Текст книги "Влюбленный в жизнь. Размышления о «Заратустре» Фридриха Ницше"

Глава 5
Бесконечная возможность радоваться

О сострадательных

С тех пор как существуют люди, человек слишком мало радовался: лишь это, братья мои, наш первородный грех!

И когда мы научимся больше радоваться, тогда мы лучше разучимся причинять другим горе и выдумывать его.

Поэтому умываю я руку, помогавшую страдающему, поэтому вытираю я также и душу.

Ибо когда я видел страдающего страдающим, я стыдился его из-за стыда его; и когда я помогал ему, я прохаживался безжалостно по гордости его.

[…] «Будьте сдержанны, когда принимаете что-нибудь! Оказывайте внимание тем, что вы принимаете!» – так советую я тем, кому нечем отдарить.

Но я из тех, кто дарит: я люблю дарить, как друг, друзьям. И пусть чужие и бедные сами срывают плоды с моего дерева; это менее стыдит их.

[…] И не к тому, кто противен нам, бываем мы больше всего несправедливы, а к тому, до кого нам нет никакого дела.

А если есть у тебя страдающий друг, то будь для страдания его местом отдохновения, но также и жестким ложем, походной кроватью: так будешь ты ему наиболее полезен.

И если друг делает тебе что-нибудь дурное, говори ему: «Я прощаю тебе, что ты мне делал; но если бы ты делал это себе – как мог бы я это простить!»

Так говорит всякая великая любовь: она преодолевает даже прощение и жалость.

[…] Ах, где в мире совершалось больше безумия, как не среди сострадательных? И что в мире причиняло больше страдания, как не безумие сострадательных?

Горе всем любящим, у которых нет более высокой вершины, чем сострадание их!

Так говорил однажды мне Дьявол: «Даже у Бога есть свой ад: это любовь его к людям».

Итак, я предостерегаю вас от сострадания: оттуда приближается к людям тяжелая туча! Поистине, я знаю знамения времен!

Запомните также и эти слова: всякая великая любовь выше сострадания: ибо то, что она любит, она еще хочет – создать!

«Себя самого приношу я в жертву любви своей, и ближнего своего, подобно себе» – так надо говорить всем созидающим.

Но все созидающие тверды.

…Так говорил Заратустра.

Первородный грех обсуждался практически во всех религиях. Каждая из них имеет свои идеи об этом. Самая известная и распространенная – христианская идея. Согласно христианству, первородный грех – это неповиновение. Как только кто-то решает, что неповиновение является первородным грехом, повиновение автоматически становится величайшей добродетелью. Повиновение создает рабов. Повиновение – это яд, уничтожающий всякую возможность восстания. Повиновение разрушительно, разрушительно для человеческого достоинства.

Христианская история красива, хоть и это совершенная ложь. Бог в самом начале запретил человеку вкушать плоды древа мудрости и древа вечной жизни. Сама идея кажется абсурдной. С одной стороны, Бог – творец, отец, а с другой стороны, он запрещает собственным детям быть мудрыми и жить вечно. В этом, очевидно, кроется большое противоречие.

Дьявол убеждает Еву отведать плода древа мудрости, и его доводы совершенно рациональные, человечные и очень важные. Он говорит Еве, что, не отведав плодов древа мудрости и древа вечной жизни, они будут оставаться животными; и что Бог боится, что, отведав плодов древа мудрости и древа вечной жизни, они станут богами. Он ревнует, ревнует собственных детей. Он боится. Он не хочет, чтобы они превзошли свое животное существование, он хочет, чтобы они оставались невежественными, бессознательными, зависимыми, тогда как они обладают потенциалом стать равными Богу.

Его доводы настолько глубоки, что создается такое впечатление, будто христианский Бог не ведет себя так, как подобает богам. Наоборот, поведение Дьявола кажется более божественным. На самом деле слово дьявол происходит от санскритского корня, означающего «божественный». Английское слово divine («божественный») происходит от того же корня.

Но Ева и Адам восстали. И когда Бог узнал, что они вкусили плод древа мудрости, он тотчас же изгнал их из Эдемского сада, опасаясь, что теперь они отведают плода другого дерева и станут вечными, бессмертными существами.

Этот рассказ примечателен во многих отношениях, поскольку вся человеческая история – это не что иное, как поиск все большей и большей мудрости и вечных источников жизни.

Все религии пытались запретить человеку нарушать заповеди Бога, хотя эти заповеди безобразны. Человек должен говорить «да» вопреки самому себе; утверждается, что только повиновение и вера спасут его. Из-за этого все человечество оставалось отсталым, не эволюционировало. У него есть все сокровища, но оно живет в нищете, у него есть потенциал достичь звезд, но оно продолжает ползать по земле.

Все без исключений религии лишили человека гордости. А когда человек лишается гордости, достоинства, он лишается души; он опускается с человеческого уровня жизни на недочеловеческие уровни.

Заратустра проливает на первородный грех новый свет, и он кажется наиболее значимым и рациональным среди всех мистиков мира. Его слова настолько чисты, настолько ясны, настолько неопровержимо правдивы, что они не нуждаются в доказательствах; они самоочевидны, они сияют сами по себе.

Он говорит:

С тех пор как существуют люди, человек слишком мало радовался: лишь это, братья мои, наш первородный грех!

У вас есть бесконечная возможность наслаждаться всей радугой удовольствия, счастья, радости и благословения. Но все религии говорили, что вы должны отказаться от удовольствий, отказаться от жизни, максимально ограничить свою жизнь. Не жить, а выживать. И это стало путем их святых. Они называют это аскезой, они называют это дисциплиной: это должно смыть содеянный Адамом и Евой первородный грех.

Заратустра необычен, и его могут понять только очень разумные и очень необычные люди. Именно поэтому последователи Заратустры немногочисленны. Миллионы людей даже не слышали его имени, а его оригинальные наблюдения превосходят чьи-либо еще.

Вы видите оригинальность? Он говорит, что единственный первородный грех заключается в том, что человек слишком мало радовался! Он не жил во всей полноте, со всей интенсивностью, со всем безумием. Он не жил во всем своем бытии, не испытывал оргазма. И даже если он иногда радовался, то был при этом исполнен страха – его за это покарают. Самоистязание будет вознаграждено в другом мире; удовольствие же приведет в бездну ада, где ты будешь обречен на вечные муки.

Таким образом, даже если человек немного радовался, он испытывал страх; он радовался лишь наполовину, он никогда не радовался полностью, не растворялся в этом чувстве. Религии не смогли полностью отстранить человека от удовольствий, но им удалось это сделать почти на 99 %. А то, что осталось, – этот один процент – они отравили. Вы радовались, отлично зная, что совершаете грех, и прокладывали себе путь в преисподнюю.

И почему Заратустра называет это первородным грехом? – потому что человек, который не радовался максимально, оптимально, не знает, что такое жизнь, что такое добродетель, не знает о значении и красоте существования. Он остается невежественным, он остается психологически больным, потому что вся его природа жаждет наслаждения, а ум, зараженный священниками, сдерживает его.

Каждый человек пребывает в странном напряжении. Природа хочет идти в одном направлении, а ваши религии тянут вас в совершенно противоположном направлении. Вся ваша жизнь становится битвой с самим собой. Вы становитесь врагом самому себе. И если вы не знаете вершин жизни – удовольствий, преобразующихся в блаженство, радости, превращающейся в экстаз, – вы совершаете первородный грех против самой жизни.

И когда мы научимся больше радоваться, тогда мы лучше разучимся причинять другим горе и выдумывать его.

Заратустра приходит к странным заключениям, подходя с совершенно новой стороны. Гаутама Будда говорит: «Не причиняйте никому вреда. Не причиняйте никому боль, потому что это грех». Махавира говорит: «Любое насилие – грех». Заратустра приходит к такому же заключению, используя более глубокие доводы, чем Гаутама Будда и Махавира. И когда мы научимся больше радоваться, тогда мы лучше разучимся причинять другим горе и выдумывать его.

Я могу совершенно авторитетно заявить, что, достигнув блаженства, невозможно причинить кому-либо вред. Познав вечность жизни и радостный танец жизни, невозможно никому причинить вред, потому что нет никого, кроме тебя. Мы не разделенные острова; мы – один континент, единое целое.

Он не делает из этого греха, он не запрещает вам причинять вред другим. Он просто говорит: радуйтесь больше, и вы не будете причинять вред другим, потому что в вашей радости представление о «я» и «ты» исчезает. Нет больше других; есть единая жизнь в миллионах проявлений. Деревья, животные, люди, звезды – все это проявления одной-единственной жизни.

Когда мы причиняем кому-то вред, мы причиняем вред себе. Но это понимание приходит при достижении наивысшей вершины блаженства. Поэтому он и говорит: «Первородный грех человека в том, что он слишком мало радовался». А человек, который не радовался сам, не выносит радости других.

Это простые психологические факты. Человек, которого терзают боль, муки, тревога, несчастье, не может вынести блаженства других. Это его задевает. Почему я несчастен, а другие нет? И если все человечество страдает, то испытывать блаженство среди этого страдающего человечества – значит постоянно пребывать в опасности.

Люди захотят тебя уничтожить. Ты не принадлежишь к ним, ты недостаточно несчастен. Ты чужой. Возможно, ты сумасшедший, ведь как можно смеяться, если весь мир такой несчастный? Как можно танцевать и петь?

Как-то Нилам принесла множество статей: некоторые в поддержку меня, некоторые против меня, некоторые нейтральные. Она приносит их каждый день. Это удивительно; я их даже не читаю. По всему миру, на всех языках люди прилагают столько усилий – чтобы писать в поддержку меня, писать против меня, писать нейтрально, приводить факты. В одной статье она просто прочла одну строку. Ее беспокоит и задевает то, что люди, которые со мной виделись, пишут обо мне совершенную ложь, без капли правды. Итак, она просто сказала: «Это отвратительно, подло», – и выкинула статью. И перед тем как выкинуть ее, она сказала: «Этот человек пишет совершенную ложь».

Среди прочего, в начале он пишет, что я самый неуважаемый и самый ученый человек современности. Я шокирую того, кто это написал, но я не хочу, чтобы меня уважали овцы и козы, обезьяны и ослы, свиньи и пигмеи. Я никогда в жизни не искал уважения. Я не считаю нынешнее человечество достойным того, чтобы оно меня уважало, мне достаточно его неуважения. Те, кого Заратустра называет сверхлюдьми, – возможно, они смогут уважать меня, потому что они будут способны понять меня. Даже сегодня есть несколько людей, которые меня понимают; и их уважение – это не только уважение, но также любовь и преданность.

А насчет того, что я самый ученый, этот человек совершенно неправ. Я не принадлежу к категории ученых. Вся моя жизнь основана на фундаментальной истине, которую можно назвать разве что разучением. Чему бы общество ни заставляло меня учиться в школах, колледжах и университетах, я старался этому разучиться, очиститься от всего этого мусора, хлама и дерьма. Я не ученый человек. Пожалуй, я самый неученый человек в мире. И я не стерпел бы того, чтобы нынешнее человечество меня уважало, – у него нет нужного интеллекта, нужного сердца, нужного бытия.

Прошло двадцать пять веков, а Заратустру по-прежнему не понимают, его даже не любят и не уважают. Возможно, человек, способный любить таких людей, как Заратустра, еще не пришел. У современных людей совершенно нет той ясности, той разумности, того безмолвия, которые нужны для того, чтобы его понять.

Их нет потому, что они не позволили себе реализовать весь свой потенциал. Они не позволили себе следовать путем природы, путем Дао; они не позволили себе плыть по течению. Они слушали не тех людей; их учили плыть против течения, а это оказывается тщетным, они терпят неудачу – и тогда они превращаются в порицателей. Когда человеку не удается достичь цели, он становится порицателем. А поскольку каждому внушали необходимость достигать целей, которые противоречат жизни, противоречат удовольствию, противоречат природе, – неудача совершенно неизбежна.

Эти несчастные люди не могут понять человека блаженного, и тот, кто не познал блаженства, радуется только одному: страданию других. Каждое утро он ждет газету, лишь для того чтобы узнать, сколько преступлений было совершено, сколько людей было убито, сколько людей покончили жизнь самоубийством. Ведь хорошие новости – это и не новости вовсе; новости – это только что-то плохое, что-то отвратительное. Что-нибудь естественное – это не новость, каким бы красивым оно ни было.

Когда ты пребываешь в блаженстве, происходит совершенно противоположное: ты хочешь, чтобы все другие тоже достигли блаженства, потому что от этого ваше собственное блаженство только умножается. Причинение кому-то вреда становится просто невозможным. Это не дисциплина, это не обет, принимаемый в храме какой-либо религии; невозможность причинить вред – это всего лишь результат вашего собственного блаженства. Вы знаете, что жизнь радуется блаженству, как можете вы разрушить жизнь кого-то другого? Как радуетесь вы, так хочет радоваться и всякая другая форма жизни.

Определенно, если вокруг вас все танцует и достигает экстаза, то от этого ваш собственный экстаз станет только богаче. Вознаграждение здесь и сейчас. Причинение вреда другим становится невозможным, потому что это было бы причинение вреда собственной радости. И помогать людям достигать блаженства – это не служение им, это служение себе, потому что их радость усилит вашу радость. Чем больше в мире блаженных людей, тем более праздничной будет атмосфера. В такой атмосфере танцевать и петь будет проще. Это великий вклад Заратустры.

Поэтому умываю я руку, помогавшую страдающему, поэтому вытираю я также и душу.

Ибо когда я видел страдающего страдающим, я стыдился его из-за стыда его; и когда я помогал ему, я прохаживался безжалостно по гордости его.

Его видение вещей всегда оригинально. Миллионы людей видели те же вещи, но Заратустра находит совершенно новый угол зрения. Он говорит: «Когда я помогаю страдающему, я уязвляю его гордость, я знаю, что он стыдится своего страдания. Мне стыдно из-за его стыда; помогая ему, я сильно задел его гордость».

Вместо того чтобы ожидать удовольствий на небе в награду за помощь страдающему – открытия счета в раю, растущего от добродетелей, – он говорит: «Я умываю руку, потому что я уязвил чью-то гордость. Я видел его страдание, я видел его обнаженным, я видел его раны, которые он скрывал. Хоть я и помог ему – но что есть моя помощь? Его гордость задета, и я должен умыть руки. Мне нужно сделать что-то, чтобы он не чувствовал стыда, чтобы он не чувствовал, что его гордость задета, а наоборот, чтобы он чувствовал, что сделал мне одолжение, дал мне возможность помочь брату. Не он обязан мне, а я обязан ему».

Будьте сдержанны, когда принимаете что-нибудь! Оказывайте внимание тем, что вы принимаете!

Будьте сдержанны, будьте очень, очень осторожны, когда принимаете что-нибудь. Оказывайте внимание тем, что вы принимаете! Это может быть что-то незначительное, цветок розы, пожелание доброго утра или рукопожатие, но принимайте его с любовью, с благодарностью. Он вас почтил. Дайте ему почувствовать, что его приняли.

В этом мире миллионы людей страдают оттого, что их никто не принимает. Каждый спрашивает у них: «Достоин ли ты? Заслужил ли ты?» Никто не принимает их такими, какие они есть, а каждый, несомненно, является тем, кто он есть. Он не виноват, что существование нуждается в нем именно таком, какой он есть; возможно, он выполняет какую-то задачу, о которой вам неизвестно. Вам неизвестны многие загадки жизни, и если жизнь принимает человека, то кто вы такой, чтобы его отвергать?

Но во всем мире люди страдают по той простой причине, что им нечего дать, никто не хочет их такими, какие они есть, каждый требует от них быть кем-то другим – и тогда они будут приняты. А никто не может быть кем-то другим. Сама попытка стать кем-то другим его уродует, обезображивает, лишает естественного благородства и естественной судьбы, сбивает с пути. И это порождает несчастье.

…так советую я тем, кому нечем отдарить.

Но я из тех, кто дарит: я люблю дарить, как друг, друзьям. И пусть чужие и бедные сами срывают плоды с моего дерева; это менее стыдит их.

Видите ли вы, как он проницателен? Он говорит: «Я дарю друзьям, потому что это не уязвит их гордость. Они порадуются со мной. Я принимал от них; я принял их, они примут меня. Но чужие и бедные пусть… сами срывают плоды с моего дерева; это менее стыдит их».

Их гордость не будет задета, и они не будут чувствовать себя низшими по отношению ко мне. Трудно найти кого-то с более глубоким пониманием человеческой психологии.

И не к тому, кто противен нам, бываем мы больше всего несправедливы, а к тому, до кого нам нет никакого дела.

Можно кого-то любить, можно ненавидеть, но не будьте нейтральными, не будьте равнодушными. Вам кто-то может нравиться или не нравиться, но в обоих случаях вы принимаете какую-то точку зрения. Но не говорите: «Мне все равно». Когда вы занимаете нейтральную позицию, вы говорите, что вам безразлично, существует ли человек, или он умер.

Это самый большой вред, какой вы можете кому-либо причинить. Ненависть причинит меньше вреда. Вы по крайней мере ненавидите, существует какая-то связь. И ненависть в любое мгновение может превратиться в любовь, ведь любовь превращается в ненависть – они превращаются друг в друга. Симпатия может превратиться в антипатию и наоборот, но безразличие остается безразличием.

Безразличие – это худшее поведение для человека. Но посмотрите на себя, насколько вы безразличны? Скольких людей вы любите, скольких ненавидите? Сколько людей вам нравятся, сколько не нравятся? Число будет очень небольшим. А как насчет миллионов, к которым вы просто равнодушны? Когда в Эфиопии ежедневно умирает тысяча людей, вы просто читаете об этом в газете и у вас даже не щемит сердце. Эфиопия далеко, это почти другая планета; разумеется, вы не можете заботиться о целом мире.

Дело не в заботе. Дело в расширении сознания. Эфиопия должна быть частью карты вашего сознания. Но в Эфиопии люди умирали, потому что у них не было еды, тогда как в Европе еду выбрасывали в океан, потому что ее было слишком много – горы масла, горы продуктов. Одна лишь утилизация обходилась в два миллиарда долларов. Это не стоимость еды – это стоимость того, чтобы привезти еду к океану и выбросить ее. Возникает вопрос: действительно ли у человека есть сердце, или все это выдумки?

То же происходило и в Америке. Каждые полгода в Европе и в Америке – в обоих местах – миллиарды долларов выбрасываются на уничтожение еды, тогда как в бедных странах люди умирают. Смерть от голода – самая ужасная, потому что она очень медленная и сопровождается очень большим ненужным страданием. Здоровый человек может прожить без еды три месяца, после этого он умрет. Но эти три месяца будут адом, они покажутся тремя жизнями.

Человек, знающий жизнь как радость, поймет, что другие живые существа принадлежат к той же категории; они тоже хотят жить, они тоже хотят радоваться. Если я что-то могу сделать, то это не для них, это не служение, делиться собой – это просто моя радость, мое удовольствие.

А если есть у тебя страдающий друг, то будь для страдания его местом отдохновения, но также и жестким ложем, походной кроватью: так будешь ты ему наиболее полезен.

И если друг делает тебе что-нибудь дурное, говори ему: «Я прощаю тебе, что ты мне делал; но если бы ты делал это себе – как мог бы я это простить!»

Что я могу с этим поделать? Делая что-то мне, ты сделал что-то и себе. Я могу простить тебе то, что ты сделал мне, но что я могу поделать с тем, что ты сделал себе? Невозможно навредить кому-то, не навредив себе. Нельзя вести себя безобразно с кем-либо; ты одновременно ведешь себя безобразно с самим собой.

Невозможно кого-то оскорбить, не оскорбив себя.

Так говорит всякая великая любовь: она преодолевает даже прощение и жалость.

Когда ты говоришь: «Мне жаль», – это не любовь, потому что тот, кому ты показываешь свою жалость, чувствует себя ничтожным. Любовь никогда не вызывает чувство собственного ничтожества. Она дает превосходство. Она обнаруживает в другом человеке все самое лучшее. Жалость и служение бедным – это противные слова; долг… это не слова любви. Это условности ничтожного общества. Им не место в блаженном мире.

Ах, где в мире совершалось больше безумия, как не среди сострадательных? И что в мире причиняло больше страдания, как не безумие сострадательных?

Возможно, вы никогда не думали о том, что сострадание также может вызывать несчастье. Но это так. Мусульмане убивали миллионы людей из сострадания. Христиане убивали миллионы людей из сострадания. Мусульманское сострадание заключается в том, что если ты не мусульманин, то ты должен стать им, потому что только мусульмане будут спасены в день последнего суда. Даже если тебя заставляют, угрожая мечом, это сострадание. И если ты все же не хочешь стать мусульманином, то лучше тебя убить, потому что если ты умрешь от рук мусульманина, у тебя появится шанс на спасение.

Христианские миссионеры твердят всему миру, что если ты не христианин, ты не будешь спасен. Есть лишь один спаситель, Иисус Христос. Тех, кто не идет за Иисусом, нужно как-то загнать в строй. В прошлом для этого использовали насилие, убийства, поджоги. Сегодня методы обращения изменились, но основная идея остается все той же. Раньше они приходили с Библией в одной руке и мечом в другой; теперь они приходят с Библией в одной руке и буханкой хлеба в другой.

Голодный не может противостоять соблазну. Даже если ему предстоит стать христианином – он ничего не знает о религии, всю свою жизнь он знал лишь голод. Хлеб, несомненно, кажется спасением. Но давая хлеб бедным, вы покупаете их души. А идея такова, что чем больше людей ты обратишь в христианство, тем больше накопишь добродетели. Тебя не волнует их спасение, тебя волнует твой собственный счет, твоя собственная добродетель. Сострадание причиняло очень много вреда. Человек будущего должен превзойти сострадание. Новый человек должен научиться делиться – не ради вознаграждения, не ради воздаяния, а ради чистого удовольствия. Делиться – это удовольствие. Если у тебя есть хлеб и ты можешь поделиться им с голодным, не задев его гордости, если ты можешь поделиться с несчастными и сохранить свое благородство, то это будет подлинной добродетелью.

Горе всем любящим, у которых нет более высокой вершины, чем сострадание их!

Так говорил однажды мне Дьявол: «Даже у Бога есть свой ад: это любовь его к людям».

Это очень странное высказывание. Заратустра говорит устами Дьявола, потому что не может сказать это напрямую. Он не может сказать это напрямую, потому что он объявил, что Бог умер. И если Бог умер, то и Дьявол не может выжить, они оба – вымыслы, дополняющие друг друга; они могут существовать только вместе. Но для того чтобы подчеркнуть важность своих слов, он использует метафору Дьявола: Так говорил однажды мне Дьявол: «Даже у Бога есть свой ад: это любовь его к людям».

Мне это напоминает о Жан-Поле Сартре, одном из самых выдающихся философов двадцатого века. Он говорит: «Ад – это другие». И это заключение прожившего долгую жизнь с множеством любовных романов; но каждый роман заканчивался адом. Наконец, он приходит к выводу, что личность другого человека не имеет значения, другой человек – это ад. У другого человека есть собственные симпатии и антипатии; даже влюбленные не могут пребывать в гармонии, потому что гармония – это совершенно другая дисциплина. Если ты не научился быть в гармонии с собой, как можешь ты быть в гармонии с кем-то другим?

Поэтому хорошо, если влюбленные просто время от времени встречаются на пляжах, в парках. Все кажется замечательным и красивым, потому что оба остаются начеку, сохраняют свои маски, свой грим; они говорят друг другу сладкие пустые слова.

Но когда они начинают жить вместе, трудно оставаться фальшивым двадцать четыре часа в сутки. Это тяжело, маска сползает; ее невозможно носить двадцать четыре часа. И невозможно продолжать говорить те же сладкие пустые слова – они надоедают. Вскоре вы обнаруживаете, что вам не о чем говорить. Ваша любовь становится повторением, механическим повторением, будто вы снова и снова смотрите один и тот же старый фильм.

Мне рассказывали об одном крестьянине…

Когда в его деревню впервые приехал передвижной кинотеатр, он пошел на утренний сеанс. Когда после сеанса все ушли, он остался. Пришел директор: «В чем дело? Сеанс окончен, и теперь нам нужно здесь убрать перед началом следующего».

Крестьянин сказал: «Вы можете принести билет на следующий сеанс, я никуда не уйду, я увижу следующий сеанс. И если я не буду удовлетворен, то останусь и на третий сеанс». Каждый день было три сеанса.

Директору этот человек показался сумасшедшим, но поскольку тот заплатил, он сказал: «Пожалуй, пускай смотрит». После второго сеанса директор пришел просто из любопытства и спросил: «Вы удовлетворены?»

Крестьянин сказал: «Удовлетворен? Вздор! Я должен увидеть и третий сеанс. Вот деньги, принесите билет».

Но директор сказал: «В чем проблема? Если я могу чем-то помочь…»

Он ответил: «Никто ничем не может помочь. Но я не уйду, пока не буду удовлетворен».

Директор сказал: «В чем ваше удовлетворение? Как вас можно удовлетворить? Просто скажите мне».

Крестьянин ответил: «В фильме есть красивая женщина, которая стоит на берегу озера и раздевается. Она почти разделась, осталось сбросить последний предмет одежды; но тут, увы, появляется поезд, и когда поезд исчезает, женщина уже плавает в озере. Я жду, потому что в Индии не бывает такого, чтобы поезд всегда прибывал по расписанию. Однажды он должен задержаться; я приду, если не сегодня, то завтра. Я приду послезавтра. Однажды поезд не появится, только тогда я буду удовлетворен».

Директор сказал: «О Боже, это будет очень трудно!»

Но что вы видите в вашем фильме? – все тот же фильм, даже поезд не появляется. И каждую ночь вы решаете, что с вас достаточно, но через двадцать четыре часа начинаете думать, что, возможно, кто знает, вдруг что-нибудь изменится. И это продолжается всю вашу жизнь.

Когда что-нибудь становится повторением, вы начинаете вести себя как робот. А оно неизбежно станет повторением, если только ваш разум, ваша медитативность, ваша любовь не будут настолько сильными, чтобы постоянно преобразовывать вас и вашу любимую; чтобы каждый раз, смотря в глаза любимой, вы видели что-то другое, что-то новое – расцвели новые цветы, сменилось время года.

Если постоянно не меняться, то даже любовь становится адом. В противном случае все люди на планете любили бы, однако каждый живет в собственном аду – личном аду, своей отдельной ванной комнате. Чтобы жизнь никогда не превращалась в несчастье, не превращалась в ад, необходимо каждое мгновение быть свежим, не отягощенным прошлым, всегда пытаться найти новое измерение в отношениях с людьми, новый способ общения с людьми, новые песни, которые вы будете петь. Вы должны поставить перед собой задачу, основную задачу, – не жить подобно машине, потому что у машины нет жизни – у нее есть производительность. Мир хочет, чтобы вы были машиной, потому что миру нужна производительность.

Но вашему собственному бытию нужно, чтобы вы совершенно не были механическими, не были предсказуемыми – чтобы каждое утро вы были новыми. Таков путь сверхчеловека. Таков путь санньясина.

Итак, я предостерегаю вас от сострадания: оттуда приближается к людям тяжелая туча! Поистине, я знаю знамения времен!

Запомните также и эти слова: всякая великая любовь выше сострадания: ибо то, что она любит, она еще хочет – создать!

Жалость, симпатия, сострадание стоят гораздо ниже любви, потому что любовь – это творческое переживание. Влюбленные создают друг друга. Непрерывно создавая друг друга, они остаются новыми, остаются свежими.

«Себя самого приношу я в жертву любви своей, и ближнего своего, подобно себе»…

Никогда не обманывайте свою любовь, потому что никакой обман не останется неизвестным, нераскрытым; рано или поздно другие узнают о вашем обмане. Никогда не лгите человеку, которого любите; будьте неподдельным и искренним, будьте раскрытой книгой – ничего не прячьте и не притворяйтесь. Оставайтесь самим собой.

«Себя самого приношу я в жертву любви своей, и ближнего своего, подобно себе»… Таким образом, нет необходимости в тяжести притворства, лжи, обмана, лицемерия. Просто будьте собой.

…так надо говорить всем созидающим.

Но все созидающие тверды.

Любовь как созидание – это чрезвычайно важная идея. Любовь не просто как отношения между двумя статичными особями, но любовь как созидательный вихрь, любовь как танец, настолько быстрый, что невозможно отличить влюбленного от возлюбленной. И танец становится все более глубоким, танцоры исчезают, и остается лишь танец. Вы можете превратить свою жизнь в красивый танец, в созидательный акт любви.

Заратустра учит любви как наивысшей ценности. Для него любовь – это Бог, любовь – это религия.

…Так говорил Заратустра.