Текст книги "Грехи негодяя"

Глава 30

Йен возился у окна с тонкой металлической проволочкой.

– Многие люди считают, что быть всезнающим – это дар. Но на самом деле это тяжкий труд. – У Йена была способность говорить очень тихо, но так, что собеседник все слышал.

Несмотря на необходимость соблюдать тишину, Йен все время говорил, по крайней мере после того, как взял ее с собой. Оливия понимала, что он отвлекал ее от тяжких раздумий, и была ему за это безмерно благодарна. Особенно после того, как Йен научил ее ругать Клейтона на семнадцати языках.

Увы, она его потеряла. И знала, что так случится. Но она и представить себе не могла, что будет так больно. Что каждый вздох будет отдаваться болью во всем теле.

Оливия много раз проигрывала эту ситуацию мысленно. Но реакция Клейтона оставалась неизменной независимо от выбранных ею слов.

Она все сделала правильно, но как убедить в этом Клейтона?

Уличные фонари светили очень слабо. Впрочем, их свет все равно не мог сделать ничего – разве что отразиться от толстого слоя льда, покрывшего стекло. К счастью, у Йена был собственный фонарь – странное устройство, из которого свет пробивался сквозь единственную прорезь сбоку.

– Ну вот и все, – сообщил он, открыв окно. И тут же подсадил Оливию, а потом и сам последовал за ней.

Первым делом Йен поднял заслонку с одной стороны фонаря, и в комнате стало светлее. Они находились в мастерской. Оливии сразу же бросились в глаза свисающие с полки гири на тонких позолоченных цепочках. На полке стояли бухгалтерские книги. Вдоль одной из стен были установлены ряды ящиков – на каждом имелся номер. Оливия открыла один – там оказались маленькие зубчатые колесики. В следующем были такие же колесики, только чуть большего размера.

– Что мы здесь ищем?

– Любое доказательство того, что он делает бомбы. Черный порох. Взрыватели. Запальные шнуры. Или информацию о нем лично. Пусть даже крохи.

– Значит, именно так ты заработал репутацию всезнайки?

– Но было чертовски трудно.

Оливия внимательно осматривала ящики. Вот винты, вот пружинки… И все было аккуратно рассортировано по размерам.

– Что-нибудь нашли?

Оливия вздрогнула от неожиданности и резко обернулась на голос Клейтона – тот совершенно бесшумно влез в окно.

Йен взглянул на громко тикающие часы и скорчил гримасу.

– Тебе потребовалось сорок две минуты на то, чтобы разобраться, где у тебя голова, а где задница. Не думал, что ты так медлителен.

– Иди посмотри, что в других комнатах, – проворчал в ответ Клейтон.

Йен фыркнул и исчез – словно растворился в воздухе. Действительно – Дух.

Клейтон набрал в грудь побольше воздуха.

– Оливия, я…

– Йен обыскивал все настенные часы. – Она не была готова к разговору с ним. Пусть лучше помолчит. Сначала ей необходимо умерить… расстаться с надеждой на то, что он явился не просто отругать ее за отлучку с Йеном.

Но Клейтон предпочел не понять намека. Он подошел к ней и накрыл ладонью ее руку, все еще лежавшую на одном из ящиков.

– Оливия, прости, что я так отреагировал.

– Я откажусь от фабрики, потому что это правильно, и я… Подожди… Что ты сказал?

– Мне очень жаль. – Он поморщился. – Я боялся, что если прощу тебя, то покажу мою слабость и позволю тебе использовать меня в своих интересах. Ты доверилась мне, сказала правду, а я оказался недостойным твоего доверия. Теперь ты меня прости.

Оливия молчала. Ей очень хотелось верить в их с Клейтоном общее будущее, но ведь могло статься, что это будущее продлится только до ее следующей ошибки. А этого ей не пережить…

– Как я могу быть уверена, что ты не отвернешься от меня, когда я в следующий раз сделаю что-то не так? Могу поклясться, что я никогда намеренно не причиняла тебе зла и впредь этого не сделаю. Но я ошибалась и буду ошибаться. Вероятнее всего – очень часто.

– И я тоже. Сегодняшняя ночь – наглядный тому пример. Видишь ли, чтобы научиться не быть бессердечным ублюдком, мне потребуется время. И я пойму, если ты не захочешь ждать. Но ты заставила меня вспомнить, чего мне не хватает в жизни, и я… – Он закрыл глаза. Его красивое лицо на мгновение исказила гримаса боли. – И я уже не могу вернуться к пустоте, в которой жил, хотя она и стала для меня привычной. Могу только поклясться, что научусь и прощать, и просить прощения.

Сердце Оливии пропустило один удар.

– Милая, прошу тебя, прости меня.

Что ж, если он может ее простить, то ей легко сделать то же самое.

– Да, Клейтон, конечно. – Она поднесла его руку сначала к щеке, потом к губам. – И от меня будет не так-то легко отделаться…

– Следовало бы заставить его пресмыкаться дольше, – проговорил Йен из недр магазина.

Оливия сдавленно прыснула.

– Я не хочу, чтобы он пресмыкался. – Понизив голос, она добавила: – Но хочу, чтобы он меня поцеловал.

И Клейтон не заставил себя упрашивать.

В спину Оливии впились несколько ручек от ящиков, но ей было наплевать. Сейчас для нее существовали только губы Клейтона. И еще – ощущение чудесной головокружительной свободы и радости.

Впервые за десять лет она могла поцеловать любимого, не испытывая ни сожалений, ни угрызений совести. Не имея мрачных тайн. Она наслаждалась новым ощущением свободы, и все тело ее, казалось, пело от счастья.

Она гладила плечи Клейтона, восхищаясь его силой и твердостью мускулов.

– От вас не доносится ни звука уже две минуты, – сообщил Йен из другой комнаты. – Прекратите… то, чем вы занимаетесь, и займитесь делом.

Клейтон с трудом оторвался от любимой женщины.

– Говоришь, Йен обыскивал настенные часы?

– Да, те, что разложены на верстаке. И он… Хм… как странно.

– Что?! – насторожился Клейтон.

– На фабрике я всегда стараюсь, чтобы инструменты и сырье находились рядом с рабочими.

– Правильно. Это повышает производительность труда.

– Конечно. Но почему же его рабочий стол находится вон там, а все инструменты и детали – в этой стороне комнаты? Это же неудобно.

В комнате возник Йен.

– Ты женишься на гениальной женщине, Клейтон. Или ты еще не сделал ей предложение? Когда же планируешь? Тебе потребуется еще сорок две минуты?

– Возможно, в другом месте. Мастерская, где изготавливают бомбы, к этому не располагает.

Сердце Оливии забилось быстрее.

– Ты собирался сделать мне предложение?

Клейтон судорожно сглотнул.

– Да. Но не делать же предложение в этом месте… И перед этим идиотом.

Оливия рассмеялась:

– Поздно спохватился. Я принимаю его.

Клейтон ухмыльнулся и привлек ее к себе.

– Нет, дорогая. Я должен сделать предложение по всем правилам.

– Женщина оказалась настолько глупа, что уже сказала «да», – вмешался Йен. – Я бы на твоем месте не стал рисковать.

Клейтон чмокнул Оливию в губы и выпустил из своих объятий.

– Заткнись, Йен. И помоги мне отодвинуть стол.

Мужчины отодвинули огромный дубовый стол, и Йен принялся внимательно рассматривать половицы.

– Люк, – сказал он через несколько минут.

Люк тогда же был поднят, и стала видна лестница, ведущая вниз.

Йен опустил фонарь в отверстие. Оливия же опустилась на колени рядом с ним, чтобы ничего не пропустить. Огонек высветил клубок толстого шнура. Рядом стояла чаша с черным порохом. Еще в одной чаше находились маленькие металлические шарики.

Йен чуть повернул фонарь, и на полу, ниже ступенек, стали видны две ноги. А также торс, залитый кровью.

– Труп, – констатировал Йен.

Оливия ахнула и отпрянула от люка. Руки Клейтона подхватили ее, но она не захотела отходить в сторону.

Мужчина был застрелен. Отверстие в груди не оставляло в том никаких сомнений.

– Хорошо, что мы не стали терять драгоценное время и ждать его здесь утром, – заметил Клейтон.

– Он давно мертв? – спросила Оливия.

Йен спустился в потайную комнату.

– День, от силы два. Нет, пожалуй, все-таки день. Печка еще чуть теплая. Какова вероятность того, что наш последний агент взял бомбу и застрелил свидетеля?

– Очень высокая, – отозвался Клейтон.

– Часовщик был весьма занятым человеком. Здесь есть еще несколько бомб разной степени готовности.

Оливия пододвинулась, чтобы лучше видеть.

Йен осветил фонарем ряд ящиков.

– Судя по всему, основной специальностью этого человека было именно взрывное дело. Здесь фунтов семь пороха. А также внутренние части часовых механизмов и кремневые воспламенители. Причем все – очень маленькое. Спрятать такие вещи нетрудно.

– Как близко агент должен находиться к царю, чтобы поражающая способность бомбы оказалась максимальной? – спросила Оливия.

– Пятнадцать – двадцать футов, – ответил Клейтон.

– У вас там есть какие-нибудь записи? – поинтересовался Йен.

В мастерской, где они находились, было так чисто, что это граничило с маниакальной идеей. На рабочем столе аккуратной стопкой лежали записи, в которых указывалось, какое зубчатое колесо использовалось и когда. Такой человек должен был учитывать и расход каждой унции пороха и каждого дюйма запального шнура. Подумав об этом, Оливия невольно содрогнулась.

– У меня тут тоже кое-что есть! – крикнул Йен. – Ага… вот записи. Доставил три бомбы в… Выходит, он вел журнал! Правда, здесь нет ничего особенно полезного – имен, например. Но он действительно учитывал все бомбы и оплату за них. Хм… возможно, в этом следует разобраться.

– Какая запись была последней?

Йен выругался и тут же ответил:

– О бомбе, начиненной пятнадцатью фунтами пороха.

– А в этом случае как близко к царю должен подойти убийца? – снова спросила Оливия.

– Он должен находиться в том же бальном зале.

– Значит мы… – Она потерла виски, чтобы рассеять туман в голове.

– Сейчас мы отвезем тебя домой, – сказал Клейтон.

– Но бомба…

Он провел по ее щеке тыльной стороной ладони.

– Ты уже сутки на ногах. Опытный шпион знает, что всегда возникают вопросы, которые следует решать быстро. Но их невозможно решить, когда падаешь с ног от изнеможения.

– Уложи ее в постель! – крикнул Йен. И тут же, смутившись, добавил: – То есть я хочу сказать, что ей необходимо лечь в постель и поспать.

Но что сказано, то сказано. И восхитительно дерзкие мысли невозможно изгнать из головы. Взяв Оливию за руку, Клейтон подвел ее к окну, и жар его ладони вдруг показался ей невыносимым. Теперь ее ничто не останавливало.

– Значит, в постель? – спросила она. – Что ж, звучит заманчиво. – Собственный голос почему-то показался ей чужим. Он был хриплым и полным желания. – Да-да, в постель и поспать – это определенно хорошая идея.

– Какая? – спросил Клейтон. – В постель? Или поспать?

– Обе.

Глава 31

Он не стал рисковать и ни разу не поцеловал Оливию, возвращаясь в дом Кати. Нельзя было отвлекаться. Следовало внимательно наблюдать за окрестностями и быть уверенным, что за ними никто не следит.

Но Оливия не облегчала ему задачу.

И дерзкая девчонка это знала. Когда она шептала что-то ему на ухо, ее губы непременно касались его. И она постоянно прикусывала нижнюю губу, делая ее розовой; когда же убедилась, что он это заметил, принялась облизывать губы, что выглядело очень соблазнительно.

– Проклятие! Если ты будешь продолжать в том же духе, я завалю тебя в сугроб. Не будет никаких шелковых простыней и зажженных свечей.

– Шелковые простыни и свечи?… – переспросила Оливия.

Клейтон смутился:

– Ну… возможно, я представлял себе нечто подобное раз или два.

Брови Оливии поднялись так высоко, что скрылись под шапкой.

– Знаешь, я тоже…

– Что именно ты представляла?

Оливия только улыбнулась и плавно пошла перед ним, покачивая бедрами.

А он проворчал:

– Если так и дальше пойдет, то мы точно не доберемся до простыней.

Поскольку они находились совсем рядом с домом Кати, он подхватил Оливию на руки и оставшееся расстояние преодолел бегом.

– До того как нас задумала уничтожить группа безумных русских революционеров, я был слишком занят, чтобы обратить внимание на твою походку.

Ему нравилось, как она смеется.

Он подсадил, точнее – забросил ее в окно, так что она едва не упала.

– Ох, прости…

Но Оливия устояла на ногах. И тотчас же схватила его за воротник и втащила в окно.

– Учишься произносить новое для тебя слово?

Он ухмыльнулся:

– Да. Знаешь, чувство очень странное…

Они, задыхаясь, взбежали вверх по лестнице и остановились перед дверью спальни.

Как же ему все это нравилось! И как он только мог думать, что сможет жить без нее.

Клейтон распахнул дверь, и они вошли.

– Я хотела тебя каждый день с того момента, как мы снова встретились, – сообщила Оливия и принялась расстегивать на нем пуговицы.

Он снял с любимой женщины шапку и проговорил:

– Полагаю, на протяжении последних нескольких недель все же были моменты, когда это твое утверждение не являлось правдой.

Оливия рассмеялась:

– Всегда такой точный, такой скрупулезный… Но нет, ошибаешься. Таких моментов не было.

– А когда я, словно призрак из преисподней, явился на твою фабрику и стал угрожать?

– Я и тогда мечтала целовать тебя до тех пор, пока не увижу мальчишку, которого любила.

Клейтон задрожал – ее руки уже добрались до его рубашки.

– Ты все еще надеешься его найти?

Стараниями Оливии некоторые черты этого мальчишки действительно возродились. Но далеко не все. Ему никогда не стать прежним. Слишком многое с ним произошло.

– Вовсе нет. – Она покачала головой. – Теперь я мечтаю целовать тебя до тех пор, пока не узнаю мужчину, которым стал тот мальчишка.

Клейтон судорожно сглотнул.

– Что именно тебе хотелось бы узнать?

Ее губы растянулись в улыбке.

– Хороший вопрос. Во-первых, мне очень хочется узнать, как быстро ты умеешь расстегивать пуговицы на платье.

– Неужели?

– Да, представь себе. – Оливия повернулась к нему спиной.

– Что ж, попытаюсь. – Сначала Клейтон хотел впечатлить ее скоростью, но потом обнаружил, что не может противиться желанию поцеловать грациозно изогнутую шею и плечи. Сообразив, что «впечатлить» не получается, он проворчал: – Извини, что так медленно…

– Ничего страшного. Пожалуй, я когда-нибудь дам тебе еще один шанс. – Оливия переступила через платье, упавшее к ее ногам, и, повернувшись, шагнула к Клейтону.

Он стал целовать ее глаза, щеки, губы…

– Я представляла, как ты отреагируешь, увидев меня голой. – Она чуть отступила и посмотрела ему прямо в глаза. Рядом с платьем на полу оказались ее нижние юбки. Потом она сбросила туфли и сняла чулки. После чего завела руки за спину, чтобы дотянуться до шнуровки корсета. – В прошлый раз до этого дело не дошло, и я не видела твоей реакции. У тебя глаза темнеют? – Корсет упал на пол. – Кулаки сжимаются? Ты можешь устоять против желания подойти поближе?

Он уже подходил, но Оливия, упершись ладонью ему в грудь, остановила его.

– Ты спрашивал, что именно я представляла в своих фантазиях? Вот что. – Она сбросила сорочку.

Клейтон не мог бы сказать, как назывался звук, который он издал, – стон или рык. Вероятно, некую смесь того и другого, ибо обнаженная Оливия была самим совершенством. Дерзко вздернутый подбородок. Вызов в глазах. Шелковистые волосы, упавшие на грудь.

Неудивительно, что он никогда не испытывал сильных чувств к другим женщинам. Подсознательно он всегда сравнивал их с ней.

– Это все, что ты представляла? – с трудом выговорил он.

Она потянулась к нему и потерлась сосками о его грудь.

– Нет, что ты?… Это только начало.

– Иными словами, ты думаешь, что свечи и шелковые простыни – жалкая замена фантазии? – Клейтон расстегнул на себе рубашку, обнажив бугристые мускулы.

И Оливия не смогла устоять – провела пальцем по его мускулистой груди.

– О нет, вовсе не жалкая. Очень даже милая замена.

Клейтон дрожащей рукой обхватил ее за талию и привлек к себе.

– Милая, я думал, ты захочешь, чтобы за тобой ухаживали.

– Возможно. Когда-нибудь. Но сейчас я хочу, чтобы ты бросил меня вон на ту кровать. Или если ты считаешь, что так далеко мы не дойдем… Хм… пол тоже представляется мне неплохим вариантом.

Он впился в ее губы страстным поцелуем, и Оливия крепко обняла его за шею, – чтобы он не вздумал отстраниться.

– Голосую за пол, – проговорила она минуту спустя. – Сейчас же, немедленно!

Клейтон тотчас подхватил ее на руки.

– Если я должен тебя куда-то бросить, то пусть это будет кровать. Об пол можно удариться.

Его точность и педантичность может свести с ума! Оливия не успела ничего сообразить, как рухнула на кровать.

– Разве я не говорила, что в моих фантазиях ты был без штанов?

Он в мгновение ока избавился от остатков одежды и замер у края кровати. Она взглянула на него и мысленно воскликнула: «О небо!»

Даже в самых безудержных фантазиях Оливия не представляла себе ничего подобного. Она подалась к этому мужчине, не в силах думать ни о чем, кроме него. Ей было необходимо потрогать его фаллос, ощутить твердость мускулов, мягкость кожи. Медленно, очень медленно, она провела пальцем по его восставшей плоти и пробормотала:

– Увидев такое – разве можно после этого иметь пристойные фантазии?

Клейтон застонал и схватил ее за руку.

– В моих фантазиях не было ничего пристойного. – Он лег с ней рядом, положил ладонь ей на живот, а потом осторожно повел пальцем вниз. У треугольника завитков палец замер. – Я хотел заставить тебя просить…

– Просить? – Она подвигала бедрами, чтобы его палец переместился еще ниже.

Но вскоре оказалось, что палец Клейтона касался ее тела в разных местах, но всякий раз упорно обходил самое чувствительное место. И одновременно его губы стали теребить ее отвердевшие соски.

Оливия застонала и сдвинула ноги, почувствовав между ними влагу. С каждым мгновением ее желание усиливалось. Не выдержав, она крикнула:

– Пожалуйста!..

– Кажется, мы вернулись к вежливости? – осведомился он.

Но ей было не до разговоров – она слишком долго ждала этого момента.

– Клейтон, я хочу…

– Ты хочешь этого? – Его рука наконец накрыла ее ноющее сладкой болью естество. И он тут же раздвинул пальцем складки и прикоснулся к самому чувствительному местечку.

Оливия вскрикнула – ее тело словно взорвалось и разлетелось на части. Она вцепилась в плечи Клейтона, качаясь на волнах непередаваемого блаженства. Но теперь ей хотелось большего. Она выкрикнула его имя раз, другой, после чего он накрыл ее рот поцелуем, впитывая ее страсть.

Когда же Оливия наконец сумела открыть глаза, Клейтон наблюдал за ней с улыбкой.

– Полагаю, ты должна еще немного попросить.

– Возможно, как-нибудь в другой раз. – Она привлекла его к себе, раздвинула ноги и добавила: – Но ты-то можешь начать прямо сейчас.

Клейтон никогда не предполагал, что можно умереть от удовольствия. Но теперь он в этом нисколько не сомневался. Он медленно продвигался вперед, давая Оливии время приспособиться к нему. А потом стал ласкать ее и ласкал до тех пор, пока она не расслабилась. Лишь после этого он снова начал двигаться. Какое-то время Клейтон все же сдерживался, усмирял свое желание. Но тут Оливия наконец устремилась ему навстречу, и все его мысли о самоконтроле и сдержанности исчезли; он отдал ей всего себя полностью, со всеми своими слабостями, ничего не скрывая – ни предательской дрожи, сотрясавшей его тело, ни отчаянного желания отдать ей все без остатка. А она целовала его грудь и плечи, принимая его дар и отдавая взамен себя. И Клейтон наконец-то дал себе волю – давно сдерживаемые эмоции вырвались на свободу и теперь бурлили, заполоняя каждую клеточку его тела. Он ослеп и оглох для всего мира, и сейчас для него существовала только женщина, разделявшая с ним страсть. Его любимая. Его красавица. Его драгоценность.

«Моя, моя, моя…» – мысленно твердил Клейтон.

Когда же его дыхание стало успокаиваться, сердце еще долго старалось проломиться сквозь грудную клетку. Перекатившись на бок, он шумно выдохнул и прижал Оливию к себе. Счастье… Это чувство посетило его впервые за десять лет.

Прошло несколько минут, и Оливия подняла голову. Ее лоб перерезала морщинка, и Клейтон сразу встревожился.

– Что случилось? – Неужели он был слишком груб? Когда имеешь дело с девственницей, надо быть осторожнее…

Но, заметив задорную улыбку на ее губах, он сразу успокоился.

– Как ты думаешь, – спросила она, – сколько времени тебе потребуется, чтобы принести кувшин с черничным джемом?

Глава 32

– Мне бы не хотелось прерывать ваше добрачное общение, но у нас внизу в данный момент находится очень злой министр полиции, который желает с вами поговорить. С вами обоими. – Всю эту тираду Йен выдал, стоя за дверью.

Оливия сладко зевнула и повернула голову. В окно струился дневной свет. Сколько же она спала?… Уже много месяцев ей не приходилось спать больше нескольких часов в сутки – дела фабрики не позволяли как следует выспаться.

Клейтон привлек ее к себе, но Оливия высвободилась и, повернувшись к двери, спросила:

– А Голов вооружен?

– Нож и два пистолета, – ответил Йен. – Однако он пришел один.

Клейтон нахмурился и проворчал:

– Я сам поговорю с ним. Нет никакой необходимости беспокоить из-за него Оливию.

Йен хмыкнул и заявил:

– Не выйдет. Он сказал… Цитирую: «Скажите барону, что я желаю немедленно с ним поговорить. И передайте мисс Свифт, что ей лучше тоже прийти. Возможно, ее присутствие помешает мне всадить ему пулю между глаз». Я думаю, все дело в том, что он в нее влюбился. Он любит ее всем сердцем, которое у него размером с фигу, но все равно…

– Скажи, что мы придем через двадцать минут, – отозвалась Оливия и тут же поцеловала Клейтона.

Он провел пальцем по ее щеке, украшенной пятнышком джема.

– Как быстро ты сможешь одеться?

– Восемь минут.

Клейтон коснулся губами ее плеча, потом дорожка поцелуев протянулась к груди.

– Тогда у нас есть еще двенадцать минут.

Спустя двадцать минут Йен встретил их у порога библиотеки. Он хмурился.

– Иногда я сожалею о том, что знаю абсолютно все.

Оливия вспыхнула. Клейтон же пробурчал:

– В некоторых случаях безопаснее знать как можно меньше.

– Но я не подслушивал и не подглядывал, – заявил Йен. – Я все утро был занят. Что же до министра… Постарайся не удивляться тому, что он скажет.

Когда они вошли, Йен сразу же спросил:

– Вы, Голов, пришли, чтобы поблагодарить меня за подарок – за Аршуна? – Он достал из кармана печенье. – Специально для вас я завязал на нем очень красивый галстук.

Голов сверкнул глазами.

– Он бесполезен. Ничего не знает. – Министр повернулся к Оливии: – Вы прочитали зашифрованную записку. Что в ней было? Я не убил барона за то, что он сотворил с моей тюрьмой, и мне нужна компенсация.

– Там только указания, где должны появиться сигналы, – ответила Оливия. – К сожалению, все сигналы уже на месте. Об этом я вам, кажется, уже говорила. Так что убийца будет действовать. Вы отменили праздник, как я предлагала?

Голов потупился.

– Нет. Но я вызвал для охраны дополнительный полк солдат. С царем ничего не случится.

– Зачем вы пришли, Голов? – спросил Клейтон.

– Прежде всего я хочу получить кое-какие объяснения… Почему в моем городе найдены трупы? Убитых двое, и у обоих перерезаны глотки. Насколько я помню, это ваша специализация.

– Верно, – кивнул Клейтон. – Но я давно не использовал эти свои навыки.

– Думаю, что вы говорите правду. Служка митрополита был убит как раз в то время, когда вы громили мою тюрьму.

– А кто еще убит? – спросила Оливия.

Голов откинулся на спинку стула.

– Помощник генерала Смиркина. Совершенно непримечательный человечек. На мой взгляд, вам незачем его убивать. Но кто-то хочет убедить меня в том, что за эти убийства несете ответственность вы, барон.

– И кто же он, этот человек? – пробормотал Йен, улыбаясь слишком уж широко.

Оливия покосилась на Клейтона.

– Может, сказать ему?

Клейтон нахмурился и молча кивнул. Йен же догрыз свое печенье и буркнул:

– Делайте что хотите.

И Оливия рассказала министру все, что им было известно о бомбе и о последнем агенте. Умолчала только о Кате.

– Вы думаете, мой брат Павел убийца?! – возмутился Голов.

– Мы точно знаем, что он революционер, – заявила Оливия. – А неужели вы, министр, об этом не догадывались?

Голов усмехнулся:

– Боюсь, вас обвели вокруг пальца. Моего брата нет в Санкт-Петербурге. Его полк получил приказ выступить в Крым. Он отбыл вчера.

Оливия с Клейтоном переглянулись, а Йен проворчал:

– Отбыл? Мы можем это проверить.

– Ради Бога. – Голов снова усмехнулся и встал. – Очевидно, вы знаете даже меньше, чем я.

Йен щелкнул пальцами – словно только что о чем-то вспомнил.

– Кстати, хочу вам сообщить, что Катя сегодня утром нанесла визит императрице. Та потребовала, чтобы все мы были завтра на празднике. И конечно, ей напомнили о том, что вы обещали позаботиться о нашей безопасности.

Министр побарабанил по спинке стула желтыми ногтями.

– Я помню.

– Не волнуйтесь, мы отплатим вам за старания, выполнив за вас работу, – не унимался Йен.

Голов направился к двери, но тотчас остановился рядом с Оливией.

– Ну вот, котеночек, барон все еще жив. – Он похлопал ее по щеке. – До встречи.