Текст книги "Дитя Феникса. Часть 2"

II

Оруженосец Роберта, Гилберт из Аннандейла, привез Изобел в Килдрамми через три дня.

Изобел стояла в дверном проеме покоев своей прабабушки. Какое-то время они пристально смотрели друг на друга. Изобел была очень худа, но выглядела намного лучше по сравнению с тем днем, когда Элейн видела ее последний раз. Ее лицо, слегка загоревшее за время морского путешествия из Франции и раскрасневшееся в поездке по горам, светилось от счастья. Несомненно, она была очень красивой. Элейн вздохнула. Как она могла винить Роберта или кого-то другого в любви к такой женщине? Она протянула к ней руки. Они уселись вдвоем в нише у окна, где можно было разговаривать, не боясь быть услышанными.

– Прошло столько времени, дитя мое. Расскажи мне о Франции, а потом, если захочешь, об остальном.

Изобел рассказывала долго. Сначала она короткими фразами рассказала о своей жизни при дворе короля Филиппа. Затем о бесконечных неделях в замке Дандерг на далеком севере Бакана, куда муж сослал ее замаливать многочисленные грехи. Наконец, она заговорила о Мейри и вскоре уже заплакала.

– Она умерла из-за меня. Он хотел наказать меня. – Девушка пристроилась у ног Элейн, положив голову ей на колени.

– Наказать тебя за то, что ты потеряла ребенка?

Изобел безмолвно кивнула, задыхаясь от рыданий, и посмотрела на нее блестевшими от слез глазами.

– То, что она помогла мне избавиться от ребенка, было только предлогом. – Ее голос стал резким. – Хотя это он был виноват в том, что случилось. Он ударил меня, и я упала… Он сделал это потому, что нас с Робертом…

Две слезинки повисли на ее ресницах и медленно скатились по щекам.

– Меня ведь застали с Робертом. – Она шептала так тихо, что Элейн пришлось наклонить голову, чтобы расслышать.

– Застали?

– Да, в Скоуне. Мы встретились в монастырском саду на руинах сгоревшего аббатства, и кто-то видел, как мы… предались любви… – Голос ее был едва слышен.

– Бедное дитя…

– Я так люблю его, я готова умереть ради него.

– Может быть, однажды мы все умрем ради него, когда он будет нашим королем, – медленно ответила Элейн. – Но Изобел, дитя мое, не стоит умирать лишь потому, что он вынудил тебя изменить мужу.

Элейн заметила, что в глазах девушки полыхнула та же страсть, что и в прошлый раз. Она вздохнула, а затем нечаянно для себя – улыбнулась и поцеловала Изобел в лоб.

– Береги себя, моя дорогая, будь осторожна.

Изобел прикусила губу и встала на ноги.

– Ты, наверное, устала, бабушка. Может быть, тебе нужно отдохнуть немного? – Ей так хотелось увидеть Роберта, что Элейн сочла слишком жестоким удерживать девушку.

– Да, это мне не помешает. Встретимся в большом зале позже.

Элейн старалась подавить беспокойство, охватившее ее, но оно не проходило. Судьба Изобел, как и судьба каждого из них, уже была запечатлена в пламени.

– Здесь есть кое-кто, кто хотел бы поговорить с тобой о Франции. – Она взглянула на молодую женщину и подняла скрюченные пальцы к ее щеке. – Будь осторожна, моя дорогая. Помни о своем муже.

Лицо Изобел залилось румянцем, когда она наклонилась поцеловать ее.

Когда правнучка вышла, Элейн подошла к камину и долго смотрела на пламя. Несмотря на теплые летние вечера, у нее теперь постоянно горел огонь. Она нахмурилась, прищурила глаза, но видения не было. Не было ничего, кроме жара.

III

Август 1305

Дункан в отчаянии переводил взгляд с брата на мать.

– Я молю Господа, чтобы никто не попал в руки короля Эдварда. Он не знает, что такое милосердие.

Он только что закончил читать письмо, которое они получили из Лондона. В нем сообщалось, что Оуэйн, сын Даффида, внучатый племянник Элейн, находящийся в заключении в Бристоле, вместо камеры в башне был посажен в клетку. Там король намеревался держать его до конца дней.

– В клетке? Пресвятая Дева! Почему? – Элейн закрыла глаза, представляя весь ужас и отчаяние одинокого молодого человека, томившегося за решетками.

– Я думаю, король хочет запугать всех, кто мог бы решиться перечить ему. Он мстительный человек. Есть еще одно письмо, мама. Я опасаюсь, оно еще хуже.

Был наконец схвачен сэр Уильям Уоллес. Его доставили в Лондон в цепях, проволокли по улицам и повесили. Его тело четвертовали, голову водрузили на кол на Лондонском мосту, а части тела были отправлены в Ньюкасл, Бервик, Стирлинг и Перт как предупреждение шотландцам.

Элейн увидела, как все в комнате молча перекрестились.

– Бедный сэр Уильям, упокой, Господи, душу его, – мягко произнесла она.

Она взглянула на Гратни, сидевшего за столом с бокалом глинтвейна в руке. У него не проходил жар: он простудился на прошлой неделе во время посещения часовни Кирсти в Гариоке.

– Ну что, ты по-прежнему восхищаешься Эдвардом? Будешь наказывать сыновьям служить ему?

Трехмесячный крепыш Дональд радовал бабушку, и Кирсти, как будто желая подтвердить недавно обретенную способность рожать, опять была беременна.

Гратни покачал головой.

– Мама, я по-прежнему считаю Эдварда хорошим королем. Он силен, а кроме того, превосходный тактик. Но это не значит, что я одобряю все, что он делает.

Его голос звучал хрипло, он снова потянулся к меху с вином.

– Есть еще новости, – прервал Дункан. – Лорд Бакан и Изобел были в Лондоне, когда пытали и казнили Уоллеса. Лорд Бакан – один из наших лордов, которые будут представлять Шотландию в новом английском парламенте. Как я понимаю, его жена равнодушна к Лондону, она удалилась на лето в их поместье в Уитвике, в Лестершире.

Элейн довольно кивнула. В Англии Изобел будет в безопасности. Она подумала, видела ли девушка своего брата, когда была в Лондоне. Дункан Файф все еще жил в Англии и служил ее королю. Она печально покачала головой. Как ее сыновья и внуки могут быть настолько слепыми и не видеть опасности?

Элейн поднялась.

– Пойду молиться за душу сэра Уильяма.

Она положила руку на плечо Гратни.

– Не запускай этот кашель, сынок, или мне придется лечить тебя своими средствами. – Она наклонилась и поцеловала его в макушку.

Гратни нежно взял ее за руку.

– Только не это, мама. – Он улыбнулся. – Твои зелья – хуже смерти.

Кашель усиливался. Через четыре дня он спустился к легким, а еще через три дня, несмотря на лекарства матери и молитвы обезумевшей от горя семьи, Гратни, граф Map, скончался; ему было тридцать восемь лет. Его сын и наследник был еще младенцем, а его дочь еще не родилась.

IV

Декабрь 1305

Младшая Элейн Map появилась на свет через четыре месяца, когда вьюга бесноватась вокруг холодных каменных стен Килдрамми. Несмотря на крошечные размеры, она бурно протестовала против едва натопленной комнаты и кричала ничуть не меньше своего брата.

Когда Роберт пришел проведать Кирсти через неделю после родов, она выглядела утомленной. Король Эдвард по-прежнему доверял Роберту и назначил его опекуном маленького Дональда; теперь Роберт стал констеблем большого замка в Килдрамми, а также главным смотрителем на продолжающихся строительных работах.

Он присел на кровать и всматривался в младенца, которого Кирсти держала на руках.

– Гратни обожал бы ее, – сказал он нежно.

Она кивнула.

– Внизу кое-кто стоит, он хотел бы подняться к тебе и выразить свое почтение.

– Кристофер? – Кирсти прикусила губу.

– Кто же еще? У него столько подарков для молодой матери, что понадобится дюжина слуг, чтобы принести их сюда. – Роберт замялся. – Он просил твоей руки, Кирсти. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты вышла за него, но решать тебе. Я не стану тебя принуждать. Я знаю, как ты любила Гратни. – Он умолк, когда взглянул в лицо сестры.

Один из ближайших друзей и сторонников Роберта, сэр Кристофер Сетон, признался Кирсти в любви через три месяца после смерти Гратни, но убитая горем женщина не желала и слушать об этом. Но он настаивал, нежно и с каким-то особенным добродушием, и она понемногу стала уступать его очарованию. Кирсти откинулась на подушки, глядя на младенца на руках.

– Вы слишком спешите, Роберт. Дай мне время.

– Хорошо. Может он подняться сюда или мне отправить его обратно на холод?

– Конечно, он может подняться сюда. – Она нежно посмотрела на брата. – Я только рада буду отвлечься.

V

Февраль 1306

Элейн сохранила присутствие духа, когда умер Гратни. По ее распоряжению он был похоронен в построенной Кирсти часовне Пресвятой Девы Гариока. Она поддерживала Кирсти в ее горе и в рождении ребенка и в повторном браке два месяца спустя. Но когда мороз опять сковал землю, Элейн заболела и больше ей не за что было бороться. Бледная, почти бесплотная, она ничего не ела, казалось, ее связь с жизнью держится на какой-то невидимой нити. Даже звонкая песня малиновки за окном, так любимая ею когда-то, уже не трогала ее.

Она спала, когда Кирсти на цыпочках подошла к кровати, ведя маленького Дональда.

– Мама, ты проснулась? – Она усадила Донадьда на кровать и села сама, отослав камеристок Элейн. – Мама, ты проснулась? – Ее голос дрожал от возбуждения. – Мы с Кристофером только что прибыли, и у нас есть хорошие вести.

Элейн резко выпрямилась, сразу проснувшись.

– Что такое? Почему сейчас? Что случилось?

Кирсти подбрасывала малыша на колене.

– Роберт поссорился с Джоном Комином, и они стали сражаться. Комин мертв! Кристофер говорит, что поединок был в церкви, но я не верю – Роберт никогда бы не сделал такой ужасной вещи. Но главное – Роберт наконец провозгласил себя королем. Люди со всей страны стекаются под его знамя. – Ее глаза сияли. – Он захватил Дамфриз и Эйр, а его сторонники – Ротси. Епископ Глазго и епископ Ламбертона за него. Роберт потребовал, чтобы Эдвард признал его королем. – Она нервно рассмеялась. – Его будут короновать в Скоуне.

Какое-то мгновение Элейн молча смотрела на нее без слов, потом решительно опустила ноги на пол. По ее щекам разлился румянец.

– Наконец-то! Наконец-то! – возбужденно вскрикнула она. – Мне пора вставать. Как глупо, что я так долго пролежала в постели. Столько теперь предстоит сделать. Нам надо быть на коронации. – Она сделала паузу. – Кирсти, теперь точно будет война. Думаю, свет еще не видел того, что произойдет, когда Эдвард Плантагенет узнает эту новость.

Она подошла к окну и приказала пажу открыть ставни. Неожиданно ей стало душно в натопленной комнате. Она захотела выйти наружу, вскочить на коня, умчаться вдаль. Элейн посмотрела на небо. Сначала она видела только отражение свечей в стеклах. Постепенно ее глаза привыкли к темноте, и вдруг дыхание ее стало тревожным и хриплым.

Какое-то мерцание появилось на горизонте.

– Кирсти, небо…

– Я знаю, мама. Мы видели их по дороге сюда. Выйди на улицу и рассмотри их получше. Это духи грозы. Они послали Веселых Плясуний, чтобы те призвали Шотландию приветствовать нового короля.

VI

Скоун, Благовещение. Март 1306

Скоун был переполнен; когда прибыли посланцы Мара, к ним присоединились Джон из Этолла с Марджори, Дункан и Кристиана с детьми. Носилки с Элейн опустили на землю перед наполовину разрушенным дворцом, ей показали место, где для них поставили палатки.

Шатры и павильоны усеяли луг вокруг аббатства; воздух кипел от дыма сотен костров и жаровен, гула тысячной толпы; люди кричали, смеялись и танцевали, что было сил.

Кирсти и Кристофер, Джон и Марджори, Элейн и маленький Дональд – племянник короля, а также старший граф королевства, несмотря на свой нежный возраст, были посажены в аббатстве на почетные места. Со слезами на глазах они смотрели, как епископ Сент-Эндрюса вместе с епископами Глазго и Морэя и аббатов Скоуна и Инчоффри высоко поднял золотую корону и возложил ее на голову Роберта, а счастливые подданные приветствовали его, когда он уже в качестве короля вышел к ним.

– Он должен был сидеть на священном камне, возложить корону должен был лорд Файф, – пробормотал Джон Элейн, когда они стояли в плотной толпе, – да и корона должна быть настоящей.

Графы Файф короновали правителей Шотландии с незапамятных времен на древнем камне коронаций. Дважды нарушать традицию в подобной церемонии было плохим знамением для правления Роберта. Но что они могли сделать? Дункан Файф уже и душой и телом был англичанином и управлял поместьем короля в Карнарфоне, а камень был вывезен в Англию, и, как говорили, Эдвард сделал из него кресло для Вестминстерского аббатства: кресло, на котором его сын будет однажды коронован. Вместе с камнем были вывезены и корона, и другие шотландские регалии.

– Тихо, – прошептала Элейн. – Мы так давно короновали последнего настоящего короля, что уже мало кто помнит об этом.

Но на второй день пира их воспоминания ожили. Огромный зал дворца, освещенный тысячами свечей из шотландских аббатств, был заполнен гостями, столы ломились от вина и угощений. Стоял оглушающий шум, Элейн сидела около Роберта за королевским столом. Между ней и Кирсти на горе подушек усадили маленького Дональда.

– Он ведь один из старших графов королевства. Как же можно без него? – настаивал Роберт.

Он расцеловал своего племянника. Рядом с ним и королевой Элизабет, сидевшей тут же с поджатыми губами и осуждающим выражением лица, расположилась его дочь Марджори. Ей было всего десять лет, но она была так горда и счастлива, что не могло быть и речи о том, чтобы отправить ее спать.

Кирсти посмотрела на Элейн и состроила гримасу.

– Похоже, наша новая королева не слишком веселится. Да и как она может всей душой поддерживать мужа, когда она родом из семьи, глубоко преданной Эдварду?

Она бросила на золовку недобрый взгляд.

– Да уж, могла бы хоть улыбнуться… – Элейн вздохнула.

Она замолчала и вдруг вместе со всеми увидела, как в наступившей тишине в проеме двери появилась фигура женщины и направилась к ним. На ней был мокрый грязный плащ; отброшенный назад капюшон открывал спутанные темные волосы.

– Изобел? – сказала Элейн одними губами, не веря своим глазам.

В полной тишине, не отводя глаз от лица Роберта, графиня Бакан подошла к помосту, не спуская глаз с лица Роберта. Он поднялся; корона блестела в свете свечей. Она остановилась так близко от Элейн, что та могла увидеть темные круги под глазами девушки и брызги грязи на ее светлой коже. Она выглядела столь измученной, что казалось, сейчас упадет, но Изобел с каким-то особым самообладанием и радостью преклонила колени перед Робертом. Раздался ее звонкий голос:

– Ваша милость, я присягаю вам от имени дома Файфов. Я передаю вам приветствие и благословение своего брата и от его имени хочу возвести вас на престол Шотландии. – Oна покорно протянула к нему руки, и он взял их в свои.

Роберт улыбнулся:

– Я с радостью принимаю вашу присягу, леди Бакан, но я уже коронован.

По залу пробежал шумок. Кирсти вопросительно взглянула на Элейн. Рядом поднялся на ноги старый епископ Ламбертон, взгляд его, направленный на Изобел, выражал восторг.

– Графиня Бакан поддержит вас традицией. Нельзя отступать от старинного обычая и права графов Файф возводить короля на трон.

Роберт оглянулся:

– Вы позволите короновать меня второй раз, милорд епископ?

Джон из Этолла вскочил на ноги и хлопнул Роберта по плечу, восторженно крикнув:

– А почему бы нет? Это было бы отличное начало твоего правления, Роберт. Конечно, она должна короновать тебя.

– Но где? – подал голос лорд Ментейт. – Графы Файфа короновали монархов на священном камне, а его увезли в Англию.

Элейн видела, как напряглась Изобел, она дрожала от возбуждения.

– Сила камня сейчас в моих руках, – сказала она очень тихо, почти шепотом. – Я была у гробницы святого Эдварда в Вестминстере, положив руки на камень, молилась, чтобы его сила перешла в мои руки, чтобы я могла передать ее вам, мой король. И камень благословил меня; я чувствовала его силу.

Элейн удивленно заметила, как Роберт неожиданно отпустил руки Изобел, как будто обжегшись. Между тем епископ Ламбертона взглянул на епископа Уишарта.

– Это часть священного наследия Шотландии.

Уишарт кивнул.

– Нам следует просить графиню совершить обряд без промедления. Завтра в Вербное воскресенье. – Лицо старика было торжественным. – И пусть король Роберт дважды войдет в свои права по воле Господа нашего.

Благоговейная тишина наступила вокруг. Глаза Элейн наполнились слезами.

Только несколько гостей, сидящих рядом с королем и королевой, услышали, как Элизабет с презрительной усмешкой, бросив испепеляющий взгляд в сторону Изобел, сказала мужу:

– Это уже детские игры! Вы действительно считаете, что эта женщина может короновать вас еще раз? Неужели одного спектакля недостаточно?

Раздался общий вздох ужаса. Изобел смотрела в пол, ее лицо побледнело, руки ее стиснули складки плаща.

– Я здесь для того, чтобы служить моему королю, если он пожелает, – мягко сказала она.

Элейн показалось, что все поняли смысл слов Изобел, – они прозвучали как признание в любви.

– И он действительно этого желает. – Роберт с полупоклоном протянул руку. – Завтра, миледи, вы возведете меня на трон в согласии с древним обрядом на священном холме у аббатства перед всем народом Шотландии.

Он улыбнулся, затем лицо его стало серьезным.

– Скажите, миледи, граф Бакан знает о том, что вы делаете?

Элейн заметила, что Изобел прикусила губу.

– Не сомневаюсь, к этому времени он знает. Надеюсь, на этот раз вы не прикажете мне отправляться назад к нему. – Она посмотрела на него как-то особенно, из-под опущенных ресниц. Элейн прислушалась и уловила тихий ответ:

– На этот раз нет, миледи. В этот раз вы останетесь со мной.

Королева сердито нахмурилась. Она оттолкнула назад кресло, встала и резко сказала:

– Милорд, нам пора удалиться.

– Слишком рано, мадам. Сядьте, пожалуйста, – ответил Роберт и обратился к гостям: – Садитесь все, и место для леди Бакан! Похоже, наш праздник не дошел еще и до середины!

В ту ночь Элейн не спалось. В шатре было шумно. Их соседи, похоже, не собирались прекращать торжества, хотя пир уже закончился. На поле стоял шум от хлопавших знамен, звучали музыка, смех. Элейн слишком устала и рано покинула пир, забрав с собой Дональда и передав его нянькам. Она видела, что сидящая рядом с Робертом Изобел тоже устала и держалась только благодаря не покидавшему ее возбуждению. Она смотрела на Роберта и не замечала вокруг никого. Элейн усилием воли подавила боль. Это был момент славы Изобел, час ее судьбы. Именно эту сцену Элейн и видела во сне. Время ее прошло: наступил день, которого она ждала так долго, но теперь уже не она оказалась в центре внимания. Она ворочалась на неудобной походной кровати, безуспешно стараясь заснуть.

На другой день по воле короля, уважавшего ее преклонный возраст, ей поставили кресло поблизости от места церемонии. Это был кристально ясный, прозрачный день, – но было очень холодно, и во время коронации Элейн куталась в меха и чувствовала эту пронзительную свежесть.

По такому торжественному случаю был найден новый камень, вырубленный из толщи скал; епископам предстояло окропить его святой водой и помазать елеем. Сделав свое дело, они отступили, и вперед вышла Изобел. Она была одета в роскошные меха и бархат, в ее темных волосах сверкал серебряный шотландский венец, привезенный для коронации епископом Глазго, который сохранил эту древнюю реликвию от захватчиков. Рядом терпеливо ожидал король в спешно доставленных великолепных одеждах.

Изобел опустилась на колени перед камнем, благоговейно возложила на него руки; собравшиеся, как по команде, умолкли. На некоторое время она застыла, сосредоточившись на холодном сером граните; потом она встала, повернулась к Роберту и взяла его за руку, а аббат Скоуна с почтением накрыл камень золотым покровом.

Когда Роберт сел, она взяла из рук епископа корону и долго держала ее высоко в воздухе. Наконец она опустила ее и возложила на голову Роберта; толпа, собравшаяся вокруг плоского рукотворного холма, этой самой священной земли Шотландии, рокотом одобрения приветствовала свершившееся.

Рядом с Элейн стояли, наблюдая церемонию, королева, Джон из Этолла и поджавшая губы Марджори.

– Какая глупость, – отчетливо прошептала она, так что ее услышали все вокруг, не говоря уже об Элейн. – Это мы к лету должны стать королем и королевой, если нам посчастливится! Роберт не победит Эдварда Английского, и никто не может его победить.

Лорд Этолл с трудом скрывал раздражение:

– Король будет править гораздо дольше, мадам, будьте уверены.

Заметив вопросительное выражение на лице Элейн, он мрачно улыбнулся.

– Гораздо дольше, – убежденно повторил он, – да будет на то воля Господня.

VII

На совещание после коронации не осталось времени. Роберт собирался сразу же отправиться на юго-запад со всеми своими сторонниками, кроме Элейн, которая накануне вечером беседовала с ним.

– Я слишком стара, чтобы идти с войсками. Все, что я могу, это быть с тобой духом. Я полагаю, Изобел отправляется с тобой? – Она посмотрела ему в глаза.

Он кивнул.

– Она никогда не сможет вернуться к мужу. Она увела его лошадей и половину его людей. Да поможет ей Бог. По-моему, ясно, что он убил бы ее, если бы она попала к нему в руки.

– Тогда береги ее. У нее в мизинце больше мужества, чем у некоторых мужчин во всем теле. Не обижай ее и не растопчи ее любовь.

– Я никогда не сделаю этого. – Он покачал головой. – Если бы я только мог жениться на ней, какой бы она была королевой! Но это невозможно. Я позабочусь о ней. Я позабочусь обо всех вас, с Божьей помощью.

Она вздохнула. Разве она не смогла бы стать королевой, которой гордился бы ее супруг? Подобно Изобел, Элейн не нашла своего места в истории. Ее мысли вернулись к ее любимой дочери Изабелле, которая была так уверена, что выйдет замуж за принца и станет королевой. И ее время тоже не настало. Быть может, ее внучка Марджори, дочь Изабеллы, маленькая рыжая Марджори, принцесса пылкая и страстная, исполнит пророчество и однажды станет королевой? Элейн вздохнула. Не было ли здесь Александра? Приходил ли он посмотреть на коронацию своего родственника? Если и приходил, то не подал знака.

Она повернулась к Роберту.

– Я избавлю тебя от одной заботы. Я заберу Дональда с собой в Килдрамми. Кирсти хочет остаться с тобой и Кристофером, но граф Map, я думаю, еще слишком мал для войны. – Она помолчала. – Если тебе когда-нибудь понадобится помощь одной старухи, вспомни обо мне. Килдрамми всегда будет прибежищем для тебя и твоих близких, если придет нужда. Надеюсь, он выдержит любую осаду, и я уж послежу, чтобы его подготовили, как следует. – Она взяла его руку и поднесла к губам. – Помоги тебе Бог, Роберт. Храни тебя Бог, мой король.

VIII

Замок Килдрамми. Апрель 1306

Когда Элейн вернулась домой, ее ждала гостья.

Ее носилки миновали ров с подъемным мостом и новые ворота; рядом стояли носилки с Дональдом и его няней, на руках которой он мирно спал, утомленный событиями прошлых дней.

Измученная дорогой, с онемевшими суставами, она выбралась из носилок и улыбнулась молодому волкодаву, который восторженно встречал ее. Она назвала щенка Доннетом, как его предка; она понимала, что это ее последняя собака. Элейн приветствовала старших слуг, которые оставались в замке, и направилась к дверям Снежной башни. В небе кружил канюк; его крик раздавался над полями, за стенами замка. Элейн поежилась, плотнее завернулась в плащ и в сопровождении своих дам стала медленно подниматься по лестнице.

У дверей в покои ее встретила служанка, оставшаяся в замке. Поднеся палец к губам, она отвела ее в сторону.

– Миледи, у вас гостья. Она здесь уже неделю, но она не сказала, как ее зовут.

Элейн потянулась к застежке плаща и негнущимися пальцами расстегнула ее.

– Я поговорю с ней, а потом мне надо лечь. Я так устала, что едва стою на ногах. – Она вручила плащ Гиллот и повернулась к камину, где шили при свечах несколько женщин.

Она сразу заметила незнакомку: высокая женщина, лет пятидесяти-шестидесяти, сидела напротив Элейн. На ней было простое бархатное платье темно-синего цвета и накидка, перехваченная у плеча серебряной брошью в виде вепря.

Когда Элейн вошла в комнату в сопровождении Доннета, женщина поднялась. Она неотрывно смотрела на собаку.

– Лиулф, – прошептала она.

Элейн остановилась как вкопанная. Суставы ее пальцев на набалдашнике палки побелели, она чувствовала на себе вопросительные взгляды служанок.

– Мама… – Гостья неуверенно шагнула вперед.

Элейн не могла вымолвить ни слова. На какое-то время она застыла, дрожа от страха и возбуждения. Затем Элейн протянула руку вперед.

– Джоанна? – прошептала она.

Женщина кивнула. Она не взяла руку Элейн; вместо этого она несколько смущенно осмотрела комнату.

– Я выбрала неподходящее время для путешествия. Похоже, в Шотландии опять смута…

– В Шотландии только что появился полноправный король, – мягко поправила ее Элейн и повернулась к Гиллот: – Принеси мне вина с пряностями и оставь нас одних.

Они не произнесли ни слова, пока не остались наедине. Затем Джоанна села напротив матери.

– Это, конечно, не может быть Лиулф?

– Это один из его потомков. Последний в моей жизни; я уже слишком стара для собак. – Она сделала глоток вина, наслаждаясь теплом кубка в руках. – Где Хавиза? – наконец спросила Элейн.

– Она умерла много лет назад от скарлатины.

Элейн закрыла глаза.

– Я не хотела расставаться с тобой, – неуверенно прошептала она.

– Теперь я это знаю.

– Почему ты приехала спустя все это время? – Элейн до сих пор чувствовала, как неровно бьется ее сердце.

Джоанна смутилась.

– Я не думала, что ты еще жива. Наверное, ты была для меня мертва уже много лет. – Она почувствовала, как жестоко прозвучали ее слова, но уже нельзя было взять их назад. Не отводя взгляда от лица матери, Джоанна продолжала: – А однажды я услышала, как о тебе упоминали при дворе, когда умер твой сын. Они говорили о какой-то пожилой вдове, и король упомянул о твоих уэльских корнях.

– Я должна быть польщена, что король это еще помнит?

Джоанна впервые улыбнулась.

– Сомневаюсь. В его устах это вовсе не походило на комплимент. Я напомнила ему, что я твоя дочь, он повернул ко мне свой длинный крючковатый нос, – она прервалась, чтобы изобразить короля, что вызвало улыбку у Элейн, – и сказал: – Молитесь лучше, чтобы я забыл об этом, иначе я и вас буду считать бунтовщицей, леди Боун. – Она замялась. – Я нечасто бываю при дворе, поэтому новости о тебе дошли до меня только теперь.

– Надейся, что он уже забыл об этом, – сухо сказала Элейн. – Он не любит и семью короля Роберта, а я теперь принадлежу к ней. Дочь короля моя внучка и твоя племянница.

Джоанна грустно улыбнулась:

– Я так и думала. Пока я ждала тебя, у меня было много времени, чтобы разобраться в своей шотландской родне, и я решила отказаться от светской жизни, когда вернусь в Англию.

– Когда тебе надо возвращаться? – Элейн с грустью взглянула на нее. – Похоже, ты не собираешься оставаться?

Джоанна покачала головой.

– Я должна была сюда приехать, для нас обеих. Теперь я должна возвращаться домой; я верна Англии, и там моя жизнь.

Она посмотрела на Элейн, лицо ее было печально.

– Мы теперь принадлежим к разным мирам, к разным народам. Нас ничто не объединяет, за исключением кровного родства.

Она встала, отставила свой кубок и подошла к креслу Элейн.

– Мой брак был недолгим. Хемфри скончался от ран в битве при Ившеме. Ты знаешь, что его первая жена была сестрой Изабеллы де Броуз? Муж рассказывал, что она иногда вспоминала тебя. После смерти Хемфри король решил, что у меня нет шансов для выгодного брака. У меня осталось маленькое наследство, а мое дитя умерло. – Она печально улыбнулась. – Большую часть своей жизни я посвятила Линкольнам, которые заботились обо мне, с тех пор как… – Она неожиданно замолчала. – Кузина Маргарет была добра ко мне; мы с Хавизой были счастливы там. Некоторое время с нами была Ронвен, словно тонкая ниточка с нашей прежней жизнью. Что с ней?

– Она умерла. – Элейн не стала вдаваться в подробности.

Джоанна подошла к своему креслу и протянула руку к Доннету, который подошел и уселся возле нее, склонившись к ее коленям.

– Я так скучала по этим псам, – сказала она через мгновение, – но у меня никогда не было волкодава. Они слишком многое напоминали мне. – Ее голос стих.

– Мне так жаль. – Элейн покачала головой, почти осязая тяжесть ее печали. – Так жаль…

– У меня… есть сестры? – Джоанна взглянула на мать.

Элейн кивнула:

– Марджори. Она замужем за лордом Этоллом. Моя старшая дочь Изабелла умерла.

– Я твоя старшая дочь, мама, – мягко сказала Джоанна.

– О моя дорогая, – на какое-то мгновение Элейн замерла, – Джоанна… – Она протянула к ней руки.

Джоанна подошла к матери, немного робко взяла ее руки в свои и, наклонившись, поцеловала ее старческие узловатые пальцы.

– Я рада, что приехала, – прошептала она. – Долгое время я не хотела ехать, вообще не хотела больше тебя видеть. Однажды я собралась приехать к тебе в Абер, но потом передумала. У меня не было сил видеться с тобой. Я ненавидела тебя за то, что ты бросила нас, и за то, что Хавиза умерла, так и не увидев свою мать. Кузина Маргарет была нам матерью. И Энни. И Ронвен. Она любила Ронвен. – Джоанна заметила, как посуровело лицо Элейн при упоминании Ронвен. Было слишком много такого, чего она никогда не знала об этой загадочной старой женщине.

Как будто почувствовав какую-то незримую преграду, Элейн медленно отняла руки и потянулась за палкой. Она неловко встала и побрела к столу в центре комнаты.

– Дорогая моя, я очень рада твоему появлению, но ты права. Тебе не стоит слишком задерживаться здесь. – Она расправила плечи, как будто ожидая возражения со стороны Джоанны. – В Шотландии война. Килдрамми поддерживает своего констебля, – он провозглашен королем Шотландии. Если ты поданная короля Эдварда, то не можешь здесь оставаться, без того чтобы не бросить на себя тень. – Она глядела Джоанне в глаза. – В округе уже полно солдат, и, может быть, сейчас опасно отправляться в путь, но если ты останешься…

– Я не хочу оставаться, мама, – сказала Джоанна ровным и твердым голосом. – Мне здесь не место. Не важно, чья ты подданная и кого поддерживаешь, мой отец был англичанин.

– И в самом деле, – сухо ответила Элейн.

– Я отправлюсь как можно скорее, завтра.

– Итак, у нас есть один вечер. – Элейн прикусила губу. – Как бы я хотела лучше знать вас обеих, видеть, как вы обе растете.

Джоанна разглядывала свои руки, пытаясь удержать неожиданно подступившие слезы.

– Мы больше не увидим друг друга. – Элейн печально улыбнулась. – Но я буду хранить встречу в своем сердце. Возможно, в иной жизни нам удастся лучше узнать друг друга.

– В иной жизни? – Джоанна посмотрела на нее с удивлением и неловко рассмеялась. – Ты имеешь в виду – в раю?

– Если бы я могла объяснить! – Элейн покачала головой. – Я только чувствую, что когда-нибудь, где-нибудь мы встретим своих любимых. Так должно быть. Жизнь не может кончиться просто так.