Текст книги "Наследница"

В два часа ночи Светлану Петровну разбудил шум, поднявшийся в коридоре и за тонкой стеной в соседней палате.

Какая-то суета… Какая-то беготня… Громкие голоса…

Недовольно фыркнув, толстуха перевернулась на другой бок, опять попыталась заснуть. Но шум не прекращался. Тогда она протянула руку к бра, закрепленному у изголовья, включила свет. И в этот момент до нее наконец дошло, что вся эта возня происходит у Нонны!

Так неужели?!!

На удивление проворно Светлана выбралась из постели, накинула на плечи халат. И, выглянув из палаты, она увидела именно то, чего ожидала увидеть.

Именно то, о чем в своем письме предупредила всезнающая девка.

Апельсиновый сок, действительно, оказался отравлен!

Толстуха замерла на пороге своей палаты и наблюдала за тем, как у соседней двери суетятся медсестры; за тем, как минут через пять от Нонны вышел дежурный врач и молча отправился в ординаторскую; за тем, как суета сразу же прекратилась, и одна из медсестер вернулась на сестринский пост.

Светлана Петровна подошла к ней:

– Что произошло?

Сестра что-то записывала в журнал и даже не подняла на толстуху взгляд. И ответ ее прозвучал профессионально бесстрастно:

– У вашей соседки был сердечный приступ. – Ну, и?

– Она с ним не справилась. Гипертрофическая кардиомиопатия. – Медсестра бросила ручку в стаканчик, закрыта журнал.

– Что это значит?

– Обычная остановка сердца.

«Симптомы, как при обычной остановке сердца – писал мне крысеныш», – сразу же вспомнила толстуха. Она не знала, радоваться или унывать из-за того, что девка оказалась права на все сто процентов.

– Жалко, – сказала медсестра. – Какая хорошая была женщина. И вдруг так неожиданно, ни с того ни с сего… Идите спать, Светлана Петровна.

– Коля, Коля. Подонок! – прошептала та одними губами.

– Что вы сказали, Светлана Петровна?

«Коля, Коля. Подонок!»

– Я говорю: действительно жалко, – наигранно вздохнула толстуха. И подумала: «Смерть сроков не выбирает». Но вслух произносить этого не стала. Изобразила на круглой физиономии вселенскую скорбь и молча пошагала в палату.

Ей предстояло серьезно обдумать, как теперь поступать с Магистром и Николаем.

Глава третья
ОГРАБИТЬ ЗА 60 СЕКУНД

ВИКТОРИЯ ЭНГЛЕР

7 ноября 1999 г. 3-00 – 14-30.

Из Финляндии в Ольгино я возвращаюсь глубокой ночью. Пляцидевский, Олег, Бондаренко, Крущов и Джапаридзе из «Пинкертона», срочно вызванные мной, а также Федор Евгеньевич Бос – все в сборе, ждут только меня.

В общих чертах я уже в курсе, что случилось – как только поступала хоть какая-нибудь дополнительная информация, Олег сразу же перезванивал мне на мобильник. За шесть с половиной часов, которые я потратила на обратный путь, он связывался со мной раз пятнадцать. К тому же, в машине постоянно работало радио.

Все произошло одновременно, ровно в полпятого, на исходе рабочего дня.

В Лужском районе Ленинградской области, на ветке узкоколейки, принадлежащей концерну, в результате схода с рельсов нескольких двухосных платформ произошло крушение поезда, груженого лесом. Жертв нет. Вышла из строя часть подвижного состава и приблизительно сто метров пути.

На деревообрабатывающем заводе, что в пятидесяти километрах от Медвежъегорска, груженый лесовоз на полном ходу врезался в штабель кругляка. В результате обрушения штабеля тяжело травмирована женщина. В кабине «Краза» никого не оказалось – водитель в момент аварии оформлял документы в диспетчерской.

В Подпорожском районе Ленинградской области по невыясненным обстоятельствам полыхнула рубленая изба, где размещалась контора одного из леспромхозов, принадлежащих концерну. В пожаре погибли два человека. Еще трое с отравлением угарным газом и ожогами доставлены в больницу.

Самое ужасное! На мебельно-деревообрабатывающем комбинате около Белозерска из-за сбоя компьютера вышла из строя линия с ЧПУ, что привело к разрушению пильного комплекса. В этот момент в цеху находились семиклассники местной школы, приглашенные на экскурсию. Отлетевший в сторону диск циркулярной пилы врезался точно в группу тесно стоявших школьников. На месте погибли трое ребят и один взрослый. Тяжело травмированы четверо детей, двое из которых уже скончались в больнице. Еще пятеро школьников с более легкими травмами доставлены в Белозерск. По всем центральным каналам, во всех выпусках новостей сегодня вечером эта трагедия на первом плане.

…Не раздеваясь, я быстрым шагом поднимаюсь на второй этаж: и прямо с порога гостиной, где собрались все, даже не поздоровавшись, зловещим полушепотом объявляю:

– Если и был минимальный процент, что в интересах дела я смогу спустить на тормозах художества этого негодяя, то гибель детишек ему ни за что не прощу. Он мертвяк!

– Кто? – непонимающе взирает на меня Бос, и только тут до меня доходит, что председатель Совета директоров не в курсе моих напряженных отношений с Шикульским. И еще неизвестно, стоит ли посвящать его в подробности этого натяга. Поэтому отвечаю расплывчато:

– Есть одна мразь, которую я подозреваю и в смерти отца, и во взрыве моей машины, а теперь и в организации всех этих диверсий. Но пока у менянет доказательств, не могу оглашать его имя. Даже в узком кругу.

Пляцидевский и Ираклий Георгиевич Джапаридзе синхронно и одобрительно кивают.

– Скажите, Федор Евгеньевич, – продолжаю я, повернувшись к Босу, – в концерне есть человек, который исполняет функции пресс-секретаря?

– Конечно. Пустынин Альберт Николаевич. Курирует все, что касается СМИ и связей с общественностью.

– Странно, первый раз слышу об этом Пустынине, – недовольно замечаю я. – Вы можете сейчас пригласить его сюда?

– Сейчас не могу. Он в Белозерске, – ехидно улыбается мне председатель Совета директоров (мол, как ты считаешь, а где еще ему сейчас быть?)

—Хм, оперативно, – вынуждена я признать. – Федор Евгеньевич, я хотела бы побеседовать с Пусты-ниным по телефону. Но прежде давайте наметим основные реперы общения с журналистами. По дороге сюда я успела в машине прослушать несколько выпусков новостей. Впечатление отвратное. Думаю, по телевидению все подается в том же ключе, что и по радио?

Андрюша перехватывает мой вопросительный взгляд и согласно кивает: мол, ты права, в том же ключе.

– Так вот, – продолжаю я, – нет сомнения, что СМИ намерены сделать из нас отбивную. Такое впечатление, что кто-то их основательно в этом заинтересовал.

– Ясно, кто, – бурчит себе под нос Гепатит, но я одергиваю его:

– А мне не ясно, Олег. Я, кажется, уже обозначила свою позицию: пока нет никаких доказательств, значит, нет никаких имен. Так что заткнись, дорогой. И лучше подумай о том, как эти доказательства нам собрать. Ты, вроде бы, спец в подобных делах. Ираклий Георгиевич, Семен Леонидович, Андрей, – поворачиваюсь я к «пинкертоновцам», – присоединяйтесь к Олегу. К утру я хочу иметь разумный и обоснованный план внутреннего расследования диверсий и чрезвычайной реорганизации службы безопасности концерна. Сколько это может занять времени? Какое потребуется финансирование? Какие кадры необходимо привлечь? Все эти позиции я хочу обсудить с вами завтра. И обсудить не голословно, а вполне предметно. Я доходчиво объяснила?

– Более чем, – одобрительно улыбается мне Крупцов.

– Тогда начинайте работать. А мы с Федором Евгеньевичем и Даниилом Александровичем сейчас перейдем в кабинет, поближе к компьютеру и телефону, и займемся средствами массовой информации.

– Между прочим, если желаешь, чтобы я прямо сейчас начал расследование, – замечает Гепатит, – мне тоже всю ночь будет нужен телефон.

– Пользуйся сотовым. – Я вздыхаю, вспомнив о том, что поднялась сегодня чуть свет. Когда же теперь доведется поспать? – Проклятые журналисты!

«Скотина Шикульский!»

В пять утра от Пустынина по электронной почте приходит письмо с коротким отчетом и проектом официального заявления руководства концерна. После незначительной корректировки заявление утверждено. А в начале восьмого в Белозерск на служебном вертолете вылетает Федор Евгеньевич Бос. Вместе с ним в помощь Пустынину отправляется зам. директора «Пинкертона» по связям с общественностью Джапаридзе, а для проверки отказавшего компьютера на вмешательство извне – «компьютерный гений» Бакланов Иван Алексеевич.

Перед отъездом Бос и Андрей Бондаренко подписывают составленный на скорую руку договор между «Богатырской Силой» и «Пинкертоном» о проведении охранным агентством независимого расследования, оказании полного пакета юридических услуг, представлении интересов концерна в силовых структурах и создании на предприятиях «Богатырской Силы» грамотной охранной сети.

Кроме того, неофициально решено, что параллельно с «Пинкертоном» расследование по своим секретным каналам будет проводить Гепатит. Его агенты уже успели выяснить, что дело о диверсионных актах на объектах концерна забирает себе ФСБ.

– Готовься к тому, – предупреждает меня Олег, когда нам в восемь утра удается устроить короткий тайм-аут и уединиться на кухне за чашкой крепкого кофе, – что в конторе тебе будут задавать щекотливые вопросы, хотя ответы на них комитетчикам, как и мне, как и Андрею, как и Шикульскому, давно известны. Но их задача не в том, чтобы вернуть тебя в зону, а в том, чтобы отработать деньги Дмитрия Романовича за то, чтобы тебя выдавили из концерна и предотвратили утечку информации с зипа, который у тебя на руках. Скорее всего, тебя попробуют запугать, чтобы ты в конце концов пришла к решению скрыться за рубежом. Нам надо серьезно обдумать, что противопоставить Шикульскому на этот раз.

– Для меня уже все решено! Пусть я хоть сяду, хоть сдохну, но с этим драконом за убитых детей расквитаюсь! Сделаю все для того, чтобы доставить его живым и невредимым родителям тех семиклассников! Пускай эту сволочь линчуют!

—Не распаляйся, малышка, – пытается успокоить меня Гепатит. Он даже поднимается из-за стола, подходит ко мне, обнимает. – Все будет именно так, как ты говоришь. С одним отличием: тебе не придется ради этого ни садиться, ни подыхать. Только надо все хорошенько обдумать. Набраться терпения. Застраховаться. И Дмитрию Романовичу – петля. Кстати, насчет «застраховаться». Нам сейчас надо поработать над одной емкой речью.

– Что за речь?

– Твоя. – Олег загадочно улыбается и, выпустив меня из объятий, доливает себе остывшего кофе. – Перед видеокамерой. На тот случай, если чекисты возьмутся за тебя всерьез.

* * *

– Я, Энглер Виктория Карловна, двадцати трех лет, проживающая в поселке Ольгино Приморского района Санкт-Петербурга, законная наследница всего имущества, денежных средств и финансовых прав Богданова Василия Сергеевича, убитого второго июня этого года и являвшегося моим физическим, но не юридическим отцом. Отсюда и несоответствие отчества и фамилии. Тратить время на объяснение того, как все это произошло, я, к сожалению, сейчас не могу. Не моя вина, что до семнадцати лет я не знала, кто мой отец. Не моя вина, что по воле Господа второго декабря я должна официально унаследовать многомиллионное состояние и контрольный пакет акций одного из крупнейших предприятий России, концерна «Богатырская Сила». Но меня хотят за это убить, растоптать, отобрать у меня мое законное право! – Я подхожу к включенному телевизору, по которому как раз начинается утренний выпуск новостей. Прибавляю звук. «Число жертв страшной трагедии в Белозерске увеличилось до семи человек. Сегодня ночью в больнице скончалась двенадцатилетняя…» Я убавляю звук. – Сейчас ровно девять часов седьмого ноября тысяча девятьсот девяносто девятого года. Вчера вечером я узнала о начале массированной атаки на концерн «Богатырская Сила», которая уже привела к человеческим жертвам. Самое жуткое, что в их числе пятеро… нет, уже шестеро ребятишек. Клянусь, я сделаю все для того, чтобы организатор этой диверсии был выявлен. Мне уже известно его имя. Не могу назвать его, пока у меня нет доказательств. Но именно этот мерзавец заказал моего отца, именно по его приказу в сентябре под мою машину была заложена бомба, именно он шантажировал меня, требуя отказаться в его пользу от моих прав на «Богатырскую Силу». Никаких результатов этим террором он не достиг. Но отступать он не намерен, и я опасаюсь, что, используя свое огромное влияние, подонок подключит к давлению на меня силовые структуры. Не удивлюсь, если уже сегодня буду ночевать в камере на Литейном или даже Лубянке, а в это время против меня будут фабриковаться надуманные обвинения, так же, как сейчас не удивляюсь тому, что после бело-зерской трагедии на «Богатырскую Силу» ополчились все средства массовой информации, закрывая глаза на такой вопиющий факт, что одновременно с аварией в Белозерске произошли еще три крупных ЧП на объектах концерна. Четыре крупных аварии в один день – это невероятное совпадение; но четыре крупных аварии в один час – это… – Я делаю театральную паузу. – Это не совпадение. Это демонстрация силы того, кто устроил все эти диверсии. Я боюсь, что он меня попросту уничтожит. Но еще больше боюсь, что этот ублюдок, избавившись от меня, продолжит свое шествие по трупам во власть, и не найдется никого, кто осмелится преградить ему путь. Поэтому призываю вас, россияне: не допустите очередного масштабного беспредела! Вступитесь за меня, потому что если сейчас вы слушаете меня, значит мне очень нужна ваша помощь! Ибо этот видеоматериал будет распространен по телевидению и в Интернете только в том случае, если я буду незаконно задержана силовыми структурами. Еще раз повторяю, что я этого не исключаю. – Я делаю еще одну картинную паузу и, сделав плаксивую рожицу, выдавливаю из себя срывающимся голоском: – Еще раз прошу: вступитесь за меня… россияне! Не допустите беспредела власть имущих мерзавцев! Ведь их жертвами завтра можете стать вы! Или ваши детишки!

– Пронимает, – удовлетворенно отмечает Олег, отключая видеокамеру. – Я чуть было ни разрыдался. Тебе надо было идти в актрисы, а не в олигархи.

– Еще успею. – Я протираю покрывшийся влагой лоб. – Вот отберет у меня Шикульский концерн… Олег, что теперь?

– А теперь иди спать. Тебе предстоит тяжелый день. А я пока размножу твое выступление. И закажу из Москвы могилокопателей.

– Не поняла! Что за могилокопатели? – удивленно таращусь я на Гепатита. – На хрена они нам?

– Пусть вытащат из могилы гробешник с Богдановым и хорошенько припрячут. А то как бы легавые не решили эксгумировать тело, чтобы сделать тест на ДНК. Тогда они стопроцентно докажут, что ты никакая не Энглер.

– Но это же… Так нельзя, Олег… – Я даже не могу подобрать нужные слова! – Тревожить прах…

– Никогда не подумал бы, что ты так щепетильна. – А вот Гепатиту все до спины. – Пойми, детка: там, где тонко, там и рвется. В твоей легенде таких тонких мест осталось немного. Возможный тест на ДНК одно из них. Его уже давно надо было исключить. Но пока я не беспокоился. Сейчас же настала необходимость подчищать за собой все огрехи. Зачем оставлять Шикульскому лишние козыри? Так что, хочешь, не хочешь, но я вызываю грейвдиггеров[3]3
  Грейвдиггер – от gravedigger (англ.) могилокопатель, преступник, ворующий из могил.


[Закрыть].

Вот так: с горки на горку… То затишье, когда просто одуреваешь со скуки, то конкретный натяг. Когда нет времени не только на то, чтобы немного поспать, но даже на то, чтобы перехватить на ходу бутерброд.

За «Богатырскую Силу» взялись всерьез. Точнее, то, что возьмутся всерьез, я предвидела. Но чтобы настолько «всерьез»! Межведомственная комиссия по расследованию, созданная уже 7-го ноября, в День Согласия и Примирения – такого не ожидал даже провидец Олег!

Ни соглашаться, ни мириться с концерном никто был не намерен.

И уже к двум часам дня, когда меня, сладко спящую, растолкал Гепатит, скандал достиг апогея. Нас атаковали по всей линии фронта. Мы срочно мобилизовывали все силы для обороны.

* * *

– Вика, подъем!

Я с трудом продираю глаза и вижу озабоченную физиономию склонившегося надо мной Гепатита. И мгновенно в памяти восстанавливаются все те гигантские головняки, под грузом которых я легла спать: диверсии… погибшие дети… ожидание больших неприятностей…

– Олег, сколько времени? Как концерн? Еще держится?

– Пока держится. Отправляйся под душ, а я пока тебе коротко все расскажу. Через пятнадцать минут будет звонить из Белозерска Бос. Оттуда за тобой уже выслали вертолет. Вылетаете с Пляцидевским. А я отправляюсь в Москву.

– В Белозерск? Прямо сейчас? Что, без меня там никак? А что с журналистами? Сделали заявление? – Засыпая Олега вопросами, я доплетаюсь до ванной, стягиваю ночнушку и включаю чуть теплую воду. Гепатит стоит рядом со мной, докладывает:

– В полуденных новостях в прямом эфире выступал Бос.

Держался молодчиком. Похоже, с общественным мнением у нас все в порядке. Но мы ошибались. Настраивать против нас СМИ никто не собирался. Журналисты уже исполнили свою роль, они послужили лишь детонатором. А вот теперь последовал взрыв. Из Москвы в Белозерск уже вылетела комиссия. Очень серьезная комиссия, Вика! С огромными полномочиями! Организовать подобное с такой небывалой оперативностью нереально даже в обычный день, а ведь нынче праздник. Вывод: все было подготовлено заранее.

– Чем это нам угрожает?

– Тем, что на «Богатырскую Силу» накопают огромную кучу дерьма. Вернее, куча уже заготовлена, надо лишь для приличия создать видимость какой-никакой проверки.

– А дальше? – Я ежусь под холодной водой. Я ежусь оттого, что мне сейчас рассказывает Олег.

– А дальше у концерна отзывают лицензию. – И?

– Назначают временного управляющего и запускают процедуру банкротства.

– На это потребуется постановление суда, – неуверенно пытаюсь возражать я.

– Исходи из худшего, Вика: из того, что такое постановление уже заготовлено.

– Так не бывает.

– Бывает, – усмехается Гепатит и протягивает мне полотенце. – Это Россия, страна третьего мира.

– М-м-м… третьего мира… Занятно. Что предлагаешь?

– Ничего. Я экономист, но не сутяга. Пошли в кабинет, там тебя дожидаются Пляцидевский с Крущовым. Глядишь, вдруг они чего и предложат.

Но ни от них, ни от позвонившего через пять минут Боса ничего обнадеживающего услышать не удается. Разве что о том, что в Белозерске все спокойно. Никаких провокаций, акций протеста, никакого намека на траур, если не брать в расчет минуты молчания, которой почтили память погибших левые на своем маленьком праздничном митинге. Но при этом не произнесли ни слова упрека в адрес концерна. Так что с этой стороны опасаться пока чего бы то ни было не приходится.

Другое дело: в час дня в адрес Боса поступило уведомление, что из Москвы направляется уже известная мне комиссия. И вот здесь председатель, как ни странно, запаниковал.

– А вам разве есть чего беспокоиться? – интересуюсь я. – Вам известно о каких-нибудь значительных нарушениях, к которым они могли бы придраться?

– Таких нарушений нет.

– Вы в этом уверены, Федор Евгеньевич?

– Абсолютно. Так же, как уверен в том, что их обнаружат.

–Не понимаю, – пожимаю плечами я, хотя мне все понятно. Уже понятно. Как только что объяснил Гепатит: это Россия, страна третьего мира.

– Если перед комиссией поставлена задача выявить крупные нарушения, – объясняет тем временем Бос, – она их выявит. Потому что список таких нарушений уже заготовлен.

– Итак, насколько я понимаю, этого не избежать. Но тогда зачем нужна в Белозерске я?

– Для представительства, – туманно отвечает мне Федор Евгеньевич. Приходится отгадывать:

– Вы хотите сказать, что в тот момент, когда выявят эти крупные нарушения, я должна находиться рядом, чтобы лично удостовериться, что вы здесь ни при чем?

– В этом нет никакой необходимости, Вика, – впервые обращается ко мне не по имени-отчеству Бос. – Дело в другом. У нас есть возможность бороться. Но я не могу обсуждать это с вами по телефону. Так что вылетайте. Буду встречать.

—Хорошо, вылетаю, – растерянно мямлю я в уже гудящую трубку и бросаю вопросительный взгляд на Пляцидевского. – И все-таки почему все четыре диверсии произошли в один день и даже в одно и то же время? У вас насчет этого нет никаких соображений, Даниил Александрович?

– Конечно есть, Вика. – Вот это для меня неожиданно! Так чего же он раньше молчал?! – Но пока все не проверю, извини, ничего тебе не скажу.

Я беспомощно развожу руками: ну, не вытягивать же из Пляцидевского его соображения силой. Придется набраться терпения и ждать, когда он созреет. А пока…

– Так летим в Белозерск, Даниил Александрович?

– Летим, Вика, летим. Неужели в такой ситуации я тебя оставлю одну?

– Ой, спасибо! Семен Леонидович, ау вас есть что-нибудь новенькое? – бросаю я взгляд на Крупцова.

—Кое-что прорисовывается. Но пока все не проверю, извини, ничего тебе не скажу.

Несмотря на всю анальность ситуации, я готова расхохотаться. Да это же заговор!

Ладно-ладно! Придется набраться терпения!

И ждать, какой очередной сюрпризец преподнесет сволочная мачеха-жизнь.

ТАМАРА АСТАФЬЕВА (ПАРАШЮТИСТКА)

6-10 ноября 1999г.

Когда два дня назад она звонила Николаю на сотовый, этот дракон разговаривал так, словно он сейчас не в далекой Испании, а сидит себе в каком-нибудь из питерских баров с чашечкой кофе в руке. Ни словом ни звуком не выдал, наглец, что находится за тысячи километров от Петербурга. И Тамара тогда повелась, не заподозрила никакого подвоха.

Но все меняется, все раскрывается…

И вот после поездки в кардиоцентр, когда передала толстухе записку; после того, как на обратном пути заскочила в универсам, где не забыта купить ни перца, ни майонеза, ни чеснока; после того, как зарядила в духовку поднос с тремя маленькими цыплятками, Тамара решила ради прикола еще раз связаться с Колей.

– Алло, – мерзавец ответил как ни в чем не бывало.

– Привет, это я. Николай, нам надо встретиться, у меня появилось кое-что новенькое, я знаю, как вытянуть из Светланы все фишки. Где пересечемся? – речитативом выпалила заранее заготовленную легенду Тамара и с удовлетворением отметила, что Николай растерялся. Замялся, замычал что-то в трубку.

– Н-не знаю… Сегодня никак. Боюсь, завтра тоже… У меня неотложное дело.

– Николай, это срочно. Хочешь, подъеду к тебе в Вырицу?

– Я не в Вырице, – промямлил Коля, и Тамаре пришлось больно ущипнуть себя за руку, чтобы не расхохотаться прямо в трубу.

«Ах ты ж, долбанный фуфел. Кому лепишь горбатого? Кого захотел чулкануть? Получилось меня обвести вокруг пальца однажды, так второго раза ты не дождешься. И не пытайся! Сейчас элементарно разведу тебя на базар».

– А где ты, Коля? – ангельским голоском пропела она и наклонилась к плите, чтобы проверить температуру в духовке.

– На пути в Москву. Подъезжаю к Любани, – ни на мгновение не замявшись, соврал Николай.

«Bay, к Любани! Не подгорят эти сволочные цыплята?»

– Что ты забыт в Москве, Коля?

– Я ж говорю: неотложное дело. – В голосе Николая появились нотки легкого раздражения. – Я не обязан перед тобой отчитываться.

– Да я тебя и не допрашиваю, – примирительным тоном промурлыкала Тамара и немного убавила газ. – Давай прилечу в Москву? Там и поговорим. Лады? Еще раз повторяю, это срочно. Чрезвычайно срочно! – отчеканила она. – Не пересечемся до завтра, все потеряем. Николай, я отниму у тебя минут пятнадцать, не больше.

Коля молчал…

Тамара злорадствовала, представляя, как скрипят у него мозговые извилины.

… Он просто не мог сообразить, что еще можно соврать этой настырной девице. И наконец промычал:

– Не понимаю, какие могут быть срочные дела в праздники. А что, по телефону никак?

– Сам понимаешь, никак. Так чего? Я еду в «Пулково», вылетаю.

«Вылетаю, ха! Да у меня аэрофобия! А ты потей, потей, Коля. Чего придумаешь на этот раз?»

Ничего путного Коля придумать больше не смог. Корзинка с враньем опустела, и ничего не осталось, как только решительно оборвать разговор.

– Нет, Тамара. Ничего не получится. Постарайся все отложить до среды. Я возвращаюсь десятого вечером. Как подъеду к Питеру, сразу же позвоню. А сейчас извини, не могу разговаривать. У меня мало денег на счете. Пока.

– До свидания, – театрально вздохнула Тамара и отключила трубу. Напрягать дальше Николая не было смысла. Главное она выяснила: бепек возвращается из Испании десятого вечером.

Теперь надо съездить к Ласковой Смерти и организовать негодяю достойную встречу.

А цыплята будут готовы уже через четверть часа.

С достойной встречей в аэропорту ничего не срослось. На «Богатырскую Силу» в качестве праздничного презента вдруг навалились гигантские неприятности, и что Гепатиту, что Вике сразу же стало ни до чего. Оказалось, оно и к лучшему. Тамара снова чуть было не облажалась, обсчитавшись со сроками возвращения Николая, минимум, на сутки.

На следующий день после разговора с ним ей неожиданно позвонил один из «пинкертоновских» телохранителей, которых выделили толстухе, и от которых та, когда угодила в больницу, на время отказалась. Зато, похоже, не собирался отказываться Коля.

– Зыдравствуй, Тымар. С пыраздныкам. Это Гадир…

«Мог и не представляться, нерусский. Твой кавказский акцент обжигает ухо даже через телефонную трубку».

– … Если это табэ ынтэрэсн…

– Все интересно!!!

– …докладываю: со мной толькочт свизалсы сожитыл Свэтланы Пэтровн. Распарадылсы десятого утрым саправаждат ыго в банк «Сэверо-Запыд». Прасыл, эсл эта возможын, прихватыт с собой ыще двоих проффы с аружыым. Сказал, что должен палучиты крупны сумму налычк.

У Тамары от радости аж перехватило дыхание. Вот оно!

Дефолт миновал. Начинаются гонки.

– Та-а-ак! Крупную сумму налички. В банке «Северо-Запад». Десятого утром. Я правильно поняла?

– Правылн, Тымар.

– Замечательно! – От мощного прилива адреналина голос немного дрожал. – Это же супер, Гадир! Ты готов сейчас со мной встретиться? Надо подумать, как эту наличку у Коли изъять.

Бедняга аж поперхнулся от неожиданности. И без того яркий кавказский акцент заблистал, словно праздничный фейерверк.

– Тымар, как налычк изыаты? Ты абалдэла?!! Ты шутыш?!!

– Нет, я серьезно. Подъезжай к парку Победы. Записывай адрес.

– Нэт.

– Да, Гадир! Да! Подъезжай без вопросов! Атпразнуэм, дарагой!

– Хорошо. Дыктуй адрыс.

– Та-а-ак… Московский проспект… «Я тебя там расцелую, нерусский!»

* * *

Во вторник вечером Тамара и трое лбов из «Пинкертона» сидели в гостиной квартиры на Московском проспекте и шлифовали уже готовый план изъятия денег у Николая. Начиная с воскресенья это была уже их четвертая встреча, и за это время они перебрали десятка два вариантов, начиная от банального разбойного нападения и заканчивая навороченной спецоперацией, которая легко могла бы лечь в основу крупнобюджетного гангстерского боевика. И вот вчера наконец был утвержден вариант, по уровню сложности располагавшийся приблизительно посредине. С одной стороны, вроде бы и разбой. Но с другой – разбой с применением спецсредств, сценарий которого тщательно привязан профессионалами к окружающей обстановке…

– Короче, дело к ночи. – Тамара бросила взгляд на часы: половина десятого. – Пора по домам, а я так и не дождалась от вас самого главного. Где? – словно на паперти, протянула она вперед ладошку.

– Держи. Эта штука вырубит нас за три секунды, – проверенный в деле, старый-добрый знакомый, «австралопитек» Андрей извлек из-за пазухи и протянул Тамаре небольшой ярко-оранжевый цилиндр с нейлоновым шнуром. – Дергаешь за веревку и сразу швыряешь. Успеешь?

– Тот, кто будет швырять, успеет. Та-а-ак, господа заговорщики. Последний разок прогоняем сценарий и разбегаемся.

– Тымар, сколык можн прогонаты?

– Сколык нужн, дарагой, – передразнила Тамара. С огромным азербайджанцем Гадиром за эти три дня у нее сложились чудесные отношения. Впрочем, как и косолапым и с виду вроде бы неуклюжим Андреем. И с молчаливым, абсолютно лысым Никитой. – Андрей, начинай.

– Заезжаем за принципалом в одиннадцать-тридцать, – послушно прогудел «австралопитек». – На минивэне. Никита за рулем. Гадир у выхода из салона. Я настаиваю, чтобы принципал сел на заднее сиденье, сам сажусь рядом с ним. Клиент должен привыкнуть, что когда поедем из банка, все размещаются в том же порядке.

Гадир молча кивнул. Тамара устало вздохнула. За три дня, проведенных в обсуждениях и спорах, она порядком измучилась.

«Но ничего. Завтра все закончится. И устрою себе пару недель передыху».

– Когда принципал заканчивает свои дела в банке, – принял от Андрея эстафету Никита, – я везу его по адресу, который он назовет, но выбираю такой маршрут, чтобы обязательно вляпаться в пробку. И слежу в зеркала, чтобы от нас не отстала синяя грузовая «Газель». Когда попадаю в пробку, встаю так, чтобы упереться капотом в переднюю тачку, а выход был бы заблокирован справа соседней машиной. Ну, и, конечно, чтобы к нам было удобно притереться слева. Когда все начнется, включаю аварийную сигнализацию.

– Хорошо… Андрюша? – Тамара перевела взгляд с Никиты на «австралопитека». С ролью диспетчера, этакой матери-атаманши, она уже свыклась. И то, что верховодит «шайкой» из троих здоровенных профессионалов, ее совсем не смущало.

– Как только разбивается боковое окно и в салоне взрывается шашка, я, действуя по инструкции, заваливаю принципала на пол, ложусь на него сверху…

– Гадир? – перебила Тамара.

– Адываю масык. Жду, кыгда клыэнт надышетсэ газы. Забырау дэнгы, пэрэдау в разбыты акно.

– И маску.

– Да, и масык. Потом дышу газы. Отключаюсь. Все.

– Well. Никита, надеюсь, ты успеешь очухаться раньше, чем появятся мусора. Сразу же отгоняй машину к обочине. И можно не волноваться. Коля, когда придет в себя, ни в какую мусарню звонить не станет, – заверила Тамара. – Он не сможет объяснить происхождение денег.

– Ты эты нам гыварыл дывадцыт раз.

– Надо будэт, скажу трыдцат раз, дарагой. Что забыли?

– Вроде бы, все. Вернее, ничего, – запутался Андрей, – не забыли.

– Тогда гуд бай, мальчики.

– До завтра, красавица. До встречи на поле боя.

* * *

К «Банку Северо-Запад» они прибыли к двенадцати Тамара – за рулем темно-синей «Газели». Денис – на пассажирском сиденье. И еще какой-то чел на незаметной белой «девятке». Он ни разу не высунулся из машины, и Тамаре лишь оставалось гадать, что он собой представляет.

– Не беспокойся, надежный пацан, – заверил Денис. – Не подведет. Да и забот-то ему тьфу, кот наплакал. Справится и дебил.

В задачу водителя белой «девятки» входило: в самый ответственный момент подпереть минивэн сзади и простоять так, имитируя аварию, до тех пор, пока не очухается Никита и не уберет свою машину к обочине. Незачем привлекать внимание посторонних. А так – две машины, уткнувшиеся друг в друга посреди проезжей части. Маленькая авария. Ситуация рядовая.

– Впервые принимаю участие в чем-то подобном, – вздохнул Денис. – До чего же я докатился.

– Ты мне говоришь это в тысячный раз. Сколько можно? – Тамара резко подалась вперед, оперлась грудью о руль. – Гляди-гляди! Это они!