Текст книги "Сочинитель"

– Золотая цепочка с медальоном стала обжигать вам шею, вы ее сняли и положили вместе с ключом на подоконник, помните? А потом ушли окунаться в бассейн… А я, простите, взял ваш медальон и открыл его…

Женщина на кровати дернулась и возмущенно выдохнула:

– Вы…

– Да, я взял его и открыл, – не дал ей договорить Серегин. – Сам не знаю почему… Оставим в покое этическую сторону моего поступка… Наверное, я поступал не очень… красиво, что ли… Но красть-то ваш медальон я не собирался… Просто полюбопытствовал… Работа у меня такая – без любопытства в ней делать нечего… А вы меня как-то сразу заинтересовали… Так вот, открываю я медальон и вижу там фотографию Сереги Челищева, царствие ему небесное… Спутать его с кем-то другим я, как вы, наверное, догадываетесь, не мог… Надеюсь, вам теперь понятно, почему я считаю, что вы знали Сергея? Согласитесь, портрет незнакомого человека не носят на груди…

Брюнетка несколько секунд молчала, с вызовом глядя Обнорскому в глаза, а потом склонила голову к правому плечу и с деланным спокойствием сказала:

– Ну и что? Допустим, я знала Сергея… Мы когда-то давно учились с ним вместе в университете, а потом я уехала из Ленинграда…

– Замечательно, – кивнул Андрей. – Очень хорошо… Поехали дальше. В медальоне была и вторая фотография… Человека, изображенного на ней, я вспомнил не сразу, но все же вспомнил, потому что писал о нем… Его звали Олегом Званцевым, хотя многим он был больше известен как Адвокат… Как Белый Адвокат, потому что Сергея Челищева тоже в определенный период стали называть Адвокатом, но Черным… Улавливаете мою мысль?

Женщина молчала и не шевелилась. Серегин вздохнул и продолжил:

– Оба Адвоката погибли в июне – их застрелили на маленьком хуторке под Лугой, об этом вы, конечно, знаете… Но я не уверен, что вам известен еще один факт…

– Какой? – хрипло спросила брюнетка. Обнорский заметил, что ее губы еле заметно подрагивают, казалось, она прилагает огромные усилия, чтобы не закричать или не расплакаться.

– Когда-то мы были достаточно близки с Сергеем. – Андрей потер лоб и усмехнулся. – Это было очень давно – почти десять лет назад… Мы оба входили в университетскую сборную по дзюдо… Не сказать, что мы были самыми закадычными друзьями, но приятельствовали, общались…

Потом жизнь надолго развела нас: я стал военным переводчиком, мотался по Союзу и Ближнему Востоку и в Питер вернулся только в девяносто первом… Так сложилось, что, вернувшись, я решил вылепить свою судьбу заново – долго рассказывать все обстоятельства, сподвигнувшие меня на это решение… Была у меня и одна конкретная причина, из-за которой я не торопился возобновлять контакты с Сергеем… Он тогда в городской прокуратуре работал, как вы знаете…

Обнорский быстро взглянул на женщину, но она не кивнула, подтверждая его слова, хотя и не покачала отрицательно головой. Она просто молча слушала.

– Так вот… Когда прошло какое-то время и я уже считал, что могу снова общаться с Серегой, – выяснилось, что из прокуратуры он подался в адвокаты… А еще выяснилось, что на самом деле адвокатские корки стали для него лишь прикрытием – Сергея подтянули в группировку Олега Званцева, старого его друга, которого он долгое время считал погибшим в Афгане… И подтянула его в команду Олега некая Екатерина Дмитриевна Званцева – жена Адвоката… Белого Адвоката.

В зеленых глазах брюнетки что-то дрогнуло, она неслышно вздохнула и вроде как захотела даже перебить Андрея, но потом покачала головой и сжала губы… Обнорский закурил новую сигарету и посмотрел в окно – на улице начался мелкий ноябрьский дождь… Серегин не любил осеннюю погоду, а с ноябрем у него вообще были связаны очень грустные и тяжелые воспоминания. Андрей снова перевел взгляд на женщину:

– К сожалению, я слишком поздно узнал, какие причины привели Сергея в группировку и как так получилось, что он стал Черным Адвокатом… Если бы я узнал об этом раньше – возможно, все сложилось бы по-другому… Но мы встретились слишком поздно – буквально за несколько дней до гибели Сергея…

Женщина широко открыла глаза и резко подалась к Обнорскому:

– Вы встречались?

– Да, – кивнул Андрей. – Мы встретились и долго разговаривали… Тогда я многое узнал и понял… К сожалению, у Сереги уже почти не оставалось времени – ему нужно было уходить… Он рассчитывал уйти за кордон вместе с Олегом и Екатериной Званцевой, которую сам же за несколько месяцев до бегства и упаковал в тюрьму… Сергей ведь хотел разобраться в обстоятельствах смерти его родителей… Одно время он ошибочно полагал, что к их убийству как раз и приложили руки Званцев и Екатерина Дмитриевна.

Брюнетка не выдержала и закрыла лицо руками, а Серегин, будто не заметив этого жеста боли и отчаяния, продолжал говорить:

– Разговор у нас тогда получился довольно сумбурный – сами понимаете, всего за два часа не расскажешь… И я тогда не обратил внимания на одну деталь – Сергей говорил, что уходит вместе со своей женой, с некой Катей… Это потом уже я свел концы с концами и понял, о какой такой Кате шла речь… О Званцевой… О той самой Екатерине Дмитриевне, которая была женой его друга Олега… Так случилось, что, пока Званцев сидел в тюрьме, Катя и Серега полюбили друг друга…

– Прекратите! – почти выкрикнула женщина, отнимая руки от мокрого лица. – Чего вы добиваетесь? Что вам надо? Вам что – нравится в чужих ранах ковыряться?!

– Нет, – спокойно покачал головой Андрей. – Я, знаете ли, не садист… А говорю я все это только с одной целью – мне бы очень хотелось узнать о судьбе Кати… Многие считали, что она тоже погибла, но у меня другое мнение… Я полагаю, что ей удалось уйти тогда, в июне… А еще мне кажется, что два портрета, Званцева и Челищева, могли находиться только в медальоне Екатерины Дмитриевны… К сожалению, я сам никогда ее не видел, даже на фотографиях…

Обнорский замолчал, молчала и женщина, уткнувшись лицом в свои обтянутые белым махровым халатом колени… В номере стало очень тихо… Андрей вздохнул и загасил в пепельнице сигарету. Брюнетка вдруг резко подняла голову и спросила звенящим голосом:

– Зачем… Зачем вам знать о ее судьбе? Не лучше ли оставить ее в покое, если ей удалось выжить? Или вам хочется, чтобы и ее добили?

– Нет, – сказал Обнорский. – Не хочется… Более того, я хотел бы ей помочь, потому что уверен – ей сейчас нужна помощь… Кроме того, в этой запутанной истории есть еще одно очень важное обстоятельство…

– Какое? – быстро спросила женщина.

– Какое? – Андрей пожал плечами и усмехнулся. – Существенное обстоятельство… Сергей оставил мне перед смертью кое-какие бумаги… Он очень хотел рассчитаться с одним человеком… С Антибиотиком… К сожалению, это досье оказалось недостаточным для того, чтобы отправить Виктора Палыча в тюрьму. Сергей не успел собрать достаточную доказательную базу, а практически все его свидетели погибли… Мне кажется, что Екатерина Дмитриевна могла бы помочь заполнить кое-какие пробелы в досье Сергея…

– Вот оно что… – усмехнулась брюнетка со злой иронией в глазах. – Вы думаете, что Антибиотика можно упечь в крытку с помощью какого-то досье? Смешно… Сережа… Сережа был романтиком, если рассчитывал на это…

По ее лицу пробежала судорога, она с усилием сглотнула, будто подавляя рыдание:

– Екатерина Званцева… Та Катя, о которой вы говорили, она вряд ли поможет вам… Оставьте ее в покое… И… давайте закончим наш разговор… Простите, если я не оправдала ваших надежд… Мне кажется, вы хороший человек, и я верю в то, что вы не хотите мне зла… Самое лучшее сейчас для нас обоих – это расстаться и не искать больше встреч друг с другом… Если Сережа… Если Сергей Челищев действительно был когда-то вашим другом – забудьте о Екатерине Званцевой… и о Рахили Даллет – тоже… Простите… Скоро у меня важная встреча, и мне надо к ней подготовиться…

Брюнетка выразительно взглянула на часы, но Андрей даже не пошевелился на стуле. Он долго молчал, машинально кивая каким-то своим мыслям, а потом задумчиво спросил:

– То есть все, чего хочет Катя Званцева, – это просто выжить? А зачем же она тогда вернулась в Петербург?

Женщина встала с кровати и грустно улыбнулась:

– Она… Ей просто нужно было доделать кое-какие дела, связанные с финансами… Тяжело выжить без денег, особенно в наше время.

– Понятно. – Андрей тоже встал и пристально посмотрел брюнетке в глаза: – Катя…

Женщина зажмурилась и замотала головой:

– Не надо… прошу вас – уходите… Я ничем не могу вам помочь. И вы мне ничем не поможете…

– А вот тут вы ошибаетесь! – улыбнулся Андрей. – Могу, и даже очень… И вы сами в этом сейчас убедитесь, если только поверите мне и не будете врать.

– Что? – Брюнетка подняла голову, но Обнорский успокаивающе выставил перед собой руки:

– Не надо… Теперь я говорю – не надо… Мы ведь оба знаем, что Екатерина Дмитриевна вернулась в Петербург не только для того, чтобы уладить кое-какие свои финансовые проблемы…

– Что вы имеете в виду? – В ее голосе послышался страх, Андрей вздохнул и подошел к окну.

Дождь усиливался – судя по тучам, затянувшим небо, он зарядил надолго… Обнорский стоял у окна спиной к женщине почти минуту – она молчала и не шевелилась… Продолжая смотреть в окно, Серегин негромко позвал:

– Катя…

Реакции не последовало, Андрей прислонился лбом к стеклу и позвал громче и настойчивее:

– Катя! Екатерина Дмитриевна!

Снова молчание, потом негромкий всхлип, а потом… Потом отклик-признание:

– Ну что? Что вам от меня надо?

Обнорский улыбнулся дождю и обернулся:

– Знаете… Я когда шел в гостиницу – почти на сто процентов был уверен, что вы – та самая Екатерина Званцева. Но немного все-таки сомневался… Вы с Сергеем вместе на одном курсе учились?

– Да, – удивленно ответила брюнетка. – А почему…

– Скажите, – перебил ее Обнорский, – после первого курса вы в стройотряд ездили?

– Да, – еще больше удивилась женщина. – А что, собственно?

– Как ваш стройотряд назывался?

– «Фемида», – пожала плечами хозяйка номера. – А какое отношение это имеет к нашим делам?

Андрей облегченно вздохнул и объяснил:

– Простите, я хотел убедиться, что вы – это на самом деле вы… Наш-то отряд «Ориент» – он совсем недалеко от вашей «Фемиды» стоял, название я помнил, вот и хотел вас проверить… В лицо-то я вас не знал… А наводить справки, искать фотографии – не мог, это подозрение бы вызвало… А ведь мы, наверное, даже могли встречаться – тогда, в восемьдесят первом, летом… Помните, большой слет всех стройотрядов в Выборге был в августе? Ваша агитбригада еще тогда классно выступила? Помните?

– Помню, – ответила Катерина, и глаза ее снова налились слезами, потому что тогда, летом восемьдесят первого года, все еще были живы – и Олег Званцев, и Сергей Челищев… И она, Катя, была совсем молодой и не знала, что через год с небольшим выйдет замуж, уедет в Москву и сменит фамилию Шмелевой на Гончарову…

Андрей смотрел на молча плакавшую женщину и, покусывая губу, задавал себе один только вопрос: он не сомневался, что перед ним Екатерина Дмитриевна Званцева, но ведь Серега говорил, что в июне она была беременна? Что случилось с ее и Сергея ребенком? Задать этот вопрос вслух Обнорский не решался. Вот так вот противоречиво устроен человек – полчаса назад ему удобно было вышибать оружие из рук Катерины и грубо швырять ее на кровать, а теперь…

«Ладно, детали потом выясню», – подумал Андрей и, шагнув вперед, дотронулся до плеча Кати:

– Екатерина Дмитриевна, я не договорил насчет того, чем именно могу вам помочь… Вы сказали, что у вас скоро важная встреча и вам надо к ней подготовиться?

– Да, – кивнула Катерина. – Извините, но мне действительно уже пора собираться… Если хотите, мы можем встретиться позже и поговорить еще, правда, я не вижу в этом особого смысла…

– Один момент, – перебил ее Обнорский. – А с кем вы встречаетесь, Екатерина Дмитриевна?

Катя от его наглости даже чуть приоткрыла рот, а на ее скулах выступили два красных пятнышка.

– Вы… Андрей, вы меня, конечно, извините, но кто вам сказал, что можно так бесцеремонно лезть в мои дела? Даже то, что вы были знакомы с Сергеем, не дает вам оснований…

– Конечно, не дает, – согласился с ней Андрей. – Кто бы спорил… М-да… И все-таки – вы, случайно, не со старичком, который в Кавголово кроликов разводит, встречаться собрались?

Этот вопрос был задан самым невинным тоном, однако Катю он поверг в настоящий шок, – у нее затряслись руки, она инстинктивно отшатнулась от Обнорского и взглянула на журналиста глазами затравленной кошки:

– Что? Какой старичок? Какие кролики?

Обнорский не спеша достал сигарету из пачки, закурил, выпустив дым в потолок, и сказал словно самому себе:

– Похоже, угадал я… Да, интересные у вас тут финансовые дела, Екатерина Дмитриевна…

Катины глаза потемнели.

– Вам не надоело изъясняться загадками? Извольте объясниться!

– С удовольствием. – Андрей церемонно наклонил голову, однако сразу после этого убрал с лица улыбку. – Тут ведь вот какая интересная штука получается: одиннадцатого ноября на Среднеохтинском проспекте сотрудники РУОПа предотвратили покушение на одного хорошо вам известного человека – на Виктора Палыча… Киллера, который его пытался снять, повязали живым и тепленьким и, естественно, стали с ним работать… И – старичок заговорил! А рассказал он удивительные вещи – будто наняла его женщина… Как, интересно?

Катя не ответила – смертельно побледнев, она смотрела на Обнорского, и доверия в ее взгляде не было…

– М-да, – продолжал между тем Серегин, помахивая сигаретой, – случай беспрецедентный – живого киллера взяли… И будьте уверены, работать с ним стали от души. Поэтому стоит ли удивляться, что старичок кроликовод сдал заказчицу? Думаю, что не стоит… Насколько мне известно, сейчас в РУОПе готовится большая «реализация» – то есть задержание этой самой заказчицы… Да вы садитесь, Екатерина Дмитриевна, в ногах правды нет… Ну, как вам моя информация? Интересно? Вы как-то с лица сбледнули, вам нехорошо?

Впившись в его лицо остановившимся взглядом, Катерина тихо прошептала:

– Этого не может быть…

Андрей хмыкнул и развел руками:

– Не помню точно, но, по-моему, Шекспир однажды на эту тему сказал что-то вроде того, что есть многое на свете, друг Гораций, что недоступно нашим мудрецам… Короче – все возможно и всякое случается… А что вас, собственно говоря, так удивило?

Катя вдруг подобралась вся, тряхнула волосами, взглянула на Серегина жестко:

– Откуда?.. Откуда вы можете все это знать? Я не очень разбираюсь в специфике милицейской работы, но эта информация… Если она соответствует действительности, то должна быть секретной, закрытой… Как вы, журналист, могли получить ее? И тем более в такое короткое время?

Обнорский пожал плечами:

– Не верите мне? Зря, Екатерина Дмитриевна… Скажите – какой смысл мне вам врать?

Катерина махнула рукой:

– Перестаньте… Причин может быть миллион… Откуда я знаю – кто вы на самом деле и в какие игры играете… Документы? – Она кивнула на кровать, где по-прежнему кучей лежало содержимое бумажника Серегина. – Документы можно слепить любые, особенно в нашей стране… И даже если вы действительно журналист Обнорский, кто знает, что вам на самом деле нужно и на кого вы работаете?!

Она говорила все громче и громче, «заводя» себя с каждым новым словом. Андрей понял – даже не понял, а скорее почувствовал, что еще немного – и у нее начнется настоящая истерика, когда уже никакие аргументы, никакие самые убедительные доводы не будут восприниматься адекватно… Жизненный опыт Серегина подсказывал, что истерики лучше гасить в самом зародыше, поэтому он, не раздумывая, рявкнул «командирским» голосом:

– Молчать!!!

Катя дернулась, как от пощечины, открыла было рот, но Обнорский не дал ей ничего сказать – он толкнул женщину на кровать и наклонился над ней:

– Угомонись и не ори, ясно тебе?!

В этот момент он вдруг словно увидел в ее глазах свое отражение – бешеный взгляд, оскаленные зубы… Осознав, что он и сам на грани срыва, Андрей выпрямился, резко отвернулся, отошел к окну, засунув руки в карманы… Сосчитав в уме до десяти, Обнорский обернулся и уже почти нормальным голосом сказал:

– Я все понимаю… Я понимаю, что ты не можешь поверить мне сразу… Только пойми – сейчас у тебя такая ситуация, что рисковать все равно придется: либо ты рискуешь поверить мне, либо – рискуешь не поверить… Прикинь – где шансов больше?! Ты же должна была хоть что-то обо мне слышать – Серега мог рассказывать… В конце концов, материалы мои ты читала – не могла не читать, я ведь и о Званцеве писал…

– Да, – саркастически усмехнулась Катя. – Эти статьи, безусловно, должны способствовать моему доверию к тебе… Ты там уж Олега расписывал – все сделал, чтобы он в тюрьме остался… Независимый журналист! Такое ощущение было, что тебе эти статейки прямо в ОРБ задиктовывали!

– Спокойно, – выставил Андрей вперед руку. – Только спокойно, не заводись… Возможно, я что-то и не совсем корректно написал тогда… Но ты взгляни на вещи без сердца, объективно – кем был Олег? Ну, ведь не врачом-общественником, верно? А на кого он работал тогда? На Палыча… Как и ты, кстати… Так что давай не будем насчет независимости и разных прочих таких высоких материй, ладно? Тем более, что у нас есть проблемы поважнее, чем критическое осмысление моего творчества…

– Это какие же? – прищурилась Катерина.

Серегин посмотрел на нее укоризненно и даже прищелкнул языком:

– Ну, не надо… Что ты, в самом-то деле?.. Разве непонятно? Виктор Палыч – жив-здоров, старика, который на него покушался, взяли… Этот горе-киллер заказчицу слил… А теперь представь себе, что будет, если выяснится, что израильтянка Рахиль Даллет, проживающая в отеле «Европа», – на самом деле Екатерина Дмитриевна Званцева? Согласись, к тебе возникнет очень много вопросов и у милиции, и у Антибиотика… Тут все ясно – к гадалке не ходи…

– Что ясно? – вскинулась Катя. – С чего ты решил, будто я имею отношение к какому-то киллеру?

– У тебя мотив есть, – спокойно ответил Андрей. – Причем – мотив серьезный… И знаешь ты много… В общем, если менты узнают, что ты в городе, на тебя начнется точно такая же охота, как если эта информация дойдет до Палыча… Вот такие у нас проблемы, дорогая Екатерина Дмитриевна.

– У нас? – повела плечом Катерина. – Ты-то здесь при чем? Ты-то зачем во всю эту муть лезешь? Тебе что – жареных фактов для статеек не хватает? Бывают такие факты, за которые головой расплачиваются… Оставь мои проблемы мне, я как-нибудь сама с ними разберусь…

Обнорский помолчал немного, а потом присел на кровать рядом с Катей:

– Дело не в жареных фактах… Я…. У меня к Виктору Палычу свои личные претензии имеются…

– У тебя? – Она недоверчиво дернула бровями, но Андрей, не обращая внимания на выражение ее лица, медленно кивнул:

– Да, у меня… Год назад я даже не знал толком о том, кто такой Антибиотик, я вообще очень многого не знал… Но однажды выпала мне редкая удача – устроили мне эксклюзивное интервью с умиравшим вором в законе, по кличке Барон…

Серегин сморщился, словно от сильной боли, потом потер пальцем левый висок и начал рассказывать глухим голосом историю годичной давности о том, как вмешался в гонку за картиной Рембрандта, о том, как стремительно раскрутившаяся кровавая карусель унесла жизни Ирины Лебедевой, Женьки Кондрашова, Сереги Вихренко, Ирины Васильевны Гордеевой, о том, как сам он чудом уцелел тогда… Он рассказывал долго, время от времени закуривая сигареты – одну за одной. Катя слушала молча, не перебивая, только уже под конец его рассказа два раза нервно глянула на часы.

– Вот такие пироги… – Когда Андрей закончил, время уже подходило к двум часам дня. – Теперь ты понимаешь, почему я вцепился в тебя… Журналистика тут ни при чем – мне сквитаться надо… Я, конечно, Палыча за руки не ловил, но в той истории без него не обошлось, я уверен в этом на сто процентов, на двести даже.

Катерина долго молчала, закусив губу, затем встала и отошла к окну:

– Слышала я кое-что об этих темах – докатывались кой-какие отголоски… Очень мало, правда, слышала. Виктор Палыч всегда предпочитал, чтобы каждый из его людей только своей непосредственной работой занимался… Но слухи были. Ладно, Андрей… Возможно, нам действительно есть о чем поговорить… Но не сейчас – у меня действительно есть одно важное дело… Мне проверить кое-что надо…

Она быстро взглянула на Серегина из-под ресниц, но журналист не отреагировал на ее взгляд, он сидел на кровати, упершись локтями в колени, и устало смотрел в пол.

– Ты говорил, в РУОПе «реализацию» по заказчице затеяли? А что ты еще знаешь?

Андрей покачал головой с досадой:

– Да не знаю я больше ничего… Ищут ее, ищут профессионально и грамотно, я людей хорошо знаю, которые этим занимаются, – у пятнадцатого отдела тема. Слышала, наверное, про Никиту Кудасова?

– Кудасов? – вздрогнула Катерина и нервно улыбнулась. – Как же не слышать… Слышала… Ладно, давай договоримся, где встретимся вечером и…

– Нет! – Обнорский встал и подошел к ней. – Нет, так не пойдет… Я не знаю, что ты задумала и куда собираешься, но одну я тебя никуда не отпущу. Потому что если с тобой что-нибудь случится, я потом точно шизанусь… Хватит, в том году из-за меня две женщины уже погибли… Извини, но тебе придется взять меня с собой – влезать в твои личные дела я не буду, просто рядом покручусь, мало ли что… Подстрахую тебя – кое-что я ведь еще помню… И давай не будем это даже обсуждать – я не для того тебя нашел, чтобы… В общем, я вроде все уже тебе объяснил… У меня тоже нервы не железные, не могу я больше ждать и догонять!

Катя посмотрела на его упрямо сжатый рот, снова глянула на часы – нужно было торопиться, а этот журналист, похоже, уперся всерьез… И не то чтобы она ему совсем не доверяла – нет… Просто события последнего года напрочь отучили Катерину полностью верить кому бы то ни было… Вот и Серегин этот – вроде он все толково говорит, честно и логично… Но… А если его самого используют втемную? Или вдруг он недоговаривает чего-то? А может быть, он просто сам ошибается кое в чем? Странный парень… Сергей о нем очень хорошо отзывался… Но почему же тогда Обнорский уцелел в истории с «Эгиной»? Виктор Палыч ведь не из тех, кто склонен оставлять в живых носителей опасной информации… А если этот журналист на самом деле из Комитета? Говорили ведь, будто есть в этой конторе специальное подразделение, которое охотится за вывезенными из страны в разные времена капиталами… Если это правда, тогда гэбэшникам прямой резон попытаться к ней приклеиться… Ну а с другой стороны – что она теряет? Если Серегин не тот, за кого себя выдает, ей все равно уже не уйти – тогда вокруг кольцо… Может быть, стоит рискнуть и все-таки поверить ему?

Катерину совершенно измотало нервное напряжение, которое ей пришлось переживать в одиночестве, – ее ведь тоже не из стали делали, а как и всех – из плоти и крови. Плоти и крови… Она была, конечно, сильной и неординарной женщиной, но все-таки женщиной, которой, пусть подсознательно, но хотелось опереться на чье-то крепкое плечо, хоть на время, но встать за чью-то спину…

Затянувшийся слишком надолго стресс довел ее до такого состояния, когда собственная судьба уже волнует мало, когда хочется только одного – чтобы наступила хоть какая-то определенность – хорошая или плохая, но определенность… А возможность выяснить, правду или нет говорил Обнорский, у нее была… По крайней мере, у нее были основания так полагать, что была. Существовали некоторые обстоятельства, о которых никто не знал, кроме нее. И вот эти самые обстоятельства подвергали сомнению слова журналиста о том, что некий старик киллер сдал руоповцам некую заказчицу… Хотя… Время, конечно, меняет очень многое в людях… Но совсем без веры не может выжить ни один человек. Без веры и без надежды…

Катерина снова посмотрела на журналиста и приняла решение: времени до «момента истины» оставалось немного, что же, пусть этот Серегин будет рядом… Может быть, она сумеет рассчитаться хотя бы с ним, если он сознательно обманул ее… Катя решительно кивнула и твердо сказала:

– Хорошо. Мы пойдем вместе, только ради Бога не доставай меня хотя бы в ближайшие два часа никакими вопросами… А потом – потом посмотрим, как карты разлягутся… Договорились?

– Договорились! – улыбнулся Андрей. – Постараюсь оправдать высокое доверие… А куда нам ехать надо?

– На Сенную, – коротко ответила Катерина, открывая одежный шкаф и прикидывая, что бы надеть. Она выразительно глянула на Серегина – и тот, поняв, кивнул:

– Мне в коридоре подождать, пока ты переоденешься? О’кей…

Он быстро собрал свои документы с кровати, сложил их в бумажник и вышел из номера, насвистывая какой-то мотивчик. Настроение у него было бодрое: Андрей ведь не знал, что именно на Сенной площади в 16.00 должен был встречаться у магазина «Океан» с женщиной, заказавшей убийство Антибиотика, Василий Михайлович Кораблев…

…В ночь на тринадцатое ноября старик спал плохо. Сначала он просто лежал на шконке, закинув руки за голову и вслушиваясь в приглушенные звуки тюрьмы. Остальные обитатели четырехместной камеры-изолятора на Захарьевской уже спали, а Василию Михайловичу не давали покоя мысли о прошлом, настоящем и будущем… В основном, конечно, думалось о прошлом, потому что настоящее как-то уж очень определенно намекало на то, что будущего осталось мало… Но пока жив человек, жива и надежда, поэтому раз за разом выныривал Кораблев из трясины своей памяти и прикидывал, что предстоит ему сделать на «уличной» у магазина «Океан»… Мысли о возможности побега он от себя гнал – понимал, что держать его будут плотно и профессионально, умом понимал, а все же нереальные, безнадежные, сумасшедшие какие-то фантазии теплились, и избавиться от них совсем было трудно… Василий Михайлович был реалистом, к этому приучила его и жизнь, и работа – знал он, что вляпался крепко и скорее всего окончательно… Самое смешное заключалось в том, что меньше всего старик думал об официальном следствии, считая его, в общем-то, самой легкой из свалившихся на него проблем. Кораблев даже улыбнулся, вспомнив серьезное лицо следователя Русакова, – мальчишка напускал на себя важность, тщательно маскируя радость по поводу доставшегося «перспективного» (как он считал) дела. А ведь если трезво на расклад взглянуть – перспективы-то у следствия довольно тухлые… Что ему реально вломить могут? Двести восемнадцатую? Это да… Боевые патроны… Да ну и что, что боевые патроны, – ну, в крайней случае на условное потянет, карабин-то законно оформлен, чин чинарем, в охотничьем билете все членские взносы уплачены… А насчет покушения – извините, но это все фантазии следователя, запугавшего инвалида… За Антибиотиком следил? Ездил, а как же… Но кто сказал, что с целью грохнуть его? А может быть, наоборот, с целью охраны? Чем не версия? Поди попробуй опровергнуть! Да, случайно узнал, что на видного предпринимателя Говорова готовится покушение, хотел защитить его в расчете на последующее материальное вознаграждение… Как узнал о грозящей Виктору Палычу угрозе? Да человек один сказал – тут целый роман с продолжением сочинить можно… Почему на «уличную» согласился, почему про заказчицу говорил? Да потому, что рассчитывал на встречу не с заказчицей, а с человеком, от которого про покушение узнал, – хотел передать его правоохранительным органам, чтобы тот как раз его, Кораблева, чистые помыслы подтвердил. А правду с самого начала не сказал от растерянности, оттого, что думал – не поверят ему… Так что со следствием-то покрутить-потанцевать можно будет, но это только в том случае, если «уличная» на Сенной пройдет удачно… Удачно не для следствия и даже не для него, Кораблева, – для Катерины, жены Вадима Гончарова… Вернее – не жены, а вдовы… Только бы она не подошла близко, только бы увидела «маяк», только бы не выдала себя ничем…

Конечно, Василий Михайлович прекрасно знал, кто заказал ему Антибиотика. Как он мог не узнать Катерину, несмотря даже на весь ее маскарад? Это она в день своего октябрьского визита в Кавголово увидела старика впервые… А Кораблев-то видел ее много раз, и не только видел – он очень много знал о Кате… Знал даже то, о чем и покойный Гончаров не ведал… Ведь Вадим Петрович, царствие ему небесное, когда в командировки за границу уезжал, всегда просил Кораблева «опекать» супругу (мало ли что), вот Василий Михайлович и охранял ее – негласно, естественно… Екатерина, конечно, ни о каком контроле не догадывалась… А от Кораблева не укрылась ее встреча с Олегом Званцевым в ноябре 1984 года, когда Вадим был в ФРГ, в составе официальной делегации… Вмешиваться в ситуацию между бывшими однокурсниками Василий Михайлович тогда не стал – ему же не следить за Катей поручено было, а только охранять… А физическая опасность Гончаровой не грозила… Да, когда Олег заночевал у Екатерины, Кораблев пребывал в некоторой растерянности, колебался даже – не рассказать ли все Вадиму по возвращении его из Германии… Но колебался Василий Михайлович недолго и решил в конце концов ничего Гончарову не говорить, и не из жалости к Кате, а из-за любви к Вадиму, который был для него самым дорогим человеком на всем белом свете… Знал Кораблев, как любил Гончаров свою молодую жену, боялся, что рассказ об ее измене надломит Вадима… Тем более Екатерина, кажется, и сама все поняла – весь ее грех в одну только ночь и уложился, а наутро она солдатика из квартиры выставила… Ну, бывает, бляданула баба разок, ну не удержалась, ну накатило на нее. Зачем же из-за одной слабости ей сразу жизнь ломать? Да и не ей одной – и Вадиму, который неизвестно как бы всю эту тему пережил, и Олегу – «афганцу» этому, который вполне мог вызвать безудержный гнев Гончарова… А еще – еще Кораблев вспомнил Прагу, где сам когда-то затащил в постель чужую жену… Его тогда, правда, никто не пожалел… В общем, Вадим Петрович так ничего и не узнал тогда, в восемьдесят четвертом году он считал себя счастливым и абсолютно нерогатым мужем, а его ангел-хранитель не пожелал стать демоном, разрушающим счастливые иллюзии… Катю, правда, Василий Михайлович стал с той поры несколько недолюбливать, но по-прежнему добросовестно охранял ее при необходимости… Необходимость, кстати, возникла в самом начале 1985 года, когда Вадима послали на восемь месяцев в Швейцарию. Кораблев взял «объект» под охрану, а спустя некоторое время понял, что этот «объект» забеременел… Понял Василий Михайлович и то, что ребенка Катя ждала не от Вадима, трудно было это не понять по ее поведению… Не укрылось от Кораблева отчаяние, в котором Екатерина находилась, – и удивился он тому, как выпуталась Гончарова из безвыходной, казалось бы, ситуации, она избежала первого (и поэтому самого опасного) аборта, умотала в Приморско-Ахтарск, родила там мальчика, которого оставила своей бабушке, Елизавете Петровне. Вот так у Кати появился «духовник», хранитель ее грехов… Впрочем, сама она даже и не подозревала о его существовании… А когда Вадим Петрович погиб, Кораблев появился в Москве уже тогда, когда Олег Званцев увез Екатерину в Ленинград. Василий Михайлович не стал ее искать – он полагал, что вдова Гончарова и так нашла достаточную защиту. Вадим ведь просил оберегать его жену, а не вдову… И только в октябре девяносто третьего судьба снова свела Кораблева с его бывшей подопечной – причем не просто свела, а донесла до Василия Михайловича посмертную волю Вадима… Так сложилось, что выполнить ее старик не смог, но должен, по крайней мере, сделать все, чтобы неудача ударила только по нему, чтобы не зашибла она и Катю… Сделать все…