Текст книги "Немир"

– Подобные Вам удивляли меня всегда, – вскользь заметил он. – Правду говорят, что вы сделаны из песка, потому что Творец пожалел лучшего материала для вашего племени… а держитесь так, словно по другой земле ходите. А я даже убить Вас не в состоянии.

– И что же мешает? – живо поинтересовался Сантариал. Видно было, что он готов потерять сознание от бессильной злобы.

– Чувство юмора, – буркнул Арон и пошёл прочь.

Не прошёл он и десяти шагов, как столкнулся с королём. Галахад в изумлении разглядывал меч, выбитый из рук архаика. Его самые фантастические предположения обретали плоть, выстраиваясь перед ним в колонну; и это была гораздо более опасная армия, чем сборище трудновоспитуемых гигантов! Меч был фальшивым: ничего общего со старинным благородным оружием героев. Галахад, конечно, подозревал что-то подобное, но какова наглость!..

– Я вывел его из строя, – произнёс целитель; в его голосе не было оживления, только усталость и гордое осознание исполненного долга – воистину благородное сочетание!

– Боюсь, ты поторопился, – отозвался Галахад, оглядываясь на вершину, с которой подоспевшие гиганты только что утащили своего полуживого предводителя. – Я хотел спросить его об этом.

Он показал Арону меч. Тот взглянул, и его глаза расширились.

– О-о, проклятье, – простонал целитель. Галахад кивнул.

– Насколько я помню, древние волшебники никогда не касались настоящей стали, – сухо проронил он. – Так, стало быть: приятно познакомиться!

– Чума!

– Наоборот, это гениально: теперь мы знаем, кто он такой, а он в курсе, чего от нас можно ожидать. Друг мой, что-то мне подсказывает: Ваш спектакль со спецэффектами был несколько излишен.

Глубоко подавленный, целитель собирался кивнуть, но не смог даже этого. Он повесил голову, и уже не поднимал её.

– Ну вот, – разочарованно протянул Рамзес, запихивая видеокамеру в сумку, – все ушли.

– У меня заложило уши, – озабоченно сообщил Ленни, трогая пальцем перепонку. – А что, конфликты обязательно разрешать с таким грохотом?

– Ну что ты, конечно! Во всякой войне самое главное – психическая атака, которая деморализует врага и заставляет его обратиться в бегство! – убеждённо отозвался Хранитель Архива.

– О да! – сардонически фыркнул Рамзес. Ленни поёжился, вспомнив Сантариала, замершего в эпицентре магического вулкана. Даже оставаясь всего лишь воспоминанием, картина эта поражала своей неестественностью и вгоняла в жуть.

– Он был полностью деморализован, это уж точно, – продолжал глумиться Рамзес. – Видали, как улепётывал? – он сопроводил эту фразу издевательским жестом. Амбер опустил глаза.

– Ну, не всё и не всегда получается идеально…

– Ничто и никогда, ты хотел сказать!

– Рамзес, – выпалил Амбер, набрав побольше воздуха, – мне очень нужно с тобой поговорить. Можно тебя на пару слов?

Он отвёл (вернее сказать, оттащил) бывшего практиканта в сторону и принялся что-то ему втолковывать. Рамзес вёл себя вполне мирно: видно, понимал – это как раз тот случай, когда лучше притвориться, будто ты со всем согласен. Ленни, которого это, вроде как, не касалось, остался один на один со своими мыслями и ощущениями, и было ему довольно мерзко. Хотя с чего, если разобраться?.. Ведь всё закончилось хорошо…

Глава двенадцатая

Надеюсь, если наши пути опять пересекутся, я успею смыться до того, как Вы меня увидите.

Сильвана де Мари

В середине первого месяца лета Ленни ушёл из Архива куда глаза глядят. Не насовсем, конечно; но впервые он выбрался в Город, чтобы просто бесцельно побродить. За короткий период в его жизни случилось столько всего, что требовалось переосмыслить, но как раз этого он делать не собирался. Хватит с него! Смутные движения души, её неясные порывы и намёки ослабили его рациональное «я», ещё не пришедшее в себя от череды последних событий, и Ленни, наконец, им поддался. Место под названием «Куда угодно» существует в любом измерении, и те, у кого однажды возникала необходимость в бегстве от себя самого, понимают это без объяснений.

На самом деле такие настроения были естественны, но Ленни не мог этого знать. Подобное испытывал всякий, кто хоть на миг бывал окутан величественным сиянием короля сильфанеев. Ностальгия по этому небывалому свету возникала, едва Галахад уходил, а уходил он всегда. К счастью, Ленни не сознавал этого полностью, и все свои метания относил не к прошлому, а к будущему, считая это предчувствием грядущих катаклизмов…

Амбер, возникший в дверях, естественно, поинтересовался его планами, и Ленни, абсолютно не напрягаясь, сообщил, что идёт прогуляться по окраинам. Хранитель поджал губы, передёрнул сутулыми плечами и махнул рукой. В другое время он посоветовал бы взять в кампанию Рамзеса, но дело в том, что Рамзеса в Городе уже не было…

…пропал он в самом начале лета. Те дни именовались на Побережье «сезоном пыльцы»: именно тогда на Немир обрушивалась совершенно безжалостная жара, немыслимая в любое другое время. И, будто этого было мало, южный ветер приносил с цветников Нирвалана тонны пыльцы, которая гибла, не приживаясь в здешних землях, однако успевала доставить немало хлопот населению, страдающему разнообразными аллергиями. К счастью, длилось всё это не более недели, после чего начинался гораздо более продолжительный «сезон дождей».

Про это отмирку рассказал Амбер; однажды, когда они сидели за завтраком, Ленни заметил странную белёсую пыль, осевшую на оконном стекле. Весь в работе, он никуда не выходил, что избавило его от «пыльцовой лихорадки», а Амбера – от излишних волнений по этому поводу. Хранитель с удовольствием поделился знаниями о природных циклах в Немире, выразив удовлетворение тем фактом, что смена сезонов с Незапамятных времён идёт изначально заданным порядком.

– А вот снега у нас не бывает никогда, – прибавил он напоследок. – Ты знаешь, что такое снег?

Ленни удивился дальше некуда. Чтоб в Немире, где есть столько всего, вдруг не было снега – да быть не может, хотел он сказать, но…

– А зима вообще есть? – спросил он вместо этого.

– Да, у нас есть самая настоящая зима, – ответил Амбер, сложив вместе кончики пальцев и согласно кивая собственным словам. – Мороз стоит такой, что кости стучат. Всё вокруг леденеет. Но снега нет. Давно. С Незапамятных времён. Так ты знаешь, что такое снег?

– Ну, естественно, – отозвался Ленни даже с каким-то возмущением.

– Ты помнишь его ощущение?

Всё больше изумляясь, Ленни мог только кивнуть.

– Береги его, – тихо сказал Хранитель. – Тогда ты будешь знать, что Беспредел уже…

Он, умолк, не договорив. А Ленни не стал расспрашивать. В молчании они закончили завтрак. Тогда Рамзес и появился в Архиве, но нет, вспоминал потом Ленни, гораздо ближе к вечеру, когда волна пыльцы улеглась и стало возможно дышать. Бывший практикант прошёл прямо в библиотеку, стащил защитную маску и присел на краешек стола. Как всегда, он что-то жевал, ритмично работая челюстями.

– Ну, что там? – задал Ленни вопрос, с которого теперь начинался любой разговор.

– Всё так же, – сказал бывший практикант, откашлявшись и залпом выпив кружку воды. – Пыльца летит, рынок стоит, процессы идут. Война! Ты разве газет не читаешь?

Повисла пауза.

– А-а. Извини, позабыл.

Ленни и вправду было некогда. Амбер, который вместе с волонтёрами готовил для Архива каталог переписи, оставил библиотеку с клиентами на него. Отмирок не предполагал, что в годину мрака, да ещё в самый разгар «пыльцовой лихорадки», объявится столько людей, желающих читать. Пока он не находил этому объяснения, хотя… возможно, ими двигало банальное желание общения, особенно если они имели основание подозревать, что Хранитель и его помощник знают чуточку больше остальных.

Что ж, их чаяния вряд ли оправдались. Интровертность Ленни только возросла после известных событий.

– А мне к экзамену дали список литературы – десять позиций на выбор, – продолжал Рамзес, теребя молнию на куртке. – «На выбор»! Нет, каково!.. И как я узнаю, что там самое интересное?

– А я тебе скажу, – предложил Ленни. – Оставь мне свой список на пару дней, потом заберёшь.

Озабоченность на лице Рамзеса перешла в восхищение. Он тихо присвистнул.

– Ну, ты горазд! Быстро приспособился!

Ленни лишь улыбнулся. Он мимоходом взглянул на Рамзеса, отметив ботинки из добротной кожи на толстой подошве и куртку, чересчур тёплую для такой жары. А рюкзак, обычно тощий, явно обзавёлся «пивным брюшком». Не иначе как Рамзес затеял вылазку за пределы Города. Он давно замышлял что-то подобное и даже уговаривал Ленни, но тот не уговорился.

Наскоро попрощавшись, Рамзес ушёл. К Амберу он так и не заглянул; складывалось впечатление, что он сторонится прежнего наставника. Наступил перерыв в работе, Ленни просмотрел список, подчеркнув самые многообещающие позиции, и оставил его на столе. Там он и лежал не день и не два, а Рамзес всё не появлялся. И тогда, медленно и трудно, но Ленни всё-таки поверил в то, что его друг уже не вернётся.

Как и предсказывал Амбер, «сезон пыльцы» завершился, «сезон дождей» ожидался не раньше, чем через пару недель, и в Немире установилась благоприятная для любых начинаний погода. И Ленни понял: больше он ждать не может. Сообщив Хранителю, что идёт на прогулку, он улизнул в Город – раствориться среди незнакомых лиц и хоть ненадолго избавиться от переживаний внутренней пустоты, которые только усугубились с отъездом короля и исчезновением Рамзеса. Ленни шёл, не разбирая дороги, и остановился, лишь когда вместо радостных горожан, вдыхающих очищенный воздух, увидел нечто совсем иное.

Северная окраина Города, ближайшая к линии фронта, теперь находилась в запустении. От случайного прохожего Ленни узнал, что жители вывезли оттуда движимое имущество и перебрались на вершину горы, под бдительные очи Верховного Магистра. Горожане утверждали, что таков их «сознательный выбор». Понять этого Ленни не мог. Если ты бежишь, спасаясь от преследования, это инстинкт. А если бежишь, потому что бегут другие, это массовая истерия, ничего общего с сознательностью не имеющая. Дважды встретившись с Монтернором, Ленни начал подозревать, что Немир устроен немного иначе, чем привычная реальность: всё происходило здесь быстрее и гораздо больше зависело не только от поступков, но и от мыслей людей. В такой ситуации, считал он, большинству достаточно было следить за собой, контролируя свои эмоциональные проявления, так нет же… люди разбежались, сея вокруг мрак и хаос, оставались только самые отчаянные и те, кому было нечего терять, и каждый сидел, затаившись в своей персональной цитадели. Даже тёплый летний вечер не мог выманить на улицу граждан Немира, озабоченных некомфортной политической обстановкой.

Ленни возвращался с прогулки, путаясь в лабиринтах дворов-колодцев, среди которых змеилась Главная Улица, словно потерявшая сама себя в круговороте событий последних дней. Было тихо, отметил он. Люди замерли, прислушиваясь к хриплому дыханию Зверя войны, спрятавшемуся в горах и, возможно, даже спящему, но сном нервным и разорванным. Особенно чуткое ухо могло бы различить шум битвы, подумал Ленни, но битвы другой. Сражения, в котором люди воюют сами с собой. Этот звук, когда ему удавалось покинуть поле боя, – человеческое сердце – был ужаснее грохота взрывов и воя сирен. Он не поддавался описанию.

Размышляя, Ленни с тоской вспомнил о книжной полке, которая занимала почётное место в его комнате, водружённая на вторую кровать. Среди прочих библиографических редкостей, подаренных Амбером, там стояло «Нешуточное руководство» Великого НеПосвящённого. За прошедшие недели оно покрылось тоненьким слоем пыли, и теперь, как в шутку выразился Хранитель Архива, сделалось «таким же убелённым сединами, как и его заслуженный автор». Когда Галахад и Арон разогнали армию гигантов, у Ленни появилась надежда, что война скоро закончится. Но с тех пор король не давал о себе знать, хотя Немир очень нуждался в спасении. И Ленни не мог взять в руки ни одной книги, кроме той, что была с ним сейчас. Он брёл по Городу с атласом важнейших немирских дорог.

Чем ближе к вершине, тем спокойней становилось вокруг. Появились люди, спешащие куда-то по обычным делам, и скоро на тротуаре стало тесно. Ленни понимал, что сейчас многие глазеют на него из окон, недоумевая, что нужно этому странному человеку с огромной книгой под мышкой, и почему он не торопится, шагая не в унисон с толпой, вынужденной мириться с этой чужеродной частицей, щепкой, плывущей против течения. Ленни остановился на краю тротуара и раскрыл атлас. Сегодня он простоял несколько часов у обрыва, изучая вид на Побережье, но одной дороги так и не обнаружил. Атлас издали несколько лет назад; даже если дорогой перестали пользоваться, должны были остаться хоть какие-нибудь её следы. Слишком мало времени прошло.

«Она должна там быть», – прошептал Ленни, снова и снова разглядывая карту тех мест. Хотя, раз уж Монтернор заставляет людей летать по воздуху, для него и дорогу стереть с лица земли – раз плюнуть. Другой вопрос – зачем…

Случайно подняв глаза, он поймал своё отражение в одной из витрин. Огромный атлас скрывал его целиком, только ноги торчали внизу. В голову прокралась непрошеная мысль. Что делать, приходится признать, что не всякий знакомый, даже не всякий друг в Настоящем Мире отважился бы подойти к нему вот так, запросто, когда он стоит на тротуаре в таком виде: гигантская раскрытая книга на двух ногах. В зелёной обложке. Нелепо.

Он сделал шаг в сторону и на что-то наткнулся.

– Привет, – сказали ему.

Из всех обращений «привет» наиболее универсально и потому ни к чему не обязывает. Удивляло другое. Ленни выглянул из-за атласа и встретился глазами с тем же отражением, только вместо двух ног было уже четыре. Ошарашенный, Ленни завертел головой направо-налево, но никого не увидел. Миновало несколько секунд, прежде чем он сообразил, что объект уже переместился и теперь находится прямо перед ним, естественно, полностью скрытый атласом.

«Интересно, для кого изобрели этакую громадину?.. – возмущённо подумал Ленни. – Только гигантам и читать…»

Рядом кто-то тихо засмеялся. Ленни попробовал было взять атлас поудобнее, но упустил обложку, и тот радостно распахнулся, переворачивая страницу за страницей на летнем ветерке. Пытаясь взять строптивца под свой контроль, Ленни чуть не упал под тяжестью внушительного фолианта.

В этот момент его окликнули по имени. Отмирок понял, что его призывают быть мужчиной и браться за дело решительно, но тут собеседник куда-то исчез. Его просто не было. Это вам не дорогу потерять… Ленни совершенно опешил, не зная, как быть дальше. Впрочем, он уже сообразил, с кем свела его капризная немирская судьба, и искренне сожалел, что нельзя бросить изрядно надоевшую ношу – вдруг помнётся или ещё что…

«Соберись!» – мысленно приказал он себе. И тут, совершенно неожиданно, на ум пришли слова, давным-давно сказанные его дядей (в то время ещё просто «дядей», без мифологического шлейфа, который потащился за ним впоследствии): «Если проблема не решается, значит, это не та проблема. Закрой глаза, и всё образуется само собой». Ленни медленно проговорил про себя эту фразу, глубоко вздохнул и закрыл глаза. Когда же он вновь открыл их, его одиночество закончилось.

– Иногда помогает, – заметил Сантариал без всякого перехода, – но не всегда.

Ленни растерянно моргнул. Моргание, однако, не добавило определённости в текущую ситуацию.

– Где Вы были?

– Там, – сказал архаик, показывая на атлас. – Картинки смотрел. Не веришь?

– Верю, – ответил Ленни. Здешние книги и правда затягивали, ему ли об этом не знать! Другое дело – оказаться в самой книге, внутри неё. Ленни, возможно, усомнился бы, да вот беда: пару месяцев назад он прибыл в Немир посредством банальной автомобильной покрышки…

Сантариал уже довольно давно фланировал туда-сюда по Главной улице. Традиционно, попав на люди, архаики сразу собирали толпу зевак, не всегда настроенных лояльно; поэтому предпочитали маскироваться, уводя чужое внимание в сторону или просто рассеивая его. Как ни странно это прозвучит, лучше всего помогали очки с тёмными стеклами, это всегда действовало безотказно, и любая толпа рассасывалась, освобождая путь. Однако, как это бывало очень часто, Сантариал чересчур творчески подошёл к своей задаче – стать незаметным. Он просто перетрудился. И понял это лишь тогда, когда его толкнул, едва не сбив с ног, некий материальный объект. Это было похоже на удар Судьбы.

И вот теперь этот Ленни стоял и не двигался, следя за каждым его движением.

Бывают люди просто красивые и те, на кого хочется смотреть бесконечно. Наплевав на правила приличия, впитывать увиденное каждой клеткой тела, словно заряжаясь чистой энергией бытия. Чувство неземной, какой-то нереальной радости переполнило Ленни. «Я понял, чем отличается Немир, – подумал отмирок. – Здесь ангелы не имеют крыльев».

Вовремя спохватившись, он поспешно отвёл глаза. Долго смотреть на Сантариала было опасно для жизни: что-то внутри начинало крошиться и ломаться, и слышались звуки, похожие на пение фей. То есть происходило то, что граждане в здравом уме обычно отрицают.

– Ты словно зритель в цирке, который ждёт, что фокусник вынет из шляпы кролика, но вместо этого видит удава, проглотившего кролика! – заметил Сантариал.

Ленни не решился обнародовать свои последние размышления и ограничился тем, что уронил атлас прямо на тротуар и себе на ноги. Сантариал склонился над книгой и, мягко касаясь пальцами страниц, раскрыл её на оглавлении. В действиях архаика ощущался искренний интерес.

– Не думал, что Амбер разрешает выносить это из помещения.

– Не то что бы не разрешает… – Ленни замялся.

– Но зачем запрещать то, что вряд ли кому-нибудь придёт в голову осуществить, —закончил за него Сантариал.

– Вот именно, – сказал Ленни, радуясь, что ничего не нужно объяснить. – А этой книге я бы вообще не доверял. Она неточна.

– Странно. Здесь все ею пользуются.

– Пусть тогда не жалуются, если окажутся там, куда не собирались попадать.

Выпалив эту фразу, Ленни смущённо замолк: Сантариал взглянул на него в замешательстве, словно не был уверен, кто перед ним. Чтобы покончить с темой, Ленни закрыл книгу, сунул подмышку и зашагал вперёд.

Он и без атласа знал, куда ему нужно.

С тех пор, как он помимо своей воли оказался в Немире, у Ленни развилась обострённая чувствительность. Раньше ему не приходилось сталкиваться с такой бедой, и он плохо понимал те состояния эмоциональных натур, для описания которых обычно не хватает слов. Всё изменилось с появлением внутреннего голоса. И, хотя беспокойный собеседник больше не напоминал о себе, Ленни был уверен, что тот просто соединился с его личностью, и тихо и незаметно влияет на его решения. Сейчас, например, ему казалось, что нельзя оставаться здесь, надо уходить, всё равно куда. Это чувство побуждало Ленни идти вперёд, ускоряя шаг. Подступившая совсем близко ночь скоро окрасит и людей, и предметы в единственный любимый ею цвет, но ему не хотелось сливаться с темнотой.

Сантариал спокойно шёл следом, явно намереваясь не терять отмирка из вида. Осознать необычность такой ситуации Ленни помешали пробелы в образовании. Историки Немира, по книгам которых он занимался, были самыми обычными людьми-неотмирками, и им не доставляло никакого удовольствия общаться со странными жителями мыса Аджано. Они и не общались, пользуясь крупицами информации, добытыми со стороны. Разумеется, информация не проверялась, и источник не указывался. Таким образом, можно было с уверенностью сказать, что исторические анналы изобиловали белыми пятнами о самой большой чёрной дыре в прошлом и настоящем Немира – о цивилизации архаиков.

В свою очередь, жители упомянутого мыса тоже не горели желанием вступать в контакт с кем бы то ни было. Они решались на такое только в интересах дела, в чём Ленни имел возможность убедиться совсем недавно. Но нынешнее поведение Сантариала в негласном словаре терминов, которыми пользовались архаики, квалифицировалось бы как «навязчивое преследование» и не могло снискать одобрения соплеменников. Не ведая об этом, отмирок продолжал жить в своём собственном мире и даже почти в гармонии с остальной Вселенной. Однако, то, что не беспокоило Ленни, беспокоило самого Сантариала. На мысе Аджано ему хотелось одного: устрашить Ленни, чтобы тот больше никуда не лез. Судя по всему, это не сработало, а существовало не так уж много вещей, которые не удавались архаику с первого раза. Приходилось признать: что-то в отмирке зацепило Сантариала. А, зацепив, не захотело отпускать.

Они прошли вместе несколько кварталов, прежде чем Ленни опомнился и оглянулся. В облике Сантариала появилось что-то новое. И Ленни вдруг понял, что именно: его одежды вовсе не были чёрными. Такой оттенок бывает у ночного неба: глубокий синий тон…

Он очнулся, увидев Сантариала уже далеко впереди. Тот махнул рукой, подзывая его. Теперь Ленни шёл за ним, и вовсе не находил это странным. Хотя и не мог понять, когда всё так переменилось.

– Интересно, – протянул архаик. – Где бы я ни оказался, постоянно чудится, что за мной следят. И главное, так оно и есть. Я не страдаю манией преследования.

– Вы обращались к врачу? – вежливо полюбопытствовал Ленни.

– Я не люблю врачей.

– А… мой дядя был врач, и моя тётя тоже его не любила. Только по другому поводу…

Они ещё не настолько хорошо знакомы, кольнуло его, чтобы потчевать архаика отрывками из семейной жизни отмирка по имени Ленни Мантуер. Остановись, несчастный! Но было поздно.

– Вы что, читаете мои мысли? – напрямик спросил Ленни. – Лучше не читайте. А то получится как тогда…

Он запнулся: воспоминания о происшествии на мысе Аджано не давали ему покоя с весны. Очень хотелось спросить: а что именно случилось тогда? Удерживало только понимание, что ответа он, скорее всего, не получит. По крайней мере, того, какой его устроит.

– Обычно люди не чувствуют, когда им залезают в голову, хоть поселись там… – снисходительно отметил Сантариал. – Ты, я вижу, исключение.

– Да. Поэтому покиньте поскорее мои мысли. Мне это не нравится.

– А мне очень. Но, боюсь, от меня это не зависит, – не оборачиваясь и не замедлив шага, отозвался архаик. – Профессиональная привычка. Тебе случалось на кого-нибудь работать?

Сперва Ленни показалось, что он поменял тему. Хотя бы потому, что это было бы логично…

– Конечно. Каждый день.

– А бывает так, что на работе приобретаешь качества, от которых одним потом хорошо, а другим – не очень?

– Бывает всякое, – очень осторожно сказал Ленни. – Та же тётя… да ладно, это не интересно!

– И что ты делаешь в таких случаях?

– Обычно я извиняюсь, – сообщил Ленни. («Что он всё меня допрашивает?!»)

– И это что-нибудь меняет?

– По разному, – признался отмирок.

– А если на работе попросят что-то сделать, ты ведь это делаешь?

– Ну да.

– А если тебе скажут, что нужно разрушить целый город… или континент?

– Ну… не знаю, – протянул Ленни. – Я ведь не умею. Никто меня этому не учил. («И что за бред я несу!»)

– Допустим, я умею, – спокойно сказал Сантариал. – Меня только этому и учили.

– Тогда я бы поменял работу.

– Как раз этого я сделать не могу.

– Да, – сказал Ленни, помолчав. – Думаю, теперь я понимаю.

– Не думай, – резко произнёс Сантариал. – Существует множество способов уничтожить континент, и совсем другое дело – уничтожить кого-то лично. Своими руками.

Некоторое время Ленни хранил тишину; так, почти незаметно для себя, они миновали несколько сквозных дворов. Ветер блуждал даже здесь, подхватывая горстями листву и мусор и швыряя вверх, к небу, которого совсем не было видно этой тёмной, промозглой ночью. Ветер гулял даже в карманах. «Всё это, безусловно, забавно, – подумал Ленни. – Но куда мы идём?»

– А Вам когда-нибудь приходилось?

– Что?

– Уничтожить что-то типа континента.

– Нет. Всё время кто-нибудь мешает, – ответил архаик, искоса посмотрев на него.

Я солгал. Тот Храм необходимо было убрать с лица земли, и придумал это я, а не какая-то Принцесса Тайна. Даже Инферналис не смог бы изобрести такое: похоронить основополагающий символ целой нации, квинтэссенцию всего, что было для неё свято. И – не Чудо ли, что, как только Храм Галахада исчез с лица земли, в Немир явился реальный король, истинный символ для всего человечества! Кто назовёт это совпадением? Можете делать со мной всё, что захотите, но вы всегда будете помнить: именно благодаря мне вы, наконец, получили своего короля!

Да, это никуда от вас не денется.

Вот оно, моё послание человечеству. Я до последнего не верил, что смогу это сделать, но был обязан попытаться. Уже одно проникновение в Нирвалан считалось чем-то запредельным для архаика, но я многому научился и сделал всё правильно. Единицы могли бы совершить такое, а значит, я был на своём месте. И ни о чём не жалею.

– А тебе нравится твоя работа? – спросил Сантариал.

– Ага, – сказал Ленни, – для меня это почти и не работа. С книгами ведь как? Либо ты с ними уживаешься, и тогда всё в порядке, либо ваши пути очень быстро расходятся. Книги никогда не станут морочить голову и прикидываться важными и необходимыми для тебя, как тысячи других вещей в мире. Они слишком честные. Чтобы заботиться о них, действительно нужно призвание. Они ведь такие разные.

И тут строптивое воображение нарисовало ему – нет, не многоэтажные полки Архива! – свою разношёрстную библиотеку, оставшуюся в Настоящем мире. О сравнении размеров речи не шло, но эта библиотека была его собственным порождением, частью его личной истории, и заключала в себе частицу его самого. Чего в ней только не было!.. Иные книги шли у него тяжело, сквозь них приходилось продираться, но в награду они отягощали сердце трудными истинами, для которых уже никогда не найдется собственных слов. Они возносили над повседневностью и освобождали разум, и жизнь без них становилась пустой и пресной, словно летний театр в межсезонье. Такие книги были «настольными». Другие, не достигая потаённых уголков души, оставляли на ней лишь пару царапин, но за эти «царапины» их вполне можно было держать под рукой, с мыслью когда-нибудь к ним вернуться. И, наконец, присутствовал сорт литературы, в котором, честно говоря, ничего и не было… автор не потрудился вложить в свои творения хоть что-нибудь, и книги отчаянно «вампирили» самого читателя, чтобы хоть как-то заполнить внутренний вакуум. Для них существовало только одно средство – простить и забыть, и Ленни бестрепетно отправлял их на самую верхнюю полку, а то и за пределы своего жилища.

Вот о чём он мог бы рассказать… но не хотел лишний раз заострять внимание на том, что осталось «там». Вместо этого он вздохнул и произнёс:

– Бывают издания настолько редкие, что их и в руки-то страшно взять…

– И зачем они тогда нужны?

Это прозвучало настолько странно, что Ленни остановился. И дело было не в самом существе вопроса, каким бы глупым он не показался. Просто… да, это проверка, осенило его, и следом на поверхность сознания наконец всплыло то, что затаилось там какое-то время назад и напоминало о себе лишь лёгкими толчками беспокойства. Неизвестно зачем, последние несколько минут архаик пытался внушить Ленни, что его, архаика, здесь нет.

Но он здесь был. Поэтому Ленни как ни в чём не бывало ответил:

– Они существуют для самых разных целей. Некоторые из них уже сами по себе символы, и само их присутствие изменяет мир вокруг.

Наступило долгое молчание. Потом Сантариал спросил:

– Ты это кому говоришь?

– Тебе.

Ещё немного помолчали, потом Сантариал вздохнул, признавая своё поражение.

– Просто здорово, – вымолвил он. – Но почему ты не реагируешь на меня как все нормальные люди? Другие давно уже заметили бы моё отсутствие.

– Ну, видишь ли, – сказал Ленни, – твоё отсутствие и твоё присутствие – совершенно разные вещи, прямо-таки диаметрально противоположные. Уж не знаю, почему все остальные этого не замечают.

Кивнув, Сантариал схватил Ленни за руку и без всяких прелюдий потащил за собой. У него это вышло вполне естественно, так что отмирок и не подумал упираться и выяснять, что послужило причиной такой спешки.

– И потом, – запыхавшись, выдал Ленни чуть погодя, – когда никого нет, никто не пытается тебе внушить, что никого нет…

– Я понял, – телеграфно сообщил его спутник. – Идём скорее. Здесь нарисовался ещё кое-кто, кому я ничего не могу внушить, но если повезёт, он нас не найдёт.

Словно в ответ на это раздался отдалённый гул, вроде того, что производит при работе огромный механизм. Звук неумолимо приближался. Сантариал выпустил руку Ленни и исчез в тумане, но отмирок успел поймать момент и не отстать. Завернув за угол ближнего дома, он едва не сшиб Сантариала с ног. В угрюмый колодец двора они вбежали вместе.

Они стояли, прижавшись к стене, под прикрытием каменной арки. Бывают моменты, когда люди смотрят друг другу в глаза. Потому, что иначе никак. Ленни уже испытал на себе действие этого взгляда, и страшился повторного опыта. Во мгле глаза Сантариала светились, как у кошки. Расплавленное золото, озарённое фонарным светом. Но теперь Ленни различил и другое: искорки смеха, танцевавшие на этом тусклом фоне.

Вокруг них кружились и падали листья – надоевшие, брошенные игрушки ветра. А ветер занялся волосами архаика, краями его широкой одежды, потом перекинулся на живую изгородь ближайшего дома, пустив по ней самые настоящие волны… «Гляди, как я могу, – словно говорил ветер Ленни. – А ты?..»

– Я хочу посмотреть на мир твоими глазами, – сказал Сантариал. – Глазами ветра, неба, этой падающей листвы. Увидеть то, что мне не удавалось раньше. Это плохо?

– Ох, – Ленни почувствовал, что у него уже нет сил, ну просто никаких, – Просил же: не читай моих мыслей!

– Я и не читаю, – безучастно ответил архаик. – У тебя всё на лице написано.

Темнота наползала, подобная хищному зверю, крадущемуся на мягких лапах. Быть может, тому самому зверю, который прятался за стенами Города, издавая странные скрежещущие звуки, чтобы запугать и сбить с толку свою жертву. Дома впитывали, вбирали в себя оттенки темноты и становились похожими на маленьких зверушек, в страхе жмущихся друг к другу. Ленни взглянул себе под ноги и удивился: камни мостовой обледенели. Он не поверил бы этому нонсенсу, если бы сам не чувствовал подступающего холода. Даже тёплый свет, льющийся из окон, уютный свет жилищ, упав на мостовую, словно остывал, как шлейф кометы, приземлившейся во льдах.

«Это что, зима посреди лета? – поражённо подумал Ленни. – А кто-то говорил о чёткой смене сезонов…»

Посреди одного двора Сантариал остановился в раздумье; здесь узкие стены домов с щёлками окон и белыми пятнами дверей, к которым вели несколько ступенек лестницы, напоминали человеческие лица. Лица с потухшими глазами и отвисшими челюстями. Под окнами дома напротив Ленни увидел цветник с пышными тёмно-пурпурными розами. Он наклонился и понюхал одну. Она пахла морозной свежестью, как оранжерейный цветок, вынесенный из павильона в декабре. Собственного аромата у розы не было.