Текст книги "Искупление пороком"

Глава 31

Слова Пола вселили в меня жгучую надежду. Его описание Стаффорда, а в особенности наличие у последнего собственной церкви, противоречащей основам большинства религий, казалось мне весьма многообещающим. Пол, всё ещё смущённый и сомневающийся, рассказал нам с Винсентом, как найти здание церкви Стаффорда, а затем мы, решив не ждать завтра, распрощались с Полом и сразу же отправились туда.

В общину Стаффорда я намеревалась пойти одна, так как понимала, что Винсенту, бывшему некогда священником, могло быть неприятно находиться там. Веривший или нет, в глубине души он всё же оставался слугой Господа. Впрочем, Винсент рассудил иначе.

Он был истинным джентльменом, и поэтому не мог позволить мне отправиться совершенно одной в логово жутких сектантов. Тем более, что прежде он кое-что слышал о них, и это кое-что нисколько его не радовало. Когда Пол упомянул о них, Винсент не смог не согласиться, что подобные люди вполне могли бы иметь некоторое родство с Дьяволом.

Всё дело в том, что община эта не просто приветствовала, но поощряла и регулярно проводила таинственные кровавые обряды. По городу ходили легенды, правда, ничем конкретно не подтверждённые, о том, что на подобных обрядах жестокой смерти подвергались не только животные, но и люди. Собственно, именно поэтому все варианты, при которых я могла бы в одиночку посетить данную общину, Винсент сразу же отмёл.

В отличие от меня, Винсент не был столь уверен в доброте Дьявола и служивших ему лиц. Он полагал, что люди столько столетий страшились его не зря. На то были причины. Впрочем, я и сама, вопреки тому, в чём пыталась убедить старика, не была полностью уверена в теперешней доброте Самаэля. Тот Дьявол, которого я знала, жил очень давно, но с тех пор он сильно изменился. За это время Самаэль вполне мог разлюбить меня или даже возненавидеть. Кто знает, не жаждет ли он теперь моей крови?

Здание, в котором располагалась церковь Стаффорда, находилось несколько обособленно от жилых домов того района. Казалось, оно намеренно сторонилось прочих строений, словно бы подчёркивая собственное превосходство над ними. Вопреки всем возможным традициям, окон в нём не было. Всего одна узкая дверь, словно прищуренный чёрный глаз циклопа, выделялась на фоне белого камня стен.

Двери церкви в этот час оказались заперты. Я громко постучалась, но ответа не последовало. Я с сомнением посмотрела на Винсента, но он лишь пожал плечами.

– Может быть, у них сегодня выходной? – неуверенно пробормотал старик.

Не желая сдаваться так быстро, я снова повернулась к двери и постучала сильнее. Такой стук можно было бы счесть верхом невоспитанности, но и на него ответа не последовало.

– Что ж, – подождав немного, я разочаровано вздохнула. – Видимо, стоит попробовать завтра.

Я ещё не успела договорить, когда за дверью послышался шум. Она отворилась с неприятным скрежетом, и на пороге появился худощавый молодой мужчина в строгом тёмно-сером костюме.

– Что вам? – весьма грубо поинтересовался он, окинув нас холодным, недовольным взором.

Его внешний вид меня удивил. Исходя из рассказов Пола и Винсента, я была уверена, что все последователи общины должны иметь что ни на есть самый устрашающий вид. Тем не менее представший перед нами молодой мужчина отнюдь не выглядел устрашающе. У него была бледная кожа и русые волосы, аккуратно остриженные у плеч. Карие, почти чёрные глаза подозрительно глядели на нас.

– Мы бы хотели вступить в общину, – сказала я первое, что пришло в голову.

Человек удивлённо приподнял бровь и смерил меня скептическим взглядом. Его взгляд на секунду задержался на шрамах, пересекавших моё лицо. Очевидно, они заинтересовали этого человека, так как правый уголок рта его слегка приподнялся, рождая высокомерную улыбку. На мгновение мне стало страшно. Он глядел на меня так, как смотрит голодный хищник на зазевавшуюся дичь. Мне захотелось как можно быстрее покинуть это место, и, словно ощутив это, человек удовлетворённо ухмыльнулся и перевёл взгляд на Винсента.

– Кажется, я вас знаю, – правая бровь сектанта удивлённо поплыла вверх.

– Маловероятно, – встревоженно пробормотал Винсент. Ему, как и мне, не терпелось уйти отсюда.

– Да нет же, – сектант отвёл взгляд от Винсента, на мгновение задумался, а затем, кивнув своим мыслям, продолжил: – Я точно вас знаю. Вы были священником в церкви, что в нескольких кварталах отсюда. Я побывал на нескольких ваших проповедях. Не могу не признать, они были весьма убедительны.

– Это давно в прошлом, – смущённо сказал Винсент. Он не доверял сектанту, но всё же был польщен подобным вниманием к своей скромной персоне.

Сектант, казалось, искренне удивился появлению Винсента у порога общины.

– Я слышал, – сказал он после секундного раздумья, – что вы покинули сан, но и подумать не мог, что судьба приведёт вас однажды к нашим дверям. Что же с вами случилось?

– Много чего…

– Я жажду услышать подробности, – сектант широко, но отнюдь не добродушно, а, скорее, как-то излишне хищно улыбнулся. – Но давайте сначала пройдём в мой кабинет.

Он отступил в сторону, пропуская нас с Винсентом внутрь религиозной обители Стаффорда. Как ни странно, но внутри тоже не оказалось никаких ужасающих элементов. Не было тут ни черепов, ни отрезанных конечностей или сатанинской символики, которой, например, был переполнен дом самоназванной ведьмы. Только просторный пустой коридор, ярко освещённый небольшими лампами, встроенными в потолок. В этот момент я вдруг осознала, что в мире, в котором я оказалась, ни в коем случае нельзя верить своим глазам. Все здесь стремятся обмануть друг друга и делают это во многом с помощью визуальных эффектов. Бездарная ведьма с помощью устрашающих элементов пыталась показать, что она умеет колдовать, а община, практикующая кровавые жертвоприношения, производила впечатление абсолютно законного и даже позитивного предприятия. Более того, внутри церкви Стаффорда не было даже ощущения религиозного предназначения этого здания.

Едва мы оказались внутри, сектант запер дверь. Это, конечно же, мне очень не понравилось, но я постаралась не подавать вида. Быть может, запертая дверь – всего лишь их стандартная практика, не представляющая для нас с Винсентом никакой опасности.

– Пройдёмте за мной, – сказал молодой мужчина.

Он быстро пошёл вперед, указывая нам дорогу. Внутри здание общины казалось куда большим, чем снаружи. Здесь было много помещений разнообразного характера и размера. Назначение некоторых из них так и осталось для меня загадкой, но всё же ни одна из комнат, мимо которых мы проходили, не казалась мне хоть сколько-нибудь страшной или опасной. Я даже начала сомневаться в том, действительно ли эта община именно та, о которой говорил Пол.

Впрочем, все сомнения исчезали, едва я обращала взгляд к нашему провожатому. С одной стороны, конечно, он не выглядел таким уж жестоким, безумным убийцей. Он был молод, худ и даже немного жеманен, но всё же что-то в его манере держать себя, в его взгляде, в его речи не давало мне возможности расслабиться и успокоиться. Двигаясь вслед за ним по коридорам обители, мы с Винсентом не раз переглядывались, желая обрести уверенность друг в друге. Вот только уверенности не было ни в ком из нас.

Любопытно, что за то время, которое мы провели в обители, нам не встретился ни один человек. Казалось, будто бы, кроме нас и нашего провожатого, в здании больше никого не было. Тем не менее молодой человек то и дело оглядывался по сторонам, словно бы ожидая кого-то увидеть и беспокоясь из-за этого. Особую тревогу он проявил в тот момент, когда мы проходили через центральный зал. Здесь не только пересекались несколько коридоров, но и отсюда в четыре стороны вели на второй этаж белоснежные мраморные лестницы. В самом центре этого зала стояла высокая мраморная статуя незнакомого мне мужчины. В одной руке он держал книгу, а другую властно простирал над нами. Подписи у статуи не было, но я догадалась, что изображает она сэра Томаса Стаффорда.

По пути наш провожатый всё время расспрашивал Винсента о причинах его ухода из церкви и его последующей жизни. На меня же сектант почти не обращал внимания, что не могло не радовать.

Вскоре мы оказались в его кабинете, который, к моему удивлению, был обставлен весьма богато. Стены, пол и потолок здесь, как и во всех прочих залах, тоже были белыми, но мебель казалась массивной и явно дорогой. На стенах висели многочисленные картины, выполненные в бордовых тонах. Что конкретно они изображали, разобрать было сложно, но при первом взгляде рисунки казались огромными пятнами крови, выплеснутой прямо на белые стены.

– Располагайтесь, – молодой мужчина указал нам на диван, обитый тёмно-бордовым бархатом. – Я забыл представиться. Можете обращаться ко мне отец Дориан. Я глава духовной общины Истинного Бытия в нашем городе.

– Я думала, главой является сэр Томас Стаффорд, – удивлённо пробормотала я и тут же пожалела о своей несдержанности.

Дориан внимательно взглянул на меня, словно пытаясь решить, стоит ли вообще со мной разговаривать. Тот факт, что я знаю о принадлежности Стаффорда к общине, вызывал в нём смутные подозрения и, вероятно, если бы не интригующая личность Винсента, Дориан выставил бы меня вон из своей церкви. Тем не менее, сдержав подобный порыв, он наставительно произнёс:

– Сэр Томас Стаффорд – наш духовный лидер, наставник и учитель. Он создал эту церковь, но общины её находятся не только в нашем городе. Они рассыпаны по всему миру, и во главе каждой из них стоит человек, подобный мне.

Мне показалось, что он не закончил свою мысль, но настаивать на продолжении я не стала. Это вполне удовлетворило и, очевидно, успокоило Дориана.

– Так что же привело вас сюда? – спросил он, снова обращаясь преимущественно к Винсенту.

– Мы ищем истину, – старик пожал плечами.

Дориану этот ответ очень понравился, и он широко улыбнулся.

– Что ж, я уверен: здесь вы найдёте ответы на все свои вопросы, – сказал он, слегка кивнув своим мыслям. – Для начала я дам вам несколько книг, написанных учителем Стаффордом. Вы сможете найти в них многое из того, что не расскажут другие религии.

– Благодарю, – сказала я. – А можно ли попасть на какую-нибудь проповедь учителя Стаффорда? Я слышала, что они переворачивают сознание…

Дориан заметно насторожился при первых моих словах. Он снова подозрительно оглядел меня – видимо, я, в отличие от Винсента, доверия ему не внушала – несколько мгновений подумал, но потом сказал:

– К сожалению, в ближайшее время учитель Стаффорд лично читать проповеди не планировал. Сейчас его занимают более серьёзные и важные для человечества вопросы, но через два дня в его загородном доме должен состояться большой приём, на который приглашаются все члены местной общины. На этом приёме учитель Стаффорд непременно выступит.

– Было бы замечательно услышать его речь, – я постаралась сказать это максимально наивным тоном.

Дориан криво усмехнулся и снова посмотрел на меня так, будто бы видел во мне лишь бестолковую загнанную дичь. Мне не нравился ни этот взгляд, ни те мысли, что скрывались за ним. Конечно, надеяться на то, что нас позовут на закрытый приём, было глупо, но меня не покидало ощущение, что у Дориана могут возникнуть какие-нибудь планы на наш счёт и ради них он решится провести нас на мероприятие. Ощущение это подпитывалось тем, что он испытывал явный интерес к личности Винсента.

– Что ж, – сказал, наконец, лидер городской общины Истинного Бытия, – чтобы попасть на этот приём, вам нужны приглашения. Так как вы решили вступить в нашу общину, я могу внести вас в список. Вы действительно хотите попасть туда?

– Очень, – сказала я, едва сдерживая участившееся сердцебиение.

Глава 32

На этот раз Ренэйт удалось застать сэра Томаса дома. В последние несколько дней у неё не то чтобы не было выходных, но даже не выдавалось лишних свободных часов, чтобы посетить старого друга. Вчера же, потратив весь вечер на поиски сбежавшей пациентки, Ренэйт чётко решила, что сегодняшний день посвятит только себе. Вернее, поездке к Стаффорду.

Утром она позвонила в городскую квартиру сэра Томаса, но ей сказали, что ещё два дня назад он уехал в свою загородную резиденцию. День у Ренэйт был совершенно свободным, и поэтому она решила, что потратит его на небольшое путешествие.

Ренэйт много раз была в резиденции Стаффорда, но не очень любила это место. Загородный особняк сэра Томаса казался ей слишком уж мрачным и каким-то неухоженным. Возможно, всё дело было в том, что ему не хватало женской руки. Быть может, если бы сэр Томас женился, то его избранница сумела бы, например, превратить разросшийся, буйствующий сад в настоящее произведение искусства. Вот только сэр Томас жениться даже не думал, и потому двор его и дом был мрачен и наполнен многочисленными признаками нарочитого, но абсолютно бесполезного, по мнению Ренэйт, богатства.

У дверей особняка её встретил местный управляющий – мужчина средних лет с потухшим, не заинтересованным ни в чём взглядом.

– Сэр Томас дома? – спросила у него посетительница.

Управляющий хорошо знал Ренэйт и её тесную дружбу с хозяином и поэтому без лишних вопросов проводил гостью в кабинет. Стаффорд, казалось, совсем не удивился визиту давней подруги. Вместо приветствия он лишь хмыкнул и холодно указал ей на ближайшее кресло. Ренэйт заметила, что он погружён в изучение каких-то бумаг. Лицо старого друга выражало напряжение и лёгкое недовольство.

– Что-то случилось? – спросила она.

– Нет, – сухо ответил Стаффорд. – Просто некоторые поставки, запланированные на ближайшие дни, переносятся.

– Они были для тебя важны? – желая вовлечь сэра Томаса в разговор, поинтересовалась Ренэйт. Ей были совершенно безразличны эти поставки, но она хотела, чтобы Стаффорд оторвался ненадолго от бумаг и уделил внимание ей.

– Зачем ты приехала? – хозяин дома обратился к ней холодно, но от бумаг всё-таки отвлекся.

– Я за тебя беспокоилась, – сказала Ренэйт.

– На тебе новая блузка, – Стаффорд скептически приподнял левую бровь и многозначительно ухмыльнулся. – Ты не беспокоилась, скорее, соскучилась.

– Одно другому не мешает, – Ренэйт смутилась и неловко поправила ворот блузки.

Она, действительно, была новой, но Ренэйт надела её сегодня без какого-то дополнительного умысла. По крайней мере, до текущей секунды ей так казалось. Вездесущая проницательность Стаффорда всегда заставляла Ренэйт чувствовать себя неловко. Вот и сейчас она усомнилась в том, действительно ли надела утром эту блузку просто так или же все-таки с подсознательной целью впечатлить сэра Томаса.

Стаффорд, в свою очередь, очень любил ставить Ренэйт в неудобное положение. Искреннее смущение, проявлявшееся в такие моменты на лице подруги, невероятно забавляло его. Вот и теперь, наслаждаясь её неловкостью, он отложил бумаги, откинулся на спинку кресла и, кокетливо улыбнувшись, бросил гостье томный взгляд. Сэр Томас прекрасно знал, какие чувства испытывает к нему эта женщина, но влюблённость её лишь льстила его самолюбию, не более того. Сам же он не испытывал ни к ней, ни к кому бы то ни было излишне глубоких чувств. Ренэйт нравилась ему, она была удобной, она, словно собачонка, готова была прибежать по первому же его зову, и, быть может, если бы Стаффорда хоть немного интересовал вопрос брака, то он женился бы именно на ней, но любовь, брак и прочая романтическая чепуха были ему абсолютно неинтересны. Впрочем, это нисколько не мешало ему забавы ради подпитывать в добросердечной Ренэйт глубокие чувства к себе.

– Так о чём же ты беспокоилась? – почти ласково осведомился Стаффорд.

– В городе эпидемия, – всё ещё испытывая неловкость, сказала Ренэйт. – Я тревожилась о твоём здоровье.

– Глупости, – отмахнулся сэр Томас. – Моему здоровью ничего не может угрожать.

– Ты не знаешь, о чём говоришь, – не согласилась гостья. – До поры до времени мы все считаем себя неуязвимыми, но сейчас все городские больницы переполнены. Люди умирают сотнями в день.

– Это же прекрасно! – вопреки ожиданиям гостьи, воскликнул сэр Томас.

Ренэйт удивлённо посмотрела на него, не понимая причин подобной внезапной радости. Ей даже показалось, что он и вовсе не слушал её.

– В городе эпидемия, Томас, – повторила она. – Я не шучу.

– Я тоже не шучу, – Стаффорд внезапно посерьёзнел, и эта резкая перемена его настроения отчего-то напугала Ренэйт. Тем временем сэр Томас продолжил: – Но так и должно быть. Эпидемия лишь в очередной раз подтверждает то, что скоро мир изменится. Грядёт судный день, и я, наконец, смогу занять то место, которое суждено мне от рождения.

Ренэйт недовольно поморщилась. Фантазии Стаффорда, в которых он именовал себя сыном Божьим, всегда вызывали в ней странное, неприятное чувство. Словно бы она видела в нём едва пробуждающееся безумие, но ничего не могла с этим поделать. В последнее же время сэр Томас говорил о своём вымышленном предназначении слишком часто.

Тем временем мысли Стаффорда изменили своё направление, и он, нажав кнопку на телефоне, вызвал управляющего. Когда тот вошёл в кабинет, сэр Томас окинул его недовольным взглядом и спросил:

– Где Дориан? Я сегодня не видел его.

– Дориан сегодня в городе, учитель, – с легким поклоном сообщил управляющий. – Он следит за делами общины.

Стаффорд раздражённо скривился. Конечно, дела общины были важны и Дориан, вероятно, поехал в город не без причины, но всё же сейчас он нужен был Стаффорду здесь, в особняке. Сомневаясь, стоит ли говорить при гостье, сэр Томас бросил на Ренэйт неуверенный взгляд, но она, казалось, была погружена в собственные мысли, и Стаффорд, слегка понизив голос, всё-таки спросил управляющего:

– Ты её кормил?

– Я заносил ей еду, но, кажется, она к ней так и не притронулась, – также понизив голос сообщил управляющий.

На лице его отразилось смущение. Ренэйт, несмотря на внешнее равнодушие, всё-таки прислушивалась к этой беседе. Прежде она никогда не видела на лице управляющего других выражений, кроме бесконечной скуки и отстранённости, и поэтому теперь, заметив его смущение, она очень заинтересовалась разговором. Впрочем, и секундная неловкость Стаффорда, предшествовавшая его вопросу, тоже весьма интриговала гостью. Ренэйт знала о том, что Стаффорд порой держал в своём особняке пленников, но понимая, что подробности их существования ей не понравятся, Ренэйт в разговорах с сэром Томасом старательно избегала этой темы. Она понимала, что, что бы Стаффорд ни делал со своими пленниками, это, скорее всего, выходит за границы закона и нравственности, и поэтому не задавала лишних вопросов. Сообщить же о деятельности Стаффорда властям ей никогда не приходило в голову.

Тем не менее сейчас разговор сэра Томаса с управляющим, а в частности то неудовольствие, которое во время него проявилось на лице Стаффорда, пробудили в Ренэйт жгучее любопытство.

– Что ж, не буду мешать твоим делам, – сказала она, поднимаясь.

– Уже уходишь? – удивился Стаффорд.

– С твоего разрешения погуляю немного по саду, а потом поеду домой, – сказала она. – Не хочешь присоединиться к прогулке?

– Может быть, позже, – сказал Стаффорд, заметно обрадованный тем, что Ренэйт покидает кабинет. – Мне нужно закончить с делами.

Глава 33

Бесконечная темнота давила на сознание Барендины. Вот уже несколько дней она находилась в плену у Стаффорда. Сколько конкретно? Ответить на этот вопрос точно она не смогла бы. В темнице не было окон, сюда не проникал дневной свет, и потому невозможно было ясно определить, день ли сейчас или ночь. Свет же в камере погас сразу же, как только Стаффорд ушёл.

Впрочем, время от времени свет зажигался вновь, но никакого облегчения от этого Барендина не испытывала. Загоревшаяся лампа сигнализировала о том, что в темницу идёт хозяин, а встречи с ним приносили Барендине только страдания. Каждый раз она, ползая у ног Стаффорда и обливаясь слезами, умоляла его даровать ей свободу, но хозяин этой тюрьмы был суров и непреклонен.

Впрочем, иногда появлялся не сам Стаффорд, а его помощник, тот самый, что привез её в особняк. Визитов этого человека Барендина страшилась ещё больше, чем регулярных посещений сэра Томаса. Стаффорд являл себя ей пышущим величием и торжественностью. Он оскорблял, ругал и унижал Барендину, но никогда, никогда не истязал её физически. Пощечина – вот тот максимум, до которого опускался этот человек.

Помощник же его не был столь добр. Этого человека звали Дориан. Он приносил Барендине еду и всегда находился рядом до того момента, пока пленница не съедала всё до последней крошки.

Когда Дориан явился в темницу в первый раз, Барендина, ошибочно полагая его более мягким, чем хозяин, попыталась вызвать в нём жалость. Теперь же пленница понимала, что этому созданию подобное чувство было неведомо.

Сначала Дориан вёл себя отстранённо. Он молча поставил перед ней миску с отвратительно приготовленной овсянкой и отошёл к противоположной стене. Барендина была голодна, но всё же вид липкой, комкообразной каши вызвал у неё отвращение. Она никогда не ела ничего подобного и даже сейчас не хотела и не могла пойти против своих принципов.

– Я не хочу есть, – Барендина презрительно оттолкнула от себя тарелку, и часть её содержимого вывалилась на грязные камни темницы.

– Тем интереснее, – почти пропел Дориан. – Люблю зубастых…

Его лицо вдруг стало каким-то хищным, и Барендина внезапно осознала, что, вероятно, не стоило так сразу злить этого человека.

Тем временем Дориан медленно, с подобной танцору грациозностью, подошёл к отброшенной тарелке. Каждый его шаг тихим эхом отзывался в этих холодных стенах. Медленно… Казалось, бесконечно медленно… он опустился на одно колено, подобрал выпавшую ложку, а затем рукой собрал всю еду, вывалившуюся на пол. Испачканную в тюремной слизи кашу он положил обратно в тарелку.

– А поесть всё же придется, – почти томно произнёс он.

– Ни за что, – фыркнула Барендина и, гордо вздёрнув голову, отвернулась к стене.

Уговаривать Дориан не стал. Вместо этого он в мгновение ока оказался за спиной Барендины, с силой, немыслимой для простого человека, схватил пленницу, запрокинул её голову, разжал пальцами зубы и, ложка за ложкой, заставил её проглотить всё, что было в тарелке. После этого Дориан, как ни в чём не бывало, отпустил Барендину.

С того момента пленница всеми силами старалась не раздражать Дориана, но и эта её всеобъемлющая покладистость пробуждала в нём жестокость. Он беспричинно оскорблял несчастную, унижал, желая сделать так, чтобы женщина не сдержалась и у него был повод её ударить. Барендина терпела всё, но всё-таки временами вынести сыпавшиеся оскорбления было выше её сил.

Оставаясь в одиночестве, она часами напролёт плакала. Барендина мечтала лишь об одном – вернуться снова в тот час, когда решилась прийти на свидание с сэром Томасом, и передумать. Аделрик Верстратен, которого она прежде так презирала, казался ей теперь идеалом мужчины, лучшим из всех, кого она когда-либо знала. Как хотела бы Барендина вновь оказаться рядом с ним!

Кромешная темнота, которая наступала после ухода жестоких посетителей, давила на сознание пленницы. Воздух казался ей слишком плотным, слишком осязаемым, слишком сырым. Где-то в дальнем углу постоянно слышалось тихое шуршание. Время от времени оно сопровождалось противным многоголосым писком и едва различимым чавканьем нескольких ртов. Это крысы, сбежавшись на запах разлагавшегося мяса, пожирали труп, что лежал в углу комнаты. Иногда крысы путали мёртвое тело с живым. Их острые зубы больно пронзали плоть пленницы. В такие моменты она кричала и что было сил колотила темноту вокруг себя. Кулаки женщины больно ударялись о холодные влажные камни, острые потрескавшиеся края которых нещадно царапали обнажённое тело, а запах свежей крови вновь и вновь привлекал к ней серых пожирателей.

Когда свет в камере внезапно загорелся, Барендина удивилась. Совсем недавно ей принесли еду, но сделал это не Дориан, как обычно, а другой мужчина, прежде Барендине незнакомый. Он оставил миску с едой, но не стал задерживаться в камере. Его быстрый уход обрадовал пленницу, и она решила не притрагиваться к еде. Теперь же вновь загоревшийся свет свидетельствовал о приближении очередного посетителя. Быть может, это был тот же человек, решивший теперь проверить, съела ли она еду, или же сам Стаффорд, или, что хуже всего, Дориан. Барендина с опаской покосилась на миску с нетронутой едой. Съесть кашу она уже не успевала.

На удивление пленницы, дверь её темницы поддалась незваному гостю не сразу, а когда же таинственный посетитель оказался внутри, Барендина поразилась ещё больше. В камеру вошла женщина средних лет, ухоженная и, на первый взгляд, довольно милая. По её осанке, одежде и манере держаться Барендина предположила, что посетительница работает учителем, воспитателем или врачом.

Ренэйт вошла в камеру осторожно, с некоторой тревогой. Сказав сэру Томасу о том, что собирается прогуляться по саду, она, конечно же, соврала. Вместо этого, воспользовавшись тем, что Стаффорд занят беседой с управляющим, Ренэйт поспешила ко входу в подвал, где размещались тюремные камеры. Она знала дорогу, так как один раз уже была здесь – пару лет назад Стаффорд сам приводил её сюда, чтобы она оказала медицинскую помощь одному из его заключённых. Щепетильность сэра Томаса в вопросе здоровья пленников одновременно и удивляла, и пугала Ренэйт. А ещё подобная черта хозяина особняка возрождала в ней слабую надежду на то, что сэр Томас в душе всё-таки лучше, чем хочет казаться. Сам факт наличия у Стаффорда пленников, конечно же, крайне не нравился Ренэйт, но она старалась относиться к этому как к должному. В конце концов, многим женщинам мужья изменяют или даже избивают их, но они всё равно принимают своих супругов и продолжают их любить. К наличию пленников у Стаффорда Ренэйт относилась подобным же образом. Она считала это чем-то вроде несерьёзного увлечения своего избранника. Оно ей не нравилась, но Ренэйт принимала его, так как любила Стаффорда и не хотела терять его дружбу. Кроме того, Ренэйт далеко не без оснований полагала, что значит для сэра Томаса куда больше, чем все эти пленницы, какими бы красотками они ни были. Она считала себя во всём выше и значимей их.

Увидев Ренэйт, Барендина заплакала. Эта реакция не была наигранной или созданной специально, чтобы разжалобить гостью, просто вид посетительницы вдруг ярко напомнил пленнице о том, что на свете всё ещё есть хорошие люди. Что в мире есть добро. Эта скромно одетая, аккуратная женщина в тусклом свете одинокой лампы показалась ей подобной ангелу спасения.

– Не знаю, кто вы, – надрывно, сквозь слезы произнесла Барендина. – Но умоляю вас, помогите мне. Спасите меня! Они держат меня тут насильно. Спасите! Я сделаю для вас всё, что угодно. Только помогите. Прошу вас…

Ренэйт смотрела на то, как эта обнажённая женщина, грязная, ободранная и искусанная крысами, унижаясь и пресмыкаясь, ползает перед ней на коленях и испытывала отвращение. Она искренне не понимала, как такое мерзкое зрелище могло доставлять удовольствие Стаффорду.

Ощущая приближавшуюся тошноту, Ренэйт отвернулась от пленницы, но наткнулась взглядом на поеденный крысами труп, что лежал у стены. Сейчас уже сложно было определить, каков был тот человек при жизни, но та пленница, что была ещё живой, очевидно, находилась здесь по заслугам. По крайней мере, так показалось Ренэйт.

Несмотря на то, что черты лица пленницы отдалённо показались ей знакомыми, Ренэйт не захотелось узнать ни её имени, ни причин, по которым она оказалась запертой здесь. Посетительница бросила на пленницу холодный взгляд и покинула камеру, так и не сказав ни слова. Свет снова погас.