Текст книги "Его Уязвимость"

Глава 17

Быстро брат вырос.

Когда с Федей начались первые изменения и проблемы, надломилось в нем что-то. В его возрасте все через край. Он этим соревнованием бредил. Все шансы на победу были.

А дальше с его данными перспективы открывались заоблачные. Но не допустили его. Мало того, сделали так, что больше у Феди возможности участвовать не было.

Замкнулся в себе. Начал школу прогуливать.

Закрутилось одно с другим, я в бреду была после маминой смерти, а в один день проснулась и брата своего не узнала.

Вырос. Возмужал. Злым стал. Опасным. В боях начал принимать участие.

Я не заметила, когда мой Федя связался с местными отморозками, слишком увлеклась решением насущных проблем.

Пока оплатила все, пока разобралась со всеми инстанциями, борясь за нашу скромненькую двухкомнатную квартирку, поняла, что потеряла главное.

Нет больше моего Феденьки, который в детстве приходил во время непогоды за окном и просил рассказать ему сказку, нет братика, чьи щечки я целовала поутру и щипала пухлолицего сорванца.

Загрубел. Чужим стал.

Федор Елецкий. Когда-то послушный одаренный подросток, подающий большие надежды, стал хулиганом, с которым я бы в темном проулке испугалась встретиться не будь его сестрой, потому что он вошел в круг местной гопоты.

Гопоты, которая однажды решила прессануть  Хакера, а он их главаря вкатал кулаками в асфальт так, что закончилась эта драка для одного в неотложке, а для второго очередным приводом в полицию.

Так брат стал ходячим вызовом обществу.  Наглющим. Отвязным.

Его имя становится нарицательным, и я ничегошеньки не могу с этим поделать…

Сглатываю и продолжаю смотреть на замершего в коридоре Федю.

– Что молчишь, Кнопка? – тихий голос и брат в ярости сверкает линзами очков, демонстративно кривя рот и чавкая жвачкой, двигаясь на меня.

С каждом шагом он продавливает пространство, наполняя его своей темной энергетикой, готовый к бою, он не спускает ничего.

А я смотрю-смотрю на него и все четче понимаю, что не знаю этого широкоплечего разгильдяя с пирсингом в брови и страшной татуировкой, набитой на груди.

Да, да… Недавно увидела его без майки и остолбенела… когда заметила на литой мужественной грудной клетке странный рисунок с оскаленной злой мордой.

– А что мне сказать, Федя? – мой голос сегодня не звенит недовольством. Я устала. День измотал меня и душу мою вывернуло наизнанку.

Прикрываю глаза, морщусь, пытаюсь скинуть наваждение.

Все не могу забыть свою встречу с миллиардером, его пальцы на моей коже, которые пометили меня, поставив огненное тавро.

Все это для меня слишком…

И это только начало. Потому что в ледяных глазах Димитрия был мой приговор.

Этот мужчина не будет церемониться.

И я чувствую, что чем-то его заинтересовала. Может, зашуганностью, неопытностью. Смятением. Не знаю. Но даже от мысли о нем дрожу и истома наполняет внутренности предвкушением…

– Кать, что случилось?!

Открываю глаза и понимаю, что сижу на полу, подогнув под себя ноги, а брат, быстро приблизившись, неожиданно приседает на корточки, просканировав меня взглядом.

Смотрю в лицо своего разгильдяя на темные брови, что сошлись на переносице, и просто подрываюсь, хватаюсь за широкие плечи, на ощупь напоминающие гранит, соединяю руки и сильно обнимаю его за шею.

– Катя…

Федор замирает на миг, каменеет, не любит он такого, но странным образом не отталкивает, как-то осторожно кладет горячую ладонь мне на спину и немного похлопывает, словно успокоить хочет.

Несвойственно ему. Непривычно. Обычно мы словами швыряемся, как кинжалами.

– Систер, говори как есть, что стряслось у тебя?

Отнимает мои руки от себя и опять в лицо смотрит своими умными темно-серыми антрацитовыми глазами.

Сердце кровью обливается, Федю сейчас вижу из прошлого. Такого понятливого, надежного. Того, кто всегда рядом.

Улыбаюсь, пытаясь отогнать плохое предчувствие.

Не готова я брату рассказать, в какое гадство вляпалась.

С его характером, что он может сделать?!

Боюсь даже предположить.

Некому за нас заступиться. Мы – никто. Сироты без связей и денег, висящие на волоске.

Брат, узнав, кто и что мне сегодня сказал, может нарубить дров.

А я… я не хочу этого.

– Просто устала ждать тебя, беспокоиться. Ты мне душу рвешь. Каждый раз боюсь, что позвонят и скажут, что Федор Владимирович Елецкий вляпался так, что тебя не спасти…

Фыркает, но молчит. Видит мою слабость. Цапаемся мы, когда я в ударе, а когда сломлена, брат не станет добивать.

Он по своим понятиям чести живет.

– Меня спасать не нужно, Елецкая! Я задолбался тебе пояснять. Живи для себя. А я сам. Бабло зарабатываю. В дом все приношу. Не бедствуем. Что тебе еще нужно?!

– Не нужны нам такие деньги!

– Какие такие?!

– Нечестным путем заработанные!

Ржет и зубами белоснежными сверкает. Обаятельный гад. Все девчонки его уже, а что дальше будет?!

– Ты историю про Робин Гуда хорошо знаешь? Его типа героем считают.

– Федя!

– А что?! Взламывать систему и заставлять толстосумов помогать приютам – согласись, неплохая задумка. Сами они фиг что и кому отдадут…

Выдыхаю рвано. Голова болит, как будто вокруг неё железный прут обернули и методично сжимают. Веки закрываются.

Федя вдруг по волосам моим проводит.

– Систер, ты не из-за меня сейчас в таком состоянии. Не переводи стрелки. Пульс у тебя учащен, зрачки расширены, испарина на лбу. Что скрываешь?

– Дедукция, Ватсон?!

– Наблюдательность. Что у тебя?

Смотрю на брата и, наконец, разлепляю губы, пытаюсь найти правильные слова…

– Федь. У меня серьезные новости. Мне сегодня сделали предложение…

– Руки и сердца? – подкалывает, скалясь, как хищник.

– Елецкий!

– Ладно, тогда… – смотрит на меня зловеще как-то, и окончание фразы, как предсказание, заставляет вздрогнуть всем телом:

– Или… жизни и смерти?

Меня, скорее, на смерть ведут, связанную по рукам и ногам, но насколько близок он к истине я, конечно, не говорю.

Поднимается с корточек, мне помогает, проходится по комнате, рассматривает квартиру на предмет возможных изменений.

Федька у меня странноватый, способный фиксировать расположение любых предметов и замечать малейшие недочеты.

Фотографическая память. Он цифры запоминает так, словно ему в мозг вживили процессор.

Иногда я его совсем не понимаю. Он на своей волне, в своем мире.

– Предложение по работе у меня.  К нам новый босс на завод приехал, языка не знает и выбрал меня в помощницы.

Говорю твердо, по-деловому, утаиваю свое смятение и детали беседы с Димитрием.

Федька быстро разворачивается.

– Дела… Это что, тот миллиардер?! Имя еще странное – Димитрий.

– Ого, Елецкий, ты откуда знаешь? Я думала, что ты дальше компа своего ничего не видишь.

– Да у нас из утюгов уже новость эта прет, еще бы не знать! Ну че сказать, класс, английский твой пригодился, – пожимает мощными плечами, голос звучит безалаберно как-то, но глаза слишком прицельно рассматривают мою фигуру.

– Тебя вроде поздравлять надо, а ты выглядишь, как на поминки собралась.

Замолкает на секунду и руки на груди складывает, заставляя мышцы бугриться и проявляться.

Федька у меня красавец, совсем на ботаника не похож, может, потому что в детстве мама его в секцию айкидо отдала.

Да и он до недавних пор практиковал догмат – “В здоровом теле здоровый дух”. И частенько, когда особо сложная задачка не получалась, принимался отжиматься, ненужные мысли из головы выбивал тренировками.

И самое интересное, что после часовых силовых занятий по измождению собственного тела, подтягиваясь и делая жим лежа, он, оказывается, не переставая прикидывал решения.

Не раз видела, как, скинув мокрую футболку, Федор с вздутыми от напряжения, прорисованными на жилистой спине мышцами, с венами, которые разбухли на мощных руках, прокачивая кровь, садился за стол, не замечая ничего вокруг, принимался исписывать листы и, наконец, выводил правильный ответ.

Когда-то было так…

– Я спрашиваю, Елецкая, почему вид у тебя нерадостный?! – дожимает вопрос и глаза темнеют, злобу чувствую, она от него волнами пробивается.

Собираю волю в кулак.

– Не нерадостный, а шокированный, Федь. Это такая удача, такие возможности и оклад, что хоть в обморок падай! Я еще даже не осознала!

– Слишком шоколадно не бывает. В чем подвох, Кнопка?

– Ну, есть условие…

Присвистывает и плюхается на диван, закинув ногу на колено, разваливается вальяжно и кривит губы в ошеломительно порочной улыбке разгильдяя.

– А вот тут явно начинается самое интересное, да, Елецкая?

Удерживаюсь, чтобы не поморщиться. Брат проницателен, хитер и вообще еще та заноза…

– У Каца есть стандартный договор, свод правил. Один из пунктиков у магната в том, что его помощник должен работать двадцать четыре на семь. Скорее всего, я буду все время его сопровождать, учитывая, что языка он не знает, эта позиция становится незаменимой…

Присвистывает.

– Рабство вроде давно отменили, нет?!

– Прекрати ерничать! У Димитрия зарплата высокая предусмотрена для этой позиции, надеюсь, он останется в нашей глуши хоть на пару месяцев, тогда, считай, пару лет мы не будем ни в чем нуждаться. А еще…  в мой контракт входит также подпункт о проживании в его особняке.

Стоит этой фразе слететь с губ, брат сдвигает широкие брови, сжимает кулаки.

Я все сказала. Замолкаю.

По лицу Федора ничего не понять, он сверлит меня взглядом.

– Я так понимаю, что эту хрень ты уже подписала, так?!

Спрашивает сухо, пробегается по мне взглядом внимательно и цепко. Сейчас мне совсем не кажется, что я старшая, доминирует он. Брат всегда заместо мужчины в доме. Младшенький, но с характером.

– Да.

– Таким людям не отказывают, так, Елецкая?!

– Федь, это работа и для меня большая удача… – опять повторяю, убеждая брата в правильности своего выбора.

Ради него я на все пойду. Федя даже не подозревает, какие ножи заточены против нас, да и если открыть все, никогда не примет от меня того, на что я соглашаюсь. Зная его, дров наломает, как пить дать.

А что может один безродный парень против людей, на стороне которых власть и деньги?!

Да будь он хоть сто раз гением, шансов нет…

– Это мое решение, Федор. Меня никто ни к чему не принуждает. Руководитель попался эксцентричный, но у миллиардеров свои критерии ведения дел.

Поверь мне, Федь. Не спрашивай ни о чем. Не нужно… я сама толком ничего не знаю, просто предчувствую, что попала в мясорубку и ножи уже пришли в действие…

Внутренне кричу и, видимо, мое обращение доходит, потому что брат хлопает ладонями по коленям.

– Лады, только ты одна не поедешь, – кивает строго, – вместе будем. Черт его знает, какие там заскоки. Пригляжу, чтобы он не сильно на тебя зарился.

Голос брата настолько уверенный, что я начинаю смеяться, как ненормальная, громко и до слез. Нервы ни к черту и облегчение от того, что Федьку даже уламывать не пришлось, чтобы он со мной ехал, накатывает. Так хоть какой-то контроль над его буйной натурой есть.

– Скажешь тоже, ты хоть понимаешь, с кем мы дело имеем?! Ты слишком льстишь моей скромной персоне, Елецкий!

Молчит мгновение, не улыбается в ответ.

– Дурында ты, Катька, вроде и умная, а такая наивная. Ты мужикам нравишься. Есть в тебе то, что цепляет.

Разжимает кулаки и челку со лба откидывает, махнув головой.

– С тобой поеду, пусть видит миллиардер твой, что за тебя есть кому вступиться и дружбана своего из штанов не выпускает.

– Федя!

– Че, Кать?! Считаешь, что недостаточно хороша и тебе не захотят присунуть?

– Что ты говоришь?! Как выражаешься?!

– Лекции оставь свои, училка. Немного глаза тебе на жизнь открою. Ты охренительная. Все в тебе. Добрая, красивая. И да… фигура у тебя под вот этой вот фигней все равно видна.

Тыкает указательным пальцем в мое платье, а я повышаю голос, не справляюсь с эмоциями, лицо горит:

– Ты про что?!

– Я про то, что этот Димитрий Кац мужик, по нему видно, а такие все замечают. И на тебя, систер, у нормального мужика естественная реакция – завалить.

– Этот разговор в никуда.  Не его уровень я, Федь. Там такие рядом ошиваются, – улыбаюсь, а самой почему-то плохо, вспоминаю фотки Димитрия с женщинами. Ухоженные, элегантные, красивые дылды!

Модели, черт возьми, а не Кнопки, вроде меня.

– Я его не интересую!

Пожимает плечами.

– Ну, возможно, ты и права, систер, только я тебе как пацан говорю, может, и привык твой босс фуа-гра жрать с утра до ночи, но у нас, кобелей, плохая природа. Иногда тянет на простое, тепленькое…

– Ты балбес, Елецкий! Циничная язва!

Подмигивает и лыбится, бровь с пирсингом приподнимает.

– Поживем – увидим. Кстати, о тепленьком… пожрать дай. Не поджимай губки. И не надувайся, иначе лопнешь. Я базар фильтровать все равно не буду.

– Волшебное слово скажи, – отвечаю, уперев руки в бока.

– Дуй на кухню, систер, я черт знает сколько сидел за компом, не жрал, не спал, что ты там наготовила?

Сдуваюсь, теряя боевой запал, замечаю и усталость в темных глазах, и синяки под ними.

– Суп есть, вчерашний.

– Давай свое вчерашнее и помни – задирать тебя и мозг выносить только мне позволено.

Глава 18

Грею брату еду, сервирую стол, а сама есть не могу, ни крошки в горло не лезет. Иду в комнату, достаю чемодан, принимаюсь собираться.

Вещей у меня не так чтобы много. Беру то, что необходимо. Сама же, пока все складываю и укладываю, включаю старенький телевизор, чтобы отвлечься.

– Господин Кац, почему же вы все-таки обратили внимание на Сибирь? Почему не Европа, а завод в России?

Торможу, услышав знакомую фамилию, и во все глаза смотрю на экран.

Значит, интервью той блондинке Димитрий все же дал. На мгновение присаживаюсь на кровать, рассматриваю мужчину, беседующего с той самой журналисткой.

– Я бизнесмен. Для меня нет границ. Увидел перспективы развития, а также было желание заняться разработками на моей исторической родине.

Его голос, манера общения, взгляд и чуть приподнятый подбородок показывают, что бизнесмен уверен в своих решениях.

А я просто смотрю на него, где-то даже любуюсь. Димитрий завораживает, привлекает, я и мое тело откликаемся. Кожу, где он касался, начинает покалывать, и я прикусываю губу, делаю себе больно, чтобы очнуться от наваждения.

Его зеленые глаза гипнотизируют. Опять вижу в нем опасную ядовитую тварь, способную выслеживать жертву и нападать стремительно, окольцовывать и душить.

Почему у меня тело дрожит? Зачем эти бабочки в животе?

– Земля в России богата полезными ископаемыми, это признанный факт, и при грамотной разработке в этой сфере мы можем выйти на лидирующие позиции на рынке.

Теряю немного нить его размышлений из-за нахлынувших чувств. Далее следуют технические узконаправленные вопросы, на которые Кац отвечает четко и объемно. Чувствуется, что он владеет огромной базой и знает то, чем занимается, досконально. Очередной раз поражаюсь его эрудированности.

– Это так замечательно, что профессионал вашего уровня все же не забыл о своих корнях и приносит процветание в родные края.

Блондинистая журналистка сияет и поигрывает ручкой в районе глубокого декольте. Даже я вижу ее откровенный флирт, поза призывная и то, как выпячивает грудь, заставляет меня напрячься. Острое негодование поднимает голову, и я комкаю несчастную кофточку, с которой застыла напротив голубого экрана, с которого на меня смотрят нефритовые равнодушные глаза.

– Димитрий Иванович, я не удержусь и все же озвучу вопрос, столь интересующий женскую часть нашей аудитории. Итак, вы считаетесь одним из самых завидных холостяков по версии журнала “Форбс”, – кокетливая улыбка и томный взгляд, – может случиться так, что именно на родине вы найдете ту девушку, перед которой дрогнет сердце магната?

Выражение лица Димитрия не меняется, он не отвечает на улыбку. Этот мужчина прекрасно умеет выстраивать отношения и сохранять дистанцию.

– Не исключаю подобной вероятности.

Ни малейшей эмоции. Так сводки о теории вероятности можно давать. Взгляд только на миг темнеет, отдает льдом так, что излишне фривольная девица бледнеет.

Эта картинка провоцирует иное воспоминание…

То, каким был в кабинете, когда мы остались наедине. Как смотрел на меня, когда зажал между своих сильных ног, не давая отстраниться…

Кажется, что…

– Ого! Босса твоего показывают.

Голос братца заставляет встрепенуться и обратить внимание на его наглющую фигуру, подпирающую косяк. Указывает на телевизор, стоящий в углу, старенький, но исправный.

В эту секунду интервью заканчивается и идет подборка с Кацем, стоящим на сцене нашего зала торжеств.

– Мутный мужик, я тебе скажу. Взгляд у него глухой. Ноль эмоций.

Прикусываю губу, на мгновение вспоминая кислотную яркость этих глаз, и быстро пожимаю плечами, чтобы Федька не просек мою реакцию на этого мужчину.

– Ну, иначе бы он миллиардами не ворочал.

Брат хмыкает неопределенно, уходит и заваливается на диван, опять уставившись в свой компьютер, а я быстро закрываю дверь в комнату, нахожу пульт и выключаю телевизор.

Насмотрелась на сегодня я на магната. Мне бы переварить все.

Заканчиваю со сборами, выключаю свет и скидываю одежду. Пока надеваю ночнушку, фиксирую, что кожа стала чересчур чувствительной и хлопок царапает грудь.

Слишком много чувств и ощущений вызывает во мне босс. Понимаю, что реагирую на него так, как никогда прежде и ни на кого другого.

– Да, Елецкая, сложно тебе придется…

Ложусь на кровать, уперев взгляд в протекший потолок с некрасивым пятном по центру, которое сейчас выглядит зияющей черной дырой, пропастью, которая затягивает меня в свой вакуум.

Особенности последнего этажа, службы ЖКХ никак не могут привести в нормальное состояние крышу.

Постоянно потолок протекает. Сколько я ни звала починить, каждый сезон у нас рядом с люстрой картина импрессиониста в некрасивых разводах и со вздутой краской.

Думаю об этом только, чтобы не вспоминать и не желать мужчину с самыми холодными глазами из возможных…

Мужчину, с которым я буду жить…

Телефон трезвонит, вырывая из сладкой дремы, не глядя выбрасываю руку и ударяюсь пальцами о тумбочку.

Чертыхнувшись, отвечаю чуть хрипловатым со сна голосом:

– Алло!

– Госпожа Елецкая, машина за вами подъедет через два часа.

– Машина?

Спросонья не очень понимаю, о чем речь, но ответа не следует. Меня поставили в известность и отключились.

Откладываю телефон и вплетаю пальцы в волосы, немного тяну, чтобы очнуться. Я поздно вчера уснула, со всеми сборами и переживаниями не заметила, как пришло воскресенье.

Подрываюсь с места, вспомнив, к кому меня должны везти, и бегу в ванную, подмечая, что брат опять заснул в одежде на диване в обнимку со своим ноутбуком.

Быстро закалываю длинные волосы на затылке, залезаю в ванную, включив старенький душ с плохой подтекающей насадкой.

Волосы мочить не собираюсь, так как долго сохнут, но привести тело в порядок контрастным душем стоит.

Намыливаюсь гелем для душа с приятным ароматом дикой розы, ловлю себя на мысли, что сегодня я не просто на скорую руку обмываюсь, я ухаживаю за кожей, наношу скраб и молочко…

Словно прихорашиваюсь. Осознав сей факт, быстро завершаю процедуры и выскакиваю из ванной, бегу на кухню, параллельно окрикиваю Федьку:

– Вставай, соня! У нас мало времени. За нами скоро водитель заедет.

Спустя пару минут заспанная моська братца с торчащими во все стороны волосами появляется на кухне и в эту секунду Федор кажется прежним.

– Какой водитель, Кнопка?

На лице нет привычной враждебности, хоть и Федор как-то всегда смотрит исподлобья. Привычка, сформированная из-за ношения очков, которыми он пользуется для работы на компьютере.

– Нас к Димитрию Ивановичу отвезут.

Скидывает на ходу майку, опять светит сухощавым торсом с кубиками пресса и черной кляксой татуировки на груди, проходит к холодильнику, немного задев меня плечом.

Кухни в хрущовках маленькие, особо не развернуться, а с комплекцией моего брата и вовсе, хорошо, что не сбивает меня.

Делает себе бутерброд с сыром.

– Понятно.

– Не ешь всухомятку! Я сейчас завтрак сделаю.

– И так сойдет. Ты, систер, может, и в тачке с водилой поедешь, а я на своем железном коне.

– Федя! Ты же мне обещал, что не вытащишь эту рухлядь на свет божий! Мне не нравится, что ты гоняешь на мотоцикле. Это опасно!

– Катюха, я не спрашиваю, что тебе нравится, а что нет, – отвечает колко, и, развернувшись, идет в комнату, слышу, как собирает свое хакерское барахло.

На мгновение мне показалось, что Федя пошел на контакт, стал прежним, но с первыми лучами солнца мы оказались все там же, разделенные пропастью непонимания. Он не подчиняется и не слушает, а я не могу достучаться из-за брони его пофигизма.

Ровно в озвученное неизвестным время мой телефон опять зазвонил, без расшаркиваний и приветствий в трубку пробасили:

– Вас ждут внизу.

Смотрела в сторону братца, который надевает кеды и натягивает куртку. Не говоря ни слова, Федя берет наши пожитки и двигает в подъезд, без особого напряга таща тяжести, а я остаюсь в квартире, быстро проверяю, не оставила ли чего включенным, убедившись, что в доме все нормально, захлопываю дверь, спешу вниз.

Стоит выйти на прохладный воздух, щеки обжигает. Во дворе стояли два огромных черных внедорожника из тех, которые я видела припаркованными у завода.

Вблизи эти монстры выглядят зловеще. Рядом с дверью застыл мужчина с белоснежным проводком, тянущимся от уха к шее, заползающим под ворот сорочки.

Федя забрасывает чемоданы в открытый багажник, всем своим видом показывая, насколько ему наплевать на то, что полдома вывалилось из окон, чтобы посмотреть на диковинный дорогущий автомобиль и странного мужчину военной выправки, лицо которого выглядит сконцентрированным и отстраненным.

– Госпожа Елецкая, прошу, – коротко обратился ко мне охранник и открыл дверь, демонстрируя богатый кожаный интерьер дорогого салона.

В ответ киваю и на слабеющих ногах направляюсь к внедорожнику, щеки горят и мне стыдно, потому что уже сейчас я представляю, какие сплетни пойдут за моей спиной…

Радует только, что Федя рядом, обращаю свой взгляд к брату, внутренне ищу поддержку.

– Я за вами, – скупо отвечает брат, надевая мотоциклетный шлем.

Федор сейчас выглядит строгим и собранным, я киваю, подхожу к машине с высокой посадкой, и неуклюже пытаюсь забраться, через мгновение чувствую стальной захват на локте.

– Я вам помогу, Катерина Владимировна, – отчитывается незнакомец. С его помощью взобраться оказывается легче.

Стоит упасть на сиденье, как дверь захлопывается, отрезая меня от привычного двора старой хрущевки.

В машине сидел еще один мужчина и за его правым ухом также начинался провод.

Все это настораживает, пугает и приоткрывает завесу реалий жизни Димитрия Каца.

– Здравствуйте, – проговариваю на автомате, пытаюсь наладить чисто человеческий контакт, но мне не отвечают, бросив лишь короткий взгляд в зеркало заднего вида.

Через секунду второй охранник занимает место на переднем сиденье, и машина плавно, практически беззвучно двигается с места.

Поворачиваюсь. Заметив, что мотоцикл брата следует за мной, немного успокаиваюсь.

– Дыши, Катя.

Кажется, что я сейчас не просто в обычном салоне автомобиля нахожусь. Я в машинах-то средненьких нечасто сидела, такси было редкостью, да и не было в нем особой необходимости, передвигаюсь я в основном на общественном транспорте.

А этот автомобиль со множеством блестящих панелей и кнопок с подсветками напоминает мне футуристический интерьер звездолета.

Тронешь что и взлетишь…

Поэтому я держу пальцы сложенными на коленях, чтобы ненароком не задеть ничего, чувствуя себя, словно оказалась в музее, где строго запрещается распускать руки и тыкать пальцами в произведения искусства.

Тишина в салоне просто гробовая. Ни радио, ни лишних звуков. Двое мужчин из ЧОПа не внушают позитивных мыслей.

Они чем-то похожи. Комплекция, широченные спины и почти бритые виски. Клоны, черт возьми. Не то, чтобы враждебные, но и дружеского настроя нет. Эмоций нет.

Наверное, у Димитрия все по образу и подобию, так сказать.

В горле сухо и першит, закашливаюсь.

– Катерина Владимировна, если нужна вода, то рядом с дверью есть ниша с напитками, – скупой голос с переднего сиденья и я тянусь пальцами в указанном направлении, достаю голубую бутылочку европейского дорогого бренда.

– Спасибо.

У нас вода лучше. Не всегда бренд синоним качества. В моих краях чистейшие источники.

Мужчины молчат. Я ерзаю. Опять оглядываюсь в поисках Феди. Брат меня не оставляет, продолжая держаться поблизости, рассекая на своем звере с грацией гонщика.

В воздухе витает незнакомый аромат. Неосознанно вдыхаю глубже и расслабляюсь. Может, такой запах имеет дорогая кожа, которой обито все нутро автомобиля. Провожу пальцами по вставленной в дверь теплой деревянной панели.

Приятно. Необычно. Меня словно из привычного социума вырвали, с головой окунув в чужой запретный мир.

Главное, чтобы не утопили, Елецкая… – поднимает голову сарказм.

Разглядываю улицы знакомого города, вскоре пейзаж меняется, мы оказываемся на пустынной в этот ранний час дороге, а за окном проскальзывают деревья-великаны: пихта, ель, сосна – наш край богат на флору и фауну.

Люблю тот сибирский дух, который чувствуется в каждом микроне окружающей нас природы…

Пейзаж меняется стремительно.

Резиденция Каца, понятное дело, располагается в противоположной стороне от моего скоромного района.

Замечаю фасады красивых домов, частично скрытых за оградами и листвой деревьев.

Красивый элитный поселок помогает жителям дорогущих строений находиться в некой уединённости с богатой природой нашего края.

Но все это меркнет перед видом огромного особняка. Он возвышается над окружающим миром, похожий на крепость, что зависла над всеми.

Огромная махина из серого камня. Это не дом, не коттедж. На форт, наверное, смахивает.

Или мне уже от страха начинает всякое мерещиться…

Строение, опоясанное бетонным забором в несколько метров, по периметру которого, словно пики в небо, устремляются сосны.

На интуитивным уровне понимаю, что именно такой и должна быть резиденция магната.

Жесткая фактура. Некая аскетичность.

Даже если Кац этот дом не купил, а снял не глядя и по-быстрому, это именно то, что подходит Димитрию.

Этот дом как нельзя лучше проецирует монументальность личности биг босса. Именно таким и должно быть логово хищника.

– Это и есть резиденция Каца?  – задаю уточняющий вопрос, ткнув пальцем в сторону здания.

– Да.

Как ни готовлю себя, не могу сдержать восхищенного вздоха. Я по натуре ценитель прекрасного, люблю искусство, обожаю ходить в театры. Когда к нам приезжают труппы с гастролями, я первая бегу за билетами.

Всегда мечтала побывать в Эрмитаже и Третьяковской галерее, ну, про Лувр молчу, конечно, куда нам, простым смертным, но все же…

Я бродила по этим музеям в виртуальном пространстве, через программу в компьютере брата, хотя бы так соприкасаясь с недоступной для провинциальной девочки культурой.

Учись я в Москве с Пашей, наверное, стала бы заядлым театралом, оббегала бы все подмостки, имея возможность видеть на сцене гениальных актеров прошлого, на фильмах которых я выросла.

Жалко, что светила уходят.

Людской век короток, а вот сыгранные роли и поставленные пьесы дают то самое бессмертие, которое красной нитью проходит сквозь года…

– Катерина Владимировна, мы на месте.

Машина подъезжает и спустя несколько мгновений железные ворота открываются, впуская автомобиль в логово Димитрия Каца.

Отключаюсь от мыслей.

Сердце бьется в предвкушении.

Я увижу его…