Текст книги "Особо опасная особь"

М-м, как вкусно! Лина съела все до последней крошки – проголодалась жутко. Не ела она, как выясняется, больше недели – кормили ее, вероятно, внутривенно. Хотела попросить еще добавки, но похлопала себя по пузику, раздувшемуся от обильной трапезы, и решила что хватит – обжорство суть штука вредная. Только сказала тетушке, вернувшейся за посудой: «Спасибо, мэм». На что тетушка ответила: «Не за что». Хи-хи, смешно. Прямо как у мексикашек – ты им: «Gracias» [13]13
  Спасибо (исп).


[Закрыть], а они тебе: «De nada» [14]14
  Не за что (исп).


[Закрыть].

Иконников сказал, что встреча с Умником состоится в шесть вечера. Пока же время неспешно, черепашьими шажками ползло к четырем, и Лина убивала его как могла. Снова влезла в Инет, попыталась добраться до любимого своего портала новостей FOXNEWz – фигушки, за так не пускают, платить надо. Мелочь, конечно, двадцать баксов в год, но откуда их взять? Скинуть со своей карты? На счету еще что-то оставалось, но Лина не сомневалась, что доступ к ее карте взят на контроль СГБ. Джинны, небось, помирают от желания узнать, куда прыгнула на казенном скипере шустрая парочка – мардж Умник и Лина Горны. Пусть помирают дальше. Пусть помрут совсем. Они не просто зверски убили ее отца – они доломали веру Лины в идеальное устройство американского общества. Крушение идеалов – еще одна дыра в душе. Зияющая дырища, которую так просто не залатать.

Лина переключилась на CNN, на телевидение – это, по крайней мере, бесплатно. Что там новенького? Ага-ага, объединенная парламентская группа США, Канады и Мексики завершает подготовку к слиянию стран в Североамериканскую Конфедерацию; благосостояние людей высокого стандарта в Соединенных Штатах увеличилось в первом полугодии на 0,67 процента, и по– прежнему на треть превышает средний уровень доходов жителей Евросоюза (об остальных пигмеях не говорится, это за кадром, и так понятно, что они нищие); баланс спроса и предложения колеблется в разных штатах около нулевой отметки, что, конечно же, очень хорошо; в Айове в результате протестов «зеленых» закрыта последняя змеиная ферма, отныне мясо и кожа питонов будут производиться только биотехнологическим образом, без убийства рептилий; по настоянию тех же «зеленых» в Калифорнии, уже в пятом из штатов, с нового года вводится полный запрет на бензиновые двигатели для частных лиц; водородным автомобилем «Бьюик фалькон» установлен новый рекорд скорости – сто тридцать километров в час; гарантия на все товары компании «Дженерал электрик» увеличивается с пятидесяти до пятидесяти пяти лет; закрыта последняя фабрика «Levi’s» в Малайзии, отныне все знаменитые, единственно настоящие джинсы шьются, как и раньше, только в Америке; закрыт завод «Форд» в Европе; готовится к закрытию завод «Шевроле» в Бразилии; закрыт… закрыта… закрыто…

Казалось бы ничего нового. Всё как обычно. Только теперь – очевидно, после воздействия подлой пропаганды русских – Лина воспринимала новости по-другому, вопросы лезли ей в голову и находили ответы: очевидные, но не слишком приятные. Как там сказал рыжий Петя? «Изоляционизм – характерная особенность хай-стэндов». Ну да, слышала Лина такое словечко и раньше: «Международный изоляционизм Североамериканской Конфедерации – оптимальная политика в условиях стабилизированного потребления технологически развитого постнефтяного сообщества». Вот как плохо иметь хорошую память – фразы запоминаются сами по себе, без осмысления, и выплывают на поверхность непроизвольно, обломками затонувших титаников, требуют: «Подумай-ка над тем, что мы значим. Пойми нас».

Нет уж. Подумаем потом. Что там еще нового?

Американский посол в Поднебесной народной республике заявил ноту протеста по поводу очередного несанкционированного пуска китайского планетолета класса «Тай Гун». Как показывают службы интрасолярного слежения, экспедиция направляется к Стансу – планете, наиболее значимой для мирового сообщества, и объявленной зоной, закрытой для коммерческих посещений на ближайшие семнадцать лет. Пресс-атташе министра вооруженных сил Поднебесной, в свою очередь, заявил на конференции, что данная научно-исследовательская экспедиция не имеет отношения к Стансу, направлена на поиск новых планет, и не подлежит обязательной сертификации, согласно Ванкуверскому протоколу…

И что? Кто у нас там говорил про несанкционированные полеты на Станс? У кого рыльце в пушку? Китайцы, конечно, не русские, но все знают, что китаёзы – друзья русских, а не американцев. Всем также известно, что космическая контрабанда – древний китайский бизнес. Кто, в конце концов, привез кучу стансовских тварей на астероид Виктора Дельгадо? С вероятностью девяносто девять процентов можно предположить, что именно хитрые желтые чайниз, на одном из своих корявых, но вместительных «Тай Гунов». В их корытах-скиперах длиной в милю можно легко спрятать хоть стадо пальцеглазов – между бесчисленными временными переборками, ложными стенками и псевдоцистернами с как-бы-горючим. И нечего валить с больной головы на здоровую.

Между тем телевидение продолжало вещать о международных проблемах.

Очередной конфликт в Соединенных Арабских Штатах, – сообщило СNN. – Этой ночью повстанцы из движения «Огненный меч Аллаха» попытались захватить комплекс нефтяных вышек в Субба-аль-Салем, штат Аль-Кувейт. Попытка захвата пресечена. Имеются многочисленные человеческие жертвы, в основном среди арабского населения.

На экране появилось безупречно вылепленное, омраченное надлежащей долей скорби лицо Нила Койота – трехзвездочного генерала, главы переходного правительства Объединенных Арабских Штатов. «Более пяти тысяч бедуинов, вооруженных оружием российского и китайского производства, атаковали внешний периметр ограждения нефтекомплекса, – сообщил Койот. – Атака была отбита, на это ушло около пятнадцати минут. К сожалению, должен сообщить, что имеются потери – погибли два рядовых и один сержант миротворческого спецконтингента, восемь человек имеют ранения различной степени тяжести. В ходе боя также уничтожено более двух с половиной тысяч арабских террористов, две тысячи триста два террориста были взяты в плен, предположительно еще трем сотням террористов удалось отступить обратно в пустыню и скрыться. Мы настоятельно призываем тех, кто еще не сложил оружие, разоружиться и признать законную власть Объединенных Арабских Штатов – переходное правительство под протекторатом США. Всякому трезвомыслящему человеку должно быть очевидно, что попытки вооруженного захвата нефтеносных районов не могут иметь успеха, для мирных же переговоров мы открыты всегда»…

Изображение сменилось – по экрану поползла высокая бетонная стена, размалеванная красными арабскими надписями. Вдоль стены в несколько слоев валялись трупы бедуинов, верблюдов и лошадей. Крупным планом показали археологически древний русский автомат Калашникова. «Атаки такого масштаба не предпринимались уже больше года, – прокомментировал ведущий за кадром. – Несомненно, активизация мусульманских экстремистов, в частности, «Огненной сабли Аллаха» и «Исламского народного фронта имени Саддама Хусейна» связана с усилением финансовой подпитки со стороны России, Украины, Узбекистана и прочих антидемократических режимов Славянско-тюркского Союза. Временные губернаторы арабских штатов Иордания, Сирия и Аль-Бахрейн сегодня на совместной пресс-конференции призвали мировое сообщество бескомпромиссно осудить страны, поддерживающие международный терроризм, прозвучал также призыв продлить экономические санкции против стран Славяно-тюркского Союза на ближайшие пять лет»…

На мониторе появилось изображение пресс-конференции. Четыре губернатора. Естественно, все четверо – стопроцентные американцы, три белых, один чернокожий. Лина невесело вздохнула.

Ничего нового, да? Очередной мелкий внутренний конфликт глупых злобных арабов, управляемых великодушными и высококвалифицированными янки – безо всякого принуждения, по личному приглашению шейхов, по мандату ООН. Две с половиной тысячи бабуинов… пардон, бедуинов. Они умерли за пятнадцать минут – вряд ли их перестреляли, такое невозможно, скорее всего траванули каким-нибудь газом – специальным антитеррористическим, разрешенным к применению, только дозировку, как всегда, малость не рассчитали. Ну, бывает. Это еще ничего – две с половиной тыщи жмуриков. Лет пятнадцать-двадцать назад каждый год в Арабии гибло не меньше миллиона повстанцев, сепаратистов, террористов, фундаменталистов и прочих неправильных людей, действующих против интересов арабского народа. Теперь, считай, все устаканилось.

И чего у них в США не говорят? Врал все Иконников – ничего в Америке не скрывают – пожалуйста, вся информация доступна. Только разве что трактовать ее можно по-разному.

Лине никогда не было дела до арабов с их дурацкими проблемами. В Америку их перестали пускать лет тридцать назад – и слава Богу. Если не умеют вести себя как приличные люди, пусть живут среди своих желтых барханов. Одного она не понимала – зачем Америке нужно было соваться к арабам, объединять их в подобие приличного государства, нянчиться с ними… Ладно, раньше у арабов была нефть. Теперь она почти закончилась – так, сопли какие-то, жалкие остатки. Также понятно, что когда закончилась нефть, кончились и деньги, начались межарабские войны. Ну и пускай убивали бы друг дружку. Зачем нужно было добиваться мандата ООН, вводить войска, строить протяженные укрепления, держать тысячи солдат под страхом постоянного нападения?

Тоже спросить у Умника. Много вопросов к нему накопилось.

Лина переключилась на российское телевидение, пробежалась по каналам, опять наткнулась на новости.

– Очередная трагедия на территории оккупированного Соединенными Штатами Кувейта, – сказал диктор. – Большой лагерь арабских беженцев близ города Субба-аль-Салем подвергся нападению оккупационной армии, основная часть его населения, включая женщин и детей, безжалостно уничтожена, трупы их привезены к фортификационным сооружениям местного нефтекомплекса и свалены у стены для имитации нападения на нефтебазу. Общее количество жертв, по данным независимого информационного агентства «Аль-Джазира», превысило три тысячи человек. Как обычно бывает при таких войсковых операциях, наиболее здоровые арабские мужчины – около полутора тысяч человек – оставлены в живых и готовятся в настоящий момент для переправки на базу военнопленных в Гуантанамо. Там они пройдут карантин в течение трех месяцев, затем будут перевезены в штаты Юта и Невада и переданы военному ведомству США. Таким образом в течение последних восьми лет уже более пятисот тысяч молодых людей разных национальностей, захваченных на оккупированных территориях, доставлены в секретные военные комплексы североамериканского континента. Правительство США отказывается предоставить сведения, с какой целью это делается и что с этими людьми стало. По предположению известного специалиста по биотехнологиям Дерека Коэна, эмигрировавшего из США в Россию десять лет назад, большая часть этих незаконно интернированных людей используется для культивации геноприсадок in vivo, то есть в живых организмах. Это является грубейшим нарушением как минимум пяти пунктов гаагского протокола, кроме того нельзя забывать, что мандат ООН на ввод североамериканских войск в страны так называемых Объединенных арабских Штатов не подтвержден девятью из двенадцати стран – членов Совета безопасности…

Лина сидела с открытым ртом, с вытаращенными глазами. Она не верила. Такого бреда, такой идиотской лжи ей не приходилось слышать с экрана за всю жизнь. Эти русские совсем офонарели. Ну ладно – пропаганда, оно понятно… Но могли бы потрудиться выдумать что-то хоть отдаленно правдоподобное. В ту чушь, которую нес славянотюркский диктор, мог поверить только разве что абсолютный дебил.

Щелкнул замок, открылась дверь. Вошел Мефодий как-его-там-Иконников, вперевалочку прошествовал к центру комнаты, наклонился над экраном.

– Новости смотрите? Похвально. Как вам нравится русское телевидение?

– Дерьмо ваше телевидение, – грубо заявила Лина, приглушив звук компа. – Такая пурга… Слышала я о вашей пропаганде, но что она такая тупая, не думала. Вы что, всерьез рассчитываете, что в это может кто-нибудь поверить?

Иконников придвинул кресло, уселся в него, закинул ногу на ногу.

– Что вас так возмутило, милая барышня? – спросил он.

– Как что? Вот это! – Лина ткнула пальцем в экран, где чернобородый кривоносый тип в тюрбанчике размахивал руками и брызгал слюной – рассказывал о зверствах американцев и о справедливой борьбе исламских федаинов. – Мы, видите ли, оккупировали Арабию. И вовсю уничтожаем местное население. И мужиков их к себе вывозим, чтобы делать из них биопрепараты!

– Хм… – Иконников задумчиво сдвинул брови. – А вы полагаете, что это не так?

– Дурь все это!

– Дурь? Позвольте… – Иконников наклонился к пульту, прогулялся по нему подушечками пальцев, вызывая повтор программы несколькоминутной давности. Диктор снова появился на экране, снова забубнил о нападении на лагерь беженцев близ Субба-аль-Салем. – Ага, теперь понятно, – резюмировал Иконников. – Да-да, ужасно. Три тысячи убитых. Женщины и дети… Я понимаю, Лина, что у вас нет особых причин любить арабов, но что же вам, совсем их не жалко? Все-таки они люди, не мухи какие-нибудь.

– Вы всерьез думаете, что этих людей убили американские солдаты? – спросила Лина, пытаясь определить, действительно ли дурак доктор Иконников, или только притворяется оным.

– Если говорить об обычных американских солдатах, то вряд ли. Обычно их не посылают на карательные операции – очень грязная работенка, знаете ли, не всякий выдержит. Скорее, похоже на работу форсфайтеров. Да-да, наверняка их рук дело.

– Форсфайтеров? – Лина поперхнулась.

– Да. Почему вас так взволновало это слово?

– Да так… – Лина нервно передернула плечами, вспомнив Руди Картера. – Слышала это словечко от одного гада.

– Вы знаете, что это такое – форсфайтеры?

– Приблизительно. Переделанные, типа как я. Только они для войны переделаны. И еще говорят, что они жутко тупые.

– Можно сказать и так, – доктор кивнул. – Они тупые во всем, что не касается убийства. Но в бою они непревзойденные мастера. Бегут со скоростью сто километров в час, видят в темноте, нечувствительны к ядам, поэтому их можно бросать в бой одновременно с применением отравляющих веществ. Тащат на себе тяжелую четверную-пятерную броню без малейших усилий, вспрыгивают на трехметровую стену в одно касание. Наконец, у них нет инстинкта самосохранения, страх им неведом, впрочем, как и остальные чувства. Поэтому форсфайтеры редко доживают до конца боя. Одноразовый, так сказать, товар. И потому достаточно дешевый. Форсфайтеру не нужно платить, он не нуждается в страховке, не нужно даже везти его хоронить на родину – трупы форсфайтеров сжигают на месте или распыляют в дезинтеграторах, чтобы ни молекулы не досталось любопытным шпионам – русским, китайским и прочим.

Лине полагалось возмутиться в очередной раз, сказать, что все это ложь и лажа, но вместо этого она глупо спросила:

– И кто же соглашается стать таким форсфайтером?

– У преступников первой степени не спрашивают согласия. И у пленных федаинов – тоже. Их просто укладывают в установку искусственного сна, впрыскивают им набор боевых геноутилит – одну за другой. И через три месяца готов новый робот, готовый пасть за отечество.

– Федаинов? Борцов за джихад? Стало быть есть все-таки исламское сопротивление?

– Есть, – согласился Иконников. – А вы как думали? Что бы вы вот, например, Лина, стали делать, если б на вашу землю пришли захватчики, выгнали бы вас из дома в пустыню, посадили бы на паек, едва достаточный, чтобы не протянуть ноги, и начали распоряжаться в вашей стране как хозяева?

– Понятно говорите. Только тогда объясните, уважаемый доктор, какого черта понадобилось Соединенным Штатам в жаркой и бесплодной Арабии? У нас, приличных людей Америки, есть все, что нам нужно. Мы давно стабилизировали потребление, и если вдруг в великом потопе погибнет вся остальная Земля, мы и бровью не поведем – остальные нам просто не нужны, понимаете? Мы самодостаточны. Это от нас всем что-то постоянно нужно.

– И что же арабам нужно от вас? – полюбопытствовал доктор.

– Ну как что? То же, что и всем – деньги, еда, вода, медикаменты. Разумное устройство жизни, в конце концов. Мы пришли в Арабию, чтобы навести порядок. Чтобы помочь этим несчастным. И давно превратили бы их в приличных людей, но у них каша в голове. Они дерутся между собой, никак не могут разобраться, кто из их пророков был более правильным и чей род древнее. Ненавидят всех американцев – и белых, и черных – только за то, что мы не арабы. Готовы выстрелить в спину при первой же возможности. Готовы воевать, пока последний их ребенок не ляжет в землю. И кто им в этой войне помогает? Думаете, я не знаю, да? Думаете, я ограниченная технократка, не знающая ничего, кроме своей профессии? Все я знаю. Вы, русские, подстрекаете этих несчастных! – Лина вытянула палец в направлении экрана. – Вы поддерживаете их идиотскую священную войну против неверных, снабжаете их деньгами и вашим примитивным оружием, кидаете их в топку – пусть горят, пусть умирают, лишь бы только досадить приличным людям…

– Вам, Лина, оратором бы быть, – заметил Иконников. – Значит, это мы арабов подначиваем?

– А кому они еще нужны после того как у них нефть кончилась? Поднебесной? Все знают, что китаёзы мусульман терпеть не могут, просто ненавидят. Европе? На фиг нужно! Только вам – Славянско-тюркскому Союзу, или как вы там называетесь. Сами бедные, без штанов, на голодном пайке, но братьев-мусульман в беде не оставите. Всяко подкинете им деньжат на священный джихад – воюйте, братья. Господи, ну что вам, русским, не живется спокойно?

– Вот значит как? – доктор поднялся с кресла. – Ну спасибо, Лина, открыли мне глаза на правду. Ладно, не буду спорить. Думаю, вам стоит выйти наверх, – он показал пальцем куда-то в потолок, – увидеть все собственными глазами, подумать и осмыслить. Единственное, что мне стоит сделать – все-таки ответить на ваш вопрос.

– Какой вопрос?

– Какого черта понадобилось Соединенным Штатам в Арабии, – так вы, по-моему, выразились.

– Ну и какого?

– Нефть.

Лина фыркнула. Смешной неуемный доктор Иконников.

– Там уже нет нефти, – сказала она. – Или почти нет. Маленькая лужица черной вонючей грязи. Добыча ее невыгодна.

– Есть там еще нефть, есть, – сказал Иконников. – Не так много, но вполне достаточно. И Америке она очень нужна. Как говорится, на безрыбье и рак рыба. А лангуст на безрыбье – рыба втройне. Стоит за него побороться, уложить десяток-другой миллионов аборигенов в сыру землицу, дабы вычерпать природный ресурс до донышка.

– И зачем же нам нефть? – язвительно поинтересовалась Лина. – Вообще-то мы ездим на водороде.

– И вы, Лина, ездите на водородниках? Или все-таки предпочитаете «БМВ» и «Cузуки»? Насколько я наслышан о ваших водительских предпочтениях…

– Уже отъездилась, – буркнула Лина. – Отныне, насколько я понимаю, буду передвигаться на брюхатых российских кобылах.

– Что касаемо нефти, думаю, лучше вам это объяснит Юрий Ладыгин, – суховато сказал Иконников. – Спросите у него. Он у нас крупный спец по пропаганде.

Умник!

Лина глянула на часы. Время, оказывается, уже почти шесть. Слава Богу.

Ура! Ура! Умник!!! Она увидит его.

– Сейчас вы поведете меня к Умнику? – спросила она.

– Именно так. Прошу вас, dear Lena…

Доктор услужливо показал на дверь обеими руками.

* * *

На кнопочной панели лифта оказалась нулевая отметка и тридцать этажей – десять выше нуля и аж двадцать – ниже. Из чего следовало, что здание, в коем Лина имела счастье пребывать, больше похоже на гигантский бункер, чем на небоскреб – конструкцию, привычную для жителя большого американского города. Комната Лины находилась на минус семнадцатом этаже. Лина представила глубину – метров сто под землей и поежилась. Впрочем, неизвестно, что находилось выше земли. Там могло быть все что угодно.

– У вас там что на улице? – спросила она. – Мороз минус тридцать, ветер сто миль в час, снежная буря и радиация? Ядерная зима?

– Там хорошая погода, – доктор улыбнулся. – Конец лета, самая благодатная пора. Градусов двадцать тепла, дождя сегодня нету. И при чем тут радиация? Откуда ей взяться?

– Тогда зачем вы так глубоко под землю закопались?

– Затем же, зачем ваши секретные лаборатории прячутся под землю в штатах Юта и Невада.

– Понятно… Запретный город, из которого нет выхода. Я буду париться здесь до самой смерти, да?

– Нет, – ответил Иконников. – У нас совершенно другие планы по отношению к вам, Лина.

– И какие же?

– Со временем узнаете.

Лина открыла было рот, чтобы задать очередной вопрос, но Иконников приложил палец к губам, возвещая конец дискуссии. В это же время лифт остановился и открылась дверь. Лина мельком глянула на панель – первый этаж.

Они вышли в просторный холл – мраморный пол, матовые желтые стены, высокий потолок с ажурной лепниной. Кожаные диваны вдоль стен, в середине зала фонтанчик, обложенный серыми булыжниками. Фикусы в кадках в углах. Ничего особенного – обычное казенное учреждение, дизайнер явно не перетрудился. Если в России вообще есть дизайнеры.

– Садитесь, Лина, – Иконников показал на диван. – Нужно немного подождать.

Лина плюхнулась на мягкое сиденье, сложила руки на коленях. Доктор стоял рядом, постукивал носком ботинка по полу, поглядывал на часы. Люди проходили через холл – обычные с виду, никаких мусульманских экстремистов, кто-то в гражданской одежде, кто-то в военной, многие в голубых костюмчиках – как доктор Иконников. Лина встала, пошла к окну. Приятный, прямо скажем, пейзажик – лес, голубое небо в просветах высоких сосен, кустики, аккуратно подстриженная травка, цветочки.

Ладно, посмотрим, какие будут ягодки.

– Лина! – позвал голос сзади – знакомый, хрипловатый. Лина обернулась и задохнулась от счастья и жалости.

Умник сидел в инвалидном кресле и улыбался.

– Привет, Умник.

Лине захотелось взвизгнуть, броситься к Умнику бегом. Она сдержалась – пошла спокойным шагом, наклонилась над ним – самым милым, до сих пор непонятным человеком, обняла его за шею осторожно, боясь задеть повязку на голове. Чмокнула его в щеку. Умник закрыл глаза, потянулся к ней губами. Лина коротко ответила на его поцелуй. Пахло от Умника больницей.

Пожалуй, рыжий Петя переоценил бодрость Умника: выглядел тот не лучшим образом. Белые бинты, обмотанные вокруг черепа, темные круги под глазами, запавшие щеки. Умник оброс светлой бородкой, и это старило его еще больше. Здоровенные лапы Умника вяло лежали на подлокотниках кресла, пальцы подрагивали. Ногти были намазаны чем-то желтым.

– Как ты, детка? – спросил Умник.

– Ничего. Все нормально, – Лина старательно замаргивала слезы в уголки глаз. – Кушаю, сплю, телевизор смотрю. У вас вкусно кормят.

– По-русски, смотрю, вовсю болтаешь?

– Болтаю… А ты как? – Лина дотронулась до повязки. – Болит, наверное?

– Нет, не болит, – Умник мотнул головой. – Чему там болеть-то?

– Тебе шлем сняли?

– Сняли.

– И что дальше?

– А ты чего бы хотела?

– Не знаю… Все как-то странно. Я еще не привыкла. Все не так, как я думала. Думала, приедем куда-нибудь в Европу, ты привезешь меня к своим родителям, познакомишь… А тут – КБК какой-то, запертая дверь, комната под землей, чужие люди. Представляешь, мне сегодня свадьба приснилась. Я – невеста, ты жених. А потом джинны понаехали, начали стрелять. К чему такие сны снятся?

– Свадьба – к путешествиям, – уверенно сказал Умник. – Предстоит нам с тобой казенный дом, важные хлопоты, а потом – долгая дорога.

– Дорога? Куда?

– Увидим…

– Я понимаю, что ты тут ничего не решаешь, – сбивчиво проговорила Лина, – что ты теперь уже не шпион, не слик даже, а всего лишь раненый сотрудник на лечении, но можно кого-нибудь попросить, чтобы я могла быть с тобой… Потому что мне плохо без тебя, мне страшно, тоскливо в этой России, в этой комнате, я так не могу… Или, может быть, я совсем глупая, и все это иллюзии, и мне с тобой жить совсем не положено, и у тебя тут есть жена и даже дети, или просто ты не хочешь со мной, у тебя тут свои дела, а мое дело – быть подопытным кроликом. Ты скажи, Умник, только скажи как все на самом деле. Я должна знать, теперь тебе уже можно не врать.

Умник покачал головой, горькая улыбка скривила его губы. Он поднял руку, положил ладонь на шею Лины, притянул ее к себе.

– Я тут кое-что решаю, детка, – шепнул ей на ухо. – Не все, конечно, но… Будет так, как мы захотим. Так, как мы с тобой придумаем.

– Я хочу с тобой, – плаксиво шепнула Лина. – Мне все равно… я хоть на полу буду спать, ухаживать за тобой буду, кормить тебя с ложечки или что еще там, но только с тобой.

– То есть ты придумала именно так?

– Да, да.

– Ладно. – Умник прижал ее к себе так, что она потеряла равновесие, едва не свалилась к нему на колени. – Так и сделаем. Будешь спать на полу. Под моей кроватью. Там есть немножко места – рядом с судном. Я писаю в это судно, а ты будешь спать с ним рядом. Пойдет?

– Я согласна, – сказала Лина.

– Мефодий Святополкович, – Умник повернулся к доктору, – можно мы погуляем часик? В лесу?

– Часик? – Иконников снова посмотрел на часы. – Ладно, гуляйте. Но не дольше, чем до восьми. И не вздумай вставать с кресла, Юрий. Я твою прыть знаю. Лина, вы разумная девушка – последите, чтобы он не вставал и не делал резких движений. Ему пока нельзя.

– Не встанет, – уверенно пообещала Лина. – И движений не будет делать – ни резких, ни плавных. Будет сидеть как мумия.

– Да, и это еще… – доктор кашлянул в кулак с легким смущением. – Целоваться ему тоже нельзя. Я имею ввиду – сильно целоваться…

– Взасос, – подсказали Умник и Лина хором.

– Да, приблизительно так… – Доктор помахал рукой в воздухе, словно разгонял комаров. – У Юрия повышенное внутричерепное давление, может быть криз…

– Все понятно, – очень серьезно произнесла Лина. – Вы не беспокойтесь, Мефодий Святоплу… Святополкович. Я послежу, чтобы он ни с кем не целовался.

* * *

Дорожки, мощенные гладкими, хорошо подогнанными друг к другу плитками, шли прямо через лес, пересекали его во всех направлениях. По дорожкам гуляли люди. Кресло Умника, снабженное сенсорным управлением, моторчиком и умноколесами (да-да, так вот круто), медленно катилось вперед. Лина шла рядом. Вдыхала лесные запахи – хвоя, разогретая теплым днем смола, трава, начинающая жухнуть в преддверии близкой осени. Ей хотелось сесть куда-нибудь на пригорок, прислониться спиной к стволу, стащить с кресла Умника, посадить с собой рядом и сидеть так молча, и разглядывать муравьев, спешащих по своим насекомьим делам, и ставить палочки на их пути, изучать, как мелкие твари преодолевают препятствия. Но нет, не положено. Умника нужно как следует выгулять. Он, небось, свежим воздухом уже сто лет не дышал. Впрочем, как и сама Лина.

– Это и есть ваша русская тайга? – спросила она.

– Тайга? – Умник рассмеялся. – Нет, детка, это совсем не тайга. Обычный сосновый лес. У нас он называется бор. Тайга – там, на севере или в Сибири, – он показал рукой куда-то вдаль.

– А мы не в Сибири?

– Нет. Сибирь очень далеко отсюда. Очень. Сибирь – это Азия. А мы в Европе, как я тебе и обещал.

– Где мы?

– Место называется Саров, – сообщил Умник, конспиративно приложив ладонь ко рту. – Небольшой такой городок, весь засекреченный и обнесенный высокой оградой.

– А Москва далеко?

– Довольно близко. На машине отсюда ехать часа четыре.

– На какой машине? На водороднике?

– В России нет водородников.

– То есть как нет? – опешила Лина. – На чем же вы ездите – на бензине? Вы тут все миллионеры, да?

– Ездим на сжиженном газе, – сказал Умник. – Немного дороже получается, чем водородный катализ, зато тачка шпарит сто сорок километров в час, а не восемьдесят. В конечном счете себя окупает. Да и не бедные мы, в общем-то.

– Насколько беднее нас?

– Совсем не беднее. Может, и побогаче будем.

– Что, русские – и богаче нас? – усомнилась Лина. – Быть такого не может!

– Сама увидишь.

– Понятно, если у вас еще газ остался, – догадалась Лина. – Вы, наверно, продаете его в Европу и в Китай, за счет этого и живете.

– Нет у нас больше природного газа. Кончился лет пятнадцать назад – чуть позже нефти.

– Так откуда же газ, на котором вы ездите?! – недоуменно спросила Лина. – Ты мне голову морочишь, да?

– Мы синтезируем его. Пропан легко изготавливается из любой органики. А у нас ее навалом – начиная от стометровых напластований старого мусора и коровьего навоза, заканчивая опилками и илом из рек.

– А когда органика кончится, что делать будете?

– Не кончится. Органика – возобновляемый ресурс, в отличие от той же нефти. К тому же, нам много газа и не надо. Мы его экономно расходуем. Двигатели у нас эффективные, с вашими не сравнить.

– Тогда объясни, зачем Америке нужна нефть? Мы же вот в основном на водороде ездим, да и газ могли бы синтезировать не хуже вас…

Умник резко затормозил свою каталку, развернулся лицом к Лине, посмотрел на нее озадаченно.

– А вот это хороший вопрос, – сказал он. – Непонятно только, откуда сей вопросец взялся. И вообще, что это мы с тобой о газе и нефти разговаривать затеяли, как будто других проблем нет?

– Ну я это… – Лина замялась, – телевизор смотрела. Про арабов и все такое. Иконников сказал, что ты объяснишь. Интересно все-таки.

– А, Мефодий… Понятно. Любит он грузить людей. Ладно, объясняю: США оккупировали страны Персидского залива потому, что это единственное место, где осталась нефть. Они выкачивают ее и перевозят в хранилища на своей территории. Когда нефть кончится, а случится это лет через пять-семь, они уйдут из ОАШ и бросят арабов на произвол судьбы – разбираться между собой. Если останется еще к тому времени что-то от арабов. Этого запаса, если экономно тратить, хватит США лет на двадцать.

– Для чего?

– Как для чего? – Умник посмотрел на Лину как на дурочку. – Нефть перегонят на бензин. Что с ней еще делать?

– Так зачем нам столько бензина? – возопила Лина. – У нас же постнефтяное общество!

– Это у нас – постнефтяное, – наставительно произнес Умник. – А у вас – ни то ни сё. Вся американская боевая техника работает на бензине, водородный катализ для этого не годится. Представляешь, к примеру, сколько бензина сожрала та колонна, которая приехала за ними в Мичигане? Тонну, наверное. Все ваши спецслужбы подсажены на бензин как наркоманы на опиум. Слышала сегодня, что в Калифорнии запрещают двигатели внутреннего сгорания для частных лиц? Думаешь, «зеленые» этого добились? Черта с два! Бензин начинают экономить для ваших силовиков. Года через два по всей Америке на бензиновых движках будут раскатывать только парни из полиции и BSOM, а ты, милочка, уже не сядешь там ни на «Харлей», ни на «БМВ».