Текст книги "Автобиография духовно неправильного мистика"

Решившись идти со мной, постепенно вы станете все более и более внимательными, вы научитесь наблюдать, начнете все глубже и глубже понимать меня, понимать, что происходит вокруг и что творится в моей душе. Постепенно вы и сами начнете участвовать в этом свершении, в этом невообразимом танце, в этой прекрасной песне бытия.

Со временем вы почувствуете приближение своего Мастера. И он придет к вам не извне, он покажется из самых глубин вашего существа. Я смотрю внутрь и вижу его. Мое послание миру очень простое – я обнаружил бога внутри себя. И теперь изо всех сил помогаю вам заглянуть внутрь. Главное – стать наблюдателем, научиться смотреть вглубь, сидя на вершине холма. Станьте свидетелем своего бытия, проснитесь – и вы ощутите блаженство.

* * *

Кстати, я согласился, чтобы ко мне обращались «бхагван», исключительно ради вызова, который я бросил христианам, мусульманам, индуистам. Они осуждают меня, но никто из них так и не набрался мужества объяснить, что же именно их во мне не устраивает. Из разных стран мира ко мне приходят статьи и письма, где задается один и тот же вопрос: «Почему вы называете себя бхагваном?» А я смеюсь. Почему Рама называл себя бхагваном? Его что, какой-то комитет назначил? Бхагван, которого назначили на общем собрании, едва ли будет настоящим, потому что само собрание состоит отнюдь не из бхагванов. Но тогда какое у них право назначать кого-то богом?

Разве народ выбирал Кришну бхагваном? Это что, вопрос всеобщих выборов? И кто тогда был счетной комиссией? Но у индуистов нет ответа. А Кришна, между прочим, увел шестьдесят тысяч женщин – чьих-то невест, жен, матерей. Он охмурял всех без разбору, но ни одному индуисту не хватает смелости заявить, что такой тип не имеет права называться бхагваном. Больше того, они называют бхагваном даже его коня Калки! Странные люди… Но меня они спрашивают, почему я называл себя бхагваном. Кстати, я не питаю к этому слову никакого уважения. На самом деле у меня к нему много претензий. Его и красивым-то не назовешь. Я пытался изменить его по-своему, но глупые индуисты не позволили. Я хотел придать ему иное звучание, новый смысл, новое содержание. Я сказал, что оно означает «благословенный» – человек с благословенной сущностью. На самом деле, это исключительно мое изобретение.

Слово «бхагван» отвратительно. Но индуисты этого не замечают. Они думают, что оно какое-то особенное. А на самом деле его корень бхаг означает женские половые органы, а ван – мужские! Его буквальный смысл состоит в том, что бхагван своей мужской шовинистической энергией творит сущее, используя женскую энергию воплощения.

Ненавижу это слово! Все это время я ждал, что появится какой-нибудь идиот-индуист и сам захочет называться бхагваном. Но они думают, что это слишком большая честь для них, и я тоже не имею право себя так называть. Но сегодня я твердо заявляю: «Согласен, и у меня есть право отказаться от этого слова!» Никто мне не запретит! Отныне я не хочу, чтобы меня называли бхагваном! Надоело! Пошутили – и хватит!

Гуру богатых людей

Я всегда трачу деньги еще до того, как они у меня появляются. Как только я вижу на горизонте деньги, я говорю своим людям: «Начинайте тратить! Кто знает, что будет завтра? Тратить нужно сегодня. У нас нет денег, но нам всего хватает. У нас есть все, что нужно». Деньги приходят и уходят. Я тридцать пять лет не забочусь о деньгах, и они у меня всегда есть. Кому-то захотелось прислать определенную сумму – и вот, деньги уже тут. Мне порой кажется, что сама вселенная обо мне заботится, хотя такой транжира, как я, обходится ей довольно дорого.

* * *

Меня спрашивают: «Вы ведь гуру для богатых?» Конечно! Только богатый человек может последовать за мной. Знаете, настоящие богачи обычно бедны внутренне, поэтому я называю богачами тех, кто богат умом. Я имею в виду тех, кто получил все, что только способен дать мир, и понял, что все это – суета.

Да, только богатый человек может стать по-настоящему религиозным. Конечно, бедняк тоже может, но это редкое исключение. Бедные люди все время на что-то надеются. Они не знают, что такое богатство, они еще не успели им насладиться и разочароваться. Они не могут отказаться от материальных благ лишь потому, что они ими еще не пресытились. Ко мне иногда приходят бедняки, но они вечно хотят того, чего я не могу им дать. Кто-то из них просит успеха. У другого сын – безработный, и вот он просит меня: «Благослови его, Ошо». У третьего жена больна, или он разорился. Все это признаки бедных людей, людей, все еще жаждущих чего-то в этом мире.

У богатых людей есть деньги, работа, дом и здоровье – у них есть все, что только можно иметь. Но в какой-то момент они понимают, что все это – ерунда, что внутри они не чувствуют настоящего удовлетворения. Вот тут и начинаются поиски бога.

Да, иногда и бедный человек может стать религиозным. Но для этого он должен обладать светлым умом. Богачи же, если не религиозны, то глупы. А вот религиозный бедняк необычайно разумен. Если бедняк не религиозен, его еще можно простить. Но нерелигиозным богачам прощения нет.

Да, я – гуру богатых людей. Это правда!

Если бы не ваши деньги, вас бы здесь не было. И вы пришли именно потому, что устали от своих денег. Вам надоел успех. Вы здесь потому, что разочаровались в жизни. Нищий сюда не придет, он все еще на что-то надеется.

Религиозность – это роскошь. Большей роскоши не бывает, потому что это самое ценное, что может быть. Когда человек голоден, ему не до музыки, он только о еде и думает. А если кому-то взбредет в голову поиграть ему на ситаре, он этого человека просто придушит! «Ты, что, издеваешься надо мной? – разгневанно спросит он. – Я есть хочу, а ты на ситаре играешь. Тоже мне, нашел время! Лучше бы поесть дал! Катись ты со своей музыкой. Не видишь? – я умираю». Когда человек умирает от голода, какой там, к черту, Ван Гог или Будда! Ему наплевать на Упанишады. Ему нужен только хлеб.

Когда человек сыт и здоров, когда у него есть крыша над головой, вот тогда у него и появляется интерес к музыке, поэзии, литературе, живописи и искусству вообще. Возникает голод иного рода. О теле он позаботился, пора приниматься за пищу духовную. Существует иерархия потребностей: сначала тело – это основа, это фундамент человеческого бытия. Без фундамента ни одно здание не построишь.

Когда удовлетворены потребности телесные, наступает черед потребностей психологических. Когда и они удовлетворены, возникают духовные нужды. Человек переслушал всю музыку на свете, повидал все прекрасное и понял, что это сон. Он услышал все стихи и понял, что поэзия – это путь в забытье, она опьяняет, но тоже ничего не дает. Он увидел все великие картины мира, пересмотрел все творения искусства, испытал все возможные развлечения и удовольствия… И что теперь? Внутри он ощущает все ту же пустоту, но теперь острее, чем прежде. Выходит, одной музыки и стихов не достаточно. И тогда появляется желание медитировать, молиться. Человека тянет к божественному, он жаждешь истины. Его охватывает непреодолимая страсть, и он отправляется в путь, потому что уже знает: ничто не принесет удовлетворения, если не постичь тайну бытия. Ничто не насытит его так, как познание самого себя. Все остальное ничего не дает.

Религия – высшая роскошь, и для того, чтобы владеть ею, вы должны быть либо очень богаты, либо невероятно умны. Но в обоих случаях вы богаты либо деньгами, либо умом. Я ни разу не видел, чтобы человек, по-настоящему бедный умом или деньгами, стал бы религиозным.

Кабир стал религиозным. Он не был миллионером, но он был человеком потрясающего ума. Будда стал религиозным, потому что он был сказочно богат. Кришна, Рама и Махавира тоже были очень богаты. Даду, Райдас, Фарид – все это люди, одаренные умственно. Все-таки богатство необходимо.

Да, вы правы. Я – гуру богатых людей.

Шутник

Вопрос: Кто, по вашему мнению, лучший клоун, в метафизическом смысле, если угодно, – вы или Рональд Рейган?

Ответ: Со мной никто не сравнится! Я – лучший клоун за всю историю человечества!

Вопрос: Если это так, то к чему относится ваше шоу – к театру или цирку?

Ответ: Это мой цирк, мой карнавал. И мне он очень нравится!

Из беседы с Джеффом Мак-Малленом, Австралия, программа «60 минут»

Вопрос: На одной пресс-конференции вы рассказывали о своей общине и назвали ее цирком, а себя – величайшим в мире клоуном. Это была шутка над самим собой? Почему вы так сказали?

Ответ: Это было давно. Забудьте обо всей этой чепухе. Разве я даю представления? Разве моя община – цирк? Я это полностью отрицаю.

Вопрос: И как бы вы назвали это теперь?

Ответ: Здесь вовсе не цирк. Это, пожалуй, единственное место, где никто ничего из себя не изображает.

Вопрос: Значит, вы серьезный учитель?

Ответ: Я – учитель абсолютно несерьезный! Да я уже не помню, о какой пресс-конференции вы говорите! Я отвечаю вам. К чему ворошить прошлое, копаясь в древних могилах? Пусть мертвые спят спокойно. Вы живы, я жив, так давайте говорить о жизни.

Я вижу в вас определенный потенциал. Именно поэтому я вам так и отвечаю. Другому я сказал бы иначе. У меня уже несколько недель подряд каждый вечер берут интервью, но другому журналисту я бы не предложил забыть прошлое. Я вижу, что вы не просто журналист, в вас есть что-то от искателя. Я вижу перед собой не просто человека. Ваше сердце бьется в унисон с моим, потому я так и ответил. Другому журналисту я начал бы рассказывать о прошлом, говорил бы, что в голову взбредет, я так часто делаю.

Я вообще люблю шутить. Знаете, смеяться над другими не очень хорошо, некрасиво. И потому время от времени я подшучиваю над самим собой, иногда – над своей общиной. Это была просто шутка, но те идиоты решили, что я говорил серьезно. Неужели вы думаете, что настоящий клоун станет сидеть тут, в пустыне? Что ему здесь делать? Да я бы прямиком в Голливуд рванул! Но я поступил наоборот – всех моих людей из Голливуда собрал здесь, среди кактусов и колючек.

Оглянитесь вокруг: здесь – пустыня. Сто двадцать шесть квадратных миль. Я целыми днями сижу в своей комнате и выхожу к людям всего лишь дважды в день: утром – чтобы побеседовать с саньясинами, и вечером – чтобы дать интервью. Разве я похож на циркача? Нет, их жизнь совсем другая.

К тому же мне некогда давать представления. Я расскажу вам о том, как провожу день, а вы уж сами судите, есть у меня время для шоу или нет. Шесть часов утра – я просыпаюсь. Более того, меня будит моя помощница Вивек. Если бы не она, я, наверное, вообще бы не просыпался. А зачем? Я полвека просыпаюсь каждое утро, может, уже хватит?

Но она будит меня и приносит мне чашку чаю. Я пью его только из уважения к ней. Это и чаем-то назвать трудно – вода и пара чайных листочков. Ни сахара, ни молока. Если бы такой чай подавали в раю, все святые сбежали бы в ад. А потом… Знаете, я всегда любил воду, с самого детства, и потому по утрам моюсь целых полтора часа – то в ванне полежу, то под душем постою. И то же самое вечером – не меньше полутора часов.

После купания я сразу же сажусь в машину и еду в лекторий, где меня уже ждут. Домой возвращаюсь к обеду в одиннадцать часов. Потом я снова ложусь спать… это то, чему я посвятил бóльшую часть жизни. Даже будучи студентом, я частенько пропускал занятия. Преподавателям пришлось смириться с моей привычкой, потому что иначе я засыпал прямо на лекции. Я так и сказал: «Ничего не могу поделать. Двухчасовой послеобеденный сон мне совершенно необходим».

В два часа пополудни я просыпаюсь и примерно час катаюсь на машине. Я это дело очень люблю. Представляете, у меня одна из лучших дорог в мире – мои саньясины проложили ее специально для меня. По ней никто не ездит, так что мне все равно, по какой стороне ехать, по правой или по левой. Вся дорога – моя. Через час я возвращаюсь домой.

Полтора часа я просто сижу молча в кресле и ничего не делаю. Я отключаюсь от мира. Затем снова ванна.

После купания я ужинаю и иду давать очередное интервью. Около девяти-полдесятого я вновь возвращаюсь домой, и тут приходит моя секретарша с письмами со всего мира, с вырезками газетных статей обо мне, со всякими новостями, за которыми она обязана следить, потому что сам я уже давно ничего не читаю: ни книг, ни газет, ни журналов – вообще ничего. Она зачитывает мне все, что считает нужным, а я просто слушаю. Около одиннадцати я ложусь спать. Вот и скажите, пожалуйста, есть у меня время для шоу? Посмотрите на мою одежду – вы думаете, она годится для клоуна? Нет, это вовсе не клоунский наряд, это любовь к моим саньясинам. Я ради них так одеваюсь. Они шьют и дарят мне чудесную одежду. Им приятно, а я не хочу им отказывать. Кстати, для кого я вообще могу устраивать представления? Я ведь никуда не хожу, я всегда дома.

Видите мои часы? У меня их сотни. Их сделали специально для меня. Мои саньясины – умнейшие люди. Ни один Мастер в истории не мог бы похвастаться такими разумными последователями. Все эти часы сделаны моими саньясинами. Они превзошли самого Пиаже, хотя часы и не с алмазами – в них обычные камни.

Вопрос: Обычные камни?

Ответ: Да, посмотрите, это не алмазы, это настоящие камни. Так что не думайте, что эти часы поддельные. Настоящие камни такие же настоящие, как и алмазы. Я недавно слышал, как один тупой телеведущий заявил, что у меня часы с искусственными камнями. Не могу понять: самые натуральные камни… Зачем их называть фальшивыми. Эти часы ходят идеально, через год они будут отставать самое больше на секунду. Вы когда-нибудь видели часы лучше? И выглядят они не хуже алмазных. Такие же часы от Пиаже стоят полмиллиона долларов – и все только потому, что весь мир считает алмазы чем-то ценным. Эти часы ничего не стоят, но я их и за десять миллионов не отдам, для меня они – бесценны. В них вложено столько любви! А любовь не продается.

Перед кем мне хвастать этими часами? Мои саньясины прекрасно знают, как я одеваюсь, какие у меня часы. Они уже давно изучили мои привычки. А ни с кем другим я не общаюсь, потому что никуда не хожу. Насколько я знаю, миру грозит третья мировая война, и это единственное безопасное место. Так что идти больше некуда…

Я пошутил. Мои люди работают по двенадцать-четырнадцать часов в день, пытаясь превратить этот кусок пустыни в оазис. Вы думаете, они строят цирк? Нигде в мире больше нет таких трудолюбивых людей. И ведь знаете, им никто не платит. Мы считаем, что деньги в общине ни к чему. Они и вправду нам не нужны. Если кому-то что-то надо, он просто идет и берет это. Мои люди очень много работают. Вы полагаете, они делают это ради чужого веселья? Это творческие люди. Они любят меня и хотят воплотить мою мечту.

Из беседы с Виллемом Шеером, «Pers Unie» Гаага, Нидерланды

Я вынужден шутить, потому что боюсь, что вы находитесь в плену у религии. А это значит, что вы пытаетесь быть серьезными. Вот мне и приходится время от времени вас щекотать, чтобы вы хоть иногда забывали о своей религии, обо всех своих философиях, теориях и системах. Я шучу, чтобы вернуть вас на землю. И делать мне это приходится постоянно, потому что со временем вы становитесь все серьезнее и серьезнее. А серьезность разрастается подобно злокачественной опухоли.

Да даже ученые говорят, что смех – это самое лучшее природное лекарство. Если вы сможете смеяться во время болезни, то приблизите свое выздоровление. Подавленный человек, будь он трижды здоров, рано или поздно все равно заболеет.

Смех поднимает на поверхность энергию из самого центра вашего существа. Он ее пробуждает, и она следует за ним как тень. Замечали? Когда вы смеетесь от всей души, то на несколько мгновений погружаетесь в глубокую медитацию: вы перестаете думать. Невозможно смеяться и мыслить одновременно. Это два диаметрально противоположных действия. Вы либо смеетесь, либо думаете. Когда вы смеетесь искренне, то работа ума прекращается. А если некоторые мысли все же остаются, то и смех получается натянутым и ненатуральным.

Когда смешно по-настоящему, вы вдруг перестаете думать. Главная задача дзен – отсутствие каких-либо мыслей, и смех открывает перед вами дверь в это состояние. Кстати, это одна из самых прекрасных дверей.

Насколько я знаю, лучше всего танцевать и смеяться. Вот два самых естественных и самых простых пути к безмолвию ума. В танце – в настоящем танце! – вы перестаете думать. Вы кружитесь и кружитесь и постепенно сами становитесь одним сплошным вихрем. Стираются все границы, теряются различия. Вы перестаете понимать, где заканчивается ваше тело и начинается существование. Вы растворяетесь во всем сущем, а оно растворяется в вас. Все кружится в дивном танце. И если вы танцуете по-настоящему и не пытаетесь собой управлять, если отдаетесь танцу целиком и полностью и позволяете ему собой овладеть, то мышление останавливается.

То же касается и смеха. Когда вы смеетесь и не можете остановиться, все мысли куда-то улетучиваются. А если вы хоть на несколько секунд пережили состояние вне ума, то можете себе представить, какие награды обещают вам эти мимолетные мгновения в будущем. Вам просто нужно постепенно усиливать это ощущение. Со временем вы сможете останавливать работу мысли все чаще и чаще.

Смех может стать отличным помощником в нашем стремлении выйти за пределы ума.

* * *

Мне приходится шутить, потому что я говорю о вещах таких тонких, таких глубоких и сложных, что вы просто уснете от скуки, если говорить о них напрямую. И тогда вы не сможете ни выслушать меня, ни понять, и так и останетесь глухи к моим словам.

Чем сложнее понятия, тем грубее я выбираю анекдот. Чем возвышеннее истина, тем ниже мне приходится опускаться, чтобы найти подходящую шутку. Вот почему иногда я рассказываю очень пошлые анекдоты… Но это неважно. Даже откровенные сальности порой приносят пользу, потому что шокируют вас до глубины души, задевают самое нутро. Именно этого я и добиваюсь! Тут уж вам не до сна. Они вновь и вновь пробуждают вас к жизни. Когда я вижу искру внимания в ваших глазах, то перехожу к тому, что хотел сказать. Если же я замечаю, что вы вновь погружаетесь в сон, то рассказываю вам какую-нибудь смешную историю.

Если бы вы всегда слушали внимательно, мне не нужно было бы рассказывать анекдоты, я бы мог излагать истину напрямую. Но постичь ее нелегко, и тогда вам становится скучно, у вас начинают слипаться глаза… Знаете, уж лучше смеяться, чем зевать.

Гуру в «роллс-ройсе»

Я хочу, чтобы люди в этом мире жили в такой роскоши, чтобы она им попросту надоела, чтобы они устали от нее настолько, что прекратили бы за ней гоняться. Спросите меня, не устал ли я от своих «роллс-ройсов».

Вопрос: Вы не устали от ваших «роллс-ройсов»?

Ответ: Девяносто «роллс-ройсов»! Да кому угодно надоест! А саньясины продолжают мне их дарить, хотят, чтобы их было триста шестьдесят пять. Они намерены меня доконать. Но что я могу сделать? Впервые за всю историю мир способен достичь такого благосостояния, что людям не нужно будет беспокоиться о хлебе насущном. А когда все материальные потребности удовлетворены, что тогда? Только медитировать и остается. Это единственная дверь, которая еще открыта, и за ней вы еще не были. За всеми остальными вы уже побывали, но ничего не нашли. А эта пока открыта и манит своей таинственностью.

И тот, кто переступал ее порог, никогда не возвращается неудовлетворенным или разочарованным. За всю историю человечества не было такого, чтобы человек, добравшись до центра собственного существа, ощутил бы бессмысленность и жалость к себе. Никто из тех, кто занимался медитацией, не покончил с собой. Исключений не было! Вот я и говорю: медитация – штука научная. Так уж принято в науке, если видишь то, у чего нет исключений, значит, это закон. Медитация сродни научному методу, потому как не было таких людей, которые бы сказали, что она не ведет к высшему блаженству.

Из беседы с Тедом Вирамонте, Madras Pioneer, Мадрас, штат Орегон

Недавно я попросил свою секретаршу Лакшми купить мне самую дорогую машину в нашей стране. Лакшми прекрасно справляется со своими обязанностями. Главное – она никогда не спрашивает, зачем я даю ей то или иное поручение. И вот она купила такую машину. На самом деле, это был стратегический ход. Чтобы достать деньги на общину, ей пришлось обойти несколько банков в поисках кредита, но все они отказали. А нам нужно очень много денег, около миллиона долларов. Конечно, кто же решится дать деньги такому человеку, как я? Но в тот день, когда она купила машину, увидев, что у нас есть средства, банкиры сами начали к нам приходить. «Мы дадим вам ссуду, – говорят они. – Сколько нужно?» Теперь Лакшми озадачена другим вопросом: у кого именно брать кредит! Банки наперебой предлагают свои услуги, ходят за ней по пятам, обещают самые выгодные условия.

Я уже двадцать лет тружусь на благо Индии. За это время тысячи людей преобразились, миллионы выслушали меня и еще больше прочли записи моих бесед. Но «Times of India» – самая консервативная и самая пробританская газета в Индии – не опубликовала ни одной статьи обо мне, ни одной рецензии на мои книги. Первые строки появились в тот самый день, когда Лакшми купила ту машину, – но статья была не обо мне, а о машине!

Всем стало интересно. Новость разнеслась по всей стране, ее повторяют во всех газетах на всех языках. Ну что за люди? Им не интересны ни я, ни медитации, ни тысячи моих последователей. Люди не имеют ни малейшего представления о том, что здесь происходит, зато они хотят знать, на какой машине я езжу!

И вот они мчатся сюда со всех ног. Целые толпы ломятся в кабинет Лакшми, но не для того, чтобы поговорить со мной или с членами общины. Всем им нужно только одно. «А можно взглянуть на машину?» – спрашивают они. Но Лакшми каждый раз отвечает: «Приходите на утреннюю лекцию, там вы, помимо прочего, увидите и машину». Бедняги! Им приходится целых полтора часа слушать – и все ради того, чтобы увидеть машину! Какая пытка! И это обеспеченные, образованные люди. Можете себе представить более материалистическую страну?

Все так разволновались, что о моей машине пишут на первых страницах национальных газет. И каждый спрашивает: «Зачем вам машина? Неужели вы не можете жить простой жизнью?» Моя жизнь совершенно проста – настолько проста, что я всегда довольствуюсь лучшим. Это очень просто, что может быть проще? Все сказано одним словом – «лучшее». В этом нет ничего сложного. Я ценю качество. Цена меня не волнует абсолютно, меня интересует только качество. И в людях я ценю качество, а не количество. И так во всем! Вместо одной машины мы могли бы купить целых тридцать, попроще, но от них не было бы никакого толку.

Люди не могут меня понять только потому, что притворяются религиозными, но по большому счету их волнует лишь материальная сторона дела. Это лицемерие и, чтобы скрыть от самих себя горькую правду, весь религиозный мир Индии вынужден идти на компромисс. Если кто-то объявляет себя святым, он обязан жить в полной нищете. Это своего рода мазохизм, он сам себя мучает. И чем большим пыткам он себя подвергает, тем убедительнее выглядит его религиозность в глазах обычных людей. «Посмотрите, как он живет, он просто святой!» – восклицают они.

Быть религиозным – значит быть радостным, медитативным, значит воспринимать эту жизнь как великий подарок бога! Но они думают только об одном и поэтому не могут понять. Как только мы достигнем того, ради чего купили машину, мы ее продадим.

Я же могу ездить и на телеге, запряженной буйволами! Это будет даже колоритнее, да и удовольствия не меньше.

Они приезжают сюда, смотрят вокруг, и у них возникает только один вопрос: «А почему это у вас такой красивый ашрам?» Для них по-настоящему священное место должно быть грязным, облупленным и заплесневелым. В их сознании никак не укладывается то, что ашрам может быть чистым, красивым, с великолепными деревьями вокруг и цветами, да еще и со всеми удобствами. Они не верят своим глазам. И не потому, что они не хотят чувствовать себя уютно. На самом деле только этого они и хотят. Вот и завидуют. Индусы стали очень материалистичной нацией, иногда даже чересчур.

Для истинно духовного человека нет никакой разницы между материей и духом – их нельзя отделить одно от другого. Существование едино – именно так его воспринимает по-настоящему духовное сознание. А материалист, даже если и любит женщину, все равно низводит ее до уровня вещи. Но кого тогда можно называть духовным? Скорее всего, того, кто может почувствовать душу даже какой-нибудь простой вещи.

Да, мое определение нетрадиционно. Когда духовный человек ведет машину, он относится к ней как к человеку. Он ее чувствует, прислушивается к ее звукам. Он ее любит, заботится о ней. В его руках мир оживает, потому что он пребывает в единстве со всем сущим, он чувствует родство даже с вещами. А материалист, наоборот, превращает в вещи все – даже любимого человека. Женщина становится женой, а жена – это вещь. Мужчина становится мужем, а муж – это тоже вещь, право на которую узаконено. Но все узаконенное – уродливо и мертво.