Текст книги "Олёнка. Часть первая"

В первый же день я собрал четыре пары. На второй – ещё четыре. Я помню, как глядел в экран смартфона и смеялся. Практически каждый мой лайк сопровождался образованием новой пары. Это было удивительное ощущение. Удивительное и радостное. В какой-то момент я остановился и перестал смотреть новые анкеты. Я понял, что для начала мне надо разобраться с теми, кто у меня уже есть.

– Вот и отлично, – сказала Света, когда я доложил ей о своём успехе.– Теперь ваша задача – сходить на свидание с каждой из них.

– Но как же быть с моим браком?

Света задумалась:

– Наверное, вам не обязательно сразу об этом говорить. Интересно, как бы я сама реагировала… Ну, наверное, я бы всё-таки хотела знать… Пригласите девушку на свидание, а там… Да, скажите ей, что женаты, но лично, не в переписке. Объясните, что у вас проблемы в браке, но вы не уходите из-за ребёнка… хотя нет, этому никто не поверит. Если мужчина хочет уйти, он уйдёт, несмотря ни на что. Скажите, что вы только недавно поняли, что вам нужны новые отношения, и пока не решили, как лучше поступить.

***

Первой у меня была Лера, худенькая двадцатисемилетняя шатенка. Потом, уже после встречи, я смотрел на её анкету, пытаясь понять, чем же она меня зацепила. На одном снимке она шла навстречу фотографу по какой-то аллее, и солнце просвечивало сквозь зелёную листву. Розовое платье красиво облегало её тело, недвусмысленно намекая на крутость бёдер и упругость груди. На другом она эффектным жестом сжимала себе голову, смотря в объектив сквозь рыжеватые пряди волос, вызывающим, дразнящим взглядом.

Мы договорились встретиться в «Атриуме» на Курской. Она знала там грузинский ресторанчик, где, по её словам, было уютно и малолюдно. Я пришёл с цветами, предварительно уточнив у Светы, нужно ли их покупать. Света ответила, что лучше задать этот вопрос девушке. Так я и поступал в дальнейшем – перед свиданием всегда спрашивал. К слову, только две из восьми отказались от цветов.

Я давно не дарил женщинам букеты и чувствовал себя как школьник первого сентября, стоя с розами посреди оживлённого холла торгового центра. Лера опоздала минут на десять. Вживую она меня разочаровала. Какая-то мелкая, суетливая, и совсем не сексуальная. К тому же меня жутко бесил звук её голоса, когда она хихикала. А она делала это часто, то ли потому, что я был в ударе, то ли потому, что она оказалась дурой.

В грузинском заведении не нашлось вина. Несмотря на то, что Лера мне не очень нравилась, я предложил ей переместиться в соседний бар, чтобы выпить по бокалу. Думаю, я не хотел отпускать её, потому что это было моё первое свидание, моя первая женщина, с которой я говорил как мужчина за долгие годы. Хотя то, что она отвечала, не вызывало у меня понимания. Её любимым выражением было «Знаешь, как это делается в Москве», – притом, что сама она приехала из провинции. Какой-то парень привёз её столицу и бросил. И вот она отчаянно пытается зацепиться в Белокаменной. «Я тебе скажу, как это делается в Москве, – проговорила она, когда услышала, что я в браке. – К женатым тут предъявляются в два раза более высокие требования, чем к свободным». Нет, сама-то она, конечно, не имеет ко мне никаких материальных претензий. Но вот если бы это была её подруга, то она попросила бы меня снимать ей квартиру за то, что она будет моей любовницей. «Я, наверное, и сама бы так поступила», – задумчиво сказала Лера, смакуя белое вино. Я промолчал. В этот момент я окончательно понял, что я сделаю сразу, когда вернусь домой. Удалю её из пар.

***

Следующей в очереди стояла Лена из Люберец. Лена меня прокатила. Мы с ней договорились встретиться в субботу, предварительно созвонившись в пятницу. Когда я набрал её в пятницу, она сначала сбросила звонок, потом прислала смс: «Перезвоню». И всё. В последующие месяцы я периодически натыкался на её фото в Тиндере: смеющаяся блондинка с серыми глазами и подписью: «В поиске своего мужчины». Поиски, как оказалось, затянулись надолго.

Некоторых я удалил сам. Одна – двадцатидвухлетняя студентка с пухлыми губками, которая на моё предложение выпить кофе заявила, что она на смотрины не ходит. Вторая – девушка с жёстким взглядом и в кроваво-красном платье, которое она задрала так, чтобы оголить выставленную вперёд ногу. Она назначила мне свидание в ресторане «Одесса-мама». Я рассматривал её снимки и понимал, что ну вот никак, ни при каких обстоятельствах это не мой вариант.

Ещё несколько потенциальных подруг не ответили на мои сообщения. В Тиндере девушки часто кокетливо заявляют: «Первая не пишу» или «Кто первый лайкнул, тот и пишет». У меня никогда не было проблем с тем, чтобы написать первым. Я воспринимал совпадение как шанс, дар судьбы, и не понимал, зачем лайкать, если не собираешься отвечать.

Оставалась сорокалетняя блондинка со странным ником Fiammetta. Все два её фото были обесцвечены и состарены, так что я даже не был полностью уверен в цвете её волос. На одном снимке она стояла на берегу, а позади виднелось море. Плечи были обнажены, а на шее висело ожерелье из ракушек. На другом она улыбалась, лёжа на подушке и положив руку под голову. Эта-то улыбка и заставила меня нажать лайк: открытая, озорная и манящая.

– Вас, наверное, часто спрашивают, – писал я в Тиндер, – но всё-таки – как вас зовут? Ведь не Фиаметта?

– Да, часто-часто, – ответила она. – Я Соня.

– Приятно познакомиться, Соня!

– И мне тоже!

Я пригласил её в «Верону», тот самый итальянский ресторанчик, где был летом на быстрых свиданиях. Других ресторанов в центре я просто не знал, а этот показался вполне приличным: недалеко от метро, уютный и недорогой.

 ***

Мне предложили столик в углу, в первом зале, не в том, где проходили быстрые свидания. Я сел спиной к стене, лицом к двери и положил на стол букет роз. Лепестки цветов были двухцветные: основной красный сменялся розовым на краях. Помещение находилось в полуподвале, на Сретенский бульвар выходили арочные окна, располагавшиеся снаружи на уровне асфальта, внутри – под потолком. Естественный свет сентябрьского вечера смешивался с тёплой палитрой мягкого освещения от люстр.

Я огляделся. В зале стояло всего пять или шесть столиков, все свободные, за исключением одного. На столе красовались расписные тарелки и бокалы, впрочем, их унесли, когда я уселся. Из динамиков доносилась итальянская эстрада.

Раздался сигнал – пришло уведомление из Тиндера. «Буду через пять минут», – писала Соня. «Я уже на месте», – ответил я. Тиндер показывал, что между нами менее километра. Я почувствовал волнение. Сейчас у меня будет свидание с женщиной. Какой она окажется? Будет ли похожа на своё фото? Что скажет, когда узнает, что я женат? Не станет ли обвинять меня в обмане? Может, даже устроит скандал? Или просто встанет и уйдёт? А вдруг она захочет шантажировать меня? И почему я не взял с собой платок, мне нужно высморкаться. Может, воспользоваться салфеткой?

Я увидел в дверях стройную женщину, которая только что вошла и обратилась к официанту. Тот показал рукой в мою сторону, Соня посмотрела на меня и улыбнулась. Все мои страхи улетучились. Не может женщина, которая так улыбается, быть опасной для меня. Я поднялся ей навстречу.

Она оказалась вполне симпатичной. У нас нашлись общие интересы. Она призналась, что слушает Пинк Флойд и Лёд Зеппелин. Эта музыка была гораздо ближе мне, чем Вика Цыганова, которую слушала Света. У Сони был сын, на год моложе моего, и звали его точно так же. Работала она преподавателем итальянского в одной компании, учила сотрудников языку. Любила гулять по Москве, заниматься танцами и бегать на лыжах. Разведена. Сохранила нормальные отношения с бывшим, который проводит с сыном каждые выходные. Я смотрел на неё и пытался понять, нравится ли она мне? Всё-таки одно дело, когда ты учишься с девушкой, видишь её каждый день в классе или на переменах, и через какое-то время понимаешь, что она тебе небезразлична. И совсем другое – прийти в ресторан, сесть за стол с незнакомым человеком, и между салатом и вторым блюдом определить, хочешь ты с ним встречаться или нет.

Впрочем, для начала мне надо было выяснить, хочет ли она? Когда мы уже расправились со своим заказом (она взяла ризотто с белыми грибами, мне принесли стейк из лосося по-тоскански), я признался, что женат. Оказалось, она знала это ещё тогда, когда принимала моё приглашение. «Я это поняла по нескольким признакам, – сказала она смущённо улыбаясь. – Во-первых, вы не дали мне свой номер телефона. Во-вторых, как-то вечером, когда мы переписывались, вы довольно рано попрощались, из чего я сделала вывод, что вы не одни. Ну и кроме того, на одном из фото у вас на пальце кольцо».

– И что вы думаете по этому поводу? – спросил я.

– Я никогда не встречалась с женатым мужчиной. Но… давайте попробуем, а там время покажет.

Я отбросил в сторону свои сомнения по поводу того, нравится мне Соня или нет. Передо мной сидела женщина, готовая со мной встречаться. Не уродина, стройная, хорошо одетая, которой нравилось то же, что и мне. Я предложил ей выпить по бокалу вина. Она выбрала белое Пино Гриджио.

– Интересно, – сказала она, – что в Италии сицилийские вина считаются классом похуже, чем итальянские, а здесь, судя по ценнику, наоборот.

Она призналась, что любит Италию и старается при каждой возможности попасть в эту страну.

Когда мы встали, я предложил понести её букет.

– Что вы, – ответила она чуть ли не с испугом, – я с удовольствием понесу его сама.

Букет действительно был хорош.

После обеда мы прогулялись по Сретенскому бульвару, затем свернули на Покровку, потом прошли по Садовому до Курского вокзала. Мы болтали о том о сём. Проходили мимо кафе, которое освещалось модными лампочками Эдисона – заговорили о том, что хотели повесить себе такие, да не нашли куда. У кинотеатра на Садовом она подошла к афише. Я предложил сходить на картину, которая её заинтересовала.

– Вы не устали? – спросила она примерно через полчаса после начала нашей прогулки. – Я-то люблю пешком ходить.

– Мне не каждый день выпадает случай пройтись в компании очаровательной женщины, – комплимент как-то сам материализовался в моей голове, мне осталось только повторить.

– Спасибо, – ответила Соня и улыбнулась. Ее улыбка заставляла меня чувствовать себя особенным, очень дорогим для нее.

Мне она нравилась. И я видел, что это взаимно. Она иногда кидала на меня такие взгляды, от которых я чуть ли не дымился. Как будто она не верила, что ей привалило такое огромное счастье в виде меня и боялась, что я растаю, как утренний туман. Но я держался, не таял. Для меня это было новое и очень приятное ощущение. Я был счастлив оттого, что вот так гуляю и болтаю с женщиной, которой интересен. Мне хотелось говорить ей красивые слова и видеть, как она расцветает от комплиментов. Это была жизнь и я радовался, что живу.

Перед сном, лёжа в кровати я вспоминал наше свидание. Вдруг мне голову пришёл момент расставания, когда она сказала кое-что. Тогда я не придал этому значения. Я проводил её до станции метро «Курская» и остановился перед входом. Я не мог пойти дальше, потому что, во-первых, меня не звали, во-вторых, мне пора было домой, к маме. То есть к жене.

– Вам туда,– сказал я, показывая на метро.

Соня посмотрела на меня как-то странно и ответила:

– И вам тоже.

Я принялся объяснять, что мне надо на Чкаловскую, потому что так быстрее. Она кивнула и скрылась в метро. Перед дверью обернулась и посмотрела на меня. Она была слишком далеко, так что я не мог определить выражения её лица. Мне показалось, что она улыбается.

А что, если я допустил ошибку? Вдруг она хотела, чтобы я её проводил? И может, пригласила бы подняться на чашку чая? А я, дурак, не сообразил и упустил такой шанс! Думать об этом было больно и обидно. В конце концов я рассердился на Соню – не могла, что ли, прямо сказать?!

– Ну что вы, Антон, девушки никогда не говорят такие вещи, – ответила Света, когда я поведал ей о своих сомнениях. – Может, она просто хотела, чтобы вы проводили её до дома. А может, и нет. Мы этого не узнаем, если только не спросим у неё.

***

Следующее наше свидание состоялось в Старбаксе «Атриума». Я опять принёс букет – не розы, а авторскую композицию из нескольких видов цветов. «Вы меня балуете»,– кокетливо улыбнулась Соня. Сперва мы собирались пройтись, но погода была отвратительной, шёл мокрый снег, так что мы взяли кофе плюс брауни для неё (позже она поделилась им со мной) и часа полтора беседовали. Иногда она вскидывала голову, прислушивалась к музыке, звучавшей в кафе, и начинала ритмично двигаться в такт. Через час я поймал себя на мысли, что мне чего-то не хватает. Я подумал, что мы ведём себя как члены родительского комитета, обсуждающие оценки наших детей. Музыка, дети, работа, кино, опять дети, современная мода носить брюки до щиколоток, – вот об этом мы разговаривали. В какой-то момент мы стали обсуждать сериалы – выяснилось, что нам обоим нравились «Эйфория» и «Очень странные дела», а «Во все тяжкие» она не смотрела. Соня спросила, знаю ли я, что Джулс из «Эйфории» – транс?

– Да ладно! – поразился я. – А с чего вы взяли?

– В одной из серий есть эпизод, – немного смущаясь, стала рассказывать Соня, – когда камера проплывает сверху лежащей на кровати Джулс, и на ней только обтягивающие трусики и вот тогда становится ясно… все видно под трусиками…

Я вспомнил, как у меня образовалась пара с одной симпатичной девицей, и я сначала порадовался матчу, а потом прочитал надпись под фото. Надпись-то была короткая, всего два слова: «Транси. Встречаюсь». Я не рискнул искать продолжения, не настолько у меня широкие взгляды.

После свидания у меня осталась какая-то неудовлетворённость. Мне не хватало эротики. И Соня больше не смотрела на меня как кошка на кусок колбасы. Поэтому я решил на третьем свидании попытаться подтолкнуть наши отношения в нужном мне направлении. В сторону интимной близости.

Между вторым и третьим свиданием прошёл довольно большой перерыв, по моей вине. Тогда я ещё не придумал, как мне уходить из дома в любое время. Поэтому ждал, пока Лиза с Димой не отправлялись куда-то на экскурсию (Лиза обожала всякие экскурсии) или на дачу, и старался назначить нашу встречу с Соней на это время. Я надеялся, что жена и сын уедут на дачу в пятницу вечером на электричке, как это бывало не раз, и написал об этом Соне. Она согласилась на пятницу. Но потом Лиза поменяла своё решение. Я злился, но поделать ничего не мог. Поэтому я смог бы встретиться с Соней только в субботу. «Извините, я думала, мы встречаемся в пятницу, поэтому субботу заняла другими делами»,– написала мне Соня.

Мы перешли в Телеграм, при этом она оставалась у меня в парах в Тиндере. В Тиндере я мог посмотреть расстояние до неё, а в Телеграме – когда она в последний раз заходила в приложение. Мы переписывались о том о сём, делились новостями, постепенно узнавая друг друга. Я знал, что если по Тиндеру до неё 17 км, значит, она дома. Жила она в Сокольниках. Когда она была на работе, дистанция между нами увеличивалась до 32 км. Иногда она задерживалась в офисе очень поздно, об этом узнавал не от неё, а от Тиндера.

В Телеграме я отключил уведомления, чтобы не спалиться перед женой, и часто заходил в мессенджер проверить, нет ли новых сообщений. При этом я смотрел на время её последнего визита и пытался понять, что она там делала. Читала ли новости, как я? Или переписывалась с кем-то ещё? Может, договаривалась с бывшим насчёт выходных? Или общалась с кем-то по работе? Как-то я зашёл в приложение, чтобы узнать, ответила ли она на моё сообщение и увидел, что она в онлайне. Зелёная точка светилась возле её имени. «СП». Соня Переводы. Так я записал её в контактах. Я мог сказать жене, что это наш преподаватель по английскому – у нас на работе и в самом деле проходили языковые курсы. Правда, это было несколько лет назад, но у меня в записной книжке были и более старые знакомые. Через несколько минут Соня вышла из приложения, а под моим посланием так и не появились две зелёные галочки. Она его не прочитала. Я был раздосадован. Она что, не видела уведомление? Видела и не обратила внимание? Я для неё не так уж и важен, чтобы уделить мне пару минут?

Я рассказал о своих переживаниях со Светой. Она отреагировала довольно резко.

– Я думаю, вам самое место на форуме женоненавистников. Сходите, посоветуйтесь, как вам лучше проконтролировать свою девушку. Может, браслет ей на ногу нацепить, чтобы точно знать, где она сейчас. Или заставить её отчёты писать каждый вечер.

Шутка (если это была шутка) показалась мне несмешной. Я признался Свете, что начинаю испытывать двойственность в отношении Сони. Сначала я чувствовал симпатию. Интерес. По мере того как она всё больше занимала мои мысли, появилась зависимость, которой я тяготился. Я задавался вопросами: «Где она? С кем она? Почему она мне не пишет? Что я значу для неё?» и так далее. Я не находил ответов и в какой-то момент мне казалось, что лучше рубануть сплеча и расстаться, чем мучиться дальше.

Мы проработали это ощущение. Оно возникало в моей жизни не в первый раз и напоминало моё регулярное желание уйти от Светы – после того, как она стала что-то значить для меня. Я понимал, что это плохая, деструктивная сторона моего характера, но ничего не мог поделать. Больше того – в какой-то момент я начинал накручивать себя, чтобы упасть ещё глубже, откуда я не смогу выбраться сам или дотянуться до чьей-то протянутой руки.

Я всегда думал, что хочу таким способом навредить себе, сделать себе больно. Наверное, это была правда, но только часть её. Анализируя наш разговор со Светой, я неожиданно наткнулся на кое-что ещё. Психологи, приготовьтесь.

Вот что я записал в дневнике 27 октября 2019 года.

«Всё дело в моей маме. Когда она била меня ремнём, я испытывал любовь-ненависть. Я боялся её, ненавидел её, хотел, чтобы она умерла. И в то же время во мне было живо воспоминание о том, как я любил её, получал от неё ласку и заботу. И этот разрыв между любовью и ненавистью убивал меня. Я не знал, как мне противодействовать человеку, от которого я зависел физически, материально, психически, духовно – во всех смыслах. Помню, я хотел сбежать из дома, но мне никогда не хватало духа. Один раз мы были на кухне, я открыл окно и сказал маме, что выпрыгну через него. Мы жили на девятом этаже. Я увидел, как мама испугалась. Она ничего не сделала, не стала оттаскивать меня от окна, но её лицо изменилось и в тот вечер и в последующие дни она была задумчива. Конечно, я не выпрыгнул. Но тот случай – хорошая иллюстрация (если в этом вообще есть хоть что-то хорошее) способа борьбы с мамой. Я нашёл его! Я мог сделать СЕБЕ больно, чтобы больно было ЕЙ! Бинго! И пофиг что сейчас, когда мамы давно нет рядом, другая женщина не понимает, что происходит. Моя связь с мамой так сильна, что я мщу ей единственным доступным мне способом – делаю себе больно из-за другой женщины.

Механизм такой – я влюбляюсь, иду на зов, чувствую тепло, ласку, заботу, а потом происходит какой-то сбой. Или я сам создаю его, готовлю конфликт, тщательно рою яму самому себе, потому что ИНАЧЕ Я НЕ УМЕЮ. Я не знаю, как это – любить и при этом не ненавидеть. В момент сбоя я обижаюсь. Мне кажется, что меня наказывают. Мной пренебрегают. Меня отвергают. Что я могу сделать маме? Ударить её? Не могу? Игнорировать? Не могу. Уйти из дома? Кишка тонка. Попросить совета у папы? У меня нет папы. И дедушки тоже. И брата с сестрой. И даже кошки нет. Я могу только обидеться и попытаться отомстить так, как я умею – сделать больно самому себе в расчёте на то, что мама почувствует эту боль.

Как мне разорвать эту связь?»

Я жалел, что не могу просто взять и позвонить Соне. Спросить, как у неё дела, договориться встретиться вечером. Говорить спокойно, не приглушая голос, не думая о том, что после звонка надо стереть её номер из истории вызовов. «Интересно, – думал я, – каково это – чувствовать себя свободным человеком?»

Я пошёл на сайт с объявлениями о продаже квартир. Стал искать что-то неподалёку. Мне хотелось быть поближе к Диме, чтобы он мог прийти ко мне, когда Насти не будет дома или просто так, поиграть. Я представлял себе, как куплю шлем виртуальной реальности, себе и ему, и мы вместе будем проходить какую-нибудь компьютерную игру. Небольшая однушка в нашем районе стоила шесть миллионов с копейками. Мне оставалось найти шесть миллионов, копейки у меня уже были.

Несколько лет назад во время одной из ссор, которые у нас происходили примерно раз в полгода, Лиза первой произнесла слово «развод». Помню, тогда я перепугался до смерти. Мне казалось, что ко мне в дом через окна лезут грабители и я слышу звук бьющегося стекла. Сейчас они возьмут мои деньги, сломают мой телевизор, свяжут меня и оставят лежать на полу, грязном от следов их ботинок. Мой уютный мирок зашатался. Я представил, как из него уходят привычные вещи, из которых день за днём, год за годом складывалась моя жизнь, а что придёт взамен? И придёт ли что-то? Я испугался и сказал, что не хочу разводиться. Из-за сына. «Из-за сына, – с горечью повторила Лиза. – Не из-за меня». С тех пор прошло года три или четыре. Ссоры не прекратились, их даже не стало меньше, но мы как будто выдохлись. Какой смысл повторять одни и те же обвинения по двадцатому разу? Какой смысл заключать шаткие договоры, если ясно, что у нас нет желания их выполнять? Всё уже сказано, и ничего не помогает. В конце концов моя жена так сформулировала нашу совместную задачу: «Главное – не превратить жизнь друг друга в ад». Этой стратегии мы и придерживались.

***

Чтобы чём-то занять себя во время вынужденного простоя я снова полез в Тиндер. Феерический успех в начале сентября создал у меня иллюзию, что новые пары будут у меня образовываться каждый день. Поэтому я был разочарован, когда совпадений не было несколько дней подряд. «Что со мной не так?», – думал я после получаса безрезультатного «лайканья». «Я некрасивый?» «Или они видят кольцо, как Соня?» Я замазал кольцо в фоторедакторе, но это не помогло. Я листал странички, дотрагивался пальцем до лиц незнакомых девушек, решая их судьбу лёгким движением руки, как римский император – направо, налево или вверх. Я не считал, что поступаю некрасиво по отношению к Соне. Для меня девушки в Тиндере были просто картинками. Иногда – с текстом. Иногда – с глупым. Некоторые описания меня бесили. «Возможно, вас это шокирует, – писали дамы, копируя текст друг у друга, как двоечницы на контрольной, – но есть женщины, которые водят автомобиль, зарабатывают сами деньги и получают удовольствие от занятий сексом». «Возможно, меня шокирует мысль о том, что кто-то в здравом уме может повесить такое в качестве самопрезентации на сайте знакомств», – бурчал я про себя. «На фуршете – элегантная леди, по жизни – озорная девчонка», – писала о себе каждая десятая. «Люблю путешествия!», – заявляла каждая третья. «Серьёзные отношения»,– вопила каждая вторая. «У меня прекрасный сын», – доносилось отовсюду. Я ничего не имел против родительской любви, но очень скоро слово «прекрасный» стало мозолить глаза. Так и представлял себе, что ребёнок переходит от одной мамы к другой, в надежде, что следующая найдёт какое-то новое прилагательное. Увы.

Многие писали, что умеют готовить борщ. Я долго не мог понять, зачем. Я не искал себе повариху. Анкеты на английском я пролистывал, так как считал, что их авторы ищут себе заграничных партнёров. Но иногда взгляд цеплял фразу-другую. It would be so nice to find an attractive guy to improve my poor English, – писала одна из интердевочек, кокетливо потупив глазки и приспустив бретельку с плеча. I am here to find my soulmate. It does not scare me if it will be a foreigner (fortune please exclude North Corea). Милочка, а как насчёт Туркменистана?

Анкеты с яхтами, на фоне суперкаров, с селфи-палками, зожницы, сторонницы «осознанности», – туда же, в треш.

Отдельный разговор – приверженцы «традиционных» ценностей. Как правило, они писали слово «мужчина» с прописной.

«Приветствую тебя, уважаемый Мужчина, на моей страничке».

«А здесь остались ещё Мужчины?»

«Я хочу жить в городе Мечты, на улице Любви, чтобы окна выходили на проспект Согласия».

«Зачем я должна работать, если для этого есть столько замечательных Мужчин?».

Такие женщины часто начинали анкету со слов «В мужчинах ценю…» и дальше шёл список достоинств, которыми должен обладать счастливый избранник. Я не понимал, зачем они это делают. Вот ты пишешь, что ценишь ум и благородство. Окей, прочитает такую анкету мужчина и задумается: «Не, я не умный, я дурак». И не будет лайкать. Или: «Я подлец, по мне сразу видно». Так, что ли, это должно работать?

Некоторые писали набор слов и выливали его на читателей как рвотную массу. Видимо, думали, что если свалить всё в одну кучу, это будет оригинально и подчеркнёт глубину и загадочность их души: «Бродский, мечтать, свист, щенки, красное вино, Прованс, набережные, гулять, плед, весна, пионы, романтика, паровоз». А иные делали то же самое с помощью смайликов. Причём человек, у кого нужный набор смайликов не был установлен на телефоне, видел только прямоугольники и крестики, напоминавшие надгробия. От этих иероглифов болела голова и хотелось скорее выйти за кладбищенскую ограду.

Попадались деловые леди. «Не тратим время. Созваниваемся, коротко презентуем себя и встречаемся». «Уважайте себя и меня! Пишите здесь номер телефона и цель знакомства. Спасибо». «Не лайкайте, если вы не носите классические рубашки и у вас автомобиль эконом-класса».

Доставалось и женатым мужчинам, женатикам, как их тут называли. Чаще всего их перечисляли в одном ряду с тем, с кем обладательница анкеты категорически не хотела иметь дела: свахи, извращенцы, мозгоклюи и женатики.

Но больше всего бесили инста-бейби. Они воспринимали мир как ленту сториз, а всех мужчин – как кормовую базу. «Прежде чем писать, изучи мою инсту!», – требовала одна. «Подписываемся и ставим лайки»,– призывала другая. Я подумал, что у меня никогда не хватило бы наглости продавать что-то на своей личной странице в приложении для знакомств. Хотя, если вдуматься, все мы продавали сами себя. И хотели одного – чтобы нам ставили лайки.

Соня, кроме всего прочего, показала мне, что сорокалетняя женщина может быть очень привлекательной. Все мои предыдущие девушки не преодолели двадцатипятилетнего возраста, в том числе Вера и Бьянка. Но глядя на двадцатипятилетних, читая их анкеты, я понимал, как мало общего между нами. Неожиданно я стал взрослым дядькой и с тоской сознавал, что моё время уходит. Я сдвинул нижнюю границу поиска в Тиндере с 22 до 35 лет.

***

Занятия со Светой принесли ещё один результат. Незапланированный, как и некоторые другие. Когда в самом начале нашего знакомства я говорил ей о своих bdsm-фантазиях, то назвал их острой приправой, которая разнообразит сексуальную жизнь. Правда, добавил я, мне постоянно хочется всё более острых ощущений. Каждый раз я немного отодвигал границу дозволенного ради новых ярких переживаний. И в какой-то момент мне стало казаться, что я уже не смогу вернуться . Что я так и застряну, как мушка в янтаре, зафиксированный, с разведёнными ногами и кляпом во рту. Света подтвердила мои опасения. «БДСМ это вообще не про секс, – произнесла она. – Это про реализацию отклонений от нормы». Я испугался и с тех пор перестал ходить к госпожам. Даже прекратил вбивать femdom в поисковую строку порносайта.

Но свято место пусто не бывает. Через некоторое время (я продолжал мастурбировать каждый день) мне как-то попался ролик, где мужик шлёпал девушку по попе. Мне это понравилось. Неожиданно мои фантазии поменяли направление на 180 градусов. Я стал представлять себя не в роли жертвы, а в роли мучителя, и это очень возбуждало. Меня не интересовали крайности с кровью, синяками и унижениями. Но перекинуть девушку через колено, задрать ей юбку, стянуть трусики и видеть, как розовеет её плоть от шлепков ладонью… в этом определённо что-то было.

Я нашёл сайт, где собирались маньяки и извращенцы. Зарегистрировался там и попытался втереться к ним в доверие. Меня интересовали женщины определённого толка. Женщины, которые искали тех, кто станет их мучить и истязать. Желания мучить кого-то по-настоящему я не испытывал, но готов был притвориться «господином», чтобы какая-нибудь сексапильная красотка встала передо мной на колени с открытым ртом. Красотки меня игнорировали. Зато соглашались женщины, которые ничего, кроме брезгливости, не вызывали. Но через пару недель активной переписки нашлась женщина, которая, увидев моё фото в сообщении (в профиле на сайте я не решился его выкладывать), пожелала продолжить общение со мной. Её фото показалось мне вполне приемлемым. Не красотка, но стройная, довольно миловидная женщина примерно сорока лет. Она была, судя по всему, неглупой и не особо повёрнутой на «теме» (так называют свои девиации садисты, мазохисты и примкнувшие к ним свитчи вроде меня). Как-то прервала нашу переписку в вотсапе, чтобы посмотреть семинар по сквирту. Уточняла у меня, достаточно ли я опытен, чтобы заставить женщину сквиртовать. Я признался, что нет. Её это не остановило. Она видела своё призвание в том, чтобы служить мужчине. Когда я сказал, что мне было бы приятно увидеть фото её обнажённой груди, она прислала мне его. В другой раз я указал ей на её ошибку в каком-то предложении и она в качестве извинения отправила мне снимок, где стояла на коленях. Я был шокирован. «Варвара!», – написал я с укором. Она тут же удалила снимок. Я не общался с ней как «аспадин». Не называл её сукой, шлюхой и не требовал присылать фотоотчёты. Я собирался сходить с ней на свидание, как с нормальной женщиной, с цветами, с кафе. Я думаю, что если бы дошло до дела, то дальше банальных шлепков по попе я бы не продвинулся. Хотя, кто знает… Но до дела у нас не дошло. Мы планировали встретиться в субботу, следующей за пятницей, когда у меня сорвалось свидание с Соней. Но у Варвары что-то изменилось, и мы перенесли встречу.

Когда я рассказал Свете о перемене своей роли в «теме» она в очередной раз удивил меня широтой взглядов и непредсказуемостью реакции.

– Пошлёпать, значит, хотите? Как сучку? Как шлюшку, которую надо поставить на колени и научить порядку? Показать ей, кто в доме хозяин?

Всё это она произносила таким тоном и с таким выражением лица, которому позавидовала бы опытная госпожа. Я почувствовал и смущение, и возбуждение. «Вот бы с ней…», – промелькнула мысль. Промелькнула и ушла, потому что нам предстояло заняться куда более серьёзным делом. Убить мою маму.