Текст книги "Блеск дождя"

20
Симон

Вечер пятницы. С похода в тату-студию прошли самые долгие три дня в моей жизни. Я уже и забыл, как это – не заниматься спортом. Ни бегать, ни качаться, ни лазать, ни заниматься паркуром мне нельзя. На шесть недель никакой активности, от которой потеешь. Шесть чертовых недель.

Не знаю, как я выдержу. Уже сейчас чувствую себя нариком в завязке. Все тело зудит, сплю плохо, чтобы заснуть, требуется целая вечность. Кроме того, мне теперь понятно, насколько пуста моя жизнь без спорта. Мне ничего не остается, как спать, есть, ходить в универ, играть на компе, смотреть сериалы, ненавидеть Алекса за то, что ему, в отличие от меня, спорт никто не запрещал, и он демонстративно занимается им у меня на глазах, и – ждать. Ждать, пока пройдут две недели, и я снова пойду к Алисе. От которой ровно в этот момент упало сообщение в WhatsApp.

Не буду врать, пульс участился. Не то чтобы я за последние три дня не думал, когда и, главное, что я ей напишу и напишу ли, но я надеялся, что она напишет первой. Я выпустил из рук игровую консоль, взял со спинки дивана телефон и спустя пять секунд смотрел в дедово лицо. Алиса, как и обещала, нарисовала эскиз для татуировки бабушки, и… он гениальный. Иначе не скажешь. Рисунок чуть ли не реалистичнее самого фото.

Что скажешь? Понравится такое твоей бабушке?

Я уже хотел ответить, как из другой комнаты, кажется, из ванной, до меня донеслось громкое «Черт».

– Что случилось? – закричал я.

– Думаю, у нас нефиговая проблема!

Я был почти уверен, что Алекс опять преувеличивает, встал и пошел посмотреть, что там стряслось.

– Какого хрена… – концовка фразы застряла у меня в горле. В коридоре мои носки мгновенно намокли, я стоял в луже. Весь чертов пол в воде. Что за?..

Вода лилась из ванной, где Алекс копался под раковиной. Мокрый. Насквозь. Из канализационной трубы вода летела во все стороны. На лицо Алекса, на его футболку и на мои штаны. Уже не говоря о кафеле.

– Там что-то полетело или лопнуло, – сказал Алекс, будто это не было очевидно.

Я сорвал с крючков все полотенца, одно протянул ему, остальные раскидал по полу. Еще одно полотенце Алекс обмотал вокруг трубы, а я, чертыхаясь, побежал искать, чем можно собрать воду – одеяла, грязное белье, постельное белье. Что-то я побросал в коридор, остальное – в ванную комнату. Я суматошно осмотрелся.

– Нам надо перекрыть воду! Ты знаешь, где входной кран?

– Понятия не имею. В подвале? – Алекс вытер себе лицо.

Я побежал в подвал, где спустя целую вечность нашел и перекрыл чертов кран. Надеюсь, правильный. Поднимаясь обратно на четвертый этаж, я чуть не растянулся. Лестница была вся забрызгана водой, и было скользко.

– Все в порядке, господин Рот?

Черт. Я оглянулся на входную дверь. Наша соседка госпожа Винклер, сдвинув очки на кончик носа, изучала мой внешний вид, от кончиков волос и до пальцев ног. Этого только не хватало. Госпожа Винклер пенсионерка и живет здесь так давно, что практически срослась со стенами этого дома. Вот и корчит из себя. Будто доморощенная штази, о малейшем отклонении от правил проживания она докладывает хозяину. Любимым ее занятием является развешивать в подъезде написанные от руки бумажки. По глупости я не смог умолчать о прорыве трубы, или что у нас там прорвалось. Тем более что живет соседка ровно под нами. Я в двух словах рассказал о потекшей трубе. Оставшиеся ступени я преодолел бегом, к сожалению услышав, что госпожа Винклер тащится следом. В банном халате и бигуди.

– Господи боже!

Прижав ладонь ко рту, соседка застыла в дверях перед лужей, которой еще не было, когда я уходил.

– Вам нужно сообщить об этом арендодателю.

Как будто я без нее не знаю…

Алекс появился промокший до нитки и так тяжело дышал, словно бежал вверх по лестнице, а затем снова спринтовал вниз.

– И? – обратился к нему я.

– Перестало течь, но… – Он замотал головой и бессильно посмотрел вокруг. – Но там всемирный потоп. Моя встреча с Лео может накрыться. Если мы не пойдем к ней.

– Ты серьезно, что ли? Ты об этом сейчас думаешь? – Я в растерянности замотал головой. – У нас есть дела поважнее, чем найти тебе место для свидания с Лео.

Разозлившись, я прошел мимо, чтобы оценить масштаб наводнения. Вода дошла до наших спален. Придется на несколько дней убраться отсюда. Это час спустя подтвердил и хозяин, вызвавший сантехника и так называемого гипсокартонщика.

– Ага, прорыв трубы. Хорошо, что вы так быстро среагировали и перекрыли входной кран. И все равно понадобится от двух до двух с половиной месяцев, чтобы устранить последствия.

– Месяцев? – с ужасом спросил я. Алекс нервно засопел.

Хозяин квартиры кивнул.

– И пока стены сохнут, в квартиру нельзя будет заходить. Но расходы на временное проживание, если они не превысят теперешнюю квартплату, покроет моя страховка, – с улыбкой пояснил арендодатель. Как будто улыбкой он мог нам помочь.

Черт. И куда нам теперь податься?

Мне ничего другого не оставалось, как упаковать свои вещи в спортивные сумки и отправиться к родителям.

Алекс напросился на одну ночь к Лео. Моей единственной альтернативой было переночевать на диване у знакомых парней. Но приземлиться в хате, где балуются наркотиками, мне никак не хотелось. Лучше уж в спальном мешке под мостом.

– Можешь оставаться сколько хочешь, – сказала мама и обняла меня, как будто я с войны пришел.

Папа похлопал меня по плечу и исчез в гостиной.

– Ах, Симон… – Я скривил лицо, когда мама принялась ласково трепать меня по щекам. – Ну что плохого в том, что я радуюсь твоему возвращению?

Из-за спины матери, из холла до меня донесся визг сестры.

Я закатил глаза, отстранился от мамы и обратился к сестре:

– Всего на пару недель. Никаких причин для паники нет.

– И где ты будешь спать?

– В твоей комнате. Побомжуешь пока у родителей. Как раньше, когда ты боялась монстров, – пошутил я, хотя было не до смеха. Этот вынужденный переезд к родителям – как шаг назад. Больше всего нервировал тот факт, что спать придется в гостиной, поскольку моя бывшая комната занята бабушкой.

– Что? – Взгляд Норы метался между мной и мамой. – Это правда?

– Не будь такой легковерной. Твой брат поспит на диване.

Сестренка сразу обрадовалась.

– Удачи. Бабушка встает полпятого утра и варит себе кофе. – Злорадство так и звенело в голосе Норы. Прекрасно. Надеюсь, она шутила.

Я посмотрел на маму.

– Это правда?

Та пожала плечами и кивнула:

– Но ты так крепко спишь, что не услышишь.

Уж не знаю, откуда она это взяла. Кажется, она до сих пор видит во мне шестнадцатилетнего мальчика. В те времена, если бы по комнате протопало стадо гну, я бы не проснулся.

Я вздохнул, подумав о перспективе в ближайшие два-три месяца спать не больше шести часов.

– Поставь вещи и давайте для начала поедим. Ужин накрыт.

Мы сели за стол, и мама, разумеется, тут же пристала со всевозможными вопросами:

– Куда переехал Алекс? Его родители живут в Гамбурге или где? А что с мебелью? Сильно ли она пострадала? Нужно ли что-то перевезти сюда?

Прежде чем отвечать, я откусил хлеба.

– Родители Алекса живут в Дюссельдорфе. Он сегодня переночует у одной… – девчонки, с которой он мутит, чуть не вырвалось у меня, – …знакомой, – сказал я и подумал, что он везунчик. Не потому, что ночь он проведет с Лео, я завидовал, потому что в этот дрянной день его будет кому отвлечь. Даже если секс будет так себе. – Ну, а потом, видимо, он переедет к приятелю.

– Может, и тебе надо найти подружку или нового приятеля, – ввернула сестренка таким тоном, что на душе стало еще хуже. Хотя я знаю, она не хотела меня обидеть.

– Сначала я найду себе новую сестру.

– Это типа камень в мой огород?

Я открыл рот, чтобы ответить, но мама меня удержала:

– Вам обязательно спорить сейчас? Симон не пробыл здесь и часа, а вы уже начали.

– Он начал. – Нора показала пальцем на меня.

– Она начала. – Я показал пальцем на нее.

– Я только спросила, почему у него нет друзей.

– Решила вынести мне мозг.

– Следи за словами, Симон, – рассердилась мама.

– Решила попарить мне мозги, – поправил я сам себя, заставив Нору захихикать, а маму – бросить на меня предупреждающий взгляд. Папа с бабушкой невозмутимо продолжали есть.

– Что такое? – с наигранной наивностью пожал я плечами.

– Никаких вульгарных выражений за столом, вы поняли?

– Вот, Симон, не будь вульгарным! – провоцируя, бросила мне сестра.

– И вы, мадемуазель, заканчивайте со своими шпильками.

– Ну ладно тебе, оставь детей в покое, – вмешалась бабушка. Она, как обычно, сидела между мной и Норой и взяла каждого из нас за руки. – Вы с братом никогда не упускали возможности позлить друг друга. Брат и сестра, которые ссорятся, любят друг друга.

– Да не поощряй ты их снова! – В поисках помощи мама взглянула на папу. – Скажи что-нибудь.

Явно веселясь, папа откашлялся.

– А что с вещами из твоей квартиры?

Мама закатила глаза.

– Я не это имела в виду. Но вернуться к этому – дело хорошее. – Теперь она снова вопросительно смотрела на меня.

– Мы все в основном поставили в гостиную. Туда, слава богу, вода не дошла.

– Ты сделал фото для страховки? – поинтересовался папа, намазывая масло на булочку из цельного зерна.

– Не было нужды. Все расходы берет на себя арендодатель.

– Но только если есть доказательства. В любом случае ты должен зафиксировать, что было испорчено. Иначе может случиться так, что ты или получишь какие-то крохи, или совсем денег не увидишь, – произнес отец предупредительным тоном. – Давай-ка завтра пойдем в квартиру, и я посмотрю.

Я пожал плечами.

– Можем сходить.

– А есть ли новости про мою татуировку? – Бабушка так резко сменила тему, что мне понадобилась пара секунд, чтобы переключить мозг.

И тут у меня в голове всплыл рисунок Алисы, и я вспомнил, что так и не ответил на ее сообщение. Я пошел за телефоном, он лежал у меня в спортивной сумке. Вернувшись, я открыл сообщение с рисунком.

Бабушка была просто на вершине счастья, ее зеленые глаза увлажнились, она взволнованно прижала руку к груди. Увидеть ее такой было настоящим подарком за весь этот отвратительный день.

Остальные члены семьи тоже испытали настоящий восторг.

– Ой, а можно мне копию? – попросила Нора.

– Лучше твоего папу и не нарисуешь, дорогая, – сказал отец.

Мама кивнула.

– И что же, это можно один в один перенести на кожу?

– Да. – И в качестве доказательства я открыл в Instagram профиль Алисы, чтобы показать ее работы, что в результате оказалось не такой блестящей идеей. Теперь бабушка захотела делать тату именно у Алисы.

Я жду конца ужина, когда смогу наконец написать Алисе и умолять ее об одолжении.

21
Алиса

• Просмотреть заявки на субаренду: есть.

• Договориться с Гердой о встрече: есть.

• Рисунок для бабушки Симона: есть.

• План для проекта: есть.

• Подготовиться к контрольной: есть.

• Постирать/убрать: есть.

Ба-бах!

– О, да-а!

Мой чек-лист выглядел весьма неплохо, но стоны и громыхание за стенкой изрядно раздражали. Два часа назад Лео уединилась с этим Алексом у себя в комнате, и все два часа я слушаю эти звуки. Как будто они двигают мебель.

Недовольно сопя, я перекатилась на спину и закрыла лицо руками. И как же мне не думать о Симоне, когда здесь его сосед? Любой звук напоминает о том, что Симон так и не ответил на мое сообщение. Хотя отправлено оно было в три часа да еще и с портретом дедушки. На часах уже девять вечера, а я так и не знаю, понравился ли ему и прежде всего его бабушке мой рисунок. Этому молчанию может быть сто причин! Однако в голове у меня только одна, а именно: ему не понравилось, и он не знает, как мне об этом сказать.

Я вытащила телефон из-под подушки. Прежде я засунула его туда, чтобы не таращиться на экран, как будто чистым усилием воли могла заставить его прислать ответ от Симона. Но никаких признаков жизни телефон не подавал. В Instagram – тоже молчание. Да, вот такая я жалкая сталкерша. Если бы Алекс эти два чертовых часа не был занят с Лео, я бы аккуратно расспросила его о Симоне.

Звук входящего сообщения прервал мои глупые мысли и в очередной раз заставил с надеждой взглянуть на экран. С надеждой, которая оборвалась вместе с сообщением от Каллы.

Сколько людей уже согласилось прийти на вечеринку в честь Лео? Надо бы уже подумать, готовим ли мы сами

или просто закажем пиццу.

Напитки можно организовать уже сейчас.

Лео теперь все знает, поэтому скрывать ничего не надо.

Ага, с тех пор, как ты проболталась ☺

Последний раз я насчитала 14.

Давай исходить из этого +/-5.

Яспер придет?

Нет, я буду целиком ваша, без Яспера.

Наконец-то, ваши отношения для меня уже давненько

как бельмо на глазу. Когда вы уже расстанетесь

и ты переедешь к нам? Давай прямо сейчас?

Нам не придется искать кого-то для субаренды.

Калла прислала смеющиеся смайлы.

Так и не нашли никого?

Их слишком много. Почти 100 кандидатов,

хотя объявление появляется онлайн раз в несколько часов.

Понятия не имею, как выбирать.

Надеюсь, это не окажется какой-нибудь псих.

Или тип, который будет воровать наши «Смартисы».

Я послала три смайлика «в шоке».

OMG! Точно. В качестве критерия надо было написать,

что он не должен любить шоколад. Или мороженое.

Или Haribo со вкусом вина. Или печеньки.

И ты хотела с таким жить?

Для меня люди, которые не едят сладкого,

как-то чересчур.

На этот раз я отправляю Калле хохочущие смайлы и вслед за ними – эмодзи-поцелуйчик. В качестве благодарности за то, что отвлекла меня, хотя она и не знает о балагане в соседней комнате.

Когда у парочки за стенкой в очередной раз что-то свалилось, я вздохнула и пошла на кухню. Она чуть подальше, поэтому будет не так слышно. Пожалуй, пережду здесь, пока эти двое закончат. Помою посуду. Вообще-то сегодня очередь Лео, но, боюсь, ей не до того. Кроме того, мне нужно отвлечься. Подойдет что угодно, лишь бы перестать просить у телефона чуда.

Я открыла холодильник, в нерешительности оглядела наши продукты и напитки. Потом достала бутылку с газировкой и пошла к полке со стаканами, но, услышав шаги, замерла. Это Алекс? Если да, пусть на нем, пожалуйста, будет хоть что-то надето. Последнего типа, которого Лео притащила сюда, я окрестила нудистом, он голым выходил из ванной. Воспоминание о той травме рассеялось, когда вошла Лео, на ней был свитер на несколько размеров больше. Щеки девушки пылали, пряди мокрых волос прилипли ко лбу и вискам. Если не принимать во внимание одежду, казалось, что она пришла с фитнеса.

– Можно? – Она, задыхаясь, показала на бутылку. – Еще секунда, и я помру от жажды.

– На. – Я с усмешкой протянула ей воду.

Лео опорожнила бутылку наполовину в два долгих глотка.

– Ох… Чуть не умерла. Остатки я возьму в комнату. Скажи, ничего, если Алекс сегодня останется здесь?

Я откинула голову.

– Лео! Ты ни разу не оставляла парней на ночь. У тебя что, чувства? – Я с надеждой вскинула брови.

– Нет! – сказала она резко и почти с отвращением. Как если бы я спросила, пробовала ли она яйца верблюда. – Это просто из сострадания. У Алекса в квартире прорвало трубу. Там все в воде, нужен капитальный ремонт. Надо быть скотиной, чтобы в такой ситуации выставить его за дверь. Хотя я вообще-то зла на него.

Прорвало трубу? Поэтому Симон молчит?

– Знаешь, что он сказал после того, как спросил, можно ли ему у нас переночевать? – чуть тише продолжила Лео и украдкой посмотрела в сторону своей комнаты. Как будто хотела убедиться, что Алекс не вздумал вдруг выйти. – Пояснил, что, вообще-то, ему кроме секса ничего не надо.

Я нахмурила лоб.

– И это плохо, потому что что? Ты и сама не хотела никаких отношений.

– Я и не хочу.

– Так что тебя рассердило?

– Что он присвоил себе мою фразу. Это я всем разъясняю, что речь только о сексе, и парни должны с этим мириться.

– Да что он себе позволяет! – рассердилась и я в знак солидарности. Но до конца сохранить серьезность мне не удалось.

– Да-да, посмеемся. Но реально, Лиса. Он даже не попытался захотеть от меня чего-то большего. Я имею в виду… – Она показала глазами на себя сверху вниз. – Я же вообще-то бомба. Он мог хотя бы пожалеть о том, что я не его.

Я слушала ее, пытаясь совладать со смешинкой.

– Абсолютно. Ты феноменальна!

– Спасибо, я это и хотела услышать.

– Но теперь, по крайней мере, за ним должок и ты без зазрения совести можешь попросить его помочь тебе с переездом.

– О… классная идея! – На губах Лео расплылась улыбка чертика. – Так я и сделаю. А у тебя есть новости с единорожьего фронта?

– Хм-м… да не особо. – Не знай я, что сосед Симона в этот самый момент возлежит в постели Лео, а Лео говорит быстрее, чем думает, возможно, ответ был бы другим. Но после их с Симоном совместного завтрака в прошлую субботу я чувствовала неловкость, поэтому сейчас постаралась быть лаконичнее.

Вернувшись в комнату, я стала думать, как там дела у Симона. Судя по рассказу Лео, он, должно быть, взвинчен. Это и понятно, думаю, случись мне сейчас выселиться из квартиры, и я была бы не в себе. Не знала бы, куда мне податься. Поехать в родительский дом, как бы горько это ни звучало, мне бы пришло в голову в последнюю очередь. Может, попросила бы разрешения у Басти заночевать в INKnovation или поехала в отель.

Подойдя к постели, я услышала, как под подушкой тренькнул телефон. К моему удивлению, экран показал два пропущенных звонка. Оба от Бекки. Немедленное учащенное сердцебиение. Но мое беспокойство мгновенно сменилось досадой, когда я прочла:

Можешь одолжить мне сто евро?

Ни здрасьте, ни до свидания. Ни Прости, что я сравнила тебя с пьяной шлюхой. Ни даже Пожалуйста. И все же, хоть она и бесит, но хотя бы пишет, и я почувствовала облегчение.

Я смотрю на экран и мысленно пересчитываю финансы. Хотя в сущности и так знаю, что одолжу ей денег, пусть сама почти на мели. Это дает мне ощущение, что я заглаживаю часть своей вины, хоть это и невозможно – ни в этой, ни в какой другой жизни и уж точно не при помощи денег. Поэтому я игнорирую внутренний голос, который мне нашептывает, что сестра всего лишь пользуется мной. Который напоминает мне, что она и так уже должна мне двести евро.

Конечно. Завтра переведу.

Можешь сегодня? Чтобы побыстрее.

Я отчетливо ощущаю, как пульсирует моя сонная артерия, и пишу:

Окей.

Напрасно прождав благодарности или чего-то такого, я набрала строчными буквами НЕ ЗА ЧТО. Занесла палец над отправить – миллисекунда, чтобы затеять очередную ссору.

Не отправила. Конечно нет.

И уже хотела отложить телефон, но тут прилетело сообщение – вернее, голосовое сообщение – от Симона.

Сорри, что пишу только сейчас.

Одной этой фразы хватило, чтобы забыть мою злость на Бекки и расплыться в улыбке.

У нас в квартире потекла труба, все затоплено,

полный хаос, все на нервах, и… неважно.

В любом случае, у нас – у нас с тобой – есть проблема:

моя бабуля в таком восторге от твоего рисунка,

что теперь хочет делать тату только у тебя.

А когда бабуля чего захочет, она становится упрямая,

как Халк на терапии по управлению гневом.

Я покатилась со смеху. О господи, «Невероятный Халк». Остаток сообщения я толком не разобрала, но этого достаточно, чтобы понять, что Симон просит меня об услуге. Хихикая, я тоже ответила голосом:

Представляю зеленую накачанную пожилую даму

с короткой седой завивкой,

которая в мелкие щепки разносит INKnovation,

потому что не смогла записаться ко мне на тату.

В ответ три смайла «смех до слез» и следующее голосовое сообщение:

Она ходит с тростью. Никогда нельзя недооценивать трость.

С ней бабуля точно страшнее Халка.

Окей, мне уже страшно. Посмотрю еще раз в календарь.

– ответила я. На самом деле, еще когда я рисовала, подумала о том, что с удовольствием набила бы бабушке эту татуировку. Кроме того, мне не нравилась идея, что это будет делать кто-то другой, просто набивать и… ничего не чувствовать.

Что сказать? Я теперь живу с ней под одной крышей.

Если через две недели не появлюсь у тебя в студии,

приходи меня спасать со своей тату-машинкой.

Потому что с высокой долей вероятности бабуля захватила меня в заложники.

Смех снова заполнил мою комнату.

22
Алиса

Затея выпить две чашки кофе подряд была абсолютной идиотской. Кофеин в сочетании с присутствием Симона опять заставил меня трястись. Черт!

Должна бы уже привыкнуть к виду его голого торса, и его хитрой улыбочке, и проникновенному взгляду, которым он прожигает меня насквозь. Но чем чаще мы видимся, тем сильнее я нервничаю от его близости. По крайней мере, первые пять минут. Можно, пожалуйста, у меня уже наступит фаза привыкания?

– У тебя все хорошо? – спросил он и сел на кресло, которое я перед тем тщательно продезинфицировала. Мы в той же комнате, как и две с половиной недели назад.

– Конечно, а у тебя? – Я стараюсь не показывать, что его низкий тембр вызывает в моем теле непривычные вибрации.

– Тоже.

– Давай посмотрим. – Я разглядываю наколотый контур. Развитую грудь, выпуклости брюшных мышц и углубление между ними я всеми силами стараюсь игнорировать. – Ты соблюдал инструкции?

Он кивнул.

– Дважды в день втирал крем. Как ты мне и приказала.

Я надела перчатки и размазала вазелин. Даже под латексом мои пальцы чувствуют жар его тела. Стук его сердца. Почти такой же сильный, как мой собственный, и меня это несколько успокаивает.

– Сегодня твоя очередь, – напомнила я и взболтала чернила.

– Для чего?

– Ставить музыку. Сегодня я хочу знать, что слушаешь ты.

– Думаю, она не совсем в твоем вкусе.

– Почему это? Ты оперу, что ли, слушаешь?

– Я разные жанры слушаю, но оперы среди них нет, – ответил он и взял телефон. – Сейчас мне нравится олдскульный хип-хоп. Не думаю, что тебе что-то знакомо…

– Хочешь верь, хочешь нет, но одно время я слушала почти исключительно хип-хоп и RnB, – пояснила я, услышав первые аккорды, которые показались мне знакомыми. – Это когда я увлекалась скейтбордом. – Я ждала, что Симон в удивлении вскинет брови. Так делали все, кому я об этом рассказывала.

Но Симон и тут стоял особняком.

– Когда я катался на скейтборде, я балдел по рок-гранжу, и особенно по Nirvana, после того, как случайно наткнулся на YouTube на одно их древнее видео.

– Ой, обожаю Nirvana. – Я осторожно наполнила колпачок взболтанной краской.

– Как тебе эта? – монотонный речитатив сменяется ритмичным гитарным рифом «Smells Like Teen Spirit».

Я автоматически притопываю ногой в такт и качаю головой. Каждый раз, когда я слышу эту песню, мне хочется танцевать. Бешено, неистово.

– У меня есть все альбомы, но этот я заслушала до дыр.

– Оставить его?

– Если не возражаешь.

– Не возражаю.

Подготовив все необходимое, я наконец вынимаю из стерильной упаковки иголку. Под меланхоличное надрывное исполнение Курта Кобейна мы болтаем дальше про музыку. Я продолжаю набивать тату с того места, где мы закончили в прошлый раз, и по ходу мы выясняем, что у нас похожие вкусы.

– На каком концерте ты была последний раз? – спросил Симон.

– Бейонсе.

– Окей, ты вылетаешь, – и он махнул рукой.

– Не двигайся, – напомнила я.

– Прости.

– Сам же пожалеешь. – Я надула губы. – Я так надеялась, что мы вместе потусим под «Crazy in Love» или «Single Ladies».

– Блин, как тут не двигаться, – сказал он, посмеиваясь.

Я придержала иглу, ожидая, когда он отсмеется.

– Я тебе вот что скажу: перед нашим очередным клубным туром я послушаю пару ее песен. Специально для тебя.

– Надеюсь, слова приличные? И если уж на то пошло, можешь и пару танцевальных движений разучить. – Усмехаясь, я представила себе, как Симон выйдет на танцпол под «Single Ladies».

– Дай угадаю… В твоей голове сейчас крутится клип, как я выплясываю хорео в облегающем боди и высоких каблуках.

– И в парике до задницы.

Теперь уже мы оба хохочем. Хорошо, что я не работаю в этот момент иголкой.

Когда Симон смеется, от его глаз разбегаются мелкие морщины и лицо светится, отчего он кажется – как ни трудно в это поверить – еще красивее. Не только от морщинок. Я почти влюбилась… по-настоящему.

– Блин, Единорог, я не могу так работать.

Симон откашлялся и снова посерьезнел.

– Окей, тогда расскажи что-нибудь про себя, о чем никто больше не знает.

Я продолжала накалывать и замотала головой.

– Не буду же я тебе выдавать мои секреты.

– И не надо. Расскажи что-нибудь. Я, например, никогда не допиваю последний глоток из стакана или бутылки. Это не секрет, но никто об этом не знает.

– Ну хорошо… – Я подумала минутку. – Я раскладываю еду на тарелке, чтобы оставить на конец самое вкусное.

– Я никогда не наливаю кетчуп и майонез на картошку, всегда рядом, чтобы для каждой картошки хватило соуса.

– Я очищаю рыбные палочки от панировки, чтобы сначала съесть рыбу, а потом панировку.

– Если у меня на спорт уже нет сил или мне тяжело тащить на четвертый этаж покупки, я начинаю фантазировать. Я представляю, что я скалолаз на пути к вершине или что я возвращаюсь с охоты к семье и несу добычу.

Мило.

– Теперь мне, наконец, понятно, о чем ты думал, когда тащил меня на Докленд.

– Нет, о чем я думал, тебе точно не известно, – возразил он таким тоном, который заставил меня поднять глаза.

О чем же ты думал? – хочется мне спросить, но выражение его глаз… это пламя, заставило меня замолчать. Уверена, что его ответ напрочь выбил бы меня из колеи. Поэтому я опустила голову к его груди и была готова поклясться – как и раньше – что услышала биение его сердца.

– Хочешь услышать что-нибудь по-настоящему оригинальное? – спросила я.

– Чем оригинальнее, тем лучше.

– Когда у меня был велик, меня все время терзали мысли, как он там один в подвале, как, должно быть, ему одиноко и страшно в темноте. Это называется анимизм, когда предметы наделяют чувствами и эмоциями. Хотя у меня, кажется, легкая форма, – пояснила я, чтобы он не счел меня больной на всю голову. Почему я вообще об этом рассказала?

– Рассказать тоже что-то оригинальное?

– Чем оригинальнее, тем лучше.

– Ребенком я в текстуре дерева на полу искал лица. Я проводил за этим часы, чтобы найти такой узор и дать ему имя.

Я подавила смех, тем временем в моей голове тоже всплыли воспоминания. О том, как мы с Бекки торчали возле луж и выдумывали истории.

– Что-то похожее я проделываю и сейчас после дождя, когда в лужах отражаются предметы. Я нахожу это… прекрасным.

– Иногда я до сих пор ищу лица, – признался Симон, словно на исповеди. – Я думал, это прошло, но с тех пор, как переехал к родителям, оно вернулось. У меня какая-то фигня с деревом.

Я засопела.

– Давай спокойно дадим название твоей фигне. У тебя древесный фетишизм.

– Ну, не до такой степени. Я не бегаю по дому, не лижу мебель, не трусь о деревянные половицы.

– О, боже! – Я прыснула со смеху и затрясла головой, чтобы остановить этот супер-нелепый, но и ужасно смешной фильм, который прокручивался у меня в голове. – Если из-за твоих непредсказуемых формулировочек я проведу не ту линию, сам будешь виноват.

– Окей, чтобы ты полностью сосредоточилась на тату, я замолкаю. Ни слова больше. Ни звука. – Смех в его голосе не оставил никаких сомнений. Молчать у нас не получится.

И, видимо, он прав. Если только…

– Я за, и кто первый заговорит или засмеется, тот будет… – Я задумалась.

– Ты хочешь превратить это в игру?

– Другого способа замолчать у нас нет.

– Если ты проиграешь, должна будешь съесть рыбные палочки. Не отделяя рыбу от панировки. В том виде, в каком ты достаешь их из духовки.

– Какой же ты подлый! – выдавила я с наигранным гневом. – Я доверяю тебе самые сокровенные фантазии с едой, а ты просто берешь и используешь их против меня?

Еще никогда самодовольная ухмылка не выглядела так сексуально.

– Ну прекрасно… Тогда ты в случае проигрыша будешь есть картошку-фри.

Его лицо вмиг преобразилось.

– Нет!

– Да! Картошку, залитую майонезом…

– Нет.

– И кетчупом сверху.

– Ну брось.

– Смесь!

– Блин! Мне ни в коем случае нельзя проиграть!

– То же самое! Ну, поехали? – улыбнулась я.

– Погнали.

Мы одновременно сделали глубокий вздох, как будто с дополнительной порцией кислорода в легких легче подавить желание говорить и смеяться.

– Предложения типа Мне нужен перерыв или Мне нужно в туалет не считаются, – быстро проговорила я. – А, и сколько у тебя сегодня времени? Опять три часа?

– Сколько тебе еще нужно, чтобы покрыть старую тату?

– Думаю, только работы с иголкой без пауз… часов пять-шесть.

– У тебя есть после меня клиент?

– Кстати, нет. Кто-то отменил. Ты хочешь, чтобы мы сегодня закончили?

– Если у тебя нет других планов. С удовольствием.

– Можем… Но с перерывом, чтобы ты поел. Тут рядом есть булочная.

– Еда – хорошее слово. Поскольку завтра я перестану быть твоим клиентом, приглашаю тебя на следующей неделе. На рыбные палочки, – добавил он, подмигнув, и я снова расхохоталась. – Оп-па, проиграла.

– Этот смех еще не считается, – возразила я. – Мы начинаем на раз-два-три.