Текст книги "Эпоха мертвых. Начало"

Сергей Крамцов

24 марта, суббота, утро

Мобильная связь исчезала регулярно, а дозвониться тому самому Палычу даже в моменты ее просветления не удавалось – сеть была перегружена. Степанычу так и не удалось, и теперь я сам почти без остановки набирал продиктованный номер, но без явного успеха.

Было еще относительно раннее утро, едва начинало светлеть, но по Ленинградскому шоссе из города уже шел поток машин. Не пробка, но и не пусто. Кто-то ехал налегке, кто-то, имевший возможность собраться, был тяжело гружен, с прицепами и тюками на крышах, с забитыми под крышу салонами. Много было машин не собственных, если так можно выразиться. Люди брали то, что больше подходит для эвакуации, не знаю уж откуда. С работы, с улиц. Ехали машины газовых служб с кунгами, «скорые помощи», катили бортовые грузовики и развозные фургоны, я даже увидел странное сооружение из дорогущего трактора JCB и длинного самосвального прицепа к нему, в котором с немалым комфортом расположились человек десять, причем большинство из них с охотничьими ружьями. Кстати, не так уж плохо придумано, сталь прицепа только если из крупнокалиберного пробивать, настоящее передвижное укрепление.

Попадались в потоке и отдельные военные машины, но немного. Срочники и те, кому надо было оказаться в другом месте, уже разбежались, а у остальных поводов кататься взад-вперед было меньше.

На заправках были военные, и, судя по суете, бензин на них был. Похоже, что оставшиеся нести службу решили обеспечить исход граждан из города. И еще значит, что бензин все же на АЗС поставляется. Кто бы это мог такое организовать в теперешнем бардаке? Да они и организовали небось. Мне сразу вспомнились наши пустые бочки, в которые мы рассчитывали запасти горючки.

В Солнечногорске, через который насквозь вела дорога, на улицах уже были заметны блуждающие мертвяки. И одновременно с этим из города на трассу выезжали машины с беженцами.

Перед выездом мы сняли с «Патруля» жесткий верх, для того чтобы в случае необходимости превратить машину в подвижную огневую точку, и теперь еще холодный утренний ветер откровенно морозил лица. Пришлось опустить маски на лицо, и на нас косились из встречных машин с явным подозрением. Попутных же машин не было.

И вообще стало прохладно, я поеживался. «Горка», натянутая на флисовую фуфайку, в свою очередь натянутую на майку, которая в свою очередь была натянута на сетчатое термобелье, все равно пропускала холод. Но – терпимо, я ожидал худшего. У нас скорость порядка семидесяти в час, встречный ветер ощущается. Вооружился я СКС, а у Шмеля, как и положено механу, прямо на коленях лежал «укорот» со сложенным прикладом. Для зомби за глаза, да и при нападении отбиться должны были, если нападут дебилы, например. Но с собой прихватил я и «укорот», и дробовик – на все случаи жизни приготовился. А случаи, как известно, разные бывают. Татьяна сидела со мной рядом, баюкая в руках черный «семьдесят четвертый».

Чем ближе к городу, тем больше мертвяков попадалось вокруг. Пара таких валялась на дорожном полотне – перееханные несколько раз, но так и недобитые. Они продолжали шевелиться, а машины объезжали их с обеих сторон. Пост ДПС на въезде в город выглядел брошенным, стекла выбиты, стены испятнаны пулями. Или перестрелка была, или проезжающие развлекались.

Сразу за недавно расширенным путепроводом стояли несколько БМП и БТР, причем армейские и «вованские» вперемешку. На броне и вокруг было около двух взводов вояк, вооруженных все больше автоматами с оптикой. Срочников среди них почти не было видно, примерно половина – офицеры. Затесались и несколько омоновцев или собровцев. Они в основном занимались тем, что отстреливали бредущих в эту сторону зомби. АК с оптикой на нем был единственным возможным при данных обстоятельствах оружием. По проспекту шел поток машин, и стрелять из чего-либо серьезней означало подвергать опасности людей. Одна пуля из КПВТ могла наделать большой беды. К тому же прямой выстрел из такого калибра элементарно мог закончиться пробитием стены дома и попаданием в квартиру.

Тактика на настоящий момент времени правильная. Новая Кольцевая дорога для неуклюжих зомби была настоящим препятствием, со всеми своими бортиками, перегородками и отсутствием приманок с противоположной стороны. Стимул для пересечения ее вроде бы отсутствовал. А вот по основным улицам они должны были брести.

После проезда через сводный опорный пункт военных стало видно, насколько ситуация ухудшилась. Зомби было уже много. В основном они брели не из города, а как раз наоборот, в сторону центра, на проезжающие мимо машины реагировали слабо. Даже их слабых мозгов хватало для того, чтобы отличить, какая добыча по зубам, а какая – нет. По-моему, если их столько здесь, то в том же центре Москвы должно быть намного больше. А это означает лишь то, что те, кто хотел бы покинуть город сейчас, такой возможности могут и не иметь. Добежать до своей машины от подъезда может оказаться непреодолимой задачей. Даже с оружием. А для того самого немолодого Палыча с женой, которая ходит с трудом… Я представил себе эту картину, и мороз по спине волной прошел. Не приведи бог так застрять.

Но вообще получается, что все те, кто, по той или иной причине, сидят в своих квартирах, рано или поздно пополнят армию зомби. И во что тогда превратится Москва… такого даже в самом кошмарном сне не увидишь. У меня вживую встала перед глазами картина: полуразрушенный, ветхий город и улицы, забитые бродящими полуразложившимися трупами. Ух, гадость!

После поста у Кольцевой в пределах города военных я не увидел. Почему – гадать не надо. Военных осталось мало, хватало только на основные опорные пункты, в данном случае – удерживать заразу в городских границах, хоть это и не панацея – очаги заражения множатся, и все не изолируешь. А вообще, на мой взгляд, им следовало бы организовать что-то вроде спасательных патрулей. Например, пара коробочек брони, и с ними – бортовой КамАЗ. В таком составе они могли бы кататься по городу в любом направлении, остановить их невозможно, и просто собирать выживших в грузовики, после чего их увозить… а куда увозить-то? Тоже вопрос. Нужны спасательные центры, которые тоже следует охранять, людей в них кормить… Куда? Да хотя бы просто за границы города, для начала. А там уже разберутся.

Провалили мобилизацию, а как ее было объявлять, если сам путь до мобпункта опасен? Все стало с ног на голову, все планы государства на случай чрезвычайных ситуаций не работали в ситуации нынешней. А знаний, политической воли и просто решительности эти планы отбросить и заняться спасением мира так, как это было бы эффективным, у руководства не хватило. Впрочем, о руководстве страной в последние дни и не слышно ничего, как будто его и не было никогда. Зато, к всеобщей пользе и к общему уважению, держалось и работало телевидение. Даже сейчас журналисты гнали прямые репортажи со смертельно опасных московских улиц, из других городов и со всего мира.

Мы легко и быстро добрались до путепровода перед «Войковской». Никто нам не помешал, кроме того, что два зомби все же навелись на нашу полуоткрытую машину, когда мы притормозили на верхней точке эстакады, чтобы просто оглядеться. Но Шмель придавил газ, и мы снова покатили вперед, оставив за спиной алчущих крови и плоти мертвецов.

Но все же мертвяков становилось больше и больше. Несколько раз я обращал внимание на настоящие их толпы, собравшиеся вокруг чего-то, очередного «источника пищи», наверное. Несколько раз замечал мертвых собак, которые, кстати, довольно энергично рвали человеческие трупы вместе с человеческими же зомби. А вот это уже новое. Я думал, что трупы зомби для их «племени» непривлекательны, но теперь убедился в обратном – мертвецы не отказывали себе в удовольствии откушать и зомбятинки. Ошибки быть не могло, мы даже проехали мимо такой мерзкой картины – двое «живых» мертвяков жрали «мертвого», с дыркой от пули в середине лба, и при этом его состояние и вид не вызывали ни малейшего сомнения в том, что убили мертвеца, а не живого человека.

Я связался по радио с Лехой и предложил устроить эксперимент. Он согласился. Машины притормозили в самой середине большой площади после развилки на Волоколамку. Я положил карабин на крышу «Патруля», поднявшись на заднем сиденье, поймал в прицел стоящего среди таких же, как он, мертвяка и свалил его с двух выстрелов. А затем мы принялись наблюдать.

Эффект был достигнут не сразу. Поначалу на труп «собрата» окрестные мертвецы внимания не обращали, и лишь когда мы уже собрались уезжать из-за того, что на нас все же обратили внимание, один из крутившихся рядом с трупом зомби вдруг встал на колени и вцепился зубами в шею покойника. Затем к нему присоединился второй.

– Поехали! – скомандовал я и задумался.

И что получается в результате? Будут ли мертвяки изменяться от зомбятины, или это для них просто пища? Если будут, то нам хана – жить в ДОТах и никуда из них не выходить тогда. Я же помню хорошо изменившегося соседа-алкаша и ту скорость, с которой он двигался. Ох, надеюсь, что ошибаюсь… Ладно, зато проблем с утилизацией гниющих тел меньше, подумалось мне, типа светлую сторону даже в этом нашел.

Палыч жил на Дорогомиловской, поэтому Шмель предложил не ломиться через самый центр и Садовку, а уйти с Ленинградки на обновленную и широкую Беговую улицу, чтобы уже с нее перескочить на противоположную сторону Москвы-реки. Прижались вправо после стадиона «Динамо», нырнули в Первый Боткинский проезд… и сразу дали по тормозам. Даже от самого перекрестка была видна большая толпа мертвяков, собравшаяся в конце короткой улицы, как раз у больничной проходной. Что их туда нагнало?

– Чего это они собрались? – словно цитируя мою мысль, спросила Татьяна, заметно испуганная.

– Чего, чего… – пробормотал Шмель. – Жрать им там нашлось. Больные всякие не ходячие и все такое. Ладно, чего стоять? Поехали, – добавил он и снова врубил передачу.

– Куда? – аж подскочил я на месте. – Не прорвемся через толпу!

– А через толпу и не надо, тут еще проезд есть, – ответил Мишка, разгоняя «Патруль».

Действительно, перед Вторым Боткинским оказался еще один переулок, ведущий на Беговую, узкий и незаметный, по которому мы и проскочили, хоть и в неприятной близости от огромной толпы бесцельно блуждающих мертвяков. На Беговой стало проще, снова появились люди, но поток шел не в одну сторону, как на Ленинградке, а в две – люди выбирались из города в разных направлениях. Так все и тянулись до развязки на Пресню, где поток снова иссяк. Эстакада была совсем пустой, равно как и улица 1905 года. Ваганьковское и Армянское кладбища ничем свою «мертвецкую суть» не выдавали – захороненные покойники не восставали и новомодных зомби кладбища ничем не привлекали.

Красная Пресня тоже ничем интересным не поразила, разве что мертвяков стало еще больше, а когда мы добрались до Краснопресненской набережной и по ней до Белого дома, то их количество стало уже напрягать. Окажись без машины на этих улицах – и можно считать, что ты обречен. Будут гнать тебя до тех пор, пока силы не иссякнут, возможности остановиться и передохнуть не представится, обязательно какая-нибудь тварь на тебя кинется.

К нашему удивлению, Белый дом не был брошен. Разумеется, работающим здание правительства не выглядело, но за его мощной решетчатой оградой видны были бэтээры, бронированные грузовики и какие-то удлиненные черные «Гелендвагены», какие я видел только в президентских кортежах.

– Фэсэошники, – послышалось у меня в наушнике.

Это Сергеич подтвердил мою теорию. Помимо военных там было множество людей в рабочих комбинезонах, которые непрерывно выносили какие-то коробки из здания правительства и грузили в машины. Эвакуируются наверняка.

На верхней точке моста мы снова притормозили, благо зомби здесь почти не было, и огляделись. Новый Арбат был полностью забит мертвяками, и туда я если и поехал бы, то только на бульдозере или танке. На Кутузовском ситуация была проще – чем-то широкий и пустынный проспект мертвякам не нравился, и видны были лишь отдельные ковыляющие в разные стороны фигуры или просто стоящие на месте. Но увидели мы и пару машин.

Перемахнув на противоположную сторону реки, мы вывернули на набережную Тараса Шевченко, после чего снова были вынуждены дать по тормозам – совсем рядом раздалась довольно активная стрельба.

– Давай вперед помалу… – скомандовал я Шмелю, беря СКС на изготовку.

В идущем следом «крузаке» опустились окна, и из них высунулись стволы «Тигра» и акаэса. Ладно, если кто сунется, встретим. Но никто не сунулся. Едва мы выехали из-за поворота, как увидели две всерьез подготовленные для катания по «замертвяченному» городу «шишиги», с решетками на окнах, отбойниками и «люстрами». На крышах кунгов сидели четверо стрелков в разномастном камуфляже, целящиеся в разные стороны. Еще трое мужиков в спецовках, но с висящими за спиной автоматами, цепляли к бортовому «Уралу» связку сразу из двух жигулевских «десяток», явно намереваясь вести их куда-то на буксире.

Компания агрессивной не выглядела, хоть и держалась настороженно, и я решил попробовать пообщаться.

– Давай к ним поближе, – скомандовал я Шмелю.

Шмель так и поступил. Нас ненавязчиво взяли на прицел с крыш кунгов, но стрелять не стали, да и не собирались явно. Я присмотрелся к людям – морды не бандитские, а самые что ни на есть обычные и даже вполне интеллигентные.

Оглядевшись и убедившись, что никто «быстрый и мертвый» на нас сейчас не кидается, я встал на заднем сиденье «Патруля», поднял маску с лица и крикнул:

– Здорово, мужики! Чем заняты?

– И вам не болеть, – крикнул сверху здоровяк в очках и с бородой, одетый в туристическую энцефалитку и довольно сноровисто держащий видавший виды АКМ. – Мародерствуем. А вас куда черти несут в этом проклятом месте?

– Да за машинами, – не зная, с чего я вдруг стал таким откровенным, ответил я. – Грузовичками хотим разжиться.

– Грузовиками? Дело, – кивнул здоровяк. – А мы вот брошенные отечественные легковушки собираем и потом их на запчасти раскидываем. Начали, по крайней мере.

– А на хрена? – удивился я.

– Как на хрена? – еще больше удивился здоровяк. – Немножко навыков, и из «Жигулей» с «Волгами» получаются отличные багги. На чем ездить будете, когда все это ваше японское имущество развалится? А багги будут вечными – резина простейшая подходит, вместо кузова трубы сварены, а вариантов моторов у «Жигулей» всего ничего, части заменяются. Тем и жить намерены.

– А где жить? – полюбопытствовал я.

– По Минке, Рабочий Поселок знаешь? Это прямо у станции Внуково, мы там автосервис заняли. – Здоровяк достал из нагрудного кармана листок бумаги, скомкал его и забросил прямо в кабину нашего «Патруля». – Вот держи!

– Это что? – спросил я, поднимая комок бумаги.

– Как нас найти, – ответил он. – Карта типа. Починиться там или что переделать – тут мы на все руки от скуки. Меняем машины и их модификации на всякие полезные ништяки.

– Ну это мы и сами умеем, – буркнул Шмель.

– А на дутиках транспорт построить умеешь? – чуть с иронией спросил бородач. – А зимой кто дороги будет чистить? Так-то! А мы умеем.

– Понтов-то… – опять пробурчал Шмель, но бородач этого уже не услышал, потому что раскатисто треснул выстрел из СКС с оптикой, который держал худощавый длинноволосый парень, сидящий на крыше рядом со здоровяком, и появившийся из-за угла мертвец упал с дыркой во лбу.

– Ладно, поедем мы, – крикнул я. – Связь-то есть с вами?

– Первый канал по городу для всех! Уже соглашение такое! – ответил он.

– Это с кем соглашение? – не понял его я.

– Межмародерское, – засмеялся он. – А вообще вы поосторожней: это мы ребята мирные, а так – всяких хватает. Как власть из центра ушла, так тут чего только не случилось. И за оружие грохнуть могут, и за хорошие машины, так что оглядывайтесь.

– А морфов не видели? – спросил вдруг я. – Ну таких, измененных…

Я изобразил нечто неопределенное руками, не зная, как понятней объяснить, что имею в виду.

– Мутантов, что ли? – уточнил бородач. – Попадаются. Один такой нашего парня вчера убил, из окна второго этажа прямо на крышу кунга запрыгнул, где тот сидел. Так что по городу без крыши не катайтесь, опасно. Да и вообще, всякое рассказывают.

– Что – всякое?

– Заезжайте в гости – расскажу, – усмехнулся бородач. – А сейчас работа у нас, извини.

Ну послали так послали, нечего людей от дела отрывать. Я рукой им помахал, и наши две машины рванули дальше. А я задумался. В общем, не только мы такие умные. Мужики, каких мы сейчас видели, больше всего напоминают какое-то сообщество по интересам. Такими бывают всякие джиперы, туристы и прочие, кто умеет держаться кучей и имеет какие-то полезные в этом разваливающемся мире навыки. Если посмотреть на эту компанию, то понимаешь, что они уже нашли себе свою собственную экономическую нишу в обществе мрачного будущего. Разжились толковым транспортом, доделали его как надо, а теперь закладывают основу своего будущего состояния. Рубль за сто, но они еще и сервис прихватили правильный, какое-нибудь бывшее автохозяйство за бетонными стенами, где и укрепились, как в крепости.

А вот то, что в центре уже хватает мародеров, заставляет делать выводы. И главный из выводов – осторожней быть надо. Власти нет, военных здесь уже нет, так что вся опаска исключительно собственными силами. А ведь мародеров-то здесь будет, обязательно будет много. В Москве столько всякого нужного имеется, и чем дальше, тем нужней оно будет.

Пока я так репу чесал, наши машины добрались до места – двора, раскинувшегося за длинным сталинским домом по Студенческой улице. «Крузак» со Степанычем за рулем вырвался вперед, показывая дорогу, и первый свернул в заросший высокими деревьями двор, пустой и мрачный. Впрочем, насчет «пустой» я погорячился, в дальнем углу несколько мертвяков жрали кого-то, навалившись на него кучей. И что меня удивило – за этим «кем-то» тянулся кровавый след волочения, словно труп откуда-то притащили. Кто это сделал? Тупые и безмозглые зомби?

Машины остановились у подъезда, не глуша двигатели. Я схватил «укорот», оставив карабин в машине, и махнул рукой Сергеичу, выбравшемуся из «крузака». За спиной у него наискосок висел чехол с оружием и патронами, который мы везли к таинственному Палычу. Я заглянул в окно машины, спросил:

– Степаныч, дозвонился?

– Дома он, ждет, – кивнул Шмель-старший. – Все, как договорились.

– Тогда вы давайте покатайтесь по району, на рожон не лезьте, – распорядился я. – Из зоны устойчивой связи не пропадайте, но главное – не давайте мертвякам кучковаться. И по моему сигналу заезжайте за нами.

– Да поняли мы, – ответил за него Леха, остающийся в качестве «бортстрелка» со Степанычем.

– Ну и хорошо, раз поняли, – ответил я, стукнув по капоту «крузака».

И направился к подъезду. А машины неторопливо тронулись с места, лишь Татьяна махнула рукой.

Звук газанувших дизелей отвлек внимание пары мертвяков от пиршества. Они подняли свои бледные, измазанные протухшей кровью перекошенные хари и уставились на нас. Затем поднялись на ноги и довольно решительно направились в нашу сторону. Я обратил внимание на еще троих зомби, блуждающих в разных концах этого не слишком большого двора, но они пока внимания на нас не обращали.

– Ты гля, тут домофон, – сказал у меня за спиной Сергеич, пока я откидывал приклад ружья и постепенно пятился к нему. – Работает хоть?

Странно, почему это нас обоих так удивило? Во всей Москве домофоны, а сейчас поразились. Наверное, потому что они пока еще знак какой-то мирной жизни.

Домофон работал. После того как мой напарник набрал номер квартиры, в динамике послышались гудки. После пятого или шестого чей-то тусклый голос произнес:

– Да?

– Пал Палыч? Мы за вами с женой, – сказал в домофон Сергеич.

– Заходите, – сказал голос, и электрозамок щелкнул.

Дверь скрипнула, голос Сергеича за спиной произнес: «Заходим». Заходим так заходим, не вопрос. Мне как раз идущие к нам мертвецы все меньше и меньше нравились, и стрелять не хотелось. Не знаю почему, но мелькнула мысль, что выстрелы в пустом и гулком дворе привлекут излишнее внимание. Не знаю чье, но привлекут. Вот я и скользнул следом за Сергеичем в подъезд, включив подствольный фонарь, а заодно с облегчением вздохнув. И принюхался.

Это уже начинает в рефлекс превращаться – принюхиваться. Правильный рефлекс, потому что не попадалось мне пока несмердящих мертвяков. Плохо то, что в подъезде смердело, и именно мертвяками. Сергеич, увидев, как я нюхаю воздух, слегка кивнул и прошептал:

– Точно, есть кто-то в подъезде. Осторожненько надо.

Включился и его фонарь, уперся лучом в нависающий над головами пролет лестницы. Я, стараясь не топать, поднялся на первый этаж, прислушался, пригляделся к дверям. А затем подумал, да и толкнул каждую из них, подергал ручки. Все заперты. Это хорошо, что все заперты. Сергеич тем временем уже переместился, прикрывал меня от нападения сверху. Хорошо, правильно идем. Нам на четвертый этаж пятиэтажного дома, лифта нет. А был бы – не поехали.

– Я пошел, – сказал я негромко и поднялся еще на пролет, на межэтажную площадку.

Замер, подняв «ксюху». Две двери передо мной, и обе открыты настежь. И кто там? И кто открыл? Кто-то уехал и плюнул на все или что другое? Мертвечиной, кстати, вроде сильней потянуло… Или – кажется? Прет, и так нормально. Кстати, когда я вспомню, что надо морду заматывать? В маске же хожу, кто мешает прямо на нее какого одеколона плеснуть или чего другого пристойно пахнущего?

Подтянулся Сергеич, встал рядом со мной, удерживая АКС у плеча. Луч света от закрепленного на автомате фонаря проник в темную прихожую одной из квартир, осветил ряды пальто, висящих в рядок на вешалке. Уехали, а теплую одежду не взяли? Может быть и так. Были бы у меня пальто, а не только спортивные куртки, я бы тоже не взял. И чего делать будем? А чего еще делать, надо к Палычу этому самому идти.

– Сергеич, страхуй, – прошептал я и двинул вверх, на второй этаж.

Не хочу заглядывать в квартиры, я бы просто захлопнул двери, но ни одна, ни вторая не захлопываются. Без ключа не обойдешься. Открываются наружу обе… Мать твою, ну почему заранее подумать о чем-то трудно? Клиньев деревянных надо было наделать, как раз под двери забивать. Не всякий мутант откроет. А если там люди? А если люди, то кто им виноват, что с распахнутыми дверями живут? Да и не живут теперь люди с распахнутыми, а если живут, то совсем недолго.

– Эй, есть кто дома? – крикнул я, решив больше не заниматься ерундой.

Голос мой эхом пронесся по подъезду, но никакого отклика не встретил. Я прислушался. Нет, ничего. Странно вообще-то. Все умерли или все уехали? Так не бывает. Наверное. А может, и бывает, мне-то откуда знать?

– Давай откликнись, кто живой! – крикнул я, забегая на пролет выше. – И кто неживой, тоже выходи, покончим с этим делом сразу!

Правильно я придумал, пусть сами ко мне идут, нечего искать всякую тварь по этим закоулкам. Послышался топот, ко мне взбежал Сергеич. Замер, водя стволом из стороны в сторону, но шаги продолжали доноситься. Шаркающие такие, как раз в том стиле, какой я в последние дни особенно не люблю. Они всегда нехорошее предвещают.

– Сверху или снизу? – вдруг спросил Сергеич.

– Чего? – не понял я.

– Мертвяк, спрашиваю, откуда вылезет, оттуда… – он кивнул на верхнюю площадку, – или снизу?

– Снизу вроде, – сказал я в ответ, прислушавшись.

Что-то глухо ударилось в приоткрытую дверь, затем мертвячья рука ухватилась за нее, открывая. Тетка толстая, в халате и бигудях, сильно потраченная зубами. Из-за тучности и так еле ходила, наверное, а в мертвецком виде вообще еле ноги переставляет. Справа гулко треснул выстрел из автомата, хлыстом ударило по ушам, а бродячий труп упал навзничь. Все?

– Все? – спросил Сергеич.

– Откуда я знаю? – морщась от боли в ушах, ответил я. – Подождем. Пусть сами к нам топают.

Второй притопал вскоре из той же самой квартиры – замухрыжистый лысоватый мужичок с многочисленными укусами. Убил его тоже Сергеич, когда тот пытался перебраться через тушу лежащей в коридоре тетки. Мы постояли еще минут пять, настороженно ожидая появления новых тварей, но никто уже не пришел. Зато дождались запроса по радио от Лехи: «Ну чего там копаетесь?» Действительно, мы сюда по делу пришли, не в подъезде потоптаться.

Пошли выше, аккуратно, продолжая с опаской оглядываться на приоткрытые двери, но оттуда уже никто не появлялся. Третий этаж – все двери заперты. На площадке между третьим и четвертым лежит труп с проломленной головой. Скорее даже прорубленной – топором навернули. Интересно, а почему тетка с мужиком из квартиры снизу сюда пожевать не наведались? Есть чем там перекусить? Ладно, нам выше надо.

Переступили через мертвяка, а мне подумалось, что надо бы еще и хозяйственными резиновыми перчатками обзавестись. Придется так какого жмурика двигать, а в наших «без пальцев» к ним и прикасаться противно, да и опасно.

На площадке, где квартира Палыча, было тихо. Запах тоже ни на что не указывал – мертвечиной смердело по всему подъезду. Настороженно оглядываясь, я нажал на кнопку звонка, откликнувшегося допотопным металлическим звуком, как школьные в моем детстве звенели. Послышались шаркающие шаги, которые заставили меня привычно насторожиться, хоть я и понимал, что пришли мы к живому человеку, который, собственно говоря, нам дверь в подъезд открыл. Но это уже рефлекс. Нервным стал.

Щелкнул замок на стальной двери, она распахнулась. Палыч был среднего роста сутуловатым мужиком лет пятидесяти, бледным, с мешками под глазами, как от долгого недосыпа, одетый в заношенный спортивный костюм. Он посмотрел на нас и, ничего не сказав, молча направился в квартиру, бросив дверь открытой. Я расценил это как приглашение заходить и направился следом. Сергеич последовал за мной, захлопнув тяжелую дверь и задвинув гулкий засов.

Хозяин квартиры молча прошел в старомодно и небогато обставленную гостиную, какую было принято раньше именовать «залой», и, отодвинув стул, молча уселся за длинный стол, накрытый белой скатертью. Я бросил взгляд искоса на Сергеича и заметил, что он насторожился. И было с чего – в квартире были настежь открыты окна, но запах мертвечины стоял такой, что заставлял заподозрить нехорошее. Причем запах «живой» мертвечины, я уже научился их различать, с примесью какой-то химии ацетонной.

– Здравствуйте, – сказал я, и в полной тишине, царившей в квартире, мои слова прозвучали как из другого мира.

Палыч лишь кивнул в ответ, затем спросил:

– Степаныч где?

– За рулем, по району ездит, – ответил я. – Когда вы готовы будете, они к подъезду подкатят. А вы еще не собирались?

Я не видел ни собранных сумок, ни следов сборов, да и сам хозяин не был одет для выхода из дома – треники и тапочки к уличной одежде отнести сложно.

– Ружье принесли? – спросил он.

Сергеич молча снял с плеча чехол с оружием, выложил его на стол перед хозяином квартиры, раскрыл.

– «Ижак»-вертикалка и пистолет, – сказал Сергеич. – Две сотни патронов к ружью и сотня к пистолету. Умеете пользоваться?

– Разберусь, – все тем же безжизненно-глухим голосом сказал Палыч, отодвинув ружье и протягивая руку к ПМ.

Действительно, он достаточно сноровисто, хоть и медленно, проверил магазин, дослал патрон. Поднялся, вздохнув и тяжело опираясь рукой на стол. Я заметил, как Сергеич еще больше насторожился, да и у меня правая рука снова переместилась на рукоятку автомата, висящего наискось на груди. Что-то не так здесь было, что-то не так…

– Жена у меня совсем обезножела, – сказал вдруг он, глядя при этом в пол и медленно направляясь к закрытой двери, ведущей в какую-то смежную комнату. – Сейчас я. Сейчас. Подождите.

Он толкнул дверь, открыв ее, но так, чтобы только самому зайти. И сразу прикрыл за собой. Но волну усилившейся мертвячьей вони я успел ощутить и инстинктивно отступил назад, стараясь оказаться спиной к глухой стене, вдоль которой вытянулся старинный сервант с выставленной на полках хрустальной посудой. Сергеич тоже половчей перехватил АКС.

– Что там у него? – прошептал он, не отводя взгляда от двери.

– Откуда я знаю?

Наступила тишина; сквозь дверь до нас доносился приглушенный голос Пал Палыча, но разобрать из него хоть слово не получалось – на совесть делали двери в этих старых домах. Затем голос смолк, и вдруг неожиданно громко треснул пистолетный выстрел. Не знаю почему, осознавая, что поступаю совершенно опрометчиво, я бросился вперед, распахнул дверь, за которую ушел Палыч, остановился в дверях, уставившись взглядом ему в спину, часто и мелко вздрагивающую.

Это была супружеская спальня, с двумя кроватями, составленными бок о бок. На краю, ближнем к нам, лежала связанная полотенцами, скрученными в жгут простынями и ремнями немолодая женщина, полная, одетая в простой домашний халат розового цвета, из-под которого виднелась длинная ночная рубашка. Глаза были закрыты, лицо по-мертвому обвисло, и от нее шла настоящая волна того самого запаха, который нас и напугал. В правом виске женщины было видно отверстие от пули. Кожа была опалена, вокруг отверстия все было покрыто черными точками несгоревшего пороха – стреляли почти в упор. В воздухе еще висело прозрачное облачко синеватого порохового дыма.

Я снова посмотрел на спину Палыча, на его опущенную руку с пистолетом, и в этот момент он обернулся ко мне. Он плакал, его худые сутулые плечи тряслись. Затем он покачнулся, словно собираясь упасть, но я успел подхватить его под руку) удержав на ногах.

– Лида умерла, – сказал он, глянув мне в глаза. – Теперь уже совсем умерла.

– Прости, Палыч… – сам не зная за что, извинился я перед этим немолодым лысеющим человеком.

Его горе словно передавалось через прикосновение, как будто вся его жизнь открылась мне. Жили, работали, вырастили детей, которые разъехались по стране, как сказал Степаныч нам вчера, рассказывая о своем друге. Жили вдвоем счастливо, душа в душу, так и собираясь дожить до самого конца. А теперь… Надо ли вообще продолжать о том, что случилось теперь?

Я вывел Палыча в гостиную, где усадил его на тот самый стул, с которого он встал.

– Лидушка умерла, – снова сказал он. – Ее сосед укусил, сволочь. Я его топором срубил, но она все равно умерла. Вчера было, вечером.

Я совсем растерялся, не зная, что сказать, и вместо меня заговорил Сергеич:

– Пал Палыч, мы соболезнуем. Скажите, чем помочь можем? Вы-то с нами пойдете?

– Сервант открой, парень, – вздохнул Палыч, посмотрев на меня. – Ту дверку, справа.

Я сделал, как он сказал, и обнаружил за дверью большую картонную коробку, до верха заваленную автомобильными и еще какими-то ключами.