Текст книги "Грехи негодяя"
Автор книги: Анна Рэндол
Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
Глава 21
– Располагайтесь в гостиной. Я присоединюсь к вам через минуту! – крикнул профессор Мир, когда они проходили мимо открытой двери библиотеки. Штабеля бумаг, скрывавшие седоволосого ученого, стали выше, чем были, когда Клейтон заходил сюда в прошлый раз.
Служанка ввела их в гостиную, чуть менее захламленную, чем библиотека. Через несколько минут вошел румяный улыбающийся и весьма упитанный хозяин.
– Рад вас видеть, профессор Лишпин. Что привело вас обратно в Санкт-Петербург? Мы не виделись целую вечность. – Мир переложил стопку книг со стула на пол и сел. Стул, протестуя, заскрипел, но выстоял.
– Новые исследования, как обычно, – сказал Клейтон. – Профессор Мир, позвольте представить вам мою ассистентку, мисс Бритту Ленхимер.
Оливия молча кивнула. Клейтон предупредил ее, что профессор Мир считал его австрийским профессором философии.
– Она так же полезна, как красива?
Об этом Клейтон тоже ее предупредил. Мир якобы всегда вел себя как козел в период спаривания. И Клейтон постарался создать у него такое же впечатление о себе. Однако Мир располагал самым полным собранием русской литературы. Дело в том, что он никогда ничего не выбрасывал. Помимо этого у него было множество влиятельных знакомых в высших эшелонах власти, и полиция не беспокоила его, когда в очередной раз выискивала по всей стране запрещенную литературу.
Когда служанка принесла чай, Мир игриво ущипнул ее за ягодицу.
Клейтону всегда было трудно говорить по-русски с немецким акцентом. А в этот раз он выяснил, что сквозь стиснутые зубы получалось еще хуже.
– Мисс Ленхимер по-настоящему талантлива, – заявил Клейтон.
– Уверен, что так оно и есть. – Мир оправил свои панталоны.
– У нее блестящий ум, – продолжал «Философ».
– Мне тоже нравятся умненькие, – захихикал Мир. – Они очень хорошо владеют языками.
«Возможно, будет лучше избить его до бесчувствия и отыскать памфлет самому», – промелькнуло у Клейтона.
– Если вы поможете моему профессору, я сумею показать вам, насколько я умна, – вмешалась Оливия.
Грозный рык застрял в горле у Клейтона. Обольстительное воркование Оливии заставило его забыть, что он хотел сказать.
Мир знал немецкий еще хуже, чем Оливия, поэтому вряд ли понял, что она сказала. Но ее тон не оставлял никаких сомнений. А она еще – как бы между прочим – положила руку на бедро Клейтона и начала легонько его массировать. Проклятие, он тотчас же возбудился.
Мир же, хмыкнув, спросил:
– Что вы ищете, профессор?
– Старый памфлет Васина. Название – «Возродиться из пепла».
– Весьма популярная вещь, – заметил хозяин.
– Кто-то еще спрашивал его у вас? – Клейтон почувствовал, что его душа наполняется страхом. Ведь если кто-то еще приходил за памфлетом… Наверняка этот человек знал, как взломать код.
– Два дня назад приходили какие-то люди из академии и попросили экземпляр.
Если они приходили два дня назад, значит, это не Голов. Выходит, правдинцы успели раньше.
Ногти Оливии впились в бедро Клейтона. Он это почувствовал даже сквозь толстую шерстяную ткань.
– И вы им дали памфлет? – спросила Оливия.
Мир жестом предложил гостям выпить чаю. И тотчас же, взяв чашку, сделал большой шумный глоток.
– Да, конечно. Я всегда поддерживаю академию.
А в данном случае – революционеров.
– Чем вызван ваш интерес? – осведомился русский профессор.
Прежде чем Клейтон успел ответить, Оливия, облизнув розовым язычком нижнюю губу, спросила:
– У вас есть еще один экземпляр?
Глаза профессора стали масляными.
– Да, возможно. Надо пойти и посмотреть.
Когда он ушел, Оливия вздохнула и взяла чашку с чаем.
– Они уже все расшифровали, да?
– Вероятнее всего, – проворчал Клейтон.
– По крайней мере мы можем быть уверены, что наши догадки относительно шифра верны. – Оливия положила в чашку два куска сахара, плеснула сливок и быстро размешала.
Клейтон поднес свою чашку к губам и немного отпил.
Горечь! Жжение!
Он выплюнул чай, рванулся к Оливии и выбил у нее из рук чашку в тот момент, когда она поднесла ее ко рту. Жидкость разлилась по ковру. Оливия же в недоумении уставилась на своего спутника.
– Яд. – Клейтон поставил на стол свою чашку и встал. – Профессор!..
Оливия тоже встала.
– Он хотел нас убить?
Клейтон взял чайник и понюхал.
– Нет. Чай весь отравлен. А он его пил.
Они побежали в библиотеку. Профессор лежал на полу – лицо багровое, глаза выпучены. Клейтон опустился рядом на колени. Проверив пульс, закрыл глаза профессора.
– Он мертв.
Молча кивнув, Оливия стала осматривать стопки книг и бумаг, коих было великое множество в этой комнате.
– Ты знаешь, у кого еще может быть памфлет Васина?
Клейтон понял ее беспокойство. В библиотеке находилось несколько тысяч книг, еще больше – тетрадей и бумаг. И не было никакой системы. Так что они могли провести в поисках памфлета много дней.
– Подожди. – Клейтон обошел вокруг трупа. – Когда мы проходили мимо, эта стопка была в два раза выше. – И он указал на кипу, лежавшую перед книжным шкафом в нескольких футах от того места, где упал профессор.
– Неужели ты это заметил?
Клейтон кивнул. Он всегда запоминал мелкие детали. Быстро просмотрев бумаги, он с облегчением вздохнул. Вот и памфлет. Да, все верно – «Возродиться из пепла».
Он положил памфлет в карман и потащил за собой Оливию. Вскоре они оказались на улице. Сумерки сгущались. Наконец-то они в безопасности, но…
Увы, саней, которые должны были их ждать, нигде не было видно. Клейтон не стал рисковать и возвращаться в дом, поэтому они пошли пешком.
Вскоре из дома профессора Мира вышел лакей и направился вслед за ними. Возможно, он отправился куда-то по своим делам, а дела эти были совершенно невинными, но Клейтон не хотел подвергать Оливию опасности и ускорил шаг.
Через несколько минут из покрытых снежными шапками кустов, прямо перед ними, вышел высокий сутулый человек и преградил им дорогу. Клейтон достал кинжал и повернул Оливию, чтобы подтолкнуть ее в другом направлении. Но тут он вдруг заметил, что к догонявшему их лакею присоединись еще двое.
Проклятие, он должен был предусмотреть возможность засады!
Куда же спрятать Оливию? Вокруг не было людей, поскольку после захода солнца сильно похолодало. К тому же толстый слой снега не позволял даже быстро ходить, не говоря уже о том, чтобы бежать.
Клейтон решил, что расправится с сутулым, потом Оливия уйдет вперед, где будет в безопасности, а он займется лакеем и его приятелями.
– Когда я скажу, беги вперед. Там есть мост. До него около полумили. Рядом непременно будет полицейский. Не останавливайся, пока не добежишь до него. – Он передал кинжал Оливии и достал второй. – Используй это не раздумывая, если тебя загонят в угол.
К сутулому присоединились еще двое.
О дьявол! Ведь у него только три ножа! Клейтон собирался метнуть один, вернуть его, а потом метнуть во второй раз, чтобы несколько уменьшить численное преимущество противника. Но если нападающих стало еще на два человека больше, то кинжал, который он сейчас метнет, будет потерян. Увы, другого выхода у него не было.
Клейтон дождался, когда двое новых противников окажутся на расстоянии дюжины футов от сутулого. А тот вдруг достал пистолет и тем самым подписал себе смертный приговор.
Кинжал вылетел из руки Клейтона, и сутулый с утробным бульканьем рухнул на колени.
– Беги! – Клейтон толкнул Оливию вправо, а сам приготовился перехватить еще двоих. Того, что пониже, он ударил ногой в живот, отправив отдыхать на снег. Но второй, приземистый дородный мужик в сером шарфе, напал на него в ту же секунду. Клейтон блокировал удар дубинкой, но Серый Шарф легко ушел от его встречного нападения. Он явно не был обычным разбойником и, следовательно, представлял серьезную опасность.
Раненый на снегу стал кричать, существенно ухудшив слышимость. Теперь Клейтон не знал, насколько близки те, что находились сзади. Он попятился к реке и мельком оглянулся. Десять футов.
Снова последовал удар дубинкой, и Клейтон упал бы на колени, если бы глубокий снег не удерживал ноги прямыми. Следующий блок защитил голову, но ноги Клейтона еще глубже зарылись в снег.
Он не мог допустить, чтобы они стали преследовать Оливию. Эта мысль придавала сил, и он сумел вонзить кинжал в руку Серого Шарфа, державшую дубинку. Но противник лишь глухо заворчал и переложил оружие в другую руку.
Заметив летящий в него нож, Клейтон вовремя уклонился. Но теперь все нападающие находились рядом.
Клейтон ударил одного из них ножом в горло, одновременно выбросив ногу назад, чтобы не подпустить другого. Но тут его голова взорвалась болью – он пропустил сильный удар в ухо.
Противников осталось трое, включая того, что был с дубинкой; этот выжидал, чтобы нанести точный удар.
Дьявол! Если он хочет остаться в живых…
Собравшись с силами, Клейтон перепрыгнул через ограждение и оказался на речном льду, который угрожающе затрещал под его тяжестью.
Все замерли. Когда же стало ясно, что Клейтона лед выдержал, один из нападающих тоже прыгнул и оказался с ним рядом.
Но с одним человеком, даже вооруженным, Клейтон мог справиться. Один ложный выпад, один удар – и противник упал.
С криком на лед прыгнул лакей. Клейтон справился с ним еще быстрее и отступил подальше от красного пятна на снегу.
Серый Шарф оказался достаточно умен, поэтому прятал уязвимое горло – над ограждением были видны только его глаза.
– Хочешь отправиться вслед за остальными? – спросил Клейтон, приняв стойку, позволявшую ему быстро перемещаться по льду.
Серый Шарф скрылся из виду, но он был не из тех, кто легко сдается. И действительно, вскоре на лед, совсем рядом с Клейтоном, упал крупный булыжник. Раздался громкий треск, и во все стороны полетели острые льдинки.
Второй булыжник пробил лед насквозь. Было видно, как в черной полынье плавали небольшие куски льда.
Клейтон попятился к ограждению набережной, но ему ничем не могли помочь гладкие замерзшие камни. Черная вода сочилась сквозь образовавшиеся трещины и разливалась у него под ногами.
Теперь над ограждением снова появилась голова Серого Шарфа. Его рот был прикрыт шарфом, но Клейтон понимал, что тот злобно ухмылялся, поднимая очередной булыжник прямо над его головой. Было ясно: даже если ему удастся увернуться от камня, он отправится на дно вместе с ним.
– Отойди от него! – раздался вдруг голос Оливии.
Какого черта?! Что она здесь делает? Она же должна была находиться под охраной полиции.
Проклиная слабую правую руку, Клейтон воткнул кинжал в шов между гранитными блоками, игнорируя острую боль в плече.
Тут Оливия снова заговорила:
– Я сказала, отойди от него.
– Ты не нажмешь на спусковой крючок, девочка. – Это были первые слова Серого Шарфа; его голос оказался гораздо выше и мягче, чем ожидал Клейтон.
«Наверное, она подняла пистолет убитого», – решил Клейтон. Он подтянулся и уперся локтем в ограждение. Оливия же стояла в десяти футах от него, сжимая в руке пистолет. Ее шляпка где-то потерялась, и золотистые волосы рассыпались по плечам. Настоящая валькирия. Защищающая его валькирия…
– Я никогда не отступаю, – заявила она.
Серый Шарф хихикнул и поднял повыше камень.
Оливия выстрелила.
Серый Шарф упал, а булыжник, выпавший из его рук, зарылся в глубокий снег.
Клейтон сделал над собой титаническое усилие – и выбрался на улицу.
Оливия шагнула к нему шаг – и без сил рухнула в снег.
«Я должен добраться до нее», – говорил себе Клейтон. Было очень больно дышать, а в глазах мутилось от удара по голове. Но он упрямо тащился к Оливии по глубокому снегу.
Ему удалось преодолеть не больше фута, когда Оливия встала. Ее лицо было белее снега – лишь местами виднелись красные пятна от мороза. Она покачнулась, но упрямо расправила плечи и пошла к Клейтону, стараясь не смотреть на лежащие вокруг тела.
– Он не умер, – сказал Клейтон.
Как будто утверждая его слова, Серый Шарф застонал. Оливия отшатнулась. А ее выстрел, как выяснилось, привлек внимание – люди уже выглядывали из окон и дверей.
– Нам необходимо убраться отсюда, прежде чем он очухается, – сказал Клейтон. Пока он двигался медленно, боль была терпимой. Проходя мимо сутулого, он стащил с него шарф и отдал Оливии, чтобы та обмотала голову и не отморозила уши. Но пальцы его ног в кожаных сапогах совсем онемели. А на Оливии были совершенно непрактичные полусапожки, которые вынуждены носить женщины. Она, вероятно, ног не чувствовала, и с этим надо было что-то делать. Немедленно! Ей следовало побыстрее выбраться из снега.
Она вдруг споткнулась, толкнула его в больной бок, и оба упали на колени.
– Люди не… замерзают на городской улице… до смерти, – сообщила она, стуча зубами.
Клейтон не мог ей соврать.
– Увы, замерзают, – возразил он. – Здесь – каждый день. – И именно это сейчас грозило им обоим.
– Мое почтение! – послышался мужской голос. И за их спинами раздался скрип снега под полозьями саней.
«Господи, сделай так, чтобы это были наемные сани», – взмолился неверующий Клейтон, одновременно доставая последний сохранившийся нож.
– Ясно, что только один человек мог оставить столько тел на улице Санкт-Петербурга.
– Йен! – радостно воскликнул Клейтон. Он едва держался на ногах, но все же посадил Оливию в сани раньше, чем они успели остановиться. – Ее надо немедленно доставить в тепло! – Он схватил красные руки Оливии и принялся их растирать.
Когда ее пальцы стали теплыми, Клейтон расстегнул на себе одежду и прижал ее руки к своей обнаженной груди…
– Я куплю тебе дюжину пар перчаток, и ты будешь их постоянно носить, – выпалил он.
– Все одновременно? – очень тихо проговорила Оливия.
– Да, черт возьми! И летом – тоже. – А еще он накормит ее шоколадом, лепешками и самыми экзотическими сладостями, которые сможет здесь найти. А потом закутает ее в самые теплые меха и усадит у огня. – Дай мне твое одеяло, Йен.
Тот снял со своих плеч одеяло, и Клейтон накинул его на Оливию. А она ощупала его бок и спросила:
– У тебя сломаны ребра?
Клейтон пожал плечами:
– Возможно, есть трещины, но переломов нет.
– Что я слышу? Ты позволил кому-то бить тебя по ребрам?
Дружеская насмешка Йена не обидела Клейтона, и он кивнул:
– Да, так уж получилось.
Оливия же нахмурилась и заморгала, пытаясь стряхнуть снежинки, налипшие на ресницы. Потом воскликнула:
– Но их было шестеро!
Йен фыркнул.
– Теряешь форму, старина. Ты разве никогда не рассказывал ей, как взял на себя целый полк французской кавалерии?
– У меня тогда была пушка.
– Судя по выстрелу, у тебя на этот раз был пистолет.
– Нет, – сказал Клейтон. – Стреляла Оливия.
Йен немного помолчал, всматриваясь в лицо друга.
– Знаешь, хорошо, что мы снова вместе.
– Да, очень хорошо, – согласился Клейтон. Он даст ей второй шанс. Несмотря на ее признание, сделанное накануне, это – его долг. Кстати, то, что она сказала правду, тоже говорило в ее пользу. Так что решение оказалось вовсе не таким трудным, как можно было ожидать.
Приняв такое решение, Клейтон сразу почувствовал себя лучше. Словно наконец отыскал недостающую часть головоломки.
Тут сани остановились перед довольно скромным особняком. Йен спрыгнул на снег, вошел в дом, а через несколько минут вернулся. Весело улыбаясь, он предложил Клейтону и Оливии следовать за ним.
– Раздевайтесь и грейтесь, – сказал он, снова улыбнувшись.
Глава 22
– Что? – Оливия решила, что ослышалась.
Но Клейтон уже выносил ее из саней.
– Отдельный кабинет? – спросил он у друга.
– Самый лучший, – ответил Йен. – Я велел также принести бумагу и чернила. Поблагодаришь меня позже.
У входа в дом висела маленькая табличка, но ее запорошил снег, и прочитать, что на ней написано, было невозможно. У порога их встретили двое громил, очень легко одетые – в белые свободные штаны и рубашки. Они низко поклонились и повели гостей внутрь. И лишь один из них бросил любопытный взгляд на распухшее ухо Клейтона и кровь, сочившуюся из пореза на лбу.
Воздух в доме был тяжелым и очень влажным. Гул голосов изредка прерывался громкими шлепками.
Мужчины остановились перед одной из дверей и открыли ее. Дым – нет, пар – вырвался наружу и клубами поплыл по коридору. Вслед за паром вышел человек и уставился на вновь прибывших. Из одежды на нем было только полотенце, которое он обмотал вокруг бедер. Его спина была покрыта красными полосами.
– Баня? – спросила Оливия, хотя уже знала ответ.
– Да, – кивнул Клейтон. – Йен считает себя большим шутником. Но теперь у нас есть время и место, где мы можем согреться, пока он ищет место для ночлега.
Объяснив банщикам, что никакая помощь им не нужна, Клейтон дал им несколько копеек за бадью воды и чистые полотенца.
Оливия прошла сквозь завесу пара. Воздух в комнате, казалось, горел. Другого объяснения тому, как каждый вдох буквально обжигал, просто не было. Она была вынуждена вдыхать только крошечные порции воздуха, поскольку глубокое дыхание отдавалось острой болью в груди. Причем воздух имел слабый запах хвои, – вероятно, от грубых досок, которыми были обшиты стены, и массивных широких скамеек. А в дальнем углу комнаты горело две свечи.
Оливия с Клейтоном какое-то время постояли у порога, привыкая к жару. Таявший лед стекал с шапки Клейтона по засохшей крови из пореза на лбу, оставляя чистые полоски.
Наконец Оливия, взяв полотенце, обмакнула его край в воду.
– Мы должны промыть твою рану.
Клейтон криво усмехнулся:
– Вряд ли эту царапину можно считать раной.
Порез выглядел не так уж плохо – был длиной всего около дюйма, да и кровь из него уже не сочилась. Но Оливии необходимо было делать что-то. Она не могла не прикасаться к Клейтону.
Он невероятный, устрашающий мужчина. Ей еще не приходилось видеть человека, который двигался с такой грацией и смертоносной силой.
– Все шпионы умеют так драться?
Клейтон даже не поморщился, когда она промывала порез.
– Большинству известных мне полезных приемов меня научил Йен. Но все шпионы проходят обучение.
– Ты был великолепен.
– У «Трио» было больше практики, чем у многих других. – После короткой паузы он наклонил голову и с удивлением проговорил: – Я думал, что такое признание дастся мне с большим трудом. Видишь, что ты со мной сделала?
– Что я сделала?
Клейтон начал раздеваться и первым делом снял перчатки. Оливия молча порадовалась, что он теперь не стыдился своей изуродованной руки.
– Выбирайся побыстрее из своих мокрых вещей, и я покажу тебе кое-что, – пробурчал Клейтон.
Очевидно, он сомневался, что она достаточно быстро выполнит его указание, поэтому принялся активно ей помогать. Заметив пороховой ожог у нее на руке, он сказал:
– Когда я тебе в следующий раз прикажу бежать, не возвращайся.
– В прошлый раз твоя смерть обошлась мне слишком дорого, – ответила Оливия.
Клейтон положил ее мокрую накидку на скамью у двери.
– Если бы мы оба умерли, некому бы было выполнить расшифровку.
Оливия промолчала. Ей казалось, она действовала самоотверженно и бескорыстно, но, оказывается, проявила эгоизм. Неужели действительно?…
Она погрузилась в свои мысли и опомнилась только тогда, когда ее мокрое платье тоже упало на скамью. За ним последовали нижние юбки и корсет. Оливия сбросила полусапожки и осталась в сорочке и чулках. Она понимала, что должна чувствовать себя ужасно неловко, но не чувствовала.
– Что ты хотел мне показать?
Клейтон взял тряпочку, намочил ее в холодной воде и протер ей лицо.
– Русские утверждают, что баня обладает большой восстановительной и укрепляющей силой.
Оливия проглотила застрявший в горле комок.
– Правда? – Тряпка была жесткой и шершавой, но ее прикосновение к коже давало восхитительные ощущения. Как и пристальный взгляд Клейтона. – Это все из-за пара? – пробормотала она.
– Пар – лишь небольшая часть древней традиции. Прогревшись паром, русские голыми выбегают на улицу и валяются в снегу.
Оливии тотчас захотелось остудить свою перегретую плоть холодным пушистым снегом. Странно… Как она могла ненавидеть холод всего несколько минут назад?
– Голые? – переспросила она. – Но ведь ты не голый.
Клейтон хмыкнул и пробурчал:
– Я должен сначала позаботиться о тебе.
– Ты всегда так делаешь.
Рука Клейтона дрогнула.
«Может быть, я сказала слишком много?» – промелькнуло у Оливии.
– Значит, русские голыми валяются в снегу? А что они делают потом?
Он продолжил протирать прохладной тряпочкой ее шею.
– Потом они возвращаются в парную и льют еще больше воды на угли, чтобы повысить температуру.
Интересно, зачем им для этого вода? Ведь комната нагревается сама по себе… Немного поразмыслив, Оливия спросила:
– А потом?
– Потом банщики трут их тела, снимая напряжение и успокаивая боль в мышцах. – Клейтон повернул ее к себе спиной и стал массировать ей плечи холодными от воды пальцами.
«Райское наслаждение!» – мысленно воскликнула Оливия.
Клейтон же добавил:
– А после этого – еще пар и еще холод.
«Еще, еще, еще…» Больше она ни о чем не могла думать.
Оливия вздрогнула, почувствовав воду вместо прикосновения пальцев Клейтона, но тут же пришла в восторг. Ощущение было восхитительным. Прохладная вода стекала с тряпочки под рубашку.
– Никогда не думал, что можно ревновать к воде. – Клейтон провел пальцем по ее ключице, затем – вдоль выреза рубашки и замер, затаил дыхание, ожидая ее решения.
Оливия же точно знала, что если останется неподвижной, то он остановится. Но если она изогнется, направит его руку ниже…
И она изогнулась.
Его рука скользнула ей под рубашку, и Клейтон со стоном накрыл ладонью ее груди и прижал спиной к себе.
– Знаешь, еще никогда в жизни мне не было так трудно сосредоточиться на шифре. Я мог думать только о твоих сосках, представлять, как они выглядят. Десять лет я мечтал прикоснуться к ним. – Он потянул за шнурок, удерживавший ее рубашку на шее, и рубашка сразу соскользнула с плеч.
Движением ладони Клейтон обнажил одну грудь и опустил подбородок ей на плечо. При этом Оливия знала, что он рассматривал ее. Не удержавшись, она тоже опустила глаза. Рука Клейтона казалась темной на фоне ее белой плоти. И почему-то этот контраст стократ усилил ее желание.
А он стал теребить большим пальцем сосок. Его дыхание вдруг стало тяжелым и хриплым, и он пробормотал:
– Ожидание того стоило.
Оливия беспокойно задвигалась и почувствовала, как доказательство его возбуждения уперлось ей в поясницу. Клейтон тотчас застонал, и она снова потерлась об него.
Его рука сжала ее грудь. Вероятно, это ему нравилось. Другая же его рука опустилась ей на живот, потом – еще ниже. Оливия страстно желала, чтобы рука Клейтона коснулась ее… в самом нужном месте, но, увы, он принялся поглаживать ее бедро.
Оливия не удержалась от вздоха разочарования. А он тут же спросил:
– Ты хочешь, чтобы моя рука была в другом месте?
Она судорожно сглотнула.
– Да, хочу.
– На этот раз ты решила обойтись без «пожалуйста»?
Какая тут к черту вежливость?! Желание сжигало ее.
– Прикоснись же ко мне.
Его рука скользнула меж ее ног. Наслаждение было ни с чем не сравнимым.
Тут Клейтон снова опустил голову ей на плечо и легонько прикусил мочку ее уха.
– Для тебя – все, что угодно, дорогая.
– Мне нужен ты, – прохрипела она. Ее тело таяло в блаженной истоме, а сердце пело. Что может быть лучше?
Однако напряжение возрастало, распространяясь по всему телу из чувствительного местечка, которое ласкал Клейтон.
Оливия снова задвигалась, почувствовав, что желает большего.
Клейтон, похоже, это понял. Его ласки стали более уверенными. Но Оливии недостаточно было испытывать наслаждение – ей хотелось его дарить.
Она повернулась к нему лицом, и ее руки скользнули ему под рубашку. Но и этого было мало; ей хотелось, чтобы он испытывал то же, что и она. Чтобы так же потерял голову от желания.
Потянувшись к Клейтону, она коснулась губами его горла, а потом, осмелев, лизнула его.
У Клейтона перехватило дыхание, а вслед за этим по его телу прокатилась волна дрожи. На губах же появилась дерзкая улыбка, и он сейчас казался… счастливым?
Только он не должен открывать ей свое сердце. Ведь одно дело целовать и провоцировать его, пока он ее ненавидел, и совсем другое…
Оливия сумела убедить себя, что нет ничего плохого в искрах страсти, проскальзывающих между ними. Они все равно ничего не значили для него, даже если для нее значили очень многое.
Однако он доверял ей. Хотя не должен был. Но как только Клейтон узнает, что она скрыла правду о состоянии отца и найденных ею деньгах, он перестанет ей доверять. И будет прав.
И если она позволит, чтобы их отношения развивались, это причинит ему боль.
Раньше она была наивной и допустила, чтобы такое случилось. Но теперь она сделает все от нее зависящее, чтобы ничего подобного не повторилось. Она слишком сильно его любила.
Клейтон наклонился и взял сосок в рот. Легкое движение языка – и у Оливии в голове все помутилось. Сердце же на мгновение прекратило биться, а потом пустилось в бешеный галоп. Она ничего не могла с собой поделать – лишь со стоном закрыла глаза, утопая в волнах удовольствия.
Что ж, если ее глаза будут оставаться закрытыми, то, возможно, она сумеет сделать вид, что его доверие не усложнит отношения между ними, что она сможет заняться с ним любовью и ее ложь как-нибудь сама собой рассосется.
Но нет, это невозможно.
– Как насчет подарка на день рождения, который ты мне задолжала? – спросил он неожиданно. – Я никогда не забывал о нем.
А Оливия всеми силами старалась о нем забыть. Его день рождения был через неделю после ареста, и она перед этим хотела подарить ему ночь страстной любви. Настолько страстной, насколько она по своей наивности представляла любовь в пятнадцать лет. Она много недель приставала с расспросами к горничным, чтобы выяснить все детали. Но почему же он не напомнил ей об этом вчера? Тогда она могла бы показать ему, что приготовила для него десять лет назад.
Ей хотелось посетовать на неудачно выбранное время, но вместо этого она с усмешкой сказала:
– Это была замечательная книга.
– Пожалуй, хорошо, что я не получил тот подарок. Мальчишка, которым я тогда был, мог и не оправиться от разбитых надежд.
– Мы должны немедленно проверить, можно ли с помощью памфлета расшифровать запись, – тихо проговорила Оливия. – Ты его не потерял?
Рука Клейтона перестала творить чудеса с ее телом, и он, отстранившись, спросил:
– Ты предпочитаешь, чтобы я надел перчатку?
Она отрицательно покачала головой и, взяв его изуродованную руку, поднесла ее к губам.
– Нет. Твоя рука здесь ни при чем.
Клейтон нахмурился:
– Выходит, я неправильно понял тебя раньше?
Она снова покачала головой:
– Нет, ты все правильно понял.
– Но в чем тогда дело?
– Просто я люблю тебя слишком сильно и не могу заняться с тобой любовью, пока многое скрываю от тебя.
Он молча уставился на нее. Открыл рот. Закрыл. Потом снова открыл.
– Что же ты скрываешь?
– Кое-что о фабрике. Но я не могу раскрыть тебе эти секреты, потому что ты сможешь их использовать и разрушить фабрику.
Его лицо потемнело.
– Если твои секреты способны разрушить фабрику, то, возможно, она и должна быть разрушена.
– Я отказываюсь смириться с этим. Наверняка можно найти компромисс…
– Ты говоришь, что существуют мрачные тайны, касающиеся фабрики, но при этом ожидаешь, что я не захочу ее разрушить?
Оливия хотела запротестовать, хотела сказать, что тайны вовсе не мрачные. Но, увы, они были именно такими. Она скрывала правду, чтобы восстановить фабрику, а теперь от этой правды некуда было деться. И было ясно: если с фабрикой что-то случится, пострадает слишком много людей.
Какое-то время оба молчали. Наконец Оливия спросила:
– Так мы будем работать над шифром?
– Да. Возможно, так будет лучше. – Клейтон достал из кармана бумагу с зашифрованной записью, а также памфлет. И то и другое слегка намокло, но до чернил влага не добралась. Он передал бумаги Оливии. – Надеюсь, ты мне позволишь позаботиться об одежде. Через минуту я буду к твоим услугам.
Как официально! Она оправила на себе рубашку, чувствуя боль в сердце.
Тут Клейтон начал раздеваться, и Оливия почти сразу отвернулась, успев заметить, как он начал расстегивать пуговицы жилета. Она не хотела знать, последуют ли панталоны вслед за остальной одеждой, поскольку уже имела возможность видеть то, что находилось под ними.
Но неужели она только что по собственной воле отказалась от возможности расстегнуть эти пуговицы? И прижаться к его обнаженному телу?
«Я не стану слушать, как шуршит ткань, – сказала она себе. – Я ничего не слышу».
Оливия осмотрелась. В углу были сложены связанные вместе пучки тонких веток. Интересно, их тоже использовали для мытья? И тут она вспомнила отметины на спине предыдущего обитателя этого кабинета. Нет, вероятно, у этих веток было совсем иное предназначение.
Хотя, возможно, хорошая порка отвлечет ее от мыслей об обнаженном теле Клейтона. Но она не безумна и не станет пробовать. И Оливия прибегла к другому способу наказать себя – к шифру. Положив памфлет на скамью, она спросила:
– Что именно я должна делать?
– Определи численный эквивалент первой буквы в памфлете и вычти его из численного эквивалента первой буквы зашифрованного текста. Тебе нужно произвести операцию, обратную зашифровке.
Но все оказалось не так-то просто. В русском алфавите было тридцать три буквы, и Оливии приходилось всякий раз мысленно проговаривать алфавит с начала. Она повторила этот процесс для дюжины букв, а Клейтон все еще к ней не присоединился.
Несмотря на все свои благие намерения, Оливия, не выдержав, обернулась. Оказалось, что Клейтон сидел на скамье и пытался снять сапог. Его лицо было искажено болью. Она поспешила к нему и ухватилась за каблук сапога.
– Ты бы мог попросить о помощи.
– Сам справлюсь.
Очевидно, он не мог справиться. Но был слишком упрям, чтобы это признать.
– Я уже видела несколько больше, чем твои босые ноги.
Она ожидала, что Клейтон засмеется, но он оставался серьезным. Оливия же, собравшись с силами, стащила половину сапога, но дальше этого дело не пошло, сапог застрял намертво.
– Черт возьми, что не так с твоим сапогом? – проворчала она.
Клейтон улыбнулся:
– Ну слава Богу. Я уж было решил, что совсем стал слаб.
С неприязнью взглянув на сапог, Оливия снова ухватилась за него обеими руками и сильно дернула. Сапог поддался. Второй, к счастью, оказался более покладистым.
– Думаю, со всем остальным я сам справлюсь, – сказал Клейтон. – Спасибо за помощь.
Оливия невольно нахмурилась. Просто преступление – говорить так, как он, то есть тихим воркующим голосом. Разве только в постели, лаская ее обнаженное тело…
Она поспешила вернуться к шифру, и минуту спустя он спросил:
– Есть успехи?
Интересно, он уже снял панталоны или только собирается это сделать? Почему-то этот вопрос приобрел для нее первостепенную важность. Она взяла тряпицу из бадьи с водой и утерла пот с лица.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.