Текст книги "Его Уязвимость"

Глава 29

Как это ни странно, застаю брата дома, весь взмокший Федька хлещет на кухне воду из стакана.

– Ты что такой взмыленный?

– Тренировка. Меня гоняют нещадно.

– Откажись.

– С чего вдруг? Мне шанс дали, Кать, а схватываю я на лету. Дураков нет такой опыт проворонивать.

Присматриваюсь к Феде. Настрой решительный и, кажется, на дне темных глаз вижу надежду…

Потерянное чувство. Давно я не видела младшенького таким окрыленным и от этого на душе кошки скребут.

Нельзя обнадеживаться, падение в таком случае всегда болезненно.

– Ты понимаешь, что это все временно, Елецкий? Кац тут ненадолго, он уедет и не стоит слишком уж на что-то надеяться.

Ставит стакан на стол и пронзает меня темно-серым взглядом. Сейчас взрослым кажется, рваную челку откидывает таким знакомым движением.

– Я знаю, Кнопка, мы щепки для мужика с баблом, только я все от этой жизни брать буду. И раз твой Макдак решил меня снабдить личным тренером, я использую возможности.

Расчетливый и наглый братец вызывает улыбку.

– Федь, ты поосторожнее только.

– Систер, обижаешь. Когда надо, я и нимб нацепить могу, – лыбится хитрец и окидывает меня с головы до ног едким взглядом. – Слышь, ты гардероб моей прабабки смени, а, или у вас со Скруджем ролевые игры пошли?

– Прекрати. Хватит его уткой обзывать!

Рявкаю зло, и наглющая морда проплывает мимо, насвистывая под нос какую-то непонятную мелодию.

Покидаю гостевой дом и иду в сторону особняка.

Седрик информирует, что у господина Каца важные переговоры.

Ужинаю в одиночестве.

Почему-то аппетита совсем нет. Поковырявшись немного в тарелке, отправляюсь в свою комнату.

Надеваю домашние клетчатые треники и мягкую кофту. Щелкаю пультом, пытаясь смотреть очередной глупый сериал. Не могу.

Решаю наведаться на кухню за молоком. Попью и завалюсь спать. Я выжата, как лимон.

Спускаюсь по лестницам, а когда прохожу мимо гостиной, на миг спотыкаюсь, заметив, как босс с Седриком разыгрывают партию в шахматы.

Не могу удержаться и приближаюсь, просто замираю рядом, наблюдаю за игрой.

– Я вам не помешаю? – спрашиваю тихо, почему-то не хочется тревожить благоговейную тишину, нарушаемую лишь звуком фигур, передвигаемых по резному шахматному столу.

Димитрий сидит расслабленно в кресле, верхние пуговицы рубашки расстегнуты, рукава закатаны.

Даже после такого насыщенного рабочего дня никакой усталости на красивом лице, собранном из резких и острых линий.

Чуть поднимает взгляд и кивает мне, указывая на кресло неподалеку от себя.

– Присаживайся, Катрин, если интересно.

Опять передо мной совсем иной человек. Выдержанный, крайне спокойный, с отчужденным лицом.

Я сажусь в мягкое кресло и облокачиваюсь о его ручку, подставляю ладошку к щеке и наблюдаю, как Димитрий делает шаг конем.

Приятый мрачноватый свет приглушенных светильников придает игре на шахматной доске какой-то сакральный смысл.

Лица мужчин серьезны. Я не очень хорошо разбираюсь в схемах игры, но передо мной явно два знатока, получающих удовольствие от полёта собственной мысли, от комбинаций, которые проворачивает мозг.

Шахматы – это стратегия, а Димитрий Кац, как показывает мое короткое знакомство, редкостный стратег.

Я рассматриваю доску с комбинацией, где у Димитрия явное превосходство в фигурах, магнат методично загоняет противника в угол.

Видимо, я застала конец игры. Несколько ходов и тишину в гостиной нарушает холодный голос Димитрия:

– Шах и мат.

– Ну что же, господин, на этот раз я продержался дольше, чем в прошлый, – расплывается в улыбке мажордом, и я ловлю какую-то умиротворенность между этими двумя.

Здесь не столько общение начальника и подчиненного происходит, сколько общение между друзьями. Хотя я не уверена, могут ли быть друзья у такого человека, как Кац.

Большой босс одним слитным движением поднимается из огромного кресла в английском стиле с изысканной вышивкой и останавливает взгляд на мне.

Понимаю, что выгляжу по-домашнему, но я не могу все время ходить по струнке.

Жду очередную нотацию, думаю, может, опять припомнит дресс-код, но босс неожиданно проводит пальцами по моему лицу, словно лаская, убирая длинную прядь, упавшую на глаза.

Ловит мой ошарашенный взгляд.

Что-то в эту секунду происходит. Меня к нему тянет, как магнитом, но…

Телефонная трель кажется слишком громкой. Кац отвечает на звонок, явно ведет переговоры со своими западными партнерами, у которых только наступило утро.

Проходит мимо, обдавая ароматом дорогого парфюма и собственными мужскими флюидами.

Когда Димитрий уходит, я остаюсь с Седриком.

Мажордом принимается расставлять фигуры на шахматном столе. Здесь именно стоит шахматный стол с отполированной прорисованной шахматной поверхностью.

Этот седовласый мужчина, несмотря на всю свою строгость, вызывает во мне какие-то теплые чувства.

Не знаю, как объяснить. Я не жду от него подлянки, и он не смотрит на меня, как на постельную игрушку магната, ведь слуга явно в курсе правил босса относительно помощницы…

Не спешу уходить. Спать не хочу и одной оставаться тоже.

Седрик, легонько улыбнувшись, бросает на меня внимательный взгляд и оглушает вопросом:

– Мисс Елецкая, не желаете ли сыграть? Говорят, хорошая партия в шахматы может подсказать ответы на многие вопросы…

Легкая полуулыбка освещает морщинистое лицо. И глаза у мажордома внимательные. Он их останавливает на мне.

Почему-то в этом строгом англичанине я вижу деда, которого у меня никогда не было.

У мамы родители рано скончались. Она совсем юной была, когда одна осталась.

И вот…

История повторяется. Мы с братом тоже рано осиротели.

Улыбаюсь в ответ этому сдержанному мужчине, одетому с иголочки в элегантный костюм-тройку, который дополняет шелковый платок, повязанный прямо под горлом.

Седрик словно пришел из позапрошлого столетия. Именно такими я и рисовала в воображении английских аристократов, которые оживали на страницах романа Остин. Именно таким, наверное, был мистер Дарси.

– Ну же, мисс Елецкая, решайтесь…

Легкий прищур и проницательный взгляд из-под опущенных ресниц.

В целом, чувствую, что мужчина в хорошем расположении духа, а также понимаю, что их с Димитрием связывает что-то особенное.

Любопытство порок, но именно оно сейчас поднимает во мне свою голову, и я очень хочу приблизиться к миру магната.

Поэтому принимаю предложение, занимаю место Димитрия и словно впитываю его энергетику, которая сохранилась подобно отпечатку на этом кресле.

– Умеете играть?

Вдруг спохватывается Седрик.

– Немного. Знаю, какая фигура как ходит…

Ловлю ухмылку и поддеваю старика:

– Не ваш уровень? Решили передумать и не принимать меня в игру?

– Ну что вы, мисс, сыграем. Опыт приходит со временем. В первый раз все всегда сложно. Необходимо держать себя в узде, или, наоборот, отпустить ограничители…

У меня внезапно дыхание останавливается.

Он ведь сейчас про шахматы?!

Вглядываюсь в непроницаемое лицо, но Седрик как ни в чем не бывало продолжает:

– Кроме знания теоретической части, нужна практика, немного терпения, и вы сможете раскрыть свой потенциал.

– Серьезный у вас подход к этой игре, однако, – отвечаю чуть запоздало, мысли стремятся к тому странному предложению, но я все же отмахиваюсь от двойного смысла, который мерещится в каждом слове дворецкого.

– Ну, я не открою ничего нового, если скажу, что шахматы – это искусство ведения войны. Да, да, мисс Елецкая, не смотрите столь шокировано. Здесь на шахматной доске идет борьба за власть, просто в миниатюре. А в любом столкновении первостепенна стратегия.

Серьезно. Как же все здесь серьезно.

– Ваш ход, белые начинают.

Вывожу вперед пешку и смотрю в строгое лицо вышколенного мужчины.

Задумываюсь и выдаю первое, что приходит в мысли:

– Вас послушать, здесь битва добра со злом разворачивается. И символика такая же: белое и черное. Добро и зло…

Выводит вперед коня и улыбается:

– Добро и зло неразлучны. Это как лучик света и тень. И, конечно же, одно не существует без другого, – говорит как-то многозначительно и останавливает на мне свои внимательные глаза.

Почему-то в этом слышится какой-то смысл. Аллегория, которую можно применить и ко мне с моим работодателем.

– В этой игре нет равных мистеру Кацу. Он сильный стратег. Я еще не встречал человека, кто смог бы обыграть Димитрия, объявив ему шах и мат…

На секунду пальцы замирают, так и не коснувшись фигуры, которую хочу вывести.

– Звучит так, словно он гроссмейстер…

Хлопаю глазами в недоумении. Ну, понятно, что мой босс умен, но…

– Нет, мисс, официального титула у мистера Каца нет. Но я вам скажу, что шахматы были его страстью всегда, с самого детства. Он засел за фигуры с четырех лет.

– Вы его ребенком знали?

Совсем теряюсь, на что мужчина лишь скупо кивает.

– Я был приставлен к мистеру Кацу с ранних лет и могу сказать, что серьезно он пригласил меня сыграть с ним в партию в возрасте семи лет. Я ему тогда проиграл. И это не была уступка. Мистер Кац никогда не проигрывает. Стратегия – его конек, а война…

Замолкает, словно погрузившись в свои мысли, будто выдал мне тайну, информацию не для моих ушей.

– Вы так говорите, словно мой босс с малых лет практиковался в искусстве войны. “Варкрафта” вроде во времена его детства не было, – смеюсь, сводя все к шутке, но мажордом не реагирует на иронию.

– Димитрий сын влиятельного и не самого простого человека. Перед ним всегда выставлялись запредельные планки. Он рос с пониманием, что любая высота должна быть взята, а бастион, оказывающий сопротивление – уничтожен…

Чувствую, как спина покрывается холодной испариной. Всего лишь слова, рассказ, но мне почему-то больно становится.

Шахматы с четырех лет…

А было ли детство у этого непростого мужчины?

Было ли право на ошибку?

– Власть – это всегда ответственность. Каждый шаг просчитывается и является лишь малой частью разыгрываемой комбинации. В этом и смысл шахмат, мисс Елецкая.

Улыбается скупо, но как-то тепло, и выводит ладью вперед.

– Вам шах и мат, дорогая.

– Ничего себе, вы меня за пару ходов заставили капитулировать, – улыбаюсь и мысленно прикидываю уровень Каца, раз его слуга, не напрягаясь, сломил сопротивление в рекордные сроки.

– Блиц-крик, мисс Елецкая. "A la guerre comme à la guerre".

– На войне как на войне…

Поднимается и кивает мне, прямо как в старину.

Рассматриваю подтянутого мужчину с аристократическим лицом и острым взглядом.

– Мистер Кац противоречив, характер у него тяжелый, Катрин, но он справедлив. Помните об этом, общаясь с ним, и тогда все будет проще… для вас.

Киваю. Слов не нахожу.

– Доброй ночи, мисс. Благодарю за партию.

– Спокойной ночи, Седрик.

Мажордом уходит, а я остаюсь один на один со своими мыслями…

На сердце тревога напополам с предчувствием…

Рассматриваю фигуры и на лице расцветает грустная улыбка.

И почему я не удивлена, что Димитрий виртуозно играет в шахматы?!

Глава 30

ДИМИТРИЙ КАЦ

Смотрю на малышку, одетую в несуразный бесформенный мешок, и внутри все клокочет от злости.

– Я вам не помешаю?

Вопрос звучит совсем тихо, на грани шепота.

Опять в домашнем. Уютная.

– Присаживайся, Катрин, если интересно.

На первый взгляд обычная, незаметная, но ее приятно открывать. Она полна сюрпризов.

Юная. Чистая. Умная.  Справляется с обязанностями и с каждым выполненным поручением я повышаю планку.

Девчонка выдерживает.

Смотрит на меня открыто, не понимает, куда попала, а попала она серьезно.

Империя стоит на кону.

С ней я не собирался быть кем-то другим, обозначил изначально, что пустых надежд в мою стону малышке питать не стоит, иначе ее розовые очки будут сломаны стеклом во внутрь.

Дерьмо, которое здесь вскрываю, мне не нравится. Я серьезно нацелен присоединить этот объект к своей корпорации. В принципе, здоровый прагматик видит всю прибыль, которою вскоре получит.

И все в моем мире понятно и ясно.

Было.

До того, как девчонка потянулась ко мне за поцелуем.

Катерина, Катрин…

Нервы давно закалились, как стальные жгуты.

Женщин никогда не воспринимал чем-то большим, чем тело, служащее удовлетворению естественных инстинктов.

Аппетит всегда был зверским, потому предпочитал тех, кто способен выдерживать меня.

Да, Катрин красивая девочка, статная, ладная, выражение лица цепляет своей открытостью, в серых глазах доверчивость и пугливость зверька, который попал на зуб к удаву.

Но красивым телом меня не удивить, всегда пользовал лучшие экземпляры, эстет, мать его…

Но она… все знаю о дочери Беспалова.

Рост пять футов два дюйма, малышка совсем, глаза серые, волосы темно-русые.

Только все параметры меркнут под моим диким желанием растерзать это тонкое тело к чертям.

Ее белая, не знающая загара кожа манит, а линии голубых вен с внутренней стороны запястий выглядят уязвимо.

Она вся одна сплошная уязвимость, надави чуть сильнее и переломаешь хрупкие косточки.

Хочется терзать ее, но понимание, что после взгляд светло-серых чистейших кристаллов потухнет, заставляет замереть, чтобы не спугнуть.

Осознание. Моя собственность. Сразу, как увидел.

С первого взгляда. Приговор. И его исполнение я затягиваю.

Катрин застенчива, страх в ее огромных глазах вызывает мое садистское желание поиграть, смутить, довести до румянца на щеках и влажного блеска в глазах.

Девочка имеет редкое качество. Она, как чистый холст, транслирует все эмоции.

Не привык, чтобы женщины врастали спиной в кресло, пытаясь отдалиться, обычно назойливость заставляет меня отгонять ненужных девиц, как мух, а тут…

Меня заводит робость Катрин.

Я от нее зверею. Хочется довести ее до исступления, посмотреть, какой она может быть. Чувствую, что под белизной девственного тела скрывается маленький непокорный вулкан, который на грани извержения, а я, как вампир, черпаю ее эмоции чистые и хрустальные, прозрачные, как и вся она…

И ее рот… порочные пухлые губы, которые так не идут этому невинному лицу. Эти губы хочется терзать, хочется найти им применение в самых развязных и провокационных позах, но прежде всего видеть ее на коленях.

Пальцы жжет от желания сдавить эти губы так, чтобы кровь прилила, запульсировала, чтобы я почувствовал их упругую мягкость под пальцами.

На ее коже синяки будут заметны.

Никогда и никого Димитрий Кац не целовал.

Секс без прелюдии. Никаких оральных ласк с моей стороны, никаких поцелуев. Жесткий и дикий драйв, где мне начхать на партнершу.

За свой кайф я нехило плачу.

У меня нет психических отклонений или травм, фобий. Ну, во всяком случае сексуальная мозгоправша из Колумбийского не нашла ничего.

Ее лекции в моей группе вообще закончились тем, что я продемонстрировал, какой именно секс люблю во всех позах.

Ей явно понравилось.

Кричала она так, что уши закладывало, а потом пыталась повторить. Не получилось.

Все мои связи разовые. Всегда.

Но…

Продлеваю партию с Седриком, почему-то не ухожу, вывожу не ту фигуру, которую должен и удлиняю игру, а сам смотрю на Катрин. На ее чертов рот. И опять жажда. Хочется почувствовать эти пухлые губы на ощупь.

И ее, маленькую дрянь, я хочу искусать до кровавых ран.

Больной ублюдок. Знаю, что могу с ней сделать и не делаю. Не трогаю.

Дышит глубоко и грудь, что прячет под широкой кофтой… просвечивает под этим светом.

Сука. Без. Лифчика.

Красивая форма мелькает, когда она начинает в страхе часто-часто дышать.

Чувствует. Интуитивно ощущает, что заводит. Откликается. Манит.

Даже то, как сидит, чуть раздвинув ноги – чистая провокация.

Руки чешутся разодрать тряпки и сжать такое ароматное тело с привкусом ванили, пряным и немного горчащим послевкусием.

Фак, я запомнил, какая она на вкус.

Заканчиваю партию.

Поднимаюсь.

Но прежде, чем уйти, бросаю еще один взгляд на малышку.

В ней все раздражает.

Прядь упала на лицо.

Пальцы колет, и я касаюсь шелковой прядки, отвожу в сторону.

Отнимаю руку прежде, чем срабатывает инстинкт схватить, потянуть и вбить податливое тело в себя.

Странные чувства. Желать разорвать и не трогать.

Танец на лезвии ножа. Только заточенный клинок всегда вспарывает плоть. Исключений не бывает…

Глава 31

Катерина Елецкая

Работа помощницы входит в накатанную колею. Можно сказать, что биг босс дает мне нешуточный мастер-класс, подготавливая к тонкостям сотрудничества с мировым топ-менеджментом.

Бегаю как белка в колесе, но вместо усталости меня переполняет эйфория. Чувство нужности, незаменимости и взгляды коллег, которые не ожидали от незаметной сотрудницы знаний.

Кац собирает в переговорной глав отделов, я работаю его переводчиком и помощницей. После первого же такого вот собрания замечаю, что отношение у некоторых руководителей меняется.

– Катенька, вы просто чудо, куда я смотрел, когда искал себе помощника?! – улыбается Вадим Анатольевич, глава отдела внешнеэкономических связей.

Приятный мужчина за сорок, образованный и весьма тактичный, лучится радушием, только вот продолжение фразы заставляет улыбку застыть на моих губах:

– После отъезда Димитрия Ивановича я рассмотрю вашу кандидатуру.

Да, Катя, все временно, ты знаешь…

– У вас прекрасное знание языка, просто удивительные данные. Говорите абсолютно без акцента и схватываете на лету. Выдерживать такой темп работы не каждый умудренный опытом сотрудник может.

В этот момент Димитрий заканчивает что-то писать в своем блокноте и поднимается с места, тем самым завершая мой разговор с Вадимом Анатольевичем, который, почтительно улыбнувшись биг боссу, ретируется.

– Подними документацию по цехам, сводки и отчеты. Хочу проверить цифры по сегодняшнему отчету.

Приказывает босс и я покидаю кабинет.

Стоит засесть за компьютер, как вливаюсь в поток работы нон-стоп.

Димитрий редкостный трудоголик и педант.

Завод вскрывает, как улей, и каждому ясно, что босс взялся за нас со всей серьезностью.

– Добрый день, Катерина Владимировна.

Отрываюсь от экрана и здороваюсь с Марком.

Этот сухопарый мужчина средних лет с блеклым отстраненным лицом напоминает машину, обученную исполнять все команды хозяина. Не знаю почему, но от него у меня мороз по коже.

– Я к Димитрию Ивановичу, он ждет, – тактично ставит меня в известность мужчина, и направляется в кабинет магната.

Облегченно выдыхаю, как референт Кацая перевожу документы, но все же основные дела ведет Марк.

Поначалу он мне казался каким-то хрупким и незаметным рядом с боссом, однако немного контактируя с этим типом, начинаю замечать то, чему не придала особого значения изначально.

Блеклые, равнодушные, рыбьи глаза Марка очень цепкие. Когда смотришь на такого, возникает ассоциация с верным псом. Стоит только отдать приказ – “растерзать”, как он не моргнув глазом примется исполнять волю босса.

Этот человек подмечает абсолютно все. И я склонна думать, что знание языка и опыт делает его правой рукой Каца.

Именно он владеет абсолютно всей информацией.

Не я.

И для меня этот фактор служит неким послаблением в глазах остальных.

Я всего лишь референт и, надеюсь, это учтет также и Олег Петрович…

У моего шефа железная хватка и то, как он изучает все материалы, документы… я теперь понимаю, почему его так боятся.

Жесткость. Бескомпромиссность решений. Безэмоциональность и коварство.

Кац беспринципен, для него главное – это достижение его целей, а пути и дороги, которыми он придет к намеченной вершине, его не интересуют.

Так я его ощущаю.

На заседаниях, таких, как сегодня, Димитрий сама непоколебимость. Его просто невозможно вывести из себя.

А вот он сильно давит на весь руководящий состав.

От него после заседаний народ практически поседевшим выходит.

Понимаю опасения Олега Петровича.

Если ему есть что скрывать, то магнат не тот человек, которого можно провести.

Гюрза принялась разворашивать то, что не трогали годами. Что-то мне подсказывает, что играть против Каца – смерти подобно.

Вздрагиваю, когда на мой стол шлепается папка с документами.

– Елецкая, Олег Петрович передал на подписание, – отрываюсь от монитора и встречаюсь со злым темным взглядом Романовой.

– Хорошо, оставь, пожалуйста, занесу к главному со всей остальной документацией чуть позже.

Эффектная женщина с яркой помадой сливового оттенка продолжает смотреть на меня враждебно, не мигая.

– Ну и как тебе на месте помощницы Димитрия Ивановича? – выплевывает как-то мерзко. – По всем параметрам удовлетворяешь босса?

Приглядывается ко мне, губы-вареники сжимает.

Вдоль позвоночника проходит неприятный холодок, сигнализирующий об опасности. Именно Нина должна была стать помощницей Каца…

– Все хорошо, привыкаю к должности, – отвечаю как можно более спокойно, на конфронтацию стараюсь не идти.

– Нравится быть его личной… эм… как бы слово подобрать “правильное”, ну, скажем, помощницей?

Леденею, рука прирастает к мышке. Понимаю значение выражения “кровь в жилах стынет”.

 А секретарша Петровича, кажется, входит в раж, наседая:

– Больно ты важничать стала, Елецкая, а по факту… Жить в открытую с боссом в его особняке, неужели веришь, что ты не разовая? Надеешься, когда олигарх закончит здесь реорганизацию и свалит в свою Америку, не забудет прихватить свою провинциальную подстилку?! Ты хоть представляешь, что ждет тебя потом?!

Романова бьет наотмашь, словно зная куда и с каким давлением пулять свои ядовитые дротики.

Думала ли я, что будет со мной после отъезда Димитрия?

Да. Однозначно.

И не самые радужные картины открываются. Вопрос даже не в том, что меня захочет сжить со свету сам Петрович из-за того, что стукачом я априори не могу быть, а ситуация усложняется еще и вот из-за таких вот Нин.

Мне не так много лет. Но жизнь научила кое-чему – когда ты падаешь, некоторым это в кайф.

Вот и Романовой в радость моя растерянность.

“Соберись, Катя, каждая твоя эмоция – ее победа, не поддавайся”, – нашептывает внутренний голос.

Все же Димитрий великолепный учитель и кое-что я, кажется, начала перенимать у биг босса…

Сглатываю едкий ком.

Смотрю в лицо, отшлифованное филлерами. Красивая ведь баба. Эффектная. А злости и зависти нет края да берега.

Чем ядовитее слова, тем очевиднее для меня, насколько я на верном пути.

Изначально я была совершенно права, считая, что остальные референты восприняли меня в штыки.

Романова решила начать травлю, прямо сейчас методично пытаясь указать мне на мое место подстилки богатого мужика.

Вызов принят.

– Пусть вопрос моего будущего, Нина Витальевна, вас не беспокоит. Как бы у меня ни сложилось в дальнейшем, иметь в резюме пометку, что являлась личной помощницей одного из топовых бизнесменов мирового уровня, согласитесь, госпожа Романова, дорогого стоит.

Улыбаюсь нейтрально.

Никто не ожидал, что мышка может за себя постоять?!

Пора показывать, что я тоже когти имею.

Лицо собеседницы багровеет.

– Как он мог выбрать тебя?! Ни стиля, ни вкуса! Одни балахоны чего стоят! Одета, как на поминки, ей-богу. Неужели спишь с ним?! – давит в ожидании ответов.

Как же ее приложило, однако.

– Если очень интересно, Димитрий Иванович у себя. Можете записаться на аудиенцию и лично у него спросить, почему он предпочел меня…

Растягиваю губы. Щеки уже сводит.

Раз меня считают расчетливой стервой, я могу ею и побыть в чужих глазах.

Удар достигает цели и Романова бледнеет.

Мама всегда напутствовала:

Катенька, не осуждай, не порицай. Поставь себя на чужое место. Кто знает, как бы ты сама поступила, если бы у тебя складывалось так же…

Не права была мама. Не всегда обстоятельства заставляют человека стать тварью.

Иногда – это просто характер. Порой просто выбор.

Ну или путь наименьшего сопротивления.

Да и права Нина во многом. Я сама не знаю, “почему” и “зачем” нужна Кацу.

Не найдясь с ответом, Романова, бросив в мою сторону ненавидящий взгляд, вылетает пробкой из кабинета.

А я выдыхаю, сдуваюсь. Прячу лицо в ладошках.

Многие уверены, что я для босса не просто секретарь. Я живу в особняке магната. Слухи и до меня доходят. Девчонки из бухгалтерии предупредили.

Сотрудники уже и ставки ставят.

Есть два фронта. Кто-то говорит, что я сплю с боссом, но большинство уверено, что на такую простушку, как я, Димитрий не взглянет.

Романова знает больше. Она сама на это место метила и явно хотела познакомиться с боссом и в горизонтальной плоскости.

Теперь вот бесится, считая меня подстилкой.

Ну как бы, может, и недалеко ушла от правды.

Кто я для Димитрия?!

После того странного случая больше он меня не трогает.

И я не могу понять, мне от этого хорошо или плохо. Что-то во мне откликнулось на близость мужчины.

Я привыкла к нему, к его манере общения. Если его склонность отдавать приказы можно назвать общением.

Я научилась различать его поступь, его аромат манит и пьянит, его холодная энергетика, доминирующая во всем, завлекает.

Он с первого взгляда всколыхнул что-то во мне, заставил чувствовать то, что ни к кому я не испытывала.

Мои чувства к этому мужчине не влияют на мою исполнительность.

Кстати, об этом. Щелкаю мышкой и фокусируюсь, с головой ухожу в выполнение своих обязанностей.

Погружаюсь в вычитку очередного отчета и мысленно спотыкаюсь.

Взгляд цепляется за неточность формулировок.

Не хочу. Боже. Как же я не хочу впутываться в то, что надвигается на меня со скоростью разъяренного дикого стада.

Проклятое воображение даже различает стук копыт и поднимаемый ворох пыли ощущается на языке.

Я чувствую себя замершим на дороге маленьким котенком.

Симба застыл в ожидании неминуемой смерти и в моей интерпретации глупого котенка просто некому спасать.

Нервно улыбаюсь. О чем только думаю.

Отгоняю образы, всплывающие перед глазами.

Моргаю, желая ошибиться.

Последняя надежда гаснет, когда взгляд вновь проскальзывает по напрягшим меня пунктам.

Леденею, чувствуя, как капля пота катится по спине, приложив бетонной плитой неизбежности.

Не показалось.

Я фиксирую нестыковку в цифрах…