Текст книги "Первый русский национализм… и другие"

«Органический скептик»

Гинзбург, как было кем-то замечено, отличалась умом поразительно жестким, совершенно «мужским» – без малейшей попытки скрыться за сентиментальностью, чувством, фразой. Понимание другого и понимание себя – в конечном счете для Гинзбург это был единый процесс, сродни стоической медитации – исключало всякое романтическое опоэтизирование. Безыллюзорность взгляда делала Гинзбург беспощадно зрячей. Иллюзии – наша защитная оболочка, позволяющая нам выносить себя, – Гинзбург целенаправленно стремилась научиться жить без иллюзий, без привычных защит[105]105
  Невозможно жить без защиты – и эту роль на себя в случае Гинзбург берет литература, возможность зафиксировать мысль, чувство в слове – и тем самым дистанцироваться от него, сделать мысль мыслимой. В разговоре с Гуковским она скажет:
  «– Я не могу не писать, <…> когда я не пишу, я не думаю. <…> Если бы я попала на необитаемый остров, я, вероятно, стала бы писать на песке.
  – Вы и так пишете на песке, – сказал Гриша» (Гинзбург 2011, 125–126, запись 1935 г.).
  И в следующей непосредственно за этой записью проговаривается ключевое:
  «– <…> Вы до странного без заслонов. Почему-то вы видите самые жестокие для вас вещи.
  – Не потому, что я умнее. Должно быть, я вижу их потому, что могу о них написать и что тем самым они для меня не смертельны [выд. мной. – А. Т.]» (Гинзбург 2011, 126).


[Закрыть]. Эдуард Надточий описывает этот опыт как поиск иных практик сопротивления: в двадцатом, «железном» веке иллюзии не защищают, системе либо покоряются, расплачиваясь собой, либо борются с ней – в борьбе становясь неотличимо похожими на тех, с кем борются. Стоический скепсис Гинзбург, тщательно ею отрефлексированный, позволил ей сохранить себя – в то время, когда каждый оказывался попеременно палачом и жертвой, она сумела не принять участия в этой игре, защитила себя от иллюзий «дела», «истины», любых других высоких слов, позволяющих найти себе оправдание. В «Рассказе о жалости и жестокости», написанном в ленинградскую блокаду, Гинзбург так формулирует обретенный ею способ утверждения ценностей в мире, где каждая абсолютная ценность оказывается лишь способом примириться с невыносимым, где нет возможности добросовестно верить в универсальные смыслы:

«В качестве органического скептика Оттер не знал в точности, что такое ценная и нужная жизнь. И для кого нужная. Только на абсолюты опирающееся неколебимое представление об иерархии ценностей могло бы помочь ответить на этот вопрос. Но этого представления у Оттера не было.

А вне этого, по совести говоря, Оттер знал только ощущение каждого человека на свое право на существование и его интуитивно понятное право на это ощущение. […] С помощью каких критериев может скептик установить иерархию всех этих интуиций и непосредственных моральных данностей? Он может только сказать, что жизнь человека нужна ему самому и что в своем праве на существование люди равноправны» (Гинзбург, 2011b: 23).

В этом отрывке Гинзбург формулирует принцип скептического гуманизма, во многом сближающийся с синхронными текстами Камю. И здесь же – решительное разногласие с ним. Во фрагментах, не вошедших в «Вокруг “Записок блокадного человека”», Гинзбург описывает смысл «Постороннего» следующим образом: «Констатация факта: жизнь бессмысленна, а человек хочет жить <…>. На этом кончается ход мысли в романе. В трактате же после этого Камю делает непостижимый прыжок в героическое самоутверждение. <…> К человеку Сизифу со всех сторон сбегаются отрицательные ценности: истина, свобода, гордость, мужество в безнадежной борьбе. Откуда все это берется, если нет ни иерархии, ни выбора? Чем осознанная бессмыслица лучше неосознанной – если не признать высшую ценность в познании?» (Гинзбург, 2011b: 451).

Этическая проблематика Гинзбург вытекает из осознания принадлежности к традиции модерна – индивидуалистической традиции – и в то же время из осознания тупика последней:

«…Романтический индивидуализм состоял в том, что безусловно ценная личность присваивала себе безусловные ценности, ей внеположенные, вплоть до божественных. Романтическое отношение субъекта и объекта нарушило уже декадентство конца XIX века. Объективные ценности взяты были под сомнение, но ценность личности еще не оспаривалась. XX век с его непомерными социальными давлениями постепенно отнял у человека переживание абсолютной самоценности [выд. мной. – А. Г.]» (Гинзбург, 2011: 338).

Индивидуализм XIX века опирался на несомненность личности – что бы ни происходило вокруг, ценность личности не подвергалась сомнению – равно как не подвергается она в конечном счете сомнению и у Камю. Он отвергает ее сознательно, но весь ход его рассуждений тем не менее опирается на эту несомненность – его проблематика в том, как, не имея никаких рациональных доводов, тем не менее найти обоснование личности, ее суверенности, даже если это будет обоснование через абсурд существования.

Напротив, Гинзбург принимает ситуацию со всей беспощадной серьезностью – поскольку опыт ее существования не оставляет ей тех надежд, за которые может уцепиться Камю, она выкинута из гуманистической традиции не только рационально (осознанием ее интеллектуальной ущербности), но и самим существованием. Как и Камю, она убеждена, что «логика поведением не управляет (логически мыслящие от других отличаются пониманием нелогичности своих поступков). Поведением управляют устремления и интересы, превращающие человека в устройство, приспособленное – биологически и социально – для жизни; закономерность, из которой он вырывается только вследствие патологического развала или чрезмерности нагрузки (последнее редко, человек выдержать может много, вынослив)» (Гинзбург, 2011б: 446). Однако эти устремления и интересы, согласно Гинзбург, и есть то, чем держится этика – и чем она разрушается. В записях 1970—1980-х годов, размышляя над Ларошфуко, она отмечает: «В духе XVII века он оперирует неподвижными категориями добродетелей и пороков, но его динамическое понимание человека и страстей человека, в сущности, стирает эти рубрики. Ларошфуко отрицает и разлагает моральные понятия, которыми пользуется. <…>.Система Ларошфуко может объяснить не только низкие, но и высокие поступки. Она допускает моральную иерархию. <…> В какой-то мере он рассматривает уже поведение человека как непрестанную идеологизацию влечений (интересов). Это выгодно отличает его от плоской мизантропии, которая ничего не понимает в человеке, потому что видит в нем одну шкурность и не видит сублимацию шкурности. На одной шкурности нельзя было бы создать ничего похожего на человеческое общество» (Гинзбург, 2011:310, записи 1970—1980-х годов).

Источником ценностей по Гинзбург может быть только социальное – проблема, однако, в том, что социальное перестало быть таковым, общество больше не выступает той «плотной средой», по отношению к которой возможно самоопределение индивида: «Свидетели – это среда, апперципирующая поступки человека, оценивающая его жизнь согласно определенным этически-эстетиче-ским нормам. Где есть среда, там в каждой личности действует мощный закон сохранения принятого нравственного уровня» (Гинзбург, 2011: 193). Осмысляя опыт своего поколения, Гинзбург пишет: «Молодость этого поколения прошла при свидетелях. <…> Без свидетелей форма распадалась. Не человек отказывался от соблазнов мира сего, а человеку отказывали от места. Отсюда долгие, дорогостоящие старания – жить как люди живут. Не получалось.

Неудача – больше не материал, потому что она не пригодится; проигранная жизнь не форма, потому что на нее никто не смотрит со стороны» (Гинзбург, 2011: 193). Смотрение со стороны, собственно, и есть вся «промежуточная литература» Гинзбург: среда, поддерживающая нормы, если нет социальной среды – то такой средой становится литература, возможность создать дистанцию по отношению к себе (тот «внешний взгляд», который в нормальной ситуации дает общество).

Шаг за шагом разбирая мотивы, «влечения (интересы)», лежащие в основе человеческих действий – как во второй части «Записок блокадного человека» анатомируя каждую реплику, – Гинзбург далека от того, чтобы сводить человеческое поведение лишь к ним; «влечения (интересы)» – тот строительный материал, из которого создается человеческое поведение, и, следовательно, оно несводимо к нему. Логика, лежащая в основе подобного препарирования, родственна скорее логике «Размышлений» Марка Аврелия в интерпретации Пьера Адо, для которого это не «некий личный дневник, в котором тот изливает душу», а «духовные упражнения» (Адо, 2005:132—133). Мы ничего не поймем, если примем, например, известный фрагмент, потом звучащий у Паскаля: «.сколько людей вовсе не знают и твоего имени, сколько забудут тебя в самом непродолжительном времени» (IX, 30), за лирическое излияние. Ничто не прояснится, если рассуждение из книги VIII (24): «Каким представляется тебе омовение? Масло, пот, грязь, липкая вода – все вещи, возбуждающие брезгливость. Таковы же и каждая часть жизни, каждый предмет» мы примем за мизантропию или мимолетное настроение императора, в книге X (10) сравнивающего себя с пауком: «Паук горд, завлекши муху; <…> а кто – сарматов». Речь не о том, что есть только это, – император не тождественен пауку, слава значима для Марка Аврелия, но смысл «Размышлений» в духовном упражнении, в тренировке подобного взгляда, который позволяет жить и действовать – в том числе и завлекая сарматов в ловушку; ключевое, однако, в том, чтобы возникла дистанция между действием и сознанием, лишить повседневное существование его статуса «само собой разумеющегося». В опыте текста Гинзбург научается самой ценной свободе – свободе от надежды:

«Тогда человеку в качестве источника ценностей и этических действий остается еще область индивидуально-психологическая, со всеми ее парадоксами. Человек уходит в себя, чтобы выйти из себя (а выход из себя – сердцевина этического акта). Человек в себе самом ищет то, что выше себя. Он находит тогда несомненные факты внутреннего опыта – любовь, сострадание, творчество – в своей имманентности, однако, не утоляющие жажду последних социальных обоснований [выд. мной. – А. Г.]» (Гинзбург, 2011:253).

Соблазн, который фиксирует Гинзбург и преодолевает, – элитарная этика, находящая в творчестве спасение[106]106
  «Творчество, которое не живет нормальной социальной жизнью, – это самоутешение, и самое неутешительное. К тому же творчество не всем дано, а этика для немногих – противучеловечна. К тому же любовь и сострадание должны быть воспитуемы, культивируемы, идеологически оформлены; иначе они глохнут с поразительной быстротой и исчезают с ужасной бесследностью» (Гинзбург, 2011: 253).


[Закрыть]. Она слишком хорошо понимает могущество социальных механизмов, чтобы полагать, что нечто может удержаться вне их – как стоик принимает мировой закон, которому он подчинен так же, как и все прочее, так и Гинзбург принимает власть социального. Глубокий литературовед, удивляющий точностью и одновременно неожиданностью своих наблюдений, Гинзбург настаивает: «Историко-литературные работы удаются, когда у них есть второй, интимный смысл. Иначе они могут вовсе лишиться смысла. Знаю это по грустному опыту». В своей главной вышедшей при жизни книге – «О психологической прозе» (1977) – она решительно и спокойно уходит от всякого романтического способа мировидения и мирочувствования: «Романтизм привык хотеть невозможного, стремиться к недостижимому. Жизнетворчество и в этом смысле вполне романтично, потому что это задача с заведомо неудавшимся решением. […] В жизни есть высказывания, беседы, письменные свидетельства, жесты, поступки, изнутри и извне объединяемые в условное единство. Но остаток, не усвоенный эстетической структурой, здесь слишком тяжеловесен. То, что должно было стать торжеством искусства, на самом деле убивает его специфику. Условные образы, привитые к жизни, подвергаются опасности грубо материализоваться – подобно духам спиритов, которые стучат, разговаривают и кашляют» (Гинзбург, 1977: 28–29). Искусству романтическому постоянно угрожает утрата границы, отделяющей искусство от жизни, – жизнь и искусство слишком серьезные вещи, чтобы с ними можно было играть, переставляя их местами. Искусство, как отмечал еще Аристотель, стремится не к правде, но к правдоподобию – перенося искусство в жизнь, пытаясь строить последнюю в соответствии с первым, мы не только предъявляем к жизни невозможные требования, но равным образом расплачиваемся и искусством. Романтизм – в первую очередь искусство действия, акта; для Гинзбург акт – всегда акт жизненный, искусство есть дело мысли. Романтизм стремится к поступку, Гинзбург озабочена «проблемой поведения»:

«Субъективно-героическое миропонимание, подвиги, чтобы доказать себе силу, жертвы ради реализации собственных дарований, – все это частные случаи из жизни человеческого духа. Этика как закон поведения требует норм – абсолютных или относительных, но всеобщих и жестких» (Гинзбург, 2011:253).

Надежда обессиливает нас, поскольку начинает казаться, что мы можем выскользнуть из ситуации, оказаться свободными от нее – или же делать ставку на саму ситуацию, что она изменится, или искать смысл, нам недоступный, в ужасе переживаемого – путь, известный, например, по Лукачу, – а в более простой форме пройденный большинством интеллектуалов той эпохи. Это попытка договориться со временем – найти спасение в самой историчности, обрести смысл истории, который оправдает все – и тем самым сделает возможным и для нас компромисс со временем.

«В условиях абсолютной несвободы очень трудно и очень легко быть смелым. Ибо все есть смелость, каждое неотрегулированное дыхание есть смелость» (Гинзбург, 2011b: 82).

Для Гинзбург значимым оказывается не поступок, не единичный жест – поскольку жестом здесь оказывается и меньшая подлость, когда можно совершить большую, и меньшие оговорки, когда все стремятся сделать их как можно больше. Она отказывается от смелости, от «бунта», о котором говорит Камю, заменяя его куда более трудным – отсутствием страха, вырастающим из безнадежности: действовать так, «как будто ты уже умер», видеть себя нейтральным взглядом, как объект в череде других объектов[107]107
  Показательна работа Гинзбург над текстами, из которых вырастут «Записки блокадного человека»: если в первых записях иногда прорывается «я», то затем оно замещается «Оттером», чтобы в конечном варианте стать «Эном»: «Это человек суммарный и условный <…>, интеллигент в особых обстоятельствах» (Гинзбург, 2011b: 311).


[Закрыть].

Выдающийся филолог Андрей Зорин, один из двух редакторов и составителей «блокадного» тома (вторым была Эмили ван Бискрик), в интервью, данном «Радио Свобода» в связи с выходом издания, говорит:

«Для меня Гинзбург, конечно, – фигура абсолютно первого ранга. Ее прозу можно любить или не любить, но невероятная монументальность замысла, фигуры, письма, абсолютная оригинальность почерка поражают воображение.

В ходе работы над этой книгой самое поразительное, конечно, для меня было то, что все это было готово в 40-е годы. Новаторство этой прозы поражает даже на фоне Платонова и Зощенко» (Зорин, 2011).

Явно опираясь на собственный опыт, Гинзбург в 1970-е годы писала: «Психологические открытия, которые на данном этапе в законченной форме еще невозможны в устоявшихся, канонических жанрах, которые в них только пробиваются к свету, возможны уже в пограничных видах литературы – в письмах, дневниках, автобиографиях». Дневников и автобиографий она не писала, письма не были для нее, как и для большинства современников, пространством психологических открытий, – но она нашла другие пограничные виды: записную книжку, «незаконченный рассказ» – нечто среднее между черновиком и дневником, избавляющее от «высокой эстетической организации» литературы вымысла и тем самым дающее возможность увидеть непредзаданное.

Лидия Гинзбург не станет фигурой первого плана – она не может предложить простых ответов, универсальных формул. Единственное, что она может дать, – техники жизни, техники осмысленного существования – и пример своей собственной жизни, прожитой без счастья. Впрочем, как писал Моруа, размышляя о Прусте, «в человеке счастливом <…> мало человеческого. Как понять ему жизнь других людей, сплошь состоящую из боли? <…> Лишь любовь [напомним, что по Прусту любовь – всегда страдание. – А. Т.] и ревность способны открыть нам врата понимания» (Моруа, 2000: 235). Счастье для Гинзбург, как и для Пруста, если и возможно, то как результат непонимания. Но взамен этого она дает урок жизни, прожитой в сознании и ответственности, без подлости и предательства, что делает ее уникальной на фоне эпохи.

Список используемых сокращений

ИРЛИ – Институт русской литературы («Пушкинский Дом»)

Российской академии наук, Санкт-Петербург

РГБ – Российская государственная библиотека, Москва

РНБ – Российская национальная библиотека, Санкт-Петербург

Библиография

Адо П. (2005) Духовные упражнения и античная философия / пер. с фр. при участии В. А. Воробьева. – М.; СПб.: Изд-во «Степной ветер»; ИД «Коло».

Айзенберг М. (2011) Авторизированная инструкция // [http://www.openspace. ru/literature/projects/130/details/20226/]

Аксаков И. С. (2012). Материалы для летописи жизни и творчества. Вып. 4: в 3 частях. 1861–1869: редактор-издатель газет «День», «Москва» и «Москвич». А. Ф. Аксакова (Тютчева) и И. С. Аксаков. Ч. I: 1861–1862 / сост. С. В. Мотин, И. И. Мельников, А. А. Мельникова; под ред. С. В. Мотина. – Уфа: УЮИ МВД России.

[Аксаков И. С.] (1886) Сочинения И. С. Аксакова. Т. IV: общественные вопросы по церковным делам. Свобода слова. Судебный вопрос. Общественное воспитание. 1860–1886. Статьи из «Дня», «Москвы», «Москвича» и «Руси» и три статьи, вышедшие отдельно. – М.: Типография М. Г. Волчанинова.

[Аксаков И. С.] (1887) Сочинения И. С. Аксакова. Т. V: государственный и земский вопрос. Статьи о некоторых исторических событиях. 1860–1886. Статьи из «Дня», «Москвы» и «Руси». – М.: Типография М. Г. Волчанинова.

[Аксаков И. С.] (1891) Сочинения И. С. Аксакова. Т. II: славянофильство и западничество. 1860–1886. Статьи из «Дня», «Москвы», «Москвича» и «Руси». 2-е изд. – СПб.: Типография А. С. Суворина.

[Аксаков И. С.] (1892) Иван Сергеевич Аксаков в его письмах. Т. 3: исследование украинских ярмарок. Ополчение. Путешествия за границу. Письма 1851–1860 годов. – М.: Типография М. Г. Волчанинова.

[Аксаков И. С.] (1896) Иван Сергеевич Аксаков в его письмах. Ч. 2: письма к разным лицам. Т. 4: письма к М. Ф. Раевскому, к А. Ф. Тютчевой, к графине А. Д. Блудовой, к Н. И. Костомарову, к Н. П. Гилярову-Платонову. 1858–1886 гг. – СПб.: Издание Императорской публичной библиотеки.

Аксаков И. С. (1988) Письма к родным. 1844–1849 / изд. подготовила Т. Ф. Пирожкова. – М.: Наука. (Серия: «Литературные памятники»).

Аксаков И. С. (1994) Письма к родным. 1849–1856 / изд. подготовила Т. Ф. Пирожкова. – М.: Наука.

Аксаков И. С. (2002) Отчего так нелегко живется в России? / сост., вступ. ст. В. Н. Грекова; подготовка текста, прим. В. Н. Грекова, Н. А. Смирновой. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН).

Аксаков К. С. (1889) Полное собрание сочинений Константина Сергеевича Аксакова. Т. I: сочинения исторические / под ред. И. С. Аксакова. – М.: Университетская типография.

Аксаков К. С. (2009) Государство и народ / сост. и коммент. А. В. Белова; пред. А. Д. Каплина. – М.: Институт русской цивилизации.

Аксакова В. С. (2004) Дневник: 1854–1855 гг. – М.: АСТ; Астрель.

Бадалян Д. А. (2011) Цикл статей И. С. Аксакова об обществе: история цензуры и неопубликованные страницы // Третьи Аксаковские чтения: материалы межвузовской научной конференции, посвященной 220-летию со дня рождения С. Т. Аксакова (Ульяновск, 21–24 сентября 2011 года). – Ульяновск: Издатель Качалин Александр Васильевич. – С. 103–113.

Барсов Е. В. (1882) Иван Дмитриевич Беляев // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете <ЧОИДР>. 1882. Кн. I. Раздел IV: смесь.

Белинский В. Г. (1982) Сочинения. В 9 т. Т. 9: письма. – М.: Художественная литература.

[Беляев И. Д.] (1886) Из писем Ивана Дмитриевича Беляева к А. Н. Попову // Русский архив. 1886. Т. LXI. Вып. 10.

Беляев И. Д. (1999) История русского законодательства. – СПб.: Лань.

Бердяев Н. А. (2007) Константин Леонтьев: очерки из истории русской религиозной мысли; Алексей Степанович Хомяков. – М.: АСТ; АСТ Москва; Хранитель.

Бибихин В. В. (2003) Голос Розанова [1991] // Бибихин В. В. Другое начало. – СПб.: Наука.

Борисёнок Ю. А. (2001) Михаил Бакунин и «польская интрига»: 1840-е годы. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН).

Бранденбергер Д. Л. (2009) Национал-большевизм. Сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания (1931–1956 гг.) / пер. с англ. Н. Алешина и Л. Высоцкого. – СПб.: Академический проект, Изд-во ДНК. (Серия: «Современная западная русистика»).

Валицкий А. (2012) Философия права русского либерализма / пер. с англ. О. В. Овчинниковой, О. Р. Пазухиной, С. Л. Чижкова, Н. А. Чистяковой; под науч. ред. С. Л. Чижкова. – М.: Мысль.

Валуев П. А., гр. (1919) Дневник. 1877–1884 / ред. и прим. В. Я. Яковлева-Богучарского, П. Е. Щеголева. – Пг.: Былое.

Варварин В. [Розанов В. В.] (2003) Русский Нил [1907] // Розанов В. В. Около народной души. Статьи 1906–1908 гг. – М.: Республика.

Верт П. (2012) Православие, инославие, иноверие: очерки по истории религиозного разнообразия Российской империи / пер. с англ. Н. Миншаковой, М. Долбилова, Е. Зуевой и автора; науч. ред., пер. М. Долбилов. – М.: Новое литературное обозрение.

Виттекер Ц. Х. (1999) Граф С. С. Уваров и его время / пер. с англ. Н. Л. Лужецкой. – СПб.: Академический проект. (Серия: «Современная западная русистика». Т. 22).

Вишленкова Е. А. (2011) Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому». – М.: Новое литературное обозрение. (Серия: Historia Rossica).

Герцен А. И. (1954–1965) Собрание сочинений. В 30 т. – М.: Изд-во АН СССР.

Гершензон М. О. (2000a) Избранное. В 4 т. Т. 2: молодая Россия. – М.: Университетская книга; Иерусалим: Gesharim.

Гершензон М. О. (2000b) Избранное. В 4 т. Т. 3: образы прошлого. – М.: Университетская книга; Иерусалим: Gesharim.

Гинзбург Л. Я. (1977) О психологической прозе. Изд. 2-е. – Л.: Художественная литература.

Гинзбург Л. Я. (1997) Автобиографическое в творчестве Герцена // Литературное наследство. Т. 99. Кн. 1. – М.: Наука.

Гинзбург Л. Я. (2007) Работы довоенного времени: Статьи. Рецензии. Монография / вступ. ст., сост. С. А. Савицкого. – СПб.: ИД «Петрополис».

Гинзбург Л. Я. (2011) Записные книжки. Воспоминания. Эссе. – СПб.: Искусство-СПб.

Гинзбург Л. Я. (2011b) Проходящие характеры: проза военных лет. Записки блокадного человека / сост., подготовка текста, прим., статьи А. Зорин,

Э. Ван Баскирк. – М.: Новое издательство.

Грибунин В. В., ГесляА. А. (2011) Философские взгляды Н. Н. Страхова 1860– 70-х гг. и славянофильство // Вестник ТОГУ. – № 1. – С. 217–222.

Григорьев Ап. (1876) Сочинения / под ред. Н. Н. Страхова. – СПб.

Григорьев Ап. А. (1999) Письма / изд. подгот. Б. Ф. Егоров. – М.: Наука.

Державин Н. С. (1939) Герцен и славянофилы // Историк-марксист. – № 1.

Долбилов М. Д. (2010) Русский край, чужая вера: этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II. – М.: Новое литературное обозрение. (Серия: Historia Rossica)

Достоевский Ф. М. (1991) Ряд статей о русской литературе. V. Последние литературные явления. Газета «День» // Достоевский Ф. М. Собрание сочинений в 15 т. Т. 11: публицистика. – Л.: Наука. – С. 144–156.

Дудзинская Е. А. (1983a) Славянофилы в общественной борьбе. – М.: Мысль, 1983.

ДудзинскаяЕ. А. (1983b) Славянофилы и Герцен накануне реформы 1861 г. // Вопросы истории. – № 11.

Дудзинская Е. А. (1994) Славянофилы в пореформенной России. – М.: Институт российской истории.

Дурылин С. Н. (2006) В своем углу / сост. и прим. В. Н. Топоровой; подготовка текста и подбор иллюстр. В. Н. Топоровой, В. Ф. Тейдер, предисл. Г. Е. Померанцовой. – М.: Молодая гвардия.

Емельянов Е. П., Гесля А. А. (2012) Единственный голос, к которому прислушивается правительство // Социологическое обозрение. – Т. 11. – № 3.

Желвакова И. А. (2010) Герцен. – М.: Молодая гвардия.

Замараев И. Г. (1995) Памяти К. Н. Леонтьева // К. Н. Леонтьев: pro et contra. Личность и творчество Константина Леонтьева в оценке русских мыслителей и исследователей 1891–1917 гг. Антология. Кн. 1. – СПб.: Изд-во РХГИ.

Захарова Л. Г. (2011) Александр II и отмена крепостного права в России. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН).

Зорин А. Л. (2004) Кормя двуглавого орла. Русская литература и государственная идеология в последней трети XVIII – первой трети XIX века. – М.: Новое литературное обозрение. (Серия: Historia Rossica)

[Зорин А. Л.] (2011) Литературовед Андрей Зорин о прозе Лидии Гинзбург [интервью «Радио Свобода», интервьюер Е. Фанайлова] // [http://www. svobodanews.ru/content/article/2315018.html].

Империя и нация в зеркале исторической памяти (2011): сборник статей / редакторы-составители И. Герасимов, М. Могильнер, А. Семенов. – М.: Новое издательство.

Кавелин К. Д. (1989) Авдотья Петровна Елагина // Русское общество 30-х годов XIX в. Люди и идеи: (мемуары современников) / под ред. И. А. Федосова. – М.: Изд-во МГУ.

Камнев В. М. (2010) Хранители и пророки: религиозно-философское содержание русского консерватизма. – СПб.: Наука.

Каплин А. Д. (2011) Предисловие // Беляев И. Д. Лекции по истории русского законодательства. – М.: Институт русской цивилизации.

Киреевский И. В. (1911) Полное собрание сочинений. В 2 т. Т. II / под ред. М. О. Гершензона. – М.: Книгоиздательство «Путь».

Комзолова А. А. (2005) Политика самодержавия в Северо-Западном крае в эпоху Великих реформ. – М.: Наука.

Котов А. Э. (2010) Русская консервативная журналистика 1870—1890-х годов: опыт ведения общественной дискуссии. – СПб.: СПбИГО; ООО «Книжный Дом».

Кошелев А. И. (2011) Самодержавие и Земская дума / сост., предисл., коммент. Ю. В. Климаков. – М.: Институт русской цивилизации.

Кривошеев Ю. В. (2004) Русский историк Иван Дмитриевич Беляев // Беляев И. Д. Земский строй на Руси. – СПб.: Наука.

[Ламздорф В. Н.] (1926) Дневник В. Н. Ламздорфа (1886–1890) / под ред. и с пред. Ф. А. Ротштейна. – М.; Л.: ГИЗ. (Серия: «Центрархив. Мемуары и дневники царских сановников»).

Левченко Я. (2012) Русские формалисты: научившиеся жить со всей тоской // [http://www.russ.ru/pole/Russkie-formalisty-nauchivshiesya-zhit-so-vsej-toskoj]

Лемке М. (1904) Очерки по истории русской цензуры и журналистики XIX столетия. – СПб.: Типография изд-ва «Труд».

Леонтьев К. Н. (2006) Полное собрание сочинений и писем в 12 т. Т. 7. Кн. 2: публицистика 1880 года. Ранние научные работы / подготовка текста, коммент. В. А. Котельникова, О. Л. Фетисенко. – СПб.: Владимир Даль.

Литературное наследство. (1955) Т. 62: Герцен и Огарев: в 3 кн. Кн. 2. – М.: Изд-во АН СССР.

Лотман Ю. М. (1994) Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX века). – СПб.: Искусство-СПБ.

Магун А. В. (2011) Единство и одиночество: курс политической философии Нового времени. – М.: Новое литературное обозрение.

Макаров В. Г. (2010) Василий Витальевич Шульгин: штрихи к портрету / В. Г. Макаров, А. В. Репников, В. С. Христофоров // Тюремная одиссея Василия Шульгина: материалы следственного дела и дела заключенного. – М.: Книжница; Русский путь. – С. 5—132.

Малиа М. (2002) Советская трагедия: история социализма в России. 1917–1991 / пер. с англ. А. В. Юрасовского, А. В. Юрасовской. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН).

Малиа М. (2010) Александр Герцен и происхождение русского социализма. 1812–1855 / вступ. ст. А. Павлова; пер. с англ. А. Павлова, Д. Узланера. – М.: Территория будущего.

Миллер А. И. (2006) Империя Романовых и национализм: эссе по методологии исторического исследования. – М.: Новое литературное обозрение. (Серия: Historia Rossica).

Миллер А. И. (2000) Украинский вопрос в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIX века). – СПб.: Алетейя.

Милюков П. Н. (2002) Очерки истории исторической науки / отв. ред., сост. и автор пред. М. Г. Вандалковская. – М.: Наука.

Милютин Д. А. (2009) Дневник. 1876–1878 / под ред. Л. Г. Захаровой. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН).

Моруа А. (2000) В поисках Марселя Пруста: биография / пер. с фр. Л. Ефимова. – СПб.: Лимбус Пресс.

Никитин С. А. (1960) Славянские комитеты в России в 1858–1876 годах. – М.: Изд-во МГУ.

Очерки русской культуры XIX века (2003). Т. 4. Общественная мысль. – М.: Изд-во Моск. ун-та.

Парсамов В. С. (2010) Декабристы и Франция. – М.: РГГУ

Пирожкова Г. Ф. (1997) Славянофильская журналистика. – М.: Изд-во МГУ.

Пирожкова Г. Ф. (2011) А. И. Кошелев – «главный распорядитель» «Русской беседы» // «Русская беседа»: история славянофильского журнала. Исследования. Материалы. Постатейная роспись / под ред. Б. Ф. Егорова,

А. М. Пентковского и О. Л. Фетисенко. – СПб.: «Пушкинский дом».

Половцев А. А. (2005) Дневник Государственного секретаря. В 2 т. Т. 2. – М.: ЗАО «Центрполиграф». (Серия: «Мемуары и дневники»).

Полунов А. Ю. (2010) К. П. Победоносцев в общественно-политической и духовной жизни России. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН). (Серия: «Люди России»).

Порох И. В., Порох В. И. (1989) Герцен и И. Аксаков на рубеже 50—60-х годов XIX века // Революционная ситуация в России в середине XIX века: деятели и историки. – М.: Наука.

Порох В. И. (1971) Отношение Аксакова И. С. к «крестьянской реформе» 1861 года. (По неопубликованным письмам) // Некоторые вопросы отечественной и всеобщей истории. – Саратов.

Пророки Византизма (2012): Переписка К. Н. Леонтьева и Т. И. Филиппова (1875–1891) / сост., вступ. ст., подготовка текстов и комментарии

О. Л. Фетисенко. – СПб.: Изд-во «Пушкинский Дом». (Серия: «Русские беседы»).

Пресняков А. Е. (1991) Воспоминания Е. М. Феоктистова и их значение // Феоктистов Е. М. За кулисами политики и литературы (1848–1896). Воспоминания / Е. М. Феоктистов. – М.: Новости. – С. 5—12.

Проскурин О. (2000) Литературные скандалы пушкинской эпохи. – М.: ОГИ. (Серия: «Материалы и исследования по истории русской культуры». Вып. 6).

Проскурина В. (2006) Мифы империи: литература и власть в эпоху Екатерины II. – М.: Новое литературное обозрение. (Серия: Historia Rossica).

Рамишвили А. С. (1957a) Герцен в борьбе со славянофильством // Труды Тбилисского педагогического института. Т. XI.

Рамишвили А. С. (1957b) Повесть Герцена «Сорока-воровка» (К вопросу отношения Герцена к славянофильству) // Труды Тбилисского педагогического института. Т. XII.

Рейтблат А. И. (2009) От Бовы к Бальмонту и другие работы по исторической социологии русской литературы. – М.: Новое литературное обозрение.

Репников А. В., Милевский О. А. (2011) Две жизни Льва Тихомирова. – М.: Academia.

Розанов В. В. (1990) Несовместимые контрасты жития / сост., вступ. статья В. В. Ерофеева; коммент. О. Дарка. – М.: Искусство.

Розанов В. В. (1995) Около церковных стен. – М.: Республика.

Розанов В. В. (2000) Литературные изгнанники. – М.: Аграф.

Розанов В. В. (2001) Собрание сочинений [в 30 т. Т. 13]: литературные изгнанники: Н. Н. Страхов. К. Н. Леонтьев / под общ. ред. А. Н. Николюкина; подгот. текста А. Н. Николюкина, П. П. Апрышко; коммент. Т. В. Воронцовой. – М.: Республика.

Розанов В. В. (2003) Собрание сочинений [в 30 т.]: около народной души: статьи 1906–1908 гг. / под общ. ред. А. Н. Николюкина. – М.: Республика.

Розанов В. В. (2005) Мимолетное. 1914 // Розанов В. В. Когда начальство ушло. – М.: Республика.

Розанов В. В. (2005b) Собрание сочинений [в 30 т. Т. 21]: террор против русского национализма (Статьи и очерки 1911 г.) / под общ. ред. А. Н. Николюкина; сост. А. Н. Николюкина и В. Н. Дядичева; коммент. Б. Н. Романова. – М.: Республика.

Розанов В. В. (2006) Собрание сочинений [в 30 т. Т. 22]: признаки времени (Статьи и очерки 1912 г.) / под общ. ред. А. Н. Николюкина; сост. и коммент. В. Н. Дядичева и А. Н. Николюкина. – М.: Республика, Алгоритм.