Текст книги "Особо опасная особь"

– Ага, – пробормотал Умник. – И вправду Билл. Билл Райдвуд… красиво звучит. И что ты сделаешь, мистер Райдвуд, когда мы отпустим тебя? Немедленно стуканешь в полицию? И через пять минут бравые копы свинтят меня и юную леди и потащат в каталажку? А ты будешь мстительно потирать ручки?

– Ну что вы! – Билл посмотрел с искренним укором. – Как можно? Даю вам слово джентльмена.

– Бормотуну ты тоже давал слово джентльмена?

– Какому Бормотуну? – опешил Билл.

– Как какому? Тому, который угодил из-за тебя на пять лет в государственную тюрьму Орегона.

В руке Умника снова появился пистолет.

– Не знаю никакого Бормотуна, – заявил Билл, губы его задрожали. – Вы скажите, куда вас везти, и отвезу…

– Вот тебе, плохой парень, – сказал Умник, приставил пушку к шее Билла и выстрелил.

Билл выкатил глаза, судорожно схватил ртом воздух, обмяк и медленно осел, привалившись к плечу Лины.

– За что ты его? – спросила Лина.

– За Бормотуна, которого он сдал копам. За то, что он брейнвош и стукач. И вообще за все хорошее.

Старый трюк. Пушка в руке Умника – вовсе не огнестрельная. Тот самый инъектор, при помощи которого он оживил Лину.

– Откуда ты узнал про этого Бормотуна?

– Отсюда, – Умник постучал по металлической черепушке. – Я прозвонил этого Билла, получил информацию. Бормотун продал ему партию реактивов для производства аттрактивной парфюмерии – ну, знаешь, таких духов, от которых все становятся трахучими как кролики. Незаконные реактивы, само собой. Билл Райдвуд сплавил партию в Аргентину, получил навар, а потом заявил на Бормотуна в полицию. Райдвуду участие в преступной сделке списали, учитывая добровольное раскаяние, то, что он хай-стэнд, ну и так далее. А Бормотуну впаяли срок. Но суть даже не в этом. Суть в том, что как только мы вышли бы из машины, сей приличный субъект немедленно позвонил бы копам и нас с тобой замели бы в два счета. Нам это надо?

– Ты его усыпил, да?

– Усыпил. Теперь мы спокойно доберемся до дома в его машинке. А потом я поставлю водородник на автомат и он отвезет Билла домой – я узнал его адрес, это на Колониал-стрит. Видишь, какой я? Сама гуманность!

– Да уж, – сказала Лина.

* * *

До дома добрались без проблем. Умник ввел адрес, запустил автопилот и отправил спящего Билла в путь, напутственно хлопнув машину по полированной заднице. Лина стояла и озиралась, оглядывала улицу.

Ага-ага. Вполне приличный район, чистая дорога, тротуары из серой плитки, клумбы и цветочки, ряды четырехэтажных домов в спокойном конструктивистском стиле. Аренда жилья – недорого, но вполне пристойно.

– Ты снимаешь здесь квартиру?

– Именно так.

Умник пробежался пальцами по кнопкам кодового замка, открыл дверь и быстро пошел к лестнице. Лина поспешила за ним.

Квартира Умника находилпась на втором этаже. Лина скинула ботинки, с наслаждением пошевелила затекшими пальцами, включила кондиционер. Ознакомительное путешествие по апартаментам оказалось недолгим – одна большая комната-студия, прихожая, санузел, и больше ничего. Кухонька с плитой, вытяжкой и небольшим столом – прямо в комнате, отделена лишь тонкой перегородкой. Что ж, вполне обычная квартиренка холостяка. И кровать, естественно, одна – слава Богу, не односпальная, достаточно широкая. Понятно… Надеюсь, мы не будем спать валетом.

Умник, не снимая обуви, прошлепал в комнату, рухнул в кресло, вытянул ноги, откинулся на спинку и закурил.

– Жрать хочу, – сообщил он, – но сил готовить нет. Может, ты чего состряпаешь?

– Нет уж, – отбрыкнулась Лина. – Ночью есть вредно. А вот выпить… Кое-кто обещал напиться вместе со мной.

– Я тебя обманул, – сказал Умник, пытаясь придать себе виноватый вид. – У меня нечего выпить. Хотел купить по дороге, но как-то вот не получилось.

– Нечего выпить? – Лина не поверила своим ушам. – В доме нечего выпить, хотя бы пива – быть такого не может!

Она решительно отправилась к холодильнику и открыла дверцу. В белом нутре агрегата обнаружился непочатый пакет апельсинового сока, три бутылки минеральной воды без газа и банка с мягким сыром. И все!

– Это что? – спросила Лина, наливаясь тихой яростью. – Что за ботва такая? Ты все выпил, да, алкаш? Не оставил честной девушке ни капли?

– Лина, – сказал Умник, – я должен признаться тебе в ужасном, постыдном недостатке. Я не пью спиртного. Совсем не пью.

– Как это? Ты же такой… весь крутой, мужественный, настоящий мачо. И не пьешь?

– А что, мачо в обязательном порядке должны пить?

– Должны. Обязаны! В их обязанности входит бутылками поглощать вкусный скотч, коньяк, мескаль, или хотя бы просто мартини, и угощать всем этим хорошеньких девочек.

– Тогда я не мачо, – коротко сообщил Умник. – Извини, такой вот грустный факт.

– И что же нам теперь делать?

– Спать, – Умник сплющил окурок в пепельнице, устало потер глаза. – Кто первый пойдет в душ?

– Я. Дай мне какую-нибудь рубашку.

– Возьми сама в шкафу.

Лина недовольно фыркнула, добралась до шкафа, распахнула его и увидела ассортимент, мало чем отличающийся от того, что, очевидно, находилось в гардеробах всех квартир Умника – ряд плечиков с одинаковыми классическими костюмами, с одинаковыми белыми рубашками.

– А домашнего у тебя ничего нет?

– Здесь – нет.

– Ладно… – Лина небрежно сдернула одну из рубашек. – Иду мыться. Не хочешь составить мне компанию?

– Попозже… – сонно, безо всякого энтузиазма пробормотал Умник.

– Мыло-то хоть у тебя там есть?

– Есть. Полотенце на крючке. Чистое, не бойся.

– А шампунь есть?

– Нет. Зачем?

Действительно, зачем Умнику шампунь? Драить им никелированный кумпол?

Сплошной облом.

Лина вошла в ванную, закрыла дверь, запираться не стала – вдруг все-таки передумает недоделанный непьющий мачо и придет потереть ей спинку. С трудом, ругаясь вполголоса, содрала прилипший к коже костюм, кинула его на пол. Завтра снова лезть в него, в вонючий и противный, но куда ж деваться – стиральной машины нет, не вручную же стирать? Стянула футболку, сняла трусики, оглядела себя в зеркало. Н-да, совсем не та топ-модель, которой она была всего лишь пять месяцев назад. Вся в красных полосах и вмятинах от обтягивающего кевлара, уродские рубцы на груди, да и побриться бы не помешало – подмышками и еще кое где. Есть у Умника что-нибудь подходящее, хотя бы эпиляционный крем? Зубная паста, спрей для рта, пена для бритья, допотопный жиллетовский станок. Вот и весь джентльменский наборчик.

Впрочем, станок подойдет. Будем надеяться, что Умник – не носитель вирусов гепатита, СПИДа или еще какой гадости.

– Эй, Лина! – зычный голос из-за стенки. – Там моя бритва лежит, не вздумай ее трогать! Голову оторву!

Вот же гад! Мысли читает, что ли? Подавись ты!

– Да не нужна мне твоя кривая, тупая бритва! – крикнула Лина.

Крик получился неубедительным, срывающимся на визг.

Нет, хорошенькое дело! Она, голенькая, миленькая, стоит здесь, в ванной Умника, а он торчит там в своем дурацком кресле, курит свои вонючие сигары и разговаривает с ней через стенку. Дурдом.

Он не просто не мачо. Не мужик он, вот что. Как и все марджи. Технические приспособления – всякие цереброшлемы, нейроразъемы, мнемоснаряга – убивают потенцию в корне. Лина слышала об этом. Так что нечего предаваться напрасным иллюзиям, нужно просто залезать под душ и мыться.

Что Лина и сделала.

Голову пришлось мыть мылом – в первый раз в жизни. А ничего, вполне нормально… Нужно будет взять на заметку. Заметка: «Как сэкономить штуку баксов на шампуне».

Потом Лина вытерлась полотенцем, накинула рубашку, застегнула ее на все пуговицы – нечего ходить расхристанной, да и не для кого, никто этого не оценит, – и вышла в комнату.

Умник спал в кресле, раскинув ноги и сложив руки на животе. На лице его застыло детское выражение – полуоткрытый рот, невинная полулыбка, вздрагивающие светлые ресницы. Бандана сползла набок, обнажив металлический череп. В черепе в перевернутом виде отражалась комната, и Лина вверх ногами – внутри комнаты.

Лина наклонилась над головой Умника, присмотрелась. Ага, это все же не заменитель черепной коробки, как она вначале думала. Именно шлем, туго надетый на голову. Слава Богу. Неприятно было представлять, как Умнику спиливают темя, чтобы приживить на его место никелированный купол. А эту штуку можно снять. Хотя, наверняка, снять не так просто.

Лина наклонилась еще ниже, дотронулась губами до блестящей поверхности металла. Надо ж, какой теплый, почти горячий – а она-то думала, будет прохладным. Положила руки Умнику на плечи и поцеловала его – тихо, нежно. Сухие губы марджа шевельнулись, отвечая на поцелуй, Умник завозился в кресле и открыл глаза.

– Лина… Что такое?

– Обними меня.

Умник положил здоровую правую руку на спину девушки, потянул рубашку вверх, обнажив ягодицы. Пальцы его поползли вниз, удивленно замерли на голой попе, затем осторожно погладили гладкую кожу.

– Ты помылась, солнышко?

– Да, милый. Я чистенькая. Вся чистенькая. И я не трогала твою бритву.

– Ложись спать.

– А ты?

– Посплю здесь, в кресле.

Лина приподняла полы рубашки, плюхнулась на колени Умника, обхватила его колючие щеки ладонями и повернула его лицо вверх – глаза в глаза.

– Ты с ума сошел, Умник? – спросила она. – Ну, признайся честно – сошел ведь, да? Я хочу лежать с тобой в одной постели, хочу прижиматься к тебе, целовать тебя, хочу, чтобы ты меня любил, а ты вцепился в свое кресло и дрожишь как лист на ветру. Ты совсем не хочешь меня?

– Хочу. Очень хочу.

Умник часто дышал, рука его гладила тело Лины. Он хотел, конечно хотел. Какого же черта он мандражировал?

– Лина, подожди…

– Тебе нужно помыться, – сказала Лина. – Ты должен быть таким же чистеньким, как я.

– Не знаю, как это получится, – Умник болезненно сморщился. – Понимаешь… Рука. Там, где меня сегодня саданули. У меня там повязка присохла, все болит. Я даже рубашку-то не сниму.

– Отговорки, – сказала Лина. – Я помогу тебе. Я раздену тебя и вымою. Я все сделаю.

– Но… Ладно, Лина, я сам. Справлюсь.

– Никаких «сам». Ты уже раздевал и мыл меня, ты видел меня – всю. Теперь моя очередь.

– Хочешь увидеть меня?

– Хочу.

– Не боишься разочароваться?

– Не боюсь. Пойдем.

Умник оперся на подлокотник, издал стон, пытаясь приподняться. Лина обвила его руками, потянула на себя, поставила на ноги. Повела в ванную. Умника изрядно пошатывало.

– Что с тобой, милый?

– Устал я. Денечек выдался нелегкий.

– А я почему не устала?

– Ты? – Умник остановился, уставился на девушку. – Что, не догадываешься?

– Нет…

– Ты уже восстановилась. Ты мутант, детка.

– Сам ты мутант!

– Ты переделанная. У тебя феноменальные возможности к восстановлению. А я человек, всего лишь человек – полудохлый после того, что сегодня случилось.

– Сейчас примешь душ и восстановишься не хуже меня.

– Увидим…

Лина посадила Умника на край ванной, расстегнула пуговицы на его рубашке, аккуратно сняла ее, стараясь не задевать рану. Под рубашкой обнаружилась рыжая футболка. Лина потащила ее вверх, попыталась приподнять больную левую руку, Умник замычал от боли и замотал головой.

– Разрежь майку.

– Чем?

– Нож в кармане.

Лина выудила из брючного кармана Умника здоровенную финку, нажала на кнопку, со щелчком выскочило острое лезвие.

– Я боюсь ножей, – сказала Лина, распарывая футболку сверху донизу. – Пистолетов вот не очень боюсь, а ножей боюсь. Тебя часто резали ножиком?

– Сейчас увидишь.

Лина увидела. Пять длинных белых шрамов пересекали кожу Умника на груди и животе во всех направлениях, перекрещиваясь друг с другом. Да… Это не маленькие дырки от пуль, как у Лины. Мощно смотрелось.

– Кто это тебя? – спросила Лина.

– Так… Всякие плохие люди.

– В твоей стране?

– В разных странах.

– Штаны тоже резать?

– Не вздумай. Оттяпаешь мне что-нибудь нужное. Сам сниму.

Умник поднялся на ноги и начал дергать ремень одной рукой, пытаясь расстегнуть. Ничего у него не получалось.

Лина отстранилась, прикусила нижнюю губу, стояла и смотрела на Умника. Он и вправду, как она когда-то предполагала, оказался достаточно волосатым – светлая поросль курчавилась на груди. Только вот тощим он не был. Мышцы будь здоров, как у тех парней, что бьют друг друга на ринге. Жилистые, тренированные мускулы бойца.

– Давай помогу, – сказала Лина.

– Нет, я сам.

Расстегнуть правой рукой ремень – дело плевое, но Умник, хоть убей, не мог справиться с этой задачей. И вообще, видок у него был – словно камнем по затылку шарахнули. Что с ним такое творилось?

Лина сделала шаг вперед, прильнула к Умнику, закрыла глаза, нашла губами его губы. Умник попытался было отстраниться, и вдруг обмяк, расслабился, полностью отдался Лине. Разрешил ей. Лина неловко, шаря пальцами в тесном пространстве между двумя телами, расстегнула ремень и ширинку. Извиваясь, не в силах разорвать поцелуй, стащила с марджа брюки вместе с трусами. Твердый горячий стержень уткнулся ей в живот.

– Умник, – прошептала Лина в самое его ухо, – видишь, как все славно? Ты совсем не устал.

– Лина… Солнышко… Наверное, нам нужно что-нибудь для предохранения. Презерватив…

– Ничего не нужно.

– Но…

– Расслабься. Просто расслабься. Думай только о том, как ты меня любишь. Ты любишь меня?

– Люблю. Люблю, солнышко. Очень люблю.

– Пойдем под душ.

– Пойдем.

Они одновременно шагнули через край ванной. Лина задернула занавеску, открыла кран. Теплая вода полилась сверху, тонкая ткань ее рубашки мгновенно промокла, облепила тело. Умник стоял в шаге от нее – в полной боевой готовности, смотрел на нее безумным взглядом, пожирал ее глазами. Струйки душа с легким звоном били по его блестящему шлему. По левой руке из-под пластыря текла розовая струйка – похоже, рана снова открылась.

– У тебя кровь течет, – сказала Лина.

– К черту кровь, – промычал Умник.

– У тебя какая-нибудь губка есть? – спросила Лина.

– К черту губку. Иди сюда.

– Нет, подожди. Давай помоемся и пойдем в постель.

– Сейчас.

– Прямо здесь? Стоя?

– Ты никогда не делала этого стоя?

– Нет…

– Я научу тебя, – сказал Умник.

И научил.

День 9

Джозеф Горны брел вдоль берега горной речки с удочкой в руке.

– Рыбка, рыбка, рыбка, – бормотал он. – Я поймаю тебя, рыбка, рыбка. Поймаю и зажарю, вкусная рыбка, рыбка. И съем тебя, рыбка, рыбка, рыбка.

Выглядел Горны как глубокий старик. Не осталось и следа от моложавости и аристократизма, что отмечали его облик всего лишь пять дней назад. Сгорбленные плечи, тусклый, затравленный взгляд, седая поросль на подбородке. Старые джинсы, выцветшая футболка с прорехой на груди, соломенная шляпа, похожая на разворошенное птичье гнездо. Старикан Джо Горны продирался сквозь высокую траву, не выбирая дороги. Сандалия с его правой ноги свалилась и потерялась, комары облепили кожу, но он не обращал внимания ни на что.

– Рыбка, рыбка, я тебя поймаю…

– Я устал от тебя, – сказал хиту. – Тут, в дурацкой глуши, я не получаю никакого удовольствия. Я теряю время. Тебе нужно вернуться в город. Немедленно.

– Рыбка, рыбка, рыбка…

– Заткнись! – рявкнул хиту. – Хватит притворяться сумасшедшим!

– Рыбка, рыбка, она такая вкусная…

Ноги старика зацепились одна за другую, он полетел носом в землю, нелепо раскинув руки. Попытался встать на четвереньки и снова растянулся на траве, словно невидимая рука ткнула его в загривок.

– Так и будешь валяться здесь, пока не одумаешься, – заявил хиту. – А здесь, между прочим, полно змей. Цапнет тебя гадюка – и все, смерть придет тупому старикашке Джо.

– Мне и так уже смерть, – произнес Джозеф неожиданно осмысленно. – А ты, червь демонов, да помрешь вместе со мной, издохнешь смертию лютою, пойдешь в свой ад – гореть в геенне огненной.

– Я голоден, – сказал хиту. – Ты ничего не ешь уже четыре дня, весь высох и скукожился. Так нельзя. Ты должен помнить, кто твой Хозяин, должен заботиться о нем.

– Рыбка, рыбка. Поймаю вкусную рыбку и съем.

– Ни черта ты не поймаешь! На твоей удочке нет ни крючка, ни лески. Иди в дом – там полно консервов. Открой банку и поешь. Это приказ.

– Рыбка. Консервы – плохо. От них болит живот. Ем только рыбку.

– Похоже, ты в самом деле свихнулся, – задумчиво произнес червь. – Чтобы нормальный человек меня не слушался – быть такого не может. Ты унижен, но я не получаю от того ни малейшей радости. Мне попался подпорченный раб. Раб со сломанными мозгами.

– Я есть раб Божиий, но не твой, Сатана. Изыди.

– Гнусный человечишка! – зашипел хиту в ярости. – Вставай, дрянь, и иди в дом!

Джозеф оперся руками о землю, тяжело поднялся на ноги. Поднял удочку. И снова побрел вдоль берега.

– Эй, человечек, куда ты опять поперся? Я же сказал – в дом!

– Рыбка, рыбка, рыбка…

* * *

Лина и Умник завтракали. Пили апельсиновый сок (кофе и чая в квартире тоже не оказалось), ели бутерброды с сыром. Лина жевала молча, мрачно глядела в стол, упорно избегая встречного взгляда.

– Лина, ну ты чего? – прервал молчание Умник.

– Ничего.

– Ты обиделась? На что?

– Ни на что.

– Так не пойдет, – сказал Умник. – Ты сидишь надутая, несчастная, мне очень хочется тебя пожалеть, но я даже не знаю, как к тебе подступиться. Этой ночью было что-то не так?

– Ты мной брезгуешь.

– Брезгую? – светлые бровки Умника удивленно поднялись. – Что за глупости?

– Брезгуешь. Я тебе противна. И дальше будет так, да?

– Солнышко… – Умник накрыл руку Лины здоровенной своей лапой. – Как ты можешь так говорить? Я тебя люблю.

– Любишь? – Лина выдернула руку. – Да я вчера тебя еле уговорила! Плясала вокруг битый час как дикарка под водопадом, пока ваша светлость изволила согласиться. И физиономия у тебя была такая… Как будто я заразная, да!

– Неправда, – сказал Умник.

– Чистейшая правда! Ты хотел меня, но боялся. Боялся! Почему? Из-за того, что я переделанная?

– Да, – смущенно произнес Умник. – Извини, солнышко. Я знаю, что с тобой все в порядке, но… Комплекс у меня такой, с ним очень трудно бороться. Я против генных переделок. Я стараюсь даже не дотрагиваться до людей, которым ввели присадки.

– Вот именно! – глаза Лины полыхнули гневом. – А говоришь – не брезгуешь! Всё, попался ты, Умник, вляпался. Переспал с переделанной девчонкой, даже без презерватива. Теперь вовек не отмоешься.

– Перестань, пожалуйста.

– Одного не понимаю – как ты ко мне тогда целоваться полез по собственной воле? Ах да, тогда ты еще не знал, что я переделанная. А откуда узнал, кстати?

– Я взял анализ слюны.

– Так вот для чего ты целовался! – Лина вскочила на ноги, с грохотом уронив табуретку. – Ну и сволочь! Господи, что за жизнь у меня такая – все меня используют! Сначала Виктор, теперь ты!

– Я спасаю тебя, Лина. Спасаю.

– Ну спасибо! И что ты будешь делать со мной дальше? Продашь на биообразцы?

– Мы уедем отсюда. В место, где будем в безопасности. Там ты отойдешь, отогреешься душой. И узнаешь, что такое настоящая жизнь, настоящее счастье.

– Куда мы уедем? В твою страну?

– Да.

– Как она хоть называется?

– Пока не могу сказать.

– Это вообще на Земле находится? Или где-нибудь на астероиде? Может, ты инопланетянин, Умник? Спиртного не пьешь, кофе не переносишь, до людей дотрагиваться тебе противно…

– На Земле.

– Умник, что все это значит? – спросила Лина. – Кто ты такой на самом деле?

– Человек. Просто человек. Слик. Гид.

– Почему ты возишься со мной?

– Потому что люблю тебя.

– Ага-ага. Гид-мардж влюбился в клиентку. И превозмог во имя любви свое отвращение к половым актам с переделанными. Трогательная романтическая история.

– А что, по-твоему, такого быть не может? – Умник улыбнулся.

– Как-то не верится.

– Ты умная девочка, – сказал Умник. – Пожалуй, даже слишком умная – это осложняет твою жизнь, потому что каждый факт ты подвергаешь скептическому анализу. Но это не страшно. Потому что в конце концов ты поверишь мне, и привыкнешь ко мне, и будешь жить со мной, и радоваться каждому дню.

– Размечтался…

– Все будет так, как я сказал. Спорим? – Умник протянул руку.

– На что? Давай на бутылку коньяка! Хорошего, французского.

– Коньяка? – слик передернул плечами. – А ладно, пойдет. Давай лапу.

– Зачем?

– В моей стране так положено, – пояснил Умник. – Когда спорят, пожимают друг другу руки и разбивают ребром ладони. Вот так.

Он показал – как.

– А, я поняла, откуда ты, – сказала Лина. – Я видела такое по телевизору. По-моему, это в Норвегии так спорят. Значит, ты скандинав, да?

– Приблизительно, – сказал Умник.

* * *

Агент Руди Картер сидел в кабинете, положив на стол ноги в лакированных черных туфлях, курил тонкую сигару и пускал дым в потолок.

Давно у него не было такого скверного настроения.

– Пароль: «Жизнь – дерьмо», – сказал он. – Отзыв: «Люди – лжецы».

Монитор на столе ожил, на нем появилась квадратная физиономия агента Фила Брема.

– Отдыхаешь, Руди? – спросил Брем.

– Размышляю о жизни. Что нового?

– Кое-что интересное. Поймал наконец-то этого Адама, племянника нашего Джозефа Горны, допросил его. Оказывается, у Джозефа есть ранчо где-то в лесу, в Мичигане. Он периодически ездит туда ловить рыбу. Есть большая вероятность, что он скрывается именно там.

– Отлично, – Картер кивнул. – Едем на ранчо, стало быть? Искупаемся в речке, посмотрим, какой улов у старины Джо?

– Не получится. Племянник не знает, где это место точно находится.

– Врет, – уверенно заявил Руди. – Вези этого Адама сюда. Я из него Еву сделаю, но информацию вытащу.

– Бесполезно. Он на самом деле не знает. Я просканировал его мозги – пусто. Джозеф всегда ездит туда один, Адам никогда там не был, да и не больно-то интересовался этим самым ранчо.

– Ясно. – Руди убрал ноги со стола, придвинул к себе клавиатуру. – Сейчас прозвоню по базе. Где ты говоришь, у него фазенда? В Мичигане? Меж сосен и берез, на ягодной полянке?

– Я уже прозвонил. По нулям. Ранчо записано на какого-то другого человека. Да, похоже, и не ранчо это вовсе – так, одно название, рыбачий домишка на берегу речки и четверть акра земли, заросшей кустами. В Мичигане таких частных владений – несколько тысяч.

– Да хоть миллион! – Руди придвинулся к экрану вплотную – так, что брызги слюны полетели на стекло. – Мне нужен этот хренов глист, инопланетный червяк, и ради него я не то что Мичиган, все Штаты на уши поставлю! Заказывай скипер, я хватаю Карлоса, и через полчаса прыгаем к озерам. Я не я, если сегодня же не найду чертово ранчо, и Джо на нем. Все понятно?

– Понятно… – хмуро пробурчал Фил. – Ты хоть спал ночью, Руди?

– Спал.

– А я – нет.

– Ерунда. На месте отоспишься, дам тебе на это пару часов.

– Ну спасибо, благодетель, – сказал Фил Брем. – Вовек не забуду.

* * *

Хиту смотрел на мир глазами пожилого, изможденного, нездорового человечка. Человечек стоял по колено в воде уже два часа подряд – ноги его замерзли и потеряли чувствительность, мошонка сжалась, тощий живот, казалось, прилип к позвоночнику, лицо и руки покрылись волдырями от укусов мошкары. Человечек Джо застыл как изваяние, опустив в воду бесполезную удочку без лески. Между ног его плавали черные окуни. Джо не обращал на них внимания. Голову его заполнял равномерный, механический рокот – фразы на архаичном английском, латинском, польском языках сменяли друг друга с монотонностью заевшей пластинки:

«Because thou sayest: I am rich, and made wealthy, and have need of nothing: and knowest not, that thou art wretched, and miserable, and poor, and blind, and naked… Nie czuje, sie, dzis dobrze. Deus, cuius verbo sanctificantur omnia, benedicteonem Tuam effunde super creaturas istas… Jest mi niedobrze»…

Фразы из священных книг, жалобы на здоровье, слова о семье. Бессмысленный набор, белиберда.

Человечек дошел до крайней стадии истощения, жизнь едва теплилась в нем. Однако червь не чувствовал ни малейшего удовлетворения. Ему еще не приходилось вкушать столь безвкусной, отвратительной пищи.

Потому что человечек не был унижен.

Почему он не чувствовал унижения? Из-за того, что сошел с ума?

Нет, вовсе не из-за этого. Вряд ли он сбрендил по-настоящему – просто выставил защиту, отгородился от хиту забором из своих дурацких фраз.

Червь понимал причину своего провала: сей человечек не был хищником. Две людские особи, которыми хиту уже насладился, были настоящими бестиями – физически развитыми, жестокими, уверенными в своей силе, привыкшими нападать и побеждать. Превращение в жертву стало для них истинной трагедией. Этот же хлюпик сразу ушел в себя. Он не поддавался контролю.

Хиту сделал ошибку. Он рассчитывал, что задержится в теле старика ненадолго, что быстро перескочит в Лину – ту девицу, которой он позволил сбежать с астероида. Девица была в его вкусе – юная тигрица, особь сильная и живучая, да еще и снабженная рефлексами пальцеглаза. Бесценный, можно сказать, экземпляр. И вот на тебе – отбилась от Виктора, не подчинилась мысленным посылам хиту и снова удрала – на этот раз против воли червя. Странно это, странно.

За три месяца, проведенных на Земле в теле Виктора, хиту убедился, что люди не могут сопротивляться его приказам – мысленные волны, посылаемые им, действовали на всех. Причем люди не осознавали, что действуют по чужой воле – они тупо подчинялись, не задавая себе лишних вопросов. Червь блаженствовал, он заставлял Виктора попадать во все новые приключения, подвергающие его смертельной опасности, и он же, мудрый хиту, вытаскивал Виктора каждый раз – на волосок от гибели, вдоволь насладившись страхом и униженностью дрянного человечишки. Виктор был хорош, что и говорить… И все же он отработал свое. Лина должна была стать следующим долгим пристанищем. План был разработан детально, искусно, изящно. И сорвался.

Лина не подчинилась ему. Более того – она раскусила хиту, услышала его волны, назвала его свистуном. Почему?

Нетрудно догадаться о причине. Ее гены нашпигованы чужеродными кластерами как булка изюмом. Они сделали ее гибридом – не только человеком, но и стансовской тварью. Гибридом с новыми свойствами. Она может сопротивляться хиту – в отличие и от людей, и от стансовских зверюг.

Нет худа без добра. Если бы хиту попал в эту девицу, она наверняка нашла бы способ справиться с ним. Она опасна для него, очень опасна. Держаться от нее подальше. А ошибки… Для того они и существуют, чтобы их исправлять.

Старик упрям, но долго он так не простоит. Вчера торчал в воде три часа, гаденыш, но все же сдался и пошел домой спать. А дальше… Хоть здесь и лес, но Мичиган – это вам не Аляска. Местность достаточно населенная – местными жителями, туристами, такими вот, как Джо, рыболовами. Кто-нибудь непременно приблудится, пройдет мимо дома в зоне захвата, и хиту услышит его, и возьмет под контроль, и закончится его неприятное заточение внутри негодного раба.

– Эй, Джо, – позвал червь. – Ты слышишь? Пойдем домой, дружочек. Хватит мерзнуть. Растопим камин, высушим наши старые ноженьки, поедим вкусных консервов, запьем их вином…

– Рыбка, рыбка, – сказал Джозеф. – Поймаю рыбку и сразу пойду.

Хиту в очередной раз пожалел, что у него нет рук. Он с удовольствием отвесил бы старику хорошую оплеуху.

* * *

– Умник, мы сможем когда-нибудь выйти из этого дома? – спросила Лина. – Или будем сидеть здесь до самой смерти?

Умник развешивал выстиранную одежду на веревке, которую собственноручно протянул через всю комнату. Стирал, естественно, тоже он сам – в ванной, руками, и достаточно умело.

– Когда-нибудь выйдем, – сказал он, не оборачиваясь. – Вот одежонка высохнет, и двинемся в путь.

– Куда?

– Сложно сказать…

– Ты никогда не отвечаешь на мои вопросы, – капризно заявила Лина. – Ты скрытный, недоверчивый и угрюмый. И как я смогу жить с таким человеком?

– Ты тоже многое от меня скрываешь.

– Ничего я не скрываю.

– Скрываешь, скрываешь.

– Что именно?

– Не рассказала мне про инопланетянина.

– Какого инопланетянина? – опешила Лина.

– Разумную тварь со Станса.

– Не знаю ни про какую разумную тварь.

– Не знаешь? – Умник усмехнулся, пошел к своей сумке, выудил из нее комп, раскрыл его на столе. – Думаешь, джинны охотятся только за тобой, уникумом? Есть еще одна зверушка – похлеще тебя будет. Вот, послушай.

Он запустил файл, и мужской голос произнес:

– Виктору Дельгадо помешало разумное существо! Оказывается, на Стансе существует-таки разумный вид! И один представитель этого вида проник в лабораторию Дельгадо, и захватил Виктора, а потом покинул его и теперь разгуливает по Нью-Йорку. Вы представляете, Стив, какое это событие?! На Земле находится живой инопланетянин!

– Вот оно как, оказывается, – Умник покачал головой. – На астероиде, с которого ты сбежала, обитал разумный стансоид. Ты его не видела, случаем? Не играла с ним в шахматы?

– Это свистун, – сипло произнесла Лина. – Извини, я и вправду тебе не все рассказала. Я думала, что он ушел, что я уеду с тобой в твою страну, что забуду про него навсегда, и вспоминать не буду. Свистун – он такой страшный, что хуже не бывает.

– Свистун?

– Ну да. Когда он рядом, все время жуткий свист в ушах стоит. Что у тебя за запись?

– Последний час жизни Ушастого. Его убили джинны. Застрелили, но перед этим допросили по полной программе, даже мнемосканирование сделали.

– Откуда ты ее взял?

– Жучок в стене. Микрофон. Сама понимаешь, после того, как мы с Ушастым напоролись на тебя, я не мог оставить его без присмотра.

– И ты не пришел ему на помощь? Только не говори, что не справился бы с этими агентами.

– Не успел, – виновато произнес Умник. – Когда они пришли к Ушастому, я был в Атланте. Сама понимаешь, за два часа до Синего Квартала оттуда не допилишь, хоть тресни.

– Что ты делал в Атланте?

– Дела…

– Ты что-нибудь еще знаешь про свистуна?

– Есть еще кое-что, слушай. – Умник снова включил запись.

– Раса разумных червей, – продолжил голос агента. – Кишечные паразиты стансовских крупных хищников, наподобие наших лентецов. Они могут контролировать сознание животных – а теперь, как выясняется, и человека. Понимаете, какое сокровище попало на нашу планету? Сейчас мы активно ищем его. Уверен – не пройдет нескольких дней, и инопланетянин будет в наших руках!

– И что вы с ним сделаете? – спросил Ушастый, могильным холодом повеяло от его голоса. – В контакт вступите? Экспедицию на Станс организуете с целью культурного обмена?

– Культурный обмен? С глистами? – агент рассмеялся. – Да что вы, Стив? Для нас этот червь – источник ценнейших утилит, россыпь генных сапфиров и алмазов, набор золотых хромосом. Мы разберем его на части, разложим на молекулы, соберем снова и вытянем все полезное, что только можно вытянуть на нынешнем этапе развития технологий.

Умник вырубил запись, достал сигарку, закурил. Выглядел он вполне спокойно, только вот руки дрожали, выдавали напряжение.

– А теперь давай начистоту, Лина. – сказал он. – Что ты еще знаешь о черве?

– Да, папа так и сказал – червь, – шмыгая носом, произнесла Лина. – Червь диавольский, демон адов. Виктор его притащил сюда, на Землю, но ведь он потом в папу перелез, да. Он в папе был, когда я пришла, и он всеми командовал. Всеми, кроме меня. Поэтому меня Вик пытался убить, а потом – отец. – Лина вытерла глаза рукавом. – Только отец ему не позволил… Я успела выпрыгнуть в окно, спустилась на веревке. А он… Он остался в папе, этот сукин глист. Я знаю.