Текст книги "Наедине со временем"

Третья часть

Холокост на советской земле

Как видно, тяжелое положение на фронте, деморализованные командование и личный состав, невероятные по масштабам потери территорий с огромным количеством населения, пленение целых армий указывали на крайний недостаток каких-либо подготовительных и предупредительных мер, да и ставили вопрос о наличии самого руководства. Население оккупированных территорий, оставленное на произвол судьбы, вернее, на милость врага, было вынуждено сотрудничать с немцами, причем не пассивно, а 1,5 млн советских граждан активно взаимодействовали и работали с оккупантами. Война подходит к Москве, которую немцы рассматривают через бинокль. 16.10.1941 г. в Москве паника из-за слухов, будто немцы в Москве. Прекратило вещание радио. Органы КГБ в Москве предотвращают панику. Гитлер подыскивает гранит для памятника победы и рассылает пригласительные билеты на праздничный вечер.

Вместе с оккупацией из Европы на захваченные земли перекочевал и Холокост, выражавшийся в выдаче скрывающихся евреев немцам, организации еврейских погромов, выявлении евреев среди военнопленных, отказе в приеме в партизанские отряды сбежавших из гетто и отправляемых назад, распространении слухов о том, что евреи не воюют на фронте, отсиживаясь в тылу, и, наоборот, бегут с передовой, увиливая от непосредственных столкновений с противником, тем самым вызывая отрицательное отношение к евреям и в тылу. Получаемые от родных еврейскими военнослужащими в окопах письма оттуда вызывали у них глубокую озабоченность от осознания ситуации, складывающейся по обе стороны линии фронта.

Как могло случиться, что огромная территория, исторически заселенная огромными массами еврейского населения, с первых же дней войны была отдана на тотальное уничтожение врагу, намерения которого были давно и досконально известны советскому руководству, и прежде всего о тотальной ликвидации евреев на оккупированных землях? Изучение архивов показывает, что спешка и хаос, подчеркнутое повсеместное равнодушие к эвакуации евреев, особенно детей и стариков, отказы в принятии в партизанские отряды обрекали их на запрограммированную смерть.

Немецкая оккупация в Советском Союзе с первых же дней ознаменовалась жестокими мероприятиями по отношению к евреям, показывая открыто человеконенавистническую сущность своей идеологии истребления целой нации. В планы гитлеровцев входило создание впечатления, что не немцы, а само местное население истребляет евреев. Этот план требовал если не повального истребления евреев в первые же дни оккупации, то хотя бы немедленного пробуждения «народной стихии» в форме антиеврейских погромов. В советской печати – и нееврейской, и еврейской как того, так и более позднего периода – сведений об этих событиях мало. Лишь в последнее время в связи с украинскими событиями стала появляться информация, раскрывающая жестокую правду прошлого. Однако на Западе ситуация на оккупированных территориях широкой общественности была известна уже давно. В докладе от 15 октября 1941 г., представленном Гиммлеру бригадным командиром СС Шталекером, о деятельности «Einsatz Gruppe A» (оперировавших в Прибалтике, Белоруссии и прилегающих районах РСФСР) читаем[257]257
  «Trial of the Major War Criminal before the International Military Tribunal, Nuremberg. 14 November 1945 – 1 October 1946», published by the International Military Tribunal, Nuremberg, 1949, vol. XXXVII, p. 672.


[Закрыть]:

«Хотя это и встретило значительные трудности, уже в первые часы после вступления германских войск удалось направить местные антисемитские силы на организацию еврейских погромов. Верная приказам полиция безопасности готова была разрешить еврейский вопрос всеми решительными мерами. Было желательно, чтобы хотя бы в первое время на нее не ложилась ответственность за применение необычайно суровых мер, способных и в немецких кругах вызвать изумление. Нужно было показать готовность местного населения по собственной инициативе принять первые меры, ставшие естественной реакцией на многолетний гнет со стороны евреев и на пережитый террор со стороны коммунистов».

Это была основная директива. Осуществление ее, однако, натолкнулось на сложности. В этом же докладе читаем, что в Прибалтике проведение подобных репрессивных мероприятий сопровождалось трудностями:

«Считаясь с тем, что население балтийских государств чрезвычайно настрадалось под господством большевиков и еврейства за время инкорпорации этих государств в СССР, ожидалось, что после освобождения от этого чужеземного господства местное население само обезвредит противника, оставшегося в стране после отступления Красной армии. Задача полиции безопасности: привести в движение эти стремления к самоочищению, направив их в правильное русло, ускоряя достижение цели.

Были организованы специальные партизанские отряды, например, известный отряд бывшего журналиста Климатиса в количестве 300 человек, задействованный не только в Ковно, но и в ряде других мест в Литве, осуществлявший поставленные ему задачи по подготовке проведения больших ликвидационных операций под надзором немцев и без их возражений. Этот отряд организовал погром в ночь с 25 на 26 июня, устранивший 1500 евреев, спаливший целый еврейский квартал, насчитывающий около 60 домов и синагог. В последующие дни было обезврежено еще 2300 евреев.

Значительно труднее подобные самоочистительные операции и погромы удалось провести в Латвии. Это объясняется тем, что практически весь национальный руководящий слой, особенно в Риге, был уничтожен или депортирован большевиками. Правда, в Риге удалось вызвать еврейский погром посредством воздействия на латышскую полицию, когда все синагоги были разрушены и около 400 евреев убито, что привело к скорому всеобщему успокоению и дальнейшие погромы прекратились. Интересно, что эти первые погромы литовцев и латышей еврейского населения были зафиксированы посредством СМИ. В Эстонии же при относительно незначительном числе евреев в стране не было возможности вызвать погромы»[258]258
  С. М. Шварц. Антисемитизм в Советском союзе. Нью-Йорк: Издательство им. Чехова. С. 129.


[Закрыть].

Из этого сообщения видно, что и в Литве, и в Латвии нашлись активные местные группы, энергично поддержавшие немцев в их политике истребления евреев, хотя местное население в массе своей не оправдало надежд, возлагавшихся на них гитлеровцами[259]259
  Ежедневные секретные донесения о деятельности ЕК (Einsatz Kommando) неоднократно отмечали в летние месяцы 1941 года, что среди латвийцев «активный антисемитизм» находил меньший отклик, чем среди литовцев. См., например, донесение ЕК «А» от 1 августа 1941 года (архив Далина).


[Закрыть]. И все же! Молодые, неграмотные литовцы в трезвом уме и твердой памяти так прилежно убивали евреев, что в Литву их везли для уничтожения из других стран. В убийствах добровольно участвовали и школьники, а церковь равнодушно наблюдала за Холокостом – убийцам даже отпускали грехи. Ради чистоты расы и еврейских золотых зубов в Литве уничтожили около 200 тыс. евреев.

Исследование истории – непростая затея. От Р. Ванагайте – автора книги «Mūsiљkiai» («Наши») о геноциде евреев в Литве – отвернулись родные и друзья. Важная часть книги «Путешествие с врагом» описывает поездку Ванагайте с известным преследователем нацистов Э. Зуроффом по местам убийств евреев, общаясь с оставшимися в живых очевидцами тех событий.

Интересны комментарии автора к появлению книги, которые стоит привести: «Знаю, что Литва не ждала эту книгу. Поэтому и написала ее. Мне священник Р. Довейка сказал, что у меня перед носом закроются все двери, и действительно, я с самого начала столкнулась с отрицательной реакцией. Родные сказали, что я предаю родственников, становясь П. Морозовым. Несколько друзей вообще отвернулись от меня, решив, что мне платят евреи и я предаю Родину. Мне нужно было много смелости. Я спросила у моих детей, которым 20 и 28 лет, писать ли мне такую книгу. Они сказали, что на 120 % поддерживают меня. Но часть друзей предупредила меня, что я останусь без читателей, любящих меня за книги об уходе за стариками и о женщинах. Я подумала – почему я должна думать о коммерции. Я вижу, что больше никто такую книгу не напишет, ибо этой темы так боятся, что я сталкиваюсь с абсолютной паникой – от властей до сельских жителей. За полгода я встретила всего несколько не боявшихся человек. Даже с историками приходилось встречаться нелегально в парке на лавочке. Некоторых историков я не могу цитировать – они не хотят, один сказал, что отныне не будет читать лекции на эту тему – опасно.

Чувство страха довлеет над этой проблемой, хотя многое изменилось: Литва с Израилем примирились, в 1995 г. президент А. Бразаускас извинился перед еврейским народом, несмотря на резкую критику. Израиль поумерил свою риторику, а Литва поддерживает Израиль в ООН. Это политика. Даже посол Израиля, увидев в Литве Зуроффа, сказал ему – зачем сюда ездишь, людям настроение портишь. Еврейская община умалчивает эту тему, умалчивают ее и Израиль, и Литва, а очевидцев тех событий уже практически не осталось. И денег на исследования нет. Да, Бразаускаса осудили. Думаю, позже он жалел, что так поступил, обещая выявить и назвать убийц, не сделав этого. В 2012 г. литовский центр исследований геноцида жителей и участников сопротивления составил список из 2055 человек, возможных участников геноцида. Список был передан правительству. Где он сейчас? Я пошла к вице-канцлеру правительства и сказала, что надо что-то делать с этим списком, ведь не может же он пять лет лежать. Мне ответили – что бы мы ни делали, евреям все мало. И лежит этот список дальше.

Я прочла книги всех литовских историков – все утверждают, что Холокост наблюдался в провинции на территории всей Литвы. Мы считали, что только в Панеряй, но нет, вся провинция Литвы усеяна еврейскими могилами, люди уничтожались повсеместно. Это белое пятно в нашей историографии. Почему не исследовали? Есть лишь несколько историков, занимающихся этим – мне сказали, что пять человек должны работать пять лет, чтобы выяснить, сколько литовцев участвовало в Холокосте. Нет пяти человек и пяти лет. Мы с Зуроффом проехали через всю Литву – людям, видевшим и помнящим Холокост, сейчас 85–90 лет. Сколько еще будем ждать?

Весной я готовила конференцию, все историки уговаривали не приглашать Зуроффа – если он будет, они отказывались от участия, поскольку могут возникнуть нежелательные эксцессы. Встретившись с ним, я спросила, работает ли он на Путина, а он спросил у меня, делаю ли я еврейские проекты ради денег. Я ответила, что среди моих родственников были люди, как я подозреваю, участвовавшие в Холокосте. Он сказал, что за 25 лет встретил в Литве первого человека, признавшего это. Я сказала ему – вы нападаете на Литву, так давайте сядем в мою машину и поедем по Литве, поговорим с людьми, посмотрим, кто прав, поскольку я не знаю этого. Он согласился, поездка длилась три недели. Большинство людей говорили, только не соглашались фотографироваться и называть свои имена. Другие боялись – говорили, еще придут литовцы и убьют. Они знают, что в большинстве случаев евреев конвоировали, охраняли или убивали отцы или деды соседей. Получалось тем самым, что они предают своих соседей. Но помнят все очень хорошо».

В опубликованном интервью участник поездки Зурофф говорит, что «Литва необыкновенно красива, но ее красивые леса скрывают сотни мест массовых убийств. Когда ездишь по Литве, можно увидеть указатели, свидетельствующие о таких местах, – Литва об этом позаботилась. Но свернешь туда и ничего не увидишь. Указатель есть, а потом можешь блуждать по лесам». Автор книги возразила Зуроффу, что Литва не так богата, чтобы присматривать за 227 местами расстрелов. Ответ не заставил себя ждать: «Надо было смотреть, когда расстреливали». Зурофф останавливался, читал молитву и плакал на каждом месте, где под землей лежат тысячи костей, никак не обозначенных.

При ознакомлении с протоколами об эксгумации становилось очевидным, что у множества детей черепа были без повреждений – это означало, что их закапывали живыми. В книге имеется свидетельство участника расстрела, приводящего пример, когда отец ничком лег в яму, прикрывая ребенка. На вопрос, в кого стреляли первым – в отца или в ребенка, он отвечал: «Что мы, звери, что ли, стрелять в ребенка на глазах у отца? Конечно, в отца. Ребенок ведь ничего не понимает».

В книге описывается допрос одного зубного техника, специализировавшегося на выемке у убитых евреев зубов, переплавляемых затем для изготовления новых зубов жителей Ионишкелиса. Неужели литовцы делились золотыми коронками убитых? И не только в Ионишкелисе, таких мест немало. Многие помнят, что в советское время, когда лечили зубы, спрашивали – золото будет ваше или мое? Откуда у зубных техников было золото? Куда пропали все золотые коронки?

Автор книги сообщает об еще более «интересном» случае. Она унаследовала от дедушки и бабушки антикварные кровать, шкаф, часы. Откуда это все? Во всей Литве было около 50 тыс. еврейских домов, плюс синагоги, магазины, больницы. Куда пропало все это имущество? Вся Литва разбогатела. В Паневежисе вещи передали драмтеатру, дому престарелых, женской гимназии, больнице, потом остатки распродали жителям. Что не удалось продать – раздали бесплатно. Когда приступили к убийствам евреев, в Паневежисе было 25 тыс. жителей, а вот вещей, оставшихся после ликвидации, было 80 тыс. – от постельного белья до чашек. Их раздали бесплатно. Значит, каждый житель бесплатно получил по несколько вещей.

Вновь возвращаясь к истории своей семьи, автор замечает: «Моя бабушка из Паневежиса, кровать – из Паневежиса. Купила ли она ее? Не знаю. Носила ли моя мама что-то из той одежды? Все в Литве, у кого есть старинные вещи, могут задаться вопросом, откуда они взялись. Убийцам евреев обычно ничего не платили, они брали, что могли, как вознаграждение, несли продавать или выменивали на водку. Вечером они возвращались домой. У некоторых были дети – с так называемой работы приходили не с пустыми руками – приносили им то одежду, то еще что-то».

Когда читаешь книгу, создается впечатление, что убивали простые деревенские парни, записавшиеся добровольцами в литовскую армию от нечего делать в соответствии с логикой: постреляешь и поешь, прихватив еще одежду, обувь, цепочки евреев, выпивку. Исследователь Р. Загряцкас провел исследование по определению социального портрета убийцы евреев. Половина из убивавших в провинции – безграмотные или окончившие два класса. Занимая иную позицию или призывая к выполнению одной из заповедей Божьих, Церковь, возможно, остановила бы их. Однако церковь молчала.

Как установлено, в Паневежисе, в здании, где сейчас находится известная кондитерская фабрика, раньше действовала известная во всем мире иешива – религиозная школа. Здесь не осталось примет прошлого, хотя сюда приезжали студенты и преподаватели со всего мира. Можно представить, какой бы была Литва, если бы не было уничтожено столько ее жителей. Это было бы высокоразвитое государство с большим количеством ученых, врачей, музыкантов и других специалистов. Но желание иметь расовую чистоту и золотые зубы соседей победило. И нетрудно предположить, что для многих это время создало условия для разнузданного обогащения за счет все тех же соседей. И среди современного населения Литвы найдется немало наследников участников тех преступлений, о которых многим не хочется говорить, во всяком случае вслух. Никакое давление со стороны, никакие иностранные санкции и международные моральные обвинения не могут заставить Литву и подобные ей страны заглянуть в свое прошлое. Это может сделать только население этих стран.

При чтении воспоминаний убийц евреев напрашивается вывод, что немцы их не заставляли убивать – они могли отказаться. В первую очередь убивали добровольцы и белоповязочники. Некоторые утверждали, что за отказ грозили расстрелом, но есть лишь один факт, когда в Каунасе был расстрелян солдат, отказавшийся убивать в долине Мицкявичюса. В особом расстрельном отряде служили восемь учеников местной ремесленной школы в возрасте 16–17 лет. Наступил июнь, время каникул. Делать было нечего, пошли подработать – им обещали вещи евреев. Лето закончилось, они ушли из отряда. Разве это насилие – сами пришли, сами ушли. Тем не менее в Литве говорят, что заставляли убивать, поили. Военнослужащий Л. Стонкус, однако, рассказал, если замечали, что у кого-то нервы не выдерживали, офицеры не заставляли стрелять, боялись, как бы против них оружие не обратили. И не поили – давали после, вечером, или очень мало – опять же боялись, чтобы командовавших не постреляли. Вывод простой: евреев убивали, как правило, молодые, неграмотные и трезвые литовцы.

В книге автор не ссылается ни на один зарубежный источник, только на сказанное жителями Литвы и историками, на то, что удалось вычитать, проведя полгода в Особом архиве, в показаниях исполнителей. Нигде нет ни малейшего намека на применение насилия к ним. Один убийца евреев жаловался на боли в плече, сделали рентген, выяснили причину, назначили массаж и парафиновые ванночки. Видно, слишком много стрелял. Работники НКВД были последовательными и дотошными, каждый рассказ убийцы евреев подтверждался еще свидетельствами 15 лиц-соучастников. Совпадает каждая деталь. Когда спрашивали, сколько раз они участвовали в расстрелах, сначала не помнили, потом вспоминали какой-нибудь один расстрел, на деле участвуя в 20 или 50. Все умаляли свою вину, поскольку не хотели сидеть. Многих НКВД после войны судил за конвоирование, а спустя 20–30 лет, когда выяснялось, что они и расстреливали, их снова арестовывали.

Существует мнение о большом содействии в расстрелах литовского фронта активистов, поддерживаемого сначала временным правительством, а затем за дело взялись и его продолжили пособники нацистов: Кубилюнас, Рейвитис и др. В администрации Литвы работало 20 тыс. человек: полицейские, начальники полиции округов и т. д. Только 3 % из них были немцами, планировавшими процесс, реализованный литовцами, выполнявшими все так хорошо, что потом в Литву везли расстреливать евреев из Австрии и Франции. В IX форте Каунасской крепости расстреляли 5 тыс. евреев из Австрии и Чехии, прибывших якобы на прививку – евреи шли в ямы с засученными рукавами. Литовцы так хорошо работали, что батальон А. Импулявичюса как образцово-показательный вывезли в Беларусь, где они уничтожили 15 тыс. евреев.

Немцы были очень довольны такой прилежностью литовцев. Считается, что литовцы сами много настрадались: одна оккупация сменялась другой, необходимо было всегда защищаться, и трудно было определить кто враг, кто друг, а в итоге последовал долгий путь в Сибирь. По большому счету, это правда. Но их никто не заставлял расстреливать людей. Расстреливали только добровольцы, отчасти из-за распространенного антисемитизма, отчасти из-за личной наживы.

Было ли заложено у литовцев изначально чувство ненависти к евреям? Историки говорят, что до оккупации литовцы, среди которых было много националистов, мирно сосуществовали с евреями. Но все изменилось с приходом немцев, в результате чего литовские националисты примкнули к нацистам. А пропагандистский аппарат Геббельса, вместе с его антисемитизмом, пришедшим из Берлина, доделал свое дело, распространив его очень быстро на оккупированную Литву. Первая газета временного правительства Литвы «К свободе» призывала: «Долой евреев! Их трупы – наш путь к свободе!» Об этом говорили по радио, писали в газетах. Хватило двух месяцев для создания всех необходимых структур насилия. Без одобрения со стороны правительства Литвы и без потакания Гитлеру этого не было бы.

Спутник автора цитируемой здесь книги Зурофф не мог осознать, что Литва на заре независимости не способна повернуться лицом к прошлому. Франции потребовалось 50 лет, чтобы признать свою вину за прогитлеровские действия режима Виши. Отсчет времени гитлеровских репрессий на чужих территориях приближается к 80 годам. Скоро все умрут и не останется свидетелей. Сохранится ли интерес к этой истории у их наследников? Поэтому автор и общалась со свидетелями, пока они живы, без твердой уверенности в том, будут ли эту книгу читать в наше время. Но, возможно, ее будут читать через 10 или 15 лет. Тем самым автор выполнила свой долг перед родиной, которая ее об этом и не просила.

В отличие от Литвы, неудачи немцев в привлечении симпатии местного населения к истреблению евреев видны в немецких сообщениях из Белоруссии, положение в которой в августе 1942 г. было так охарактеризовано в докладе представителя немецкого вермахта: «Для белорусов не существует еврейского вопроса. Для них это чисто немецкое дело, их не касающееся. И здесь сказалось советское воспитание, не знающее различий между расами. Евреям все сочувствуют и их жалеют. А на немцев смотрят как на варваров и палачей евреев, считая, что еврей, мол, такой же человек, как белорус»[260]260
  Архив ИВО, Осс Е За-14. – Доклад этого «доверенного лица» переслан 22 августа 1942 г. в Reichskommisariat für das Ostland начальником генштаба при Wehrmachtsbefehlshaber Ostland майором Довеном.


[Закрыть].

Украина приветствует Гитлера

В Украине положение было значительно хуже. Антисемитов здесь и раньше хватало. А прибытие вместе с немцами значительного числа сторонников украинских крайних националистических групп, традиционно антисемитских, очень усилило, особенно в крупных украинских центрах, активность и местных антисемитов. Но и здесь осуществить задачу истребления евреев, предпочтительно силами местного населения, немцам не удалось. В цитируемом выше отчете о деятельности немецкой полиции безопасности за октябрь 1941 г. лишь скупо указывается, что «ожесточение украинского населения против евреев чрезвычайно велико, так как их считают ответственными за взрывы в Киеве. На них смотрят также как на осведомителей и агентов НКВД, организовавших террор против украинского народа».

Затем отчет сразу переходит к донесению об истреблении евреев силами немецкой полиции безопасности в Киеве, Житомире и Херсоне без упоминаний об участии в этом деле украинцев[261]261
  Nazi Conspiracy and Agression. Vol. VIII. P. 103.


[Закрыть]. В докладе доктора Г.И. Кауша, участника трехнедельной «информационной поездки» по Украине и Крыму, организованной министерством Розенберга в июне 1943 г., читаем: «Украинцы довольно равнодушно наблюдали истребление евреев. Однако при последних подобных операциях прошлой зимой несколько деревень оказали сопротивление».

В Белоруссии и РСФСР значительную роль в активизации местного антисемитизма играли привезенные немцами русские гитлеровцы и полугитлеровцы, создававшие на местах русскую полицию. В Белоруссии обычно не белорусские, а именно русские полицейские принимали активное участие в истреблении евреев. В архивах большого Нюрнбергского процесса сохранились официальные немецкие отчеты о том, как русская полиция в Борисове с жестокостью, которой могли бы позавидовать самые заправские гитлеровцы, уничтожила в течение двух дней (20–21.10.1941 г.) 6,5 тыс. евреев[262]262
  Nazi Conspiracy and Agression. Vol. VIII. P. 772–776.


[Закрыть]. При этом отмечается, что истребление евреев отнюдь не встретило сочувствия местного населения и даже зараженной антисемитизмом его части[263]263
  Там же. С. 774.


[Закрыть]: «Глаза последних неевреев выражали либо полную апатию, либо полный ужас, ибо сцены, разыгрывающиеся на улицах, были страшны. Неевреи, может быть, еще накануне истребления евреев считавшие, что последние заслужили свою судьбу, на следующий день вопрошали: „Кто это приказал? Как это просто убить 6,5 тыс. евреев всех сразу? Сейчас убивают евреев, за ними придет наш черед? Что сделали эти бедные евреи?“»

Уже 28.06.1941 г. немецкие войска заняли Минск. Учитывая преимущественное безразличие местного населения к массовому истреблению евреев, немцы в период с ноября 1941 г. по октябрь 1942 г. создали лагеря смерти в Белоруссии в районе Малый Тростянец, где между 1942 и 1944 гг. уничтожили от 40 тыс. до 60 тыс. человек, в большинстве своем европейских евреев. Местечко это находилось в 12 км юго-восточнее Минска в сельской местности и подчинялось полиции безопасности вместе с СД (Службой безопасности). Некоторые исследователи обозначают это место как лагерь уничтожения. Другие – как город уничтожения. В октябре 1942 г. сюда депортировались преимущественно евреи из Австрии и без промедления расстреливались в сосновых лесах Благовщины. В распоряжении полиции безопасности находились расположенные около деревни Малый Тростянец земли одного из бывших колхозов размером около 200 га. Здесь работали депортированные заключенные, занятые в сельском хозяйстве, а также в мелких подсобных хозяйствах, например в прачечных, кузницах, слесарных мастерских, столярных, стекольных и красильных цехах, на мельнице и в цехе деревообработки.

Производимая продукция шла непосредственно для внутреннего потребления нацистских войск. Как и в других лагерях, были созданы рабочие группы, занимавшиеся сортировкой одежды, ремонтом обуви, утвари и имущества, оставшегося от жертв, преимущественно для последующего использования. Так называемые рабочие евреи располагались в бараках, окруженных тремя рядами колючей проволоки, посреди возвышался эшафот с виселицей. Количество заключенных колебалось от 500 до 1000, их охраняли украинские военизированные подразделения. Было запланировано около Могилева создание одного большого лагеря по уничтожению депортированных евреев. Заказали даже печи для сжигания, но идея не была реализована. Вместо этого в деревне Малый Тростянец, начиная с мая-июня 1942 г., депортированные евреи из Германии, Австрии, из протекторатов Богемии и Моравии, равно как и из Польши, уничтожались в газовых вагонах, а большей частью посредством расстрелов.

В апреле 1942 г. Р. Гейдрих, приехав в Минск, сообщил находящемуся там оберштурмбанфюреру СС Е. Штрауху и другим офицерам полиции о предполагаемом здесь уничтожении не только русских евреев, но и европейских. Заявив о прибытии новых еврейских транспортов с Запада, Гейдрих дал указания об уничтожении всех депортированных непосредственно после прибытия. Уже 22 апреля немецкие войска возглавили работы по устройству коллективных могил, а 4 мая были вырыты новые ямы, и в это же время появились записи о поступлении первых транспортов из Вены в Минск. 11 мая прямо с вокзала прибывшие первые 1000 человек были доставлены непосредственно к вновь вырытым ямам. В операциях приняли участие расстрельные команды СС в составе 80 человек, ожидавшие уже у ям.

В начале 1942 г. начали применяться грузовики, в которые напрямую подавался отравляющий газ. При этом речь шла большей частью о евреях, транспортировавшихся из Вены и Терезиенштадта, а также из Кельна и Кенигсберга, причем особенно интенсивно в период с май по октябрь 1942 г. Каждый такой транспорт включал около 1000 человек. Результатом подобных экзекуций было 40 тыс. установленных жертв. После большой операции в гетто в конце июля 1942 г. также было уничтожено 10 тыс. евреев, из них 5 тыс. в поселке Малый Тростянец.

Примерно столько же жертв было выявлено после разгрома гетто в октябре 1943 г. Уже в феврале около 3 тыс. человек – пожилые мужчины и женщины, а также дети из района Полоцка были уничтожены опять же в Малом Тростянце. При отступлении немцев в последние дни июня 1944 г. около 6,5 тыс. заключенных из минских лагерей и тюрем были транспортированы и расстреляны там же. Когда советские войска в июне 1944 г. перешли в наступление, были расстреляны и последние из оставшихся в живых от 80 до 100 заключенных в лагере. Но уже в период между 27.10 и 15.12.1943 г. команда спецназа под руководством гауптштурмбанфюрера СС А. Хардера заметала следы преступлений, пряча их под землю, причем заключенные, занимавшиеся этой операцией, в конце акции были также уничтожены.

А как обстояло дело в тылу? Солженицын в книге «200 лет вместе», как всегда, посредством только ему присущего анализа и характерным только для него литературным стилем утверждал: «Пока же рядовой фронтовик, оглядываясь с передовой себе за спину, видел, всем понятно, что участниками войны считались и второй и третий эшелоны фронта: глубокие штабы, интендантство, вся медицина от медсанбатов и выше, многие технические части и во всех них, конечно, обслуживающий персонал и писари, и еще вся машина армейской пропаганды и все, кому было наглядно: да, там евреев значительно гуще, чем на передовой». Вероятно, естественным желанием нобелевского лауреата, выступающего якобы «от имени и по поручению» солдат Красной армии, находящихся на передовой в окопах или в атаке на фашистского зверя, было увидеть слева от себя Ю. Левитана, а справа Д. Ойстраха, с примкнувшими к ним всеми звездами советской науки и искусства еврейского происхождения, например: Л. Утесова, Л. Когана, М. Фрадкина, Д. Покрасса, Б. Фиготина, М. Бернеса, академиков В. Гинзбурга и Л. Ландау, наркома танковой промышленности И. Зальцмана, академика А. Фрумкина. Конечно, многие из них участвовали непосредственно в боях, были с концертными программами на передовой, другие в тылу, объезжали госпитали, многие работали там врачами, третьи снимали фильмы, например, «Два бойца», создавали новые виды вооружений, строили заводы в глубинке, обеспечивая армию танками, самолетами и другой военной техникой, выковывая победу над врагом.

Историк М. Штейнберг в своей работе «Евреи Советского Союза на фронтах Второй мировой войны» пишет, что «в Советской армии служили 20 % всех евреев, оставшихся в тылу. Мало того, если невозвратные потери в среднем по армии составляли 25 %, то среди евреев они достигали почти 40 %», что опровергает суждение Солженицына о поголовном тыловом нахождении евреев. Если бы, в соответствии с богатым воображением писателя, это действительно было так, то, очевидно, не было бы таких потерь. Другой исследователь, А. Шнеер, представляет данные, согласно которым доля добровольцев-евреев (27 %) была самой высокой среди всех народов СССР. Среди солдат еврейского происхождения, погибших и умерших от ран, 77,6 % составляли рядовые и сержанты, 22,4 % – младшие и старшие лейтенанты, т. е. евреи гибли не в тылу, а на передовой, на линии огня.

Одновременно историки и публицисты отмечают наличие как негласных, так и прямых указаний к занижению представлений к награждению и продвижению евреев по службе. Так, начальник Главного политуправления Красной армии генерал-полковник Щербаков – главный идеолог советских вооруженных сил (собственно, тот самый, со смертью которого Л. Тимашук набрела на неправильные диагнозы врачей-вредителей, среди которых не было ни одного еврея) в 1943 г., то есть в период активных боевых действий, ведущих к перелому в ходе войны, когда воины на поле брани проявляли чудеса героизма, издал директиву, предусматривающую награждение представителей всех национальностей, но евреев ограниченно. А раз так, то в ответ со всем рвением и усердием сатрапы с генеральскими погонами в московских коридорах власти стремятся выполнить это указание и претендентам еврейского происхождения, несмотря на неоднократные представления, постоянно отказывают в присвоении званий, например, высшей воинской награды Герой Советского Союза. Пять раз представляли к этому званию командира партизанского отряда имени Ворошилова – Е.Ф. Мирановича (Евгения Финкельштейна), но только после войны он стал Героем, но уже только Соцтруда! Но это оценят и осмыслят уже позднее, а в начале войны страна заливалась общей кровью всех народов страны, не рассчитывающих на пощаду, накапливая неутолимую ненависть к врагу и непонимание бездействия собственной власти.