Текст книги "Движуха"

Глава четвертая

Санкт-Петербург, 25 августа, чт.

В начале второго ночи вусмерть вымотанный суточным марш-броском «Петербург – Тверь – Петербург» Петрухин разбудил изумленную охрану офиса «Магистрали»: сперва нежданно-негаданным появлением, а затем – своей «потерпевшей» мордой лица.

Злой, а потому не расположенный к полуночным разговорам с «шестерками» из СБ Дмитрий торопливо расписался в вахтенном журнале. И, не расслышав брошенную охранником ему в спину фразу «Дмитрий Борисыч! Там у вас в кабинете…», подсвечивая дорогу огоньком зажигалки, проследовал в отсек, в коем размещался служебный кабинет решальщиков.

Открыв дверь своим ключом, Дмитрий с облегчением вошел внутрь, щелкнул выключателем и… вздрогнул от неожиданности. Узрев на диванчике для посетителей мирно посапывающего командированного. То бишь собственною персоною Купцова. От внезапной вспышки света Леонид проснулся, поворотил голову, на секунду явив приятелю мрачную заспанную физиономию и…

И зашелся в истерическом смехе…

– Позвольте узнать, товарищ инспектор, что вас так развеселило? – оправившись от первоначального шока недовольно спросил Петрухин.

– Это… это что? – давясь от смеха, спросил Леонид.

К слову, видок у партнера и в самом деле был что ни на есть геройский: левая сторона лица опухла и почернела, и из этой черноты на Купцова сердито поблескивал Митькин глаз.

– Это? Хм… Спецэффекты… Это я пробовался на роль в блокбастере «Летающий кулак». Кинокомпания «Калинин-Пикчерз» представляет.

– А-а… А я-то думал – «Летающий сапог».

– Не, это ты ошибся, – несогласно качнул головой Петрухин и сделал попытку улыбнуться.

Получилось, мягко говоря, не очень. А до кучи, для автора улыбки еще и болезненно.

– Ты, Дима, покамест лучше не улыбайся… не надо.

– Что? Страшно?

– Не без того. Жутковато.

– Понял, не дурак. Слушай, а чего ты вообще тут делаешь?

– Тебя жду. Я почему-то так и подумал, что по возвращении из Твери ты первым делом в офис заедешь.

– Голова! – уважительно констатировал Дмитрий. – Еще каких-то полчаса назад я и сам этого не знал.

Вообще-то Купцов изначально планировал взять напарника тепленьким и, используя эффект неожиданности, с пристрастием поговорить. Высказать всё, что думает о методах напарника и о нем персонально. Но – какое тут «строго»? Как глянешь на эту физиономию со «спецэффектом» – так сразу и руки опускаются, и язык отнимается.

Так что Леонид решил отложить разговор по душам на «опосля», а сейчас как бы нейтрально поинтересовался:

– А где ваш захваченный «язык»?

– «Язык» в состоянии глубокого алкогольного «наркоза». В коем, я так думаю, продолжит пребывать еще часика три-четыре, – объяснил Петрухин. – Я их – Мирошникова и нашу славную компашку – по дороге возле «Феникса» сгрузил. Вот сейчас умоюсь, малость себя в порядок приведу, переоденусь и тоже туда двину.

– Дви-НЕМ, – уточнил Купцов.

– Ну да, конечно. Двинем… Ладно, Лёнька, я в сортир – просраться и умыться, а ты пока… – Дмитрий порылся в сумке, достал покореженную видеокамеру и положил на стол Купцова. – Попробуй аккуратненько кассету достать и посмотреть: все ли там сохранилось?

– Однако! Вы чего с казенным имуществом сотворили?

– Это не мы. Это гаденыш Мирошников камеру разбил. Сука такая!.. В общем, будет очень печально, если сей эмоциональный вещдок не запустится.

Кассета с записью «интервью» Мирошникова, слава богу, запустилась. Ничего из ряда вон неожиданного «интервью» не содержало. За исключением, разумеется, концовки. Оч-чень была увлекательная концовка – так что Леонид посмотрел ее трижды. А потом и четвертый раз, в замедленном воспроизведении. Не потому, что режиссура или, например, операторская работа оказались хороши – отнюдь. Купцов пересмотрел эти исторические кадры исключительно потому, что те давали наглядное представление о технологии изготовления петрухинского «спецэффекта».

В кадре прекрасно угадывалась задняя часть салона «фердинанда» и пока еще очно незнакомый Леониду мужик – Александр Мирошников. Он был без рубашки – крепкий, широкоплечий, с серебряным крестиком на цепочке. Горячо любимый напарник Купцова в кадре присутствовал в виде темного пятна в правой части экрана – это, как позже сообразил Леонид, было петрухинское плечо.

– Ну что, Саша, – спросил закадровый Димкин голос, – глупостей делать не будешь?

– Да уж теперь-то что? – ответил убийца и пожал мощными плечами.

– Это правильно, – согласился голос, после чего в кадре появилась узнаваемая рука Петрухина с ключиком от «браслетов». Мирошников протянул свои скованные конечности. Потом та же самая рука дала убийце прикурить, и тот с видимым удовольствием затянулся.

– Продолжим? – предложил закадровый голос.

– Продолжим, – ответил убийца и…

Огромный кулак вдруг резко надвинулся, занял весь экран, и в кадре мелькнула Димкина голова.

Кто-то неизвестный выкрикнул: «Сука!» – и картинка погасла.

Минут через двадцать в кабинет возвратился непосредственный участник хоум-видео. После обильных водных процедур заметно посвежевший телом, духом, но никак не лицом. Больше того – за прошедшее время оно сделалось еще страшнее.

– Ну как? Работает?

– Все в порядке, – успокоил Купцов. – Вещдок не пострадал.

– Отлично! Посмотрел?

– Да, прекрасное кинцо. Знаешь, у меня потом к тебе будет одна просьбишка.

– Какая?

– Перепиши персонально для меня последние кадры… секунд тридцать, больше не нужно. Я их каждый день буду смотреть перед сном. Чтобы засыпать в хорошем настроении… Сделаешь, Дима?

– Оно конечно: инвалида может обидеть каждый, – обиженно сказал Петрухин. – Плохой ты человек, инспектор Купцов. Черствый ты, бездушный… Я вот сейчас из-за травмы свистеть не могу… художественно. – Дмитрий и в самом деле предпринял попытку свистнуть. – Вот видишь?

– Э-э-э! Не свисти, а то двадцати штук не будет. Кстати, ты сегодня уже пил?

– Да у меня со вчерашнего дня коньячной росинки во рту не было! – оскорбился Петрухин.

И это было чистой правдой. Так как все взятые в дорогу алкозапасы в итоге были уничтожены Мирошниковым и «снимавшими стресс» бойцами-спортсменами.

– Отлично! Значит, в «Феникс» нас везешь ты!

– Хорошо устроился! Одни, понимаешь, кровь мешками проливают, а другие в это время… Слухай, Купчина, а у нас здесь случайно пожрать ничего нет?

– Не-а… Если хочешь, можем по дороге в какой-нибудь круглосуточный фастфуд зарулить… Хотя… – Леонид насмешливо покачал головой, – с твоей рожей в местах массового скопления людей сейчас лучше не показываться.

* * *

Мирошникова привезли в офис «Феникса». К слову, в этом не было никакой символики – просто больше оказалось некуда. Господин Безродный, коему по возвращении в Питер сразу отзвонился Зеленков, прознав о том, заорал в трубку как недорезанный: «Вы что – с ума сошли? Увозите его немедленно». Но здесь уже возмутился Котька. Дескать, «а куда? Куда прикажете? К вам домой или к господину Треплову?».

Возразить на это Безродному было нечего. В результате Мирошникова всю ночь продержали в каморке в недрах «Феникса».

Часикам к шести утра похмельный Саша, наконец, пришел в себя, но тотчас впал в глубочайшую депрессию. Судя по всему, он был абсолютно уверен, что его убьют. Когда к нему в каморку вошли Зеленков и решальщики, он так и спросил:

– Вы меня убьете?

– А зачем? – пожал плечами Дмитрий.

– Как «зачем»? – не понял убийца.

– Зачем нам тебя убивать? Ну объясни мне, Саша, зачем? Зачем мне вешать на себя мокруху с перспективой, пусть и слабой, получить срок? На хрена мне такие подвиги?

– Ну не знаю… я же вашего Людоеда завалил.

– А-а, – понимающе протянул Петрухин. – Тогда да, конечно. Тогда другое дело. Людоед мне лучший друг. А тебе, Костя?

– А мне он ва-аще брат родной, – подтвердил Зеленков. – И я буквально рвусь в Нижний Тагил…

Бывшие менты сидели напротив пленника. Эдакая классическая картинка, иллюстрация на тему «Заложник в руках бандитов»: запущенная комнатенка без окна, почти без мебели; человек на полу, прикованный наручником к батарее. Кстати, лицо у пленника тоже было со «спецэффектом». Боксер Виктор, прозевавший атаку Мирошникова, компенсировал свой досадный промах мощным ударом левой. Так что правая сторона лица у тверского киллера заплыла и сделалась черно-синей. И в этом отношении они с Петрухиным сейчас были здорово похожи.

– Если б ты, придурок, вчера глупость не отчебучил, – сказал Дмитрий и машинально потрогал свой «спецэффект», – кабы ты, дурень, не отмочил номер, то сидел бы сейчас дома и пил тверское пиво. И морда лица была бы на уровне. А вместо этого мы с тобой теперь – как партия и Ленин – близнецы-братья.

– Дайте закурить, – хрипло попросил Мирошников.

– Ага, я тебе уже один раз дал.

Зеленков на эту петрухинскую реплику расхохотался и протянул пленнику сигарету. Все, кроме снова «временно бросившего» Купцова, закурили.

Дым поплыл по крошечной, около шести квадратных метров, «камере».

– Я в туалет хочу, – через какое-то время сказал Саша.

– В принципе, прямо сейчас я могу его сводить, – кивнул Зеленков решальщикам. – Но вот минут через сорок сюда уже начнет персонал подтягиваться. И тогда уж извини, браток, – Котька поворотился к Мирошникову, – в таком виде тебя по коридорам водить совсем не с руки. Ты всех наших референтов-менеджеров распугаешь до обмороков. Они у нас нежные… В общем, так: я тебя сейчас отстегну, но делать то, что ты сделал в машине, не советую. Отсюда просто так не выйдешь. А даже если и выйдешь – куда денешься? Центр города, кругом полно полиции. А у тебя ни одежды, ни денег, ни документов… А морда – так ва-аще! Ну ты меня понял?

– Понял, – угрюмо ответил Мирошников.

Зеленков отстегнул пленника от батареи так, чтобы наручники остались на запястье, и повел в туалет. Осторожный Купцов вызвался их сопроводить, и Петрухин временно остался в одиночестве.

Он сидел, курил и думал, что ситуация сложилась, мягко говоря, своеобразная. Мирошников – убийца. Это, как говорится, и козе ясно. Де-факто ясно. Но вот де-юре он – гражданин РФ, незаконно лишенный свободы частными лицами, избитый и силой увезенный за полтыщи километров от дома.

Ежели просто-напросто сдать гражданина Мирошникова властям, никто потом и не вспомнит об истории его задержания. Напротив, выяснится, что киллер был задержан «в результате целенаправленной работы правоохранительных органов Санкт-Петербурга». Но если вдруг какой-нибудь козел стуканет по «02», что в «Фениксе» держат заложника, то через час-другой в офисе появятся ребята в масках. И вот тогда объяснить, что здесь делает избитый человек в наручниках, будет весьма затруднительно. Вот такие пироги…

Через пару минут в каморку вернулись убийца и его сопровождающие.

– С облегчением, Александр Палыч, – сказал Петрухин.

– Спасибо, – Саша покорно опустился на пол возле трубы, и Зеленков замкнул на нем наручники.

После чего спросил:

– Пожрать хочешь? Разносолов, извини, не обещаю – пиццей и кофе обойдешься. Но с другой стороны, в ИВС, поверь мне, брателло, кормят маленько по-другому. По крайней мере жратву из «Пицца-хат» точно не носят. Там другая диета.

– А может, мне в ИВС спокойней было бы?

– Это как раз никогда не поздно, – отозвался на это Купцов. – Мы же не можем тебе запретить написать явку с повинной и сдаться ближайшему менту.

– Но после того, как отсюда выйдешь, – уточнил Дмитрий.

Мирошников глянул на него исподлобья, промолчал.

«Характер, – подумал Петрухин, – у этого парня определенно есть».

Чем-то убивец ему сейчас напомнил своего тезку – хладнокровного и волевого мокрушника Сашу Трубникова. Они оба, в принципе, были скроены по одной мерке. Получили схожее воспитание в схожих условиях, оба успели повоевать, не понимая при этом, ради чего, собственно, рискуют. А на гражданке столкнулись с невероятным социальным неравенством и осознали, что честно заработать на достойную жизнь – нельзя. Разумеется, у них не было никаких моральных преград против убийства. Если можно убить в Чечне без всякой идеи, то почему нельзя сделать этого же в «остальной» России? Тем более что теперь-то идея есть. И неплохая идея: заложить финансовый фундамент дальнейшей жизни. Почему нет? Что здесь худого? Тем более что завалить-то нужно всего лишь насосавшегося бабками клопа.

«Почти наверняка этот Мирошников никогда не отнимет у слабого, – размышлял Петрухин. – Не бросит в беде товарища, подаст нищему. Но точно так же легко, как дал рубль бомжу, он нажал на спуск конверсионного „Вепря“. При этом он не испытывал сомнений тогда, равно как не испытывает раскаяния сейчас. Он свободен от этой „ерунды“. И как только подвернется возможность снова заработать, взяв в руки оружие, он…»

– Так что вы от меня все-таки хотите?!

Петрухин очнулся от своих невеселых дум и внимательно посмотрел на Сашу:

– Да мы же с тобой вроде как еще вчера все обговорили? Мы хотим полноценное интервью. Ну а теперь, коли уж мы оказались в Питере…

– КАК – в Питере? – вскинулся Мирошников, всю дорогу от Твери до Санкт-Петербурга проведший в алкогольном тумане.

– А так, золотце мое! В Питере… в замке Людоеда, на Казанской улице. А ты не знал? Вот то-то… А ведь я всегда говорил, что много пить вредно. Особенно без закуски, особенно неумеренно. Так-то, Саша. А ты выжрал бутылку водки в одну харю. Да еще и коньяку сверху влил. Ну и дело ли это? Хорошо ли?.. Правильно – нехорошо! Вот потому ты всю дорогу до Питера и проспал. Не могу сказать, что тебя тут с музыкой встречали, но некоторый интерес твоя персона у сотрудников ГИБДД, безусловно, вызвала. Прикинь! Пришлось даже говорить неправду. Лгать, Саша! Лгать, изображать из тебя пьяного коллегу и даже совершить преступление! Дать взятку сотруднику этого самого ГАИ-БИДЭ… Ай-ай-ай, Саша, как низко я пал!

На убийцу сообщение о том, что он находится в Питере, произвело самое сильное впечатление. Мирошников привалился к стене, закрыл глаза и простонал так, что решальщики озабоченно переглянулись.

– Эй, Саша! Ты как себя чувствуешь?

– Зашибись.

– Ты гляди только ласты тут не склей. А то мы можем того, врача пригласить.

– Лучше уж сразу – могильщика!

– Кончай, зачем так мрачно? Сделаешь, что от тебя требуется, отдохнешь. Купим тебе одежонку, дадим денег на дорогу. И езжай с богом в свою Тверь.

– Без обмана? – раскрыл глаза Мирошников.

– Блин, ты уже сто раз за это спрашивал! А я сто раз ответил: да, без обмана. Кабы нам требовалось грохнуть тебя, то мы бы прямо там тебя и… того. Подумай сам, пораскинь мозгами: стоило везти в Питер, чтобы тут убить?

– Допустим. Что я должен сделать?

– Дать интервью и повторить все в лицо Бодуле. Что такое очная ставка, слыхал?

– В кино видел.

– А сам давеча врал, что в кино не ходишь? – хмыкнул Петрухин. – Вот и хорошо. Сейчас наши дела закончим, а потом поедешь домой. Слово офицера!

Спустя полчаса Александр Мирошников механически жевал в своей каморке экстренно доставленную пиццу, а Петрухин, Купцов и Котька совещались в прокуренном зеленковском кабинете.

Внизу за окном, расположенным аккурат над парадным подъездом «Феникса», на асфальте по-прежнему горела свеча.

* * *

Лежащая на прикроватной тумбочке «Nokia» проиграла мелодию из Баха.

– Телефон, – с облегчением высвобождая усталый рот и поднимая голову, подсказала пятнадцатилетняя проститутка.

Бодуля толстым желтым ногтем влепил ей в лоб звонкий щелбан и прошипел:

– Делай свое дело, сучка.

Деваха снова склонилась над бессильной Бодулиной плотью. Хотя тот и сам понимал, что на этот раз, скорее всего, ничего не выйдет. Малолетка старалась минут двадцать, но – не получалось. Сегодня Бодуле не помогала даже крутая порнуха, льющаяся блевотиной с экрана телевизора.

Телефон продолжал наигрывать мелодию из Баха. Едва ли Иоганн Себастьянович мог предположить, что когда-нибудь его музыка станет звучать из сотового финского телефона на съемной хате в Санкт-Петербурге. А ее «слушателями» станут старый наркоман-уголовник и пятнадцатилетняя проститутка, безуспешно пытающаяся возбудить того минетом… Впрочем, эти двое «музыку» не слушали, да и не в курсе были, что это Бах.

Кирилл Евсеевич Коровин по прозвищу Бодуля взял в правую руку папиросу «Беломорканал» с дурью, а левой нашарил телефон. Затем он хорошенечко затянулся и лишь после этого отозвался в трубку:

– Але?

– Кирилл Евсеич! Зеленков приветствует. Найдется для меня пара минут?

Этого бывшего мента, равно как и всех остальных ментов в целом, Бодуля всегда люто презирал. А с некоторых пор он презирал их вдвойне, поскольку несколько лет назад попал на крюк к оперу из УУР. Крюк был хороший, и Коровин вынужденно сделался «барабаном». Вот за это – за свою собственную слабость – Бодуля и презирал ментов глубоко и искренне.

– А-а, – отозвался он как бы обрадованно, – Константин Матвеич! Феникс ты наш несгораемый… хе-хе… Что такое случилось, дорогой?

– Да случиться-то ничего не случилось. Но есть потребность встретиться и потолковать. Есть серьезная тема. Думаю, что представляет взаимный интерес.

– А что за тема? – вяло полюбопытствовал Бодуля.

– По телефону, думаю, не стоит. Но гарантирую, что тема действительно стоящая… Надо бы встретиться, Евсеич. У тебя какие планы на сегодняшнее утро?

– На сегодня? Сейчас, погоди-ка… загляну в свой календарь.

– Жду, – ответил Зеленков.

В нескольких километрах от съемной хаты Бодули, а именно – в своем кабинете Котька отключил звук на своей мобиле и весело пояснил решальщикам:

– Ну и козел! Сейчас, говорит, загляну в календарь. Да нету у него и календаря-то никакого. И вообще, он, по-моему, порнуху смотрит. Там, блин, такие стоны слышны – караул!

Зеленцов отсмеялся и возвратил звук.

Попыхивая папироской, Бодуля выждал секунд тридцать, снова приложил трубу к поросшему шерстью уху и сказал:

– В принципе, около полудня я свободен. Вполне можно попить кофейку в «Англетере».

– Нет, в «Англетере» негоже. Ты бы, Кирилл Евсеич, знаешь что?

– Ну?

– Подъехал бы ко мне в офис. Тут, понимаешь, такой разговор конкретный, что лучше бы его у меня провести. Не годится нам с тобой «Англетер». Не тот случай.

– Хм… Интересно, – неопределенно протянул Бодуля.

– Именно что «интересно». Кстати, огромная просьба: ты своего Митроху не подключай к этим нашим делам. Думаю, мы и без него сумеем разобраться.

– Интересно, – уже совсем другим тоном сказал Бодуля. Последние слова Зеленкова он истолковал как предложение провернуть какую-то сделку за спиной у босса. А подобного рода предложения интересны всегда, так как дают возможность неплохо заработать. – Интересно… Хорошо, подъеду к тебе в двенадцать. Стол накрывай… хе-хе…

– Спасибо, Евсееич. Ты – человек! Жду! – выражая необычайную радость, ответил Зеленцов и сбросил звонок.

Бодуля тоже выключил свою трубу и затянулся, добивая «пяточку».

Все это время малолетняя проститутка продолжала свой упорный, хотя и бесперспективный труд.

* * *

В полдень Зеленков и решальщики с легким нетерпением наблюдали приезд Бодули на мониторе охранника.

Господин Коровин приехал на улицу Казанскую на «БМВ» сам, без водителя.

Это обстоятельство не преминул откомментировать Петрухин:

– А вот Саша Мирошников говорил, что Бодуля ездит с водилой.

– Так это он, наверное, в Твери понты кидает, – предположил Зеленков. – А перед нами-то чего? Мы же его знаем… Ну ладно, мужики, давайте-ка на позиции. Встретим дорогого гостя, как договаривались…

Бодуля прошел мимо охранника, как мимо пустого места, и Зеленков через просторный холл двинулся ему навстречу. Котька широко улыбался, и старый уголовник в ответ тоже озарился вынужденной улыбкой.

Был Коровин лыс, низкоросл, носил темные очки и всем своим обликом напоминал латиноамериканского гангстера. Скорее всего, он сам не отдавал себе в этом отчета и бессознательно копировал на людях некий голливудский киноперсонаж. Так или иначе, но сияли фарфоровые зубки, блестела цепь с иконкой в разрезе черной шелковой рубашки, отбрасывали блики начищенные штиблеты, на пальце правой руки сверкал камень. Все движения Бодули в эту минуту были «исполнены достоинства».

– Э-э, Константин Матвеич! – максимально громко, так чтобы могла слышать охрана, первым заголосил Бодуля. – А я тут, понимаешь, случайно мимо ехал. Дай, думаю, заскочу к Матвеичу, может, пропустим с ним по глоточку холодненькой… хе-хе… угостишь?

– Э-э, Кирилл Евсеич! – в тон ему отозвался Зеленков. – Что нам, старикам, по глоточку? Мы с тобой и литрик уговорим запросто… а?

Они встретились строго посредине холла, пожали руки и даже похлопали друг друга по плечу. Выглядело сие церемониальное действо в достаточной степени натурально. Затем Зеленков подхватил гостя под локоть и повел вглубь офиса. Охранник, глядя им вслед, ухмыльнулся.

– А мы куда идем-то? – удивился Бодуля, после того как они проходом миновали дверь зеленковского кабинета.

– Да у меня там, понимаешь, сейчас человек работает. Но мы с тобой найдем где присесть, Евсеич, – благодушно пояснил Костя, увлекая Бодулю «далее и вглубь». – Да вот хоть бы и здесь! – предложил он, притормаживая в самом конце коридора у двери, на которой не имелось опознавательной таблички.

Зеленков повернул ручку и распахнул дверь:

– Прошу, маэстро.

Коровин сделал шаг внутрь и…

И остановился.

Гудела над головой люминесцентная лампа, и в ее неживом свете Бодуля впился глазами в избитого человека на голом линолеумном полу.

– В чем дело? – сердито обернулся к ним Петрухин.

Он был без пиджака, в рубашке с засученными рукавами. В правой руке – дубинка.

Бодуля отпрянул назад, невольно толкая Костю.

– А, черт! – досадливо скривился Зеленков. – Мы, кажется, не сюда…

Первый промежуточный тест оказался успешно пройден: было совершенно очевидно, что Бодуля Мирошникова узнал.

Костя скоренько развернул гостя, подтолкнул его к коридору и повел его обратно к себе в кабинет.

Недолгий обратный путь он беспрестанно тараторил, не давая Бодуле опомниться и хоть как-то сосредоточиться. Зеленков извинялся, что, мол-де «…прости, Евсеич, ошибочка вышла… совсем по запарке забыл, что кабинетик-то занят, там ребята одного отморозка колют… Но это ерунда. Он уже, считай, раскололся, сейчас начнет говорить… А мы с тобой, Евсеич, сейчас потесним гостя у меня в кабинете… посидим, обсудим одну тему серьезную, примем по каплюшечке-другой-третьей холодненькой. Да, Евсеич?..»

А Бодулю уже вовсю поджимал страх. Он не откликался на зеленковское тарахтение, а лишь кивал своей лысой головой в венчике детского безобидного пуха. Правда, пару раз попытался улыбнуться, но вымученная улыбка эта выглядела жалкой и уже не делала Коровина похожим на латиноамериканского гангстера.

Наконец Зеленков распахнул дверь, приглашая:

– Прошу.

Бодуля сделал шаг, и навстречу ему из-за зеленцовского стола поднялся Купцов.

– Знакомьтесь, братцы, – преувеличенно радушно прогремел с порога Котька. – Кирилл Евсеич Коровин, представитель наших партнеров и очень серьезный, авторитетный человек. А это – Леонид Николаич Купцов, детектив. Работает у нас вместе со своим напарником по убийству Людоеда. Большой специалист.

Бодуля нехотя сунул Леониду вялую холодную руку и заговорил с тайной надеждой:

– Так я, наверное, некстати… Вы тут работаете… Я, может, в другой раз…

– Нет-нет, ни в коем случае. Именно сейчас, – решительно возразил Котька. – Вообще, это большая удача, это «так здорово, что все мы здесь сегодня собрались»[10]10
  Строчка из мегапопулярной бардовской песни авторства Олега Митяева.


[Закрыть]. Потому как – есть о чем потолковать. Вы, друзья, присаживайтесь, а я до буфета добегу. Возьму каких-нибудь бутербродиков на закусь.

Не давая гостю опомниться, Зеленков исчез, оставив Купцова тет-а-тетничать с Бодулей.

– Присаживайтесь, Кирилл Евсеич, – добродушно предложил Леонид, опускаясь обратно в зеленковское кресло.

– Мерси, – ответил Бодуля, сглотнув «не комочек, но – комок», и тоже присел. Хотя на самом деле ему сейчас люто хотелось бежать отсюда сломя голову. – Мерси… А вы, простите…

– Что?

– Вы по убийству Николая Николаевича работаете?

– А, да-да… по убийству Образцова… Николая Николаевича.

– И как оно? Есть результаты?

– Само собой! Вот киллера задержали, привезли из Твери. Сейчас с ним работает мой напарник, – охотно поделился информацией Купцов, внимательно глядя в лицо Бодули. – Думаю, с минуты на минуту будем знать имя заказчика. Есть результаты, Кирилл Евсеич, есть. А как иначе?

Зазвонил, заставив Бодулю вздрогнуть, служебный телефон на столе.

Купцов снял трубку, «алёкнул», выслушал и ответил кратко:

– Его нет, перезвоните позже.

Буквально полминуты спустя в кабинет ввалился сияющий Петрухин. Рукава его сорочки были по-прежнему закатаны, но дубинка в руке отсутствовала, и оттого закатанные рукава зловещего впечатления более не производили.

– Здрасте, – кивнул Бодуле Петрухин. Он по-свойски присел на край стола и взял сигарету.

– Ну как там? – поинтересовался Купцов.

– Есть результат! Потек Саня, потек!

– Ну давай, не тяни кота за хвост, Дима! Назвал конкретных людей?

Петрухин покосился на Бодулю, но Леонид понимающе пояснил:

– Не боись, можно говорить. Это друг Кости, АВТОРИТЕТНЫЙ человек.

Дмитрий выпустил под потолок колечко дыма и посмотрел, как оно тает в воздухе. Коровин, словно зачарованный, также проводил это колечко взглядом.

– Назвал! Назвал двух человек! Некие Митроха и Бодуля.

– Ага… А кто такие? – спросил Купцов и подмигнул Бодуле: вот, мол, видите? А вы спрашивали: есть ли результат? Так вот он – результат-то!

– Пока не знаю. Но это уже совсем не вопрос. Щас докрутим.

– Простите, – решительно поднялся с места Коровин. – Простите, мне нужно выйти. Вспомнил, что оставил в машине «дипломат». Боюсь, украдут.

– Да не беспокойтесь, Кирилл Евсеич, здесь же охраняемая стоянка.

– Всё равно, мне так спокойнее будет, – хрипло сказал Бодуля и повернулся к двери.

Но уже в следующую секунду та распахнулась сама, и в кабинет вошел Зеленков, держа в руках тарелочку с бутербродами.

– Ты куда собрался, Евсеич? Сейчас примем по каплюхе.

– Э-э-э-э… я на минутку. Забыл, понимаешь, в машине «дипломат».

– Херня все это, – уверенно сказал Котька, животом быстренько вталкивая Бодулю обратно в кабинет.

Со стороны все это выглядело естественно, непринужденно и даже весело: вот случайно или почти случайно встретились несколько мужиков. Все примерно одного возраста, жизнью битые. Ну и решили чуток выпить. Просто так, без особого повода. Ну что тут скажешь? Бывает. Оно, конечно, вроде и не дело – в рабочее-то время, ну да уж чего там…

– Херня все это, – весело повторил Зеленков. – Я сейчас охранника вызову, и он все принесет. А мы тем временем уыпьем уодка. Есс, сэр?

– Да нет, я уж лучше сам, – попробовал вырваться Бодуля. – У нищих слуг нет, Матвеич.

– Херня! – сказал как отрезал Зеленцов и втолкнул-таки Коровина в кабинет. – Да ты и не нищий, Евсеич. Ты уважаемый человек, наш деловой партнер!

А вот теперь бытовая ситуация с предполагаемой выпивкой уже не казалась естественной и безобидной. В кабинете неожиданно материализовалось скрытое напряжение.

Бодуля обреченно опустился на стул и снял очки. За темными стеклами прятались маленькие, бесцветные и невыразительные глазки под безволосыми бровками. Кожа вокруг глаз была воспаленной, красноватой.

Зеленков поставил тарелку с бутербродами на стол, потер с довольным видом ручонки и провозгласил:

– Ну щас мы ва-аще… Кстати, Дима, как успехи с тверским парнишкой?

– Все путем, – отрапортовал Петрухин. – Приму с вами соточку и пойду продолжу, – он взял бутерброд с розовым ломтиком рыбы и откусил сразу половину.

– А конкретно назвал какие-то фамилии?

– Нет. Пока всего лишь два погоняла назвал: Митроха и Бодуля.

В кабинете стало очень тихо.

Только чавкал Петрухин, и за дверью, в коридоре, цокали дамские каблучки…

Стало очень тихо, а потом…

Потом Бодуля вскочил.

– А ну-ка сядь! – приказал Зеленков и толкнул его в грудь.

– А можно я еще бутербродик съем? – облизываясь, невинно попросил Петрухин.

* * *

Естественно, Бодуля сразу заявил, что все это «гнусная ложь и столь же гнусная провокация!». Его выслушали внимательно, не перебивая.

И Петрухину, и Купцову, и Зеленкову подобного рода заявления во всех мыслимых и немыслимых вариантах были очень хорошо знакомы. Подавляющее большинство задержанных обязательно щебетало о том, что произошло недоразумение, ошибка, роковая случайность, стечение обстоятельств. Или же начинало голосить про ущемление прав личности и человеческого достоинства. В ход также шли слова «произвол», «глумление», «провокация», «рецидив 1937 года». И разумеется, классическое, на все времена: «Я этого так не оставлю!»

Бодуля пошумел минут десять, а потом скис и жалобно спросил:

– Что вам от меня надо?

– Митрофанов, – коротко пояснил Зеленков. – Дай нам показания на Митроху.

– Ну ты че? Ты смешной какой-то…

– Ты тоже, – мрачно ухнул Петрухин. – Что ты жмешься, Бодуля? Заказ-то на Людоеда от Митрофанова поступил… так? Расскажи – и все будет тип-топ.

– Не знаю я ничего, – продолжил внаглую лепить Бодуля. – Коньячку плесни, Костик.

– Пей, – кивнул на бутылку Зеленков. – Только обслуживай себя сам. Слуг-то, как ты говоришь, у нищих нету.

Бодуля набулькал себе недорогого, но хорошего дагестанского коньяку, залпом выпил с треть стакана. Он лихорадочно пытался сообразить, что бы такое оригинальное предпринять, но ничего путного в голову не приходило. Оставалась лишь испытанная тактика: все отрицать, гнать дуру, прикидываться «скорбным на голову», но избегать конкретных ответов на вопросы.

Коровин закусил коньяк сигаретным дымом и «героически» выпалил:

– Я ничего говорить не буду, я устал!

– Ничего страшного, можем взбодрить, – предложил Петрухин. – Тут один тверской парнишка тоже кобенился-кобенился: ничего не знаю, ничего не помню, все забыл. Но я к нему подошел творчески – и ведь сразу все вспомнил. Ну так как, Бодуля? Взбодрить?

– Не надо, – вклинился в их разговор Купцов. – Давай-ка, Кирилл Евсеич, попробуем по-другому. Не хочешь говорить – не надо. Но пойми, что это в твоих же интересах. Ты рассказываешь на видеокамеру о том, как дело было, – и все. Ты свободен, потому что больше нам не нужен… нам нужен Митрофанов.

– Угу. А кому я буду нужен, ежели Митроху сдам?

– А в зоне кому ты нужен?

– А ты что – прокурор, что зоной меня пугаешь? – оскалился Бодуля.

– Нет, я не прокурор. Но коли общего языка не найдем, то все бумаги мы отдадим в прокуратуру. И вот тогда ты окажешься на зоне. Надолго.

– Ты это бакланам впаривай! Нет у вас против меня ничего, кроме слов этого желторотого.

Трое бывших ментов рассмеялись.

– Кстати, Бодуля, у тебя адвокат есть? – «вспомнил» Купцов.

– Есть, – оживился Коровин.

Он даже удивился: как же это забыл про адвоката-то?

Наверно, потому, что здесь все-таки не ментовка. Потому, что он видел избитого и закованного в наручники человека и Петрухина с резиновой палкой в руках.