Текст книги "Аргентина. Локи"

Но разве монархи сдают экзамен? Вспомнилось недвижное лицо с выпученными глазами. Людвиг Баварский тоже в тюрьме сиживал, но… Посмели бы ему вопросы задавать!

Локи встал, расправил плечи.

– Если вы пришли к королю – вам ответит король!

Громоздкий силуэт дрогнул. Тишина стала плотной, осязаемой, но вот мотор вновь загудел, на этот раз уверенно, гулко:

– Прошу простить, ваше величество, это мы с непривычки. Имею, стало быть, к вам сообщение.

7

– У шпионов нет времени на личную жизнь, – задумчиво молвила тетя Мири, продолжая разбирать револьвер. – Поэтому им приходится заниматься личной жизнью непосредственно в рабочее время.

Улыбнулась и внезапно подмигнула.

– Ты только, мелкая, мне пить много не давай. Ох, устроим мы им в Париже фиесту!..

Пэл не стала спорить, хотя Париж – лишь первая остановка.

В стекла вагона лупили тугие струи дождя, серый вечерний сумрак неспешно сменялся ночью. Завтра – Париж. Записей она никаких не делала, адреса выучила наизусть с первого раза. Дядя Винни даже не поверил, а потом очень удивился.

– Кстати, мелкая! – тетя, отодвинув в сторону древний Веблей № 2, принялась оттирать испачканные в масле руки салфеткой. – Насколько я понимаю, упоминать британское правительство не следует. Мы действуем исключительно по поручению некоего джентльмена, который настолько занят игрой в поло, что не смог приехать сам.

Пэл кивнула. Все так и есть. Пора тетушке кое-что узнать.

– Этого джентльмена, тетя Мири, зовут Жозе Кинтанилья.

Именно этой фамилией военный министр Уинстон Черчилль в годы Великой войны подписывал директивы резидентуре в Лиссабоне, а ее сотрудники очень постарались, чтобы легенда о таинственном разведчике без лица разошлась по всему континенту. Читая донесения, дядя похохатывал и с довольным видом жевал сигару.

– Я снова вынул этого сеньора из шкафа, – молвил он на прощание. – Наши немецкие друзья, думаю, уловили намек.

И вот теперь связная неуловимого резидента спешила в Европу. Джентльмены играли в поло…

Лил дождь, колеса поезда громыхали на стыках, еще один день уходил в Вечность. Зачеркнутая клетка в календаре… Леди Палладия Сомерсет смотрела в окно, поэтому не могла видеть Смерть, присевшую рядом, на мягкий диван купе первого класса. И только, когда ее позвали, вздрогнула.

– Худышка! Мисс Худышка!..

Не испугалась. Еле заметно шевельнулись упрямые губы.

– Я успею.

Глава 4
Крепость и форт

1

Для истинного англичанина Париж – всего лишь пригород Большого Лондона, место, куда можно отлучиться на пару дней ради поднятия тонуса. В пригороде весело и комфортно, но, к сожалению, слишком много туземцев, многие из которых до сих пор не сподобились выучить язык истинных джентльменов. Они шумные, развязные, нескромные, пытаются наводить свои порядки, а какой-то потерявший рассудок Бонни даже посмел воевать с Британией. Неужели не понимают, что иностранцем быть просто неприлично?

В отелях не лучше, туда пускают кого попало, даже невоспитанных бесцеремонных янки. Туземцы (французы? да, кажется, французы) не догадываются, какая им выпадает честь, когда на землю пригорода ступает пята англичанина.

В Индии не в пример лучше, только вот климат не слишком здоровый.

Маленькая «мисс Худышка» впервые побывала в Париже, когда ей исполнился год. Потом родители брали ее с собой почти каждое лето, но внезапно разразилась война, и отец уехал во Францию уже один.

Последний раз Пэл навестила лондонский пригород уже после того, как диагноз стал ясен. Идея вполне в духе тетушки Мири – погулять, пока еще гуляется, от души, ни о чем не думая. Рассчитывала провести в Париже целое лето, но хватило ее только на неполный месяц. Не гулялось, даже Джованни ничем не смог помочь.

Вернулась и зареклась. Если снова в Париж, то лишь ради крайней надобности. Вот, значит, и настала она, крайняя.

Перед отъездом леди Палладия Сомерсет зашла к семейному адвокату и внимательно перечитала завещание. Все лишнее – письма, школьные тетради, детские рисунки, рождественские открытки, накопившиеся за много лет, сожгла в камине еще перед поездкой в Нью-Йорк. Больше ничто не связывало и не заботило. Муж позаботится о себе сам.

Ни с кем не прощалась, уехала по-английски. В завещании просила не перевозить ее тело в Британию. Солдат Его Величества положено хоронить там, где их встретила Смерть.

Ни страха, ни надежд не осталось. Зато была жизнь, чистые клеточки в календаре. Можно улыбнуться неяркому осеннему солнцу, побродить по людной улице, где тебя никто не узнает, а потом заглянуть в бар на втором этаже шумного «Гранд Отеля» и пригубить рюмку «Уникума», горького венгерского ликера, глиняную, в белом налете изморози.

* * *

– …Даже не знаю, госпожа Сомерсет, чем я могу быть полезен столь выдающемуся профессионалу. Жозе Кинтанилья был резидентом, когда я только начинал курьером в «Белой Даме». Кстати, о Кинтанилье мне впервые рассказал немецкий контрразведчик на допросе. Его коллеги очень гордились тем, что сумели доставить в Берлин паспорт настоящего Кинтанильи, владельца магазина в Лиссабоне. Кинтанилья его потерял – на радость британским разведчикам, которые пользовались им по очереди…

Пэл слушала внимательно, но поглядывала на своего нового знакомого с некоторой опаской. Немолод, неярок, лицом – почти японец, одет богато, но без всяких претензий. «Лекс! Просто Лекс!» Завсегдатай бара на втором этаже и любитель горького ликера.

«Не сболтни при нем лишнего! – сурово молвил дядя, тыча в нее сигарой. Подумал и махнул крепкой ладонью. – Бесполезно, он сразу все поймет!»

– Но если господин Кинтанилья счел возможным прислать ко мне личного связного, я, естественно, весь к услугам. К вашим услугам, госпожа Сомерсет! Но едва ли могу быть чем-то полезен. Сейчас я всего лишь консультант, мой удел – слухи, обрывки чужих разговоров, статьи в газетах…

На дворе ясный день, в баре почти все столики пустуют. «Просто Лекс» занял самый удобный, напротив входа. Видно каждого, кто проходит в двери, самого же любителя ликера скрывает густая тень.

– Итак, госпожа Сомерсет, рискну высказать предположение. Ваш приезд наверняка связан с началом новой операции. Чем могу помочь?

«Не дай себя втянуть в разговор, – наставлял дядя, – пусть говорит сам, а ты запоминай».

Пэл глубоко вздохнула. Дяде Винни легко давать советы.

– Всего два вопроса, Лекс. Будущая война – и будущее Гитлера.

Лекс, отхлебнув из глиняной рюмки, взглянул удивленно.

– Кинтанилья почитает меня за пророка? Шпионы не предугадывают грядущее, они его творят. Во всяком случае, некоторые. Менее всего хочется выступать в роли Кассандры…

Пэл представила, что перед нею тетрадь, справа – перьевая ручка, вместо рюмки – чернильница. Хорошо, что немецкий она учила в школе.

Реки, Кассандра!

* * *

– Это не два вопроса, госпожа Сомерсет, а один. Войны в Европе без Гитлера в ближайшие десять лет не будет. С ним – обязательно, причем самое позднее – в 1944–1945 годах. Это его сценарий. К тому времени Рейх станет сильнейшей державой континента, во Франции вырастет очередное пацифистское поколение, а Британия вступит в конфликт с Японией. И если все пойдет именно так, он, скорее всего, победит. Даже вмешательство Штатов не поможет.

– А что поможет, Лекс?

– Не дать ему эти годы, начать войну, скажем, в 1939-м, как планирует президент Рузвельт. Но Рузвельт далеко, в Европе же никто не хочет воевать. Гитлера станут терпеть и дальше. Все, даже Сталин… Если некто не поразит фюрера в Ахиллесову пяту.

– Я не шпионка, Лекс, я только учусь. Но эта пята – еврейский вопрос? Потому Гитлер и пытается договориться с сионистами, в том числе и о будущем государстве Израиль?

– Гитлер, прежде всего, хочет договориться с еврейской общиной США, чтобы там победили сторонники доктрины изоляционизма. Но есть пята вторая – Данциг. Фюрер твердо обещал сделать его немецким, однако Данциг – это Польша, а за Польшу вступятся… Госпожа Сомерсет! Неужели вы приехали сюда, чтобы внимать столь очевидным истинам? Чего на самом деле хочет Кинтанилья?

– Жозе Кинтанилья хочет сравнить одну очевидную истину с другой, своей собственной. А заодно узнать: как на эту истину повлияют действия государства, находящего не в Европе. И даже не за океаном.

– Я не эксперт по инопланетянам, но, думаю, в ближайшие годы – никак. Разве что Гитлера будут подталкивать и много ему обещать… Кстати, не пригласить ли сюда даму, что сидит за соседним столиком? У нее такой вид, будто она собирается вынуть из сумочки револьвер…

* * *

Тетю Мири пришлось взять с собой. Наотрез отказавшись ждать в номере, та заявила, что настоящие шпионы всегда ходят на задание парами, ради подстраховки. План тетя разработала сама, обосновавшись в баре за полчаса до назначенного срока. Обещала пить только сок и смотреть в сторону, для наблюдения же за объектом использовать исключительно зеркальце в косметичке.

И вот теперь приходится расхлебывать.

Тетя Мири играла роль до конца. Племянницу она даже не узнала, заговорив отчего-то по-итальянски. Чтобы не привлекать внимания, Пэл присела за ее столик, принялась объяснять, что происходит и даже не заметила, как рядом оказался Лекс.

Просто Лекс.

– Косметичкой пользоваться не стоит, – наставительно заметил он на хорошем английском. – Лучше смотреть прямо на объект, но как бы сквозь него. А если хотите открыть сумочку, надо отвернуться к стене.

Родственница взглянула хмуро.

– Non capisco quello che stai dicendo, signore!.. И кто бы говорил? У вас у самого, между прочим, вид настоящего патентованного шпиона.

Невиданное диво! Просто Лекс улыбнулся.

– А вы часто их встречали? Особенно патентованных?

Уже на улице тетя, раскурив очередную сигарету, подвела итог.

– А ничего мужчинка… Если тебе, мелкая, надо будет к нему связного направить, всегда к твоим услугам.

2

– …Отправляются в наряд по кухне. Гефрайтер Рихтер – на работы, согласно распоряжению господина коменданта. Остальные – занятия по расписанию…

Поздний октябрьский рассвет, мелкий холодный дождь, мокрый асфальт под подошвами армейских ботинок. Плац, утренний развод. Почти как в «кацете», только дубинками не лупят. Наряд на кухне – совсем не страшно.

– …Р-рота! Р-р-равняйсь! Смир-р-рно!..

Сегодня впервые надели шинели. Не потому что похолодало, а по распоряжению начальства. Шинель Лонжа подшить не успел, кончики пальцев еле выглядывали из рукавов, а полы мели плац. Ротный не заметил, на этот раз повезло.

– Командирам взводов проследить за ходом занятий. Вольно! Р-р-разойдись!..

Лонжа, подождав, пока строй распадется, начал организованно отступать к краснокирпичному корпусу комендатуры, от начальства подальше. Маневр, освоенный еще в училище.

– Эй, чучело! Стой-й!..

Не успел! Ротный не заметил, но от Столба не укрыться.

– Гефр-р-райтер-р-р!..

В голосе господина обер-фельдфебеля – горький упрек. Лонжа, честно попытался стать по стойке «смирно» насколько шинель позволяла. Сам виноват – запорол службу!

Столб возвышался высокой горой. Не объехать, не убежать.

– Чер-р-рез полчаса явитесь в пр-р-ристойном виде и доложитесь по всей фор-р-ме. Позор-р-р!..

Все? Кажется, все. Здесь, в Горгау, в отличие от полевого лагеря, где довелось познакомиться, господин фельдфебель, не слишком лютовал. Так, погромыхивал.

– Были внизу, Рихтер?

Не все… Кажется, не в шинели вовсе дело.

– Так точно, господин обер-фельдфебель.

Столб долго молчал. Дышал тяжело, с присвистом и смотрел странно. Наконец, быстро оглянувшись, проговорил негромко.

– Если что-то услышите про эвакуацию склада, сообщите мне. И не выслуживайтесь, вас же первого на погрузку направят. Ясно?

Лонжа представил, как берет в руки снаряд с желтой полосой… А ведь кому-то придется!

* * *

Внутри танка тихо и даже уютно. Ремонтники расстарались – не только привели в порядок, все, что еще можно отремонтировать, но и выкрасили стены в молочно-белый цвет. Даже не верилось, что это нутро боевой машины. Пушку и пулеметы давно сняли, в центре, где должен возвышаться двигатель, пусто. Исчез не только он, но и радиатор на «корме». Оттого и просторно, хоть столик ставь. Выкрашенная железная коробка…

Все, что уцелело от двигателя Лонжа отыскал, но бензиновый Foster-Daimler восстановить не представлялось возможным. Половины деталей нет, а остальные годятся лишь для музейной полки.

Тем не менее Лонжа не унывал. Ходовую часть и бортовую передачу он уже проверил, наметив, что там следует сделать, сегодня же на очереди червячный редуктор – тот, что сзади, впритык к исчезнувшему радиатору. «Mark II» не слишком отличался от своего старшего собрата, который довелось изучать в училище. Корпус-ромб, стальная катаная броня, широкие гусеницы, ненадежная система охлаждения. Трудно представить, что это все воевало.

…На лобовой броне – две четырехугольные заплаты, еще одна сзади, на корме. Танк прошило насквозь. Прощай, родимый экипаж!

Чтобы не пачкать «старую соль», Лонжа обзавелся у ремонтников черным комбинезоном. В зеркало поглядеться – чистый танкист, только шлема не хватает. К этому великолепию еще бы танк, настоящий, не этому антиквариату чета!

Пора было начинать. Комплект инструментов он тоже позаимствовал в гараже. Пачка сигарет – сутки проката. Хорошо, что у «дезертиров» имелась своя подпольная касса, выручили.

Ключ, еще один ключ, отвертка…

– Рихтер! Вы там?

Он понял, что поработать сегодня не придется. Из открытой двери правого спонсона блеснули знакомые окуляры.

– Вылезайте! – распорядился гауптман Карел Домучик.

Лонжа даже головы не повернул.

– Не хочу!

Бывший нарядчик тяжело вздохнул, снял фуражку и принялся протискиваться в танк.

* * *

– Над вами все смеются, Рихтер. Эту консервную банку чинили уже пять раз с одинаковым результатом. Скоро коменданту надоест, и он отправит вас в вечный наряд.

– Пусть смеются. Я – цирковой, мне привычно.

Кресло в танке имелось одно, водительское, в нем Домучик и устроился, но перед этим плотно прикрыл дверь спонсона. Стало тихо и глухо – как в танке.

– У меня к вам несколько вопросов, Рихтер.

– И у меня. Кто первый начнет?

Церемониться с Домучиком он не собирался. Одним миром мазаны.

Контрразведчик взглянул без всякой симпатии:

– Я хочу, чтобы вы подробно пересказали ваш разговор с Гиммлером. Он мне покоя не дает! Гиммлер сейчас сцепился с Герингом и руководством Вермахта. У него забирают концлагеря и хотят переподчинить отряды СС, сделав их обычными армейскими частями. Фюрер пока не вмешивается, ждет, чем все кончится. Именно теперь Гиммлер должен нанести удар, причем смертельный, сокрушительный. Он что-то задумал, какую-то, как вы сами сказали, мерзость. Важно каждое слово. Говорите!..

Лонжа, присел на голый железный пол к гаечному ключу поближе. Очкастый вроде клеща, не оторвешь. Но может рискнуть? Ему и самому разговор каждый день вспоминается.

– Только, господин Домучик, вы не удивляйтесь. Агроном или пошутил, или обознался. Он говорил со мной, как с Виттельсбахом.

Окуляры неярко блеснули.

– Знаю! Агроном он прескверный, а вот актер неплохой, разыграл целый спектакль. Вы, Рихтер, не профессионал, вам не оценить. Настоящий Виттельсбах сейчас в «Колумбии». Тоже там бывали? Вот его-то рейхсфюрер никому не покажет. Рассказывайте!..

На миг Лонжа растерялся. Если и спектакль, то он поверил… Но и Домучик, профессионал чистых кровей, поверил, пусть и в совсем другое!

Ладно… Танк никуда не убежит.

* * *

На этот раз шли долгой цепочкой, впереди взводный с фонарем, за ним еще шестеро. Лонжа – предпоследний. Подземный ход уже ничем не удивлял. Лестница, коридор, снова лестница, пустые бутылки у стены. Шедший впереди незнакомый парень уже примерился было врезать ногой по той, что ближе, но в последний момент передумал.

– Договаривались же! – бросил, обернувшись на миг. – Каждый за собой убирает. Намусорим – ключи отберут.

Лонжа понимал, что тайные собрания Мертвецкого равелина давно уже ни для кого не секрет. Просто традиция – от чужих глаз подальше. Глаз там действительно нет, но вполне могут быть уши. Конспирация детская, Домучик или иной кто наверняка завербовал кого-то из их семерки. «Откровенничай только с теми, кого хорошо знаешь и то прежде три раза подумай». В подполье чрезвычайное положение, а тут что ни вечер разговоры по душам.

Может, потому его, представителя Германского сопротивления, и направили в Горгау? Чтобы будущий улов выглядел весомей? Все караси, а он вроде щуки. У Гиммлера же теперь есть собственный Виттельсбах, чего и следовало ожидать. «…У меня найдутся мои ручные монархисты с претендентом на престол». Зачем сказал? Да затем, чтобы он, Лонжа, занервничал, принялся искать контакты, наговорил бы лишнего. Например, прямо сейчас, этим вечером, среди верных «камрадов».

Не верь, не бойся, не проси…

– Начинаем!

Заседали прямо под дождем, укрывшись захваченными с собой кусками брезента, по одному на троих. Сдвинули ящики, на тот, что в центре поставили фонарь.

Ораторов не представляли, первого Лонжа помнил еще с полевого лагеря. Дезертир Кассель, «красный», в компартии не последний человек, каким-то чудом вернулся из Вайсрутении. Был в другой роте, которая воевала южнее.

Здесь, в Горгау, и встретились. Пожали руки, но откровенничать никто не спешил.

– Товарищи! Наша фракция ознакомит вас с решением Центрального комитета КПГ. Информация достоверная, мы два раза перепроверили…

Нелегальная связь работала, пусть и с перебоями, но Лонжа не спешил рассылать письма. В надежность тайной почты верилось так же слабо, как и в здешнюю конспирацию.

– …Руководствуясь решениями Седьмого конгресса Коммунистического Интернационала о создании в капиталистических государствах Европы Народного фронта и учитывая текущую обстановку, Центральный комитет счел возможным включить своего представителя в создаваемый в эмиграции Национальный комитет Свободной Германии…

В ответ – негромкий, немного обиженный ропот сидевших на соседних ящиках «черных». Коммунисты успели первыми.

– …Центральный комитет исходил также из того, что свое согласие на участие в комитете уже дал ряд групп, представляющих самый широкий политический спектр эмиграции, в том числе деятели Национальной и Католической партий, а также социал-демократы…

Харальд Пейпер, он же Мельник, не терял времени даром. Теперь в будущий Национальный комитет захотят попасть все противники Гитлера. Сегодня – комитет, завтра правительство в изгнании. А потом настанет послезавтра…

«Вы, Рихтер, не профессионал». Домучик прав. Со стороны кажется, что все сделано верно, враги Бесноватого наконец-то смогут объединиться. Но ведь и Агроном это знает! Многие из сегодняшних эмигрантов не так давно получили свободу. Их не просто выпустили из «кацетов», но и позволили пересечь границу. А здесь, в Горгау, никто не мешает собираться возле Мертвецкого равелина.

«Будет вам мерзость», – пообещал Генрих Луйтпольд Гиммлер.

– Ничего не хочешь сказать, камрад?

Это уже ему, представителю Германского сопротивления. Лонжа покачал головой. Странно! Не так давно он спорил с «черными» и «красными», призывал к единству. Дом, расколовшийся надвое, не устоит. Казалось бы, вот оно, единство!

Люди молчали. С темного неба лил мелкий дождь. Старые крепостные стены надвинулись, грозя сомкнуться, среди камней уже слышался негромкий осторожный шорох…

Мертвецы с погибшего равелина собирались на смотр.

3

– Господа! Господа! Не знаете, куда нас везут? Господа…

Гул мотора заглушил негромкий шепот. Грузовик трясло, приходилось крепко держаться за лавку. Но здесь, в обтянутом брезентом кузове, все-таки не так плохо, по сравнению с тем, что пришлось пережить в поезде. В обычный плацкартный вагон загнали почти две сотни. Отправлять не спешили, час шел за часом, а люди все продолжали пребывать. Стояли в проходах, некоторые, потеряв силы в душной тесноте, пытались сесть на пол, но «черная» стража тут же пускала в ход дубинки. Локи даже не сразу сообразил, что поезд тронулся. На него навалился сосед, чуть не сбив с ног, двое упали, вызвав лютый гнев охранников. Потом вагон начало трясти. Об этом сообщила цепочка, которой Хорст был прикован к полке. Таких, как он, окольцованных, в вагоне оказалось не менее десятка. К наручникам полагался стальной жетон с номером. Не потеряешься, даже если очень захочешь.

Лишь через несколько минут стало ясно – едут. Окна оставались закрыты, но воздух слегка посвежел. Цепочка раскачивалась в такт колесам, «черная» охрана, устав от крика, взялась за карты, раз в несколько минут громким гудком давал о себе знать паровоз.

Время, потеряв силу, неспешно двигалось со скоростью вагона с железными решетками на окнах. Локи настроился на долгий путь, но вышло иначе. Часа через полтора их остановили, и охрана принялась выдергивать из людской толщи тех, кто в наручниках. Старший лично отмыкал браслеты, делая пометки в каком-то списке.

Высадили рядом с кирпичной башней старой водокачки. Здесь уже поджидал конвой, тоже «черный», с «мертвыми головами» вместо кокард. Снова список, короткая перекличка, и команда «Бегом!». Отдышался Локи только в кузове, когда грузовик начал набирать ход.

– Господа! Господа! Куда нас…

Шепот прервался стоном – «мертвоголовый» вместо ответа лениво взмахнул дубинкой.

Хорст Локенштейн не торопил судьбу. Едут себе и ладно, все равно ничего не изменишь. Сам же украдкой, чтобы охрана не приметила, поглядывал по сторонам. Если не убежать, значит можно уползти. Или притвориться мертвым.

Или даже умереть – а потом воскреснуть.

* * *

Первый раз он удивился, когда увидел над головой желтую осеннюю траву. Высокая кирпичная стена, два ряда окон, дальше железный парапет, а поверх всего неровная земля. Снизу заметен лишь краешек, и Локи даже усомнился, но когда их выстроили посреди двора, вновь поглядел вверх – и увидел похожую на обычный сельский луг крышу. Гигантское здание словно вырвали из земли и, перевернув, поставили обратно.

Двор оказался круглым, при двух воротах. В одни они только что въехали, вторые же намертво заложены кирпичом. А больше ничего, если не считать дверей, врезанных в кирпичные стены, и грузовика у ворот. Если все вместе сложить, получится огромный бублик с травяным боком.

…Бублик и они в дырке от бублика.

Были еще люди в полосатых робах, гора кирпичей, мешки цемента, но времени, чтобы осмотреться, не дали.

– Строиться! В шеренгу по одному! Быстро, быстро, быстро!..

Быстро не получилось, и охрана взялась за дубинки. Локи поспешил юркнуть в самую середину строя. Короля Людвига доставляли в крепость совсем иначе – в отдельной карете, с врачом и даже персональным зонтиком. Вот только недолго этот Людвиг прожил…

Снова перекличка и долгое, долгое ожидание. «Мертвоголовый» неспешно прохаживался вдоль строя, но Хорст все же улучил момент, чтобы взглянуть на соседей, ближних и дальних. Знакомых не нашел, все его заметно старше, большинство в штатском, двое в одинаковых серых робах с треугольниками на груди.

Наконец, из дверей, что напротив, появился еще один «черный» ростом повыше прочих. В левой руке стек, в правой – папироса. К нему подскочили сразу двое, принялись показывать бумаги, но тот лишь стеком махнул:

– После!

Стал перед строем, развел ноги пошире. Циркуль да и только.

– Внимание! Внимание!..

Подождал, послушал тишину, затянулся от души.

– Объясняю один раз! Вы прибыли на объект «Новый форт». Именовать его следует только так, слово «концлагерь» произносить запрещено. Позже до вас будут доведены правила внутреннего распорядка, нарушать которые запрещено. Во всех случаях вам надлежит слушаться сотрудников охраны и выполнять все их распоряжения. Всякое противодействие охране запрещено!..

Бросил папиросу, сапогом растоптал.

– Какие-то они вялые… А ну-ка расшевелите!

Двое «мертвоголовых», подбежав к строю, взмахнули дубинками. Били через одного, и Локи повезло. Сосед, получив удар по голове, едва сумел устоять.

Циркуль, подождав немного, поморщился.

– Все равно дохлые. Внимание! Слушай мою команду… Ложись!

Локи поспешил упасть животом на мокрый асфальт. Теми, кто оказался не столь проворен, занялась охрана. Хорст лежал, слушая, как кричат избиваемые, и понимал, что это лишь начало. Непокорным не выжить, давить будут досуха.

– Вста-а-ать! Р-равняйсь! Смир-р-но!.. Уже лучше. Ложись! Теперь отжимание по команде. Кто не сможет, немедленно отправляется в карцер. Начали! И-раз! И-два! И-три!..

Лишь через час, когда ноги уже не слушались, их погнали в канцелярию. Не всех, трое так и остались на плацу. Пришлось подниматься по широкой каменной лестнице, каждый шаг отзывался в мышцах, «черные» же, словно истинные бесы, лишь посмеивались и щедро потчевали дубинками. Хорсту вспомнились рассказы умудренных жизнью воров о старых тюрьмах, где охрана лютовала еще почище. Не все выдерживали – резали вены, вешались, пытались душить надзирателей, пусть редко, но бунтовали. Не сразу, но охрана умеряла прыть, – особенно там, где сопротивляться начинали сразу.

На втором этаже их втолкнули в коридор, тоже широкий, с высоким сводчатым потолком. Первым делом Локи увидел «полосатиков» – заключенных в неудобных суконных робах и деревянных башмаках. Традиция оставалась неизменной, полосы на тюремной одежде появились еще в позапрошлом веке. Впрочем, этим, в коридоре еще повезло, наверняка обслуга, писаря и курьеры. Еще есть кухня и больничка, там жизнь полегче…

Поразмышлять над жизнью не дали. Отогнали к одной из стен и «Сто-о-ой!» И тут же выдернули из строя сразу двоих – правофлангового и самого Локи. Взяли за ворот и вбросили в одну из дверей, поощрив ударом сапога. Перед глазами мелькнула красная ткань ковра…

Ай-й-й!

А потом возле самого носа появились чьи-то до блеска начищенные сапоги.

– Вставайте, Локенштейн, вставайте!..

Не хотелось, но пришлось.

Унтерштурмфюрер Глист собственной персоной.

* * *

– Сперва приведите себя в порядок, выглядите, словно «задница»[14]14
   Pennbruder (нем.) – то же, что и бомж.


[Закрыть] после облавы. Умывальник в углу.

Локи покорно встал и поплелся, куда указано. Мелькнула и пропала мысль о том, что пора, наконец, становиться королем. Интересно, как? Выпучить глаза и скрестить грязные руки на груди?

От воды полегчало. Он с удовольствием вытерся твердым вафельным полотенцем, и, заметив поблизости стул, поспешил на него сесть. Авось, не сгонят!

– Я попросил коменданта, чтобы вас не слишком гоняли. Обычно новеньких держат во дворе до вечера. У здешней охраны мало развлечений…

Локи лишь кивнул в ответ. Спасибочки, господин хороший, уважил.

– Что-нибудь интересное заметили?

Над ним, кажется, издевались. Однако Хорст честно попытался вспомнить.

– Крепость здесь какая-то… Какая-то странная. И еще… Те, что со мной везли – им всем за сорок, я один молодой.

Господин Виклих подошел ближе, наклонился.

– Для начала недурно. Новый форт – это кирпич, земля и снова кирпич. И контингент необычный. Сейчас тут большая стройка, работают политические из лагерей. Но вы, Локенштейн, попадете в блок № 5. Там как раз те, кому за сорок, тоже политические, но не шантрапа, а рыба покрупнее. Бывшие министры, депутаты Рейхстага, партийные боссы. Сейчас многие «кацеты» закрывают, и эту публику свозят сюда, подальше от любопытных глаз. Они тихие, покорные, но хитрые, кто-то уже проложил дорожку на волю, переписку затеял. Мы пока не пресекаем, в том числе и ради вашего случая.

Локи оценил замысел. Министры и депутаты, конечно, хитрые, с умыслом, но в контрразведке не служили.

– По документам вы по-прежнему Локенштейн. Кто надо уже узнал, что нужную персону прячут под видом мелкого уголовника…

Сын Фарбаути и Лаувейи хотел было возмутиться. Почему – мелкого? Однако в последний миг прикусил язык.

– Вас будут время от времени отправлять на работы – сюда, в мой кабинет. Если что-то срочное, проситесь к врачу, охрана предупреждена. Кормят здесь не очень, поэтому будете получать дополнительный паек. Если узнаете важное, ничего не предпринимайте, не посоветовавшись со мной. Что-нибудь еще?

Локи без всякого удовольствия сообразил, что именно так наставляют тюремных стукачей.

– Все понятно? Тогда желаю удачи, Август Виттельсбах! И учтите, здесь не нужен капитан из Кёпиника[15]15
   По поводу капитана из Кёпиника см. примечание во второй книге цикла – «Крабат».


[Закрыть]. Осторожность, осторожность и осторожность!..

Хорст покорно кивнул. Легко сказать! Советы давать все мы любим!..

* * *

…Штатский костюм долой, машинка парикмахера срезает волосы под корень, кожа пахнет хлоркой после душа. Полосатая роба косо сидит на плечах, шапка, тоже в полоску, маловата, спадает то и дело, в деревянных башмаках с непривычки и шагу не ступишь.

0282 – номер на груди. Над ним красный треугольник.

– Па-а-ашел!

Вниз по лестнице, через двор мимо таких же полосатых, обходя груды кирпича. В дверь и снова по лестнице, но уже вверх…

– Лицом к стене!..

Кого-то провели мимо, кажется, в наручниках.

– Пошел!

Второй этаж, коридор, слева кирпичная стена, кладка новая, чуть ли не этого года. Деревянные двери… Первая, вторая…

– Стой!

За дверью – полутьма. Свет сочится откуда-то сверху. Нары в два этажа.

– Тебе сюда!

Нижнее место с левого краю. Тощий матрац, из дырок торчит солома…

Напоследок его толкнули в спину.

Локи присел на нары и чуть не заплакал. Вот и стал королем! С чего начать? Спеть про мысли, преград не ведающие? В горле песня застрянет, за решеткой иное поют. Блиц, учитель воровской, секретной песне обучил – на старом каторжном наречии. О чем именно, толком и не понять, зато душевная. Мирлацванциг, троммельбаух, унтервельт рибон рибет…

Вытер губы, по сторонам огляделся. Пусто, только в самой глубине кто-то на нарах пристроился. Не годится воровская, придется все же королевскую. Там тоже, если подумать, слова подходящие.

 
Меня не запрут
Подвальные своды,
Напраснейший труд —
Мне вдоволь свободы…
 

4

Как должен шпион одеваться? Ничего трудного: серый костюм, серый плащ, немодная шляпа с короткими полями обязательно на размер больше и темные очки, независимо от времени года. А как одеваться шпионке? Тетя Мири, подумав, рассудила, что таковой положено не одеваться, а совсем наоборот. Тем не менее…

Родственница быстро собралась и упорхнула в магазин. Вернулась неожиданно быстро, в сопровождении дюжего посыльного при нескольких коробках. Первым было примерено светло-серое платье-гарсонка. Покрутившись перед зеркалом, тетя водрузила на голову легкомысленную шляпку, сдвинула набок, затем накинула приталенное спортивное пальто и в целом осталась довольна.

– У твоего Лекса очень неплохо пошит пиджак, – подытожила она, – но и мы не хуже. Ты, мелкая, надень свой костюм от Адриана, который с накладными плечами. По крайней мере, не будешь похожа на вязальную спицу.

Пэл не мешала тете буйствовать. Встреча на Монмартре назначена на три часа пополудни, она уже заказала такси. Хотела взять авто на прокат, но в последний момент передумала. Правостороннее движение, как известно, выдумано именно в Париже дабы досадить англичанам. Не стоит рисковать.