Текст книги "Эпоха мертвых. Начало"

Сергей Крамцов

21 марта, среда, утро

Мертвяки попадались на улице часто, однако «продуктивных», несущих еще один «калаш» с боекомплектом, больше не попадалось. Этот, видать, один такой был, уникальный. Даже понятно, что с ним случилось, если немного поразмыслить. Судя по сложенному прикладу и загаженному стволу, решил полосовать зомби очередями от пояса, увидел, что пули, попадая в туловище, никакого эффекта не вызывают, запаниковал, бросил пустой магазин, тот, которого не хватало, расстрелял длинными очередями следующий, с тем же успехом, и был изгрызен мертвяками. Дурак, короче. Естественный отбор не прошел, даже с автоматом.

Мы запустили одну из раций в режиме сканера в поиске милицейской волны, быстро ее нашли, но полезной информации так и не слышали. Да и вообще, к моему удивлению, там не так уж много говорили. Похоже, что милиция плюнула на охрану порядка и разбежалась. И видно их на улице не было в отличие от вчерашнего дня. А те, кто на улицах оставался, в наших глазах выглядел настоящим подвижником – все же осталась совесть у кого-то, пытаются город отбивать. Однако они погоды не делали – мы даже проехали мимо отделения, и там все выглядело очень тихо – ни машин на стоянке, ни людей в форме. А это значит, что в городе анархия и надо быть готовым ко всему.

Даже в шмелевский двор мы въехали с какой-то параллельной улицы, через газон, преодолев высокий бордюр, что для нашей машины, впрочем, проблемой не было. Судя по всему, Мишка поджидал нас, потому что мы заметили его стоящим на балконе третьего этажа. Он был одет для улицы, в руках – мобильный. Заметил я несколько лиц в окнах и каких-то людей на балконах. Люди смотрели на улицу, наш приезд привлек внимание. А кое-кто привлек уже мое внимание – очень впечатлил меня мужик с двустволкой и в теплой куртке, сидящий на балконе и попивающий водку стопками, закусывая ее огурцами из банки. Так перепьет и пальбу начнет. Хуже всякого зомби.

Я набрал Мишкин номер с мобильного.

– Здорово, – послышался его хриплый голос в трубке. – Приехали, спасатели?

– Приехали, – ответил я. – Что там у тебя в подъезде?

– Хрен его знает, если честно. Шум был какой-то ночью, орали, но я не проверял. Сидим, вас ждем.

– Правильно сделал. Машина далеко?

– Направо глянь.

Я повернул голову направо. Действительно, машина стояла рядом, но это была не обычная шмелевская «Шеви-Нива», на которой он ездил на работу, а покрашенный в камуфляжные пятна «Патруль», старый, трехдверный, со съемной крышей. Наверняка один из тех, что Мишка для любителей покатушек делал. Разумно вообще-то.

– Ладно, – сказал я. – Поднимаюсь. Много у вас барахла с собой?

– Хватает, – ответил Шмель. – Но двумя ходками справимся. К вам чуток тоже закинуть придется, «Патруль» коротковатый попался. И ствол давай сюда.

– Это как? – опешил я.

– А вот так…

Не выпуская из руки телефона, Мишка сбросил с балкона длинный желтый шнур, заканчивающийся петлей с карабином. Действительно, все гениальное просто. Я собирался тащить «Сайгу» с собой и там ему отдать, а так он еще и прикрыть меня сможет, случись такая надобность.

Вооружившись своей «помпой», я вытащил из машины специально для Шмеля прихваченную подвесную с загруженными уже в нее патронами и «Сайгу». Быстро прищелкнул все к петле на конце шнура, зацепив за ремни, и отпустил. Груз начал частыми рывками подниматься наверх, и через минуту Шмель победно воздел руки – есть контакт!

Я повернулся к Лехе, сказал:

– Оставайся у машин, я пошел в подъезд. Займи позицию так, чтобы тебя издалека подстрелить нельзя было, потому что опасны не только мертвяки. Джипари уже сегодня большая ценность. Кто попытается сунуться с враждебными намерениями – расходуй сразу, в беседу не вступай и даже фамилию не спрашивай. Машину беречь пуще ока!

– Поучи еще, – фыркнул Леха, но присел за стволом дерева возле подъезда, почти потерявшись в кустах. Не потерял навыки занятия толковой позиции.

Я оставил карабин в машине и вооружился помповиком. Дверь в подъезд была открыта нараспашку, несмотря на кодовый замок, свет не горел. Включил фонарь под стволом, обежал лучом пространство перед собой. Пусто. И в подъезде почти тихо, только за одной из дверей первого этажа работает телевизор. Громко. Сверху щелкнула дверь замком, послышался голос Шмеля, отразившийся эхом по всему подъезду:

– Идешь? Тут чисто.

– Иду. Жди! – крикнул я в ответ.

Прислушался к лифту. Стоит на месте, никуда не едет. Хорошо. И пусть так стоит пока, я на нем все равно не поеду. Держа дробовик почти на изготовку, быстро поднялся на первую лестничную площадку. Ничего. Двери заперты, все тот же телевизор орет. Поднялся выше, на промежуточную, глянул наверх. Тоже пусто. Стараясь не топать, поднялся на пролет, огляделся, поводя стволом ружья по сторонам. Одна квартира открыта. Оттуда ни звука вроде как, зато вонью несет неслабо. Запах мертвечины спутать сложно с чем-то еще.

– Мишка, слышишь меня? – спросил я уже негромко. Между нами всего два пролета лестницы, он прямо надо мной должен сейчас быть.

– Слышу, конечно, – ответил он сверху.

– Спускайся на этаж.

– Ага.

Хлопнула дверь его квартиры, затем послышался топот, и Мишка оказался рядом со мной, неся в одной руке сумку с вещами, в другой – дробовик. За спиной выше головы возвышался здоровенный рюкзак. Сумку он бросил на покрытый вытертой «сортирной» плиткой пол, взял ружье поудобней.

– Мог бы и подождать с вещами, пока подъезд проверим. Кто здесь живет? – кивнул я на приоткрытую дверь.

– Витька-алкаш… – Шмель потянул воздух носом. – Подох, что ли?

– Покарауль здесь, проверю, – скомандовал я.

– На хрена? – удивился Мишка так, что его редкие брови уехали под низко надвинутую шэпээску. – Там и без мертвечины любой триппер подхватить запросто можно. В дерьме живут, пьянь подзаборная.

– Мишань… отсюда люди будут сваливать, а тут им с фланга, из двери, тварь мертвая, – пояснил я свою идею. – Короче, держи лестницу, рассуждать еще будешь!

Я аккуратно оттолкнул скрипнувшую дверь в квартиру. Запах усилился. Плохо пахло, причем сильно. И не только мертвечиной, а еще как будто бомжами. В прихожей никого не было. Была открыта дверь в ванную, но и там никого. Лишь какие-то тряпки на полу и треснутое зеркало на обшарпанной стене. Прошел дальше, в гостиную. В глаза бросилась нищета и множество пустых бутылок. Диван с рваной обивкой и пятнами, заваленный каким-то тряпьем, валяющаяся на полу еда, раздавленная и гниющая. Хорошо, что еще для мух не сезон, а то как бак пищевых отходов вывалили. В комнате никого. Еще одна комната правее, планировка здесь смежная, и кухня, прямо передо мной. Чуть сместился вправо, заглядывая на кухню. Никого, но видно не все. И в комнате никого… Сделал несколько быстрых шагов вперед, еще раз заглянул в запомоенную кухню. Мерзость и грязь, бутылки и битая посуда, но безлюдно. Теперь дальняя комната. Квартира двухкомнатная, я эту «хрущевскую» планировку хорошо знаю.

С улицы раскатисто грохнул выстрел, второй, так что в окне зазвенело стекло.

– Леха? – спросил я в микрофон, изогнувшийся от наушника до угла рта.

– Мертвяк, – послышалось в гарнитуре. – Снял.

Ствол я сразу довернул на дверь в соседнюю комнату. А оттуда какие-то звуки, похоже на чавканье. Угадайте с трех раз, кто у нас там? Или пили, а теперь закусывают, или просто закусывают. Кем-то. И вонь оттуда отчаянная.

Тихо-тихо вошел внутрь и оказался за спиной у какого-то мужика в грязной майке, из пройм которой торчали руки уже привычно-мертвецкого цвета, и в растянутых трениках, доедавшего лежащую на полу толстую тетку. У тетки была раскроена голова мощным ударом, поэтому воскресать она не собиралась. Правое плечо, ребра, половина головы и шея уже обглоданы до костей, выедена брюшина, и запах дерьма из разорванных кишок смешивался с запахом мертвецкого разложения. Кровь разлилась по всей комнате, покрыв пол толстым липким бурым ковром. При виде этого всего я почувствовал, как тошнота рванула колючим комом к горлу, а в глазах у меня потемнело.

Я взял на прицел затылок жрущего мертвяка, придавил спуск и… И промахнулся! Грохнуло в маленькой комнате так, что уши заложило мгновенно, словно по ним молотками ударили, но голова мертвяка с противоестественной скоростью сместилась левее, все его тело вдруг прижалось к полу, каким-то невозможно пластичным прыжком развернулось, и на меня уставилась совершенно невероятная рожа. Вытянутые вперед и широкие, как у орангутанга, челюсти, оскаленная окровавленная пасть, набитая острыми, похожими на шипы зубами, особенно страшная на фоне мертвенно-бледной, синеватой кожи. Маленькие, абсолютно мертвые глаза, как у всех зомби, но окруженные какими-то наростами со всех сторон, как будто выглядывающие из пещер. Шея заметно длиннее и гибче человеческой.

Все это я успел разглядеть в тот момент, когда моя левая рука рванула назад цевье дробовика, вышвыривая пустую гильзу и загоняя в патронник следующий заряд, и, едва затвор завершил свой маслянисто-лязгающий рывок вперед, палец вновь утопил спуск. Грохот, пучок голубоватого пламени из ствола, но картечь впритирку прошла над головой существа, врезаясь в оштукатуренную грязную стену и выбивая из нее облако пыли. Тварь успела пригнуться с потрясающей, почти невидимой глазу быстротой. И ровно в тот момент, пока мои руки перезаряжали ружье, я рванул прочь из комнаты.

И оказался прав. Тварь зашипела, и полуоткрытая дверь загудела, когда в нее врезалась тяжелая туша. Тварь прыгнула с места с невероятной энергией, если бы я пытался ее застрелить, а не убрался с линии прыжка, то мне был бы конец. Она бы меня в куски порвала с такой силищей.

Удар в торец двери для чудовища тоже не прошел бесследно. Налетев на повернутое ребром дверное полотно с такой силой, что петли с треском вывернулись из рамы, тварь упала и откатилась к противоположной стене, дергаясь и скользя в запекшейся крови. Я успел перезарядить ружье и выстрелил в ту часть тела чудовища, которая была мне видна через дверной проем. К моему счастью, весь заряд картечи, все двенадцать кусков свинца, угодили в шею и перебили позвоночник. Тварь издала все то же громкое, но одновременно – какое-то беззвучное шипение, задергалась, но… Позвоночники им тоже необходимы!

Я снова прицелился, уже в верхушку черепа, и опять выстрелил. Картечь проломила голову и выбила содержимое черепной коробки на стену, разбрызгав почти до потолка. Все, кажись. Я судорожно начал вынимать из навесного патронташа толстые патроны двенадцатого калибра и запихивать их в дробовик по одному.

– Что там? – послышалось, причем голосами и Лехи, и Шмеля, но уже просто так, из коридора.

– Хрен его знает, – честно ответил я с глубоким выдохом. – Я такого еще не видел.

За спиной послышался топот, в квартиру ворвался Шмель, с «Сайгой» на изготовку.

– Где? Что?

– Там! – Я показал стволом на мелко дергающуюся, но при этом совсем молчаливую тварь.

– Ни хрена себе… – протянул Шмель, и глаза у него полезли на лоб. – Это что?

– А я знаю? Морф, наверное.

– Морф? – озадачился Мишка. – А по-русски если?

– По-русски это что-то вроде мутанта.

Ответил и медленно пошел в соседнюю комнату, а Шмель направился на лестницу, на свою позицию. И сразу же оттуда послышался его голос: «Куда прешь? Что надо?» Какой-то мужской голос пробормотал что-то, шаги удалились. Я не стал выглядывать, за тыл Шмель ответственный, но спросил, крикнув: «Кто там был?»

– Да еще один сосед, тоже датый, на стрельбу заглянул, – ответил он. – Тут весь дом одни алкаши.

– Понял, – кивнул я и вошел в дверь.

И что же мы имеем? Я медленно придвинулся к лежащей на полу твари, не спуская с нее прицела. Да, неплохо. Как описать? Перво-наперво челюсти. Больше человеческих раза в два по всем параметрам. Пасть набита зубами. Кожа вокруг пасти местами натянута, местами лопнула, похоже, что рост костей происходил почти ураганно. Лоб пониже, видная в расколе черепа лобная кость необычайно толста. Глаза направлены вперед, смотрят из ям. Нос уменьшился, растянулся в стороны, расплылся по всей морде, вывернув ноздри. Шея стала длиннее и очень гибкой, судя по тому, как тварь дважды убирала голову с линии огня. Явно удлинились руки, стали мосластей, с широченными суставами. Пальцы укоротились, а ногти невероятно приросли какими-то роговыми метастазами, охватили пальцы и превратились в неслабые когти. Они были перемазаны запекшейся кровью, тварь рвала свой обед не только зубами, но и когтями.

Ноги странно искривились, у меня появилось впечатление, что в них появился дополнительный сустав. Что-то же дало возможность морфу совершить такой мощный прыжок?

Я достал из кармана мобильный и несколько раз сфотографировал труп в разных видах. Когда закончил, увидел Шмеля, разглядывающего мою «добычу». Тот лишь присвистнул и покачал головой. Мы выбежали из квартиры, захлопнув за собой дверь, спустились вниз.

– Это Витька, они с женой бухали не просыхая, – сказал Мишка по пути. – Каждый день пьянки и драки. Сейчас небось тоже орали, но внимания уже никто не обратил.

Мы выбежали из подъезда, огляделись. На балконе стоял, вертя обеспокоенно головой, мужик лет пятидесяти, лысоватый и краснолицый – Степаныч, Шмель-старший.

– Что там у вас? – крикнул он, заметно нервничая.

– Нормально все, бать! – закричал Шмель. – Витька мертвяком стал, с Леркой вместе. Завалили! Давайте к двери, сейчас за вами пойдем.

В дальнем конце двора через густые кусты пытался продраться мертвяк, и Леха уже неторопливо целился в него. Еще один мертвяк лежал у дальнего угла дома напротив. Раскатисто, как доской о доску, ударил выстрел из «Тигра», мертвяк свалился. Я достал со своего сиденья еще одну радиостанцию с гарнитурой, отдал Шмелю. Проверили связь.

Мишка забросил сумки в свою машину, в багажник, захлопнул дверь.

– Блин, еще бы бате не дать его «Волгу» взять… – вздохнул он. – Не может бросить, говорит, что руками на нее заработал. Она к тебе пройдет?

– Если только на тросу, – пожал я плечами. – А где она, кстати?

– В «ракушке», – указал кивком Шмель на сооружение из рифленого металла неподалеку.

– Ладно, попробуем объяснить как-нибудь, – сказал я. – Пошли, хватит время терять.

Поднялись к квартире уже без приключений, даже из дверей никто не высовывался, хоть телевизор на первом этаже продолжал заходиться криком. Дверь распахнулась, едва мы на площадку вышли. Все стояли в дверях: Степаныч, Валентина Ивановна – шмелевская мать, крепкая тетка к пятидесяти, и Катя, сестра, круглолицая и белобрысая девчонка четырнадцати лет, конопатая, как перепелиное яйцо. Все были нагружены сумками и пакетами, в переноске которых пришлось и мне поучаствовать. Риск, конечно, но зато в одну ходку уложились. Подтащили все к Мишкиному «Патрулю», он начал грузить его, а Степаныч решительным шагом направился к «ракушке».

– Бать, да оставь ты эту «Волгу»! – крикнул Мишка. – Не пролезет она туда, куда мы едем. Лучше «Ниву» мою возьми, мы за ней съездим.

– «Нива» твоя баловство одно, – сурово ответил Степаныч, шофер с тридцатилетним стажем. – Я «Волгу» не брошу.

– Степаныч, так она не пройдет по дороге, – попытался урезонить Шмеля-старшего я. – Лучше в «ракушке» оставить, чем в лесу бросить.

– Она у меня где надо, там и пройдет, – сказал, как отрезал, Степаныч и загремел замком.

– Все равно за «уазиками» поедем, – сказал я. – Все лучше «Волги».

– Те «уазики», что Мишка обещал, уже покрали давно, – сказал Степаныч, задирая крышку «ракушки». – Так что на своей поеду.

Я понял, что пытаться его убедить бесполезно. Степаныч всегда имел репутацию мужика шибко хозяйственного, даже жлобоватого, и рассчитывать на то, что он бросит нечто свое кровное, не приходилось. Лучше было проверить, не забыл ли Леха трос, потому что волочения по грязной дороге теперь не избежать.

Пока Леха застрелил еще одного мертвяка, а Степаныч с семейством грузил сумки, я подошел к Шмелю, который завел машину.

– Откуда такую БМП надыбал? – спросил я, постучав по капоту.

Короткая, высоко сидящая машина, опирающаяся на асфальт мощными внедорожными колесами, хоть была старой по типу, но выглядела новой.

– Не поверишь – иранская сборка, – ответил он. – Один человечек к нам через Армению и Грузию затащил. Специально для рейдов. Загнали к нам, мы почти все сделали. Только багажник наверх не встает, пластик не держит. А хозяин возьми да и улети вчера в Ереван, я его только по телефону застал. Я подумал-подумал да и прихватил себе. Ему уже не надо. А все лучше «Нивы», если куда в глушь и грязь.

– А под капотом что? – поинтересовался я.

– То, что надо, – четыре и два литра, со слабым наддувом, – гордо сказал Шмель, хлопнув толстой ладонью по спортивному рулю. – Если турбина и накроется, то ничего страшного. Вечный двигун, миллион без капиталки ходит.

Ну это я и без него знаю. Машина мне, кстати, напоминала самого Мишку. Мишка очень коренаст, хоть и невысок, изрядно мордат, с маленькими глазками, расположившимися близко к носу. Первый разряд по самбо у него, между прочим. И силен он немало. И машина точно такая же.

– Все, по машинам! – скомандовал я, увидев, как Степаныч уселся за руль. – А то доболтаемся.

И уже через минуту мы выехали со двора, чуть не сбив бредущего по тротуару мертвяка, с ног до головы залитого еще не запекшейся кровью.

Александр Бурко

21 марта, среда, утро

Утром этого дня Бурко проснулся рано. Не спалось. Вылез из-под одеяла, потянулся, огляделся. Без жены спальня выглядела пустой и неуютной, это все же было ее место. Все комнаты в их доме делились на «ее комнаты», «его комнаты» и «детские комнаты». В каждой из таких комнат влияние кого-то из семьи было сильнее, чем остальных. И теперь, когда в спальне Людмилы не было, Бурко стало немного грустно.

Жену он любил. Любил искренне, нежно, никогда ей не изменял и даже не помышлял об этом. Она платила ему такой же искренней привязанностью, которая делала его жизнь осмысленной лишь тогда, когда он проводил время с ней. Она даже во всех деловых поездках его сопровождала, и сейчас, оставшись без нее, он чувствовал, словно он здесь не весь.

Уже одевшись, сегодня в нечто военно-полевое: берцы, военные брюки «хаки» и свитер с тканевыми вставками, с кобурой на поясе, – причесанный, умытый, слегка благоухающий одеколоном, он спустился на первый этаж, который был отведен под спальни для бойцов, караулку и штаб. Там все показывало, что служба идет, все под контролем, ничего не упущено. Марат тоже был здесь, смотрел в какой-то монитор со своим помощником. Они о чем-то негромко переговаривались.

К Бурко подошла горничная, Раиса, работавшая у них уже шестой год, которая осталась с Бурко для того, чтобы заботиться о его бытовых проблемах. Как всегда, желания она предугадывала, поэтому просто подала ему маленький поднос, на котором стояли две чашки ароматного кофе, настоящий ямайский «Блю Маунтин».

– Спасибо, Раечка, – поблагодарил Бурко, принимая от нее подносик и в очередной раз поражаясь ее догадливости. Как она сообразила, что пить кофе он будет с Маратом?

– Не за что.

Раиса удалилась, а Марат Салеев подошел к Бурко.

– Как у нас дела? – спросил Александр.

– Все по графику, – доложил «министр обороны». – Колонна прибыла, люди определены на жительство. Автобусы сегодня поменяют на военное снаряжение у местных вояк. Там много кадрированных частей. Зачем им автобусы – понятия не имею, но нам они точно не нужны.

– Почему? – удивился Бурко.

– Потому что они городские, – объяснил Салеев. – А через пару-тройку лет асфальт на дорогах развалится, и ездить на них станет некуда. У нас же самый отвратный климат для дорог, поэтому вечно ямы.

– Почему? – заинтересовался Бурко, потягивая кофе.

– Потому что у нас за зиму от ста до двухсот циклов замерзания.

– В смысле? – не понял тот.

– Простом. Есть, например, маленькая трещинка в асфальте. – Салеев прочертил воображаемую кривую пальцем у себя на ладони. – Если эта дорога находится в месте со стабильным климатом, причем необязательно жарким, можно и с равномерно холодным, то ничего страшного не происходит. У нас же зимой, особенно при нынешнем климате, может несколько раз в сутки все замерзнуть и оттаять. Вода попадает в трещинку, замерзает, расширяется, тает, замерзает снова, еще расширяется. Одна-две зимы, и самая качественная дорога приходит в полную негодность. А учитывая, что в средней полосе в большинстве мест еще и грунтовые воды близко, то вообще.

– Понял, – кивнул Бурко. – Будем на КамАЗах ездить. Что-то еще?

– Омоновцы уже здесь, они в ночь рванули. Мы их отсыпаться уложили. К эвакуации все готово. Пасечник связывался, но пока порадовать ничем не может. Все стандартные методы поиска людей при нынешних обстоятельствах не работают.

– Я понимаю, – кивнул Бурко.

С Маратом он развивать эту тему не стал, не его епархия и не его вина, но Пасечнику скажет больше. Контейнеры с «материалом» тому найти все же придется. Бурко не был уверен, что все понимают то, что вскоре служебные взыскания могут измениться от обычных увольнений к обычным расстрелам. А надо бы понимать, времена меняются от цивилизованных к диким. И власть того, кто правит, становится почти что абсолютной.