Текст книги "Спроси у Ясеня"

При этом имей ввиду: обычное рутинное расследование, то есть сбор и накопление информации, сколь угодно пустой и даже лживой, совершенно необходимо. Без достаточного числа фактов, без достаточного приближения к заветному пределу, скачок по ту сторону невозможен. Это как вольтова дуга: чтобы она возникла, требуется определенное напряжение и определенное расстояние между электродами. Я говорю не слишком сложно? – он улыбнулся. – По-моему, все в объеме учебника физики для седьмого класса.

– Да, – сказала я почему-то шепотом. – Да. Спасибо тебе, Анжей.

В тишине послышались раскаты далекого грома, и крупные капли редкого в этих краях дождя забарабанили по пологой крыше, выложенной сплошь солнечными элементами.

Глава седьмая

– И что он сказал? – спросил Сергей, встретив меня в аэропорту.

– Нанда сказал, что я должна непременно найти Седого.

– Буквально так и сказал? – не поверил Сергей.

– Ну, не совсем, в общем смысл был такой, – выкрутилась я.

– Тогда объясни, какой именно: должна в смысле обязана или должна в смысле найдешь в любом случае?

– Во всех смыслах. Ясень. Чего ты ко мне привязался, литератор отставной? Анжей не против, чтобы я занималась этим расследованием, он даже за. Потому что, если я не найду Седого, то просто сойду с ума.

– Ну, это-то тебе не грозит, – улыбнулся Ясень, и я узнала в нем того прежнего Сергея, из давней, давней эпохи, четыре года назад.

– Скотина, – откликнулась я ласково. – Сам-то – гигант мысли!

– При чем здесь гигант мысли? – подколол он еще раз. – Я не имел ввиду, что тебе сходить не с чего – просто такое событие два раза не случается.

Я бы ему, конечно, ответила и на это, но тут мы подошли к машине. Еще метров с десяти он отключил сигнализацию, и я присвистнула: Ясень приехал на новом "ниссане-террано", мощном и удивительно обтекаемом трассовом джипе последней модели.

– А где "патроль"?

– Дома стоит. Этот пока не мой, дали покататься, предлагают поменять. А я попробовал – ну, удобно, конечно, комфортный он, приемистый, а "патроль" все равно лучше.

– Но это тоже специсполнение? – спросила я.

– Конечно. Может, для тебя взять?

Я оглядела пижонский кожаный салон, погладила обтянутую мягким баранку, тронула ручку передач.

– Ничего. Классная тачка.

– Бери, – сказал Ясень, словно продавец в автосалоне. – Я точно решил: с "патролем" не расстанусь.

Вот такая была встреча.

А потом я решила начать как бы с конца. Нормальный ход для нормального сыщика.

Бразилиа, столица Бразилии. Город-шедевр, произведение архитектурного гения двадцатого века.

Город, где убили Чистяковых.

Я уговорила Сергея поехать со мною вместе. Ему – для разрядки, мне – для поддержки. И действительно мы неплохо отдохнули. Вот только от полученной под занавес информации стало нехорошо. Один из убийц скончался в тюрьме в том же восемьдесят третьем при невыясненных обстоятельствах, а другой был жив до сих пор, но содержался в психушке. Он был абсолютно невменяем, с тех пор, как местные бандиты порешили всю его семью. В Бразилии тоже разборки бывают лихие. И все-таки я встретилась с сумасшедшим Педро. Зачем? Понятно, зачем. Чем шизоидней информация, тем больше шансов на успех. Чокнутый мексиканец лопотал целыми днями полную абракадабру, но я не поленилась записать ее, и прослушав затем несколько раз, вычленила несколько навязчиво повторявшихся фраз. Одна из них была такая: !Italiano es la cagada! (Итальянец – говно!) Какой итальянец, почему итальянец? Местная полиция не знала ни бандита с такой кличкой, ни хоть отчасти связанных с Педро граждан Италии.

Так появилась в этой истории новая загадка.

И следующей точкой моего мистического путешествия в поисках истины стал Неаполь. Сергей снова поехал вместе со мной. Во-первых, он стал элементарно бояться отпускать меня одну, во-вторых, Неаполь был для него не просто городом – велико оказалось искушение поворошить прошлое, а в-третьих, подходил уже конец декабря, мой день рождения и Новый год – грех расставаться в такие дни. В общем, когда в Москве над Кремлем торжественно опускали красный флаг и поднимали трехцветный, в Неаполе по традиции выбрасывали из окон на улицу всякую дребедень, а мы слушали, как все это со звоном и грохотом падает и смотрели по телевизору, конечно же, московскую программу, и Миша Задорнов поздравлял с наступающим обалдевший от неожиданности, замерший в растерянности советский народ, и все это было ужас как символично, а потом в шикарном отеле вдруг отключили горячую воду (может быть, кто-то по случаю Нового года решил выбросить старый водопровод, «сработанный еще рабами Рима»), и мы, уже выпив по бутылке роскошного шампанского хохотали в голос, складываясь пополам всякий раз, когда входил вызванный нами коридорный, чувствующий лично себя безмерно виноватым в случившейся аварии, и когда с присущей только итальянцам экспрессией перед нами многословно и яростно извинялись по телефону; мы говорили друг другу: «Вот видишь не только красные отключают горячую воду!» И снова хохотали, и Сергей предполагал: «А может, это происки Красных бригад?» Потом мы отправились на городской пляж (все равно горячей воды нет, а в море приятнее, чем под душем) и на потеху местной публике искупались в ледяных волнах Неаполитанского залива, разумеется, без всяких плавок и купальников. Потом, растеревшись полотенцами и накинув пуховые куртки, мы тут же на берегу пили «чинзано», которым нас угостили местные рыбаки, и граппу, любезно предоставленную для согрева докерами. Здорово было

А на утро я, наконец, получила телефон некоего Четриоло, знавшего Бернардо Фелоцци не только как Джинго, но и как Бернардо Фелоцци, позвонила ему и договорилась о встрече. Похоже было, что Четриоло (по-нашему "огурец") – это просто кличка, ну что ж, каждый волен представляться, как хочет.

Было часов одиннадцать, не меньше, но Сергей еще спал и правильно делал. Ведь это я ждала важного звонка и была им разбужена, и вообще это я приехала в Неаполь работать, а Ясень хотел просто отдохнуть. Но все-таки пришлось его растолкать.

– Сережа, вставай, мне надо срочно с тобой поговорить.

Он сладко зевнул, потер глаза и попросил:

– У нас там граппа осталась. Налей, пожалуйста.

– А без этого ты не можешь обойтись?

– Могу. Но не хочу. Помнишь, у Генри Каттнера? Папаша Хогбен умел пьянеть, превращая сахар в спирт прямо у себя в желудке, но все равно предпочитал маисовую. Вот и я запросто могу подавлять усилием воли похмельный синдром, но предпочитаю… Слушай, Верба, не томи душу, налей маисовой.

– Хорошо, – сказала я, доставая недопитую бутылку, – но только при одном условии. Ты будешь совершенно серьезно отвечать на все мои вопросы.

– Годится.

Он хлебнул, я тоже хлебнула – совсем чуть-чуть, за компанию, и мы начали.

– Существует архив службы ИКС?

– Разумеется.

– Ты имеешь к нему доступ?

– Очень ограниченный. Неограниченный имеют только три человека: Базотти, Спрингер и Кумахира. Возможно, еще Сиропулос. Ну, и наверно, есть личный архив Дедушки, к которому вообще никто доступа не имеет.

– А Ковальский?

– Анжей знает гораздо меньше, чем ты думаешь. Ему это все просто не нужно. Он далек от политики и интриг.

– Откуда взялся Кумахира?

– Кумахира – один из, говоря по-нашему, паханов якудзы, контрразведчик высочайшего класса и редкий интеллектуал. Дедушка искал такого человека долго и методично. Сегодня Кумахира – это реальный контроль над Японией и Китаем, как минимум.

– Доверять ему можно?

– Нет, конечно. Доверять никому нельзя.

– И Дедушке?

Ясень сделал паузу и налил себе еще капельку по поводу такого вопроса.

– Это отдельная тема, – сказал он. – Если у нас сегодня обзорный бриффинг, давай углубленное изучение проблем отложим на следующий раз.

– Давай, – согласилась я. – Это был не вопрос, а подколка. Поехали дальше. Кому ты звонил в Неаполь из Ясенева в ту ночь, когда мы познакомились?

– Роберто Пьяцци, одному из ведущих агентов Дедушки здесь, в Италии.

– С ним можно сейчас связаться?

– Разумеется. О чем ты хочешь его просить?

– Я хочу узнать все о Бернардо Фелоцци. О Джинго. Кстати, как его настоящее имя?

– Паоло Ферито.

– Забавная фамилия.

Ferito по-итальянски означает "раненый".

– Его убили? – я решила уточнить.

– Да, местные мафиози. Ему нельзя было возвращаться в Италию.

– Почему же он вернулся?

– Видишь ли, мы, конечно, были друзьями детства, но эту сокровенную тайну Бернардо не доверил мне.

– Я же просила серьезно. Сейчас граппу отниму.

– Отнимай, мне уже не надо. И я действительно ничего больше не знаю об этом итальянце. Тогда я навел о нем справки в самом общем виде и не для дела, а просто по привычке.

– Хорошо. Знал ли Дедушка Чистякова?

– Ничего себе перескок! Полагаю, что нет. Чистяков был резидентом в Португалии в те времена, когда Базотти еще только раскручивался, а уже в шестьдесят третьем году Анатолия Геннадьевича переводят в центральный аппарат, и до самого восемьдесят второго он сидит в Москве, если не считать нескольких краткосрочных командировок.

– Куда?

– Бразилия, Ангола, Бельгия, Испания, Германия, кажется. Наверняка не помню.

– Но это можно уточнить?

– Конечно, можно.

– Отлично. Встречался ли Дедушка с Андроповым?

– Да. В начале восемьдесят второго года. То есть это я считаю, что встречался. Ни документов, ни живых свидетелей этой встречи не существует.

– Ты хочешь сказать, что есть мертвые свидетели?

– Именно. С Дедушкой были два его лучших агента. Они убиты в том же январе командой гастролеров из Греции. Дедушка провел расследование и назвал заказчиком одного крупного перуанского торговца кокаином. Перуанец по сей день сидит в нашей далекой тюрьме, но те два убийства по-прежнему за собой не признает. И в данном случае я верю перуанцу. Дедушка сам убрал своих агентов.

– Ты же уверял меня, что с пятьдесят седьмого года, Базотти никого не убивает.

– Да, но это было исключение.

– А может, было много исключений?

– Не думаю. Встреча с Андроповым – абсолютно уникальный случай в биографии Дедушки. Очевидно, в том разговоре он впервые в жизни потерпел фиаско. Может быть, просто не сумел договориться ни о чем – это уже удар, а может быть, того хуже, почувствовал за собеседником непреодолимую силу, испытал давно забытое чувство страха и, пусть совсем недолго, но выглядел жалким и слабым. Базотти из тех людей, кто не умеет проигрывать. Никто не должен знать, что он вообще бывает слабым. Вот почему те двое не имели права на жизнь.

– А ты когда-нибудь спрашивал Дедушку напрямую? Не о тех двоих, а просто о встрече с Андроповым?

– Спрашивал. И он ответил очень странно в не свойственной ему манере: "Сержо, давай ты не будешь больше задавать мне этот вопрос". И я больше не задавал. Я понял потом, что внутри службы ИКС принято считать, будто переговоры с советским лидером планировались, но не состоялись. А подтверждение своей догадки получил через какое-то время от Нанды. Вот какой диалог состоялся между ним и Базотти в том же восемьдесят втором:

– Нехорошо, Фернандо, у тебя повышенный тремер. Руки трясутся.

– Да ну, это что за тремер! Ты бы посмотрел, как они трясутся у Андропова.

– Я видел.

– Что ты видел? Ты видел на экране, а у русских телевидение хитрое, они большие доки по сокрытию своих недостатков…

Дедушка не мог случайно проговориться, с ним такого не бывает. Значит, что? Проверка Нанды на умение молчать? Странная проверка. Да Ковальский ее и не выдержал. Сказал мне. Возможно, не только мне. А я сказал тебе. Больше похоже на целенаправленную утечку информации.

– Почему ты не говорил об этом раньше?

– Ты не спрашивала. И потом, вся эта история не имеет никакого отношения к твоей проблеме.

– Имеет, – сказала я уверенно. – Кто был с Андроповым на той встрече?

– Не знаю. Выяснить это практически не представляется возможным. Встреча ведь была строго конспиративной с обеих сторон.

– Думаю, выяснить можно и это. Но ты согласен, что во время разговора с настоящим бандитом Андропов предпочел бы иметь при себе не головастого референта-советчика, а в первую очередь хорошо подготовленного кадрового офицера с родной Лубянки?

– Пожалуй.

– Так вот. С Андроповым в тот день был Анатолий Геннадьевич Чистяков.

По-моему, Ясень просто обалдел. Сначала он хотел что-то сказать, но только открыл рот и этим ограничился. Затем поставил бокал на столик, выскочил из-под одеяла, пробежался по комнате и заявил:

– Кажется, пора наливать по новой.

Я терпеливо ждала его серьезной реакции.

– Че-пу-ха, – проговорил он, так ничего и не налив. – Чепуха. Чистяков не был так близок к Андропову.

– Откуда ты знаешь?

– "Откуда я знаю!" Ты представляешь сколько там было этих полковников?.. И потом его же убили только через год, а агентов Базотти сразу.

– Понятное дело, – сказала я, – до него труднее добраться было.

– Кому? Андропову?!

– Андропову-то он зачем? Базотти, конечно.

– Нет, вот теперь я точно выпью, и не какого-нибудь дрянной граппы, а настоящего "Хэннеси", который у меня с собой, – быстро бормотал Ясень, уже копаясь в чемодане. – И вопросы теперь буду задавать я. Машка тоже присутствовала на той исторической встрече? Да? И Дедушка убрал ее как главного свидетеля своего позора? А за рулем грузовика сидел лично Тимоти Спрингер?

– Хватит! – крикнула я. – Кто сидел за рулем грузовика, я буду выяснять, когда вернусь в Москву. Хотя гораздо важнее знать, кто сидел за рулем "жигулей". А сейчас мне нужно только одно – выяснить, зачем Бернардо, то есть Паоло, пытался наклеить меня в Москве.

– Еще раз и, пожалуйста, помедленнее. Кто кого пытался наклеить?

– Видишь ли, этот "раненый", без сомнения, профессионал, а профессионалы не роняют бумажников посреди улицы просто так.

– Однако! – Ясень уже налил себе коньяка, но кажется, теперь ему расхотелось пить. – Я как-то не думал об этом. А ты молодец! Но обрати внимание: помогает старая добрая логика. А ваш с Нандой ассоциативно-интуитивный, шизоидно-параноидный метод заведет тебя черт знает куда.

– Это мы еще посмотрим, – ответила я с достоинством. – Наливай. За здоровье всех, кого еще не убили!

– Мрачноватый тост. Погоди, а какая связь между Бернардо и Машкой? Ну, Дедушку с Чистяковым ты уже увязала. А этих-то как?

– Дай срок, – сказала я бодро и, залихватски опрокинув рюмку, добавила: – Одевайся. Времени на завтрак уже не осталось. Я договорилась о встрече с каким-то Огурцом или Огурцовым, в общем Четриоло, который видел нашего Ферито в восемьдесят седьмом, аккурат за два дня до смерти. По-моему, интересный персонаж. Поболтаем с ним, а уж потом с твоим Роберто.

Ясень тяжко задумался.

– Давай я все-таки позвоню Роберто. Пусть на всякий случай пришлет своих ребят. Во сколько нас ждет твой овощной приятель?

– В половине первого. Ты думаешь это может быть ловушкой?

– Ничего я не думаю, просто соблюдаю элементарные меры предосторожности.

Потом я назвала Ясеню адрес, и он пошел в другую комнату звонить. Конечно, он был прав. Как всегда. Но что-то ужасно не нравилось мне во всей этой ситуации.

Мы подъехали к месту встречи почти минута в минуту и сразу узнали друг друга по описаниям: у нас – красный "феррари", взятый накануне в прокате, у него – фиолетовый пиджак, темные очки и газета в правой руке. Мы вышли из машины, и он махнул нам этой газетой от дверей пиццерии.

– Вот сейчас заодно и позавтракаем, – сказала я.

Но позавтракать нам в этот день не удалось вовсе.

Мы еще переходили улицу, когда аккурат между нами и Четриоло остановился черный джип с непрозрачными стеклами. Гулкая автоматная очередь разорвала полусонную тишину январского дня, джип взревел, буквально прыгая с места, а мы уже упали на асфальт и быстро перекатывались в сторону человека в фиолетовом пиджаке, оставшегося лежать на каменных плитах тротуара. Упали мы вовремя: вторая очередь, не очень прицельно, но все же была выпущена в нашу сторону. Ясень даже пытался стрелять по колесам отъезжающего джипа из вполне удобного положения лежа, а я на карачках подскочила к Четриоло. Весь в крови, от горла и до брючного ремня, он был еще жив каким-то чудом.

– Держитесь, сейчас приедет врач, – произнесла я обычные для такого случая слова, хотя у этого тела, почти разорванного в клочья, не было никаких шансов доехать до больницы. – Вы что-то хотели сказать мне, Четриоло?

– Да, да, Джинго… знал… самого Базотти… – просвистел и пробулькал этот живой труп.

Потом затих, два раза попросил: "Воды, воды", и тут кровь пошла у него изо рта. Когда подошел Ясень, разговаривать было уже не с кем. Вторыми к пиццерии подъехали карабинеры. И только третьими – наши доблестные ребята из службы ИКС. Кто такой Четриоло, они не знали. Паоло Ферито, правда, вспомнили и обещали дать максимально полную информацию об обоих. Да только для меня это было уже лишнее. Я могла теперь думать лишь об одном – о том, что Джинго знал самого Базотти. И еще о том, что Ясень не слышал этих слов. А значит скажет (или, во всяком случае, подумает), что их и не было. Не многовато ли совпадений для одного человека? Ведь со своими мистическими наклонностями я, пожалуй, скоро начну слышать голоса давно умерших людей и видеть в небесах знамения. Конечный результат известен: белые стены, смирительная рубашка и аминозин под лопатку. Впрочем, о чем это я? У нас же теперь демократия…

Дедушке мы звонили из офиса Пьяцци со спецаппарата, гарантированного от прослушивания. Ясень поливал Роберто, который опоздал на встречу, что едва не стоило нам жизни, а Дедушка рвал и метал в наш адрес, называя обоих без различения половых признаков рогоносцами и педерастами. Высшее руководство советского филиала службы ИКС влезает в мелкие разборки неаполитанских мафиози! Позор! Бардак! Если подобное будет продолжаться, мы скоро растеряем лучших своих людей. Потом Дедушка немного остыл и мы поговорили о последних словах убитого. Ясень, кстати, поверил мне, а вот Дедушка начал смеяться. Да, да, именно смеяться. Оказывается одним из крестных отцов Неаполя восьмидесятых был некто Джулио Пассотти. Дедушка ни секунды не сомневался, что этот бандит Огурец, говоря про бандита Раненого, имел ввиду его и только его.

Я потом навела справки. Был такой Джулио Пассотти. Крупный авторитет. Поговорить бы с ним! Так вот ведь незадача какая: и его полгода назад зарезали. Базотти, Пассотти… Похоже? Ну, конечно, похоже, особенно, когда уже кровь горлом идет, но я-то точно помню, что он сказал, буквально слышу эти слова. Во второй раз тогда я не поверила Дедушке и во второй раз не сказала об этом Ясеню.

Мы улетали из Рима в тот же день, договорившись, что всю информацию получим шифровкой по электронной почте.

Глава восьмая

В Москве было очень холодно. Или просто так показалось. Уже в аэропорту я начала дрожать, а дома и вовсе – расчихалась и раскашлялась. Ясень посмотрел на меня как на идиотку:

– Ты чего это? Не можешь преодолеть свое состояние? Раньше вроде умела.

– Могу, – огрызнулась я, – но не хочу.

– А-а-а, – протянул Ясень понимающе, – ну, тогда лучше маисовой.

Маисовую я пить не стала, тем более, что у нас делают только пшеничную и, какую там еще, свекольную, что ли. Но из дома я не выходила два дня, испытывая паталогическое удовольствие от простуды. Впрочем, уже на второй день сделала кучу звонков, а на третий с самого утра поехала в городскую прокуратуру на Новокузнецкой, оттуда – в Ленинградский районный суд, оттуда – в РУВД, на Лубянку, в спецбольницу, снова в РУВД, снова на Лубянку и наконец еще по нескольким частным адресам. Все это заняло целый день, а рулить по Москве, да еще зимой – удовольствие ниже среднего, даже на "террано", словом, я не пожалела, что за баранку посадила Лешку Ивлева, начальника нашей с Ясенем личной охраны. Теперь, в новой, сильно переделанной лубянской структуре нам полагалось и такое. Вообще-то на охране настоял Тополь, и был, очевидно, прав. В Италии мы это уже ощутили на собственной шкуре.

А в тот суетной зимний день я выяснила немало. Собственно, как раз тогда я и узнала все самое главное. Узнала, что Алексей Коротков – это Ринат Гинатуллин, узнала, что он жив, узнала его адрес в Питере и окончательно выяснила, что сознательный убийца – именно он, а не водитель грузовика старшина Толстиков. По следам старшины я топталась добрую неделю и почти зря. Во-первых, он тоже сел за руль пьяным в тот трагический вечер. Во-вторых, ему был строго определен маршрут и время движения, а про встречные "жигули" Толстиков знать не знал, и тем более не догадывался, кто в них сидит. В-третьих, старшина в этой поездке исполнял обязанности комвзвода – очень странное сочетание с функциями водителя. Наконец, в-четвертых, Толстиков в Подмосковье прослужил год, приехал вообще с Алтая, и улицы в районе Речного знал так себе.

Направляясь из Бескудникова в Химки, сам бы он, глядя на карту, предпочел двигаться по Фестивальной, но приказали ехать именно по Флотской, и опаздывать было нельзя. В общем Толстиков подумал, что на Фестивальной просто перекрыто движение по техническим причинам, и приказ командира роты выполнил точно. Командир роты получил его от командира части, ну, а командир части, разумеется, тоже был проинструктирован. Кем? Я и это выяснила. Заместителем начальника своего штаба, офицером Третьего управления КГБ Вербиловым.

С майором Вербиловым пообщаться не удалось, потому что он умер в восемьдесят пятом, и в Третьем главке мне не очень помогли – только туману напустили, поведав, что Вербилов был еще и сотрудником ГРУ. Сердечный приступ ему как раз оттуда устроили. Беседовать с "грушниками", я знала, дело практически бесполезное, так что по этой линии расследование можно было считать закрытым.

А вот с информацией Гинатуллина все оказалось намного интереснее. Лейтенант Гусев из Седьмого управления, тот, что инструктировал и запугивал убийцу, оказался переведен в ПГУ и в настоящее время работал нелегалом в Танзании. Справку предоставил отдел кадров Лубянки.

Непосредственные начальники тех лет по всем прямым и косвенным данным получались абсолютно не причастны к операции двенадцатого декабря. Ясное дело: задание Гусев получал от людей из совсем другого управления – обычная, кстати, практика при разработке тайных операций. И в отсутствии единой информационной базы мне оставалось только ехать в Африку, а там уже держать пальцы на шее Гусева. Но только это могло и не получиться без посторонней помощи: все-таки профессиональный разведчик это вам не стукач-самоучка. К тому же, чтобы встретиться с нелегалом, необходимо заручиться поддержкой руководства ПГУ. Или как оно там теперь называлось – СВР, что ли?

Я занялась этим, и один из замов Примакова доверительно сообщил мне, что никакого Гусева в Танзании давно нет, убили его там местные "африканы" еще в восемьдесят шестом, но информация эта была строго засекреченной вплоть до прихода Бакатина, а почему – черт его разберет, особенно теперь… Так что в Танзанию я не поехала, просто связалась с представителем службы ИКС в Дар-эс-Саламе и попросила прислать мне тамошние газеты за апрель восемьдесят шестого.

Интересные оказались газеты. Капитана Гусева, ну, то есть по газетам гражданина США Дэвида Олберти убили "случайно": он почему-то сидел на работе в воскресенье, когда произошел взрыв в американском торгпредстве. Ответственность за террористический акт взяли на себя итальянские Красные бригады. Подумать только – где Занзибар и где Рим?! И потом: только один убитый, взрыв в выходной день, торгпредство США – как это все не по-краснобригадовски! Короче, я снова подняла итальянский архив, запросила все, что было известно службе ИКС о краснобригадовцах, потом копнула сведения из открытой печати об этой организации, перелопатила данные итальянской контрразведки, КГБ, ЦРУ, БНД и, наконец, "Моссад". На это угробилось еще недели три. Но я нашла то, что искала. Ма-а-аленькое недостающее звенышко. Расстрелянный на наших глазах Четриоло оказался краснобригадовцем, и весной восемьдесят шестого именно он по заданию вышестоящих товарищей выезжал куда-то в Африку. В "Моссаде" не знали, куда именно. Зато теперь это отлично знала я.

Возле моста у выезда с Нагорной случилась очень неприятная авария: грузовик, кажется, сто тридцать первый «ЗИЛ», въехал в троллейбус, рогатого развернуло аж на встречную полосу, и с полдесятка легковушек, пытаясь не таранить муниципальный транспорт, помяли друг друга. Движение перегородили капитально, я простояла в пробке минут сорок, а вдобавок еще хлестал дождь, не по-весеннему проливной – в общем все двадцать четыре удовольствия.

У меня появилось дополнительное время, чтобы подумать, о чем говорить Сергею, а о чем лучше помолчать, о чем советоваться с Дедушкой, а что оставить при себе и ни с кем, ни с кем не делиться. Разве что с Нандой. Ведь картинка-то нарисовалась забавная.

Седой, как выяснялось теперь, стоял не только за спиной КГБ, но и за спиной Красных бригад. Если, конечно, не предположить, что Красные бригады – это просто спецподразделение КГБ, что-то вроде легендарного управления "В" в составе ПГУ.

Так вот, получалось, что Седой, заправлявший всем террором в Италии и России, охотится на юных, а также не совсем юных бывших фигуристок, словно какой-нибудь сексуальный маньяк. Сначала он гробит Машку, затем выходит на меня, но тут ему мешает Ясень. Совершенно случайно. Или… Нет, нет, это уже слишком.

Почему Седой убивает Анатолия Геннадьевича и его жену? Потому что тот знает, кто убил Машку. Почему он охотится за мной? Потому что я слышала их разговор? Он не может этого знать, ну, не может!! Не дьявол же он в конце концов – просто человек. Проверить всех, кто был тогда в квартире на поминках? Глупость. И потом, я уже проверяла этих людей – ближайших друзей и родственников. Конечно, там было несколько кадровых гэбэшников, но они не занимались в тот вечер слежкой за мной, ну, я просто уверена, что не занимались. Конечно, повсюду в квартире были натыканы "жуки", но камер следящих не было – голову даю на отсечение.

Таким образом тайна моя – до сих пор тайна. Для всех, кому я ее не поведала. И Бернардо хотел убрать меня через пять лет не как свидетеля. А вообще хотел ли он убрать меня? Очевидно, нет. Очевидно, Седой собирался вербовать меня. Я была ему интересна, как источник информации, или… Я не знала, что "или", но чувствовала: есть еще какая-то причина, по которой я представляю интерес для Седого.

Дождь затихал, но пробка рассасывалась медленно. На промокшего до нитки гаишника, пытающегося урезонить ополоумевших водителей, больно было смотреть.

Теперь о роли Дедушки во всей этой истории, продолжала рассуждать я. Делом Чистяковых он не хочет заниматься, полагая его рутинным политическим убийством эпохи Андропова, а в дело Фелоцци-Ферито не собирается вникать, так как считает его тривиальной мафиозной разборкой времен разгула Красных бригад и премьера… а, черт, никогда не помню этих фамилий, уж больно часто у них премьеры меняются. Да, так почему Дедушка во все это не влезает? Вариант номер раз. Дедушка прав. Все так и есть, а я просто дура больная с буйной фантазией. Вариант номер два. Дедушка работает на Седого. Все очень складно и убедительно. По фактам. А по сути это такой сюр, что если в него поверить, дальше ничего невозможного уже не останется. Президент Клинтон может оказаться мальчиком на побегушках, а президент Ельцин – провинциальным статистом, говорящим "кушать подано". Нет, Дедушка, конечно, ни на кого не работает, Дедушка – это Дедушка. "Высшая инстанция. Апеллировать не к кому." На столе, кажется, у Дуайта Эйзенхауэра стояла, по слухам, такая табличка.

Итак, вариант номер три. Седой играет против Дедушки, но не в оборонительной манере, как все якудзы, фэбээры и наркосиндикаты международные, а в наступательной, причем тайной и подлой. Работает Седой широко, с размахом и предельно хитро. Денег таких, как у Дедушки, у него, очевидно, нет, да они ему и не нужны. У Седого другие козыри: он пользуется всей агентурной сетью бывшего СССР, которая – надо же это понимать! – никуда не пропала, даже с приходом Бакатина. У Седого на вооружении два старых чекистских принципа – безграничная ложь и беспредельная жестокость. И еще третий, дополнительный – не считаться ни с какими потерями при выполнении задачи. Кто гибнет: свои, чужие – без разницы! Чужие – это враги, свои – просто человеческий материал, и тех и других можно и нужно пускать в расход. Собственно, это творчески переработанный тезис небезызвестного Игнатия Лойолы. В общем коммунистическая идеология, иезуитская мораль, уголовное прошлое и профессиональная военная подготовка – вот тот безумный коктейль, против которого даже Дедушка со всеми его деньгами и хитростью оказывается бессилен. Против лома нет приема.

Ну и конечно, люди Седого есть в службе ИКС, более того, они со всей очевидностью внедрены в ближайшее окружение Базотти. Иначе отчего Дедушка иногда так странно отвечает на некоторые наши вопросы? Например, по поводу полковника Чистякова. Или по поводу Андропова. Или по поводу Ферито. Седой хитрее Дедушки, и показывает свои уши только в самых крайних случаях, то есть когда дело вдруг касается лично его. Тут-то и появляется ненавязчивый добрый советчик.

А в остальное время все его агенты работают себе тихо, незаметно и выжидают удобного момента для атаки. И только тех, кто им явно мешает, они отстреливают – так же потихонечку, так же незаметненько, чужими руками. Почему-то им мешал Чистяков. Теперь мешаем мы с Ясенем, и нам об этом уже намекнули. Господи, какой апокалипсис я тут насочиняла!

Крошечными тычками, сдвигаясь каждый раз на два-три метра я уже добралась до следующего светофора на Зеленых горах, у стадиона, и дальше как будто бы можно стало ехать, а не ползти.

Ну, а если все действительно так, решила я вроде подвести черту, тогда на что надеяться, чего ради трепыхаться? Машку уже не вернуть, Машеньку – тоже. Изменить этот мир к лучшему явно не удастся, хотя, кажется, именно этим занимаются Дедушка и Сергей. Значит, смысл один – отомстить. Но кому? Что если того Седого уже действительно нет в живых? Андропов это или не Андропов, молоденьким он быть никак не мог. Уже тогда, а прошло еще девять лет. В кого я буду палить из "Магнума", то бишь из "Тауруса"? В тайный иезуитский орден? Во всю многотысячную агентуру? Да будьте вы прокляты!

Такая вдруг тоска навалилась, такая тоска! И зачем только я Лешку домой отпустила? Как плохо сейчас одной в этой машине, в этом сумасшедшем потоке, в этом ужасном городе…

А возле самого дома неожиданно выяснилось, что пока еще есть в кого палить из "Тауруса". Тоска улетучилась, не до нее как-то стало.