Текст книги "Блеск дождя"

40
Симон

За телефоном бежать не пришлось. Мне навстречу выбежали люди из закусочной по соседству. Они уже вызвали «Скорую».

Я вернулся и снова присел возле Кики. Алиса тоже вызывала у меня беспокойство, она очевидно пребывала в состоянии шока. Я боялся, что ей вот-вот станет плохо. Не нужно быть психологом, чтобы понять, какое воздействие оказала на нее эта авария. Если вдруг… это убьет ее. Но я стараюсь пока не думать об этом. Надо в первую очередь позаботиться о Кики. Я скинул футболку и прижал ее к рваной ране на голове.

– Давай уже, Кики! Не валяй дурака, – приговаривал я. – Не надо так со своей сестрой, Кики. Очнись уже. Открывай глаза.

– Симон…

Какое же облегчение я испытал, когда Кики поморгала и открыла глаза или, по крайней мере, попыталась.

– Ох, Бекки! Слава богу! – Алиса, чуть не задыхаясь от слез, погладила сестру по щеке. – Бекки? Все будет хорошо. Сейчас будет помощь. Ты меня слышишь?

Та, скривив лицо, застонала.

– Все будет хорошо, – дрожа, повторила Алиса.

– Уйди… – тонким голосом простонала Кики, и Алиса вздрогнула, словно ее ударили.

Я обнял ее за плечи – автоматически, просто чтобы утешить, но она опять вздрогнула. Я сразу отпустил ее, Кики тем временем, охая, попыталась сесть. Тщетно, потому как ни меня, ни Алису она не подпускала, а сама была слишком слаба. Что не мешало ей хлестать Алису словами.

– Я… ненавижу тебя. Ты… для меня… умерла.

Я вынужден был прикусить себе язык, чтобы не сорваться на Кики. Я сделал глубокий вдох и заговорил с ней:

– Эй… давай-ка успокойся, окей?

– Тебя… тоже ненавижу.

– Да пожалуйста. Только лежа. Ты попала под машину, у тебя травма. – Я все еще прижимал футболку к ее голове, другой рукой сжимал ей пальцы, чтобы успокоить, она, на удивление, не сопротивлялась.

– Сколько… времени? – спросила она со стоном.

– Машина сейчас будет. Просто лежи спокойно. – Алиса укрыла ее одеялом, которое кто-то принес. Тем временем вокруг собралась небольшая толпа. В основном предлагали помощь, но были и идиоты, охочие до сенсаций. Пусть только начнет кто-нибудь снимать!..

– Сколько… в-времени ты ее уже трахаешь? – обратила Бекки на себя не только мое внимание, но и мой гнев. Ну что за мегера? Самое время обсуждать это сейчас. – Ты из-за нее меня бросил?

Послышался звук сирены, и дальше все произошло очень быстро. Подъехал реанимобиль, в течение пяти минут Бекки уложили на носилки с кислородной маской, бандажем на голове и шейным ортезом.

– Я поеду с тобой, – сказала Алиса, не глядя на меня.

– Вы член семьи?

– Я ее сестра, – хрипло ответила она парамедику, закреплявшему носилки с Бекки в машине.

– Хорошо. Садитесь вперед.

– Нет. Уйди… отсюда, – возразила Кики, стащив с лица маску. Откуда, блин, у нее столько энергии? Адреналин действует? Шок? Злость?

– Пожалуйста, наденьте маску.

– Я… я не хочу, чтобы… – Кики тяжело дышит, – … она… ехала.

– Но Бекки, я…

– Окей, – вмешался парамедик. – Извините, но если так, мы вас взять не можем.

Алиса тупо уставилась на мужчину.

– Мы отвезем вашу сестру в Мариенклиник. Можете туда подъехать.

Алиса резко кивнула. Она совершенно без сил. Стоит по-прежнему в одних носках. Грязных и окровавленных.

– Давай поднимемся и вызовем такси, – предложил я, когда двери «Скорой» закрылись. Мне хотелось сделать что-нибудь такое, чтобы утешить ее, но я не знал что. Было видно, что она не хочет, чтобы ее трогали, об объятиях я вообще молчу.

– Я… мне надо позвонить папе, – сказала она скорее самой себе.

– Пойдем тогда.

Она избегала смотреть на меня, пока мы переходили улицу. В дверях еще раз обернулась вслед реанимобилю и смотрела, пока тот не скрылся за углом. Дома, ни слова не говоря, она пошла к себе и вскоре вышла в чистой одежде. Надела кроссовки.

– Такси будет через пять минут, – сообщил я, не совсем понимая, что делать. Я хотел быть рядом с ней, но она не подпускала к себе. Из-за шока? Или она винит меня в этой аварии? Или потому что поверила Кики про аборт?

– Спасибо. – Она пошла к двери. – Я спускаюсь.

– Эй… – Я преградил ей дорогу. – Остановись, выдохни.

Она зло взглянула на меня зареванными покрасневшими глазами.

– Я выдохну, когда буду уверена, что у моей сестры все в порядке. Бекки в больнице. И все это только потому, что ты…

– Потому что я – что? – спросил я, и она запнулась.

Алиса промолчала, сжала свои полные губы в узкую полоску, будто во что бы то ни стало старалась удержать остаток фразы при себе. Но я хотел услышать. Я, черт возьми, хотел узнать, правда ли она винит меня в случившемся с Кики.

– Потому что я что, Алиса?

– Потому что … – Она закрыла глаза, на секунду отвернулась и снова повернулась ко мне. – Потому что ты не остался в комнате. Потому что не потерпел, хотя я просила тебя, Симон. Потому что тебе обязательно нужно было довести ее до белого каления, хотя она и так была на грани. Ты… должен был сидеть в гребаной комнате.

У меня отвалилась челюсть, она закидала меня словами, словно чертовым градом камней. Я уставился на нее. Беспомощно, безмолвно да и просто разочарованно.

– Наверное, не надо мне было селиться здесь.

Я проигнорировал ее обиженный взгляд, развернулся и ушел.

Я бежал вниз, а сердце колотилось как сумасшедшее. Я просто рванул входную дверь и двинулся куда глаза глядят. Без цели, только бы подальше отсюда. И прежде всего я стремился убежать от голоса, который говорил мне, что Алису нельзя оставлять одну. Что у нее шок. Что я ей нужен. И что, возможно, она права.

Я побежал быстрее. Свернул на Баренфельдерштрассе. Мимо салона оптики, супермаркета Penny, мимо людей. Ветер свистел в ушах, и я натянул на голову капюшон. Прибавил скорости, побежал изо всех сил. Я бежал впервые за несколько недель, и мои легкие дали об этом знать уже через несколько десятков метров. Но было так здорово. Так чертовски здорово, потому что боль от бега перекрыла тянущую боль в груди. Потому что в какой-то момент кислорода перестало хватать на то, чтобы прислушиваться к голосу в голове.

Я сосредоточился на дыхании. На бешеном пульсе, который сейчас точно достиг красной зоны. Потому что меня затошнило. Но даже это в каком-то не совсем здоровом смысле хорошо. Все-таки я сбавил темп и, тяжело дыша, огляделся. В свете уличных фонарей я пытался понять, где оказался. Невдалеке увидел остановку электрички Баренфельд. Я достал телефон и набрал Алекса, продолжая бег на месте.

– Ты где?

– Пока в зале, но сейчас еду к Нильсу. А ты? Почему так дышишь?

– Бегу.

– Без меня? – с упреком переспросил он. – Я думал, спорт для тебя пока табу.

Табу. Одного слова хватило, чтобы мыслями вернуться к Алисе и Бекки, и поэтому я быстро сменил тему:

– Скажи Нильсу, что я зайду.

– Скажу.

Мы отключились, и я открыл Google Maps. До квартиры Нильса в Альтона-Норд восемнадцать минут на поезде и полчаса пешком. Но поскольку я бегом, уложусь за двадцать. Когда Нильс открыл мне дверь, мои джинсы и свитер можно было отжимать. Второй раз за месяц я вляпался в это дерьмо. И снова из-за нее.

– Дождь идет? – спросил он вместо приветствия, когда увидел стекающий по мне пот. Пока он ржал над своей шуткой, я прошел в комнату. Алекс сидел на диване и лопал рис с какой-то зеленой штуковиной. Не прекращая жевать, он протянул мне кулак.

– Дашь мне во что-нибудь переодеться?

Алекс проглотил кусок и поднял бровь:

– Ты прямо в джинсах бегал?

– Угу.

– Почему?

От одного этого вопроса мой пульс снова взлетел.

– Поссорились с Алисой. Кики нарисовалась, стала рассказывать, что я склонил ее к аборту, поставила Алисе ультиматум, убежала и попала под машину. Когда ее увозила «Скорая», она продолжала говорить. Ну и за эту аварию Алиса винит меня.

Алекс какое-то время молча таращился на меня. Потом сглотнул и спросил:

– И что теперь?

– Теперь мне нужно в душ и сухие вещи, – пояснил я, что в переводе на человеческий означало «мне нужно отвлечься».

– Конечно, надевай что найдешь. Моя сумка в спальне.

Я поблагодарил кивком головы и уже собрался уходить, но голос Алекса остановил меня.

– Но лучше оденься потеплее. Когда будем играть, пощады не будет.

41
Алиса

Я оглохла. Голова пуста. Где-то в мозгу бьется мысль о том, что я несправедливо набросилась на Симона, но пробиться сквозь стену беспокойства и чувства вины она не может.

Я села в такси. Папа тоже едет в больницу. Первым делом я позвонила отцу еще из дома, пока переодевалась. Ужасно. Было столько страха в его голосе, когда он сказал, что выезжает, что он показался мне незнакомым.

Мои руки до сих пор в крови, и я вытерла их о джинсы.

– Ну вот, мы на месте. – Голос таксиста выдернул меня из моих мыслей. Машина остановилась прямо у входа в клинику. Я дрожащими руками дала водителю сорок евро, сдачу брать не стала.

От машины до двери я шла так, будто вместо ног у меня были два бетонных столба. У брюнетки на ресепшене хрипло спросила, где лежит Ребекка Мейер.

– Вы родственница?

Если ты сейчас же не выставишь его отсюда, у тебя больше нет сестры!

– Да. Она моя сестра, – ответила я, подбородок дрожал. Мимо прошли двое полицейских.

– Минуту, я посмотрю в системе.

Узнав, что Бекки в травматологии, я бросилась к лифтам. Поднимаясь, написала папе, где нас найти. Выйдя из лифта на пятом этаже, я оказалась в зловеще пустом вестибюле. Кроме пиканья какой-то машины никаких других звуков не было. Я пошла по указателям в нужное отделение и стала искать палату. В конце коридора мне навстречу вышла врач из палаты, где должна находиться Бекки, и мое сердце ушло в пятки. Я обратилась к женщине в белом халате:

– Извините.

Она была уставшая, темные глаза оторвались от бумаг.

– Да?

– Моя сестра Ребекка Мейер. Вы не могли бы мне сказать, как у нее дела? Это ведь ее палата? – Я кивнула на дверь.

– Я доктор Юсеф. Отделение травматологии и нейрохирургии.

Я затаила дыхание.

– У вашей сестры сотрясение мозга и несколько ссадин, но ничего серьезного. Должно быть, у нее целая куча ангелов-хранителей.

– Но она… у нее было сильное кровотечение, – нетерпеливо настаиваю я. У меня до сих пор ее кровь на руках.

– Это нормально при рваных ранах. Мы наложили три шва. Максимум останется небольшой шрам, да и тот будет закрыт волосами. КТ и рентген не показали ни повреждения внутренних органов, ни переломов. Все в порядке.

– Тогда… тогда ее сегодня отпустят?

Доктор с улыбкой покачала головой.

– Нет. Мы оставим ее здесь на одну, максимум на две ночи.

Я почувствовала, как морщинки беспокойства обозначились на моем лбу.

– Это всего лишь мера предосторожности, – успокоила она меня. – Но мы предпочитаем перестраховаться, поскольку удар пришелся на голову.

– Н-но вы же сказали…

– …что ей несказанно повезло. Так оно и есть. Ваша сестра здесь в надежных руках. – Врач подбадривала меня кивками головы, но я продолжала волноваться.

– Можно мне к ней?

– Только недолго. Ей нужен покой. Недавно приходили полицейские. Плохо, что водитель скрылся. Надеюсь, они найдут виновного.

– Я тоже надеюсь.

Я поблагодарила доктора Юсеф и робко пошла к двери палаты. Я надеялась, что Бекки не пошлет меня сразу, как только увидит. Сделав глубокий вдох, я постучала. Тихо. И тут услышала такое же тихое, приглушенное «Да?».

Я медленно открыла дверь. Бекки лежала в постели под одеялом. Вторая кровать стояла пустая. На стене прибор со множеством трубок. Одна из них вела к манжете на плече Бекки. Еще я заметила порт, торчащий в сгибе локтя. Несмотря на повязку на голове, царапины и гематомы, Бекки встретила меня с таким презрением, что у меня сразу пересохло во рту. Она наградила меня ненавидящим взглядом, после чего отвела глаза и уставилась на одеяло. «Ну хотя бы чувствует она себя хорошо. И это все, что сейчас важно», – пыталась я внушить себе.

Я подошла ближе.

– Бекки?

В ответ молчание.

Я не отступалась.

– Как ты себя чувствуешь?

– Ты, блин, серьезно сейчас? – монотонно произнесла она.

Я остановилась у нее в ногах.

– Да. Конечно.

Она вновь подняла глаза на меня.

– Я тут узнала, что ты спишь с моим экс-дружком. Спасибо! Чувствую я себя супер, сестра! – Слово сестра она практически выплюнула мне под ноги.

Я не хотела ее распалять, поэтому заверения в том, что ни Симон, ни я ни о чем не подозревали, я оставила при себе. Как и о том, что с тех пор, как мы узнали, прекратили всякие отношения.

– Я… рада, что ты отделалась довольно легко.

– Я буду рада, когда ты свалишь. Пока ты не порвешь с ним окончательно, ты для меня не существуешь. – И она демонстративно повернулась на бок.

– Бекки… – Я хотела ей сказать, что выгоню Симона и не буду с ним видеться, но не могла. Потому что совсем не была уверена, что действительно этого хочу. И это мне предстоит выяснить. Поэтому, собрав волю в кулак, я осторожно спросила:

– Это правда, Бекки? Он… он правда склонил тебя к аборту? – Я еле выговорила эти слова, настолько абсурдно они звучали. Как какая-то гигантская логическая ошибка. Как ненужный мазок кистью.

– Это правда. Но если ты не веришь… Просто уйди.

Не знаю, что мне на это сказать. Конечно, я верю тебе. Я люблю тебя. Я перестану с ним видеться. Так сказала бы любая другая сестра. Но наши отношения с Бекки такого не предполагали. Пьяная шлюха. Сама бы ты никогда не сумела. Ты для меня умерла. Вот такие у нас были отношения.

Я только кивнула. Затем вышла из палаты и села в комнате ожидания. Ничего здоровью Бекки не угрожает. Вообще-то можно выдохнуть. Однако не получается. потому что в любой момент сюда войдет папа. Мы слишком давно не виделись, и я бы хотела, чтобы это произошло при других обстоятельствах. Я эсэмэской передала ему слова врача и размышляла, не отправить ли такой же текст Симону. Еще не приняв внятного решения, я нажала на «отправить».

В этот момент осознала, что верю ему. Он никогда бы не стал принуждать кого-либо к чему-либо против его воли, особенно к аборту. Он переживает за других людей, старается им помочь. Настолько, что позволяет себя использовать. Вот почему я отправила это сообщение. Потому что знаю, что он беспокоится о Бекки даже сейчас. Он помогал ей в момент аварии, в то время как сама я была парализована паникой.

Я залилась слезами, поняв, насколько несправедливо обошлась с ним. Не он, а я была во всем виновата. Это я тянула с этим разговором. Поговори я с Бекки раньше, она не приехала бы ко мне без предупреждения, я должна была поехать к ней. Она узнала бы обо всем в своей комнате, в знакомой обстановке. Без Симона. Она никуда бы не побежала, просто выставила бы меня. Не случилось бы этой аварии. Из-за меня она могла получить серьезную травму.

Из-за меня.

Мне стало трудно дышать от чувства вины и сожаления. С первым я поделать ничего не могла, я знала, что мне придется с ним жить. Но второе можно погасить.

Нужно поговорить с Симоном, извиниться. Как только доеду до дома.

Я подняла глаза и увидела человека, вышедшего из лифта. Ростом и походкой он напоминал папу. Я вытерла слезы и спустя три гулких удара в груди узнала отца. Хотя его лицо совершенно изменилось. Оно было каким-то ввалившимся, будто прошли не месяцы, а годы, виски еще больше поседели, морщины вокруг глаз стали глубже.

Он ускорил шаг. Помедлив, я встала: лицом к лицу с отцом, я не знала, как поздороваться. Сердцем я хотела обнять его, сегодня мне это нужно как никогда. Но когда я остановилась, он, не глядя на меня, прошелестел мимо.

– В какой она палате?

Удар ножом – и тот пронзил бы меня не так больно. Я закрыла глаза и ответила, не оборачиваясь:

– Последняя дверь в конце коридора.

Мне кое-как удалось проглотить разочарование, и я пошла проводить папу до палаты. Подожду его за дверью. В надежде, что для меня у него тоже найдется немного времени. Входя в палату, папа оставил дверь приоткрытой, и мне было видно, как он обнял свою младшую дочь. Как прижал к себе. Как целовал и гладил ее по волосам. Боль от этой сцены оказалась для меня непосильной. Я страшно завидовала. Страшно ревновала. Мне не хотелось испытывать такое, но сердце не спрашивало, оно просто рвалось.

Нужно уйти.

Я произнесла куда-то в пространство «Поправляйся. Я домой», поскольку не могла уйти просто так. И еще, быть может, надеялась, что папа выйдет и, узнав, что мне нехорошо, спросит, почему.

Однако все, что я услышала в ответ от него, было:

– Счастливо.

От Бекки я не услышала ничего. Это было ожидаемо, но все равно больно.

Сев возле больницы в такси, я подумала, что с момента появления Бекки у меня дома прошло дня три. Кажется, я впервые вздохнула только сейчас.

Прервись, сделай глубокий вдох.

Надо было послушать Симона. И уж точно не винить его за эту аварию. Я должна сказать ему это. Прямо сегодня. Я хочу, нет – я должна закончить этот день как-нибудь хорошо. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь склеить мою разбитую семью. Но я надеялась помириться с Симоном.

Поездка до дома заняла двадцать минут, все это время я обдумывала, что скажу Симону. Однако зайдя домой, я обнаружила, что его нет. Я вынула из кармана пальто телефон, посмотрела, не ответил ли он на мое сообщение. Но судя по одной галочке, Симон его даже не прочитал. Выключил телефон, хотел, чтобы не беспокоили? Хотел, чтобы не беспокоила я? Я дышу, стараясь унять возникшее нехорошее чувство. Это еще не причина для паники. Я сняла пальто и ботинки, включила телевизор и стала ждать. Он вернется с минуты на минуту. Уже довольно поздно, одиннадцатый час.

Я сидела и безо всякой цели переключала программы. И чем больше проходило времени, тем мой страх, что я навсегда потеряла Симона, становился все ощутимее. Кто будет терпеть подобные выходки? Что, если он ровно в эту секунду – где бы он ни был – принял решение окончательно порвать со мной, не дав мне возможность объясниться?

Не в силах пока с этим разбираться, я звоню Лео. Наверное, она уже спит, ей рано вставать. Мы с Каллой и Лео когда-то договорились, что можем звонить друг другу в любое время дня и ночи, если это важно. Проблемы с мужчинами, конечно, были одним из таких поводов.

Я отключила звук телевизора и прижала телефон к уху. Лео взяла трубку.

– Эй… что… случилось? – Голос у нее заспанный, и я чувствую себя ужасной эгоисткой. Разбудить человека по поводу, который мог бы подождать и до завтра.

– Прости, Лео… я… я случайно тебе набрала, – быстро проговорила я. – Спи дальше.

Она пробормотала что-то невнятное, похожее на «какая растяпа». Но уже следующие слова она произнесла более четко:

– У тебя все в порядке? Голос какой-то странный.

Тем самым в очередной раз доказав, что обладает суперсилой – замечать, когда мне плохо. Даже в полусне.

– М-м-м. Все хорошо.

Лео вздохнула, и я услышала, как зашуршала под ней постель.

– Так, что случилось? Я все равно уже проснулась. Выкладывай.

– Я… дважды сваляла дурака, Лео. Что, как и почему, я расскажу в другой раз, окей? Мне довольно хреново, но я справлюсь.

– Уверена?

– Уверена. Было здорово услышать твой голос. Мы поговорим завтра, хорошо? Я… – Я запнулась, потому что кое о чем вспомнила. – Ой, слушай. Ты не могла бы дать мне номер Алекса? Мне нужно срочно переговорить с Симоном.

– То есть Симона нет? Потому что дурака ты сваляла в отношении него? – сделала вывод Лео.

Я пробормотала что-то, подтвердив ее подозрения. Секундой позже я услышала, как пришла эсэмэска.

– Я переслала тебе телефон Алекса.

– Спасибо, Лео.

– Счастливо, дорогая. И если вдруг что – звони. Неважно, когда.

Я улыбнулась.

– Обещаю.

Не теряя времени, я пишу Алексу. Звонить ему мне неловко. Отчаяние слишком велико. Хотя прочтя мое сообщение, он все равно так подумает.

Привет, Алекс, это Алиса.

Ты не знаешь случайно, где Симон? Его телефон выключен,

а мне бы нужно срочно с ним поговорить.

Зажав рукой рот, я сижу, уставившись на экран. Гипнотизируя его взглядом, пока под сообщением не появляются две галочки и слова онлайн и пишет.

Привет, Алиса. Он сидит рядом.

Но я не уверен, что у него есть настроение разговаривать.

То есть Алекс в курсе и, возможно, получил от Симона распоряжение меня отфутболить. Но тогда мог бы просто проигнорировать мою эсэмэску. Наступив на горло своей гордости, я отвечаю:

Можешь, пожалуйста, передать ему, что мне очень жаль и что я хотела бы сказать ему об этом с глазу на глаз?

Ок. Одну сек.

От напряжения я стала жевать нижнюю губу. Если подожду еще, превращусь, пожалуй, в людоеда. Экран погас в четвертый раз – пока наконец не засветился от нового сообщения.

От Симона.

Скоро буду.

42
Симон

Никак не мог себе представить, что в час ночи возьму тачку Нильса и отправлюсь к Алисе. Гамать до посинения с парнями – вот был мой план. Вернуться к теме Алиса-Кики я намеревался завтра. Я специально выключил телефон, чтобы не искушать себя и не писать ей. Ничего хорошего я бы не написал. Но своим сообщением Алексу она меня удивила и выбила из колеи.

Припарковавшись прямо возле дома, я был готов ко всему и одновременно ни к чему. Действительно ли она хотела только извиниться? Или будет просить меня съехать? Или продолжать общаться как ни в чем ни бывало – если это вообще возможно после сегодняшнего.

Да и неважно, что сейчас будет. Я в любом случае еще раз объясню, что Кики лжет. Если Алиса мне не поверит, нашим отношениям – дружба это или съем жилья под одной крышей – конец. Возможно, мне следует проявить больше понимания – в конце концов, Кики ее сестра. Но если Алиса хотя бы допускает мысль, что я мог отколоть номер с абортом, я не смогу быть с ней дальше.

Я поднялся к квартире и почувствовал, что пульс участился – и не только от подъема по лестнице. Алиса стояла в дверях в одной из своих безразмерных футболок. Видимо, увидела в окно, как я подъехал. Глаза до сих пор зареванные, и я с порога почувствовал жалость и желание утешить. Ненавижу это в себе.

– Привет.

– Привет, Симон.

– Как там Кики? – спросил я.

Алиса впустила меня и закрыла дверь.

– Я написала тебе еще из больницы, что с учетом обстоятельств она в порядке. Видимо, ей сильно повезло, нет ни повреждений, ни переломов.

– Это хорошо. Рад слышать. – Это правда. Я никому не желаю зла, в том числе и Кики.

Алиса теребит подол своей футболки с изображением группы Nirvana. Вид у нее неуверенный и напряженный. Она старается спрятать его за слабой улыбкой.

– Сядешь?

– Окей.

Она пошла вперед, я за ней. Мы почти одновременно сели на противоположные концы дивана лицом друг к другу. Между нами легко уместилось бы еще три человека. Что до меня, то я сел так, скорее, случайно. Насчет нее я не уверен.

– Я очень сожалею, – начала она без предисловий. Взгляд полный раскаяния и открытый. И он пробирает меня насквозь. Черт подери. – С моей стороны было нечестно переваливать на тебя ответственность за этот несчастный случай. Знаю, ты пытался разрядить ситуацию, просто защищался, когда Бекки сказала то, что сказала.

То, что сказала. То есть Алиса верит мне. Мне, а не сестре. Сама по себе. Не нуждаясь в моих заверениях. И говорит об этом так, будто понятия не имеет, насколько важно мне это услышать.

– Если кто и виноват, то это я… потому что… я должна была объясниться с ней раньше. – Алиса придала нашему разговору направление, которое мне совсем не нравится.

– Нет, Алиса. Прекрати все время винить себя. Ты не виновата в том, что эта фурия полетела на улицу и не посмотрела на дорогу.

Алиса замотала головой.

– Я ее знаю. Знаю, какой импульсивной она бывает, мне нужно было ее удержать. Я могла бы… могла бы ее нагнать… но не успела. – Ее губы опять задрожали, из глаз брызнули слезы.

Я не успела. Да что, блин, такое?! Как мне ей втолковать, что своим самоедством она себя доведет?

– Алиса…

Она замотала головой.

– Если бы она получила тяжкие травмы или еще хуже, я бы чувствовала свою причастность.

Только увидев, как затряслись ее плечи, я понял, что она беззвучно плачет. Я тут же придвинулся к ней и положил одну руку ей на плечи. Другой стал гладить волосы.

– Господи, Симон… п-прости меня… Прошу, не думай… что… что я тебя позвала… потому что мне нужно утешение, – всхлипывала она.

– Я не думаю.

– Я-я не использую т-тебя.

– Знаю. Я рад, что ты написала Алексу. Рад, что я могу быть рядом. Мне нравится быть рядом, – заверил я ее, чтобы успокоить, но, кажется, мои слова возымели обратный эффект. Она задрожала еще сильнее, а плач временами переходил в рыдания.

– Я… была… такой дрянью с тобой. Я не заслуживаю…

– Все ты заслуживаешь, Алиса, – прошептал я, потому что комок в горле не давал говорить громко. Я хочу ей сказать, что могу дать ей еще больше. Что хочу ее. Любую ее версию. Но слова застряли где-то на полпути между сердцем и ртом. Я боюсь, что наши желания не обоюдны. Что я тем самым выколачиваю из нее решение, к которому мы оба еще не готовы. Поэтому пока просто крепко ее обнял. – Это ничего… – шепчу я и целую ее волосы. – Все будет хорошо.

Я целую ее виски, нахожу губами руку, целую костяшки пальцев. Каждый в отдельности, пока она медленно не отнимает руки от своего лица, обнажая передо мной всю свою боль. Она слизывает с губ слезы, почти касаясь языком моего лица, так близко. И, честно говоря, я хочу, чтоб так и оставалось, и… мои мысли останавливаются от ее поцелуя. Дрожащими руками она хватает меня за свитер – свитер Алекса – и ждет, что я отвечу. И блин, я бы ответил, но не так. Не сейчас, когда она совершенно вне себя. В слезах, с чувством вины.

Я мягко отстранился. Как бы тяжело мне это ни далось. Мне показалось, что Алисе сейчас нужно что-то другое, и я прошептал:

– Иди сюда. – Я прижал ее дрожащее тело к себе. Я не мешал ей плакать. Не мешал содрогаться всем телом, она обнимала меня за шею, я только крепче стискивал ее руки. Как будто это помогало собраться.

В какой-то момент – понятия не имею, сколько прошло времени – я услышал ее равномерное дыхание. Она перестала реветь. Руки по-прежнему обнимают меня за шею, словно она не хочет меня отпускать. Я и не собирался уходить. Мягко целую ее в волосы и в висок.

– Тебе получше? – Я это прошептал, потому что не был уверен, что она не спит. Меня бы не удивило, что после всех сегодняшних событий она оказалась бы совершенно выпотрошена.

Но она кивнула, значит, не спит.

– Ты можешь… можешь остаться? – хрипло спросила она.

– Я никуда не уйду, Алиса. Я рядом. Сколько захочешь. – Эта последняя фраза болью напомнила мне, что назавтра Алиса снова может меня выпроводить. Что за ночь она решит, что ничего у нас не получится. Не может получиться. Даже дружбы, потому что Кики всегда будет стоять между нами. Просто потому что она ее сестра.

Я пытаюсь не думать об этом, когда чуть позже ложусь к Алисе. Позади нее, обняв за талию. Мы сплели пальцы и я прижал ее к своей груди, в которой как сумасшедшее бьется сердце, бьется для нее.

Что мне делать, если это последняя ночь с ней?

Просто подумать об этом – все равно что выпить яда.