Текст книги "Гроза тиранов"

12

– Ну ладно я… Делов-то всего – голову задурить, да поддельным приказом поразмахивать, – Белли уворачивался от восторженных объятий встретивших его товарищей.

Он залпом ополовинил протянутый кубок с вином и набросился на жаркое.

– Первый раз ем за последние два дня, – жуя, оправдался агент.

Рядом смеялись и чокались шампанским и вином офицеры русского десанта. Бывшая резиденция французского генерала гудела от восторга своих новых хозяев.

Белли закончил с куриным крылышком и повернулся к брату.

– Но вы?! Каким образом умудрились вы достать еще такую прорву войска?

Уже изрядно пьяный Генрих в съехавшем на ухо форменном парике разулыбался, рывком выхватил из толчеи такого же хмельного Потемкина и похлопал того по плечу.

– Это он все! Он! – младший Белли восторженно зацокал языком. – Я изучал искусство войны по Цезарю и Вегецию, читал новых авторов. Но такого…

Алекс под удивленным взглядом Конрада неожиданно смутился. Совсем, как мальчонка при похвале учителя.

– Так делали пираты в Карибском море, – подумав, выдавил он из себя.

– И все же? – Конрад отодвинул поднос с курицей. – Я заинтригован.

Но версию Потемкина так и не узнали – вместо его ответил младший Белли.

– Все просто, но это то и гениально, мон шер! Я высадил три сотни солдат на берегу. Они соорудили лагерь и встали в пикеты и секретное охранение. А остальные две сотни плавали туда и обратно.

– Не совсем понятно…

Генрих захохотал, слова рассказа, который он раз за разом возобновлял, прерывались в его устах новыми приступами смеха. Это было так заразительно, что через минуту вокруг уже улыбались все, даже всегда серьезный Конрад.

– Идея твоего протеже в том, что он предложил, чтобы в курсирующих между берегом и кораблем лодках оставались одни и те же солдаты. Только на пути к берегу они сидели, а, отплывая от берега к кораблю, ложились на дно лодок. Конечно, ребята подустали, но… – он довольно всхлипывал от душившего его веселья. – Это все же лучше, чем своими черепами мостить площадь славы для австрийских индюков! Хотят они лавров – пускай попотеют сами!

Младший Белли покачнулся и указал на Фому Нания, прикорнувшего на боковине дорогущего венецианского дивана:

– Кстати, второй твой ставленник устроил настоящую истерию в римских трущобах. Споил все местное отребье и такую агитацию провел, что и сам папа не справился бы… Кардиналы с ключами от города нас за несколько верст встретили, сами проводили, все арсеналы и батареи сдали… Лишь бы новоявленные «гунны» не пустили под нож население и добро. Серебра на это дело потратили немало, но эффект стоил затрат.

– Откуда ж у него деньги?

– Я дал, – голос Потемкина был тих, но Конрад расслышал.

– Для чего? Вам-то какой прок с этого?!

Алекс потер переносицу и честно ответил:

– Мне все еще нужны ружья и припасы. Деньги на эти цели у меня оставались. Их и отдал… Мы с вашим братом договорились, что в случае захвата Рима мне разрешат выпотрошить местный арсенал. Эта договоренность еще в силе?

Конрад шумно выдохнул, протер лысину, присел и налил себе полный фужер багрового столетнего вина из дворцовых запасов. Нить разговора подхватил младший Белли:

– Будьте спокойны! Раз я сказал, значит, так оно и будет. А я пообещал, что если дело выгорит и у господина Джанковича не пропадет желание, то он сможет не только любое стрелковое оружие отсюда увести, но и организовать своему брату первую в горах орудийную команду из двух или трех батарей!

Русские офицеры вокруг покатились с хохота. Пьяная вечеринка по поводу взятия Рима набирала обороты.

Генрих глянул на Алекса, смущенного от навалившихся на него поздравлений и похвал, на храпящего в углу Фому и поднял бокал:

– За покорителей Рима!

Конрад вскинулся, вскочили остальные офицеры:

– За хозяев Италии!!!

Грянувшее «Виват» едва не выбило стекла из окон старого римского палаццо.

Глава 9
Корфу

1

Белли решил на время остаться в захваченном Риме. Пока Наний формировал городское ополчение, способное поддержать порядок на освобожденных территориях, пока Генрих укреплял городские фортификации, ожидая возвращения французов, пока посланные к высадившемуся в Анконе десанту гонцы убеждали союзников в необходимости передислокации к столице, Алекс хандрил. Он запирался в одной их комнат бывшей резиденции генерала Гарнье и читал произведения французских романистов, спал или же просто дегустировал содержимое богатых винных запасов, поглядывая на раскинувшийся внизу город.

А Рим лихорадило. Как всегда бывает при смене власти, нашлись те, кто пробовал ловить рыбку в мутной воде. На площадях собирались толпы, слушавшие новых кумиров. Какие только идеи не бродили по таким сборищам: и возрождение Папской области, и создание Римского королевства, и присоединение к Королевству двух Сицилий (читай, к Неаполю), возрождение республики, но уже в других, аристократически-венецианских традициях, с дожем и сенатом. Город медленно закипал, и полтысячи русских было явно недостаточно для поддержания порядка. По дорогам бродили хмурые, вооруженные кое-как оборванцы, улицы сколачивали отряды самообороны, богатые фамилии собирали под свою руку наемников.

Так продолжалось неделю. На восьмой день со стороны Анконы подошли подкрепления. Полковник Михаил Бороздин, шеф херсонских гренадеров, привел своих орлов. Следом появился высланный из Неаполя Ушаковым отряд поддержки. Восемьсот запыленных десантников еле держались но ногах. Делая трехчасовые перерывы на сон, они спешили на выручку своим товарищам. А попали на праздник победы.

На площадях стало тише. После того же, как в порту высадился десант неаполитанских головорезов, волнения и вовсе прекратились.

Потемкин перенес все пертурбации в традициях истинно русского интеллигента – со стороны и пьяным. Когда порядок был восстановлен и Рим вновь стал безопасным, он решился на прогулку. Сопровождать его взялся новоявленный глава римской жандармерии и члена совета города – Фома Наний.

Кроме туристическо-ознакомительных функций, эта поездка несла и чисто практическое значение: как и обещал Белли, Джанковичу разрешили посетить местный арсенал.

Когда туристический минимум был выполнен, двуколка довезла их до массивной громадины замка Сант-Энджело, в подвалах которого хранился изрядный запас оружия и боеприпасов.

Несмотря на уверения Генриха, пушки никто Алексу не отдал бы. Да и хлопотно в горах с тяжеленными громадинами. Зато на стрелковое оружие был выдан полный карт-бланш в виде трех пустых телег и десятка вооруженных матросов, присланных для обеспечения безопасности.

Потемкин долго не раздумывал. Краткий список необходимого у него уже был. Осталось только выбрать модели.

Через час в телегах лежали три десятка новеньких австрийских егерских карабинов с винтовой нарезкой, пятьдесят массивных пехотных ружей, полторы сотни кавалерийских пистолетов и несколько дюжин гренадерских сабель французского образца. Ко всем ружьям прихватили штыки, ящик с запасными частями механизмов и станком для ремонта кремневых замков, четыре бочонка с порохом и два ящика со свинцом для пуль и формами для отливки. Вдобавок Алекс приволок связку запасных шомполов и мешок с кремневыми заготовками.

– Все? – матросы взгромоздили поверх свинца ящик гранат и теперь устало сидели в тени, вытирая пот.

Потемкин задумался.

– Надо бы еще саперного припаса поискать, – задумчиво протянул он.

Пожилой унтер-офицер херсонец, заведовавший складом, почесал затылок:

– Есть тут такого добра. Только слова там не на русском, так что мы еще полову не разобрали, не поняли для чего.

Вместе они спустились вниз, в маленькую комнатку с узким и глубоким, забранным тремя решетками окошком. Все стены ее занимали стеллажи с мешками и ящиками, коробками и сундуками. На каждом – несколько полустертых подписей.

Алекс выбрал для себя пяток удобных саперных лопат, пару топоров, бухту зажигательного шнура и бочонок горючей смолы, осторожно отложил окованный сталью ящик с массивными взрывателями. Жестяные колбы, где тлеющий в пазах фитиль добирался до пороха через строго отведенное время, считались высшим достижением инженерной мысли.

Но основное внимание Потемкина в этой комнате привлекла отнюдь не военная сторона саперной профессии. Так как в мирной жизни уделом армейских инженеров было проведение всевозможных салютов, то кроме оружия в хранилище лежали десятки увеселительных припасов: шутихи, ракеты, петарды и фейерверки.

Алекс долго перебирал всю эту праздничную мишуру. С груди боролись два противоречивых чувства. Одно кричало, что для развлечений не время. Второе убеждало, что такой товар не может оказаться невостребованным.

В конце концов, к взрывателям и фитилям добавился сундук, полный всевозможных безделушек. Тут лежало все, что показалось полезным и компактным. Потемкин еще и сам не мог сформулировать точно, но чувствовал, что найдет всему прихваченному совсем не мирное применение.

Последним погрузили сундучок с химикатами, стеклянными колбами и отобранными в хранилище ингредиентами. Французы для их обозначения использовали латынь, так что Алексей, неплохо выучивший химию еще в школе, довольно быстро разобрался, что к чему. Особенно его интересовали кислоты.

У него давно уже вертелось в голове пара идей о применении собственных знаний.

2

– А Гарнье совсем даже не слабо досталось, – промурлыкал Генрих Белли, просматривая очередное послание с севера, доставленное в Рим курсировавшей вдоль побережья канонеркой.

– Ну-с?

Капитан потер переносицу и усмехнулся:

– Да уж… Из огня да в полымя. Он успешно соединился с Моннье, который не пожелал дожидаться, когда наши ребята сбросят его в море, – по лицам собравшихся в столовой на традиционный завтрак офицеров пробежали смешки и ухмылки. – И они вместе выступили к Парме. Там их дожидались десять тысяч карбонариев Лагоца и австрийцы Кленау. Штаб сообщает, что французы потерпели поражение и полностью рассеяны…

Он бросил бумагу на стол.

– Врут… Как обычно, – старший Белли раскурил трубку. – Французов действительно потрепали неплохо, но Гарнье ушел из мешка и каким-то образом переправил свои части по морю к Генуе. В порту появились англичане. Размахивают капитуляцией и требуют передать им Рим. Презабавнейший момент… Давай дальше читай. Как там наш орел с его соколиками?

Лица собравшихся офицеров посуровели.

С севера приходили противоречивые новости. Австрийцы еще летом потребовали от Суворова, чьи войска полностью контролировали северную Италию, выступить на помощь. Главным направлением союзный штаб считал центральный фронт. А тут французы угрожали Вене, и австрийский двор всерьез опасался за собственную безопасность.

Павел первый дал добро на такой маневр, и престарелый генералиссимус двинулся в путь. План продвижения, дороги, остановки разработал сам новоиспеченный князь Италийский.[96]96
  8 августа графу Суворову-Рымникскому был пожалован титул князя Италийского.


[Закрыть] Суворов не доверял австрийскому союзному штабу, отводя немцам в планах кампании лишь осады, с которыми они, к слову, неплохо справлялись.

Двадцать тысяч русских солдат, обозы, пленные, растянувшись не на одну версту, спешили к месту соединения с армией эрцгерцога Карла и корпусом Римского-Корсакова. С боями русская армия вышла к Альпам, перешла Чертов мост на перевале Сен-Готард и… Оказывается, что в план Суворова вкралась ошибка. Небольшая такая… Вокруг Люцернского озера дороги не было. Совсем не было… А все лодки ушлые французы забрали с собой. На встречу с корпусом Римского-Корсакова фельдмаршал безнадежно опаздывал.

И когда измученное войско, наконец, вышло в Муотенскую долину, к месту встречи, там их дожидались не палатки союзников, а гвардейцы Массена. Французы успели разгромить собравшиеся тут подкрепления союзников, захватили припасы и даже возвели редуты, приготовившись к самой горячей встрече. Суворов попал в котел: с трех сторон французы, с четвертой – горы. Австрийцы, бежавшие от Массены, оставили русских самих разбираться и умирать за честь Священной Римской Империи.

Несколько стычек прошло с переменным успехом, но у войск Суворова уже не было пороха даже на одно толковое сражение. Пушки молчали. Редко у кого из солдат количество патронов достигало дюжины.

Массена же не спешил. Попавшая в мешок русская армия с каждым днем слабела, голодала и мерзла по ночам, а к нему шли и шли подкрепления. Прижатый к горному хребту, лишенный маневра и припасов, Суворов был поставлен перед необходимостью капитуляции.

За полвека сражений и кампаний, великий русский военачальник не проиграл ни одного сражения, и только он знал, какой ценой это получалось. Упрямый старикашка – не сдался он и в этот раз. Отпустив пленных и бросив своих раненых «на милость неприятеля», уничтожив обозы и большую часть пушек, армия начала знаменитый переход через Альпы. Истощенные браво-ребятушки, штурмуя заснеженные вершины, на собственных плечах волокли носилки с престарелым генералиссимусом. Русские прорывались к Рейну.

Римский-Корсаков, собрав все боеспособные части под свое начало, попробовал если не деблокировать, то хотя бы отвлечь французов. Но баварские лавочники, швейцарские пастухи и изнеженные отпрыски разогнанной французской знати[97]97
  В подкрепление Римский-Корсаков получил корпус принца Конде (корпус французских эмигрантов на русской службе), баварскую бригаду и два полка швейцарцев, рекрутирование которых шло на английские деньги.


[Закрыть] разлетелись перед драгунами Массены, как срываются листья с деревьев под порывами осеннего ветра.

Пройдя ледники и перевалы, измученные «чудо-богатыри» вышли к городу Вадуцу.[98]98
  Вадуц – столица Лихтенштейна.


[Закрыть] Из двадцати тысяч дошло шесть. Еле живых, но очень, очень обиженных тем, что их судьба оказалась безразлична австрийцам. Остатки корпуса Римского-Корсакова и французы принца Конде присоединились к ним в Аугсбурге, где вымотанное месяцами беспрерывных боев и походов воинство расположилось на зимние квартиры.

Суворов откажется продолжать кампанию. Вместе с ним к императору Павлу отошлют рапорты все генералы, русский представитель в австрийском штабе граф Толстой и цесаревич Константин, участвовавший в походе добровольцем. Самое мягкое сравнение, которые они будут приводить, это: «Пирровы победы на алтаре чужих интересов». И Павел Первый, чудаковатый и педантичный поклонник железной прусской дисциплины, поймет своих военачальников и примет их сторону.

Всего этого не знали в Риме, но о многом догадывались.

Потемкин же, читавший о том, чем закончится кампания, не желал встревать в споры и выделяться. Прослыть пророком может себе позволить обычный офицер или царедворец, а для шпиона верное предсказание будущих поражений – повод для начальства задуматься о лояльности. Чем тише себя ведешь, тем выгодней для собственной шкуры.

Так что Алекс много и задумчиво кивал на рассуждения безусых и пожилых спецов о том, как союзники вместе с «непобедимым старцем» навалятся на лягушатников, выйдут к Парижу и положат конец войне. Иногда вставлял ничего не значащие фразы.

Мог ли он изменить историю? Вряд ли. На рапорт рядового агента никто не обратил бы внимания. Да и что он помнит? О том, что австрийцы не дождутся Суворова. Ни где, ни когда, ни кто – толком он не мог вспомнить. Лишь общие тезисы. На таком материале можно только выговор получить за паникерство и сеяние вражды между союзниками. Слишком мало конкретики.

И только один раз он не выдержал. Тогда молодые мичманы устроили испытание, кто больше выпьет, Алекс увлекся крепким церковным вином и немного утратил контроль. Тогда при словах о том, как «щас напихаем хранцузикам, турков подомнем и будет русский орел реять над всей Европой», его прорвало. Он вещал о том, что знал и что помнил лишь урывками. Об Альпах, о битве при Маренго, коронации Наполеона, об Аустерлице, о том, как наши ребята будут ложиться костьми под Бородино и как сдадут Москву. Вспомнил морозы и рейды Дениса Давыдова, казаков в Берлине и Париже и первую ссылку корсиканца, его триумфальное возвращение и трагедию Ватерлоо.

На счастье рядом не было Белли-старшего, а молоденькие мичманы так перепились, что из всей речи реагировали только на перечисления побед русского оружия. Да и спич его оказался не таким уже и гладким. Так что неудивительно, что слушатели списали выступление прибившегося к штабу серба на пьяный треп.

Из всех, кто был в зале, больше всего впечатлился невысокий чернявый курьер из штаба Суворова, прибывший в город с почтовой канонеркой. Когда «вещун» закончил свою пламенную речь (под овации собравшейся пьяной братии), курьер подошел, пожал руку и заплетающимся голосом с жутким акцентом поведал, что он, Поццо ди Борго, друг детства того самого Наполеона. И то, что он верит Потемкину (отчего тот быстро начал трезветь) и что отныне вся семья ди Борго положат жизни на то, чтобы помешать этим предсказаниям свершиться. Когда-то они с Наполеоном, два корсиканских юноши, мечтали о свободе Корсики. Но с тех пор Бонапарт только и делает, что кует для острова новые оковы, сначала республиканские, а потом, как сказал Алекс, планирует и новые, королевские. Он, Поццо, не такой! Для него слово «Корсика» все еще что-то значит!

После такой пламенной речи Поццо долго тряс руку, благодарил Алекса на жуткой смеси своего диалекта и ломаного русского. Ушел он энергичным шагом человека, у которого появилась новая цель. Что понял слабо знающий русский язык корсиканец из речи и какие выводы он сделал, осталось загадкой для всех.

Алекс надеялся, что никаких. Но после этого происшествия Потемкин зарекся напиваться и говорить о политике и войне.[99]99
  Поццо сделает неплохую карьеру в России. В частности, станет представителем России на Венском конгрессе и послом в Лондоне. За то, что во время битвы при Ватерлоо он удержит Веллингтона от казавшейся неизбежной капитуляции, ему пожалуют орден Святого Георгия.


[Закрыть]

3

Пока не подвернулась возможность убраться из Рима, Потемкин решил прогуляться. Раз уж застрял он тут, неплохо было бы побольше поглазеть на исторические памятники, улицы и площади Вечного города, да и некоторые задумки не хотелось оставлять на потом. В арсенале Сант-Энжело у Алекса зародились несколько мыслей по поводу использования собственного багажа знаний. Для их претворения в жизнь не хватало малого: некоторых ингредиентов и оборудования.

По первой же просьбе Наний выделил ему двух шустрых малых из своих новых подручных. По словам Фомы, лучше них город не знал никто. Сомневаться в этом не пришлось. Паоло и Джибо легко ориентировались во всех закоулках, сразу указывали дорогу к любому месту, знали, где можно купить буквально все.

С историческими достопримечательностями закончили на удивление быстро. Затем Потемкин прошелся по алхимическим магазинчикам и лавкам редкостей, перекинулся словом с держателями аптек, на складах которых зачастую пылились все известные элементы химической таблицы, порыскал в квартале красильщиков. Корзина, прихваченная им из палаццо, понемногу тяжелела, кошель легчал.

Отобедав с провожатыми в одной из мелких харчевен, он продолжил поиски.

В одной из лавок Алекс выторговал себе тонкий узкий стилет в футляре для ношения на предплечье. В другом магазинчике обзавелся заколкой для плаща, способной разбираться на мелкие прутики, такие удобные для открывания чужих замков. Гуляя, Алекс не забыл и про обновление своего «шпионского» арсенала – снотворное, яд, слабительное, заказанное у местного эскулапа, почти не давали привкуса и запаха. В таких деликатных делах, как служба Отчизне в тылу врага, не бывает запретных методов.

Аптекарь так упрашивал его прикупить еще и азиатских снадобий, способных творить чудеса с его засохшей рукой, что Потемкин чуть не выложил запрошенную немалую сумму. В последний момент, разглядев под светом зажженного фонаря блестящие от предвкушения куша глаза продавца, он удержал себя от расточительства и вместо корешков «китайского корня» приобрел увесистый томик с описанием дикорастущих трав и их полезных свойств. В «чудо-средствах» он разочаровался еще в двадцатом веке. Кроме того, Алекс прикинул, что не всегда рядом с ним могут отыскаться сведущие в знахарстве и медицине люди, а влипать в неприятности у него получалось регулярно.

Спрятав томик за широкий пояс, русич двинулся на улицу. Там скучали провожатые.

Солнце уже касалось краешка ближайшего дома. Скоро на землю Италии падут сумерки, а там придет и ночь с ее грабителями и головорезами, наводнившими город.

Редкие прохожие спешили убраться с улиц. Пора было двигать домой. День прошел неплохо, большая половина из того, что он желал бы прикупить, уже покоилась в корзинке.

На выходе с аптеки Потемкина несильно толкнули. Невысокий сухопарый человек, замотанный в длинный грязный плащ, слегка пошатывался. Незнакомец был явно выпимши, но еще держался на ногах. Проходя мимо, пьяница неловко поскользнулся и врезался в бок Потемкина. Алекс выругался, итальянец тоже не остался в долгу.

Но выскочившие из ножен клинки мрачных телохранителей быстро выгнали хмель из мутной головы. Оглядев рожи напрягшихся увальней, выпивоха извинился, даже оправил плащ на Потемкине, хлопнув его дружески по спине, и растворился в закоулке.

Алекс и не вспомнил бы об этом мелком происшествии, если бы вечером, рассматривая покупки, не заметил одной странности. Из книги о растениях, вынутой из-за пояса, торчала короткая стальная игла с небольшим колечком на конце. Игла почти пробила толстый фолиант, застряв в плотной обложке. Там, где сталь коснулась пожелтевших страниц, бумага слегка расползлась, будто выеденная кислотой.

Белли, которому Алекс показал находку, удивленно присвистнул:

– Этакий анахронизм.

– Что?

– Да вот, – Конрад выдернул из рукава платок и подхватил им иглу. – Вот эта милая безделица… Вы ее, кстати, не касались?

Потемкин замотал головой.

Белли изучил сталь на свет лампы, принюхался, недобро сощурился.

– Что это, по-вашему? – Алекс догадывался о свойствах находки, но хотел услышать и мнение более авторитетного эксперта.

Конрад пожал плечами и уселся обратно в кресло.

– Такие вещицы называют игла милосердия… Итальянцы – они, знаете ли, большие мастера по части сокращения жизни ближнему.

Он вырвал из собственной тетради лист бумаги, завернул в него иголку и продолжил:

– Такими штучками баловались в древности служители церкви, когда спорили за тучную обитель. Потом забаву переняли борцы за свободу, карбонарии, пытающиеся сбросить австрийцев и возродить величие Рима, потом и, вовсе, тати на службу взяли, – Белли понюхал собственную руку, сполоснул ее вином, тщательно вытер. – Расскажите-ка, где вы такую презабавную безделицу отыскали?

Алекс почесал взмокшую шею и честно выложил перипетии сегодняшней прогулки.

Конрад помрачнел:

– Не гуляйте больше – мой вам совет. Да и в городе, пожалуй, оставаться больше не след. Это – не случайная встреча. Дальше может быть что-то и похуже.

Потемкин нахмурился. Еще одна загадка на его голову!