Текст книги "Эпоха мертвых. Начало"

– Обязательно. Четыре окошка, во все стороны, стулья можно прихватить снизу. Еще ведро поставить вместо ночной вазы, чтобы фишка в сортир не бегала, и можно караулить. Смены-то у нас длинные будут.

– Тогда я как раз первую смену и возьму, пока дамы парятся, – поднялся со скамейки я. – Показывай, как там.

Мы вышли из калитки и зашли в другую, напротив, с которой предусмотрительный Леха тоже успел снять замок. Что значит руки откуда надо растут. У меня с механикой отношения сложнее. Мы пересекли соседский двор по плиточной дорожке, подошли к забору, из которого Леха выбил три доски, аккуратно положив их рядом, прошли через еще один двор, пролезли в прорезанную в сетке рабица дыру и оказались в нужном дворе. Сзади подошли к дому, поднялись на крыльцо и вошли внутрь.

Узкая деревянная лестница вела наверх из маленькой кухни-веранды, откуда мы и прихватили два стула. Вход на чердак был через широкий люк, куда было забираться легко и просто. Чердак высокий, свет пробивался через четыре небольших окошка. Достаточно небольших, чтобы не привлекать к себе внимания. Наблюдать отсюда скрытно было легко. Я выглянул в окошки поочередно. Отлично! Просматривались даже дальние подступы к дому, подъездная дорога до самых ворот садового товарищества. Идеальный НП. Я поставил табурет прямо перед окном в скате крыши, уселся, положив карабин на колени. Леха сел рядом.

– Серег, поговорить надо. Тут вот какое дело… – Он замялся. – Со слов Дегтяревой получается, что весь мир летит в тартарары, так?

– По ее мнению, так.

– А по твоему мнению? – уточнил Леха.

– По моему мнению, очень похоже на это, – не стал я скрывать. – Я думаю, что ее сценарий развития событий выглядит очень правдоподобно.

– К чему это ведет? В смысле как будет все устроено дальше? Ты уже думал об этом?

– Эк ты куда хватил! – удивился я. – Тут бы пока самим уцелеть…

– Вероятность уцелеть выше, если мы не будем метаться, а сразу начнем действовать с какой-то конкретной целью, которую надо для себя сформулировать. А ты всегда думаешь вперед, так что колись, какие у тебя мысли?

Разумное заявление, грех отрицать. Действительно, я в уборную не хожу, предварительно не подумав. Так что Лехина краткая речь, можно сказать, исполнена смысла.

– Я думаю, что часть людей уцелеет, разумеется, – начал рассуждать я. – Те, кто находится близко к укрепленным местам, оружию и другим ресурсам. Тем более что людей станет меньше, а оружия очень много. Они переживут и нашествие мертвецов, и ту анархию, которая идет следом. Сначала возникнут некие крепости, общины, а потом из них будет налаживаться другая, новая система жизни. Государства исчезнут как таковые, все вернется к системе, когда в каждом очаге жизни будут свои законы. Нечто вроде общин или, если угодно, городов-полисов.

– Почему ты так думаешь? – удивился Леха. – Государство на наших просторах вроде как давно сидит.

А чего тут думать? И так все понятно. Но можно и объяснить свою точку зрения. Я ответил:

– Потому что редкое население на огромных пространствах, которые можно пересечь, лишь подвергаясь смертельному риску, может существовать только таким образом. Города-государства, между ними движутся вооруженные караваны. Безоружный и не в силах тяжких просто не проедет, значит, постоянная связь не существует. И именно поэтому особенно жизнеспособными станут большие банды – как сила организованная, мобильная и агрессивная. А до их образования недолго осталось. Как первая зона разбежится и доберется до оружия, так и привет новым махновцам. Приходи кума любоваться.

– А потом?

– Потом как всегда: беспредельщиков выбьют – естественный процесс, а кто поумнее, тот осядет своим княжеством на землю.

Леха кивнул, сказал:

– Согласен. Уж без банд мы никак не обойдемся. А мы, значит, едем в Горький-16. Что там есть?

– Там есть стены вокруг всего города, перед стенами проволока, очень много оружия, много укрепленных сооружений, – перечислил я. – Закрытый город, секретность во всем. Он даже на картах не обозначен.

– А представь, что нас туда с тобой не пустят? – задал вопрос взявшийся оппонировать Леха. – Дегтярев же предупреждал только о своей семье, нас не ждут. Или нам там не понравится.

К счастью, я об этом тоже уже задумывался. И некая идея на сей счет у меня была. Теперь ее можно и изложить, раз такая тема пошла.

– Тогда оставляем там семью, как обещано, а сами на машинах двинем дальше. Точнее, обратно. А если честно, то нам там особо делать и нечего, по-любому надо уезжать.

– Куда именно? – уточнил он.

– Я думаю, надо ехать в Тулу или в Ковров. Там есть большие оружейные производства и большие воинские части одновременно. Ковровская учебная дивизия или Тульская десантная. Наверняка они объединятся с оружейниками, и в будущем у них будут все шансы выжить в новом мире. Идеально бы в Ижевск, к вам с Викой на родину, но не знаю, получится ли… Далеко по незнакомой земле.

Леха согласно кивнул:

– Далеко. Тогда лучше в Ковров. Во-первых, со стороны Нижнего Новгорода ближе, соседняя область. Сам город меньше, чем та же Тула, значит, легче отбиться им будет от мертвяков. Мне кажется, что самыми проблемными местами будут большие города. А во-вторых, действительно, если вояки объединятся с военными заводами – смогут удержаться против кого угодно.

– Тогда в Ковров, – подвел я итог.

– А вообще к чему я этот разговор начал… – задумчиво протянул он. – Я думаю, лучше нам еще денек-другой переждать здесь. А может быть, и больше. Если войска входят в Москву только сегодня, то сначала службу будут нести старательно, как всегда бывает. И дороги будут перекрыты. Мы и без дорог можем, конечно, но не везде и не всегда. Так пусть тогда все эти заслоны сами начнут разваливаться, нам же будет легче проскочить. А мы пока попробуем свои запасы увеличить.

– В общем, ты прав, – согласился я. – Надо выждать здесь дней сколько-то, по обстоятельствам. Пусть ситуация определится поточнее. И блоки с дорог уберутся. Но самое главное на это время – «бдительность наше оружие». Фишку держать круглосуточно, бдеть в оба. Мертвяки мертвяками, а если эсбэшники из «Фармкора» приедут следы заметать…

– А могут? – задал достаточно глупый, на мой взгляд, вопрос Леха.

– А ты как думал? – поразился я. – Если такое указание у них будет, то могут, конечно. А указать им могут очень даже запросто, чтобы скрыть, откуда у беды ноги растут. Народ нервным скоро станет, те же военные прознают – и в честь наступившей анархии домик на Рублевке из саушек расстреляют. Или «Ураганами» накроют.

Леха чуть прищурился, видимо представив себе Рублевку, накрываемую залпами «Ураганов». Даже заулыбался. Потом снова повернулся ко мне и спросил:

– А найдут? Кто об этой даче знает?

– Никто не знает, кроме вас. Но она все же на мое имя. Начнут искать Дегтяревых, охранник из их дома скажет, что уехали со мной, у меня обнаружат, что нет ни машины, ни вещей, задумаются, прикинут палец к носу и тогда выйдут на дачу, скорее всего.

Леха хмыкнул.

– И что делать? Менять базу?

– На хрена? – удивился я. – Если в ближайшую пару дней никто не появится, то уже не появится никогда, не до того им будет. Да и найти адрес дачи не смогут, если регистрационные все эти конторы закроются.

– А если сейчас найдут?

Ответ Леха явно знал сам, но желал услышать это от меня.

– А стволы нам на что? Они же не на блины к нам приедут, так что и нам об их здоровье печься без надобности, – оправдал я его надежды.

– Это верно, – кивнул Леха и похлопал по матовому черному пластику «Тигра». – Давай-ка еще раз Шмеля наберу, может, откликнется наконец?

Это верно, без Шмеля мы никуда. Он как был самым нужным человеком по нашему «джиперству», таким и впредь останется. Отслужив в Чечне в «мазуте», в Москве он поступил в МАДИ, ну и устроился на работу поближе к машинам. Там я его и встретил, совершенно случайно. Шмель командовал маленьким сервисом рядом с трассой для покатушек, был там вроде главного мастера. В этом сервисе старые и новые внедорожники превращались в бескомпромиссных «проходимцев», готовых преодолеть любое бездорожье. И вообще Шмель был величайшим специалистом по всему, что ездило по дороге и вне ее. Ему машины даже девок заменяли, как уверяли окружающие, потому что только с ними он и трахался. Вранье и преувеличение, замечали и девок рядом с ним, но кое-что в этом утверждении есть.

– О! Есть контакт! – воскликнул Леха, услышав продолжительные гудки вызова из своего мобильного.

Мария Журавлева

20 марта, вторник, вечер

Дело близилось к вечеру, понемногу на город, раскинувшийся перед окном, спускались сумерки. Почти все время, с тех пор как в последний раз поговорили с Сергеем Сергеевичем, она простояла у кухонного окна. Отвлеклась один раз, чтобы накормить детей. Дети ели без аппетита, Лика немного капризничала, но быстро угомонилась. Они были непривычно тихими и после обеда ушли в комнату к Саше. Это тоже было удивительно, потому что обычно Саша старался не пускать младшую сестру к себе: она трогала его игрушки и вообще наводила беспорядок. Сейчас же он сам увел ее к себе и предоставил неограниченный доступ к чему угодно. Маша поражалась, насколько ее мальчик повзрослел за последние несколько часов.

Накормив детей, она вернулась на свой наблюдательный пост. За спиной постоянно был включен маленький телевизор, она прислушивалась к новостям. К середине дня наконец появились первые сообщения, что в стране не слава богу. Объявлялось это все как беспорядки, и Маша думала, что именно происходит? Телевизионщики не знают, что несут, или знают, но пытаются убедить зрителей не верить глазам своим?

Подобранный у убитого милиционера автомат Маша держала на кухонном столе, поблизости от себя, а брезентовый подсумок вообще носила постоянно, подвесив на ремне, перекинутом через плечо, – широкий милицейский ремень просто оказался велик для ее тонкой талии.

Она уже увидела, насколько смертоносно это оружие, и предпочитала с ним не расставаться. Воспоминание о том, как несколько часов назад она осталась единственной преградой между ожившим мертвяком и собственными детьми, какой беспомощной она тогда себя ощутила, заставляло зябко передергивать плечами.

За время своего наблюдения она несколько раз замечала бредущих в разных направлениях мертвяков. Никто на них не охотился, никто не убивал. Пару раз видела, как зомби пытались гоняться за людьми, но люди, ходившие по улицам, были в основном молодыми и легко убегали от мертвецов. Перед самыми сумерками прямо под ее окнами пронеслось несколько многоколесных военных машин с маленькими башенками наверху, из которых торчали стволы то ли пушек, то ли пулеметов, с небольшими раструбами на конце. Прямо на броне сидели вооруженные солдаты в шлемах и камуфляже. Машины ревели моторами, немного пугали своей тусклой одинаковостью и одинаковостью людей, сидящих на броне. Маша обрадовалась, но машины исчезли, и снова наступила тишина, нарушаемая звуками моторов проезжавших время от времени автомобилей и раздающимися так же, время от времени, выстрелами. Однако Маше так и не удалось ни разу разглядеть стрелявших.

Снова зашел Сергей Сергеевич и остался пить чай. Сказал, что в доме нашлось несколько человек, кое-как вооруженных, и сейчас двое из них подменили его внизу, в вестибюле. У них было несколько ружей, но запас патронов оказался очень скудным. Они притащили из нескольких квартир корпусную мебель и задвинули ею стеклянные двери в дом, оставив лишь узкий проход для тех, кому доведется входить или выходить. Они резонно рассудили, что проходящие мимо мертвяки станут излишне настойчивы, если будут видеть в освещенном холле живых людей, вот и закрыли обзор.

– Что думаете делать, Мария Николаевна, в дальнейшем? – спросил Сергей Сергеевич, получив от Маши большую кружку чая и бутерброды на тарелке.

– Не знаю, – вздохнула та. – Буду ждать у моря погоды. Еды, слава богу, запасла, несколько дней спокойно просидим. Надеюсь, что к тому времени справятся с напастью.

– Как знать, как знать, – покачал головой Сергей Сергеевич. – По-хорошему, надо было бы энергичней властям шевелиться. Мертвечины бродячей все больше, а я милиции уже почти и не вижу. Днем были, а к вечеру словно провалились.

– Военные проезжали.

– Проезжали. Мимо. Будете проезжать – проезжайте, – сыронизировал охранник. – Я, Мария Николаевна, из «вованов», сиречь – из Внутренних войск. Обучен был справляться с массовыми беспорядками. Так вот, в тех инструкциях, что я читал, все не так выглядело, как за окном сейчас.

– И что делать?

– Возможно, надо будет уехать из города. Если к завтрашнему дню улучшения в ситуации не случится, то считайте, что на нас плюнули. И придется спасаться.

Маша задумалась. Может быть, Сергей Сергеевич и прав. Сидеть в доме можно, место крепкое. Но сколько здесь просидишь? Пока еда не закончится? Как сбегаешь в магазин, когда по всем тротуарам побредут своей кривой походкой мертвяки?

– И куда ехать?

– В деревню. Самое оптимальное. Виталий Данилович, сосед, в Тверскую область зовет. Домик у него там есть, в маленькой деревеньке. Он считает, да и я поддерживаю, что до деревень эта зараза или не дойдет, или там не разойдется. Все на виду, скученности нет, уцелеет деревня. И в отличие от города запросто кормить себя может, магазины не нужны в общем-то.

– Вы нас приглашаете? – удивилась Маша.

– Приглашаю, – кивнул Сергей Сергеевич. – Детишки у вас славные, да и нравились вы мне всегда.

С этими словами он чуть смутился, но Маша поняла его правильно. В слово «нравились» он вложил смыл невинный.

– Хорошо, – кивнула Маша. – Уезжать не хочется, но, если завтра в городе станет хуже, то соглашусь. Даже сумки начну собирать понемногу сегодня. Вы спать где намерены, кстати?

– Гостеприимство предлагаете? – улыбнулся охранник. – Нет, спасибо, у меня в караулке диванчик стоит, и люди еще два притащили. Со мной ночью мужики подежурят, чтобы мне не скучно и не страшно было. А вообще спасибо.

Валерий Воропаев

20 марта, вторник, вечер и ночь

Когда Валера вырвался из засады в Среднем Кисловском, его трясло. Сильно так трясло, до судорог, аж зубы стучали, словно его в проруби искупали. Он даже остановился у тротуара на Кутузовском, потому что боялся руль из рук выпустить. Затянул ручник, включил климат-контроль на максимальный подогрев, стараясь устроить в машине Ташкент, согреться, избавиться от этой дикой, выворачивающей суставы дрожи. Посмотрелся в зеркало, откинув козырек: на виске была неслабая ссадина, от волос до брови, хоть и не кровившая, а на затылке набухала большая шишка, терзающая его пульсирующей острой болью. Но тошноты не было и в глазах не двоилось, так что можно было надеяться, что отделался он не так уж и плохо.

Он ощупал пальцами затылок, затем осмотрел одежду. Пальто было испачкано, хоть и не сильно, несмотря на весну, асфальт был уже сухой, а больше он, в отличие от нападавших, ни в чем ином не пострадал.

Он вспомнил сучащего ногами в предсмертной агонии Лешу и вдруг испытал при этом некое чувство удовлетворения.

«А вот так, не суйся за чужими бабосами, если совалка не отросла!» – сформулировал он для себя итог недавнего столкновения, а затем добавил:

– Добро должно быть с кулаками. – Прислушался к собственному голосу и добавил: – У кого кулаки тяжелее, у того и добра больше.

Сформулировав таким образом неожиданно сложившийся постулат, он ухмыльнулся, и после этого его как-то быстро отпустило. И когда он притормозил возле «Седьмого континента», чувствовал себя вполне нормально. И что-то внутри даже подсказывало ему, что его не только напавшие не будут преследовать, но и милиция искать. Интуиция, так сказать.

Одновременно с этим он почувствовал, что настроение у него становится каким-то совсем бесшабашно шалым, словно он с этой засадой уже израсходовал все лимиты проблем на сегодня и мог уже ничего не опасаться. Подумал только, что надо впредь возить с собой больше патронов. Да и вообще не мешало бы ими разжиться.

Схватив тележку, он покатил ее вдоль рядов, быстро направившись сразу к самому главному – к водке, где и перегрузил в сетчатое чрево магазинного транспорта две увесистые картонные коробки. Не удержавшись, даже похлопал верхнюю по картонной крышке, мол, скоро пообщаемся. Отходняк после перестрелки давал какой-то новый, странный эффект настоящей эйфории, словно к Новому году готовишься.

Затем он хватал с полок сок, какие-то соленья, красную рыбу и осетрину, брал икру в огромном количестве в рыбном отделе, вызвав полное недоумение продавщицы, греб сухие колбасы, которые любил с детства, а в довершение купил целый круг сыра «Старый Амстердам», поразив до шока еще и кассиршу. Но в общем-то ничего особенного не случилось, он заплатил карточкой, сам поразившись выскочившей в окошке кассового аппарата сумме, и вскоре все купленное перебралось к нему в багажник, весьма вместительный, к счастью, а тележка была передана в руки какому-то мальчишке, крутившемуся рядом и подрабатывавшему оттаскиванием их обратно, вместе со стодолларовой купюрой, отчего беспризорник, или кто он там был, чуть речи не лишился.

Уже загружаясь в машину, Валера услышал стрельбу. Сначала несколько пистолетных хлопков, а следом – несколько коротких автоматных очередей, четко отсекаемых, профессиональных. Стреляли недалеко, буквально в соседнем дворе. Мальчишка с тележкой шуганулся, и Валера крикнул ему:

– Пацан, ты бы не крутился тут по темноте, а? Мало ли что?

Услышал он его или нет – Валера не понял. Но сам выводы сделал, решив, что нечего здесь оставаться. Уселся за руль «Рэйнджа» и погнал домой. Снова замельтешили огни просторного Кутузовского, опять неожиданно свободной оказалась Рублевка. Пост ДПС на выезде из города, обычно гиперактивный на этом денежном направлении, поразил своим безлюдьем, даже привычной сине-белой машины с мигалками на крыше возле него не было. Удивляло и пустоватое извилистое шоссе, по которому в другие дни в это время проехать можно было только с трудом. Поэтому весь путь до дома занял совсем немного времени. Открылись ворота участка, поднялись ворота гаража, и «Рэйндж» сдал в них задом, отгородившись их подъемной створкой от полного проблем внешнего мира.

Таскать купленную еду из багажника до холодильников пришлось долго, но Валера справился, хоть и запыхался. Он включил сауну на разогрев, а затем закинул сразу три бутылки водки в морозильник, предвкушая праздник. По какому поводу праздник – он и сам не понял, но настроение было невероятно приподнятым, просто петь хотелось. Валера всеми фибрами своей души ощущал, как неожиданно навалившаяся на мир беда освобождает его от великого множества обязательств, обязанностей и всяких якорей. Это было трудно объяснить, даже самому себе, но на уровне ощущений все было прозрачно как стекло – идет Освобождение.

Он включил музыку, джазовиков из «Меццофорте», затем набил освободившийся магазин к «Викингу» патронами, пересчитав оставшиеся. Кроме тех тридцати семи патронов, что уместились в двух магазинах и патроннике, у него оставалось всего сорок два. Немного, собственно говоря. Но… как говорится, есть варианты. Однако это уже потом.

Зазвонил мобильный. Ксюша.

– Ксюшенька-Псюшенька, – поморщившись, пробормотал Валера, но ответил на звонок приторно-ласково: – Але!

– Слушай, что там в Москве творится? – послышался, как обычно слегка гундосый, голос его жены. – Тут людям звонят, такие страсти рассказывают! Витя Пильняк даже самолет нанял, срочно вылетает. Я хочу с ним попытаться вылететь, ты как?

– Не надо! – решительно заявил Валера. – Тут пока проблемы непонятные, дай властям с ними справиться. А потом прилетай, когда успокоится. Тем более что там ты в безопасности. Там весело хоть?

Было слышно, что на заднем фоне играет музыка, явно живая, кричат какие-то девицы, слышны взрывы хохота.

– Да нормально, весело, – сбилась на привычное Ксюша. – Так думаешь, мне здесь посидеть пока?

– Конечно! Это же Франция, Европа, не наш бардак! – заявил Валера со всей экспрессией, на какую был способен, при этом понимая каким-то шестым чувством, что избавляется от Ксюши навсегда. Именно сейчас, в этот самый момент, произнося эти самые неискренние слова. Интуиция проявляла себя во всем блеске, и оставалось надеяться, что она еще при этом не обманывает.

– Ну хорошо! – Голос у нее был даже обрадованный. Ксюша вроде как разрешение получила не реагировать на проблемы, а продолжать веселиться, чего в глубине души и хотела наверняка. А теперь вроде и можно, ничего как бы и не случилось.

– Ладно, дорогая, я позвоню, когда тут все наладится, – заявил он в трубку. – Хорошо?

– О'кей, давай звони! Целую! – сказала она и немедленно отключилась.

Валера выдохнул с невероятным облегчением, с широкой улыбкой размашисто и глумливо перекрестился и, швырнув телефон на стол, показал ему средний палец. Потом направился в гардеробную, на ходу скидывая и расшвыривая одежду и под конец облачившись в зеленый махровый халат, в тон тапочкам, и тоже с золотым вензелем на груди – две сплетенные буквы «В», Валерий Воропаев.

Вернувшись на кухню, отрезал себе чуть не половину батона сухой «Московской» колбасы, ловко очистил, захватывая шкурку ножом и большим пальцем, но нарезать не стал, а взялся с хрустом откусывать куски крепкими белыми зубами, как в детстве любил делать, когда такой дефицитный в те времена в глубинке продукт попадал ему в руки. Открыв морозилку, вытащил бутылку не успевшей остыть, но все же прохладной водки, налил себе грамм сто в высокий коктейльный бокал и залпом выпил, чуть не подавившись. Колбаса под закуску такой ударной дозе пошла плохо, и он, морщась и матерясь, открыл банку соленых огурцов и выловил оттуда хрусткого крепыша, которого немедля и загрыз. Отпустило, стоявший в пищеводе ком мягко провалился в желудок, ударив оттуда по мозгам тяжелой подушкой, стало весело. Настолько весело, что Валера начал пританцовывать в ритм джазовой импровизации, пытаясь изобразить какие-то нелепые движения с египетских фресок.

Вбежав в большой зал с бассейном, он проорал во все горло:

– Па-ба-ба-ба! – после чего, скинув халат, сиганул с бортика в воду, в несколько мощных гребков преодолев всю двенадцатиметровую длину, подтянулся на руках, выбравшись, и побежал, шлепая босыми ногами по плитке, в парилку. Праздновать.