Текст книги "Олёнка. Часть первая"

***

Света считала, что я нахожусь в её власти и поэтому действую несамостоятельно и не умею строить отношения с женщинами. Чтобы разрезать эту пуповину нужно было провести ритуал, известный в психологии как сепарация.

Мария, 39, женщина, 19 км от вас:

«Чтобы не тратить наше время, несколько слов о том, что я хочу здесь найти.

Мы можем дополнять и усиливать друг друга, а не латать нерешённые проблемы и комплексы.

Несмотря на сумасшедший ритм жизни, остаётся внутренняя сила и надёжность мужчины и умение создавать атмосферу в отношениях у женщины».

Внутренняя сила и надёжность мужчины. Их-то мне и не хватало. Их-то я и надеялся обрести с помощью психотерапии. Чтобы лайкнуть девушку, написавшую эти слова, да и любую другую, не только в расчёте на то, что она позволит мне спать с ней некоторое время, а впустит меня в свою жизнь и отдаст своё сердце. А если не впустит, то я встану, отряхнусь и пойду дальше с улыбкой на губах и надеждой в душе.

На время консультации со Светой я всегда ставил с собой табуретку, на которую пересаживался, когда надо было кому-то уступать кресло. На этот раз в кресле сидела моя мама. Конечно, её там не было. Это Света попросила, чтобы я представил, что она там сидит. А потом сам занял её место, став мамой. Я уже не в первый раз «перевоплощался» в разных персонажей, причём не всегда это были люди, и даже необязательно – одушевлённые существа, но мамой никогда не был.

Я прислушался к своим ощущениям. Другим человеком я, конечно, не стал, но что-то необычное присутствовало. Мне предстояло отвечать за маму, представляя её чувства и реакции, и я совершенно не понимал, как это делать. В очередной раз я задумался: а что если весь этот метод эмоционально-образной терапии – одна большая мистификация? Ну не могу я просто взять и стать собственной матерью!

– Как её звали? – спросила Света.

– Татьяна Петровна.

Для меня она была мама. Бабушка звала её Таней. Как-то я гостил у отца и нашёл старый ежедневник в серой обложке из кожзама с обтрёпанными краями. Я заглянул туда и понял, что это отцовский дневник. Он открылся на записи, сделанной в тот год, когда отец познакомился с мамой: «Кто ж тебя выдумал, такую чудесную, такую замечательную, Танечка?» Я никогда не слышал, чтобы кто-то называл маму Танечкой.

– Татьяна Петровна, дорогая… – начала Света.

И тут я почувствовал, как изнутри, из лёгких поднимается воздух, чтобы вытолкнуть наружу слова, которых я не собирался произносить:

– Я вам не дорогая!

Это не было похоже на то, что кто-то другой вдруг овладел мной и заставил сказать эти слова. Я прекрасно понимал, что я это я. Но где-то в сумеречной зоне моего мозга, на периферии неширокого поля, освещённого сознанием, появилось… что-то. Не знаю что. Или кто. Вестник шизофрении? Герольд биполярности? Или часть меня, отделившаяся от основной биомассы, и забравшая мысли и переживания, которыми я наделял свою маму? Определённо, это не было моей мамой, но было моим представлением о ней, которое вдруг обрело самостоятельность. Возможно, некоторую независимость от меня.

– Извините, – Света нисколько не смутилась. – Вот, посмотрите, – она кивнула на табуретку, где сидел я. Тот, который я. Не мама. – Ваш сын Антон. Мой клиент. Что вы можете сказать о нём?

– А почему я собственно должна его обсуждать с вами? Вы кто?

Я-мама произнесла вопрос, который не давал мне покоя последние месяцы. Кто она, эта женщина, которая сидит напротив меня и полагает, что знает, что для меня лучше? Препарирует меня под микроскопом, заставляя чувствовать себя участником эксперимента? Обрывает мою связь с единственным человеком, который любил меня, так любил, как больше никто не будет за всю мою жизнь?! Красивая, умная, молодая. С хорошо поставленной речью. Приходила помыть меня в душе в одной из фантазий. Намылила член и смыла пену тёпленькой водичкой. Готова слушать мои признания, но только «в рамках терапии». Замужем, трое детей. Кто она для меня? Кто она вообще?

– Меня зовут Светлана (примерно через месяц после того, как мы начала занятия, я попросил разрешения использовать имя Света, а не Светлана. Мне казалось, так она станет ближе мне. Но сейчас она предпочла назваться официально). – Я психоаналитик, помогаю вашему сыну.

– Вы считаете, моему сыну нужна помощь?

– Посмотрите сами. Он несчастлив. Ему почти пятьдесят, а он так и не смог построить отношения ни с одной женщиной.

Меня передёрнуло. Это что, правда? Наверное, да.

Света нанесла удар:

– Зачем вы ему мешаете?

– Я его защищаю, – я-я буквально телом ощутил, как взвилась я-мама.

– Защищаете? От чего? – не отступала Света.

– От ошибок, которые он может наделать. От неправильных решений.

– Так может, это из-за вас он не научился принимать решения? Вы ему не позволяли? Вы принимали их за него, а когда он пытался сделать это сам, одёргивали его. Держали рядом с собой как комнатную собачку.

– Я люблю его.

Я-мама, похоже, ушла в оборону. Битва титанов приближалась к кульминации.

– Конечно, вы любите его. Тогда почему вы его не отпускаете?

Я почувствовал, что у меня защипали глаза. Я знал ответ, но боялся произнести его. Я понимал, что обратно дороги уже не будет.

– Если он уйдёт… если уйдёт… я останусь одна.

Света получила то, что хотела. Она обратилась ко мне. К тому, который я-я.

– Теперь вы понимаете?

Я понимал. Через некоторое время после развода мама познакомилась с мужчиной, который стал последним в её жизни. Для меня он был «дядя Вася». Они с мамой сидели вечерами на кухне, а я засыпал в нашей однокомнатной квартире. Когда просыпался, то дядя Вася лежал в маминой кровати, но вместе их в постели я не видел. Так продолжалось несколько лет. А потом он вдруг перестал ездить. И мама изменила отношение ко мне. Стала часто наказывать. Как будто мстила за что-то.

– Понимаете? – повторила свой вопрос Света.

Да, я понимал. Понимал, что надо идти дальше. Я почти физически чувствовал, как мне становится больно оттого, что пора прощаться. Я закрыл глаза. Увидел маму и бабушку. Они стояли на крыльце нашего деревенского дома и смотрели на меня. Я сделал шаг по дороге, которая вела к лесу. В мир.

Ещё шаг.

Пройдя немного, я оглянулся. Они обе стояли на месте и улыбались мне. Я увидел, что к ним присоединился отец. Он никогда не бывал в нашей деревне, но разве сейчас это имело значение? Папа тоже смотрел на меня и улыбался.

– Иди, мой сыночек, – проговорила мама. – Я люблю тебя.

– Иди, дорогой, – сказала бабушка.

– Давай, Антоша, – произнёс папа.

Я расплакался.

И пошёл.

***

Я шёл и с каждым шагом всё сильнее хотел вернуться.

«Обратной дороги не будет»

«Ты готов предать свою женщину?»

«Предать и своего ребёнка? Как он будет смотреть на тебя, если узнает?»

Я шёл на свидание с Соней и думал о том, что сегодня случится кое-что, что навсегда изменит меня. Я практически не сомневался, что это произойдёт. Всё складывалось удачно: Лиза с Димой уехали на дачу (всего за полчаса до того времени, когда мне надо было выходить), у меня впереди был свободен вечер пятницы (и вся ночь, если потребуется), а также большая часть субботы.

Я немного понервничал, когда жена собиралась, потому что не был уверен, что они уйдут раньше, чем я. Электрички ходили каждый час, жена и сын могли задержаться и ничего страшного не случилось бы – с их точки зрения. А вдруг она вообще передумает, как в прошлый раз?

Но они уехали, оставив мне ровно столько времени, сколько было нужно, чтобы одеться и выйти из дома. Стоял тёплый октябрьский вечер. Большинство людей шли мне навстречу, от метро, – я был не как все. Как принц Корвин, я ступил на Вуаль и с каждым шагом чувствовал нарастающее сопротивление. Я ещё мог вернуться и какая-то часть меня хотела этого. Я вдруг понял, что слова «верность», «супружеский долг», «измена» это не просто комбинация звуков, за ними – слёзы, горечь, разбившиеся надежды, выкрикнутые в сердцах оскорбления, сумка у порога, недоумение в глазах сына, одинокие вечера на кухне со стаканом в руках и поиском ответа на вопрос: «Когда же всё пошло не так?!»

Но мои родные отпустили меня и пожелали доброго пути. Я был сам по себе. Вот он я, иду творить свою судьбу, к плохому или к хорошем, но сам. И меня ждёт женщина, которая…

… поднимает на меня взгляд и говорит:

– У вас нежная и ласковая улыбка. Когда вы улыбаетесь, мне становится тепло.

Наверное, это был тот самый момент, когда она навсегда вошла в моё сердце.

Или это было чуть позже, когда я смотрел в её счастливые глаза и целовал её лицо, губы, щёки, а её руки скользили по моей спине?

Сонечка, спасибо тебе. Я ни капли не жалею о том, что мы сделали. И пусть мы не дошли в тот вечер до логического конца, это неважно. Я поверил, что могу быть любим, и для меня не было прекраснее и желаннее женщины, чем ты.

Думаю, я был неотразим в ресторане, часом раньше, в тот момент, когда произносил речь о взаимоотношениях мужчины и женщины. О том, что если между ними возникает интимная близость, они переходят на новый уровень общения. О том, как это важно – чувствовать себя парой в отношениях, а не родителями на собрании в школе, которые обсуждают проблемы своих детей. По окончании моего прочувствованного монолога Соня предложила:

– Поедем ко мне? Если ты не против?

 Я был не против. И мы уже перешли на ты.

– Я хочу потанцевать с тобой, – сказал я, когда мы приехали к ней и устроились с чаем на кухне. Я ещё не знал, дойдёт ли у нас до секса. Надеялся, что да, но не был уверен.

Соня задумалась.

Сказала, что неплохо бы выпить вина для храбрости.

Но поскольку вина не было, задумалась опять.

Люстра над столом освещала вазочку с конфетами, блюдце с черносмородиновым вареньем и стеклянный стакан в железном подстаканнике вроде тех, в которых проводницы в советских поездах разносили чай. И за столом сидела женщина, которая размышляла, как далеко она позволит мне и себе зайти сегодня вечером.

Я не торопился и не торопил её. Мне было очень хорошо.

Соня решилась. Это была Catch the rainbow. Потом мы танцевали под Duran Duran, Джона Мейера и Dire Straits, но первой была Catch the rainbow, почти семиминутная композиция. Интересно, Соня специально выбрала такую длинную песню? Чтобы у меня было побольше времени? Я не растерялся. Не прошло и двух минут, как я целовал её. И она отвечала мне.

«Я так счастлив, что встретил тебя», – сказал я, когда мы уселись на диване, чтобы немного отдохнуть. Она вздохнула так, как будто боялась выпустить на волю свою счастливую улыбку, словно боялась поверить, словно мои слова оказались созвучны самым потаённым мыслям и чувствам этой женщины. Может, ЭТО был тот самый момент? Или, может, она входила в моё сердце много раз, потому что ей нравилось это занятие?

Как описать ощущение, когда двенадцать лет совсем не целовал женщину (а с чувством делал это и вовсе лет двадцать назад), и вдруг чьи-то губы раскрываются под твоими, за окном густеет октябрьская тьма, и впереди – целая вечность под неярким светом лампы… музыка… растворение…эрекция мужчины, как подтверждение того, что ему нравится женщина… смущение женщины…смущение и лукавство… лукавство и радость…поцелуи и объятия..

Днём позже я сидел на даче за общим столом, где собрались родственники моей жены (поэтому в каком-то очень непрямом смысле они были и моими родственниками), и мы отмечали… убей бог, не помню, что мы там отмечали, но я вспоминал Соню, её язычок в моём рту, её гибкое тело… и у меня началась эрекция, прямо там, за праздничным столом, и мне было немного неловко, но никто не заметил, и я продолжал…

Я вспоминал…

Как она сказала, что не готова идти дальше, когда я просунул руку в её джинсы. Я не настаивал.

Как она спросила в вотсапе, приехало ли такси за мной. Мне было приятно, что она беспокоится за меня. Когда я ответил, что всё в порядке, она прислала смайлик: жёлтое личико с надутыми щеками и вылетающее из губ красное сердечко. Я не разобрал толком, что он значит, но понял, что это что-то хорошее. Мне никто не посылал таких смайликов. Сам я в лучшем случае использовал открытую скобку, когда надо было показать на письме, что мне весело.

На следующий день она встретила меня в домашнем платьице, которое едва доходило до середины бёдер. Мы ещё вчера договорились пойти в кино. Я впервые увидел её обнажённые ноги: загорелые и стройные.

Она предложила мне еду – какое-то странное коричневое месиво на сковородке. Я недавно завтракал, да и честно говоря, выглядело это нечто (чем бы оно ни было) не очень аппетитно, поэтому я отказался. Но отметил про себя, что женщина захотела меня накормить в своём доме. Мне стало приятно.

«Может, никуда не поедем?», спросил я, когда мы устроились на диванчике на кухне. Её ноги притягивали мой взгляд и мои руки.

Но мы поехали. Бродили по подземной парковке в поисках входа в торговый центр. Бегом пронеслись мимо буфета, оформленного в стиле американского дайнинга. Стояли в очереди у входа в зал, чтобы просканировать билеты. Потом уселись рядышком, и где-то минут через пятнадцать я взял Соню за руку, и держал её до конца сеанса.

Фильм – «Дождливый день в Нью-Йорке» Вуди Аллена – нам понравился.

Когда мы спускались в лифте на парковку, я поцеловал её.

И ещё раз – когда довёз до дома. Она сама наклонилась ко мне, протягивая губы для поцелуя. Потом обернулась и показала на спинку сиденья: «Проверь, чтобы моих волос не осталось». Она была блондинкой, а моя жена – брюнетка.

Дойдя до подъезда, помахала мне рукой. Больше я её не видел.

***

Мы должны были встретиться через несколько дней. В четверг утром у Сони было свободное время, и я мог выкроить пару часов, чтобы приехать к ней домой. Она простудилась и в среду писала мне, что ходит на работе в маске. «Значит, будем целоваться через маску», – весело ответил я. Мне хотелось во что бы то ни стало снова оказаться у неё на кухне, включить музыку и испытать тот же подъём, что и в прошлый раз.

Зелёный кружочек в Телеграме светился, как будто чего-то выжидая. Соня не ответила на моё сообщение, но и не ушла. Она словно подыскивала слова. Или хотела намекнуть на что-то. Я задумался.

«Мы можем перенести нашу встречу», – предложил я.

Соня Переводы печатает…

«Спасибо за понимание! С сопливым носом я бы чувствовала себя некомфортно на свидании».

И опять этот смайлик, обозначающий воздушный поцелуй.

А в субботу она улетела во Францию. Соня давно планировала эту поездку. Купила за несколько месяцев недорогой билет, запихнула джинсы и ветровку в сумку cabin size, зашла перед отъездом в аптеку, чтобы запастись на всякий случай лекарствами. Всё это я узнал от неё через Телеграм. «Представляешь, – рассказывала она возмущённо – когда я спросила антибиотик, на меня посмотрели так, как будто я за наркотиками пришла. Пришлось обойти несколько аптек».

В те дни она писала мне часто. Сообщала новости, интересовалась моими делами. Выходила на связь с работы, из дома, из такси по дороге в аэропорт, и даже из зала ожидания Шереметьево. Мы были на одной волне и часто обсуждали, куда пойдём на следующем свидании.

Я строил планы. В обозримом будущем – насколько далеко я мог окинуть его взглядом – меня ждали совместные с Соней походы в рестораны и кино, прогулки по городу, но самое главное – приятные часы у неё дома. В первый раз я не заглядывал никуда, кроме кухни, но знал, что в квартире есть ещё две комнаты, одна из которых – спальня Сони. Я представлял себе её постель, в которой мы, несомненно, проведём немало счастливых часов. Может быть, мы будем не только заниматься любовью. Я знал, что Соня любит сериалы – те же, которые нравились и мне. Вот мы заберёмся ненастным осенним вечером под плед и будем смотреть, скажем, «Очень странные дела». Или «Эйфорию». А потом сделаем перерыв на чай. Я размышлял, в какой одежде мне будет комфортно у неё в гостях. Пришёл к выводу, что фланелевая рубашка вполне подойдёт. Синяя фланелевая рубашка, которую я недавно видел в Uniqlo. Мягкая ткань, о которую приятно потереться щекой. Осталось только дождаться чёрной пятницы, чтобы купить её со скидкой.

В первый день Соня прислала из Франции подробное описание своего путешествия. Она была в Нормандии с друзьями. На одном из снимков, который она отправила, скалы отвесно обрывались у кромки моря. Это было похоже на место из моих фантазий, где я в образе дракона танцевал с возлюбленной на обрыве над водой.

На следующий день что-то изменилось. Она написала только вечером, стиль сообщения напоминал выдержку из путеводителя: «Сегодня мы были в городке… который своей красотой вдохновлял творчество таких известных художников как…»

Я нутром почуял неладное. Этот равнодушный тон, это позднее время, как будто она только на ночь глядя спохватилась: «Ой, а меня же дитё некормленое, и корова недоённая», её отсутствие в телеге в течение всего дня, – всё это для меня было как цветок на подоконнике явочной квартиры для профессора Плейшнера.

Я кинулся к Свете.

– Самое лучшее, что вы можете сейчас сделать – это сохранять спокойствие. Не пытайтесь выяснять отношения в онлайне. Только хуже будет. Вот приедет она, тогда и поговорите. Может, ничего страшного и не произошло.

И я держался. Сохранял спокойствие, когда на следующий день она мне вообще ничего не написала. А на другой раз ответила что-то невпопад. Мне оставалось-то, как Мальчишу-Кибальчишу, день простоять да ночь продержаться. Я смотрел в Телеграм, перечитывал нашу переписку и гадал, что я сделал не так. Я отказался от Варвары – написал ей, что передумал встречаться. Удалил оставшиеся пары из Тиндера, и деинсталлировал само приложение. Я избавился от всего лишнего, всего, что могло помешать мне. Помешать нам.

«Может, она каким-то образом узнала про мою переписку с Варварой?»,– мучился я вопросом. – «Или вот ещё эта Валентина, которая у меня неделю висит в парах, я уже забыл про неё». Я наделял Соню даром телепатии, способностью проникать в мои мысли, и старался очистить их от всякой скверны.

Я всех удалил. Мне никто не был нужен, кроме неё.

А ей, как выяснилось, больше не нужен был я.

На мой вопрос, когда мы увидимся, она отправила два сообщения.

Первое легкомысленно оповещало, что Соня сразу по возвращении отправилась в фитнес-клуб «сжигать круассаны и сыры». Во втором она писала, что соскучилась по сыну и хочет провести выходные с ним. Это послание заканчивалось словами: «Извини, если нарушила твои планы».

Я сразу понял, что она лжёт. Мы ещё неделю назад договорились, что проведём выходные вместе. Если она действительно соскучилась, то почему не сказала об этом вчера? Позавчера? Вчера, значит, она не скучала, а сегодня заскучала? Когда это произошло? До того, как она пошла в фитнес «сжигать круассаны» или после? И потом, как насчёт того, чтобы соскучиться по МНЕ?! Или, если уж так приспичило, окей, но где воздушный поцелуй? Где обещание встретиться снова? Где шутливый вопрос, какие кафе и кинотеатры я присмотрел для нас за эту неделю?

Все эти вопросы роились у меня в голове как рассерженные осы, жаля мой готовый взорваться мозг. Я почувствовал обиду, непонимание, злость, отчаяние. За что она так со мной? Что плохого я ей сделал? Я только-только поверил, что у нас всё будет хорошо, надеялся, ждал, и вот… «Извини, если нарушила твои планы».

Я ощутил, как меня накрывает волна ярости и отчаяния. Я открыл Телеграм и написал:

«Соня, привет!

Я тебе не верю. Не верю, что ты настолько соскучилась по сыну, что решила отменить встречу, которую мы вместе планировали, много раз обсуждали, которую я так долго ждал. Я думаю, ты меня обманываешь. Не знаю, в чём причина, но я так не могу. Я не понимаю, почему две недели назад мы целовались и обнимались, а сейчас это как будто ничего не значит для тебя. Прощай, моя хорошая. Я буду помнить о тебе, о том, как мы танцевали у тебя на кухне».

Потом нажал на три точки в верхнем правом углу приложения. В выпадающем меню выбрал «Удалить чат». Нажал «ОК». В течение нескольких мгновений наблюдал, как на экране висит надпись «Отмена», давая возможность передумать в самый последний миг. Я не передумал. Потом я удалил сам Телеграм.

Видит бог, я старался. Я не убежал от Светы, хотя собирался много раз. Не выяснял отношения в онлайне. Выдрессировал своих демонов так, чтобы они и пикнуть не могли в присутствии Сони.

Тогда за что???

***

Я ушёл, так и не выяснив, в чём причина обмана. Я понимал, что между нами всё кончено, и сначала мне было этого достаточно. Потом стали появляться версии. Эти её друзья во Франции, кто они? Может, там она встретила кого-то, кто повлиял на моё отношение ко мне? Давнего друга? Мужчину? Или стала рассказывать своим знакомым про меня, а они, услышав про моё семейное положение, накинулись на неё: «Да зачем тебе это надо? Ты с ума сошла – связываться с женатым?» Или она всё-таки как-то узнала про мою переписку с Варварой?

Версий была масса, ответов – ноль. Больше всего меня угнетало то, с какой лёгкостью она отказалась от меня. «Извини, если нарушила твои планы»,– повторял я с горечью. Как будто речь шла об отмене бронирования в ресторане. Подумаешь, сходим в другой раз. Вот только не будет никакого другого раза. Никогда, думал я. Никогда я больше не увижу её, не возьму за руку, не услышу, как играет Gravity у неё на кухне. И мы никогда больше не будем танцевать и целоваться. Никогда. Никогда. Никогда.

«Так они поступают, как ты перестаёшь что-то значить для них», – думал я. Просто выбрасывают как… как пустой пакет из-под молока. Эта Лена из Люберец, которая сбросила мой звонок. Аля, за которой я бегал, как собачка, весь второй курс. И вот теперь – Соня.

Выбрасывают в мусорную корзину. Как пустой пакет из-под молока.

Что со мной не так?

Я вспомнил, как влюбился в одну девушку, когда проводил лето в спортлагере. Мне было девятнадцать, а девушку звали Оксаной. Мы гуляли вдвоём по лесным тропинкам на берегу реки. Каждый раз делали остановку возле небольшого здания электрощитовой. Заходили за него, чтобы нас не было видно с дороги. Оксана позволяла мне целовать её и трогать её грудь. Я задирал её футболку, под которой ничего не было и сжимал соски, ласкал их руками и ртом. Она закрывала глаза и постанывала. Я думал, что это любовь.

Как-то я уехал по делам, а приехал раньше, чем собирался. Ткнулся в Оксанину дверь, но она оказалась запертой. Однако я слышал музыку из-за двери. Музыку и какие-то звуки. Комната располагалась на первом этаже, и я решил заглянуть в окно снаружи. Створки были открыты, немного подпрыгнув и опершись руками на подоконник, я смог разглядеть, что происходило внутри. На кровати лежала Оксана, на ней – высокий парень из команды боксёров, которые жили с нами в спортлагере. Они были полураздеты, на Оксане не было майки, их движения и звуки, которые они издавали, были совершенно недвусмысленными. Они прижимались друг к другу, тёрлись друг о друга бёдрами и стонали. Музыкальным сопровождением выступала группа Depeche Mode, которая в то время находилась на пике популярности. Вроде бы Little 15, хотя малышке Оксане было больше пятнадцати. Да и малышкой она не была.

Я оторопел. Мой мозг отказывался принимать и понимать то, что видели глаза. Я спрыгнул вниз и отошёл от окна. Что это вообще было? Для неё ничего не значило то, что мы были вместе? Почему, стоило мне уехать на пару часов, он тут же заперлась в комнате с другим парнем? И с кем? Этот боксёр, он был просто уродлив. Я по сравнению с ним – Ален Делон. Я в первый раз в жизни сталкивался с такой ситуацией и не понимал, что сделал не так, и как мне реагировать. Меня рвало на части из-за обиды и отчаяния.

Я поступил по-детски. Встретив тем же вечером длинного в коридоре, начал обзывать его всякими обидными словами. Сначала он не понял, в чём дело. Кажется, он относился ко мне неплохо. Но когда тебя обзывают несколько минут подряд, да ещё на глазах у твоих сверстников, – тут у кого угодно терпение лопнет. Мы договорились встретиться с ним у ворот в спортлагерь. Однако мы не успели ничего сказать друг другу – подошёл тренер боксёров, которому кто-то донёс про наши «разборки». Он каким-то образом был не только в курсе нашей «стрелки», но и той ситуации, которая к ней привела.

Он, конечно, меня спас. Не думаю, что я долго продержался бы против боксёра, который, к тому же был выше меня на голову. Скорее всего, ему хватило бы одного, максимум двух ударов. Драться я не умел. Вероятно, тренер беспокоился не только о моей шкуре, но и о неприятных последствиях, которые, несомненно, возникнут, если один участник спортлагеря, из команды боксёров, покалечит другого, из команды пловцов. Он обратился к нам обоим, в первую очередь, ко мне с длинным монологом, суть которого сводилась к тому, что все бабы бляди и не стоит из-за них переживать. «Дали тебе подержаться за сиську – получи удовольствие и забудь», – говорил он мне. Мы постояли у ворот минут пятнадцать, после чего пожали друг другу руки и разошлись. Оксана уехала из лагеря на следующий день.

«Так что, –  думал я в отчаянии, – мне просто дали подержаться за сиську? И всё, теперь можно отваливать? У неё там очередь желающих подержаться за сиську, а моё время вышло?»

***

– Что такое любовь? – спросил я у Светы на следующей консультации.

Она покачала головой.

– Ох, Антон, ну и вопросы вы задаёте. Вот если бы мы сели с вами на кухне с рюмочкой коньяка, я бы с удовольствием обсудила с вами эту тему…

Я попытался представить себе, как мы со Светой сидим на кухне, я разливаю коньяк, она достаёт вкладыш из жвачки и читает: «Любовь это…».

– Как называется то, что я испытывал к Соне? Я понимаю, что это не любовь. Наверное, нужно больше времени. Что тогда? Влюблённость? Половой инстинкт?

– Да, это не любовь. Любовь – это когда ты день за днём, год за годом вкладываешь в другого человека, инвестируешь в него, получаешь отдачу, и вы вместе строите тёплые доверительные отношения. Кирпич за кирпичом, как дом. И если вы постараетесь, дом будет крепким и надёжным.

И это мне говорит женщина, которая разводилась два раза.

Я задумался. Мне не понравилось сравнение с инвестициями. Как будто выбираешь банк для вклада. Вот тут обещают семь с половиной процентов, это на полпроцента больше, чем в другом банке. Но зато там можно снять без комиссии, а тут нельзя.

Потом мои мысли приняли другое направление.

– Света, скажите, пожалуйста, а трудно было развестись?

– В первый раз – да. Я переживала – как же так, разведёнка, с ребёнком. Но научилась обеспечивать себя сама. Второй раз уже легче пошло. В третий, думаю, совсем никаких трудностей не возникнет. Я, вообще-то, не планирую разводиться, но если жизнь так сложится, то… уйду без проблем.

Инвестиции, говорите? В крепкие отношения, говорите?

Потом Света предложила мне выяснить, на кого на самом деле были направлены мои чувства к Соне. Наверное, подразумевалось – что не на Соню. Но после того, как я визуализировал чувство, которое жило во мне, и оно претерпело ряд трансформаций, я увидел того человека, к которому стремился всей душой. Это была Соня. Симпатичная стройная женщина с манящей улыбкой. Не было никакого подтекста, психологической подмены, подсознательной подтасовки. Всё просто. Был я и была Соня. Вот только её у меня не было.

Света не стала поддерживать ни одну из моих версий, почему Соня ушла. Она сказала, что самое правильное было бы выяснить это у самой Сони. И посмотрела на меня так, словно я что-то мог сделать.

– Да нет же, у меня всё-таки есть гордость, – возразил я.

Света не настаивала.

***

Несколько дней я боролся с желанием написать Соне. Я думал – а что если я неправильно понял её? Вдруг есть шанс исправить то, что случилось – чем бы это ни было? Вернуть всё, как раньше? Другая часть меня говорила, что сделанного не воротишь. Уходя – уходи. И вообще, я для неё никто.

И потом, а почему она сама мне не пишет? Ах да, ей некуда. Может, и пишет, только вот я прочитать не могу.

Кроме эмоциональных проблем существовала и сугубо практическая. Я стёр не только наш чат, но и удалил её контакт. Я не мог написать ей, не зная адреса. Потом вспомнил, что некоторые приложения не удаляются целиком, а оставляют на устройстве какие-то файлы. Личные данные пользователя, например. Контакты. Мой мозг заработал на пятой передаче. А ведь некоторые программы используют ещё и облако. Попробовать-то можно? Даже если получится, писать не обязательно. Я только посмотрю.

Я снова скачал Телеграм. Пообщавшись с моим телефоном приложение сообразило, что попало в знакомые места. «Хотите восстановить удалённые чаты и контакты из облачного хранилища?», – вежливо осведомилось оно. «Да!!!», – выкрикнул я. – «Восстанавливай!». И оно восстановило.

5 November 2019

12:36

Anton

«Соня, в пятницу я отправил тебе очень эмоциональное сообщение… не знаю, прочитала ты его или нет. Я не уверен, что поступил правильно. Я только понимаю, что мне тебя не хватает. Очень. Если я могу что-то исправить, дай мне пожалуйста, такую возможность. Ты мне нужна».

 Только на следующий день она ответила.

6 November 2019

08:12

Соня Переводы

«Антон, привет! Рада, что ты написал. Я прочитала твоё пятничное сообщение и могу тебя понять… Но прочитал ли ты моё?»

Так, значит было какое-то сообщение?

6 November 2019

09:52

Anton

«Нет, я ничего не видел. Я удалил телеграм в пятницу. А вчера заново установил. Что там было?»

Ей потребовался ещё день, чтобы найти слова.

7 November 2019

11:00

Соня Переводы

«Антон, доброе утро! Извини, что не ответила сразу. Честно говоря, долго пыталась подобрать слова, но не очень у меня получилось, поэтому просто буду откровенной. Я нахожусь в смятении, я очень тронута твоим ко мне отношением. Мне и самой нравится проводить с тобой время, я ценю твой тонкий юмор и изящный слог. В прошлом сообщении, которое ты удалил, я писала, что в какой-то момент почувствовала себя некомфортно в этих отношениях. Дело тут, конечно, исключительно во мне. Я хоть и не жду каких-то перспектив от отношений, но в силу своего эгоизма, понимаю, что мне сложно будет находиться в том качестве, которое предусматривает наша ситуация. Я уже чувствую дискомфорт от этого и осознаю, что дальше мне морально может быть хуже и неприятнее.. Антон, это лично мои эмоции и чувства, извини, я попыталась, но, видимо, не получается у меня так…»

Вот оно. Вот причина, по которой Соня прекратила со мной общение. И хотя я по-прежнему обижался, что она не поговорила со мной прямо, а стала плести небылицы, я всё-таки испытал некоторое облегчение. Значит, не было другого мужчины. И то, что она начала задумываться о нашем с ней будущем (пусть эти размышления и не привели ни к чему хорошему) говорит о том, что я ей не безразличен. Вот только что мне делать с этим знанием?