Текст книги "Грехи негодяя"

– Это было бы не впервые.

Оливия нахмурилась и подбоченилась. «Интересно, понимает ли она, что ее груди едва не выпрыгивают из выреза халата?» – подумал Клейтон.

– Хватит! Нечего постоянно попрекать меня тем, что произошло десять лет назад. Я предала тебя? Да. Но мне тогда было пятнадцать лет. И я пошла к отцу, потому что ни на секунду не поверила, что твои обвинения могли быть справедливыми. Откуда мне было знать, что он ложно обвинит тебя и что тебя арестуют? Я была дурой, не спорю. Но я никогда не желала, чтобы случилось то, что случилось.

– Но ты и не сделала ничего, чтобы исправить содеянное твоим отцом.

– Исправить? Как? Я же была ребенком… Кстати, ты знаешь, как принял мой отец новость, что я встречаюсь с одним из его клерков, то есть с тобой? Когда же я сказала, что пойду с ним на суд, он избил меня тростью.

У Клейтона болезненно сжалось сердце, когда он представил себе эту картину. Но почему тогда она до сих пор хранила верность отцу?

– Когда я увидела его в следующий раз, он сказал, что тебя повесили.

– Должно быть, вы оба испытали большое облегчение.

– Нет, я горевала. Я думала, что ты умер, и часть моей души умерла с тобой вместе… Да, пожалуй, Катя права. Ты хладнокровный и бессердечный ублюдок. Тебя ничего не волнует, не так ли?

– И ты еще имеешь наглость говорить, что меня ничего не волнует? А знаешь ли ты, что случилось с моим отцом после того, как меня осудили? – Он снова к ней приблизился.

Оливия тяжко вздохнула.

– Так вот банк, в котором мой отец проработал тридцать лет, выбросил его на улицу. Как же, ведь сын преступник! Никто не хотел дать ему работу. А отец не протестовал. Шесть месяцев спустя он нашел работу на конюшне – выгребал навоз из стойл. А через две недели его сбил экипаж. Еще через три дня он умер. По крайней мере так мне сказали его соседи. Я не знаю, правда ли это. И не знаю, долго ли он страдал. Мне уже не довелось его увидеть… – Клейтон замолчал. Его дыхание было тяжелым и неровным. Он не мог выразить словами всю глубину своего горя.

Оливия прижала ладони к щекам.

– О, Клейтон… – только и смогла она выговорить.

А он, повысив голос, чтобы заглушить боль, вновь заговорил:

– Проклятие! Не стой так смиренно и покорно, не принимай всю вину на себя. Назови меня лицемером! Да хоть убийцей назови, только не молчи. – Он схватил Оливию за плечи и сильно встряхнул. Грудь же у него болела так, словно ее только что вскрыли кривым ржавым ножом.

А Оливия не произносила ни слова.

«Да, я бессердечный ублюдок», – сказал себе Клейтон. Отпустив Оливию, он опять подошел к окну. Создавалось впечатление, что гнев и адская мука, долгое время поддерживавшие его, неожиданно его покинули. И теперь ему не на что было опереться.

Оливия молчала еще несколько минут, потом едва слышно заговорила:

– Ты примешь мои извинения за мое участие в этом?

Клейтон резко обернулся. Как она смеет думать, что простых извинений будет достаточно?

Оливия со вздохом пробормотала:

– Я и не надеялась… – Ее лицо стало бледным, как бумага, но губы были упрямо сжаты. – Я все знаю о твоей матери и понимаю, почему ты не веришь в извинения. Но ведь ты не оставляешь мне выбора. Получается, что я должна стоять и молча слушать твои гневные тирады, изнемогая от чувства вины. – У нее задрожали руки, но она переплела пальцы и сжала их так крепко, что дрожь прекратилась. – Я этого не вынесу. Если ты не можешь простить мои ошибки, тогда прекрати все время говорить о них.

Ад и проклятие! Она великолепна!

И она права. Пусть он ей не доверяет, но Оливия говорит дело. Эта мысль пришла в голову внезапно, и она произвела такое же впечатление, как сильный удар в челюсть.

Да, он слишком долго полагался исключительно на свои собственные суждения. И в шпионаже, будучи командиром «Трио», и в повседневной жизни, решая вопросы об инвестициях. Он знал, что нередко допускал ошибки, но обычно понимал это, так сказать, задним умом.

Возможно, ему не нравилось, когда подвергались сомнению его мнения и решения, но это ведь требовалось в первую очередь ему самому.

Странно, но сейчас он почувствовал облегчение, столкнувшись с открытым вызовом и с необходимостью пересмотреть свое отношение ко многим вещам. И было даже приятно убедиться в том, что взгляды других тоже имели право на существование.

– Согласен. Больше я об этом говорить не буду.

Оливия даже рот раскрыла от изумления.

– Не будешь?

– Совершенно верно, не буду. – Но пусть она не думает, что он внезапно изменился, стал другим человеком. Нет, он, Клейтон, уже не тот мальчик, которого она знала, – доверчивый и глупый. Он не такой, как его отец, который надеялся, что жена останется с ним навсегда, хотя она всегда сбегала. – Однако мои планы относительно фабрики не изменились, – добавил Клейтон.

Сказав это, он почувствовал себя так, словно взял цветок и растоптал его грязными сапогами. Но пусть лучше его считают ублюдком, зато никто никогда не воспользуется его наивностью.

– Ты серьезно?

Он утвердительно кивнул:

– Да, вполне. Ничто не изменит моего решения.

– Что ж, посмотрим.

– Но я… Оливия, тебе не удастся втянуть меня в бесполезный спор о фабрике.

– Непременно удастся.

Клейтон снова схватил ее за плечи – и замер; он понятия не имел, что собирался сделать. Трясти ее до тех пор, пока не образумится? Но теперь, когда она была в его руках, перед его мысленным взором предстали совершенно другие образы. Ее тело, которое он прижимает к стене своим телом… И тот момент, когда ее возмущение превратилось в возбуждение.

Несколько прядей ее чуть влажных волос упали на его перчатку. Клейтон мысленно выругался. Проклятые перчатки не позволяли ему почувствовать восхитительную шелковистую мягкость ее волос.

Молчание затягивалось. Обычно Клейтон любил молчание, и раньше оно никогда его не тяготило, но теперь…

Теперь оно навалилось него с неимоверной силой, угрожая уничтожить.

– Барон Комаров… Прошу прощения, барон.

Клейтон, нахмурившись, покосился на слугу у двери.

– Барон, прибыли солдаты, чтобы сопроводить вас и мисс Свифт к императору. Княгиня велела предупредить вас, что они вооружены.

Глава 12

Служанка попыталась затянуть на Оливии корсет, позаимствованный у княгини Кати, но тщетно. Юная служанка – ее звали Ирина – нахмурилась. Ей не часто доводилось выполнять работу горничной, и она старалась сделать ее как можно лучше.

– Мисс, я не подумала, что придется использовать столько булавок на груди. Надо будет принести еще для платья.

– Нет-нет, полагаю, обойдемся теми, что есть, – сказала Оливия. Она не хотела заставлять вооруженных солдат ждать.

Но служанка уже выбегала из комнаты.

– Мисс, я быстро! Иначе платье будет плохо сидеть!

Оливия подошла к окну и протерла ладонью запотевшее стекло. Внизу, у входа, ждали закрытые сани. Бедняга грум, занимавшийся лошадью, провалился в снег по колено.

– Император не может знать о Малышке.

Оливия вздрогнула от неожиданности и тут же завернулась в занавеску, чтобы не показывать Клейтону свою едва прикрытую грудь. А он, невозмутимый, стоял у двери, соединявшей их комнаты.

– Я думала, дверь закрыта…

– Она и была закрыта.

– Ты бы мог воспользоваться главной дверью. – Оливия вышла из-за занавески. Собственно говоря, он уже достаточно много видел несколько минут назад, когда она была в шелковом халате, так что прятаться не было смысла. Да и невозможно не чувствовать себя глупо, прячась за занавеской.

– Я бы предпочел, чтобы слуги не слышали наших разговоров. Чем меньше они знают, тем лучше.

Об этом Оливия не подумала.

– Но ты бы мог хотя бы постучать.

Его взгляд скользнул по ее лицу, потом опустился на грудь, хорошо видную над корсетом.

Кожа ее загорелась – словно он ласкал ее. Оливия прикрыла грудь руками, но прикосновение собственных рук к разгоряченной коже почему-то показалось неприятным.

Клейтон откашлялся и сообщил:

– И я принес чистые бинты для твоих запястий.

Оливия молча пожала плечами. И так же молча протянула ему руки, чтобы он приступил к перевязке. Его внимание было каким-то… обезличенным. На нем даже – увы! – были перчатки. Хотя это не помешало ее сердцу замирать при каждом случайном прикосновении.

– Откуда царь так быстро узнал, что мы здесь? – спросила она.

– Для этого я устроил сцену на рынке. Мне надо было, чтобы полицейский министр и царь узнали о том, что я здесь.

Она могла бы поклясться, что щеки Клейтона слегка порозовели. Но его губы оставались плотно сжатыми.

Ах вот как?! Теперь-то она поняла смысл его действий.

– Ты должна дать мне слово, что не станешь упоминать о Малышке.

Еще один виток бинта. Еще одно прикосновение затянутых в перчатки пальцев.

Ее дыхание участилось.

– Тогда как я смогу объяснить…

– Я буду говорить за нас обоих, – перебил Клейтон. – А ты должна дать слово, что не станешь мне противоречить.

Еще один виток. Еще одно касание. К концу перевязки она, наверное, сойдет с ума.

Надо сосредоточиться!

– А что ты скажешь?

– Я буду близок к истине, насколько это возможно.

– А как ты объяснишь, почему революционеры меня похитили?

Клейтон наконец поднял на нее глаза.

– Я буду настаивать на том, что это попытка заманить меня в Россию.

– Ты действительно так думаешь?

Он молча буравил ее взглядом. Его лицо было мрачным и напряженным. Оливия впервые поняла, что он всерьез мучился сомнениями.

– Тогда зачем лгать? – спросила она. – Почему бы не сказать им всю правду?

– Я никому не позволю связать Малышку с шифром. – Было совершенно ясно, что эта женщины небезразлична Клейтону.

– Но ты расскажешь об угрозе?

– Да, император узнает об опасности, нависшей над ним и его семьей.

Она кивнула, решив, что этого вполне достаточно.

– Ты хорошо знаешь императора?

– Однажды я спас ему жизнь.

Оливия с облегчением вздохнула. Возможно, им не придется расшифровывать записку. Не исключено, что император, узнав об угрозе, отменит празднование.

– Тогда солдаты – просто формальность?

– Не совсем.

В коридоре послышались шаги, и Клейтон моментально ретировался в свою комнату.

Ирина быстро закончила свою работу, и Оливия оказалась облаченной в роскошное платье из бледно-желтого шелка. Когда она спустилась вниз, Клейтон похлопывал одного из солдат по спине и отхлебывал из серебряной фляжки, предложенной ему другим воином в зеленой униформе.

– Нет! Могу поклясться, к тому времени генерал Мозван уже спрятал дюжину колбасок в карман! – воскликнул Клейтон.

Оливия едва не свалилась со ступенек, когда он взглянул на нее с восхищением. Она с удивлением оглядела себя. Было ясно, что ни ее желтое платье, ни скромная меховая накидка явно не тянули на такой восторг. «Он вовсе не тебе улыбается, глупая. Все это лишь игра», – сказала себе Оливия.

Солдаты приосанились, увидев ее. Один из них – офицер, насколько она поняла по золотым эполетам на его плечах, поклонился ей. Удивительно, как это ему удалось? Ведь его живот был воистину огромен.

– Мисс Свифт, ваш жених сказал правду. Вы удивительно красивы. Вам нравится Санкт-Петербург?

Жених? Оливия споткнулась и сейчас действительно свалилась бы с лестницы, не подхвати ее вовремя Клейтон. Восстановив равновесие, она первым делом ткнула его локтем в бок.

– Ваш город просто удивительный! – воскликнула Оливия.

– Это уж точно. – Офицер поцеловал ей руку. – Вам не следует опасаться неодобрения царя.

– Надеюсь, что так. – Она ни за что не покажет, насколько сбита с толку.

– Император обычно весьма милостив в отношении брачных планов. Особенно в тех случаях, когда речь идет о людях, к которым он благоволит. Так что лично у меня нет никаких сомнений. Даже не понимаю, почему за вами отправили так много солдат. Возможно, царь хотел выказать свою особую милость.

– Да, вероятнее всего, – кивнул Клейтон.

Офицер мог и не заметить некоторой неуверенности Клейтона, но от Оливии ничего не скрылось. Но ведь Клейтон спас царя, разве нет?

Она взяла муфту из рук лакея, и все поспешили к саням. Грум разложил вокруг них подогретые кирпичи, закутал в меха, и застоявшиеся лошади резво побежали. Полозья громко скрипели по снегу.

Оливия не могла придумать ни одной причины, по которой царь был бы не рад видеть человека, спасшего его от смерти, но присутствие в их санях офицера удерживало ее от вопросов.

Но сколько же можно молчать? Надо только правильно формулировать вопросы, и тогда…

Оливия повернулась к Клейтону:

– Дорогой, ты должен наконец рассказать всю историю о спасении императора. Боюсь, ты всегда слишком скромен.

Клейтон бросил на нее неодобрительный взгляд, но, как Оливия и надеялась, ее поддержал офицер, тотчас проговоривший:

– Да-да, пожалуйста, расскажите.

– Я ведь уже все рассказывал… Мой полк сопровождал карету царя. Когда мы ехали по Дворцовой площади, какой-то революционер бросил в окно кареты бомбу. Я просто оказался к ней ближе всех.

– Ваш жених определенно слишком скромен, – заметил офицер. – Он не упомянул о том, что схватил бомбу голыми руками, не зная, когда она взорвется, и выбросил в реку.

У Оливии перехватило дыхание. Офицер же улыбнулся и добавил:

– Так что вы понимаете, почему ваш жених в большой милости у царя.

Клейтон незаметно положил руку на коленку Оливии. Если она вновь станет задавать вопросы, у него будет способ подать ей знак.

А потом на протяжении всей поездки Клейтон без умолку болтал о погоде, о моде, о своей недавней поездке в Англию, где они, собственно, и встретились, – в общем, болтал о всяких пустяках. Но его рука все время оставалась на колене Оливии, четыре пальца – с внутренней стороны ноги, а большой палец – с внешней. И рука его ни разу не напряглась и ни разу не расслабилась.

«Может быть, он забыл, где находится его рука?» – то и дело спрашивала себя Оливия.

Наконец сани остановились перед огромным дворцом. Причем в отличие от лондонских дворцов этот не отделялся от города садами и воротами – возвышался в самом центре города.

Белые классические колонны, увенчанные позолоченными капителями, возвышались перед богато украшенным фасадом. А вдоль крыши, по краям ее, стояли бронзовые статуи – правда, рассмотреть их как следует было невозможно из-за толстого слоя снега.

Солдаты провели их через огромные сводчатые двери в зал, пол которого был выложен квадратами белого и черного мрамора. Потолок же украшали изображения херувимов и греческих богов и героев. Через высокие окна в зал вливались потоки яркого света. Две лестницы тянулись вверх в разных направлениях и встречались на площадке второго этажа.

Офицер поклонился Оливии и подвел их с Клейтоном к дворцовой страже. Эти воины были в белых колетах с красными суконными кирасами поверх них и в касках из толстой кожи, украшенных пышным волосяным плюмажем.

– Вашу накидку, мисс, – сказал один из солдат.

Оливия инстинктивно вцепилась в меховую накидку.

– Я немного замерзла… – пробормотала она.

Клейтон наклонился к ней и тихо сказал:

– Здесь хозяин считает большим оскорблением, если гость не снимает верхнюю одежду. Это подразумевает, что в его доме недостаточно тепло.

Хм… Прекрасно! Она пробыла во дворце меньше минуты, но уже умудрилась оскорбить одного из самых могущественных европейских монархов. Оливия отдала накидку.

Они прошли через анфиладу комнат. На стенах в большом количестве висели картины Рембрандта и Караваджо – словно это были не более чем детские рисунки.

Решив не таращиться по сторонам, Оливия смотрела только себе под ноги, но полы во дворце тоже оказались произведением искусства – сложены узорами из разных видов дерева. В одних комнатах узоры были геометрическими, в других – цветочными; причем дерево подбиралось самых разных оттенков.

Наконец они вошли в просторный салон. Находившиеся там казаки, одетые в короткие куртки, свободные штаны и стеганые безрукавки, тотчас встали и выстроились плечом к плечу. Один из них язвительно усмехнулся, глядя на платье Оливии. Но она расправила плечи, глянула ему прямо в глаза и смотрела в упор до тех пор, пока он не отвернулся. Да, она чувствовала себя неловко в чужом платье. Но она никому не позволит так нагло таращиться на нее.

Во всех следующих комнатах, которые они проходили, также находились солдаты. И все – разные. Казаки, драгуны, кирасиры… Клейтон шепотом называл их всех, но Оливия не очень-то его слушала.

И вот они остановились в зале – таком огромном, что в нем поместилась бы вся ее фабрика и полгорода в придачу.

Прошло несколько минут, и в зал начали входить люди. Мужчины в тюрбанах и кафтанах. И весьма элегантные мужчины в прекрасно сшитых костюмах. А также – мужчины с медалями и лентами, закрывающими почти всю грудь.

– Дипломатический корпус, – шепнул Клейтон.

Несколько минут царило полное молчание. Десятки глаз были прикованы к гостям.

Отец Оливии никогда не имел желания изменить свое социальное положение. Но у него были большие планы относительно дочери. Не для того, чтобы она была счастлива, а для привлечения большего числа инвесторов. Оливии пришлось получить множество уроков этикета, но ни на одном из них ей не говорили, как себя вести при встрече с русским императором.

Наконец двери в дальнем конце зала открылись. Вошла небольшая группа людей, и все в зале склонились в низких поклонах. Оливия присела в реверансе, искренне надеясь, что сделала это правильно.

– Александр, император всея Руси, царь Польши, великий герцог Финляндии и Литвы! – провозгласил громкий голос.

Оливия украдкой покосилась на своего спутника. Ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем стоявший с ней рядом Клейтон выпрямился. А перед ними остановился невысокий лысеющий человек среднего возраста. Он протянул руку Клейтону, и тот почтительно поцеловал воздух над перстнем императора. Губы обоих мужчин скривились в плохо скрываемой неприязни.

– Барон Комаров, я буду говорить по-английски, чтобы ваша невеста все понимала, – проговорил царь.

Оливия поняла две вещи. Во-первых, император знал, что ее спутник – англичанин. Во-вторых, он каким-то образом узнал об их с Клейтоном «помолвке».

– Я не ожидал снова увидеть вас в Петербурге так скоро, – продолжил император, и окружавшие его стражники насторожились.

– Меня заставляет возвращаться все время одно и то же. – Клейтон оставался безукоризненно вежливым, но в то же время в его голосе чувствовалось презрение.

Взгляд императора тотчас посуровел. Повернув голову, он сказал стражникам:

– Я хочу вспомнить прежние времена с бароном. Наедине.

Не прошло и минуты, как в зале не осталось никого, кроме Оливии, Клейтона, Александра и трех его помощников. И царь вновь заговорил:

– Мне казалось, что, подарив вам поместье в северной Сибири, я дал ясно понять, что не хочу видеть вас здесь. Что вы хотите мне сказать?

– Правдинцы планируют вас убить.

Внешность императора за последний год не улучшилась. У него стало намного больше морщин и меньше волос.

– Опять? Мы думали, что всех их уничтожили…

– Они снова собираются. Их финансирует граф Аршун.

Император оглянулся на худого и бледного, как мертвец, человека, стоявшего справа от него. То был полицейский министр Максим Игоревич Голов. Тихо вздохнув, Александр проговорил:

– Да, у нас были на сей счет кое-какие подозрения.

– Они планируют напасть во время празднования дня рождения великой герцогини, когда вся семья будет в сборе.

Голов громко фыркнул.

– Если полиция не знает о заговоре, то, значит, его не существует, – заявил он. Голов не мог рисковать и выказать некомпетентность. Немногое ускользало от внимания этого человека, но он далеко не всегда делился своими мыслями с императором. Чаще всего преступники исчезали до суда. И многих из них пытали.

– Вы, как всегда, ошибаетесь, Голов, – заявил гость.

Полицейский поморщился и проворчал:

– Тогда как, по-вашему, они нападут?

– Пока неясно.

– А сколько человек в рядах заговорщиков?

– Это тоже пока неясно, – процедил Клейтон сквозь зубы.

Бесцветные губы Голова скривились в презрительной усмешке.

– Но на кого они хотят напасть? Там будет пятьдесят членов царской семьи. На императора? На его братьев? На кузенов?

– И этого я не знаю.

– Тогда что же вы знаете?

– Васин перед смертью внедрил в ваши ряды своего агента.

– Кто же он, этот предполагаемый агент?

– Опять-таки – не знаю. – Клейтон почувствовал напряжение стоящей рядом Оливии. Возможно, она считала, что император испугается и немедленно отправится в безопасное место?

Но Александр только отступил на шаг и спокойно стоял, не проявляя к беседе особого интереса.

– Почему император должен прислушиваться к словам английского шпиона? – спросил Голов.

– Потому что это я раздобыла информацию, а не он. – Оливия подошла ближе к императору и обратилась прямо к нему. Ее лицо было искренним и серьезным. – Вы не должны ехать на праздник.

– Не должен? – Похоже, императора позабавила ее дерзость.

Клейтон почувствовал, что императора к тому же тронула искренность Оливии.

– Опасность реальна и очень велика, – продолжала она. – Я разговаривала с Аршуном и слышала, что они затевают.

Голов обошел императора и остановился возле Оливии.

– Как вы туда попали, мисс Свифт? Император не выдавал вам паспорт для въезда в Санкт-Петербург. Все это в высшей степени подозрительно.

Клейтон решил не проверять, выполнит ли Оливия его просьбу относительно молчания о Мэдлин.

– Правдинцы похитили ее, чтобы заманить меня сюда, – пояснил он. И выдал короткий и тщательно отредактированный рассказ о случившемся и о шифре, который оказался в их распоряжении.

Император устремил взгляд на Голова. Тот потупился, словно каясь. Но на его виске пульсировала жилка.

Император едва коснулся руки Оливии. Для столь сдержанного человека, как Александр, такое проявление чувств было неслыханным.

– Я рад, что теперь с вами все в порядке, мисс Свифт. Но почему они решили, что барон последует за вами? Меня заверили, что рассказ о помолвке, который я слышал, – ложь. Или это правда? – Царь предостерегающе поднял руку, когда Клейтон и Голов хотели заговорить. – Я хочу услышать мисс Свифт.

– Мы с Клейтоном давно любим друг друга. Вернувшись в Англию, он сразу меня отыскал.

Клейтон почувствовал угрызения совести, увидев страдание в ее глазах. Ему вдруг захотелось, чтобы история с помолвкой оказалась правдой.

Император кивнул и тут же спросил:

– Но чем вызвано беспокойство обо мне?

– Я в своей жизни совершила много поступков, о которых даже вспоминать не хочется, – со вздохом ответила Оливия. – И сейчас, узнав, что над вами и вашей семьей нависла угроза, я поняла, что обязана предупредить вас. Не хочу, чтобы ваша смерть добавилась к списку моих прегрешений.

Даже Малышка не смогла бы найти более подходящих слов. Что же касается императора, то он был религиозным человеком и много думал о душе. К тому же все сказанное Оливией было достаточно близко к истине, и слова ее звучали весьма убедительно.

Голов же нахмурился, но не стал вмешиваться.

А Оливия, увидев, что ее слова не произвели впечатления на Александра, в отчаянии воскликнула:

– Вы не должны ехать на праздник!

Александр с усмешкой вздохнул:

– Знаете ли вы, моя милая, сколько угроз я получаю каждую неделю? Только сегодня я получил информацию о двух заговорах. Но все это пустые слова. А с серьезными угрозами мы справляемся.

Клейтон замер. Значит, с Мэдлин они «справились»? Ее держали в каменном мешке, били, морили голодом, заставляли купаться в крови пленных, которых пытали на ее глазах (император в начале своего правления объявил об отмене жестоких наказаний, но война с Наполеоном в корне изменила ситуацию).

Тут царь погладил Оливию по щеке и проговорил:

– Я буду осторожен, но не стану прятаться. Ведь это сделало бы революционеров хозяевами положения, чего они, собственно, и добиваются.

– Вся ваша семья под угрозой, – тихо сказала Оливия.

– Мы усилим охрану. Но даже я не рискну беспокоить великую герцогиню без достаточных оснований.

Тут Голов, не удержавшись, заявил:

– Нам, разумеется, понадобится шифр, но потом вы можете быть свободны.

– Нет! – В голосе Оливии отчетливо звенела сталь. Даже император взглянул на нее с удивлением. Клейтон же молча разглядывал свою спутницу. Она всегда была мягкой и нежной – словно котенок, которому нужна защита. Однако новая Оливия была стократ привлекательнее. – Если вы не отмените праздник, мы останемся и будем рядом с вами, – добавила она.

У Голова вздулись жилы на шее.

– Государь, я не думаю, что…

Но император засмеялся и кивнул:

– Что ж, прекрасно. Я редко сталкиваюсь с такой преданностью.

Клейтон с уважением покосился на Оливию. Она всегда была целеустремленной. Но в юности в ней не было упрямства. А вот теперь… О, теперь она стала удивительной женщиной, потрясающей!

Но Оливия недооценила человека, стоявшего напротив нее. А Клейтон отлично знал, насколько опасен был Голов.

– Мне необходимо честное слово господина Голова, что с мисс Свифт и со мной ничего не произойдет, пока мы будем находиться в Санкт-Петербурге, – заявил Клейтон.

Император нахмурился:

– Разумеется, вы его получите. Находясь в этом городе, вы под моей защитой.

Губы министра превратились в тонкую ниточку.

– Да, конечно. С вами ничего не случится… до праздника, – сказал он.

Император заговорил с Оливией о предстоящем ночном бале, а Голов склонился к уху Клейтона и едва слышно прошептал:

– Разве я плохо позаботился о другой твоей подруге?

Безопасность Оливии была единственной причиной, не позволившей Клейтону убить мерзавца на месте. А руки так и чесались…

– Но все же не так хорошо, как я позаботился о генерале Чиленко, – с ухмылкой добавил Голов и тут же отпрянул.

– Значит, это были вы? – пробурчал Клейтон.

Император же, обратившись к нему, проговорил:

– Вы будете сопровождать мисс Свифт на сегодняшний бал. Никто не посмеет сказать, что я отвернулся от человека, спасшего мне жизнь. – Он улыбнулся почти с приязнью. – И от его очаровательной невесты.