет твоя версия?

– Я пока не нахожу логического объяснения, – нехотя признался Виктор Альбертович. – Но, учитывая, что общались они около часа, что Бажанов передал Файзуллину пачку каких-то документов, что обратно они отвезли Пашу на своей машине, но при этом высадили его за два квартала до отеля, – предчувствия у меня нехорошие.

– А что за перец этот Файзуллин? Кстати, припоминаю, что я не только видел эту рожу, но еще совсем недавно где-то натыкался на такую фамилию.

– Перец – будь здоров! Вот только, боюсь, рассказывать придется долго. А у нас с тобой сейчас совершенно нет времени на былинные сказания.

– А если в двух словах?

– А если в двух… – Брюнет запнулся, подбирая «два слова». – К примеру, отныне неплохо тебе знакомый Тарас, тот – человек старой формации. По большому счету, с ним всегда есть шанс: и находить общий язык, и договариваться. Что, собственно, у нас и случилось. По «Интегралу».

– Так это правда, что там все вопросы сняты? Невзирая на наши… э-э-э-э… шалости?

– Сняты. Невзирая, – подтвердил Виктор Альбертович. – Тарас осознал, что погорячились все, и дал слово, что снимает претензии.

– И ты ему веришь?

– Тарас – человек слова. У меня были возможности в этом убедиться.

– А Файзуллин, выходит, нет?

– В части методов ведения бизнеса Файзуллин – отмороженный напрочь. Если он и человек слова, то слово это – непечатное.

– Да-а, Витя… Умеешь ты наживать себе… друзей.

– А разве я сейчас что-то шлепнул за дружбу?

– А на фига тогда ты пригласил его на нашу вечеринку?

– То была чистая формальность. К слову, я был практически уверен, что он не приедет. И реально офигел, когда увидел Файзуллина среди гостей.

– Вспомнил! – смачно хлопнув себя по лбу, вскинулся Петрухин. – Ну конечно! Блин, старый склеротик!

С этим словами он вытащил из кармана куртки вчетверо сложенный листок, разгладил, вчитался:

– Он самый. Именно что Файзуллин. За номером «четыре».

– Что это? Какой еще номер?

– А это меня Купцов вчера озадачил. Выяснить: кто из гостей нашего сабантуйчика приезжал на шестисотом «мерсе»? В итоге обозначилась поистине «великолепная семерка»: полусветские львицы – две штуки, а далее по одному экземпляру – святой отец, депутат муниципального совета, непрошедший аттестацию экс-замначальника РУВД, не поддающаяся идентификационной принадлежности блядь и – господин Файзуллин.

Виктор Альбертович с интересом пробежал глазами список.

– А за фига это знание потребовалось Николаичу?

– Лёнька уверяет, что своими глазами видел, как за десять минут до «бомбы» от нашего кораблика отвалил гостевой «мерс».

– Так и чего?

– Это бьется с ремаркой нашего Иван Комарыча. Помнишь? В смысле, что не одна только Асеева лишилась удовольствия вдохнуть ароматного газа. Оно, конечно, может, то – простое совпадение…

– Э-э, брат. Как-то слишком много набирается этих самых совпадений, – задумался Голубков. – Значит, так, Борисыч! Я должен знать, что связывает этих двоих – Бажанова и Файзуллина! Расценивайте как задание и приказ.

– Слушаем и повинуемся, наш господин, – показно вздохнул Дмитрий. – Впрочем, по большому счету, это единственное, что осталось выяснить в сей неводевильной истории.

– Не единственное! – сердито не согласился Брюнет.

– А что еще?

– Выяснить. А после – наказать!

– Да что ж ты такой кровожадный-то? Мало тебе Гордеева? В конце концов, и граната, и Яна – его работа?

– ДА! МНЕ – МАЛО! – рявкнул Виктор Альбертович. – Эта мерзота испортила мне праздник и выставила меня идиотом перед очень серьезными людьми! Словом, мне нужен Бажанов! А то получается, как в том анекдоте: попал Дантес, а памятник почему-то Пушкину.

Натужно запиликал-завибрировал брюнетовский «Верту».

Голубков скосил глаза на экран, увидел, что номер звонившего закрыт, и раздраженно отозвался на входящее:

– Кто это?.. Вы сначала представьтесь, а потом уже… Что?.. Допустим… – В голосе Брюнета прорезался интерес. – Допустим, интересует. Что дальше?.. Еще раз – где?.. Так… – Виктор Альбертович подтянул к себе петрухинский листок и стал размашисто записывать что-то на оборотной стороне. – Есть. Зафиксировал… Но, быть может, вы все-таки назоветесь?.. А, ч-черт, скинул звонок!

– Что это было? – заинтригованно спросил Дмитрий.

– Звонил какой-то доброжелатель. С закрытого номера. Сказал, что у него есть информация. Которая, как ему показалось, может персонально для меня представлять интерес.

– И что за информация?

– Сказал, что сегодня, в 23:30 на ж/д платформе «Сергиевка» будет находиться человек, совершивший наезд на нашего юрисконсульта.

– Оппаньки! – изумленно клацнул челюстями Петрухин. – А чудеса-то становятся все чудесатее!.. Стоп! Не понял? А почему в «тридцать», а не в «пятнадцать»?..

Главая шестая

Это было непросто. Совсем непросто.

А все потому, что Гена Шалимов оказался – мало того что опером с большой буквы «О», так еще и «опером с принципами».

Без наличия второго пункта проблема спокойно решилась бы достойным денежным воспоможением. А так – пришлось в полный рост задействовать близкие к НЛП[31]31
  Здесь – нейролингвистическое программирование.


[Закрыть] шарлатанские приемчики. Грубо говоря, давить на совесть, вызывать жалость, густо кадить елеем и попеременно жать на педали – то справедливости, якобы непременно должной восторжествовать («ага, щас! разбежалась!»), то здорового авантюризма.

И в конечном итоге Шалимов сломался. Сломался на присущей характеру всякого настоящего профессионала Страсти. Той самой, что не подразумевает способ видения «как», а, когда того требует ситуация, не разумывая, хватать ноги в руки и бросаться покорять полюс холода вслед за Амундсеном и капитаном Татариновым.

* * *

В половине девятого горстка искателей приключений на известную часть тела отправилась в дорогу. Отправилась на «фердинанде» решальщиков и без мало-мальски разумного плана в разумных в общем-то головах. (Гордей в данном случае составлял исключение – вроде как подтверждающее правило.) Отсутствие плана объяснялось тем, что для разработки такового исходных данных все едино не хватало, а потому им, планом, даже не стали заморачиваться. Положившись на посконное: «Удалой долго не думает». Тем более что годами накопленный служебный опыт все равно учил лишь тому, что ни один план сражения, как правило, не доживает даже до первой атаки.

За руль микроавтобуса сел Купцов. Сейчас ему предстояло доставить Гордеева и Гешу на Балтийский вокзал, а уже оттуда, на пару с Петрухиным, оперативно домчаться до Сергиевки по кольцевой автодороге. Конечно, распылять силы и средства и без того миниатюрного отряда не шибко хотелось. Но Димка резонно заметил, что, коли уж Гордею настоятельно рекомендовано добираться до места именно электричкой, и именно с Балтийского вокзала, нельзя исключать, что посадку в пригородный поезд могут контролировать со стороны. Так что невольно пришлось соблюдать навязанные извне условия игры. Э-эх, еще бы знать: кто конкретно, а главное – каким численным составом, против них играет?

По пути следования к вокзалу Кириллу в очередной раз зачитали его не права, но обязанности. Как то:

– сразу после высадки и вплоть до прибытия на место держаться от Шалимова на расстоянии, не превышающем десяти метров;

– в контакты с незнакомцами не вступать, а в случае появления на горизонте знакомцев – немедля сигнализировать о том путем невинного приглаживания шевелюры обязательно левой клешней;

– и, наконец, самое важное – попыток «соскока» не предпринимать. В противном случае облеченный соответствующими государевыми полномочиями в виде «ксивы», спецсредств и служебного ПМ товарищ Шалимов незамедлительно и безо всякого предупреждения пустит в ход – и второе, и третье…

Так за методическими наставлениями-разговорами они добрались до первого перевалочного пункта. Где, выгрузив «полицейского и вора» на привокзальной площади, микроавтобус рванул в направлении Митрофаньевского шоссе. Имея в запасе невеликую фору перед железнодорожным, а следовательно, идущим без пробок и светофоров транспортом.

* * *

– Блин, Витя! Ну сколько можно за это жевать?.. А я тебе еще раз говорю: не с твоим носом мышей ловить!.. Да не глумлюсь я!.. Все, закрыли тему!.. Естественно, будем. И на связи, и держать в курсе… Да… Пока.

Петрухин скинул звонок и матюгнулся.

– Что, снова в ночной дозор напрашивался? – догадался Купцов.

– Ага. Свербит у него, понимаешь, в одном месте. Типа, спит и видит: как бы еще разок сменить костюм босса от хуги босса на «песчанку» командира спецназа.

– Тогда уж, скорее, на спинджачок. Цвета малинового звона на заре.

– Да тут не в фасоне и не в расцветке дело, – досадливо поморщился Дмитрий. – Я ему русским языком с самого начала объяснил, что с его портретом, известным всему прогрессивному человечеству – начиная от постояльцев «Крестов» и заканчивая читателями книги «Бандитский Петербург», отныне можно появляться исключительно на светских раутах и по телевизору. И уж всяко не в местах, планируемых для проведения оперативно-розыскных мероприятий.

– А он?

– А он встал в третью балетную, она же – баранья, позицию и заявил, что вызов был брошен персонально ему. Дескать, если он не подскочит в Сергиевку, то серьезные люди получат основания говорить о том, что Витька Брюнет приссал и, чтобы тянуть мазу за себя любимого, «шестерок» отправляет.

– Стесняюсь уточнить: а «шестерки» в данном контексте – это?..

– Не стесняйся. Это именно то, о чем ты подумал… Ладно, кажись, я его сейчас все-таки дожал/убедил. Хотя… с этим рейнджером в законе все равно заранее ничего нельзя просчитать.

– Это точно…

Какое-то время решальщики молчали. Каждый о своем. Купцов, как нетрудно догадаться, о Яне. А вот Петрухин…

– И все-таки, Лёнька, почему этот самый анонимный доброжелатель озвучил Вите время 23:30?

– Да я уже весь мозг себе изгрыз, размышляя об этом.

– И каковы результаты?

– Окромя изгрызенного мозга – пока никаких, – честно признался Купцов.

– Но ведь в этом должен быть какой-то потаенный смысл?

– Безусловно. «Я понять тебя хочу, / Смысл я в тебе ищу».[32]32
  Цит. из А. С. Пушкина «Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы».


[Закрыть]

– Красиво сказал.

– Это не я – Пушкин.

– Да? Надо же… Э-э-э, брателло! Ты того… После станешь разговоры разговаривать, – заворчал Дмитрий, реагируя на попытку коллеги оживить мобильный телефон. – А сейчас давай-ка лучше притопи по трассе. Обеими, так сказать, руками и ногами.

– Да я буквально один нанозвоночек! – взялся оправдаться Леонид.

– А тебе не кажется, дружище, что продолжать контролировать единоутробную сестрицу, перешедшую из статуса школьницы в студентку СПбГУ, это есть проявление особо циничной формы недоверия?

– А я не Ирке, я хочу Яне позвонить. Узнать, как там у нее дела сегодня.

– Нормально дела. Врач сказал, что повторная операция, скорее всего, не потребуется.

– А ты откуда знаешь? – насторожился Леонид.

Петрухин сообразил, что брякнул лишнего и нехотя пояснил:

– Да я… В общем, был сегодня утром в тех краях. Вот и заглянул. На… наноминуточку.

Купцов резко переменился в лице и, стараясь за суровостью скрыть досаду, довольно жестко вопросил:

– Я ведь тебя еще на «Океане» предупреждал, чтоб ты не совался на чужие грядки?

– Странно, а мне казалось, что у нас с тобой грядки общие?

– Тебе именно что «показалось». Ясно?!

– Куда уж яснее, – миролюбиво улыбнулся Петрухин.

– И, пожалуйста, давай без этих твоих ухмылочек! – не оценил «миролюбия» Леонид. – Я тебе на полном серьезе говорю!

– Ты меня еще укуси, Отелла, блин, мавританская! Еще раз, он же последний, повторяю: никаких видов на твою Яну у меня нет. И вообще – она не в моем вкусе. Ибо – дюже умная и по этой причине дюже дерзкая. А я люблю глупых и покладистых. Осознал?.. Молчание – знак согласия. На этом тему закрыли, а для верности – зарыли. Всё, не мешай моему мыслительному процессу. – С этими словами Дмитрий развернул листок с выведенным из Интернета расписанием пригородных поездов и опять углубился в его изучение.

Ну да, изучай не изучай, но очередная непонятка с «потаенным смыслом» словно нарочно бросалась в глаза и, как фигурально выразился Купцов, «грызла мозг». Дело в том, что ближайшая к озвученным Бажановым цифрам «23:15» электричка, та самая, которой в данный момент ехали Шалимов с Гордеем, прибывала на платформу «Сергиевка» в 22:57. Исходя из чего представлялось логичным назначить временем встречи 23:00. Тем не менее затейнику Павлу Тимофеевичу зачем-то понадобился временной, почти двадцатиминутный, люфт, в течение которого Кириллу предписывалось тупо отсвечивать на платформе под щитом расписания. И сей не поддающийся разумному объяснению факт, мягко говоря, настораживал. Непознанное – оно такое. В смысле завсегда напрягает и тяготит.

Единственное более-менее разумное пришедшее в голову Петрухину объяснение заключалось в том, что человек, намеревающийся встретить и проводить Гордея на подпольную хату, точно так же должен был добраться до платформы электричкой. Только не городской – а встречной, идущей из Ораниенбаума через Петергоф. Согласно расписанию, та прибывала в Сергиевку аккурат в стык – в 23:12.

* * *

В Володарку[33]33
  Здесь – поселок Володарский (до 1918 года – поселок Сергиева Пустынь), на территории которого расположена ж/д станция «Сергиевка».


[Закрыть] Петрухин с Купцовым въехали в кромешной темноте.

Погода испортилась: низкие тучи, постепенно скучковавшись в единую серую массу, все ниже опускались к земле, грозя придавить своим отвисшим пивным брюхом шоссе. Пока еще скучно, словно бы нехотя, заморосил меленький дождь. Реагируя на его монотоный долбеж по крыше и ветровому стеклу, измученные аномальной активностью минувшей ночи, глаза Дмитрия непроизвольно затягивались пленочкой сна. Разрывать которую с каждым разом становилось все труднее.

Сидящий на руле Лёнька покамест держался молодцом, но общая усталость от нервного напряжения последних дней мало-помалу начинала угнетать и его. Словом, не в лучшей – далеко не в лучшей физической форме господа «магистральные» инспектора добрались до места проведения операции под кодовым названием «Ловля живца на живца». И по сути, сейчас им согревало душу лишь осознание того, что в течение ближайшего часа, так или иначе, все должно было закончиться.

Оно, конечно, в данном конкретном случае «иначе» совсем не хотелось. Вот только… Уж слишком хлипко было все в нынешнем плане – вернее, в отсутствие такового. На поверку все могло оборотиться совсем не так, как решальщики на пару с оперативником Шалимовым себе представили и спрогнозировали. И то сказать – кто, как не они, знает, что такое тетка Пруха? Тебе кажется: вот! Вот оно! Сейчас попрет… так попрет, что только успевай поворачиваться. Вот ты вышел на след злодея, вот ты идешь за ним… догоняешь… догоняешь… Уже совсем догнал, тебе осталось только протянуть руку, схватить его за плечо и сказать классическое: «Гражданин, пройдемте». И ты хватаешь его за плечо, он оборачивается: ай, Непруха! «Чур меня, чур! – кричишь ты в усатую бабью Непрухину харю. – Отвали, Непруха!» – «Э-э, накось выкуси, – отвечает подлая визгливо, – ты сам меня нашел. Теперь уж нам с тобой по пути…»

Проезжая мимо недавно восстановленного храма Святого преподобномученика Андрея Критского, Дмитрий вдруг вскинулся и, прижавшись лбом к стеклу, пристально всмотрелся куда-то в ночь и в дождь. После чего быстро достал мобилу и набрал номер Брюнета:

– …Алё, Витя… Ага, я… Мы? Почти на месте. А ты что поделываешь?.. Ах, телевизор! Коротаешь вечерок с семьей? Правильно… Я говорю: хорошее дело, богоугодное… Да-да, я помню. Сразу отзвонимся. Не переживай – у нас с Купчиной супротив бажановских козырей своя тузяра имеется… Всё, до следующего сеанса связи…

– Ты чего? – спросил Купцов, удивленный странными телодвижениями и столь же странным звонком напарника.

– Да мне вдруг показалось…

– Что?

– Что на стояночке возле церкви брюнетовская «таха» зачалена.

– Хм… Хочешь, можем уйти на круг и проверить?

– Да нет, не нужно. Он вроде как дома, – неуверенно отказался Петрухин. – К тому же возвращаться – плохая примета. Опять же – почитай, приехали. Стоп, Лёнька, здесь тормози, ближе не стоит.

Купцов послушно остановил «фердинанда» и тоскливо глянул в окошко:

– Вот так всегда. Один – в тепле, другой – в дожде.

– Фигня. Главное, чтоб в конечном итоге не в дерьме.

– Типун тебе! Сплюнь!

– Тьфу-тьфу-тьфу.

– Ладно, пошел я. – Купцов перегнулся в салон, подхватил пакет с купленным по дороге баночным пивом и выбрался из микроавтобуса – в ночь и в дождик. Окунувшись из комфортного печечного тепла в природную зыбь, он поежился, поднял воротник куртки и неспешно поплелся в направлении станции. Работать легенду «встречаю друга с электрички». «Друга» исполнял уже доказавший наличие актерских талантов Гена Шалимов. Встретив коего на платформе, Лёнька, как бы радуясь встрече, должен был незамедлительно угостить пивом и затяжной, аккурат до 23:15, дружеской беседой. Конечно, по такой погоде героическое распитие пенного напитка на открытой местности смотрелось не вполне натурально, вот только «перетакивать» было поздно. Поневоле приходилось играть сию пьесу строго по написанному – то бишь с листа…

Петрухин тем временем пересел на водительское место, газанул и, через сотню метров перевалив железнодорожные пути, припарковался на пристанционной площади-круге. В этот поздний час машин здесь, тем не менее, стояло с десяток, а потому «фердинанд» решальщиков на общем фоне не выглядел этаким бельмом на голубом глазу.

Дмитрий скосил глаза на часы – 22:34. Самое то! Всё успели и вовремя прибыли. Теперь остается… Нет, не будем, чтоб не сглазить. Как оно сложится – так и сложится. Главное – чтобы без кровяни. И снова – тьфу-тьфу-тьфу…

* * *

В 22:44 по стеклу «фердинанда» со стороны пассажирского сиденья громко постучали – не то монеткой, не то ключами. Петрухин вздрогнул от неожиданности, нервно поворотил голову и поперхнулся удивлением: возле машины стоял Георгий Михайлович Гладышев. Собственною, так сказать, персоною.

«Интересно: а этот-то откуда здесь нарисовался?» Дмитрий натянул на лицо гримасу радушия и приглашающе махнул рукой: мол, давай заходи, гость непрошеный. Дважды просить Жору не пришлось – он рванул на себя ручку двери и забрался на пассажирское кресло, предварительно стряхнув с плаща и с шевелюры дождевые капли.

– Здорова!

– Поздорову, батюшка! – отшутился Петрухин, пожимая крепкую ладонь оперативника. – Каким ветром тебя надуло?

– Да вот гляжу: по платформе Леонид Николаевич разгуливает. Ну, думаю, значит, и вторая половинка этого «твикса» где-то поблизости обретается. И, как видишь, не ошибся.

– Экий ты, Жора… хм… прозорливый. И все-таки: чего ты тут делаешь?

– Точно такой вопрос я хотел задать вам.

– Лёнька своего приятеля с электрички встречает. Вот, попросил подвезти, – выдал слабоватого экспромта Петрухин.

– И всё?

– И всё, – равнодушно подтвердил Дмитрий и незаметно бросил взгляд на часы – 22:48. Через девять минут Шалимов и Гордей должны выгрузиться из электрички на платформу. И за это время нужно умудриться как-то отвязаться от не в тему объявившегося офицера Главка.

Между тем Гладышев посмотрел на Дмитрия дружелюбным, но настороженным взглядом и максимально невинно сказал:

– Понятно. А я уж решил, что вы на убийство полюбоваться приехали.

– К-какое убийство?

– Кирилла Гордеева. Знаком вам такой персонаж?

– Допустим, – в легком замешательстве кивнул Петрухин. – А при чем здесь убийство?

– Ну, наверное, притом что в течение суток его уже пытались убить. Дважды.

«Что за чертовщину он несет», – пронеслось в петрухинском мозгу.

Воспользовавшись ошеломленным молчанием коллеги, Гладышев продолжил:

– Борисыч! У нас мало времени. Поэтому предлагаю перестать валять дурака и делать вид, что ты не в курсе происходящего. Ситуация очень хреновая. И ваша «Магистраль» может замазаться по самое «не горюй». А оно вам надо?

– Жора. Но я и в самом деле не…

– Еще раз! – перебил Гладышев. – Я вызвался приехать сюда по собственной инициативе. Исключительно потому, что неплохо знаю тебя и Купцова. И знаю исключительно с хорошей стороны. По крайней мере – до сих пор знал. В противном случае – здесь бы уже стоял грузовик с ОМОНом, а вы с Леонидом Николаевичем лежали. Мордами в асфальт.

– Да ты можешь толком объяснить, что случилось?! – рассвирепел окончательно «потерявший нити и сути» Петрухин.

– Объясняю. Сегодня утром в своей квартире от острого алкогольного отравления скончался старший помощник капитана сухогруза «Академик Ульченко» Алексей Ларионов. Буквально накануне вернувшийся из длительного рейса. При этом на теле у него зафиксированы следы побоев.

– Печально, но у моряков такое случается. Синдром «схода на берег».

– Знаю, есть такой. Но в данном случае – не тот случАй. Результат анализа дорогущего виски «Johnnie Walker Blue label», которым злоупотребил склеивший ласты мореман, показал, что в бутылке содержится сильнодействующее ядовитое вещество.

– Оп-па! И чего сие значит?

– Екатерина Ларионова, супруга покойного, дала показания, что эту бутылку накануне привез ее земляк, он же – полюбовник Кирилл Гордеев. По оперативным данным, являющийся активным участником так называемого «тарасовского» ОПС.

– Погоди! Говоришь, Екатерина? А адрес, часом, не на Комендантском?

– Значит, все-таки в курсе? – нахмурился Гладышев.

– Мы в курсе другого курса. Ну-ну, продолжай!

– Ты, Дмитрий Борисович, того… не понукай, – вспыхнул опер. – Потому как, при нынешних раскладах, это, скорее, моя прерогатива.

– Жора! Друг сердечный! Я и слова-то такого, «рогатого», не знаю… Извини, ежели обидел. Ты просто мыслю свою сейчас заверши, а уж я за свое завсегда тебе отвечу.

– Ладно, проехали… Так вот, по причине внезапного возвращения мужа из рейса, минувшей ночью Гордеев, понятное дело, в адрес любовницы ночевать не явился. В его вещах, которые Ларионова успела спрятать от греха подальше, помимо любопытного прочего, обнаружилось подробное фотоописание ресторана «Океан». В котором в эту пятницу отмечался корпоратив «Магистрали» и где случилась небезызвестная тебе веселуха.

– Да. Это Гордеев организовал налет аквабайкеров и метание гранаты, – подтвердил Петрухин, продолжая лихорадочно анализировать свалившуюся на него новую информацию.

– У вас есть конкретные факты?

– У нас есть подробное собственноручное… вернее, собственноязыковое гордеевское признание. Записанное на диктофон.

– Надеюсь, запись не цифровая?

– Обижаешь, Жора.

– Прекрасно. Тогда мне нужна эта пленка.

– Само собой, – кивнул Дмитрий и снова посмотрел на часы – 22:53. – Но я все равно не понимаю: здесь-то ты за каким лешим оказался?

– Отравлению моремана предшествовало странное происшествие: посередь ночи в адрес ворвались какие-то черти и обшмонали квартиру в поисках Кирилла Гордеева. Ларионов, естественно, попытался набрякнуть, и ему порядочно наваляли. То есть следы побоев – это оттуда. Похоже, переживший стресс морячок, после ухода незваных гостей, взялся его снимать. Сунулся в холодильник, обнаружил там заныканную бутылку вискаря, ну и… разговелся. Кстати, Борисыч, часом не знаешь: что это были за хлопцы?

– Наверняка не скажу. Но, скорее всего, «тарасовские» парни. Марчелло и компания.

– Допустим. А у Брюнета с Тарасом, насколько мне известно, давняя вражда?

– Была, – уточнил Петрухин. – На сегодняшний день все вопросы сняты. И про меж них установились прочные «мир, дружба и жвачка».

– Ой ли? – усомнился Гладышев и в следующую секунду отозвался на телефонный звонок: – Слушаю, Сева… Так… Точно он?.. Хорошо, продолжайте наблюдение… Извини, Борисыч, служба. Так ты говоришь, что в настоящее время никаких разногласий между вашими коллективами не существует?

– Насколько мне известно – нет. А ты к чему, собственно, клонишь?

– Сегодня, в районе семнадцати нуль-нуль, по «02» позвонил некий аноним и сообщил, что около полуночи в районе ж/д станции «Сергиевка» люди Брюнета готовят ликвидацию Кирилла Гордеева. Якобы это станет местью за кипеж, устроенный «тарасовскими» бойцами на «магистральном» разгуляеве. Звонок сделан из таксофона, установленного в вестибюле «Гостиного Двора».

– Интересно девки пляшут, – пробормотал Дмитрий. И теперь уже не таясь снова посмотрел на часы – 22:57. – В общем, так, Жора: Гордеева мы с Лёнькой сегодня приняли. Активное содействие в этом вопросе нам оказал старший оперуполномоченный 71-го отдела Гена Шалимов. В эту минуту все трое должны находиться на платформе.

– Не просто должны, а уже. Находятся, – подтвердил Гладышев. – Мне по этому поводу как раз и звонили.

– Хм… Так ты здесь, оказывается, не один такой? Красивый?

– Ну да, захватил с собой пару толковых ребят. Хотел взять больше, но где ж столько толковых наберешь? Да еще и вечером воскресенья?

– М-дя, снимаю шляпу, молодцы вы, парни, – без энтузиазма выдавил похвалу Петрухин. – Прям на ходу подметки рвете.

– А с вашими «магистралями» и «тарасами» иначе никак. К слову, настала твоя очередь объяснить: зачем вы притащили сюда Гордея и какую такую мутку собрались замутить?

Времени оставалось катастрофически мало. Оно понятно, что не собирался Дмитрий делиться с оперативником своими планами, однако понял, что сейчас должен рассказать хоть что-то.

– Хорошо. У нас с тобой на все про все не больше пяти минут. Сколько успею – расскажу.

– А почему «пяти»? До полуночи еще вагон и маленькая тележка?

– В том-то и дело, что не в полуночи дело. Так вот, дружище: сдается мне, что тебя слегка переклинило на наших взаимоотношениях с Тарасом. Но при этом не учитываешь «фактора Файзуллина».

* * *

В 23:06 Петрухин и Гладышев выбрались из «фердинанда» и одинаково тревожно направились к станции. Тревожно, поскольку после обмена взаимодополняющей оперативной информацией сложившаяся ситуация читалась не просто как опасная, а – зашкаливающе-критичная.

– Ох, не нДравится мне, как он стоит, – пробормотал Дмитрий, издалека приметив одинокую фигуру Кирилла. Распознать ее сейчас было совсем нетрудно, так как, соблюдая задиктованные условия, Гордеев маячил возле щита с расписанием, расположенного аккурат под электрическим фонарем. По обе стороны от фигуры платформа скрывалась в полумраке, в глубине которого лишь угадывались очертания парочки «случайно встретившихся приятелей», распивающих пиво и громко при этом гогочущих.

– Согласен. Идеальная мишень для снайпера. Даже для слепошарого, – напрягся Гладышев. – Надо бы его того… хотя бы на пару метров передвинуть. В темноту и от греха.

– Надо. Но как?

– Позвони?

– Да забрали мы у Киры трубку, – тоскливо отозвался Петрухин. – Чтоб глупых звонков ненароком не сотворил.

– Логично. Но – фигово.

– Не то слово. Купчину, что ли, набрать? Может, он ему какой знак подаст. Хотя… Как подашь-то? Как ни подавай, все едино – полный расшибон. Тьфу…

Оперативник прислушался:

– Кажется, электричка идет.

– Все правильно. Та самая, ораниенбаумовская.

В тишине ночи раздались: сначала гудок, а следом – нарастающий шум приближающегося поезда. Скучковавшийся на противоположном перроне немногочисленный народец инстинктивно двинулся в направлении остановки первых вагонов. Это была последняя электричка, прибывающая в город перед закрытием метро, а потому пассажиры подстраховывались, дабы по прибытии на вокзал успеть с пересадкой. И лишь одна фигура в плаще-дождевике, с надвинутым на голову капюшоном направилась сейчас в сторону «хвоста». Вот только, пройдя метров пятнадцать, неожиданно остановилась, очутившись практически в створе с продолжавшим покорно переминаться с ноги на ногу Гордеем.

– А вот это мне совсем не нДравится, – прищурился Гладышев и потянулся уже за своей мобилой. Он торопливо вызвал номер, заговорил отрывисто: – Сева!.. Видишь мужика на противоположной стороне?..

Снова запустила ревун накатывающаяся электричка, ритмичный грохот колес разноголосым эхом разлетелся над станцией.

– Севка! Ты слышишь меня? – попытался перекричать железнодорожную какофонию оперативник. – Мужик в плаще! Подтянитесь к нему!.. Слышишь меня, нет?.. Твою мать!.. Борисыч! Ты видишь?!..

Но Петрухин, перепрыгивая ступеньки, уже несся к платформе. Одновременно с Гладышевым разглядев, как мужик в плаще выбрасывает правую руку в направлении Гордеева.

– Кирилл! Падай! На землю! Быстро!!

Гордей испуганно обернулся на петрухинский вопль, и в этот момент раздался выстрел. Практически сразу за ним – второй. А в следующую секунду на станцию натужно вкатила электричка, прикрыв своим длинным змеиным телом фигуру стрелка от дославшего патрон в патронник офицера Главка.

* * *

Первым до неподвижно лежащего на асфальте тела добежал Шалимов. Профессионально оценив расплывшееся в районе груди кровавое пятно, он рухнул на колени и схватился за гордеевское запястье.

– Ну? ЧТО? – в унисон выдохнули подлетевшие следом решальщики.

– Пульс пока есть. Но, похоже, все равно кердык, – зло прохрипел Геннадий. – Доигрались, бля. В шпионов. Чего стоите как истуканы? Скорую вызывайте!

Купцов подрагивающими пальцами достал мобильник.

– Лёнька! Звони в нашу, которая «магистральная», по ДМС. А то в эту гребаную «03» будешь час дозваниваться.

– Хорошо…

– Ну как он? – присоединился к совсем не святой троице бледный как полотно Гладышев.

– Каком кверху! – огрызнулся Геша. – Сам не видишь, что ли?

– Значит, так: Николаич с Шалимовым дожидаются медиков! – взялся рулить Жора. – А ты, Дима, быстро за мной!

– Куда изволите? – откровенно психанул Петрухин.

– Стрелок зашагнул в электричку. Мои парни запрыгнуть следом не успели. Посему попробуем перехватить его в Сосновой Поляне. Если, конечно, этот хрюндель не попытается выскочить на перегоне.