Текст книги "Сочинитель"

И все время его не оставляло странное ощущение, что Контора приглядывает за ним. Сложно сказать, так ли это было на самом деле, возможно, Кораблев просто в глубине души верил, что его как бы еще раз испытывают на прочность, на способность к «длительной консервации». Эта вера помогала Василию Михайловичу держаться, он не спился и не опустился, себя соблюдал в опрятности и аккуратности, директриса ПТУ в нем просто души не чаяла… Кстати говоря, эта директриса, Надежда Сергеевна, была женщиной довольно неординарной, и круг ее интересов отнюдь не замыкался на воспитании подрастающей трудовой смены. Надежда Сергеевна имела очень серьезных знакомых и в торговой среде, и в партийно-административном аппарате. Контакты эти плохо вязались с ее скромной должностью, но Кораблев, начавший мало-помалу выполнять обязанности личного шофера директрисы, никогда никаких лишних вопросов не задавал – крутил себе баранку, возил по городу и Надежду Сергеевну, и ее знакомых, время от времени доставляя по каким-то адресам какие-то грузы…

В апреле 1980 года в Мурманск приехал по делам один серьезный номенклатурный работник из Ленинграда – генеральный директор крупного завода. Что его связывало с Надеждой Сергеевной – Кораблев так и не понял (да и не стремился понять), но несколько дней ему пришлось поработать на питерского гостя. Мужик этот сразу понравился Василию Михайловичу – был он сухощавым, подтянутым, энергичным, а главное, в нем никак не проявлялось начальническо-столичное барское хамство… Странное дело, увидев этого человека, Кораблев как-то сразу понял, что в его жизни скоро произойдут перемены.

Так и случилось. Когда срок командировки питерца подходил к концу, он сделал предложение Василию Михайловичу перебраться в Ленинград. Кораблев согласился не раздумывая, ему почему-то показалось, что гость Надежды Сергеевны что-то знал о его прежней жизни. А звали ленинградца Вадимом Петровичем Гончаровым, и был он не только генеральным директором завода торгового оборудования, но и членом бюро Ленинградского горкома КПСС…

Летом 1980 года Василий Михайлович уже переехал в Ленинград. Гончаров помог и с пропиской, и с работой – устроил Кораблева на Калининскую овощебазу. Впрочем, там Василий Михайлович лишь числился, а на деле стал неофициальным шофером Вадима Петровича и, по совместительству, курьером для особых поручений. Странные отношения сложились постепенно у Кораблева с новым шефом. Никаких особых, доверительных бесед они не вели, но в то же время оба ощущали какое-то труднообъяснимое родство душ, может быть, оттого, что Гончаров был тоже детдомовским…

В апреле восемьдесят первого года Вадим Петрович как бы случайно показал Кораблеву одного человека – некоего Мамуку Кантария из Тбилиси, этот грузин прилетел зачем-то в командировку к Гончарову на завод. Вадим Петрович рассказал, что Мамука обидел его очень хорошего друга, якобы изнасиловал его дочь. Гончаров ни о чем Кораблева не просил, Василий Михайлович ни о чем не спрашивал… Через три дня гостя из солнечной Грузии обнаружили мертвым в гостинице «Советская», где он проживал. Вскрытие установило, что смерть Мамуки наступила в результате острого пищевого отравления…

Это происшествие Гончаров с Кораблевым также не обсуждали, но через месяц Вадим Петрович помог своему «порученцу» купить хороший дом в Кавголово – по фантастически низкой цене… Наивысшая степень доверия возникает тогда, когда люди понимают друг друга без слов… Понимал ли Василий Михайлович, кто такой на самом деле Вадим Петрович Гончаров? Конечно, понимал, Кораблева ведь в свое время очень хорошо учили не только способам умерщвления людей, но и наблюдению, и анализу. Поэтому Василий Михайлович уже через несколько месяцев работы на Гончарова знал, что генеральный директор и член бюро горкома по совместительству являлся еще и крупным теневым дельцом, ворочавшим огромными (по тем временам) подпольными капиталами.

Ну и что? Кораблев был умным человеком с отличной подготовкой, поэтому он понимал также, что Вадим Петрович не работает сам по себе, – в тоталитарном советском государстве шустрые одиночки не выживали, их перемалывала Система. А раз Гончаров жил довольно спокойно и не особо усердствовал в конспирации, стало быть, его теневая деятельность эту Систему вполне устраивала… Главное было – не зарываться, не нарушать неписаные правила и – делиться, делиться и делиться… Вадим Петрович, кстати говоря, был человеком совсем не жадным, более того – Кораблеву иногда казалось, что деньги Гончарова вообще интересовали мало и что «теневым бизнесом» он занялся просто из спортивного интереса и от мужского азарта, чтоб жизнь не была пресной и скучной. Нравился Вадим Петрович Кораблеву, очень нравился. Так нравится старшему брату младший – более удачливый, образованный и перспективный… Василия Михайловича мало волновал тот факт, что по советским законам Гончаров являлся самым настоящим уголовным преступником – законы для Кораблева (с его прошлым) вообще были понятием относительным… Вадим Петрович подарил бывшему капитану свободу – свободу от дурной и неинтересной работы, от унизительной необходимости думать каждый день о том, где взять деньги, где жить… Гончаров подарил Кораблеву то, чего у него никогда не было, – дом и очаг. Поэтому Василий Михайлович был предан Гончарову абсолютно и считал врагов Вадима Петровича своими собственными врагами. Кораблев считал Гончарова своим Хозяином – в самом высоком смысле этого слова… Надо сказать при этом, что сам Гончаров никогда не относился к Василию Михайловичу как к слуге – он всегда демонстрировал к своему подчиненному ровное мужское уважение… Удивительно ли, что Кораблев стал настоящим ангелом-хранителем для Вадима Петровича? Бывший капитан старался отплатить за добро так, как умел, а лучше всего в этой жизни Василий Михайлович умел убирать людей…

После Мамуки Кораблев «сработал» еще несколько человек – и никогда не пытался узнать истинные причины необходимости их устранения. Василий Михайлович работал на Гончарова, как когда-то на Контору, – тщательно и не обсуждая приказы. Другое дело, что Вадим Петрович никогда ничего не приказывал, а только намекал…

В восемьдесят втором Гончарова перевели с повышением в Москву – Кораблев готов был последовать за Хозяином куда угодно, но Вадим Петрович решил иначе. Он предложил Василию Михайловичу остаться в Питере, чтобы лишний раз не афишировать их отношения… Нет, Гончаров не «выписывал вольную» Кораблеву, он просто приберегал Василия Михайловича, как лишний козырь в рукаве, как заначку на черный день… Время от времени через оговоренные каналы связи Кораблеву поступали «просьбы» от Хозяина, и ни одна из них не оставалась невыполненной…

Гончаров никогда не «засвечивал» Василия Михайловича перед чужими людьми, исключение составила только история, которая обернулась убийством капитана Кольцова на Варшавском вокзале в апреле восемьдесят третьего.

Видимо, у Вадима Петровича сложилась тогда безвыходная ситуация, он должен был оказать услугу какому-то Виктору Палычу из Пушкина, вернув тем самым старый должок… Слава Богу, Гончаров не сдал своего человека «вчистую» – люди Виктора Палыча не знали ни имени, ни фамилии, ни адреса Кораблева, они не знали ничего, кроме того, что приданный им человек – «специалист очень высокой квалификации»… Наверное, только благодаря этим мерам предосторожности Василий Михайлович и остался жив…

Гончаров, узнав о том, что случилось на Варшавском вокзале, не поленился даже приехать в Ленинград. Он нашел Кораблева, провел с ним целый вечер, разговаривая на отвлеченные темы, и лишь при расставании, взглянув Василию Михайловичу в глаза, коротко сказал: «Прости. Больше такое не повторится. Я поверил тем, кому понятие чести неведомо…» От этих слов у Кораблева вдруг защипало в глазах: за всю его жизнь перед ним никто из разных начальников никогда не извинялся. Начальники, они редко способны признать свою неправоту перед подчиненными.

До 1988 года Василий Михайлович прожил спокойно и без особых приключений – «просьбы» от Гончарова поступали редко, правда, несколько раз приходилось негласно сопровождать и подстраховывать Вадима Петровича в его командировках. Но ведь именно за это Кораблев и получал регулярно деньги, причем немалые.

А в начале 1988 года случилась беда. Василий Михайлович сопровождал Гончарова в Крым, и в Симферополе, где Вадим Петрович решал какие-то свои вопросы, произошла очень неприятная история.

Однажды вечером Гончаров возвращался пешком в гостиницу, Василий Михайлович, как обычно, скользил тенью чуть поодаль. Вечер был тихим и не по-мартовски теплым – одно удовольствие в такие вечера гулять по южным городам… Откуда взялась эта чертова «Волга», едва не отправившая Вадима Петровича на тот свет? Этого Кораблев так никогда и не узнал, да и в тот самый момент он не думал, случаен наезд или закономерен. Василий Михайлович в невероятном прыжке успел отшвырнуть Гончарова в сторону, а сам, подброшенный вверх бампером «Волги», уже без сознания упал на мостовую – годы все-таки брали свое, реакция ослабела…

Гончаров потратил сумасшедшие деньги, чтобы поставить Василия Михайловича на ноги и восстановить его здоровье… Он не загружал своего ангела-хранителя ничем, хотя и сам переживал не лучшие времена. В августе 1988 года Вадим Петрович почти насильно отправил Кораблева на дорогой и престижный по тем временам курорт в Болгарию… Море и солнце помогли Василию Михайловичу поправиться, он никогда не отдыхал в таком комфорте и в такой полной расслабленности.

Вернувшись на родину, Кораблев узнал, что Вадим Петрович погиб в Москве в автомобильной катастрофе. Василий Михайлович приехал в столицу, нашел могилу Гончарова и долго сидел на ней, разглаживая не успевший еще слежаться дерн руками. Тогда, на кладбище, он с волчьей тоской понял, что снова остался абсолютно один в этом беспощадном мире…

Василий Михайлович был профессионалом, поэтому даже не пытался расследовать гибель Вадима: в случайное ДТП[24]24
  ДТП – дорожно-транспортное происшествие.


[Закрыть] он не верил, но искать заказчика не стал. Зачем? Кораблев не сомневался в том, что Гончарова убрала Система, правила которой Вадим Петрович попытался либо нарушить, либо истолковать по-своему…

Кораблев уехал в Ленинград, дооформил запущенные еще Гончаровым бумаги и инвалидность и зажил совершенным отшельником в своем кавголовском доме. К людям его не тянуло, а самым верным другом стал для Кораблева пес-кавказец по кличке Арамис. Большой нужды в деньгах Василий Михайлович не испытывал, потому что в свое время откладывал кое-что на черный день, но чтобы занять себя хоть чем-нибудь, начал разводить кроликов… Так и летели дни за днями. Кораблев много читал, работы по дому хватало. В общем, жил он спокойно и без приключений, философски принимал надвигающуюся старость. С годами Василий Михайлович все чаще думал о Боге и о том, что ожидает его за последней чертой, которая, увы, с каждым днем становилась все ближе и ближе. Кораблев начал даже захаживать в церковь, но пройти обряд крещения не решился – полагал, что слишком много на нем висит смертных грехов…

Совесть не то чтобы очень уж терзала Василия Михайловича, но – беспокоила, и довольно часто… Нет, дело было даже не в том, что являлись к нему по ночам души тех, кому он помог покинуть наш суетный мир… В конце концов, как ни странно, за всю свою жизнь Кораблев ведь никогда никого не убил по собственному желанию и по своей инициативе, он был всего лишь исполнителем, орудием в руках других людей… Грызло Василия Михайловича то, что никому, ни одному человеку на свете он не дал счастья, не подарил всего себя… Женщины? Их было много, а любил он все-таки только одну-единственную – ту, из-за которой и вышвырнули его из Конторы… Ей его любовь оказалась не нужна, по крайней мере, не сменила она на нее устроенный быт жены дипломата в ранге посланника… Кораблев не осуждал ее – что он мог дать своей любимой? Рай в шалаше, который быстро бы сменился ночными слезами по утраченному дворцу? Розы не растут в тундре, сколько их там ни высаживай…

Вадим… Да, Вадим был, наверное, единственным дорогим человеком для Василия Михайловича – а ведь и его не уберег… Нет, себя Кораблев за смерть Гончарова не упрекал, понимал, что все равно ничего изменить бы не сумел, но все-таки… Трудно жить с памятью о том, как балдел на курорте как раз тогда, когда в Москве убивали того, кто был тебе дорог.

Часто Василий Михайлович, сидя на крылечке в обнимку со своим Арамисом, думал о том, что если Бог желает кого-то наказать, он наказывает одиночеством…

Между тем внешний мир стремительно менялся. Выходили на поверхность теневые дельцы и обеспечивавшие их команды, начиналась грызня за деньги, валявшиеся под ногами нищего народа самой богатой в мире страны, – все чаще на улицах российских городов гремели выстрелы и взрывы, люди все больше привыкали к тому, что «коммерсанта век не долог, и потому так сладок он». В обществе вдруг жарко заговорили о киллерах и ликвидаторах, о синдикатах наемных убийц…

Однажды Василий Михайлович даже увидел по телевизору в какой-то московской программе интервью с неким деятелем, утверждавшим, что он-де – ликвидатор-чистильщик, работающий по договору. У этого «чистильщика» было заретушировано мозаикой лицо и изменен голос. Жаль, что телевизионщики не смогли еще и мозги парню подчистить! Таких глупостей, каких наговорил он в пятиминутном интервью, Кораблеву слышать еще не доводилось, – старик хохотал перед телевизором так, как еще ребенком смеялся на фильме «Волга-Волга»… Вообще, Василий Михайлович любил просматривать газеты и журналы, интересуясь в основном криминальной тематикой, у него появилось даже что-то вроде хобби: если в статье давалось подробное описание гибели очередного бизнесмена или авторитета, старик пытался восстановить работу неизвестного «коллеги» и понять, кто он – профи или так, из бандитов… В ряде случаев Василий Михайлович по некоторым незначительным и вовсе незаметным даже для подготовленного читателя нюансам определял – этого бедолагу сработала Контора и никто другой…

Однажды Кораблев подумал, что смог бы зарабатывать очень приличные деньги, времечко наступало лихое и кровавое, человеку с его опытом и навыками обрадовался бы любой крупный воротила. Да только не хотел Василий Михайлович возвращаться к прежней работе – зачем? Деньги? Так старику много не надо… Приключения и ощущение остроты жизни? Авантюры будоражат кровь опять-таки молодым, а старики… Старики живут воспоминаниями… Кораблев был уверен в том, что доживет свой век тихо, спокойно и не беря новых грехов на душу.

Может быть, так бы оно и было, если бы не подъехала утром 10 октября 1993 года к его дому белоснежная «девятка» с питерскими номерами, старательно, но не очень умело залепленными грязью. Из машины вышла брюнетка лет тридцати пяти в мешковатых потертых штанах и синей нейлоновой куртке – явно с чужого плеча. Глаза брюнетки закрывали «сплошные» темные очки. Кораблев взял Арамиса за ошейник и с удивлением рассматривал женщину – гостей он никак не ожидал. Между тем брюнетка подошла к калитке и, сильно картавя, спросила:

– Простите, могу я видеть Василия Михайловича Кораблева?

Старик прищурился, внимательно осмотрел гостью еще раз и ответил:

– Его сейчас нет… А что ему передать? Кто его спрашивал?

Брюнетка закусила губу, чуть склонила голову к правому плечу, и именно в этот момент Василий Михайлович узнал ее – несмотря на прошедшие годы и измененную внешность.

– Очень жаль, – вздохнула брюнетка. – Очень жаль… Я… Меня зовут Светланой Игоревной… А передать… Я хотела ему передать привет от Вадима Петровича Гончарова…

Кораблев хоть и узнал женщину, но все равно внутренне сжался, услышав имя Вадима. Светлана Игоревна, значит… Старик внутренне усмехнулся, посадил Арамиса на цепь и пошел открывать калитку:

– Заходите… Светлана Игоревна. Кораблев – это я. Вы уж извините, что не сразу признался, люди здесь разные ходят… Давайте-ка в дом зайдем, я чайку поставлю, как раз пряничков свежих вчера купил, там и поговорим по-людски…

Женщина, назвавшаяся Светланой Игоревной, молча прошла в дом, присела на табуретку у кухонного стола, а Василий Михайлович засуетился с чайником и чашками, вовсю изображая из себя радушного хозяина.

– Чай для русского человека – это первое дело. Куда мы без чая-то… Да, а как Вадим Петрович-то? Давно я о нем ничего не слышал.

Брюнетка замерла. Кораблев стоял к ней спиной и не мог видеть, как она вся сжалась за столом. Василий Михайлович проверял не личность гостьи – он прекрасно понял, кто пришел к нему в дом… Старик хотел «снять реакцию» брюнетки, посмотреть, как она среагирует на якобы неосведомленность его относительно смерти Гончарова. Женщина либо поняла, что ее проверяют, либо просто не хотела юлить. Вздохнув, она глухо ответила:

– Вадим Петрович погиб в сентябре восемьдесят восьмого… Я думала, вы знаете…

Кораблев ничего не сказал, молча поставил чашки на стол, высыпал пряники на тарелку – тут чайник поспел, он был как раз теплым, недавно кипевшим… Разлив чай по чашкам, старик сел на свое место у стола, снова взглянул на гостью. Несмотря на то, что в кухне было темновато, она так и не сняла темные очки… «Светлана Игоревна» сидела спокойно, но во всей ее фигуре чувствовался какой-то надлом, какая-то постоянно живущая внутри боль.

– Вы попейте чайку-то, пока горячий… А что же просил передать мне Вадим Петрович, царствие ему небесное?

Женщина ответила сразу и без запинки:

– Он просил передать извинение за то, что случилось в апреле восемьдесят третьего… За то, что доверился людям без чести и совести…

Старик медленно кивнул. Все правильно. Стало быть, именно ей Вадим все же решил передать этот пароль… Тогда, летом восемьдесят восьмого, отправляя Кораблева в Болгарию, Гончаров попросил Василия Михайловича на всякий случай – в самой экстренной ситуации «делегировать» близкому и надежному человеку свой голос, свое право Хозяина. А пароль такой Вадим выбрал тоже не случайно. Чтобы не сомневался Кораблев в том, что придет к нему человек надежный, специально заложил в условную фразу память о том давнем «проколе»… Со дня смерти Гончарова минуло пять лет, Василий Михайлович уже уверился, что унес Вадим тот пароль с собой в могилу. Ан нет… Ей, стало быть, отдал…

У Кораблева было существенное преимущество перед женщиной, назвавшейся Светланой Игоревной, – он-то прекрасно знал, кто она такая на самом деле, видел ее не раз в прошлом, даже «подстраховывал» по просьбе Вадима, а вот она… Она явно узнала о существовании Василия Михайловича совсем недавно, такое впечатление почему-то сложилось у старика. И она абсолютно точно не понимала, что Кораблеву достаточно хорошо известна ее биография… Не сказать, что Василий Михайлович сильно симпатизировал своей гостье, но нарушить обещание, данное Вадиму, он не мог… То, что Гончаров уже пять лет лежал в могиле, ничего не меняло…

– Каждый может ошибиться… Все, что было, – уже быльем поросло, – медленно произнес Кораблев слова «отзыва», и брюнетка облегченно вздохнула. – Чем я могу вам помочь? – после недолгой паузы спросил Василий Михайлович.

Женщина вытащила из кармана куртки пачку длинных ментоловых сигарет, взглядом спросила разрешения и, получив его, закурила.

– У меня есть враг. Человек, который принес мне много горя, человек, из-за которого погибли близкие мне люди. Из-за которого погиб мой…

Она не договорила, подавляя всхлип, потом вскинула голову, видимо, задерживая слезы, и продолжила глухим голосом:

– Я хочу, чтобы этот человек умер. Он… Он даже не человек, он выродок… Я не знаю, как земля его до сих пор носит. Вы… Вы сможете мне помочь?

– О ком идет речь? – ответил вопросом на вопрос Кораблев.

Гостья долго молчала, словно не могла решиться, затем, нервно закурив сигарету вслед догоревшей, тихо сказала:

– Его очень трудно уничтожить. Его зовут… Его имя – Виктор Палыч… Говоров… Многие называют его еще Антибиотиком. Вы… Вы слышали про него что-нибудь?

Старик медленно кивнул. После того, что случилось в апреле восемьдесят третьего на Варшавском вокзале, он все-таки навел кое-какие справки о том человеке, которому его «одолжил» Гончаров. Да и позже сам Вадим кое-что рассказывал… Антибиотик был очень серьезной фигурой. Очень.

– Вы сможете взяться за это дело?

Кораблев молчал, думал… Да, он был профессионалом экстра-класса. Вот именно – был, много лет назад. А Виктор Палыч – клиент особый, его охраняют так, что и президенты некоторых слаборазвитых стран позавидовать могут. С другой стороны – охрана ни для кого не может стать абсолютной панацеей… Хуже другое: действовать придется в одиночку, а с учетом того, что этот одиночка уже старик, шансов на успех мало. Мало, но они есть…

– У меня для вас деньги, – сказала гостья и вынула из внутреннего кармана куртки два толстых свертка. – Здесь пятьдесят тысяч… Долларов…

Василий Михайлович покачал головой:

– Мне ваши деньги не нужны…

– Вы не поняли, – перебила его женщина. – Это не мои деньги. Это ваши деньги. Вадим… Он хотел, чтобы вы их получили, если мне придется обратиться к вам за помощью. Оставить их у себя я не могу…

Кораблев усмехнулся. Да, это было очень похоже на Гончарова – он не любил оставаться в должниках.

– Здесь первая половина, – продолжила гостья. – Ее вы должны получить вне зависимости от того решения, которое примете, и невзирая на результат… работы. Если вы за нее все-таки возьметесь… Вторую половину я отдам вам потом. Если все… Если все получится…

Женщина замолчала, молчал и Василий Михайлович, выстукивавший пальцами на столешнице какой-то сложный ритм.

– Хорошо, – наконец кивнул старик. – Я попробую вам помочь. Хотя, как вы сами понимаете, в таком деле результат гарантировать сложно…

Гостья попыталась привстать с табуретки – что-то сказать, но старик остановил ее движением руки:

– Я хочу, чтобы вы понимали, эту работу я попробую сделать не ради денег.

– Я понимаю, – прошептала женщина.

– Вот и отлично, – улыбнулся Кораблев. – Вы устраивайтесь поудобнее… Светлана Игоревна. Нам о многом еще нужно поговорить… Мне нужна вся информация о клиенте, которой вы располагаете… Да выплюньте, ради Бога, изо рта то, что вы туда положили для вашей замечательной картавости. Чай же пить неудобно – не ровен час, подавитесь…

В тот день они проговорили несколько часов, а потом расстались, договорившись о контрольной встрече у магазина «Океан», – встреча эта должна была состояться в любом случае без перемены места и времени. Старик настоял на том, чтобы до назначенного дня гостья даже не пыталась выйти с ним на контакт. Василий Михайлович очень хорошо знал, что все нелегалы горят чаще всего на конспиративных встречах и на выемках из тайников – короче говоря, на связи…

Сидя в камере изолятора на Захарьевской, Кораблев напряженно думал – думал о том, как спасти женщину, заказавшую Антибиотика. У Василия Михайловича даже мысли не было сдать ее Кудасову – с самого начала Кораблев вел с начальником 15-го отдела тонкую игру… Себя Василий Михайлович считал уже покойником, он понимал, что люди Антибиотика сделают все, чтобы добраться до него и заставить выдать заказчика им. А если такой возможности не будет – тогда его просто убьют. Виктор Палыч хорошо должен понимать, какую информационную ценность может представлять заказчик для РУОПа – стало быть, нужно либо перехватить этот источник, либо, если не получится перехватить, ликвидировать его… Кстати, убьют его в любом случае – кому нужен засвеченный киллер, тем более старик? Тюремные стены – защита относительная, огромные деньги, которыми распоряжался Антибиотик, могли открыть любые замки… А еще Кораблев знал, что нет на свете человека, которому нельзя было бы развязать язык. То, чего не выбить пытками, можно получить, используя новейшие достижения прикладной химии. Он, Кораблев, не смог выполнить последнюю просьбу Вадима, хотя и пытался честно это сделать… Что ж, так карта легла, он, Кораблев, проиграл – ему и платить… Но нужно сделать все, чтобы вывести из-под топора женщину, пришедшую с паролем Гончарова. Она должна уйти… Иначе – если существует на самом деле ад, как там придется смотреть в глаза Вадиму? На рай старик не рассчитывал, да и в отношении загробного местонахождения Гончарова иллюзий тоже не строил…

Кораблев разрабатывал план квазисдачи заказчицы по дороге со Среднеохтинского проспекта до Литейного – точнее, он понял, что нужно делать, после того как его узнал Кудасов, после сцены, разыгравшейся на Свердловской набережной. Тогда стало ясно, что этот здоровенный мент вцепится в него как клещ, версии про голубей не пройдут… Что оставалось делать? Сыграть в молчанку? Но ведь если он просто не появится в назначенное время у магазина «Океан», тогда «Светлана Игоревна» может начать его искать, он запретил ей появляться в Кавголово в любом случае, но… Женщины есть женщины – она может и нарушить приказ. Поедет к нему в дом и нарвется на засаду – либо ментовскую, либо бандитскую. В любом случае ей после этого жить останется недолго… Кораблев хотел лично подать своей гостье сигнал тревоги так, чтобы она все поняла и смогла уйти…

Почему старик дал правдивое описание заказчицы, почему не сказал, что Антибиотика заказал мужик, например? Тогда бы было меньше риска вроде бы, тогда бы менты ориентировались на другую цель… Но Василий Михайлович хотел, чтобы Кудасов ему поверил, хотел, чтобы этот мент не сомневался, что старик готов искренне сдать кого угодно, лишь бы уйти на волю, добраться до своих денег и нырнуть на дно. А парни этого Никиты Никитича уже наверняка опросили его, Кораблева, соседей по Кавголово: кто-то из них мог вспомнить гостью, приезжавшую к Василию Михайловичу на белой «девятке». Если та информация выплывет – Кудасов может насторожиться, этот мент обладает верхним чутьем. Нет, все должно быть достоверно, только тогда план может удасться, только тогда он сможет выйти к «Океану» в нужное время и подать сигнал тревоги. Лишь бы она увидела его, лишь бы правильно среагировала. Пусть уйдет – тогда и Василию Михайловичу будет помирать спокойнее, тогда можно будет со спокойным сердцем ждать скорой встречи с Хозяином. С почти спокойным сердцем…

День накануне предполагаемой встречи Кораблева с заказчицей выдался хлопотным для Кудасова. С утра у него состоялась долгая беседа с Василием Михайловичем, в результате которой они пришли к «консенсусу», потом начальник 15-го отдела поработал со следователем горпрокуратуры Гусаковым – дело Кораблева расписали именно ему. Следак попался молодой и амбициозный, так что сориентировать его в нужном направлении особого труда не составило. После разговора с Никитой Никитичем следователь провел по всей форме допрос подозреваемого Кораблева, и в результате этого следственного действия Гусаков принял решение о проверке показаний подозреваемого на месте, то есть о проведении так называемой «уличной».

В целях недопущения побега Кораблева во время следственного эксперимента работник прокуратуры выписал начальнику 15-го отдела РУОПа отдельное поручение: «обеспечить условия, исключающие возможность ухода подозреваемого и одновременно гарантирующие задержание женщины, подозреваемой в организации убийства». Таким образом, Кудасов получил официальную отмашку на проведение операции, готовить которую он, честно говоря, начал еще накануне.

Никита Никитич поручил разработать план мероприятия Вадиму Резакову – тот уже к двум часам дня доложил Кудасову о проведенной подготовительной работе. Предполагалось негласно оцепить пятачок вокруг магазина «Океан» силами личного состава 15-го отдела и СОБРа, в районе станции «Скорой помощи» на канале Грибоедова дислоцировать резервную группу задержания в количестве двенадцати человек (группа должна была разместиться в двух «рафиках» «скорой помощи»).

Схема расстановки сил предлагалась следующая: одна группа прямого контроля располагалась непосредственно в магазине «Океан», две группы – в автомобилях «семерка» и «девятка» на площадке у магазина, еще одна группа – у киосков на Сенной. Кроме того, четверо офицеров должны были перекрывать пятачок в районе трамвайной остановки на Садовой, а пятеро вести наблюдение из магазина «Самсон». Снабженного радиомикрофоном Кораблева помимо всего прочего предполагалось подстраховывать двумя снайперами, размещенными на чердаках близлежащих домов, – на случай, если его попытаются отбить. Недалеко от «гнезда» одного из снайперов Резаков предложил разместить оператора с видеокамерой – он должен был постоянно «вести» Кораблева и людей, которые попытаются вступить с ним в контакт…

Кудасов план одобрил и подумал о том, что Кораблев исключительно грамотно выбрал место встречи. В принципе, с пятачка у «Океана» хороший обзор по всем направлениям, а из-за строительства метро, много лет тянувшегося на Сенной, возможности для маневра транспортных средств в этом месте резко ограничены… При возникновении спонтанных проблем во время встречи старик мог бы уйти достаточно легко, но при подготовленной операции шансов вырваться из кольца у Кораблева не было… Да и у заказчицы, если она, конечно, появится – надежд мало… Даже если старик вдруг решит подать ей какой-то знак, все группы будут сориентированы на любых женщин, движущихся к пятачку у «Океана» или наблюдающих за ним… Да и к чему Кораблеву вести двойную игру? Взятая заказчица – его единственный шанс выйти на волю…

Так рассуждал Никита Никитич, обсуждая план предстоящей операции с Вадимом Резаковым, и оба они не знали, что весь этот тщательно, скрупулезно и профессионально разработанный план был заведомо обречен на провал… И уж тем более начальник 15-го отдела не мог даже предположить, что этому провалу в какой-то степени поспособствует журналист Андрей Обнорский, который позвонил Кудасову как раз в тот момент, когда Никита Никитич и Вадим решили смотаться на Сенную для проведения рекогносцировки на местности. Андрей предложил Никите встретиться и поговорить – интонация журналиста не очень понравилась Кудасову, но он был настолько замотан, что извинился и сослался на совершенно страшную занятость. Обнорский как-то странно хмыкнул и повесил трубку. Никита вздохнул, досадливо сморщился, но подумал, что сумеет все объяснить Андрею позже – когда закончится операция на Сенной… Надо действительно как-то нормализовать отношения с парнем, решить все непонятки, объясниться… Андрей – друг, а друга обидеть легче всего. Кудасов не предполагал, что разговор с Обнорским состоится намного раньше, чем он планировал…