Текст книги "Аргентина. Локи"

– Можно встретиться и не на Земле.

* * *

Снова пришлось переодеться. Вместо тонкого комбинезона – нечто тяжелое из плотного серого материала, при поясе, слишком широкое в плечах. Туфли под стать – большого размера, на прочной подошве. Из зеркала на Пэл глянул пилот высотного аэростата, крепкий, подтянутый, но с очень растерянным лицом.

На Веронике Оршич оказался точно такой же комбинезон, а вот Николаса привели, каким и был, в бинтах, только поверх накинули толстую стеганную куртку. Парень бодрился, даже пытался шутить, с трудом двигая бледными губами, но было видно, что каждое слово дается через силу.

Официальных проводов не устраивали. Мистер Эйтз почему-то не пришел, а подбежавший в последнюю минуту мистер Найнз, ничего не став объяснять, просто пожал руки и пожелал счастливого полета. Что-то в его тоне Пэл не понравилось, и она не удержавшись, спросила.

– Командор больше не придет, – тщательно подбирая слова, ответил мистер Девятый. – Очень тяжелый бой.

Задумался, а потом проговорил неуверенно.

– Если что-то случаться – с нами, или с Монсальватом, вы должны сберечь тот… Того, кто возглавить уцелевших. Борьба быть продолжаться.

Пэл не поняла, но решила не уточнять. Усмехнулась, подняла вверх два пальца:

Victory hand!

– Делай, что должно…

– …Fiat quod fiet![37]37
   И будь, что будет! (Лат.)


[Закрыть] – твердо, без тени улыбки, проговорил мистер Найнз.

Потом они долго шли по совершенно пустому коридору, поддерживая Николаса под руки, наконец, впереди показался лифт. Пэл решила, что кабина доставит их прямиком на «Полярную звезду», но дальше снова коридор, правда совсем короткий. Оршич открыла ключом одну из дверей, за которой оказалась маленькая квадратная кабина.

– Нам туда? – с опаской поинтересовалась Пэл, уже догадываясь, что ее ждет. – Свет загорится и… и вверх?

Вероника кивнула.

– К счастью, установка работает, иначе пришлось бы надевать скафандры и очень долго подниматься по наружной лестнице. До сих пор не привыкли? Просто закройте глаза.

Пэл покосилась на невозмутимого Николаса.

– Не хочу!

* * *

Кресел в кабине оказалось три, но их Пэл вначале даже не заметила. Когда открылась дверь тамбура, в глаза ударил свет звезд. За большим овальным иллюминатором – космос, бархатисто-черный, плотный, почти осязаемый. Сердце замерло. В суете последних часов она порой забывала, что все происходит не на Земле. И вот напомнили. Пэл попыталась сделать шаг вперед…

– Невесомость, осторожнее! – Оршич вовремя поймала ее за руку. Тут дошла очередь и до кресел. Ей досталось правое, причем к креслу прилагались плотные широкие ремни. Негромко щелкнули застежки, и леди Палладия почувствовала себя настоящим эфирным пилотом. На миг стало страшно, но затем ее захлестнул горячий непреодолимый восторг. Полет в черном эфире, курсом прямо на звезды! Кто мог о таком мечтать?

Успокоилась быстро, вспомнив, что лететь придется вовсе не до ближайшей звезды. И очень даже вероятно, что для нее этот полет первый – и последний.

Улыбнулась, поглядела в черную бездну. Даже если так, не жалко. Завидуй, Смерть!

Вероника помогла устроиться Николасу, которому досталось кресло слева, затем повернулась к Пэл.

– Экипаж – я и Николай, вы – пассажир. На всякий случай наши позывные – Поларис. Я – Поларис-1, Николай – Поларис-2, вы – соответственно… Без моего разрешения ничего не делать. Когда попрошу молчать – молчите. Обо всем важном стану предупреждать…

Пассажирка Пэл покорно кивнула. Оршич улыбнулась.

– Я не злая, просто порядок такой… Внимание! Предстартовая готовность!..

Загорелись огоньки на пульте. Вероника принялась переключать какие-то рычажки, а тем временем над верхним краем иллюминатора беззвучно вспыхнуло табло. Большие белые цифры, сперва «20», затем «19»…

– Отсчет пошел, – предупредила Оршич, надевая шлем. – К двигателям можете не прислушиваться, здесь хорошая звукоизоляция. А вот тряхнуть может.

«14», «13», «12»…

– А я себе все иначе представлял, – негромко проговорил Николас, в свою очередь пристраивая шлем на голове. – Совсем иначе! Вроде бы красиво, но… Неуютно. Даже штурвала нет.

«8», «7», «6», «5»…

Вероника откинулась не спинку кресла, положила тонкие пальцы на пульт.

– Я – Поларис-1. Расстыковка прошла штатно, все системы работают. Стартуем!..

«2», «1», «0»…

Пэл, которой шлема не досталось, терпеливо ждала толчка, но громада корабля лишь еле заметно дрогнула. Она невольно удивилась. Так просто? В книжках про капитана Астероида все иначе.

– Я – Поларис-1, – негромко проговорила Оршич. – Полет нормальный.

5

Наблюдателя выставили, но с баррикады Лонжа не ушел. Пристроился на уже пригретом месте, винтовку положил справа, чтобы под рукой была, и смотрел сквозь негустой вечерний сумрак на пустую площадь. То, что их просто так не отпустят, понимал. Еще один штурм обязательно будет – просто ради лишней строчки в рапорте. Сделали, что могли, героизм проявили, нанеся врагу невосполнимые потери… В крепости тихо, лишь время от времени откуда-то слева, где казармы и склады, доносятся одиночные выстрелы. Наверняка ищут беглецов, крепость большая, всех сразу не подгрести. Если бы восстание готовили с умом, можно было занять пустой склад – тот, что с подземным ходом в подвале, и продержаться до ночи без лишних потерь.

А потом он внезапно понял, что никуда не спешит. В тоннеле – смерть, в крепости тоже, но здесь, по крайней мере, все ясно. Свои и враги, выбор сделан. За пределами бастионов и куртин начиналась неизвестность, в которой, если получится выжить, придется еще долго разбираться. В Штатах, готовясь к поездке в Европу, Август Виттельсбах даже не предполагал, что это так сложно.

Из-за угла казармы неярко блеснула оптика – наблюдатель, но уже чужой, неосторожно поймал биноклем луч закатного солнца.

Рдаум! Р-даум!..

Баррикада начеку, пули легли не слишком точно, но бинокль исчез. Лонжа попытался представить, что сейчас творится в мирном спокойном Париже. На какую страницу вечерних газет попадет новость о восстании в Горгау? На вторую, в международный отдел? Или на последнюю, рядом с программой радиовещания и платными объявлениями? Французы делают вид, будто верят в «великую дружбу» с Германией. Это еще не страшно, хуже, если поверят всерьез. Тогда через несколько лет Рейх раскинется до Ла-Манша. За глупость придется платить…

Чужой наблюдатель вновь показался из-за угла, уже не слишком скрываясь. Подождал, пока заметят и внезапно махнул в воздухе большой белой тряпкой, не иначе, куском простыни. Раз, другой, а потом спокойно выйдя к разоренному пулеметному гнезду, так и замер, вытянув вверх правую руку.

Лонжа встал.

– Не стрелять!

Говорить с врагом не о чем, но каждая минута приближает миг заката. Пусть приходят!

Ждать долго не пришлось. На площадь твердым шагом ступил некто высокий, в длиннополой шинели и фуражке. Развернулся, четко, словно на параде, и ударил подошвами в асфальт, направляясь точно в створ ворот. Лонжа, чуть подумав, решил идти навстречу. Подпускать врага к баррикаде опасно.

– Я к пулемету, – доложил дезертир Запал, забираясь на броню. – Если что, сразу падай.

Лонжа не стал отвечать. Поправил шинель, застегнулся, проверил пистолет на поясе.

– Пошел!

Август Виттельсбах вдруг понял, что он – совершенно неправильный король, но почему-то совсем не огорчился.

* * *

Обергруппенфюрер СС Йозеф Дитрих, командир Лейбштандарта, подбросил ладонь к фуражке.

– Здравствуйте, гефрайтер! Смотрю, вы действительно не уважаете старших.

На приветствие Лонжа ответил, но здоровья желать не спешил.

– Мы дали вам честный бой. Разве не в этом проявляется уважение к противнику?

Дитрих нахмурился.

– Мятежники – не противник, это вы знаете не хуже меня. На них не распространяются обычаи войны. Но я пришел говорить о другом… Пугать вас, как я понимаю, бессмысленно.

Лонжа заставил себя улыбнуться.

– Зато вас – можно и нужно. Фюреру уже доложили о том, что Горгау в любой миг может взлететь на воздух?

Обергруппенфюрер оскалился в ответ.

– Фюрер не поверил, как и я сам. Вы нагло блефуете! Если склад взорвется, пострадают тысячи мирных немцев. Кто будет в этом виновен? Только вы, лишившиеся разума враги Рейха! Вы сами обрушите на свои головы народный гнев, а Германия, залечив раны, станет только сильнее.

Август Виттельсбах пожал плечами.

– Практика – критерий истины. Проверим!

Командир Лейбштандарта на миг задумался.

– У солдата на войне две задачи – выполнить приказ и уцелеть самому. Мне лично бояться нечего, отбоялся еще на Великой войне. Но я хочу сберечь своих парней, они – лучшие из лучших, надежда и будущее Рейха. Поэтому у меня есть предложение. Свободу обещать не могу, это будет значить, что мятеж победил. Но в моей власти отнестись к вам, как к солдатам вражеской армии. Вы станете военнопленными со всеми правами и гарантиями. Несколько лет проведете в лагере, а потом, когда обстановка позволит, будете освобождены. Обещаю это от имени фюрера. Свою силу вы уже показали, самое время подумать о жизни.

Настало время задуматься Лонже.

– Если мы военнослужащие, значит, воюем по уставу. А устав разрешает сдачу в плен, только если исчерпаны все возможности к сопротивлению. Два штурма мы точно отобьем. Вы слишком рано пришли, обергруппенфюрер! Кстати, у нас возле входа стоит грузовик. Пожалуй, рискнем и загрузим кузов снарядами из «компауса». Германия не пострадает – в отличие от тех, кто в крепости.

Посмотрел врагу в глаза и словно поставил королевскую печать:

– Приходите!

* * *

Когда куманёк в который уже раз за день скомандовал «К бою!», Локи отнесся к этому по-философски. Бояться просто надоело. Вдруг и в этот раз не убьют? На всякий случай расспросил соседа по поводу загадочного «прицела три», после чего взглянул на столь нелюбимую им винтовку несколько иначе. Вот ведь хитрая штука!

Диспозиция изменилась. Грузовик надежно прикрывал правую часть ворот, поэтому стрелков оттянули ближе к центру. Еще один устроился прямо между колес. Времени на все это хватило, площадь все еще пуста, если не обращать внимания на мертвых. Хорст так и делал, старясь не смотреть на то, что лежало перед самым входом. Пули еще ладно, но танковые гусеницы и автомобильные скаты наделали дел. Если выживет, точно сниться станет!

Мельком вспомнилось, что каждая атака начиналась с пулеметной очереди из штабного окна. Но на этот раз MG 34 почему-то молчал. Зато у них пулеметов прибавилось. Один остался в танке, второй же, трофейный, приспособили точно в центре, прикрыв с двух сторон ящиками. Сапер-фельдфебель не меньше получаса объяснял двум «полосатикам все стрелковые премудрости. Локи, этой участи счастливо избежавший, мог предаваться куда более приятному делу – размышлениям. А поскольку о смерти думать не хотелось, мысли текли все больше о жизни, только не нынешней, непонятной, а о той, что после настанет, если очень повезет.

– Без команды не стрелять, – между тем распоряжался камрад Четный. – Не стрелять, повторяю! Если меня убьют, огонь открывать, когда они зайдут за линию снарядов. Первыми – пулеметы, остальные следом. И только залпом, все вместе!..

Слова насчет «убьют» Локи пропустил мимом ушей. Чувствовал, что выживет парень, удачлив больно. А таким фартом надо делиться.

– Внимание!..

Что-то темное выступило из-за угла. Наступившие сумерки стерли краски, и в первый миг Хорсту почудилось, что на них надвигается облако дыма. Но вот облако, дрогнув, распалось, обернувшись густой пехотной цепью. Не менее семи десятков «асфальтовых», наверняка все, кто уцелел за день. Как ни далек был Локи от дел военных, он сразу почуял в этой многолюдности какую-то неправильность. Раньше хитростью брали, за чужие спины прячась и грузовики пуская на таран. Теперь же валят чуть ли не толпой. Значит, иначе не могут, кончились выдумки. Стенка на стенку, словно в уличной драке.

А чуть позже, когда цепь вперед шагнула, Хорст заметил газовые маски на лицах и почему-то развеселился. Атака «асфальтовых» слонов! Это хорошо, с хоботом на рыле через десять шагов весь кураж потеряешь. Пока добегут, дыхалка, наверняка, собьется.

Цепь надвигалась, заполняя проход между куртиной и зданием штаба, а Локи, установив по совету соседа «прицел один», без особой грусти размышлял о том, что вором ему уже не быть, по крайней мере, пока Гитлера в шею не погонят. Он у «зипо» на крючке, значит, промышлять спокойно не дадут, за каждым углом ловить станут. За границей делать нечего, там своих умельцев без счета. Уехать куда-нибудь в Голландию и устроиться грузчиком в порту? Хорст чуть не фыркнул от возмущения. Не дождетесь! Он и так оскоромился по самое не могу, то швабру в руки брал, то винтовку.

Локи покосился на спокойного невозмутимого куманька. А не поделится ли удачей его королевское? Был у Августа Виттельсбаха верный друг Арман Кампо, только, вот беда, сукой обернулся. Он же, Хорст Локенштейн, короля не предаст, счастья своего не упустит! Только бы сразу не прогнал, а уж полезность свою он, Локи, сын Фарбаути и Лаувейи, быстро докажет. Куда Арман-дурачина рвался? В министры? И зря! Места надо искать теплые, уютные, чтобы и под боком, и не на виду…

Он справится! Только бы до ночи дожить. Справится!..

А потом мысли кончились. Мерно идущая цепь всколыхнулась и без команды, молча, ускорила шаг.

* * *

Толпа – это всегда страшно. Если же бегут прямо на тебя, плечом к плечу, страшные, безликие, с шлангами-хоботами, свисающими до самого пояса, если в руках винтовки… Краешком сознания Локи сообразил: на этот раз – прорвутся, хоть три пулемета ставь. Наверняка им не просто приказали, а пригрозили по полной, до смертного ужаса. Назад не повернут.

Он принялся вспоминать, куда положил лопату, но понял, что и это не спасает. Решил стрелять не по команде, а наверняка, шагов за двадцать. Трех-четырех точно свалит.

Ближе, ближе, еще ближе. Уже слышен топот сапог, уже видны круглые «стрекозьи» очи-окуляры. Винтовки наизготовку, примкнуты штыки…

Хорст поглядел на благодетеля-куманька. «Блюхер или ночь!» Все-таки ошибся парень, старый маршал давно помер, а ночь хоть и близко, только не спасет. Поздно!

Успокоился, выдохнув лишние мысли, поудобнее пристроил винтовку. Целиться решил в низ живота, даже если пуля вверх уйдет, все равно заденет.

Ближе, еще ближе…

Теперь цепь не казалась монолитом, «асфальтовые» шли двумя шеренгами с интервалом в полтора шага. Первые снаряды уже позади, но команды все не было. Локи чувствовал, как холодеют руки. Враги пока еще идут, не слишком быстро, сберегая силы, но сейчас кто-то махнет рукой, и они кинутся, не разбирая дороги. Так всегда бывает, если стенка на стенку – встречай врага на бегу.

Хорст уже выцелил своего, чуть повыше прочих. Сильных следует убивать первыми, не им придумано. И тут он вспомнил, что не знает, как перезаряжать. Не спросил, из головы вылетело! Кажется, надо потянуть за какую-то рукоять…

– Огонь!

Локи выпустил свою единственную пулю и пригнулся. Его война кончилась. Вокруг гремело, бешеной злобой захлебывались пулеметы, сухо били винтовки, но поредевшая толпа все равно катилась вперед. Первые, самые длинноногие, уже подбегали к грузовику…

Дах! Дах! Дах! Д-дах!..

Пулемет в штабном окне ожил, но теперь его пули сбивали с ног уже почуявших привкус победы «асфальтовых». В спину, длинными очередями, не жалея патронов…

Дах! Дах! Д-дах!..

– Блюхер или ночь, – прошептал Локи, не веря своим глазам. – Блюхер или ночь…

6

Когда Земля, огромная, подернутая вуалью облаков, заполнила весь иллюминатор, Пэл внезапно поняла, что уже ничему не удивляется – даже когда в разрыве туч проступил знакомый по учебнику географии контур Британии. Она в космосе, на орбите, значит, так и должно быть, а то, что Земля – шар, знали еще древние греки. Куда интереснее следить за своими спутниками. Зачем им шлемы, Пэл уже догадалась. Радиосвязь! И с друзьями в Монсальвате, и, возможно, с теми, что сейчас внизу, за облаками. Из коротких реплик что-то понять мудрено, однако ясно, что особых новостей нет.

Пэл ничуть не жалела, что покинула небесный замок. В случае победы подмастерьям будет нужен союзник, значит, переговоры продолжатся. Если нет – «Полярная звезда» все равно достанется Британии, какой бы флаг на ней не поднимали.

А потом, когда они вышли на постоянную орбиту (это выражение Пэл постаралась запомнить), Поларис-1, сняв пальцы с пульта, сообщила, что у них есть полтора часа, чтобы спокойно поговорить. Если, конечно, будет о чем.

* * *

– …Мы используем маневровые двигатели, они очень простые, реактивные, и не слишком мощные, поэтому приземляться будет нелегко. А маршевый двигатель совсем другой, ионный, но что это такое, даже мне не положено знать. На Клеменции есть кое-что получше, но там начинаются такие тайны, что я умолкаю.

– А я нет, – подхватил Николас. – Фройляйн инструктор! Я говорил с клементийцами, они знают тоже немного, но если сложить все вместе, получается интересная картина. Их предки воевали с крестоносцами в Окситании, были разбиты, но в последний момент им кто-то помог. В школьных учебниках сказано, что некий ангел открыл истинно верующим путь на Клеменцию. Подозреваю, именно этот ангел поделился с ними техническими разработками, которых не было и нет на Земле.

Оршич улыбнулась.

– Вы разведчик, Николай, я – летчик. Меня все эти тайны мало интересовали. Очень хотелось летать.

Пэл понимала, что ей лучше молчать и слушать, однако не сдержалась. Все-таки не каждый день приходится беседовать с Ящерицей, которая знает, как поют бабочки.

– Вероника! Другие звезды – какие они?

Поларис-1 улыбнулась.

– Звезды? Очень красивые, глаз не отвести. Но если вы имеете в виду инопланетян, то и да, и нет.

Обернулась, взглянула серьезно.

– Представьте! Звезда размерами чуть больше нашего Солнца, три планеты, ни на одной нет разумной жизни. А потом кто-то выходит на связь и приглашает в гости. Ты остаешься на корабле, но одновременно попадаешь совсем в иной мир. Никаких семиногих пауков, все выглядят и разговаривают как люди. Но это лишь видимость, меня предупредили сразу. Откуда они, кто, так и не сказали. Иногда кажется, что я просто видела сон.

Пэл верила и не верила. Земля в иллюминаторе выглядит очень убедительно, но иные звезды? Такое не укладывалось в голове. Внезапно она поняла, что не «Полярная звезда», а именно эта серьезная девушка станет самым ценным, из того что удастся доставить на родную планету. Оршич должна остаться в Англии, ее надо убедить, заинтересовать…

«…Или посадить под замок, – пророкотал под самым ухом голос дядя Винни. – Под очень надежный замок. Интересы Британии превыше всего, Худышка! Не подведи старика!..»

Она мотнула головой, но голос был настойчив:

«Решетки могут быть и золотыми, не жалко. Любого человека можно купить, Худышка, нужно лишь назначить подходящую цену…»

Пэл улыбнулась, поглядела налево, где сидели ее спутники:

– Друзья! Я не разведчик, и к звездам не летала. Но, как выяснилось, неплохой географ, недавно открыла целую страну. Тауред! Может, вы уже о ней слыхали?

«Ты открыла, именно ты, Худышка! – одобрил знакомый голос. – Меня там и рядом не стояло. А то еще испугаются».

– Предлагаю вам немедленно по прибытии в Соединенное Королевство получить паспорта государства Тауред. С ними вы будете в полной безопасности на всей территории Британского Содружества наций. Скоро эти паспорта признает остальной мир, моя страна умеет настоять на своем.

Ответили не сразу. Первым откликнулся Николас, не слишком уверенно, словно размышляя.

– Идея очень интересная. Если она действительно ваша, леди Палладия, то позвольте вас поздравить. Лично мне особо выбирать не приходится, я немец из России, но ни с Гитлером, ни со Сталиным ужиться не смог. Все, что у меня сейчас есть – фальшивый латвийский паспорт.

Оршич кивнула:

– Соглашайтесь, Николай! А я даже не знаю… В свое время отказалась принять подданство Клеменции, я все-таки немка… Но подумаю. Обещаю!

Внезапно Николас резко повернулся.

– Есть! Радиомаяк Лейкенхита! Поймал!..

Пэл облегченно вздохнула. Машинописные странички со всеми данными она сразу отдала небесному ландскнехту. Выходит, не ошиблась.

– Музыку передают, – парень улыбнулся, – Вот, послушайте!

Переключил что-то на пульте, нажал кнопку…

 
В знойном небе
пылает солнце,
В бурном море
гуляют волны,
В женском сердце
царит насмешка,
В женском сердце
ни волн, ни солнца,
У мужчины
в душе смятенье,
Путь мужчины —
враги и войны,
Где, скажите,
найти ему покой?
Ах, где найти покой?!
 

Когда раздались первые музыкальные такты, Пэл решила, что это совпадение, но тут же поняла – нет. Танго про далекую Аргентину передают не случайно.

 
А любовь
мелькает в небе,
Волну венчает
белым гребнем,
Летает и смеется,
и в руки не дается,
Не взять ее никак!
 

О Аргентина, красное вино! Земля звала небесных гостей.

7

Лонжа сидел за разбитыми пулями ящиками и мелкими глотками пил морс из трофейной фляги. На то, что лежало перед баррикадой, смотреть было трудно, и он старался не отводить взгляд от темных кирпичей штабного корпуса. Солнце уже село, и он ждал, когда включат фонари. В крепости их не слишком много, освещают же они именно то, что требуется – дорожки между зданиями и фасады. Шаг в сторону и ты в спасительной темноте. Свет нужен танку. Мелькнула и пропала мысль о том, что Дитрих, все угадав, оставит Горгау в темноте. Нет, не должен! Огромная безлюдная крепость после заката станет опасной, даже бдительному патрулю не уцелеть, если перед ним из темноты вынырнет «Марк» с двумя пулеметами. Включат!

Все прочее сделано, его последние подчиненные ждут команды. Шестеро – одного все-таки нашла шальная пуля. Неполный танковый экипаж…

Он отложил флягу в сторону и решил приманить свет, как когда-то в детстве нескладной считалочкой вызывал дождь. Надо только очень-очень захотеть. Улыбнулся, беззвучно шевельнул губами:

 
Перед казармой
У больших ворот
Фонарь во мраке светит,
Светит круглый год.
Словно свеча любви горя,
Стояли мы у фонаря
С тобой, Лили Марлен.
 

Не помогло, и Август Виттельсбах попытался представить сцену Драматического театра, что на Жандарменмаркт, беспощадный огонь софитов, девушку в сером платье. Ту, что не ходит в разведку безоружной.

 
Обе наши тени
Слились тогда в одну,
Обнявшись, мы застыли
У любви в плену.
Каждый прохожий знал про нас,
Что мы вдвоем в последний раз,
С тобой, Лили Марлен.
 

Краем уха он слыхал, что песню в Рейхе уже запретили. Не удивился, здесь скоро станут запрещать восход солнца. Но «Лили Марлен» никуда не пропадет, каждый солдат мечтает о девушке, ждущей его возле старого фонаря.

 
В тесной землянке,
Укрывшись от огня,
О тебе мечтаю,
Милая моя…
 

На покрытую железом крышу плеснул неяркий желтый огонь. Лонжа, продолжая неслышно напевать, встал, окинул взглядом уцелевших.

 
…Снова наступит тишина,
И к фонарю придет она
Ко мне, Лили Марлен.
Пора? Пора!
 

– Внимание! К машине!..

* * *

Самым трудным оказалось объехать тела возле ворот. Танк взял резко влево, и все равно гусеницы несколько раз с отвратительным чавканьем находили безвинную жертву. Лонжа направил машину прямо к зданию штаба, чтобы выехать на дорогу. Чужих глаз не слишком опасался, пока доложат, пока сообразят. К тому же едва ли найдутся смельчаки, которые бы рискнули стать на пути «Марка». А на огонь из окон тут же ответит один из поставленных в спонсоны пулеметов.

Вот и дорога. Теперь можно выжать полную скорость, все двенадцать километров в час, однако Лонжа, напротив, сбросил газ. Ехал медленно, словно чего-то ожидая. Наблюдатель у верхнего люка предупрежден: если полосатое – стой, все прочее сметут пулеметы.

Слева и справа старые, сбросившие листву деревья, впереди высохший за сутки асфальт и одинокие упрямые лужи. Штабной корпус исчез в темноте, сейчас дорога повернет влево, к казармам…

– Стой!

Танк вздрогнул и, проехав пару метров, застыл. Слева показалось что-то полосатое, и тут же из неясной мглы негромко прозвучало:

– «Компаус»! Это мы, командир!..

Лонжа обернулся:

– Открыть люк!

«Компаус» – пароль диверсионной группы, захватившей пулемет-надоедалу в штабном окне. Когда начиналась рукопашная, трое добровольцев сумели незаметно выбраться из тоннеля. Настоящий «компаус» тронуть Лонжа так и не решился, хотя и не блефовал в разговоре с обергруппенфюрером. Не увидел бы условный сигнал из штабного окна, взял бы грех на душу.

– Пулемет раскурочили, затвор с собой принесли. Впереди никого нет, командир, мы проверили.

Танк вновь ожил и неспешно поехал дальше. Из троих вернулись двое. Минус один…

Дорога свернула влево, дальше казарма, но заезжать туда нет смысла. Значит прямо, а потом снова влево, к старому пустому складу. Внезапно Лонжа заметил идущего по дороге человека в офицерской форме. Со спины не узнать, кажется, сапер. Танковый мотор гудел на пределе, но человек даже не повернулся. Наконец, поравнялись. Лонжа остановил машину, выглянул из люка:

– Господин обер-лейтенант! Поехали с нами!..

Скальпель, ничего не сказав, покачал головой. Август Виттельсбах хотел было напомнить, что службы у офицера все равно не будет, в худшем случае трибунал, в лучшем – разжалование, но в последний момент сдержался. Каждый делает свой выбор.

* * *

– Плохи дела, – доложил дезертир Запал, выныривая из темноты. – Дверь заменили – и новый замок врезали. Долго возиться придется.

Лонжа кивнул, ничуть не удивленный. Покойный Столб наверняка заметил, из какого подвала выбралась тройка самовольщиков. Сложить два и два – задача простая, как и перекрыть вход в подземелье. Были бы гранаты… Лонжа горько усмехнулся. Сапер – и без взрывчатки!

– Поедем к старому бастиону.

Там еще один вход, обозначенный на секретной карте. Ни у кого в Горгау такой нет, сам же он к бастиону не подходил и близко. Не ясновидящие же они!

…Снова дорога, но деревья исчезли. Здесь им быть не положено, слишком близко стены. Нет и фонарей, хорошо, что вокруг еще не тьма, а серый сумрак. Путь пошел под уклон, и вот впереди показался приземистый массивный контур. «Марк», словно радуясь тому, что цель близка, взревел, резко увеличивая скорость. Еще полсотни метров…

Стой!

Лонжа заглушил мотор, выбрался из танка и положил руку на теплую броню, словно прощаясь. Хорошо повоевали, камрад Марк! Жаль, тебя с собой не возьмешь!..

– К машине! Пулеметы достать!..

Предосторожность казалось излишней, но и бросать оружие нельзя. Лучше оставить в подземелье.

– Ста-а-ановись!..

Жизнь шла по кругу, по незримому хрустальному витку. Все уже было. Неровный строй чудом уцелевших – и он перед строем. Только на этот раз не нашлось даже сил на команду «Смирно!»

– Пошли, камрады! Тут недалеко…

8

Когда строй распался, Локи подошел к господину Зеппеле, взглянул с укоризной:

– Хоть бы предупредили!

Тот развел руками:

– Я решил, что это военная тайна… Нет, неправда, ничего не решил, просто было страшно. Не хотелось, чтобы другие заметили. И с пулеметчиком неладно вышло, одного нашего зарезать успел… Господин Локенштейн! Или все-таки правильнее будет…

Хорст помотал головой:

– Локенштейн, не ошиблись. А все остальное – тоже военная тайна. Но когда можно будет, вам первому расскажу.

Журналист улыбнулся, протянул крепкую ладонь.

– Уговор!

Два сапера уже нырнули куда-то во тьму, остальные присели прямо на старую высохшую траву. Кто-то воткнул сошки пулемета в землю, но больше по привычке. Кончилась война! Локи был и рад и не рад. Кошмар, начавшийся в бельевой «Адлона», считай, позади. Вырвался, выжил! Но если как следует подумать… Ничего более интересного в его недолгой жизни не было, и едва ли еще случится. Когда еще придется стать королем!

Он поглядел на темный контур бастиона, в который уже раз вообразив себя у каменных крепостных зубцов. Гроза, невыносимо яркий блеск молний, и он в черном до пят плаще. Король среди бури, схватка на равных.

Огорчился слегка. И этому больше не быть! И с песней королевской придется расстаться, не по чину она…

Не по чину?

Локи даже возмутился такой несправедливости. Неправда! Не королевская она, студенческая, времен славных буршей. Куманьку нравится, и ему по душе. Мысли они, как птицы, преград не знают.

Хорст Локенштейн, сев поудобнее, положил на траву отслужившую свое винтовку и задышал, глядя в ночной сумрак.

 
Печалям – ни дня,
Да сгинет забота!
Чертям пусть меня
Поджарить охота.
Не надо бояться
Шутить и смеяться,
Подумаешь, Ад:
Нет мыслям преград!
 

* * *

– Уходим! – распорядился появившийся из темноты сапер-фельдфебель. – Ты, камрад, прикрываешь!

Палец нацелился аккурат в грудь. Локи безмолвно кивнул. Отчего бы и нет, как раз будет время песню допеть. К тому же, лишнее очко в игре, потом хвастаться станет, как последним из проклятой крепости уходил.

– Отсчитай до сотни, камрад и вниз, там тебя встретят. Не бойся, не бросим!..

Когда серые тени исчезли во тьме, Локи, присев к пулемету поближе, вспомнил, на чем остановился. «Подумаешь, Ад». И действительно, нет ада, вырвался.

Как там дальше?

 
Я выпивку чту
И девушек тоже,
Но прежде всех ту,
Что жизни дороже.
В старинном подвале
При полном бокале
Любимой спеть рад:
Нет мыслям преград!
 

Потом честно досчитал до девяноста (десять секунд на песню оставив), неспешно встав, поглядел в темноту. Неужели все? Уходить почему-то совершенно расхотелось. Локи резко выдохнул:

– Эй! Знайте все! Я, Август, Первый сего имени, Король Баварский, Герцог Франконский и Швабский, Пфальцграф Рейнский, а также иных земель владетель и оберегатель…

Мать-Тьма, откликаясь, колыхнулась неслышно, подступила ближе.

Локи ей улыбнулся. То-то!

А далее, если не суждено вмешаться силе, превосходящей человеческую, все произойдет так.

Хорст Локенштейн бросит на траву полосатую шапку, сорвет с робы полоску с цифрами «0282», пригладит подросшие за эти недели волосы и повернется лицом к невидному во тьме подземному ходу. Но прежде чем сделать первый шаг вновь посмотрит на смутный контур бастиона, словно запоминая навсегда.

Навсегда…

Пуля из магазинной винтовки Mauser Gewehr 98, остроконечная, со стальным сердечником, вынырнув из темноты, вонзится точно в углубление между затылком и шейным позвонком.

Звука выстрела он не услышит.

9

– Здесь мы ему ничем не поможем, – с трудом выговорила Вероника Оршич, – только на Земле. Если успеем. И если дотянем.

Николас потерял сознание, как раз тогда, когда пытался уверить, что чувствует себя превосходно. Каждое слово звучало все тише, вот оборвалась фраза, а еще через миг голова белокурого парня завалилась на бок. Пэл сжала кулаки. Ничем, ничем не помочь! В предполетной спешке не захватили даже аптечку, понадеявшись, что на «Полярной звезде» есть медицинский пункт. Но маленькая каюта оказалась пуста.

Иллюминатор потемнел, изображение, прежде четкое, размылось и словно пошло туманом. Несколько минут назад Оршич включила двигатели, взяв курс на снижение. Земля ждала…