Текст книги "Доктор Данилов в сельской больнице"

Глава девятнадцатая
Фельдшерскии пункт стационарного типа

С бывшим начальником Данилов столкнулся в магазине. Олег Денисович выглядел хорошо – помолодел лет на пять, если не больше, даже вечные круги под глазами исчезли.

– Как там у вас дела?

– Как обычно и даже чуточку хуже, – ответил Данилов. – Наталья Геннадьевна вот-вот уйдет, новых кадров нет и не предвидится.

– Они в свое время малость воспрянули духом, когда пошли переселенцы, – злорадно сказал Олег Денисович, имея в виду администрацию ЦРБ. – Думали, что все проблемы решились. Но волна быстро схлынула, и приезжие поумнели: выбирают крупные провинциальные городки с более-менее приличными больницами. Райцентры очень разные. Монаково – райцентр, но и Череповец – тоже райцентр.

При слове «Череповец» Данилов улыбнулся.

– Бывал там?

– Нет, просто вспомнил, что о нем написал Игорь Северянин. – Данилов напряг память и продекламировал: «Череповец! пять лет я прожил, В твоем огрязненном снегу, Где каждый реалист острожил, Где было пьянство и разгул…» А заканчивалось все словами: «Давно из памяти ты вытек, ничтожный город на Шексне».

– Это больше подходит к Монакову. – Олег Денисович не был патриотом. – Город – не город, и больница – не больница.

– А ты как? – в свою очередь спросил Данилов. – Куда устроился?

– Устроился я замечательно! – похвастался Олег Денисович. – Знаешь одиннадцатую туберкулезную больницу в Солнечногорске?

– Слышал, но не был.

– Московская больница со столичными окладами плюс надбавки за профиль, в полутора часах езды от моего дома! Это если считать от двери до двери – пешочком до станции, электричка и маршрутка. Взял полторы ставки, работаю сутки через двое, просто блаженствую. Не только от графика и отсутствия авралов, всегда под рукой есть все необходимое.

– Заведовать больше не хочется? – поддел Данилов.

– Тянет повеситься, как вспомню! – Судя по выражению лица, Олег Денисович говорил правду.

– А отделение большое?

– Шесть коек. Сугубая реанимация, потому что хирургии там нет. Есть только хирургический кабинет для амбулаторного приема. Честно говоря, я доволен. С наркозами куда беспокойней.

– Да, – согласился Данилов.

– Представь себе, вышел я на них совершенно случайно. Смотрел в Интернете вакансии, гляжу – Солнечногорск… А я уже и в Москву был готов ездить, а тут – вдвое короче. Что Бог ни делает, все к лучшему…

«Что Бог ни делает – все к лучшему», – говорил себе в трудную минуту Юрий Игоревич. Правильная пословица, мудрая, в комплексе с на» Бога надейся, а сам не плошай» заставляет находить в любой ситуации не только выход, но и пользу. Польза никогда под ногами не валяется, ее надо искать.

– Какие же нынче пошли обидчивые сотрудники! – пожаловался Юрий Игоревич жене. – Выговор дать страшно: или забастуют, или уволятся.

Травматолог Бутаков, получивший на пару с Тишиным строгий выговор (Мартыничева все-таки написала жалобу, но не в прокуратуру, а в областное министерство), тут же принес заявление об уходе. Следом за Бутаковым в кабинет главного врача пришел заведующий отделением травматологии Балабанов и заявил, что на пару с вечно болеющим пенсионером Ершовым он тянуть отделение отказывается – устал. Доктор Цапникова предупредила, что сложит с себя обязанности заведующей перед Международным женским днем, если они не будут сняты с нее раньше.

– Это я себе подарок такой сделаю, – сказала она, и Юрий Игоревич понял – не шутит, уйдет, достало.

Закрытие отделения анестезиологии и реанимации автоматически закрывало и хирургию в ЦРБ, потому что без обезболивания оперировать невозможно. Или если не закрывало (вдруг кто из врачей решит остаться анестезиологом при хирургическом отделении), то превращало из экстренно-«скоропомощной» в плановую. Тоже ничего хорошего: если население начнет массово писать жалобы, то можно лишиться должности раньше определенного самим собой срока.

Когда больница разваливается на глазах, умный главврач не станет изображать капитана тонущего корабля и оставаться в своем кабинете до окончательного краха. Умному человеку положено вовремя соскочить, иначе он не умный, а самый настоящий дурак. Юрий Игоревич мог уйти на пенсию в любой момент, но пока не хотел. По уму, надо было просидеть в своем кресле еще два года, а там можно и на покой или, если будет скучно, устроиться в областное министерство. В отдел организационной работы или в кадры…

Согласно программе модернизации здравоохранения в этом и следующем годах Монаковская ЦРБ должна была получить уйму предусмотренных денежных средств: 8,5 млн. рублей на проведение капитального ремонта в самой ЦРБ, больше 11 млн. – на оснащение оборудованием, 2 млн. было обещано по статье «внедрение современных информационных систем», почти 3,5 млн. выделялось на поэтапное приведение уровня оказываемой медицинской помощи в соответствии с современными стандартами и целых семь 7 млн. на повышение доступности амбулаторной медицинской помощи.

Уйти, не освоив таких сумм, было бы преступлением против своей обеспеченной старости, несмотря на то что она была и без того неплохо обеспечена. Деньги никогда не бывают лишними, а несколько миллионов – тем более.

Оставаться в главных врачах было мало, следовало создавать впечатление, что все трудности и проблемы носят ситуационный характер и что они преодолимы, хотя если честно, то Юрий Игоревич совершенно не представлял, откуда можно привлечь кадры.

Беда не приходит одна. К грядущему закрытию травмы и реанимации добавился громкий скандал на «скорой», попавший даже в новостную передачу одного из центральных каналов.

Скандал спровоцировал не какой-нибудь новичок, а один из самых старых сотрудников – фельдшер Прощелыкин, от которого конечно же никто ничего подобного не ожидал. Все на «скорой» знали, что он любит, когда его благодарят деньгами, но кому это не нравится? Главное, чтобы активно не вымогал, но в нем за двадцать три года работы на линии Прощелыкина ни разу не уличали. Нормальный добросовестный сотрудник, звезд с неба не хватает, но дело свое знает и на дежурствах не пьет. Чего еще желать?

Дело было вот в чем. Мужчина 35 лет получил перелом обеих костей правого предплечья, неудачно упав с лестницы на железнодорожной станции Монаково. Прощелыкин приехал по вызову, обезболил, наложил шину, погрузил в машину и предложил выбор: местная «кузница здоровья» или нормальная тверская травматология. Ввиду близости Монаковская больница ничего не стоила, а за доставку в Тверь полагалось отблагодарить. Пациент оказался московским риелтором, приехавшим в Монаково по рабочим делам, поэтому Прощелыкин запросил с него десять тысяч, пообещав, что в эту сумму войдет качественное обезболивание, благодаря которому поездка окажется комфортной.

Пациент попробовал сбить цену. Риелторы любят и умеют торговаться. Прощелыкин напомнил, что они не на рынке, что на собственном здоровье лучше не экономить.

– У меня при себе всего три тысячи, – сказал пациент.

– Толя, едем в нашу, – распорядился Прощелыкин.

– Жаль парня, молодой еще! – громко, так, чтобы было слышно в салоне, подумал вслух Толя, трогая своего боевого коня с места.

Он не первый год работал вместе с Прощелыкиным и хорошо знал, когда ему следует выступать, а когда помалкивать.

– Брату моему они так перелом вылечили, – теперь Толя обращался к сидевшему в салоне другу, – что рука в локте не сгибается и не разгибается.

– Каждому свое! – хмыкнул Прощелыкин.

– У меня есть карточка! – вспомнил пациент. – Где здесь ближайший банкомат?

Когда машина остановилась, Прощелыкин заботливо накинул на плечи пациента его куртку, чтобы шинированная рука не так сильно бросалась в глаза, и проводил до банкомата. Волной снял с карты деньги – две пятитысячные купюры и прямо у банкомата передал их Прощелыкину.

– Благодарствую, – степенно сказал Прощелыкин, подражая дореволюционным извозчикам. – Прошу в карету, доставим в Тверь в лучшем виде!..

На следующий день пациент написал заявление в милицию. Вернее, написала заявление жена, а он только подписал левой, здоровой рукой. О том, сколько стоит доехать на «скорой» из Монаково в Тверь, узнало все отделение, а там тосковал от безделья с переломом бедра начинающий горнолыжник и по совместительству профессиональный журналист. Он с радостью ухватился за новость, дальше все пошло как положено: из искры возгорелось пламя, да такое, что чуть не опалило и главного врача Монаковской ЦРБ. Факт вымогательства был не только вопиющим по сути (вместо того, чтобы поскорее госпитализировать пострадавшего, «скорая помощь» возит его по банкоматам), но и доказанным, поскольку камера видеонаблюдения зафиксировала факт передачи денег. На Прощелыкина завели уголовное дело, а Юрию Игоревичу пришлось демонстративно уволить заведующего отделением Скорой медицинской помощи Варфоломеева за недостаточный контроль над подчиненными. Так шахматисты жертвуют пешкой или слоном ради безопасности короля.

К имевшимся головным болям добавилась еще одна: где найти нового заведующего на «скорую». В числе сотрудников имелись два врача непенсионного возраста, но оба наотрез отказались от заведования, потому что ответственности на этой должности становится намного больше, а денег меньше: нет ночных часов, колесных, на работу каждый день ходить непривычно и неохота. Юрий Игоревич временно назначил и.о. заведующего «скорой» своего заместителя по медицинской части, зная, что она не откажется, поскулит, но согласится, и вызвал к себе Данилова.

От внезапных вызовов к начальству Данилов ничего хорошего не ждал. Когда все хорошо, начальство не вспоминает о подчиненных, но стоит только случиться чему-нибудь неприятному, как сразу же начинается классическое: «Подать сюда Ляпкина-Тяпкина!»

Главный врач оказался неожиданно приветлив.

«Явно припас какой-нибудь сюрприз», – подумал Данилов, сев на стул.

– Не хотите ли чаю? – поинтересовался главный врач.

Столь великая любезность (где это видано, поить подчиненных чаем?) не просто настораживала, а пугала. Данилов отказался, быстро прикинул в уме возможные варианты и решил, что главный врач сейчас станет сватать его в заведующие отделением анестезиологии и реанимации.

Ошибся Данилов ненамного – речь зашла об отделении «Скорой помощи».

Юрий Игоревич начал с лести:

– У вас большой опыт работы на «скорой», вы компетентны, работаете без нареканий, соблюдаете дисциплину…

Перечень достоинств получился довольно длинным, если бы Данилову пришло в голову хвалить себя, то он бы и половины не сказал.

– Я уверен, что из вас получится хороший заведующий, Владимир Александрович.

– Вы глубоко заблуждаетесь, Юрий Игоревич, – возразил Данилов. – Заведующий из меня никакой, уж поверьте.

– Почему?

По жизни Юрий Игоревич больше привык к обратному. Обычно люди, совершенно не годящиеся, по его мнению, в руководители, убеждали, что они справятся, и умоляли дать им шанс.

– Потому что я не умею руководить, не люблю контролировать и не собираюсь отвечать за чужие ошибки. Мне и своих хватает.

– Вы вообще не собираетесь расти? – удивился главный врач.

– Только духовно.

– Странно. – Главный врач, казалось, даже немного растерялся. – Я был уверен, что вы согласитесь. Может быть, вас волнует материальная сторона? В деньгах вы только выиграете – это я вам обещаю!

«Вот бы удивилась Елена, если бы я согласился, – подумал Данилов. – Мы бы с ней начали соревноваться: кто кого обгонит на карьерном поприще, и наша жизнь наполнилась бы новым содержанием».

– Спасибо, Юрий Игоревич, но дело не в деньгах, а во мне.

– Ваше отделение с первого марта прекратит работу.

– Вот как? – вырвалось у Данилова. – Уже?

– Да. – Главный врач приподнял одну из бумажек, лежавших перед ним на столе. – Только что получил разрешение… Травматологии тоже не будет. Вам и Дударю придется выбирать между переходом в хирургическое отделение, куда мы передадим три анестезиологические ставки, или благородным увольнением, по сокращению штатов со всеми положенными льготами. Но учтите, что в связи с закрытием нам срежут много ставок, что плохо отразится на фонде экономии заработной платы и на премиях. Как анестезиолог в хирургическом отделении вы будете получать гораздо меньше, процентов на пятьдесят…

Заведующий отделением Скорой медицинской помощи был нужен Юрию Игоревичу позарез. Это наше все, за ее развал наверняка попрут из главных врачей, а без толкового заведующего она очень скоро развалится. Было ясно, что Елена Михайловна со «скорой» не справится как из-за нехватки времени, так и из-за отсутствия нужного опыта. Положение осложнялось тем, что на монаковской «скорой помощи» не было старшего врача, все руководство осуществлял заведующий.

– Что ж, придется искать что-нибудь другое, – сказал Данилов.

Меньше зарабатывать не хотелось: не одной же Елене содержать семью и копить на предстоящий ремонт, который сначала вроде как было решено отложить, а потом стало ясно, что лучше раньше закончить. И еще надоело находиться в подвешенном состоянии. Завтра, к примеру, уволится доктор Краев, на его место, как водится, никого не найдут, и хирургия в ЦРБ останется в виде хирургического кабинета, если вообще будет. При таких тенденциях больница очень скоро превратится в фельдшерский пункт стационарного типа: совсем немножко койко-мест и еще меньше сотрудников.

К тому же до столичного управления внутренних дел наконец-то докатилась волна кадровых перестановок, и генерал Уровейцев одним из первых отправился в отставку. Можно было возвращаться в Москву. У отставных генералов обычно не бывает ни возможностей, ни желания сводить с кем-то счеты. Данилов уже неделю собирался подать заявление о увольнении, но, понимая, сколь фатально это может отразиться на работе отделения, все медлил, хотя и понимал, что его присутствие или отсутствие общей тенденции не изменит, и еще он очень устал от ударной работы. Оказывается, хорошо, что медлил: уйти по сокращению штатов гораздо лучше, чем по собственному желанию.

Данилов оценил по достоинству поведение главного врача, который мог бы просто предложить ему перевод в анестезиологи при хирургическом отделении, сказав: «Не хотите – пишите заявление "по собственному"».

– Подумайте, Владимир Александрович, время пока терпит. Немного, но терпит.

– Нечего думать, Юрий Игоревич, и время тянуть незачем. Я же не цену себе набиваю, а просто отказываюсь. Сразу и наотрез. Увольняйте меня по сокращению штатов, так всем будет лучше.

– Может, вы и правы, – согласился главный врач. – Но если вдруг что, всегда помните, что здесь вам рады. Я, честно говоря, не ожидал… Думал, что освоитесь и попрет из вас все… столичное. А вы меня приятно разочаровали.

– Спасибо за комплимент, – улыбнулся Данилов, радуясь, что трудный разговор закончился. – Когда вы меня уволите?

– Третьего марта, – заглянув в настольный органайзер, ответил главный врач. – Двадцать восьмого февраля закроем отделение, два дня на консервацию, и до свидания. Соскучились по Москве-то?

– Времени не было, – пошутил Данилов. – Работа – лучшее лекарство от меланхолии…

– Если что, обращайтесь, – напомнил на прощание главный врач. – Вы теперь наш, монаковский. Свой человек…

«Елки-палки! – с досадой подумал Данилов. – Ну почему все всегда так складывается? Или с работой какая-нибудь засада, или отношения с начальством не складываются, или пакость какая объявится! Почему не бывает так, чтобы все нормально? Более-менее… Как у всех…»

В отделении новость выслушали со смешанным чувством – облегчение, печаль и небольшая растерянность.

– Наконец-то! – сказала Цапникова, и глаза ее тут же подозрительно заблестели. – Все к этому шло!

– Недолго мы протянули без Олега Денисовича, – сказала старшая сестра.

– Мы бы и с ним протянули не больше! – обиделась Цапникова.

– У Крамсалова работа будет не сахар, – вздохнул Дударь. – Одно дело, когда можно с хирургом разговаривать на равных, и совсем другое – когда ты у него в подчинении…

– Травму тоже закрывают, – вспомнил Данилов.

– Что же с больницей-то будет?! – ахнула старшая сестра.

– Что будет, что будет… – передразнила ее Цапникова. – Останется со временем одна администрация, будут друг дружкой руководить!

– Это же ужасно, Наталья Геннадьевна!

– Я не спорю, Ксюша, но что от нас зависит?

– Ладно, хватит о мрачном! – влез Дударь. – Раз у нас будет целых два дня на консервацию, то грех этим не воспользоваться. Надо бы отметить это дело, да так, чтобы было приятно и надолго запомнилось! Все согласны участвовать в прощальном банкете?

Несогласных не нашлось. Банкет назначили на последний день – третье марта, чтобы, как выразился Дударь, посидеть на дорожку и разойтись в разные стороны.

Глава двадцатая
«Электричка везет меня туда, куда я не хочу…»

– Происхождение сумочки можно определить по подкладке. Ровные прямые швы, аккуратно пришитые детали, отсутствие резких неприятных запахов, – тараторила с экрана девица с круглым, как блин, лицом.

– Тебе это интересно? – удивилась вошедшая в спальню Елена.

– Мне это приятственно, – ответил Данилов, отрывая взгляд от экрана ноутбука. – Если полгода пожить без телевизора, то он из говорящего ящика превращается в символ цивилизации. Нет разницы, что смотреть. А в сочетании с компьютером и собственными удобствами… Впрочем, чтобы понять это, надо какое-то время пожить в спартанской обстановке.

– Джинсы можно идентифицировать по клепкам, пуговицам и молниям: на них обязательно должны быть фирменные знаки или надписи, чаще всего с двух сторон. Выверните джинсы наизнанку. Швы должны быть отсрочены пятиниточным швом типа «оверлок». Не должно быть никаких торчащих ниток. Кривой шов – безоговорочный признак подделки…

– Как поиски? – Елена присела на подлокотник его кресла.

– Пять более или менее подходящих вариантов, – доложил Данилов. – С утра обзвоню и…

– Покажи-ка.

– Вот.

Бросив беглый взгляд на экран, Елена сказала:

– На самом деле у тебя три варианта. Сто двадцатую можешь вычеркнуть – месяц назад там сменился главный врач, который многим пришелся не по душе. Больница погрязла в дрязгах, коллектив расколот на два лагеря, в департамент каждый день поступает по нескольку жалоб. А в шестьдесят пятой решено организовать образцово-показательное отделение экстренной помощи нового типа, поэтому на спокойную работу там можно не рассчитывать.

– Так это, наоборот, интересно! – возразил Данилов.

Реорганизация приемных отделений в отделения экстренной медицинской помощи объединяла приемное и диагностическое отделения в единый блок со «скорой помощью». Данилов считал это разумным и правильным, разумеется, при условии, что все будет сделано толково.

– Постоянные комиссии, жуткая подковерная возня, суета. – Елена ласково взъерошила Данилову волосы. – Это не твое, Данилов. Больше месяца ты там не проработаешь, могу поспорить на что угодно.

– Верю. – Придерживая одной рукой стоявший на коленях ноутбук, Данилов другой обнял Елену за талию. – Ты зря не скажешь.

– Только в Москве можно увидеть торговцев подделками под всемирно известные бренды на центральных улицах…

Круглолицую девицу сменила пышнотелая брюнетка в усыпанном блестками малиновом свитере.

– Неправда, – возразил ей Данилов. – В славном городе Монаково тоже торгуют подделками под всемирно известные бренды на центральных улицах. За триста-четыреста рублей можно приобрести сумочку, за семьсот – джинсы. Цивилизация проникает повсюду…

– С этого момента, Данилов, пожалуйста, поподробнее, – нахмурилась Елена. – Кому ты покупал сумочки и джинсы?

– Никому, просто у меня привычка такая: не просто идти по улице, а смотреть по сторонам. Попадается на глаза много интересного. Как тебе, например, вывеска на магазинчике «Все для свадьбы»: «Жених ваш, все остальное – наше»?

– Смотри у меня! – Елена погрозила Данилову пальцем. – А то…

– Кажется, горелым пластиком запахло, – сказал Данилов, принюхиваясь к запаху, донесшемуся с кухни.

– Пакет плавится!

Елена убежала на кухню к запекающейся в духовке курице.

Данилов убрал из списка забракованные женой варианты, подумал немного и добавил четвертым пунктом вакансию анестезиолога-реаниматолога в «ведущей многопрофильной клинике европейского уровня». В объявлении было указано, что рассматриваются резюме соискателей, проживающих в других городах и готовых на переезд в Москву, следовательно, потребность была острой. К тому же предполагалось оказание анестезиологического пособия только при плановых оперативных вмешательствах, то есть работа была относительно спокойной, а после Монаково с его безумным рабочим графиком Данилову хотелось такого графика.

«Два места, конечно, отсеются еще по телефону, – подумал Данилов, – но остальные должны остаться. Хорошо бы объехать их в первой половине дня, тогда вечером можно будет вытащить Елену в театр или хотя бы в кино».

Данилов всю жизнь предпочитал кинотеатрам домашние просмотры, считая их более удобными. Никто рядом не хрустит попкорном и не мешает разговорами, можно пересмотреть понравившийся или непонятный момент, да и дома комфортнее. Но в Монаково ему вдруг захотелось в кинотеатр. В настоящий современный кинотеатр, а не в ретровариант, имевшийся в монаковском ДК «Романтик».

Перед тем как выключить ноутбук, Данилов проглядел сетевые афиши, отмечая в памяти более-менее подходящие фильмы и спектакли. Выйдя из спальни, он закрыл за собой дверь и машинально сунул руку в карман домашних джинсов в поисках ключа. Монаковские привычки оказались въедливыми: при выходе из комнаты хотелось запереть за собой дверь, влезать в ванну в пластиковых шлепанцах, а вчера вечером Данилов после душа вернулся в спальню с полотенцем и замер в растерянности, соображая, куда его можно повесить (в Монаково для полотенца имелся персональный крючок). Только смех Елены, ставшей свидетельницей этой немой сцены, привел Данилова в чувство…

Во время утреннего обзвона не отсеялся ни один вариант, все четыре вакансии оставались открытыми, и всюду хотели видеть опытного московского врача. Резюме Данилов предусмотрительно не рассылал, опасаясь, что частые смены мест работы сразу же вызовут у кадровиков неприятие и встречаться с ним они уже не захотят. Проще объяснить при встрече, когда видят перед собой живого соискателя, а не текст.

Первым номером, самой близкой к дому, была «ведущая многопрофильная клиника европейского уровня» – небольшая частная клиника на Таганке, которая произвела на Данилова довольно неплохое впечатление своим внешним видом, перечнем услуг и предупредительной вежливостью персонала. «Лучше притворно улыбаться, чем искренне хамить», – говорила мать Данилова, когда сын-подросток упрекал ее в неискренности.

Собеседование с директором отдела персонала (само собой, в современных клиниках отдела кадров быть не может, он бы там смотрелся архаизмом) оказалось недолгим.

– Расскажите о себе, Владимир Александрович, – попросила она. – Учеба, работа, достижения, причины ухода с последнего места.

Данилов уложился в две минуты.

– Вы работали в провинции? – удивилась директор, открывая паспорт Данилова.

За ним последовала трудовая книжка, до диплома дело так и не дошло.

– Извините, Владимир Александрович, – в голосе директора отдела персонала звучала грусть (профессионалы умеют непринужденно притворяться), – но наша компания предпочитает принимать сотрудников, не склонных часто менять места работы. Мне очень жаль.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил Данилов и ушел.

Следующим номером программы была расположенная неподалеку от частной клиники двадцать третья городская больница. Здешняя кадровик сразу же начала со знакомства с трудовой книжкой. Бегло пролистала, хмыкнула и вернула книжку Данилову со словами:

– Место уже занято.

Зачем надо было приглашать на собеседование и смотреть трудовую книжку, если вакансия уже закрыта, Данилов спрашивать не стал. Какая разница? В какую форму ни облекай отрицательный ответ, главной остается суть.

«Наверное, правильнее все же начинать с рассылки резюме, – подумал Данилов. – Все равно по поводу смены мест работы слова сказать не дают. Нет смысла зря мотаться».

Но с другой стороны, после долгого отсутствия ездить по Москве было приятно, даже и в пасмурный мартовский день. По дороге от больницы до метро Данилова нехило обдала грязью проезжавшая мимо «Мазда». Сначала Данилов, как и предписано традициями, помянул добрым словом матушку лихого водителя, но, закончив отряхиваться, подумал, что грязь – это, в сущности, вода, а она, согласно народным поверьям, всегда к счастью. «Или только чистая?» – усомнился он, но тут же одернул себя, напомнив, что рано еще становиться занудой, возраст совсем не подходящий.

Третье собеседование проводила заместитель главврача по медицинской части. Судя по сдвинувшимся на переносице бровям, даниловская трудовая книжка ее определенно впечатлила, но не настолько, чтобы сразу же дать Данилову от ворот поворот.

– Бывает, – сказала она, закрыв книжку. – Из госпиталя почему со статьей ушли?

– Поставил на место одного генерала, который безобразничал в реанимации. Он обиделся.

– Он лечился или приходил к кому-то?

– Можно считать, что лечился.

– У нас тоже бывают непростые пациенты. Вот недавно в кардиореанимации лежала мать сотрудника департамента здравоохранения. Непростая больная, с претензиями, но если бы заведующий отделением и лечащий врач не проявили бы должного терпения, проблемы были бы не только у них, но и у всей больницы.

«Ну, на больнице это бы никак не отразилось, – подумал Данилов, глядя в слегка косившие глаза главного врача, – а вот на главном враче и тебе вполне могло».

– Вы сделали выводы из случившегося?

У нее был пытливый взгляд из-под очков в тонкой оправе, совершенно не подходившей к простецкому скуластому лицу.

– Сделал, – коротко ответил Данилов.

Глаза стали недоверчивыми.

– А что вас побудило уехать из Москвы в это ваше…

– Монаково, – подсказал Данилов.

– Какая разница – Монаково, Конаково, Ганаково…

На лице мелькнула гримаса, означавшая: «Важно не то, куда именно, важен сам факт».

– Хотелось расширить свой опыт.

– И как?

– Более чем.

– А что за сокращение штатов там произошло?

– Из-за нехватки персонала закрыли отделение анестезиологии и реанимации.

Заместитель главного врача неодобрительно покачала головой – как, мол, можно?

В разговоре возникла долгая и тягостная пауза.

– У вас сейчас есть время? – наконец спросила зам.

– Есть. – Данилов немного приободрился.

– Возможно, с вами захочет побеседовать Михаил Андреевич. Подождите, пожалуйста, в коридоре. Возьмите документы!

Уточнять, кто такой Михаил Андреевич, Данилов не стал. И так ясно, что речь идет о главном враче.

Тот сидел за двустворчатой полированной дверью напротив кабинета заместителя. Данилов успел трижды пройтись по коридору, прежде чем услышал:

– Извините, но Михаил Андреевич уже нашел анестезиолога.

В последнее место Данилов поехал без надежды, повинуясь привычке доводить начатое до конца. В метро попробовал составить короткую, но яркую и убедительную речь, которая смогла бы сразу вызвать к нему расположение. Ничего не получилось: хвалить себя (по-нынешнему, заниматься самопиаром) Данилов отродясь не умел. Да и глупым казалось это, каким-то детским, что ли: «Возьмите меня, я хороший! Я не буду больше ковырять в носу и ругаться матом!»

Сто тридцать шестую больницу Данилов намеренно оставил напоследок. Этот большой скоропомощной стационар неофициально считался «главным бомжатником департамента», туда со всей Москвы свозили асоциальный и бесполисный контингент, что создавало определенные сложности персоналу.

Здешний заместитель главврача по медицинской части не понравился с первого взгляда. Данилов не любил чересчур самодовольных людей. Само собой, заместитель главврача большого полуторатысячекоечного стационара имеет право немного гордиться собой, но достоинство достоинству рознь. Когда оно переходит в чванную спесь, это не вызывает в окружающих ничего, кроме раздражения. Впрочем, манера держаться неплохо гармонировала с внешностью: заместитель был толст, имел вздернутый кверху нос-пятачок и оттопыренную нижнюю губу. Возможно, характер сделал его таким свинообразным.

На даниловское «здравствуйте» заместитель ответил едва заметным кивком. Сесть не предложил, пришлось сделать это самовольно, без приглашения. Документы смотрелись с брезгливой миной, словно они были перемазаны дерьмом. Данилову пришлось сделать над собой определенное усилие, чтобы не забрать их и уйти. Он сделал три глубоких вдоха подряд и напомнил себе, что устраивается не в заведующие отделением, стало быть, много контактировать с заместителем главного по медицинской части ему не придется. Аутотренинг подействовал.

– Я удивляюсь вашей самонадеянности! – изрек заместитель, закончив знакомиться с документами. – С такой трудовой прямая дорога в участковые врачи, а не в ведущую московскую клинику!

– Нахальство – второе счастье, – улыбнулся Данилов.

– Вот и я о том же! – насупился заместитель.

Данилов встал, взял со стола свои документы, убрал их во внутренний карман куртки и не смог удержаться от ехидства:

– Можно узнать, что именно сделало вашу клинику ведущей?

– Вам этого не понять, – буркнул собеседник и демонстративно уткнулся в какие-то бумаги.

Прощаться Данилов не стал, ушел молча.

Домой он возвращался немного подавленным. Первый блин просто должен выйти комом, но если таким вышел и четвертый, то это уже заставляет задуматься над тем, все ли делается правильно. Идти в участковые врачи Данилову не хотелось, недолгий опыт хождения по вызовам во время эпидемии гриппа навсегда отвратил его от подобной работы. В физиотерапевты не тянуло, во всяком случае пока.

Елена сильно задержалась на работе, и если уж начистоту, Данилов был этому рад, потому что не только не хотелось идти куда-нибудь развлекаться, но и просто рассказывать о том, как прошел день. Он простоял минут десять под контрастным душем, немного поиграл на скрипке, по которой успел сильно соскучиться, проверил написанное Никитой сочинение на тему: «Каким я вижу будущее моей страны» и уже собирался завалиться в постель с какой-нибудь нагоняющей сон книжкой, но в это время вернулась жена и сразу же поинтересовалась успехами.

– Пока похвастаться нечем, – ответил Данилов. – Ужинать будешь?

– Нет, только выпью кофе, – ответила Елена.

Разумеется, под кофе она выспросила у Данилова все подробности, как, что и почему. Помолчала, глядя в окно, и призналась:

– Если честно, то я с такой трудовой тоже бы не взяла. Не конкретно тебя, а незнакомого мне человека.

– А меня?

Данилов шутил, но Елена приняла его вопрос всерьез.

– Если хочешь, посодействую устроиться в другой регион. К себе не возьму. Не хочу, чтобы мне кололи глаза родным мужем.