Текст книги "Аргентина. Локи"

Имя Данте всплыло из глубин памяти, когда он вошел в тоннель.

– Быстрее! Быстрее! Идти в ногу! Раз-два!..

«Входящие, оставьте упованья…»

* * *

Их выстроили вдоль стены, в шеренгу по одному, левым флангом к железу заграждения. Обергруппенфюрер Дитрих исчез, зато Циркуль на месте, меряет тоннель шагами. Рядом «мертвоголовые», парни в камуфляжных куртках остались возле входа в тоннель. У стены, что напротив, ящики с противогазами. Много, на всех хватит.

Локи застыл среди строя, ничего не чувствуя. Даже страх умолк. Перед глазами плавали желтые пятна, ноги, потеряв силу, противно подрагивали.

– Смир-р-рна-а-а!

Циркуль, подождав, пока шеренга выровняется, резко вскинул руку.

– Внимание! Приступаем. Первая «коробка» – шаг вперед!

Хорст с трудом сообразив, какая нога, левая, оторвал башмак от асфальта.

– Стоять! – прошипели откуда-то сбоку.

Башмак вернулся на место. Кого слушать? «Полосатики», кажется, сговорились, недаром на митинге горло драли. Шагнет вперед – того и гляди, придушат.

– Повторяю! Первая «коробка» – шаг вперед!..

Никто не сдвинулся с места. Двое попытались, но их крепко взяли за плечи те, что рядом.

– Держимся, товарищи! – прошелестело по рядам. – Держимся!..

Циркуль, шагнув ближе, расстегнул кобуру.

– Напоминаю! Любое неповиновение будет рассматриваться, как мятеж. В последний раз! Первая «коробка»!..

– Leck mich am Arsch, Scheisskerl! – негромко посоветовал кто-то с правого фланга.

«Мертвоголовый» оскалился, вытащил пистолет…

6

– М-мы не сговаривались, – твердо проговорила Гертруда Веспер, – случайно встретились в-в холле.

И поспешила закрыть ладошкой левый глаз.

– Чтоб-бы не подмигивать, – пояснила. – А то вы, леди Сомерсет, решите, что я н-намекаю.

Николас по прозвищу Лейхтвейс стоял рядом с совершенно невозмутимым видом.

– Добрый день! – проговорил он, даже не попытавшись улыбнуться, точь-в-точь, как мистер Пирсон.

Пэл отступила на шаг:

– Заходите!

Гостя она ждала лишь одного и слегка растерялась. Не сговаривались, но все-таки встретились. За маленькой и очень серьезной девочкой стоит ее мама, а за Ильзой Веспер – «Структура», еще один игрок на зеленом столе под названием «Европа».

Когда все зашли в номер, Гертруда решительно выступила вперед.

– Я с Николасом уже д-договорилась. С-сейчас он куда-нибудь спрячется, а мы с вами побеседуем. Очень н-недолго, меня мама ждет.

Уже ничему не удивляясь, Пэл отворила дверь, ведущую в бывшую комнату тети Мири.

– Прячьтесь, Николас!

* * *

– Леди Палладия! Я еще м-маленькая, поэтому мне не положено знать, куда в-вы собрались. Но там вы в-встретитесь с Ящерицей, а я хочу передать ей п-привет. Пусть знает, что ее н-не забыли.

– А как мне ящерицу найти?

– Она очень красивая, умеет л-летать, а зовут ее В-вероника Оршич. Я в-вам даже пароль скажу, чтобы Ящерица вам д-доверяла.

– А какие пароли бывают у Ящериц?

– «Ария на струне соль». Это переложение второго отделения из оркестровой сюиты № 3, если вы случайно забыли. А если Ящерица не поймет, напомните про п-песню бабочки.

– Напомню, Гертруда. А мама тебя ничего не просила передать?

– Мама вас не л-любит, но вы, если хотите, в-воюйте с нею сами. Мне война н-надоела. А Ящерицу попросите, чтобы она забрала м-меня с собой. П-плохо здесь. Очень!..

* * *

Когда она вошла в комнату, парень по имени Николас стоял возле стола, на котором лежал номер вечерней «Matin» с большой фотографией тети Мири на первой странице. Увидев ее, повернулся, хотел что-то сказать, но Пэл подняла руку.

– Не надо! Считайте, соболезнования уже высказаны. Вы ее совсем не знали, а со мной, насколько я помню, о человеческих чувствах говорить бесполезно. Пришли за ответом? Еще рано, окончательное решение не принято. Но я заранее могу сказать, что летающие люди мне совершенно не нужны. Шантажировать меня бесполезно, а девочка Гертруда и не думала о вас просить.

Пэл полюбовалась его лицом, и решила, что они квиты.

– Что такое радиомаяк?

Николас, кажется, растерялся, впервые на ее памяти, и Пэл добавила к счету еще один плюс.

– Это… Передающая радиостанция, излучающая радиосигналы, используемые для определения координат. Или для определения местонахождения самого радиомаяка…. По крайней мере, нас так учили.

Нужная папка лежала на столе, рядом с газетой. Пэл достала листок машинописи, передала парню.

– Это я получила от нашего атташе. Аэродром Лейкенхит в графстве Суффолк. Радиостанцию там закончат оборудовать к сегодняшнему вечеру. Здесь все цифры и прочие премудрости про длинные волны и точность пеленгации. Надо, чтобы вы, Николас, все это внятно разъяснили, только не мне, а тем, кому это понадобится.

В глазах белокурого парня вспыхнул огонек.

– Могу и сам. Тяжелую машину не посажу, что-нибудь легкое типа «Шторьха», вполне.

Пэл задумалась.

– А очень тяжелую? В Монсальвате строится летающий аэродром, объект «Polaris». Пока он еще не готов, просто большая металлическая коробка. Но летать все-таки может, там стоят какие-то маленькие двигатели, чтобы передвигаться в космосе. Его нужно посадить в Лейкенхите. Если вы это сделаете, Николас, можете рассчитывать на благодарность Правительства Его Величества. Очень серьезную благодарность!

Николас-Лейхтвейс помотал головой.

– Н-нет, не смогу. Помочь – да, с тем же радиомаяком, к примеру. Но, леди Палладия! У вас же есть… будет самый лучший эфирный пилот. Она к звездам летала!..

Камешки калейдоскопа с легким хрустом стали на место.

– Ящерица! Она же заключенная «боковушки». Вероника Оршич, верно?

– Да, Вероника Оршич, мой инструктор, – парень отвечал неохотно, словно сквозь боль. – А еще она – Ночной Орел, диверсант Германского сопротивления. Ее приговорили к смерти за то, что она хотела убить Гитлера.

Калейдоскоп вновь рассыпался. Пэл потерла лоб рукой.

– И это вы мне говорите только сейчас? Чему вас учили в вашей Абверштелле?

Взяла парня за руку, усадила на стул.

– Рассказывайте!..

* * *

На этот раз добираться пришлось автобусом, самым обычным, рейсовым, с надписью «Париж – Орлеан». Только окна салона оказались зашторены, и шофер держал рядом с креслом немецкий BMP-35.

Пассажиров всего десяток, вместе с Пэл и Лейхтвейсом – дюжина. Все мужчины разных лет, молчаливые, плохо одетые, словно костюмы и плащи куплены оптом на дешевой распродаже. Поздоровались кивком, словно по команде. Пэл, почувствовав себя неуютно, устроилась возле закрытого окна, усадив Николаса рядом с собой. Матильды Шапталь не было, хотя Пэл рассчитывала увидеть ее здесь.

Мотор взревел, заурчал…

Первые километры она молчала, смотрела в ночь, приподняв краешек шторки, но потом почувствовала, как начинает ныть затылок. Лекарство выпила, значит, нервы. Все-таки она не железная. Пэл неуверенно поглядела на соседа.

– Николас! А-а… А о чем поют бабочки?

Тот почему-то не удивился.

– Поют о небе, леди Палладия. Танго «Аргентина» помните?

Пэл кивнула.

– На эту музыку, только слова совсем другие.

Внезапно он улыбнулся, весело, по-мальчишески.

– Я – шепотом. Хорошо?

Автобус мчался сквозь ночь, дождь заливал водой стекла, в сумочке ждал своего часа завернутый в платок паспорт государства Тауред…

 
Южный ветер
рассвет приносит.
Ждем команды —
и улетаем.
Наше танго —
под небесами
Ты ведущий,
а я ведомый…
 

* * *

– Не возражаю! – кивнул мистер Эйтз, даже не дослушав. – Берем вашего парня, штурман нам понадобится. Кроме того, для нас сейчас ценен каждый мужчина, умеющий стрелять.

Намек был ясен, но Пэл пропустила его мимо ушей. Англия – она тоже женского рода.

– Вам, леди Палладия, надо будет переодеться, но это уже потом, на корабле….

Странно было видеть мистера Восьмого не в небесной выси, а на грешной земле, в плаще и шляпе. Именно он встретил автобус посреди залитого дождем проселка. Тут же стоял небольшой крытый грузовик, из которого один за другим выгружали деревянные ящики, покрытые зеленой краской. Под крышками оказались те же BMP-35, что у шофера. Потом настала очередь патронов, извлеченных из третьего ящика, на этот раз цинкового.

Пэл к оружию даже не подпустили. Николас стал в короткую очередь, но – не хватило. Парень ничуть не расстроился.

– Найду!

Сказано так, что Пэл тут же поверила. Палладин неведомой Прекрасной Даме достался надежный.

Затем все выстроились на краю дороги. Пэл подумалось, что сейчас мистер Эйтз произнесет торжественную речь, но тот ограничился коротким инструктажем. Идти следовало вслед за ним, никуда не сворачивая и соблюдая интервал в два метра.

Надвинул шляпу чуть не на самые уши – и шагнул прямо в густую мокрую грязь.

Пэл шла осторожно, стараясь не оступиться. Ботинки надеть догадалась, но все равно двигаться было трудно. На миг она поразилась контрасту. Черное вспаханное поле, потревоженная плоть Земли и небо, куда предстоит попасть.

А потом из самого зенита упал знакомый белый луч. Пэл услышала, как идущий вслед за нею Николас негромко ахнул и невольно улыбнулась.

Луч приблизился, превращаясь в молочно-белую колонну. Мистер Эйтз отошел в сторону, пропуская первого, которому предстоит вознестись в поднебесье. Человек шагнул в пламя, за ним второй, третий… Пэл затаила дыхание, уверяя себя, что это совсем не страшно. Просто земля уйдет из под ног, а перед глазами засветятся маленькие белые огоньки.

Сердце замерло, а потом забилось очень быстро, словно боясь опоздать.

Глава 10
Земля и небо

1

– Не летали еще в космос, Николас?

Вопрос чисто светский, ответа не требующий. Просто их места вновь оказались рядом, и молчать было неприлично. Парень, однако, отреагировал очень серьезно.

– Честно говоря, даже не мечтал. Не слишком хотелось, моя стихия – небо, а не пустота.

Переодеваться пришлось в маленькой кабинке сразу за знакомым белым коридором. И комбинезон ей выдали белый, только обувь не в цвет, вместо грязных ботинок – легкие серые туфли, похожие на тенниски. Все точно по размеру, что весьма удивило. Вероятно, ее полет был предусмотрен еще после первой встречи.

Рассадили снова по двое. Салон очень напоминал автобусный, только без окон, а кресла оказались с ремнями, как у пилотов. Появился мистер Эйтз, бегло осмотрелся и направился прямо к ней.

– Леди Палладия! – улыбнулся. – Поздравляю вас с первым настоящим полетом! В Монсальвате будем через несколько часов. На орбиту выйдем быстро, но придется ждать сигнала. В Лондоне как раз настанет утро. Все будет в порядке, только… Есть один нюанс. Я тут лекарство для вас захватил. Если что, сразу под язык.

Она хотела возразить, отказаться. Летала уже, и на самолетах и даже на цеппелине, но вовремя прикусила только что помянутый язык. Полеты – они разные.

– Сначала, когда заработают двигатели, будет трудно. Это называется «перегрузка», вы станете тяжелее в несколько раз. А потом вес вообще исчезнет.

Пэл невольно сглотнула.

– Дайте мне, – предложил Николас. – Я присмотрю за леди.

Самое время возмутиться, но Пэл почему-то смолчала. В конце концов, не так и плохо, когда о тебе заботятся. Николас, кажется, нормальный парень, только с характером. Как и она сама.

Внезапно салон тряхнуло, а потом на грудь упала каменная скала. Пэл попыталась ухватить губами клочок воздуха, но горло перехватило. Тяжесть росла, скала превратилась в гору и на какой-то миг поглотила весь мир. Стало темно, тяжелый камень охватил со всех сторон, а где-то рядом послышались знакомые шаги. Вилли-Винки, обратившись гномом, пробирался к ней сквозь скалистую толщу. Камень трещал, распадался на куски, шаги грохотом отдавались в ушах, и маленькая Пэл вдруг поняла, что Вилли-Винки тут ни при чем. Не он, старый ворчун, пришел за ней.

– Худышка! Мисс Худышка!..

Она открыла глаза и увидела совсем рядом лицо Николаса. Тяжесть исчезла без следа, под языком откуда-то взялась таблетка, взгляд же парня ей совсем не понравился.

Пэл попыталась улыбнуться.

– Жива!

* * *

Последний толчок, и корабль замер. Сидевшие в креслах оживились, кто-то начал расстегивать ремни. Появился мистер Эйтз – вплыл, держась за поручень.

К невесомости Пэл уже успела немного привыкнуть, но мысль о том, что придется отрываться двумя ногами от пола, все же пугала. Она хотела попросить Николаса, чтобы тот взял ее за руку, но в последний момент сдержалась.

Сама!

Мистер Восьмой отдал короткую команду на незнакомом языке, и пассажиры один за другим начали вставать с кресел. Одна рука на поручень, вторая – на спинку… Пэл совсем было растерялась, но мистер Эйтз понял и подплыл точно к ней.

– Давайте руку, леди Палладия. Тут недалеко, в шлюзовой камере невесомость исчезнет.

Она послушалась и двинулась следом, отталкиваясь от белых холодных стен. Впереди был большой овальный люк, за которым виднелась освещенная белым огнем четырехугольная камера.

Пэл протиснулась внутрь и чуть не упала, вновь обретя вес. Справившись и став на ровные ноги, обернулась.

– Это… Монсальват?

Мистер Эйтз улыбнулся.

– Монсальват!

2

Ждать стало невыносимо. Лонжа не выдержал:

– Время!

Откликнулись сразу двое. 11.49 и 11.50, разница невелика. До мысленно проведенной красной черты – чуть-чуть.

Этим утром их не выпустили из казармы. Обер-лейтенант Кайпель скомандовал построение прямо в коридоре. Был краток: выдвижение откладывается, ждать. До объяснений не снизошел, поглядел угрюмо.

– Теперь они без нас наработают, – мрачно прокомментировал кто-то. – Станут снаряды по полу ногами катать.

Возле казарменных дверей – караул, двое в камуфляжной форме. А возле оружейной комнаты, на скамейке – герр обер-фельдфебель с кобурой при поясе. Ни на кого не смотрит, листает устав внутренней службы.

Лонжа еще раз взвесил все за и против. В тоннеле – десятки живых душ, однако оттуда не вырваться. Шансов – ноль. Здесь, в казарме, тоже люди, и вытащить их можно. Выбор страшный, но очевидный.

– Я ухожу. Кто со мной?

Спросил негромко, головы не повернув. Знал – услышат, пойдет эхо. И в самом деле, отозвались сразу:

– Ячейка КПГ против. Остаемся из солидарности.

– «Черный фронт» против. Не видим шансов. Переловят и в расход пустят. По всей территории крепости – патрули, мы из казармы и двадцати шагов не сделаем.

Август Виттельсбах на миг прикрыл глаза. Плохо, хуже, чем предполагал. Но можно еще попытаться.

– Патрули беру на себя, уйдем без потерь. Думайте еще полчаса. Встречаемся у дверей казармы, снаружи. Всем, кто пойдет со мной, вооружиться.

– А Столба куда? – осторожно поинтересовался кто-то. – В расход?

Лонжа пожал плечами. Служака был ему симпатичен, однако, на войне, как на войне.

– Как выйдет. Не будет сопротивляться, свяжите.

– Так веревок не напасемся!

* * *

Часовые у входа – ерунда, из старой казармы выбраться совсем не сложно. Маленькая железная дверь неподалеку от оружейной заперта, однако о ключах позаботились. Можно и в окно, то, что в последнем отсеке. На подоконник и по пожарной лестнице, если прыгать неохота.

Лонжа выбрал дверь, на акробатику не было времени. Взял ключ у дезертира Запала, поглядел тому в глаза.

– Со мной?

Фельдфебель поморщился, словно от сильной боли.

– Хочу с тобой, командир. Везучий ты, нигде не пропадешь. Но попытаюсь еще парней сговорить, вдруг получится?

Лонжа пожал руку камраду, накинул шинель. Застегиваться не стал, дезертирам устав не указ.

– Пошел!

Возле железной двери вышла заминка. Замок скрипел, но не поддавался. Раз, другой, третий… Лонжа вытер пот со лба, вынул ключ, вставил обратно.

– Пр-р-рекратить! Гер-р-рфрайтер Р-р-рихтер! Пр-р-риказываю вер-р-рнуться в казар-р-рму!..

Он не повернул головы.

– Уходите и вы, господин обер-фельдфебель. Вас тоже не помилуют, даже до трибунала доводить не станут.

Повернул ключи в замке – и снова не вышло. Сзади между тем тяжело вздохнули.

– Пр-р-рисяга, Р-р-рихтер!

Лонжа не выдержал, обернулся.

– Гитлеру – не присягал! У солдата две задачи – выполнить приказ и остаться в живых. А я попытаюсь еще и спасти тех, кого можно.

Вновь взялся за ключ, нажал от души и услышал долгожданный щелчок.

– Стр-р-реляю! – громыхнуло сзади.

Лонжа открыл дверь, и в тот же миг пуля ударила по железу. Рикошет.

Он переступил порог.

Промахнуться с двух шагов практически невозможно, но Столб все-таки сумел.

* * *

Когда танк с ревом и грохотом дополз до казармы, у входа многое изменилось. Патрульные в камуфляжной форме лежали носом в асфальт, а рядом с ними с невозмутимым видом прохаживался дезертир Любек с винтовкой Mauser 98k[30]30
   В тексте магазинная винтовка Mauser 98k названа «карабином», что не совсем точно. Более корректно называть ее «укороченной» или «облегченной» винтовкой, однако автор позволил себе эту вольность.


[Закрыть] наперевес. Увидев грозного «Марка», приложил ладонь к пилотке. Лонжа заглушил мотор, выглянул из люка.

– А как же солидарность, камрад?

– Присоединились к большинству, – невозмутимо пожал плечами «красный». – Это и есть солидарность.

Из дверей вышел дезертир Запал, поглядел на железного ветерана.

– Приличный транспорт, пули не возьмут. Надеюсь, у эсэсовцев нет ручных гранат.

Помрачнел осенней тучей.

– Семь человек, командир, если с тобой считать. Было больше, но Столб двоих положил, пока его самого… Я парней на разведку послал, пусть оглядятся. Между прочим, в оружейной не только винтовки. Пулемет там был, MG 34 с полным боекомплектом. Не иначе, нас шерстить собирались. Сейчас его ребята в порядок приводят.

Лонжа вспомнил поляну в белорусском лесу, редкий строй уцелевших. Тогда их было девять, сейчас и того меньше. Не получается так, чтобы выручить всех.

А пулемет – это хорошо. Очень хорошо!

– Что камрадам сказать? – фельдфебель подошел ближе, положил руку на теплую броню. – Ты ведь, командир, про свой план молчишь. Выбраться наружу сможем. А потом?

Август Виттельсбах улыбнулся. Его когда-то уже спрашивали. Снял пилотку, покрутил в руках.

– Пока молчу. И если шляпа о нем узнает, я ее под гусеницу кину. Доберемся до бастиона, увидишь…

…Бастиона № 3, давно заброшенного, пустого. Именно туда вел ход из складского подвала. Подробный план подземелья спрятан в узкой щели между двигателем и броней. Там же и пистолет. Связной Германского сопротивления приезжал не зря.

Хотел приободрить приунывшего Запала, но не успел. Из-за угла вынырнул кто-то в зеленой шинели, подбежал, расплескивая сапогами лужи, махнул рукой.

– Камрады! Камрады!..

Вобрал в грудь побольше воздуха.

– В тоннеле – стрельба. Это восстание!

3

…Охрана стянула с плеч карабины. Полосатый строй дрогнул, но устоял.

– Держаться! Держаться! Держаться! – негромко повторял кто-то. Локи же почудилось, что он угодил прямиком в виденный когда-то американский фильм. Там было очень похоже – тюрьма, полосатые робы, стража с оружием наизготовку. Главный герой – правая рука вверх, взгляд пылает огнем – призывает товарищей не бояться…

Грудью на винтовки – в клочья охрану!

– Ты не герой! – страх подступил сзади, обнял за плечи. – Ты сейчас умрешь. Просто умрешь.

Хорст мотнул головой, отгоняя скверные мысли. Может, и не умрет. Если начнут стрелять, надо падать. Лицом на асфальт, руками прикрыть голову…

– У меня не бунтуют, – Циркуль поднял руку с пистолетом. – А чтобы вы осознали, для начала расстреляю каждого десятого. Начиная… Начиная с тебя!..

Р-рдах!

Правофланговый беззвучно сполз на грязный истоптанный асфальт. Стоявший рядом отшатнулся, попытался отойти назад…

Рдах! Р-рдах!

Пули ударили в асфальт.

– На место! – рявкнул «мертвоголовый». – Иначе начну с тебя, stricher! Никому не двигаться, стоять ровно. Патронов хватит на всех! Итак, первого посчитали. Второй, третий, четвертый…

Страх толкнул в спину, и Локи не удержался, взглянул направо. «Полосатики» стояли густо, не сосчитать. А если и его номер – десятый? Нет-нет, он, Хорст Локенштейн, везучий, такого просто не может быть!

– Может! – ласковой кошкой мяукнул страх. – Еще как может!

– …Восьмой, девятый…

Р-рдах!

На этот раз строй даже не дрогнул. Смерть – лучший фельдфебель. Локи вновь осторожно выглянул. Эсэсовец уже близко, между разрывом в строю и им, Локенштейном…. Семеро? Больше?

– Больше, – вздохнул страх. – Или девять – или нам с тобой очень не повезло.

Циркуль же неспешно шел дальше, от правого фланга к левому.

– Четыре, пять…

Остановился и для верности ткнул в полосатую робу того, кто стоял перед ним. Брезгливо махнул в воздухе перчаткой.

– Шесть…

Теперь страх молчал. Мене, мене, текел, упарсин… «Вот и значение слов: мене – исчислил Бог царство твое и положил конец ему; Текел – ты взвешен на весах и найден очень легким…»[31]31
   Дан. 5:26–28.


[Закрыть] Слова, слышанные в детстве на воскресной службе, рыбками из черного омута всплыли в памяти. Взвешен на весах и найден очень легким…

– Семь…

И вдруг, преодолевая смертную оторопь, Хорст Локенштейн понял, что очень хочет жить. Пусть не вечно, всего несколько лишних мгновений. Чтобы Смерть, проклятая старуха, удивилась!

Правая рука, сама собой нырнув за пояс, нащупала предохранитель полицейского Walther PPK. Взвела. Жаль, не придется отдать Циркуля под королевский суд, как обещано. Чтобы плакал, чтобы о пощаде молил!..

Ничего, сойдет и так.

– Девять!

– Десять! – эхом откликнулся Хорст, нажимая на спусковой крючок.

Ррдаум!..

Грохот выстрела ударил в уши, но Локи, даже не глядя на падающего эсэсовца, стал на левое колено, перехватив правую руку левой, и повел стволом «вальтера», выбирая следующую мишень. Ближайший «мертвоголовый» – здоровенный детина с выпученными от изумления глазами? Сойдет!

Ррдаум!..

…Его сосед, что затвором щелкает.

Ррдаум!.. Ррдаум!..

А потом он удивился: почему так громко кричат? И куда исчезла охрана? Там, где только что стояли «мертвоголовые» – каша из тел, полосатые робы вперемешку с шинелями.

Рука с пистолетом опустилась. Стрелять больше не в кого.

– Бежим! Бежи-и-им!

Деревянные башмаки застучали по асфальту. Толпа, не оглядываясь, бросилась к выходу, топча недвижные тела. Хорст спрятал пистолет и очень хладнокровно, словно не с ним все происходит, прикинул, что бежать некуда. Во дворе «асфальтовые» в камуфляжных куртках. Немногие добегут до ворот, но там тоже «эсэс». Подошел к одному из трупов в серой шинели, нагнулся, чтобы взять карабин.

– Augustus rex plures non capit orbis! – негромко прозвучало сзади.

Он обернулся. Двое в полосатых робах, незнакомые, годами его много старше.

– Не спешите, государь, – веско проговорил один. – Те, что побежали, погибнут.

– Подземелье большое, – добавил другой. – Поищем место, где спрятаться.

Оживший страх знакомо толкнул в плечо, и Локи был уже готов согласиться, но внезапно для себя сказал совсем другое.

– Нет! В одиночку передавят, как крыс. Прятаться не будем. Пошли!

Хотел добавить про оружие, но неизвестные догадались сами. Три карабина и пистолет.

Пошли!

* * *

Стрельбу услыхали в полусотне шагов от ворот. Потом стали попадаться трупы в полосатых робах. Были и охранники, а чуть дальше поперек прохода лежал, раскинув руки, верзила в камуфляжной куртке.

У самих ворот пусто, ни живых, ни мертвых. Локи попытался вспомнить здешнюю географию. Здание, которое впереди и слева – штаб, там он со шваброй геройствовал. За ним площадь и ворота – крепостные и те, что ведут в форт.

– Подождем? – предложил один из спутников, но Локи помотал головой. Черное подземелье за спиной пугало, доводя до дрожи.

– Обойдем штаб. Вдоль стены!..

Воры не ходят в атаку. Незаметно прокрасться – дело иное. Ничего сложного скользи себе, прижимаясь к холодному камню, только оглядываться не забывай.

…Прислушиваться тоже. Стрельба впереди густела, лупили в десятки стволов. Локи прикинул, сколько «полосатиков» смогло уцелеть. Было три сотни, если с новоприбывшими считать. Против них – полсотни «мертвоголовых» и рота «асфальтовых солдат».

– Здесь есть другие подземелья, ваше величество, – проговорил тот, что шел сзади. – К сожалению, план мы достать не сумели. Но можно попытаться…

Хорст лишь отмахнулся. Раньше времени под землю не тянуло. К тому же стена кончилась, можно заглянуть за угол и наконец-то понять, что творится на божьем свете.

Выглянул и глазам не поверил.

Танк!

4

– Мы за вас отвечаем, леди Палладия, – веско, без тени улыбки проговорил мистер Эйтз. – Вы – наш пропуск в Тауред, не забывайте.

Он тоже переоделся. Вместо штатского костюма с распродажи – обтягивающий темный комбинезон и знакомая серебряная цепь с черненым медальоном. По гладкому металлу – тонкий силуэт маленькой рыбки.

– Будьте добры соблюдать осторожность. Бой только начался, мы овладели первым уровнем.

Что это значит, Пэл даже не догадывалась, однако переспрашивать не стала. Мистеру Восьмому сейчас не до светских бесед. То, что идет бой, она уже поняла. Возле одной из стен – два недвижных тела, покрытые зеленым брезентом. А еще люди с оружием, почти все с уже знакомыми немецкими автоматами.

Тем не менее, в зале, куда она попала, было тихо, лишь приглушенный шум голосов. Кто-то высокий, в синем плаще, быстро распределял прибывших по отрядам. Первый уже успел уйти – вверх по винтовой лестнице, расположенной прямо в центре, впритык к стене.

Место сразу напомнило прогулочный салон «Олимпии», только размер заметно больше, и в стенах отсутствуют окна. Зато имелся лифт, врезанный в одну из стен.

– Ждите, леди Палладия. Как только будут новости, я вам сообщу.

Ее отвели в дальний угол, усадив в кресло, сделанное из незнакомого материала. Не металл и не дерево, что-то легкое и очень прочное. Пэл не стала спорить, лишь спросила о Николасе, но сопровождающий развел руками. Кажется, даже не понял, что от него хотят узнать. Здесь говорили на очень странном французском.

Уже освоившись в кресле, Пэл наконец-то заметила своего спутника. Парень по имени Николас, уже с оружием, оказался среди тех, кого отправляли в бой. Завидовать она не стала, ее сражение впереди.

Ушел второй отряд, за ним третий, и зал опустел. Лишь часовой возле лифта – и неподвижные тела под брезентом. На какой-то миг стало страшно, и Пэл заставила себя думать о другом. Итак, она в Монсальвате, где-то очень высоко над планетой. Не верилось, слишком вокруг все обыденно. Разве что чаще сердце стучало, и двигаться стало заметно легче. Вероятно, искусственная гравитация в небесном замке меньше земной.

– Палладия?

От неожиданности она вздрогнула, но ничуть не удивилась. Странно, что они не встретились раньше.

– Здравствуйте, Матильда! Вас тоже в бой не пустили?

* * *

Огромная цветная фотография под стеклом: город в ярком огне оранжевого солнца, встающего над неровным горизонтом… Острые зубья небоскребов, крылатые машины в небе, незнакомые деревья с темно-синей листвой.

Пэл отступила на шаг. Если прикрыть глаза, чтобы цвета смешались, немного похоже на Нью-Йорк, когда смотришь на него от Центрального парка. Только небоскребы другие, круглые, немного примятые с боков.

– Столица Клеменции, – негромко пояснила госпожа Шапталь. – Тоже, между прочим, Монсальват. Он небольшой, всего сто тысяч жителей. Говорят, летом там очень жарко, прямо как у нас в Центральной Африке.

Фотографию увидели в еще одном зале, расположенном прямо над первым, очень похожем, но совершенно пустым. Туда поднялись по винтовой лестнице, всего один пролет.

– Честно говоря, меня больше интересует этот Монсальват, – рассудила Пэл. – Кажется, его именуют еще «Транспорт-2». Наши хозяева не спешат делиться подробностями.

Матильда кивнула.

– Да, они осторожны. Каждого клементийца с детства учат не верить землянам. Мы с вами, Палладия, живем на Планете Греха. Про этот Монсальват я сама узнала случайно. В технике не разбираюсь, я художник. Но… Представьте себе палитру.

Пэл честно попыталась.

– Доска для размешивания красок? Она… Она такая… Не совсем круглая, с вырезами.

Госпожа Шапталь улыбнулась.

– Где-то так. Только наша палитра толще раз в пять. А теперь поставьте на край большую железную банку с краской. Вот вам и «Транспорт-2». Внутри палитры – двигатели и склады, в банке – жилые отсеки и система управления. Мы сейчас именно там, в самом низу. Первый уровень, всего их четыре.

Пэл кивнула, запоминая.

– Очень наглядно! А летающий аэродром?

– «Транспорт-3», он же «Polaris». Стоит сверху палитры, и тоже… не совсем круглый. Его можно открепить, по-здешнему – «отстыковать», но сам по себе он летает плохо. Успели установить лишь маневровые двигатели, но что это такое, для меня великая тайна.

– Но все-таки летает, – задумчиво проговорила Пэл. – «Маневровые», вероятно, от слова «маневр»…

Прислушалась.

– Внизу что-то происходит. Пойдемте, Матильда!

* * *

Из лифта выносили тела. Вначале трупы в закрытых полотном носилках, потом, когда кабина вновь поднялась вверх, живых. Двое мертвых, три раненых. Одного уложили на стоявший возле стены диван, двоих прямо на пол. Один из сопровождающих, молодой чернявый парень, быстрым шагом подошел к Пэл и ее спутнице.

– Medicus, – не слишком понятно проговорил он. – Valentibus medico.

– Врач? – догадалась Пэл. – Нет, мы не врачи, извините.

Парень покачал головой.

– Male! Плохо… Наш medicus убит есть.

Рядом громко вздохнула Матильда. Пэл подошла ближе, взглянула, сдерживая дрожь. Все трое незнакомые. Перекрестилась, что случалось с ней очень редко.

Отвернулась…

– Перевязать я, пожалуй, сумею, – рассудила госпожа Шапталь. – Держите за всех нас кулаки, Палладия!

Пэл, бесполезная и ненужная, вернулась к пустому креслу. На душе было пусто и горько. Где-то идет бой, совсем рядом умирают люди, а она рассуждает о том, как лучше распорядиться военной добычей. Еще бы! О человеческих чувствах с ней говорить бесполезно. Тетя Мири наверняка уже раздобыла бы автомат…

Вернулась Матильда, смахнула слезы с грязного лица.

– Двое умерли. Я… Я ничего не смогла!..

Пэл хрустнула кулаками.

– Один жив. Пойдемте, буду у вас на подхвате.

5

Шинель он догадался снять – и вовремя, железный корпус нагрелся очень быстро. Сзади, сквозь рев двигателя, доносилась отборная саперная брань, там было еще жарче. «Марк», вспомнив молодость, бодро выжимал свои 12 километров в час, безнадежно уродуя асфальт. Лонжа смахнул каплю пота со лба и вдруг понял, что корпус казармы уже позади, сейчас откроется выезд на площадь…

А дальше? К тоннелю, где стрельба? Или сразу к воротам?

Снизил скорость, затормозил, уменьшая обороты.

– Пулемет?

– Есть пулемет! – откликнулся дезертир Запал. – В левом спонсоне. Видимость не очень, но справлюсь.

Лонжа кивнул, наскоро намечая рисунок будущего боя. Maschinengewehr 34 – вещь надежная, недаром «косилкой смерти» прозван. Но у «асфальтовых солдат» такие тоже есть, по одному на отделение минимум. Броня «Марка» от шести до двенадцати миллиметров, в пулях – свинцовый сердечник, с сотни метров не пробьют. Но есть еще пули бронебойные, S. m. K со стальным сердечником, эти продырявят насквозь. В боекомплекте они имеются, пусть и не слишком много.

Вобрал в грудь побольше воздуха:

– Экипаж! Атакуем ворота, обеспечиваем выход из крепости. Сами – по обстоятельствам. Пулемет! Косить все, что не полосатое, пулеметы давить в первую очередь. В бойницы выглядывать только в крайнем случае, широкие, пулю поймать можно.