Текст книги "Дюймовочка крупного калибра"

«Для кого старается? – усмехнулась Даша. – Этот даже не оглядывается. И правильно, я б на его месте тоже от такого позорища дистанцировалась».

Но, увы, все оставались на своем месте: и шибко умная и профессиональная Дарья, и господин Баранов, к веснушчатой физиономии которого не подходили ни гламурная спутница, ни огромный угловатый джип «Мерседес».

Весной на одиноких девушек и дам пограничного возраста накатывает депрессия. Особенно тяжелым этапом становится май.

– На то он и май, чтобы маяться, – глубокомысленно подбодрила внучку Анфиса Макаровна.

Серафиму объективные факты от субъективной грусти не отвлекали. Она изнывала от тоски и несбыточных надежд. Но даже больше, чем мечты о мифическом принце, ее изводила необходимость выбора. Когда выбора нет – плохо, а когда он есть – еще хуже. Выбор – это всегда ответственность. В данном случае это была ответственность не только перед собой, но еще и перед Александром. Обостренная женская интуиция подсказывала, что кавалера терзают те же сомнения, но знать наверняка было не дано, поэтому Сима страдала.

Она не любила. Через месяц нечастых встреч и тусклых разговоров стало ясно, что искры уже не будет. То ли поленья намокли, то ли спички некачественные, но процесс в любом случае не пойдет, кто бы ни был в данном факте виноват. Не срослось, не сбылось, не склеилось.

Серафиме иногда казалось, что они с Сашей, как два одиночества, столкнулись в темном тупичке жизни: и вперед идти некуда, и назад возвращаться страшно, и вместе делать нечего.

– Накрасься хоть по-человечески, – взорвалась бабушка. – Моль антресольная!

– Спасибо, бабуля. Это пастельные тона, сейчас так модно, – Сима придирчиво исследовала отражение в зеркале. На лбу – прыщ, под глазами – тени, волосы опять легли как-то непонятно.

– Постельные! – Анфиса Макаровна неодобрительно выпятила живот и уперла руки в бока. – Ты когда в последний раз в этой постели была-то? Видела я твоего жердяя в окно. Позвоночник сплошной, а не мужик! Не одобряю!

– Я поняла, поэтому и не привожу его домой, – покладисто сообщила внучка.

– А ты приведи, – бабуля резко сменила тон. – Вдруг он человек хороший? Может, интеллигентный через край, так это мы поправим. Мужики-то, они по сути своей все одинаковые, им только объяснить надо, что можно не кукожиться.

– Не надо ему объяснять ничего, – испугалась Серафима. – Пусть лучше «кукожится». Я пока не решила…

– Дорогая моя! – с пафосом гаркнула бабушка. – Кто тебе наврал, что у тебя есть время решать? Дашка твоя? Так у нее тоже никакого времени уже нет. Провыбираетесь вы, кулемы! Последних завалящих мужиков расхватают! Я не вечная, помру – кто с ребенком-то будет сидеть?

Догадавшись, что сейчас бабуля оседлает любимую тему собственных похорон, Серафима торопливо схватила сумочку:

– Бабушка, я сегодня задержусь!

– С этим?

– А с кем еще-то? – Сима поспешно застучала каблуками по лестнице.

– Вот плохо, что больше не с кем! – покатился следом крик Анфисы Макаровны. – С таким только бабочек сушить и на выставки ходить, а не детей делать.

После майских праздников на работе Серафиму ждал сюрприз. Бобриков, столкнувшийся с ней при входе, так и сообщил:

– Сюрприз для тебя, Разуваева!

– Какой? – покладисто поинтересовалась Сима.

– Симпатичный, – гоготнул шеф. – Холостой.

Что ответить на столь странную шутку, Серафима не нашла, поэтому тему развивать не стала.

Сюрприз сидел в приемной, на него, не отрываясь, глазела Жанна. Она заговорщицки подмигнула Симе и, кивнув в сторону оробевшего «сюрприза», изобразила малопонятную пантомиму.

Суть сюрприза оказалась в следующем: на должность менеджера был принят новый сотрудник – Сергей Федоров. Как и было обещано Бобриковым, юноша оказался холостым. Этот приятный факт и мог бы порадовать Серафиму, если бы не одно «но» – почему-то весь дружный коллектив решил, что непременно должна образоваться новая пара. Это пугало и заставляло задуматься. Серафима, конечно, была девушкой на выданье, но не до такой степени, чтобы коллеги единогласно озаботились этим вопросом. Видимо, ее одиночество либо бросалось всем в глаза, либо эти глаза уже так намозолило, что за нее начали переживать.

Парень оказался в меру симпатичным, в меру интеллектуальным и в меру воспитанным. Все бы ничего, если бы не пристальное внимание коллектива да не постоянные визиты Сергея в операторскую, во время которых Жанна изо всех сил старалась организовать интим и удалиться. Кроме того, как ни крути, ростом он был ниже Серафимы.

Угодить женщине сложно, она всегда ропщет на судьбу и хочет большего. Но большего заслуживают далеко не все представительницы прекрасного пола, хотя почти все поголовно уверены, что фортуна им недодала.

Теперь у Серафимы был выбор аж из двух кавалеров. Правда, Сергей пока в официальных ухажерах не числился, поскольку явно ждал хотя бы минимального проявления Симиной благосклонности.

– Хоть глазки ему сострой, – шипела Жанна. – Так же нельзя. Мужик ходит-ходит, а ты на него как на пустое место реагируешь.

– Я на него вообще не реагирую, – оправдывалась Серафима, – потому что не знаю, как на него надо правильно реагировать. Мне надо подумать.

– Тугодумка ты, однако, – злилась коллега. – Роскошный мужчина, все при нем…

– Что при нем? – занудничала Сима. – Ты откуда знаешь? Где гарантии, что при нем вообще что-то есть?

– Эти тезисы ты будешь выдвигать на блошином рынке, когда вздумаешь торговаться и сбивать цену, – Жанна неодобрительно смотрела на разборчивую «невесту» и тяжело вздыхала. – И гарантии требуй на бытовую технику, а не на мужика. У них гарантийный срок зависит от соблюдения индивидуальных инструкций по эксплуатации.

Серафима вздыхала в ответ и печалилась. Саша продолжал водить ее по выставкам и музеям, плотно застряв на стадии подготовительного этапа к влюбленности. То, что влюбленностью тут и не пахло, Серафима прекрасно понимала. Причем – с обеих сторон.

– Мужик не для ходьбы по музеям нужен, – ворчала бабушка. – Тоже мне – гид! Тьфу!

Сима была с ней согласна. А что предпримешь, если дальше музеев дело не шло? Оставалось только ждать. Может, Саша где-то в глубине души знойный мачо или идеальный спутник жизни? Но в глубину души Серафиму пока не допускали, а никаких всплесков, по которым можно было бы хотя бы приблизительно догадаться про его скрытые резервы, не происходило.

Таким образом, было два варианта, оба из которых могли оказаться в равной степени как перспективными, так и бесперспективными. Надо было что-то решать, ибо долго усидеть на двух стульях еще никому не удавалось. Больше всего Серафима опасалась, что в один прекрасный день окажется на полу между этими двумя стульями. Увы, но кавалеры упорно не желали ей помочь в решении столь судьбоносной задачи и подсказать ответ. А она так надеялась, что весенний гормональный сдвиг хоть как-то подтолкнет Сашу к сближению.

Через пару дней после появления Сергея в штате Сима оказалась свидетелем интереснейшего разговора, приятно ее взволновавшего. Она шла с обеда и остановилась у дверей операторской, чтобы проследить за траекторией движения непонятного насекомого. С приходом весны в открытые окна полезла всяческая фауна, пугавшая дам и нарушавшая рабочий процесс. Дверь была приоткрыта, и доносившийся с той стороны диалог заставил Серафиму затаиться и подслушать.

– Жанна, а вот скажи, какие цветы нравятся девушкам?

– Каким, например?

– Ну, блондинкам, – в обладателе мужского голоса угадывался застенчивый Федоров.

– Не знаю, – протянула Жанна. – Всем разные нравятся. Серафиме, например, нравятся лилии.

Лилии Сима терпеть не могла, но не влезать же с поправками!

– А вот если, например, хочешь дать знать девушке, что она тебе симпатична, то что лучше подарить?

– Лучше сказать прямым текстом, – намекнула Жанна.

– То есть как это?

– Да просто: так, мол, и так, ты мне очень нравишься, – подначивала его Жанна.

– Как-то неловко. А если, например, она ко мне равнодушна, я же поставлю ее в неловкое положение, – мялся Федоров.

– Здесь все свои. И все ловко, не дрейфь, – усмехнулась искусительница. – Тем более что когда девушка хочет замуж, она более лояльна в этих вопросах.

– А если она замуж не хочет? – допытывался Сережа.

– Хочет, – убежденно отрубила Жанна. И на всякий случай для пущей основательности доказательной базы добавила: – Все девушки хотят мужского внимания. Только некоторые стесняются об этом сказать.

«Вот паразитка! – заволновалась Серафима, приникнув к стене. – Ничего подобного, я не такая. Я без мужского внимания уже столько живу, что… Что сил уже никаких нету!»

Быть честной с самой собой – тоже мужество.

– Жанна, и ты тоже? – удивился Федоров.

– Я? А при чем тут я? Мне мужчины до смерти надоели! Я имела в виду женщин, обделенных вниманием. Вот Сима, например! Хозяйственная, покладистая, домашняя, милая, а фигура! Ты грудь видел?

– Видел, – виновато подтвердил Сережа и прокомментировал: – О-го-го!

– Именно! Не у каждого такая голова, как у нашей Серафимы – бюст! Настоящая русская красавица! Косая сажень в плечах… В смысле, коса… В общем, натуральная блондинка, умница, красавица!

– Я согласен.

– Вот и правильно! Да к ней очередь должна стоять, как в поликлинику в день записи, чтобы с криками, руганью и мордобоем. А боятся мужики! Почему?

– Почему?

– Это я у тебя спрашиваю – почему? – с пафосом провозгласила Жанна.

– Я не знаю, – голосом нерадивого ученика проныл Сережа. – Давай не будем обсуждать Серафиму.

– Давай, – заговорщицким полушепотом согласилась Жанна. – Ну ты меня понял.

Федоров с диким взглядом выкатился из операторской, шарахнулся от ободряюще улыбнувшейся Серафимы, подпиравшей стену, и галопом понесся на рабочее место.

– Ой, Симка, что тут у нас без тебя было, – обрадовалась Жанна. – Все, дозрел мужик. Как он тут про тебя расспрашивал! Как выпытывал! Ты лилии любишь?

– Ненавижу. Они так воняют, что тошнить начинает и башка болит.

– Мне отдашь. Я люблю.

– А зачем ты сказала, чтобы он прямо в лоб мне все сказал? Я обхождение люблю, чтобы обстоятельно, долго и красиво.

– Серафима, извини, но, по-моему, у тебя нет времени на то, чтобы долго и обстоятельно! – честно возразила коллега. – Куй железо, пока горячо.

– Думаешь, мало протяну? Что, так плохо выгляжу? – ухмыльнулась Сима. – Не дождетесь.

– Не то чтобы я в тебе не была уверена, но, по-моему, Сереня тоже что-то темнит. Чем быстрее ты его прихватизируешь, тем спокойнее нам всем будет.

– И много вас? – заинтересовалась Серафима.

– Все, – легко махнула рукой Жанна. – На свадьбе-то всем выпить охота, вот и переживаем. Свадьба, знаешь ли, такое дело, у кого жизнь заканчивается и начинаются семейные будни, а у кого и наоборот – все хорошее только начинается. Может, я с каким-нибудь свидетелем симпатичным познакомлюсь.

– А что, у тебя сейчас никого нет? – изумилась Серафима. – А кто вчера тебя на черной машине забирал?

– Да так. Это несерьезно.

– На такой машине, по-моему, все очень серьезно.

– Там кроме машины еще и жена есть. Везде я опоздала! – вздохнула Жанна. – То, что нам, красивым, легко жить, – это миф. Нам еще сложнее, чем вам. Каждый норовит попользоваться и обмануть.

Не вдаваясь в загадочное разделение на «нам и вам», Серафима посочувствовала общими фразами и углубилась в раздумья о Сергее. Думать было сложно, постоянно отвлекали телефонные звонки, тем не менее из обрывков мыслей сложилось некое подобие лоскутного покрывала, неоднородного по составу, но в целом – веселенького. Получалось, что Сергей хоть и не интересовал ее в принципе, но на всякий случай иметь его в виду стоило. Тем более что он, похоже, тоже строил относительно Серафимы какие-то планы.

«Что за жизнь, – затосковала Сима, наблюдая в окно, как Жанна впархивает в темно-зеленый внедорожник: то ли подружкин женатый Ромео поменял машину, то ли она сменила кавалера. – Все друг друга имеют в виду. Все условно и непонятно. И рассчитывать ни на кого нельзя, и в себе не разобраться. Промотать бы жизнь вперед и посмотреть, чего я там в результате решила».

Ей предстояло еще полчаса сидеть на работе. Сегодня они с Сашей шли в театр. Сима неожиданно подумала, что еще недавно бегом бы побежала в парикмахерскую, чтобы навести красоту, а тут – сидит и пасьянс раскладывает. Может, так и начинается настоящая семейная жизнь, когда каждый остается сам собой и не напрягается на реставрацию фасада, дабы ввести партнера во временное заблуждение. По-настоящему близкие люди уверены, что все внешнее – шелуха. И эта шелуха со временем, пока они притираются друг к дружке, осыпается, отваливается, обнажая суть. Одна проблема – Сима не была уверена, что останется интересна Саше и без «шелухи». Другое дело, что ее это уже мало волновало. Наверное, Серафима даже вздохнула бы с облегчением, если бы их то ли роман, то ли вынужденное общение перешло в более внятную стадию или вообще сошло на нет.

Нет мужика – плохо, появился – с ним пришли проблемы.

Майский вечер заползал в окно волнующей свежестью и птичьим гомоном. Дарья с удивлением разглядывала прозрачную коробку, в которой стоял горшочек с синим цветком. Цвет был настолько глубоким и потрясающим, что завораживал своей нереальностью. Коробку пять минут назад доставил курьер, сухо попросивший расписаться и отбывший в неизвестном направлении.

– От восхищенного поклонника? – предположил художник Костя, уже полчаса болтавшийся в кабинете и мучительно придумывавший, как бы попросить сто рублей в долг. Просить было стыдно, поэтому он трепался ни о чем, коротая остаток рабочего дня.

– От Плюхина, – хихикнул Артем.

– Нет, – со знанием дела переключился на свежую тему Костик. – Если бы от Плюхина, то это были бы банальные розы или ромашки какие-нибудь.

– Или шампиньон, – заржал Артем.

– Помолчите, а? – оборвала соратников Дарья. Ей хотелось открыть коробку в одиночестве, но эти два любопытных попугая теперь не отстанут. В довершение всего в коридоре послышались тяжелые шаги Носова.

– Ну, разумеется, сейчас сбегутся все, – пробормотала она расстроенно.

– Такие подарки делают люди творческих профессий с креативным подходом к ухаживанию, – глубокомысленно изрек Костя и скороговоркой выпалил: – Даш, дай сто рублей на неделю.

Момент он выбрал подходящий. Дарья, начавшая перебирать в памяти всех известных ей творческих людей, которых она могла бы заинтересовать как женщина, машинальна выдала запрошенную сумму.

– Там может быть пояснение, – подсказал шеф, присоединившийся к группе любопытных. – Ты открывала?

«Откуда он знет? – напряглась Дарья, выуживая из-под горшочка открытку. – Неужели от него?»

На просто мужчину и на мужчину – потенциального кавалера женщины смотрят совершенно по-разному. Список завышенных и заниженных требований к некоторым пунктам кардинально различается. Иногда – с точностью до наоборот.

В открытке каллиграфическим почерком было выведено:

 
На изумрудном бархате листвы
Небес вечерних кружевная глубина.
Ее судьба печальна и нежна,
Ее недолог уязвимый век, увы.
 
 
Ей не продлить цветенья колдовством,
Она скромна, как Золушка до бала,
Бездонной нежности крупинки раздавала
И покоряла дивным естеством.
 
 
Бездумной щедрой юности намек,
Ей дней сочтенных для любви не жалко.
Даря надежду, синяя фиалка
За лепестком роняет лепесток.
 

– А что такое «хэ»? – нарушил благоговейную паузу Носов. – У меня что-то несимпатичные ассоциации напрашиваются.

– Хмырь? – предположил Артем и заржал.

Очарование записки было безнадежно нарушено.

– Идите отсюда со своими пошлыми шуточками! – расстроилась Дарья.

– Хороший человек, – великодушно предположил Костик. Сто рублей волшебным образом простимулировали его умственную деятельность в Дашину пользу.

Единственный приличный вариант – Харитон Баранов – отпадал как лицо, неспособное на складные вирши. Предположить, что веснушчатый «Гном», забросив длинноногую «Барби», рифмует стишок для подарочной фиалки, было сложно. Даже смешно было такое предполагать. Но других претендентов на «Х.» у Даши не было. Она вдруг вспомнила Серафимин рассказ про ее аморфного Сашу, получившего записку от коллеги с подписью «л.», и подозрительно уставилась на Носова.

– Я не дарю цветы в земле, – замотал башкой шеф и даже стукнул себя в широкую грудь. – Цветы должны вянуть, чтобы можно было дарить новые. Я не хочу, чтобы у моей девушки, как у пенсионерки, весь подоконник был заставлен горшками.

– А какие цветы ты даришь своей девушке? – вдруг заинтересовалась Даша.

– Последней подарил композицию из мимозы, но она сказала, что лучше деньгами, поэтому у меня сейчас временно нет девушки. И алиби тоже нет, но, Малашкина, верь – это не я. Я бы не стал подписываться такими неприличными буквами!

Заинтригованная Даша даже задержалась на работе в надежде, что неизвестный «Х.» как-то проявится. Коротая время, она позвонила Серафиме:

– Ну как?

Приятно, когда люди понимают друг друга с полуслова. Когда две незамужние барышни общаются по телефону, то незамысловатое «ну как?» может означать только одно. И Сима поняла все правильно.

– Никак. В театр идем.

– Разуваева, никак – это когда в театр ты идешь с бабушкой в надежде, что на соседнем кресле окажется Басков или, на худой конец, просто холостой, молодой и красивый театрал. Если я правильно понимаю, ты уже знаешь, что примерно такой рядом и окажется, а вот бабушки как раз не будет.

– У меня такое чувство, что лучше бы была бабушка, – покривила душой Серафима. Никакого такого чувства у нее не было, просто надоело ждать решительных мужских действий. – Понимаешь, по ощущениям – я встречаюсь с подругой. Даже не с подругой, а со знакомой.

– А ты с ней познакомься поближе, – сострила Даша. – Хватит строить из себя правильную, дай понять, что ты способна на многое.

– На что, например? И как намекнуть, чтобы не отпугнуть?

– Если он пугливый, то и даром не нужен, – заявила Дарья.

– Смею тебе напомнить, что у меня не такой богатый выбор, чтобы пугливыми разбрасываться. Что-то никто под балконом не поет и в драке моей руки не добивается.

– Так приманивать надо, – сумничала Дарья. – Надень пеньюар какой-нибудь прозрачный и выйди на балкон белье развешивать.

– Ага, бабушкины фланелевые панталоны шестидесятого размера и свои парашютные лифчики, – грустно усмехнулась Сима. – А если налить под балкон валерьянки, то сбегутся все окрестные коты и будет мне серенада.

– Ты из всего делаешь проблему, – воскликнула Даша. – Разуваева! Неужели так сложно улыбнуться мужчине, чтобы он все понял.

– Дарья, что он должен понять, если я сама ничего не понимаю? Тоскливо мне с ним и муторно, – призналась Серафима. – Не то что-то. Пообщаться приятно, он эрудированный, интеллигентный, но у меня другая беда. Я устала общаться культурно, хочется чего-то другого. Я подозреваю, что Саша того, что мне хочется, даже приблизительно дать не сможет, потому и таскает по культурным мероприятиям, ждет, пока я сама что-нибудь придумаю и отстану.

– Тебе посочувствовать? – уточнила Даша.

– А мне полегчает?

– Нет. Но будет ощущение, что тебя поддержали.

– Тогда давай сочувствуй.

– Сочувствую, – фыркнула Даша. – Кстати, у меня новость.

– Замуж выходишь?

– Разуваева, в твоем вопросе зависть и осуждение, – рассмеялась Дарья. – Нет пока. Но у меня подарок от неизвестного поклонника. На букву «Х.».

Серафима тихо хрюкнула, потом не выдержала и расхохоталась в голос:

– Страшно подумать, что он тебе на эту букву подарил!

– Фу. Он мне стихи подарил и цветочек, а буквой подписался, – пресекла шутки Дарья и, не дожидаясь реакции, продекламировала содержание записки, а декламацию закончила пояснением: – А внизу – «хэ». То есть – от этого «хэ» подарок. Ясно?

– Не в полной мере, – честно призналась Серафима. – В смысле – от хорошего или…

– Или!

– Ой, Малашкина, не пугай.

– Я не пугаю. Сама в недоумении. Какой такой «хэ»?

– Узко мыслишь, рекламщица. Это не «хэ», это «икс».

– Гениально! – ахнула Дарья. – Ну ты даешь! Хорошо, что я тебе позвонила. Точно, он меня интригует. Как оригинально – «Мистер Икс». Наверное, я знаю, кто это!

– Кто?

– Шеф. Он сегодня, когда спрашивал про записку, явно переигрывал. И вообще, он ко мне неровно дышит.

– Это хорошо? – не поняла Серафима. – У тебя голос странный, испуганный какой-то.

– Не знаю. – Даша говорила чистую правду. – Скорее плохо. Во-первых, он мне не нравится как мужчина, то есть он, конечно, собой хорош и все такое, но не в моем вкусе, а во-вторых, он начальник. Начальнику непонятно, как отказывать, зато понятно, что будет, когда он наиграется.

– Тогда я тебе тоже сочувствую, – сникла Серафима. – Ладно, закругляемся, меня мой театрал небось заждался уже.

Вечер выдался не по-майски прохладным, но Дарью сей факт не смутил. Ее грели адреналин и тревожно-праздничное ожидание. Раз есть подарок, то есть и кавалер, а раз есть кавалер, то появился шанс на сказку. Сказки бывают разными, но Даша Малашкина надеялась, что ее сказка если и случится, то будет именно такой, как хочется, а не как получится. До сих пор получалось не особо удачно, а вот хотелось многого и по пунктам.

Высидев в офисе лишних полчаса, Дарья медленно двинулась домой. Подарок она положила в прозрачный пакет и несла его как славянский шкаф из анекдота про разведчиков в надежде, что неизвестный даритель опознает ее издалека. Но кавалер где-то затаился или постеснялся подойти. В полнейшем разочаровании Малашкина переступила порог собственной квартиры и едва не расплакалась. Нет, ей никто ничего не обещал, но она же ждала!

Сидя в душной темноте театрального зала, Серафима бездумно таращилась на сцену, активно формулируя программу действий. Просто так встречаться, трепаться ни о чем и потом ворочаться всю ночь, бормоча «зачем мне это надо?» ей более не хотелось. Поскольку Сашу, похоже, все устраивало, пора было брать инициативу в свои руки. Но как это сделать, чтобы в общем и целом активность выглядела прилично, никак не придумывалось.

Сима положила руку на подлокотник и замерла. Кавалер немедленно стек к другому краю кресла, утянув в темноту свой костлявый локоть.

«Придурок!» – обозлилась Сима. Следующий этап плана – «случайное» касание коленом – тоже успеха не возымел. Тем более что касания и не получилось. Симина нога окунулась в пустоту, так и не обнаружив препятствия. Поборов желание пошарить рукой, дабы удостовериться, что кавалер не безногий или не сидит, заложив конечности за уши, она перестала надеяться на телесный контакт и начала готовить речь. Речь готовилась плоховато, так как настроение было злобным, термины подбирались соответствующие. В идеале Саша должен был сам захотеть… Ну хотя бы чего-нибудь, кроме бессмысленного шатания по улицам и отвлеченных бесед. Или пресечь дальнейшие попытки сближения. Тогда с чистой совестью можно будет переключаться на Сережу Федорова.

Речь получалась путаной и странной. Основные тезисы то выпадали из памяти, то вдруг начинали казаться неубедительными, а то и вовсе неприличными. Если говорить полунамеками, то не факт, что до кавалера дойдет смысл, а если прямым текстом, то оратор будет выглядеть, мягко говоря, эпатажно.

Они уже подъезжали к Серафиминому дому, а она никак не могла начать выступление. Саша то замолкал, задумчиво глядя в окно маршрутки, то вдруг снова начинал анализировать пьесу. Пьеса оказалась, надо сказать, дрянь. Авангардная постановка в духе труппы из «Двенадцати стульев». Заумь с претензией на глубокий смысл и сатиру. Чем хуже спектакль, тем больше пищи для разговоров. У Саши эта «пища» оказалась в стратегических объемах, и по всему выходило, что неудачный поход в театр станет темой разговоров на ближайший месяц. Представив лицо бабушки, которая наверняка дежурит у окна, и пофантазировав на тему эпитетов, которыми Анфиса Макаровна охарактеризует очередное свидание, Серафима окончательно осмелела.

– Саша, я хотела спросить…

– Да, Симочка!

Нет! Это было просто невозможно. Таким тоном воспитатель в детском саду поощряет робкое дитятко к общению. И глаза у него при этом добрые-добрые, как у Ильича.

– Нет, ничего, – великодушно улыбнулась Серафима, пропев про себя «Это конец, конец любви, пробил ее последний час…». Ей было ясно: они добежали до финишной черты, за которой не оказалось ни фанфар, ни медалей, ни зрителей. Зря бежали. Счет один – ноль не в Серафимину пользу. А сколько времени потрачено!

– У меня к тебе тоже вопрос, – прорезался вдруг Саша. – Не совсем банальный. Что ты делаешь завтра вечером?

Сима фыркнула. Да уж. Вопрос более чем не банальный.

– А что? – машинально пококетничала она. Хотя надо было сказать, что все ближайшие вечера у нее будут заняты. Уж если чувства ампутировать, так ампутировать, а не нарезать по кусочкам, как колбасу. Бутербродов все равно не получится.

– Хотел познакомить тебя с мамой.

Вот так всегда и бывает. Решение уже принято, а обстоятельства изменились. Правильно говорят: дорога ложка к обеду. Но обед ведь можно и перенести…

Удивляясь собственному непостоянству и лицемерию, Серафима заулыбалась, сопротивляясь воплям интуиции и женского «я»:

– Как неожиданно!

«И, главное, некстати!» – съязвила интуиция.

– Это да или нет? – Саша внимательно и заботливо смотрел Серафиме в глаза.

– Конечно, да!

«Разумеется, нет! – взвизгнуло женское «я». – Идиотка! Мало тебе выставок и театров, так теперь еще и мама. Да какая там может быть мама, если у нее выросло вот такое чудо? И никаких «вдруг»! Сюрпризы кончились, даже не начавшись. Это полоса препятствий, через которые придется скакать, как бешеной жабе, всю оставшуюся жизнь. Мама – это серьезно. И если он вот так сразу, вместо поцелуев и прочей атрибутики, пихает на амбразуру маму, то кого он подсунет, когда дело дойдет, не дай боже, до брачной ночи?»

– А папа у тебя есть? – бестактно спросила Серафима.

– Мы не общаемся. Так вышло. Тебе рассказать? – Похоже, Саша желал полной открытости и вываливания скелетов из семейных шкафов.

– Нет-нет, я просто спросила, – испугалась Серафима, не готовая к ответной откровенности.

– Я хочу, чтобы между нами была абсолютная прозрачность, – подтвердил ее худшие опасения кавалер. – Можешь спрашивать даже о самом сокровенном.

– Ну мы не настолько близки… – брякнула Сима и осеклась. В диалоге с таким приличным и воспитанным мужчиной любая ее фраза казалась пошлым намеком. А что будет, если с ним не только разговаривать, но и жить придется? До гробовой доски.

– Нам надо больше общаться, ты могла бы переехать к нам с мамой, – буднично предложил Саша.

Воздух свернулся в плотный жгут и застрял на вдохе. Сима бессмысленно вращала глазами и силилась улыбнуться.

«Неужели эти заветные слова прозвучали? Нет. Не так. Неужели эти слова и есть те самые, заветные? Какой ужас».

– Я так сразу не могу, – проблеяла Сима, с содроганием представив совместное проживание с Сашиной мамой. «Тоже мне, финансовый директор! Не мог в отдельную квартиру переселиться. Хотя, может, там хотя бы мама ничего…»

… —Не мое это. Совсем не мое, – вздохнула Серафима в ответ на бабушкино многозначительное молчание.

– Как это? Столько времени парень ходит, а ты только сейчас поняла? – возмутилась Анфиса Макаровна.

– В том-то и дело, что «столько времени» он только ходил. Пищи для размышлений и выводов не было.

– Ага, конечно, – саркастически скривилась бабуля. – Пища и выводы были бы, если бы он сразу начал пить, бить или юбку задирать.

– Да хоть бы и начал с юбки! – взорвалась Серафима. – Можно подумать, что я к этому не располагаю!

– Я тебя воспитала порядочной женщиной, – картинно всхлипнула Анфиса Макаровна, активно заморгав в попытках выдавить горькую слезу. – Вернее, думала, что воспитала. А ты такое говоришь! Где твоя девичья честь?

– При мне, к сожалению, – буркнула Серафима. – Хоть бы кто за последнее время покусился. Самой приходится нападать.

– Что ты несешь-то! – перепугалась бабуля.

– Шучу я так. Бабуля, я не поняла, тебе Саша нравится?

– А что плохого? Не пьет, не курит… Не курит?

– Нет. Не курит, – ухмыльнулась Сима.

– Не гыгыкай. Смешно ей. Так вот, не курит, порядочный, интеллигентный, в театры водит…

– Странно. Еще совсем недавно тебе это не нравилось. Сама же говорила, что мужик нужен для другого, – мстительно напомнила Серафима.

– Я? – не поверила бабушка. – Да ты меня неправильно поняла!

– В общем, закрыли тему, – махнула рукой Сима.

– Как это? Ты что, больше не будешь с ним встречаться?

– Нет. Я у него теперь, похоже, жить буду.

Реплика оказалась неожиданной не только для Анфисы Макаровны, но и для самой Серафимы. Видимо, эту мысль выдало подсознание.

Окончательно упав духом, почти невеста побрела в душ. Аморфное и мутное будущее начало оформляться в нечто внятное, но удручающее. Сима словно неслась с горы, не имея ни сил, ни возможности затормозить. Впереди маячила не то пропасть, не то обычный пень. Но вера в лучшее теплилась крохотной искоркой, заставляя Серафиму надеяться, что все не так плохо, как подсказывают логика, интуиция и здравый смысл. Причем – подсказывают хором. Бесшабашно-наивное «а вдруг» веселой летней мухой кружилось в сознании.

– Симочка, а у тебя на примете-то есть кто– нибудь? – поскреблась в ванную бабуля.

– А чего? – розовая и сдобная Сима, замотавшись полотенцем, как римский патриций, прошлепала в кухню.

– Можно было бы приворожить, – с абсолютно серьезным лицом сообщила Анфиса Макаровна.

Серафима тяжело и сочувственно вздохнула.

– А ты не дыши! – обиделась бабушка. – Я дело говорю. Мы с Марго достали новые тексты заговоров. Проверенные.

– Дорогие, – подсказала Сима.

– Это как раз свидетельствует в пользу их надежности. – Бабушка подняла вверх указательный палец. – По дешевке только подделки продают.

Сима снова вздохнула, но уже с раздражением. Денег было жалко. Сколько стоят заговоры, бабуля все равно не скажет. А так хотелось купить новые джинсы. Темно-синие, классические, с крохотным узором из стразов.

Серафима брезгливо взглянула на засаленную книженцию, которой трясла Анфиса Макаровна, и сварливо поинтересовалась:

– А чего Марго на заговоры потянуло? У нее же какой-то старый гриб с шестью сотками, предел мечтаний, появился. Или не срослось?

– Марго переживает за меня. А гриб этот, между прочим, не на шести сотках живет, а на гектаре земли. И весь гектар в собственности.

– Леший на болоте? – мстительно предположила лишенная джинсов внучка. – Или председатель приватизированного разворованного колхоза?

– Заместитель директора банка, – горделиво парировала бабушка. – Так что и дом там – четыре этажа, и прислуга есть, и Дормидонтовна – как сыр в масле.

– Это что получается, Ванечка – наследник заводов, газет, пароходов? – оживилась Сима.