Текст книги "Спроси у Ясеня"

– Я-то здесь для чего? – возмутилась Верба. – Тебе, что ли, объяснять, как несерьезно относится ко мне вся эта местная публика. Может, полковничий мундир надеть?

Тополь только однажды видел Вербу в мундире – в день присвоения последнего звания. Было очень смешно. Уже само включение "ночной бабочки" в кадровый офицерский состав несколько лет назад стало вопиющим нарушением внутреннего кодекса Лубянки. А уж когда бывшей проститутке решили досрочно привинтить на погон третью большую звездочку, многие в руководстве ФСБ готовы были просто лопнуть от злости. Тополя, как раз тогда ставшего генералом, страшно веселило такое возмущение, и он не приминул пообещать особо недовольным, что еще сумеет ввести Татьяну Лозову в генералитет.

– А что, можешь и мундир надеть, – сказал Горбовский теперь, улыбнувшись. – Но ты же знаешь: то, что под мундиром, нравится всем гораздо больше.

– Раздеться прямо сейчас? – предложила Верба.

– Нет, я уже улетаю в Лондон.

Тополь улыбнулся еще раз и понял, для чего вызвал сюда эту рыжую бестию. Просто для настроения.

Да если б не она, они бы все уже давно озверели и перестреляли друг друга!

7

Двадцать шестого августа Высокий Шеф встретился с Шайтаном у обочины Рублево-Успенского шоссе, на пятом километре. Есть там такое небольшое уширение, почти площадка для парковки, и несколько назойливых знаков «остановка запрещена», не стоянка, а даже остановка. Четыре машины – «чайка», две «волги» сопровождения и БМВ Шайтана стояли там сорок минут, не вызвав интереса ни у кого.

Шайтан перешел из своей машины в "чайку" Высокого шефа, и его не обыскивали вообще. Что бы это значило? Даже холодок пробежал по спине. Еще возле своей машины он достал сигареты, чиркнул зажигалкой, и запись пошла сразу на две кассеты. Подойдя, заглянул в просторный салон, спросил:

– С сигаретой можно?

– Кури, – разрешил Высокий Шеф.

А разговор пошел странный и напряженный. Высокий Шеф отпустил даже телохранителя и шофера. И зачем-то рассказал Шайтану, что тот обстрелянный "ниссан" на Степуринской дороге был не совсем фээсбэшный, что есть такая тайная организация контроля за всеми спецслужбами, сокращенно называется РИСК, подчиненная лично и только президенту, и что все в ФСБ, а особенно генерал Григорьев, люто ненавидят эту службу. И еще рассказал, что, по некоторым сведениям, руководителя той странной службы на днях замочили свои, то есть григорьевские ребята не без помощи ельцинской охраны. Однако, кто отдавал приказ, Высокому Шефу до сих пор неизвестно. А он не любит, когда ему перебегают дорогу. Малина, начальника РИСКа давно пора было убрать, но почему с ним не посоветовались? Это же прямое покушение на интересы Высокого Шефа. Короче говоря, он не много не мало попросил Шайтана по своим каналам расследовать эту мокруху.

Дело пахло керосином, но Шайтан с умным видом кивал и слушал дальше. Он все никак не мог взять в толк, о чем это бухтит высокий кремлевский урка, какая, к едрене бабушке, служба РИСК? Неужели он Шайтану, большому авторитету, просто задвигает фуфло, арапа заправляет? Да нет, здесь все непросто. У Высокого Шефа какая-то беда, и распутывать эту лажу придется.

Изложенные дальше подробности оказались еще фантастичнее. Четверых бойцов, попавшихся на Степуринской дороге, держали в тюрьме "рисковцы" и держали в недосигаемости, где-то за территорией СНГ. Но хуже всего, что ихний Малин, восставший из пепла, как птица Феникс, продолжает ходить по земле.

"Птица Пенис", – всплыла в памяти Шайтана шутка студенческих лет. Когда-то давно он получил высшее образование, и теперь идиотская эта аналогия с птицей Феникс, хорошо запомнилась Шайтану. А подтвердил воскрешение Малина ни кто иной, как сам Золтан, то есть исполнитель убийства.

При упоминании этого имени Шайтан вздрогнул. Он хорошо знал Золтана, знал еще как Мясорубова, задолго до начала международной карьеры киллера. Золтан был диким, и если бы Шайтана попросили убрать этого человека, он бы отказался. Сходняк уже три раза выносил ему приговор, но Мясорубов всякий раз ухитрялся такое затереть! Ну, просто учинял в натуре пьяный базар, братва принималась резать друг друга, а он уносил ноги. Воры боялись Золтана, относились к нему с ужасом, близким к суеверному.

И вот теперь Высокий Шеф сообщил, что Золтана тоже держат "рисковцы", но сидит он для отвода глаз под чужой фамилией у обычных ментов в СИЗО Тверского УВД.

Вот такие, значит, пироги с котятами. Сам Мясорубов сидит на "крытой" у него в регионе, а ему об этом даже не стукнули. Совсем плохо дело. То, что, вместо какого-то там Малина башку пробили по ошибке похожему на него человеку – это дело обычное. Бардак у нас повсюду, киллер – тоже человек, ошибиться может. А вот то, что известный всей стране Мясорубов сидит в Тверской ментовнице под чужой фамилией – это, кореша мои, посерьезнее будет. Это означает, что действительно пора нитку рвать. Вот только в какую страну, в какую? Ведь теперь такие времена, что жиганы и в Австралии достанут.

Шайтан старался побольше задавать вопросов, чтобы, во-первых, его голос лучше записался, а во-вторых, пусть Высокий Шеф пошире раскрутится. Понятно, он скажет ровно столько, сколько хотел, и все же: каждое лишнее словечко сейчас против кремлевского урки работает.

Отвечая на вопросы, Высокий Шеф в подробностях расписал стратегическую задачу, поставленную Тверской группировке, и Шайтан, обладавший незаурядными математическими способностями, вдруг почувствовал, вычислил, вывел по целому ряду мелких признаков, что задача эта по сути лишь часть, региональный фрагмент грандиозного плана общероссийского, точнее общесоюзного переворота.

Все перевороты делаются руками тех, кого потом убирают. Одних – на пенсию, других – физически. Но ворам в законе пенсию платить не принято. Значит, ему, Шайтану, никакой переворот не нужен. Значит сам Бог велел ему выходить на контакт с этими ребятами из РИСКа и работать вместе. КГБ они или не КГБ – какая разница?

– Ты теперь моя правая рука, Шайтан, – сказал Высокий Шеф на прощание. – Ты все понял, что я сказал?

Шайтан кивнул.

– Встречаться мы больше не будем. До поры. Связь по старой схеме.

Шайтан стал выходить из машины. И в этот момент из-за поворота дороги вылетел трепаный "жигуль", а за ним "москвич". Скорость у обоих была под восемьдесят, наверно, хотя по всей трассе на этом участке больше шестидесяти не разрешают. "Жигуль", которого занесло на повороте, одновременно тормозя и выворачивая, оказался непростительно близко от "чайки" Высокого Шефа. "Москвича" занесло не меньше, и, двигаясь по той же траектории он со всей неизбежностью и весьма ощутимо въехал "жигуленку" в зад.

"Если это ход Высокого Шефа, – успел подумать Шайтан, – то настолько хитрый, что я против него бессилен". Вся охрана уже стояла с пистолетами наизготовку, а пистолеты у них были серьезные – не "макаров" там какой-нибудь, а "стечкин". Оба водителя резво выскочили из своих машин, словно и не замечая лимузина с сопровождением. Их обоюдный матюгон был прерван резким окриком:

– Руки!

Оба замерли, медленно подняли руки, обводя глазами странное собрание у дороги. Пассажиров, ни в той, ни в другой машине не было. Шайтан покосился на Высокого Шефа. Тот едва заметно кивнул, и грянуло сразу несколько выстрелов. Нет, не грянуло, скорее тихо прошелестело: все балалайки были с глушаками. И лохи попадали: один на капот, другой – наземь, возле колеса. Вот только лохи они, или мусора переодетые, он так и не понял. И счел возможным спросить:

– Кто они?

– Не знаю, – сказал Высокий Шеф. – Они меня видели здесь.

"Красиво, – подумал Шайтан. – Даже мы так не работаем".

– На меня теперь повесите? – он кивнул на двух жмуриков.

– Обижаешь, – улыбнулся Высокий Шеф своей знаменитой улыбочкой. И добавил ласково: – Кирюха!

Шайтану велели уезжать первым. В сторону Москвы. Он так и сделал. Хвоста не было. Шкаф сидел за рулем и молчал, как будто ничего не случилось. За это все и любили Шкафа.

– Шкаф, покружи еще, – попросил Шайтан.

Но хвоста не было. Шайтан дал бы яйца отрезать, что не было хвоста.

И это ему тоже очень не нравилось.

8

Белку выручало то, что она много лет подряд была страстной поклонницей детективов. В последние годы их навыпускали до безобразия много, девять из десяти читать стало просто невозможно из-за дурного качества, и страсть несколько поутихла. Но это было и не важно: новые детективы несли в себе мало полезной информации, а все необходимые для жизни знания Белка, как ей казалось, уже имела.

Поэтому, прежде чем совершить следующий шаг, она села и все тщательно обдумала.

Первое. Надо попытаться выявить хвост. Это может и не получиться, если за ней следят настоящие профессионалы.

Второе. Исключаются серьезные разговоры с домашнего телефона.

Третье. Со всеми, кто регулярно общается с ней – никаких даже намеков на возможное частное расследование убийства. Но вообще говорить об убийстве надо, в том числе и по телефону. Иначе ее поведение будет выглядеть подозрительно.

Четвертое. С бандитами Майкла надо повидаться срочно, организовав классическую конспиративную встречу.

Пятое. Все прочие активные действия по расследованию можно производить только позже – выдержав солидную паузу (месяц, возможно, два) и усыпив их бдительность.

Оставалось подумать, кто такие они. Определенные выводы могли повлиять в том числе и на правила поведения, на правила игры. Белка насчитала, подытожив свои рассуждения, три основных гипотезы и одну дополнительную. Они могли оказаться: мафиозной группировкой, зарубежной разведкой или своей госбезопасностью (в широком понимании этого слова). Дополнительная версия предполагала все же действительное убийство Мишки, и потому Белке не хотелось всерьез ее разрабатывать. В сущности, они могли оказаться просто ментами. Ведь у нас в отделениях забивают насмерть не только лиц кавказской национальности. А потом, когда нужно скрыть преступление, что стоит подбросить в морг какой-нибудь левый труп? Скучная версия. Про вербовку в ЦРУ думать намного интереснее.

Вот только к разговору с Патлатым нужно будет как следует приготовиться. Вряд ли его заинтересуют сказки про ЦРУ. Скорее всего Патлатый вообще говорить с ней не захочет. Кто она такая? А он – для своего мира – примерно, в ранге министра. Пусть не говорит. Все, что от него нужно на самом деле – это координаты Шайтана. Их можно получить в обмен на другую ценную информацию. Нужны, как минимум, два факта: один, чтобы заинтересовать, и другой – чтобы выудить нужные сведения авансом. Белка нашла такие факты. Первый – это то, что Миху не так давно таскали в КГБ. Официально – по поводу романа, а на самом деле – кто ж знает. И второй – главный – что Белка не опознала наверняка тело своего мужа. Нет, она не скажет этому бандиту про шрам, про странных санитаров, вообще не скажет ничего конкретного – просто направит его мысли в нужное русло.

Был и еще один факт. Однако о нем Белка решила молчать до конца. Пистолет. Который пропал. О котором никто нигде не упоминал. Ни Майкл, ни майор с Петровки. Но что бы ни случилось с Михой, ему уже все равно, а она, если признается, автоматически подпадает под статью.

Вот такая была теория. А практика началась в четверг, на следующий день после похорон.

Белка числилась в отпуске, да и вообще по новым неписаным правилам в некогда полурежимный НИИ теперь можно было являться только в день зарплаты. В последние два года Белка оставалась на работе не ради денег (пятьдесят долларов в месяц – это не деньги), а так – ради компании, на других посмотреть, себя показать, в общем чтобы не закиснуть в домашних заботах, благо родители – в основном, разумеется, мама – могли Андрюшку взять на себя. Словом институт был чем-то вроде клуба. В нем и остались-то в основном такие же скучающие и более-менее обеспеченные тетки. А немногочисленные мужчины почти все прокручивали всевозможные сделки прямо в стенах родного учреждения.

Белка решила прийти на работу на два дня раньше просто от тоски. Но была и тайная цель. В отделе все уже знали о ее горе. Очевидно, Женечка позвонила кому-то из общих знакомых еще в тот день. Ведь двое сотрудников даже пришли на похороны. Сейчас заговаривать на больную тему никто не решался. Только начальник в своей обычной бесстрастной манере высказал соболезнования и пообещал материальную помощь. "Получишь от них помощь! Как же, – подумала Белка. – Получки месяцами не дождешься. Все ждут оплаты каких-то контрактов". И когда среди своих стало совсем безрадостно, Белка отправилась к подружкам в другой отдел, где еще ничего не знали, покурила, потрепалась, как ни в чем не бывало, сделала два звонка: Женечке и… Количу. Даже если это КГБ, не могут же они все на прослушку поставить!

Колич разговаривал вполне приветливо. Сама-то Белка знакома с ним была шапочно, но старый друг Михи Майкл по понятиям Колича явно был в авторитете. Вообще Майкл – толковый биохимик, талантливый программист и лихой коммерсант Михаил Вербицкий – представлял своего рода феномен: бесконечно далекий от уголовного мира по происхождению и воспитанию, он в годы всеобщей криминализации крупного, среднего и даже мелкого бизнеса быстро стал среди бандитов своим на правах "законного" консультанта.

Колич хотел было сразу дать Белке телефон Патлатого с правом ссылаться на него, Колича, но Белка резко возразила против такого варианта. Ей нужно было, чтобы Патлатый, будь он хоть лидер всех московских группировок вместе взятых, позвонил ей сам, обязательно завтра, точно в двенадцать и именно по тому телефону, который она сейчас назовет. Скромный боец Колич (шесть лет на простой зоне за простой грабеж и два года работы в группировке с постепенным, но явным приближением к шефу), почуяв шпионские страсти, вновь проникся важностью дела и обещал.

– Девчонки, – сказала Белка подругам. – Я тут одному муж-чине ваш телефон дала. Завтра опять приду. А то наши бабы не дадут нормально поговорить.

– Все понятно, – улыбнулись подружки, и одна другой прокомментировала назидательно: – Вот видишь, у Ольги муж и ребенок в отъезде – так она времени не теряет, а ты…

Патлатый позвонил минута в минуту.

– Вы можете сейчас подъехать? – спросила Белка.

– Это так важно?

– Очень важно.

– Хорошо, диктуйте адрес.

Вот так. Разве от милиции подобного понимания дождешься? Никакой грубости, никакой фени – все интеллигентно и вежливо.

Но в ту же секунду Белка испугалась. С чего он так подхватился? Ведь большой человек… Может, сам Патлатый и ведет всю эту игру? И теперь приедет, чтобы убрать Ольгу с дороги как мелкую раздражающую помеху? Или он действительно рассчитывает на очень важную для себя информацию? А она ему ничего интересного не сообщит. Что тогда? За ложный вызов в этой среде тоже полагается смертная казнь?

Однако при первом же взгляде на Патлатого все страхи странным образом рассеялись. Грозный "авторитет" вполне соответствовал своей кличке: волосы носил до плеч. Одет был хорошо, но не броско, черты лица имел благородные и внешне походил больше всего на провинциального актера. Однако под плащом, не случайно очень свободным, скорее всего болтался в кобуре какой-нибудь серьезный автоматический пистолет.

Они курили, стоя возле урны в застекленном переходе между институтом и опытным заводом и беседовали под ровный шумовой фон ближайшего цеха. В таком месте что-либо подслушать физически невозможно, а съемку снаружи вести бессмысленно: яркий боковой свет и мутные грязные окна.

Патлатый очень внимательно выслушал Белку. Координаты Шайтана, вопреки ожиданиям, дал сразу и только пояснил, что ничего нового у тверского лидера пока нет.

Слово за слово, они перешли на ты, Белка с ужасом ощутила даже известную симпатию к этому человеку, все-таки он ей помогал и в данный момент практически бескорыстно. Платить придется после – об этом она тоже знала, но не хотела думать. Ей было уже все равно. А Патлатый будто угадал ее мысли.

– Ольга, – сказал он на прощанье. – Ты теперь с нами. Так будь с нами до конца. И не бойся ГБ. Сегодня и там уже есть наши люди. Подмять эту систему под себя для нас вопрос времени и только. Не бойся никого, если ты с нами. Подумай, я могу выделить тебе охрану. Связь держи через Колича. Если что-то переменится мы дадим знать. А с Шайтаном можешь встречаться, когда захочешь: он мне не начальник, и я ему – тоже. Адье.

И он зашагал красивой походкой спортсмена, на ходу отдавая по телефону распоряжения своей охране или водителю. У проходной его ждал наверняка шикарный "мерседес" или "БМВ", а дальше – роскошный офис где-нибудь в самом центре… Новый русский, хозяин жизни, не признающий никаких законов: ни воровских, ни государственных, ни Божьих.

Белка не хотела быть с ним, но, кажется, от нее уже ничего не зависело.

Она вспомнила похороны. Там таких не было. Народу вообще собралось немного. Лето. Со старой Мишкиной работы никого – слишком давно это было. С последней фирмы – тоже никого: слишком недавно поругались. Ну, из "Текста", конечно, пришли и вообще больше всего было народу из писательской тусовки.

Многие спрашивали про Майкла. Он тоже когда-то ходил на семинар фантастов, там и познакомился с Михой. Пришлось сказать, что Майкла нет в Москве. Это была правда – ведь он отсиживался на даче, чтобы не дразнить гусей.

Здесь, на похоронах, Белка с некоторым удивлением обнаружила: бывшие молодые писатели еще не окончательно утратили чувство солидарности друг с другом. Была, конечно, и компания "фэнов" – этих вездесущих любителей фантастики, некогда, в перестройку объединенных в могучие клубы, а сейчас влачивших унылое существование, как, впрочем, и вся интеллигенция. Пришел Егор Стульев, давно переключившийся с фантастики на детективы и ставший почти автором бестселлеров. Пришел Додик Саидзе, писавший теперь очень эстетскую и никому не нужную прозу. Пришел Олег Зарайский, сменивший фантастику на горячие будни газетчика еще при Горбачеве. Очень, очень разные люди, но все они помнили Разгонова, все они были когда-то вместе. Мечтали о коммунизме по Стругацким и о победе над коммунизмом по-советски, описывали в своих произведениях романтические звездные войны и на дух не принимали войны земные, придумывали галактические сверхцивилизации, которые помогут людям, и надеялись в жизни только на себя.

А как было здорово на последнем Всесоюзном семинаре осенью девяностого в Дубулты! Разгонова тогда назначили старостой, и он имел возможность взять Белку с собой, оформив ее для порядка редактором издательства "Текст". Для выезда в Латвию еще не требовался загранпаспорт и виза, а шикарный пансионат на Взморье назывался писательским Домом творчества союзного значения, куда пусть нечасто, но пускали молодых писателей, и это было как сказка: белый песок юрмальского пляжа, холодное, тихое, голубовато-серое, зеленовато-серое море, чайки над ним, сосны бесконечной полосой вдоль берега, уютные номера с огромными письменными столами, с плетеными креслами на балконах, длинные коридоры с мягкими коврами пропахшими навсегда соленым морским воздухом и хвоей, чудесный бар с коньяком, рижским бальзамом и кофе, где вас неизменно встречал улыбкой милейший Имант, говоривший по-русски с мягким латышским акцентом. И были долгие интересные обсуждения рассказов, повестей и романов; и прогулки в дюнах, и даже купание в балтийских волнах – для закаленных; и шумные пьянки по вечерам с гитарой и отчаянными политическими спорами; и величественные шпили старой Риги, и буйство желтых кленовых листьев на бульваре Райниса, и электричка, летящая вдоль сосен и моря, мимо чистеньких маленьких вокзальчиков, названия которых звучат как красивое и таинственное заклинание: Булдури, Дзинтари, Майори, Пумпури, Ассари, Вайвери, Кемери…

А теперь был глухо закрытый гроб и море цветов. Лето. Людей летом мало, а цветов много.

Когда садились в автобусы в Николо-Архангельском, к ней подошел Зарайский и стал прощаться. Во-первых, он приехал на своих колесах, а во-вторых, на поминки уже не успевал – работа. Стал теперь штатным корреспондентом "Московского комсомольца" и пахал, пахал, пахал.

– Помнишь, как здорово было на семинаре? – сказал вдруг Зарайский, и Белка даже вздрогнула от такого совпадения их мыслей. На семинар она приходила только два раза, а обо всем остальном знала исключительно со слов Михи.

– Еще бы, – ответила Белка, едва сдерживая слезы. – Ты звони, Олежек. Ладно? Звони иногда.

Теперь, стоя в переходе между заводом и институтом и глядя сквозь немытые стекла на бесконечную стройку внизу, она вспомнила этот разговор и подумала: "Зарайский. Вот кто может провести неформальное журналистское расследование. Олежек всегда рвался делать что-нибудь недозволенное. А к тому же – «МК». Газета политических скандалов, газета, которая никого и ничего не боится. Это идея. Вот только информацию надо передать Зарайскому так, чтобы об этом никто, никто не узнал. Самой звонить плохо, даже из института, негоже судьбу два раза испытывать. А Олег вряд ли позвонит, закрученный он там, как сто китайцев. Значит, будем выходить через общих знакомых… Ну, ладно. Время обеда кончилось, пора показаться на рабочем месте.

Но Зарайский все-таки позвонил.

9

Теперь Шайтан, конечно, догадался, что за конверт такой передал он Золтану в середине августа.

Конверт принес тогда человек, назвавшийся охранником Высокого Шефа, сбежавшим от него в Тверскую группировку. Очень странный пассажир. Кто ж это от таких солидных людей убегает к простым "группировщикам"? Словом, все это сильно пованивало провокацией. Забрав конверт, Шайтан громко сказал при свидетелях:

– Предатели нам не нужны.

И выстрелил связному в лицо.

Потом Шайтан немножко жалел, что так поторопился – даже не попробовал выяснить, кто же на самом деле прислал этого фраера. Но с другой стороны красивое убийство всегда добавляет авторитета среди своих, а начнешь сопли жевать – момент упустишь. И кто его знает, что бы там еще наговорил этот фельдъегерь. Уж слишком он много знал для вольно ходящего человека.

После того, как четверо бойцов Шайтана выпали из блатного мира навсегда, после того, как на него повесили неведомо кем заделанную на его территории дурную мокруху, после того как Золтан запоролся под Тверью и тоже исчез бесследно – после всего этого случайностям места уже не осталось. Действительно, с какой стороны не посмотри.

Лучшие ребята Шайтана бездарно обстреливают машину подразделения РИСК по заданию Высокого Шефа. И конверт для Золтана тоже приходит как бы от Высокого Шефа. При этом сам Шеф об убитом связнике ничего не спрашивает.

Золтан убивает начальника пресловутого РИСКа (информация от Высокого Шефа) и он же встречает этого начальника живым. Где? Да все тут же, на тверской территории, подконтрольной Шайтану.

Почему вдруг вся российская политика клином сошлась на его губернии? Что-то тут не так, чуял Шайтан. Точно нитку рвать пора. Надо только успеть бабки из Будапешта в Лозанну перевести. В Будапеште-то их сразу накроют, если что. А с Высоким Шефом ему все равно не справиться – весовая категория не та.

Сам Высокий Шеф, помощник президента Альберт Ларионов разгадывал примерно те же загадки. Правда, информации было у него существенно больше. Например, он знал не только, как зовут всех убитых, но и как они выглядели перед смертью. И когда на стол ему легли две фотографии – Малина и Разгонова – Ларионов задумался надолго.

Эти контрразведчики, соперничая друг с другом, до того все запутали, что, наверно, уже сами не знают, который из двоих жив. Во всяком случае, Ларионов разобраться в этом пока не смог. Если остался Малин, не совсем понятно, будут ли его выдавать за Разгонова в ближайшее время, а вот если остался Разгонов, его уже выдают за Малина. Что ж, старо как мир. При "отце народов", рассказывают, каждому члену Политбюро по рангу двойник полагался. На всякий случай.

Но самое интересное, понял вдруг Ларионов, что лично ему по большому счету наплевать, Малин сейчас в Лондоне или его двойник. Ведь служба РИСК разыгрывала эту пьесу не для Кремля, а скорее для ФСБ и мировой общественности. И Комитет (так было привычнее называть ФСБ) устроил охоту на Малина не ради того, чтобы перед ним, Ларионовым выпендриться. Никто из них о настоящей роли Ларионова не знает, не догадывается, и мышиная возня, развернувшаяся между Григорьевым и Горбовским лишний раз подтверждает это.

Наверху он все организовал чисто, даже параллельная проверка через агентуру германской БНД свидетельствует о полной секретности его замыслов, а через мафиозные структуры утечка информации тем более невозможна. Там люди умеют молчать не хуже, чем в Комитете, а главное – там намного проще убивать тех, кто молчать не умеет. Никаких легенд не нужно, для МВД существует магическое слово "разборка": произнесешь его, и дело можно закрывать.

Ларионов давно поставил на криминальные структуры. Силища за ними огромная. Добавить чуть-чуть порядка, организованности, и никакая армия, никакая тайная полиция им не страшна.

Что ж, пусть пока две спецслужбы погрызутся, жаль не удалось еще и ГРУ подключить к этой сваре. Или уже удалось? Да, вот есть данные, что два офицера с Ходынки выезжали в тот день в Раздоры. Прекрасно! Ну, просто замечательно. Может, еще кого пришьют. Легче будет доедать оставшихся.

"А ведь я их все равно доем", – подытожил Ларионов.

Странное ощущение возникало: словно кто-то ворожит ему, кто-то огромный, сильный, кто-то нездешний. Или это уже бред пошел от общей усталости и нервотрепки? Кто может быть сильнее его? В этой стране – никто. А там, в какой-нибудь Америке… Да им же наплевать: Жириновский войдет в Кремль, законно избранный, или Ларионов въедет на танке – им главное, чтобы здесь оружия побольше производили и погромче кричали о войне. Не станут они ему оттуда ворожить.

А все-таки ворожит кто-то, да так загадочно, так непонятно, что страшно делается: сегодня ворожит – и ты на коне, а завтра перестанет – и где окажешься? То-то и оно, что в этой самой, как говорят любители эвфемизмов, яме.

Ну, что еще нехорошо? Поддержка Малина резидентурами Международной службы контроля? Так ведь репетиция с убийством прошла успешно: где эта поддержка, где она? Где почтенные старцы Базотти, Балаш и Спрингер? Балаш, кажется помер, но это неважно. Все международные организации – дерьмо собачье. Никто в эту страну не полезет: ни МСК, ни Интерпол, ни Международный валютный фонд… А внутри России ему уже нет равных. Почему так решил? Да вот хотя бы последний случай.

Золтана в Завидове накрывает РИСК под видом ФСБ и при участии МВД. Великий неуловимый Золтан, наконец, в ловушке. Он уже бросил оружие, через минуту сдастся, но в руках трубка сотовой связи. Кому он звонит? Нота бене: не зная, чей был заказ, не зная, кого он убил и кто теперь его вяжет! Кому звонит Золтан в этой ситуации? Министру внутренних дел? Директору ФСБ? Может быть, премьеру – главному нашему миротворцу? Нет. Даже не Ельцину. Он звонит Высокому Шефу, причем не догадываясь, что это и есть Ларионов. Звонит по номеру, которого сам не знает, который ему набрал Шайтан с выводом на секретную кнопку.

Золтан звонит и сообщает: "Объект жив. Я убил кого-то другого. Я арестован при участии объекта". А потом выбрасывает аккумулятор, стирая номер из памяти телефона и даже на всякий случай ломает сим-карту. Он успевает сообщить самое главное, потому что надеется на помощь. И это правильно. Если Ларионов не спасет – уже никто не спасет. Но Ларионов тоже спасать не будет. Прощай, Володя Сигалихин! Мы неплохо отдыхали вместе, но это было давно…

Высокий Шеф вдруг почувствовал, что в горле у него пересохло и нажал специальную клавишу, чтобы принесли чаю.

10

Зарайский позвонил уже в сентябре.

– Слушай, – начал он с места в карьер, – что нового известно об убийстве Мишки? Я хочу заняться этим делом.

Белку аж в пот холодный бросило. В первую секунду хотелось закричать: "Дурак! Нас же слушают!" Потом она смекнула, что позвонил-то Олег, инициатива его – да ведь такой отвлекающий маневр нарочно не придумаешь! И после паузы ответила нарочито печальным голосом:

– Не надо, Олежек. Это все бесполезно.

– Как это бесполезно? – возмутился Олег. – Я понимаю, Разгонов – это не Листьев, и даже не Холодов, но извини, нас уже отстреливают среди бела дня, милиция разводит руками, а мы, по-твоему, должны молчать? Нет уж! Я-то знаю, любую бодягу можно распутать, если вытащить кое-кого на свет Божий.

– Олежек, правда, не надо. Я не хочу. Понимаешь, я не хочу, чтобы ты этим занимался. Мишки все равно уже нет.

"Классный получился диалог!" – подумала Белка. Она представила себе молодых офицеров в наушниках и ей даже захотелось сесть рядом с ними, открутить назад пленку и еще раз послушать эту сценку из спектакля.

Зарайский сразу тактично переключился на другую тему.

– В субботу, – поведал он, – будет Клуб. У Феди Лукошкина. Знаешь, где его книжный магазин?

– Конечно, знаю.

– Ну вот, он теперь решил возрождать былые традиции. Будет уже пятое заседание. Писатели, издатели, фэны, критики – в общем, все кто еще жив и не забыл, что такое фантастика.

– Ты сам-то там бывал? – спросила Белка.

– Один раз. Но мне понравилось. Юность вспомнил. Так придешь? В шесть часов начало.

– Я постараюсь.

Ситуация складывалась идеально. Большая шумная компания, где все свои: внедрить агента безумно сложно, а незаметно передать информацию Зарайскому, чтобы никто ничего даже не запомнил – пара пустяков. Белка хорошо подготовилась к той субботе десятого сентября. Изложила подробнейшим образом все, что знала, и на компьютере получилось пятнадцать килобайт текста. В конце приписала такую инструкцию для связи: «Информацию получил и согласен работать – извести звонком c предложением мне сотрудничать в вашей газете. Вообще звони не часто, по телефону – только треп, о фантастике и прочем. Встречи назначай на улице в людных местах и в целом имитируй ухаживание.»

Действительно уютно было у Лукошкина. Белка давно сюда не заходила. А Федя сотворил заведение нового типа: магазин-кафе – и книжки можно полистать и коньячку попить. Этакий московский Монмартр. Приглашались известные в своем кругу авторы. Фэны и братья-литераторы задавали им вопросы, авторы радовались вниманию к своей персоне – одним словом, разворачивалась игра под старорежимным названием "вечер-встреча". При старом режиме много было известных писателей. Теперь же знаменитостями делались только политики и звезды шоу-бизнеса. Писатели довольствовались аплодисментами на скромных кулуарных тусовках. А Разгонов и до этого не дожил…