Текст книги "Нищета неверия. О мире, открытом Богу и человеку, и о мнимом мире, который развивается сам по себе"

3. Познание мира

1. Научное познание

Теперь займемся изучением важнейшей темы: научного познания. В этой части мы будем обсуждать следующие вопросы: каков источник научных теорий? Можно ли доказать истинность научной теории и ее выводов? Каковы ограничения науки при описании нашего мира? В определенном смысле ответ на эти вопросы имеет решающее значение. Ведь одна из целей нашего обсуждения – выбить почву из-под ног предрассудка, распространенного как среди простых людей, так и среди ученых и философов, согласно которому можно объяснить мир лишь с помощью одной науки, без Б-жественности.

Что такое наука[26]26
  Здесь и далее, когда говорится о науке, речь идет о точных, или естественных, науках, а не о том, что называется гуманитарными научными дисциплинами.


[Закрыть], каково ее строение и чем она отличается от философии, которая тоже имеет своей целью описание и объяснение мира? Строение науки чрезвычайно напоминает строение математики – в основе ее лежат аксиомы, законы науки, призванные отражать, воплощать и символизировать законы природы с определенной степенью приближения. В отличие от философии, претендующей на описание всего, наука ставит своей целью описание только материи. Другое дело, что некоторые философы утверждают, что природа, материя, есть источник всего, включая человека и его душу, однако это не научное утверждение, а произвольное философское положение. В противоположность философским аксиомам, которые невозможно подтвердить или опровергнуть ни логически, ни экспериментально, научные законы природы можно проверить на опыте.

Как уже было сказано, строение научной теории очень похоже на строение математики. В основании теории лежат ее аксиомы – научные законы, отражение истинных законов природы. Законы природы – это математические уравнения (нечто вроде аксиом), и из них можно выводить следствия (нечто вроде утверждений, теорем), которые можно проверить экспериментально. Так, на основе фундаментальных уравнений теории гравитации Ньютона можно рассчитать движение земного шара и других небесных тел вокруг Солнца, а посредством астрономических наблюдений можно проверить правильность этих расчетов. Противоречие между теоретически предсказанными величинами и данными опыта свидетельствует об изъяне теории, в то время как совпадение данных наблюдения с предсказанными результатами служит подтверждением теории, однако не доказывает ее истинность: по-прежнему может оказаться, что другие предсказания, сделанные в отношении других тел, ее опровергнут.

Если так, мы приходим к интересному выводу: эксперимент может подтвердить научную теорию, но не может однозначно доказать ее истинность, поскольку всегда остается возможность, что существуют и другие опытные данные, опровергающие ее, или что такие данные появятся в будущем. А провести все возможные эксперименты, включая будущие, дабы удостовериться в истинности теории, невозможно в принципе. Опытным путем невозможно доказать истинность основных положений законов природы, а потому и истинность научной теории невозможно доказать опытным путем. Однако между аксиомами философии и аксиомами научной теории есть существенное различие: имеется возможность доказать ложность научной теории, то есть опровергнуть ее, опытным путем, в то время как аксиомы философии принципиально невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Ниже мы увидим, насколько важным является это различие между философией и наукой.

Теперь обратимся к центральному вопросу теории научного познания: откуда могут люди вывести законы природы или их отражения – научные законы, основные положения науки? Многие, в том числе ученые, не видят в вопросе о научном познании ничего особенно сложного. Они полагают, что научные теории и законы природы можно вывести из экспериментальных данных и наблюдений; иначе говоря, мы познаем мир посредством своих пяти чувств. Опытных данных и логических умозаключений достаточно, чтобы прийти к законам природы и сформулировать их. Этот способ умозаключения, от частного к общему, от эксперимента к теории, носит название индукции. Нет нужды пугаться этого иностранного слова, потому что на самом деле это – всего лишь краткое название правила заключения от частного к общему. Противоположный путь, заключение от общего к частному, называется логическим умозаключением – или дедукцией. В основе индукции лежит принцип, согласно которому можно вывести общее правило – научную теорию или закон природы – из частного – из результатов экспериментов и наблюдений. И на самом деле ученый, проводящий научное исследование, совершенно не обязательно является специалистом в теории познания и, как правило, склоняется к принципу индукции. Более того, один из великих философов ХХ века, Бертран Рассел (Bertrand Russel), утверждал, что без принципа индукции наука будет не в состоянии открывать законы природы, поскольку, если не из опыта, откуда их можно взять? С другой стороны, ясно ведь, что из ограниченного набора данных невозможно вывести теорию, которая вберет в себя бесконечное число подобных данных!

И действительно, уже в XVIII веке шотландский философ Дэвид Юм (David Hume, 1711–1776) доказал, что принцип индукции неверен. В книге «Treatise of Human Nature» он доказывает, что вывод законов природы из опыта невозможен. По его мнению, индукция не имеет доказательной силы, поскольку никакое логическое рассуждение не способно доказать, «что случаи, о которых мы не имеем опытных данных, подобны случаям, о которых у нас опытные данные есть». А значит, «даже наблюдения регулярной или постоянной связи объектов недостаточно для того, чтобы вывести какое-либо заключение относительно любого объекта за пределами нашего опыта». Иначе говоря, невозможно вывести никакой теории из опыта. Понятно, что, когда мы говорим о невозможности выведения теории из опыта, мы имеем в виду невозможность построить такую теорию рационально, логическим путем и на основе одних только экспериментальных данных.

Однако все это не убеждает. Обычно люди, в том числе и ученые, опираются на простые примеры периодически повторяющихся событий, например движения стрелки часов. Достаточно посмотреть на часы со стрелками, чтобы прийти к однозначному выводу, что секундная стрелка изменяет свое положение на циферблате каждую секунду, и предсказать положение каждой стрелки на достаточно большое время вперед. И вот посредством краткого эксперимента – взгляд на часы – мы приходим к теоретическому выводу, получаем теорию, которая позволит нам предсказать положение стрелок часов на неограниченное время вперед, – так, по крайней мере, представляется. Или другой пример – смена дня и ночи, свидетелями чего мы являемся каждые сутки. Из наблюдения мы без малейших затруднений приходим к выводу о том, что и в будущем все будет происходить так же.

Эти и бесчисленное количество других примеров не противоречат выводам Дэвида Юма о том, что средствами логики, через формальное доказательство, невозможно вывести из конкретных наблюдений теорию, которая описывала бы поведение объекта в течение неограниченного времени. В простых случаях относительно легко предположить и догадаться, что будущее будет таким же, как прошлое. Утверждение о том, что смена дня и ночи будет продолжаться сколь угодно долго, не есть вывод, логически следующий из данных наблюдения. Это догадка, предположение, гипотеза, которую мы выдвинули относительно будущего поведения объекта. Путем дополнительных наблюдений мы сможем подтвердить или опровергнуть эту гипотезу, но никогда не сможем доказать ее полной истинности. Для этого было бы необходимо провести бесконечное число наблюдений, и даже они не смогут доказать истинность нашего утверждения, а лишь подтвердить его. Кстати, в приведенных нами примерах предположение о том, что наблюдаемое нами периодическое явление будет продолжаться бесконечно, вообще говоря, неверно. Часы перестанут работать, когда их батарейка сядет. Смена дня и ночи прекратится, когда термоядерный реактор солнца иссякнет.

Мы разобрали самые простые примеры, однако ученый стремится раскрыть фундаментальные законы природы. И здесь мы можем убедиться, что открытие Дэвида Юма – это не только абстрактное философское утверждение, никак не связанное с реальностью, а вполне практическое умозаключение. В приведенных примерах мы пытались предсказать продолжение некоего конкретного процесса – движения стрелок часов или смены дня и ночи, – но даже не попытались открыть законы, определяющие именно это движение. Взгляд на часы ничего не говорит о механизме, ответственном за движение стрелок. И, наблюдая смену дня и ночи, невозможно сделать никакого заключения относительно теории гравитации и механики Ньютона.

Как правило, нет никакого сходства между данными определенного эксперимента или серии экспериментов и фундаментальным законом, которому должны подчиняться эти экспериментальные результаты. Когда Альберт Эйнштейн завершил в 1915 году формулировку общей теории относительности, он определил три явления, которые должны следовать из его теории. Одним из них было отклонение светового луча, проходящего вблизи Солнца. В 1919 году во время солнечного затмения был проведен эксперимент, который подтвердил предсказание теории – луч света отклонился на 1,75″. Эти данные были получены в ходе эксперимента, однако нет ни намека на сходство между этими результатами и уравнениями Эйнштейна, описывающими искривление пространства-времени.

Вот что написал Эйнштейн в своей автобиографии об общей теории относительности: «Из теории гравитации я выучил и кое-что еще: никакой набор опытных [эмпирических] фактов, сколь угодно широкий, не может привести к составлению столь сложных уравнений. Возможно проверить теорию посредством опыта, но нет никакого способа создать теорию из опыта»[27]27
  I have learned something else from the theory of gravitation: No ever so inclusive collection of empirical facts can ever lead to the setting of such complicated equations. A theory can be tested by experience, but there is no way from experience to the setting up of a theory (Albert Einstein: Philosopher-Scientist, p. 89).


[Закрыть].

Отрицание закона индукции ставит перед теорией научного познания серьезную проблему. Как можно прийти к законам природы, если не путем вывода их из открытий, сделанных путем наблюдения? Вот как образно сформулировал Бертран Рассел свою точку зрения на этот вопрос:

Он [Дэвид Юм] пришел к разрушительному выводу о том, что из экспериментов и наблюдений ничего выучить нельзя. Нет такой вещи, как рациональная вера… Ненормального, верящего в то, что он – яйцо-пашот, можно обвинить лишь в том, что он принадлежит к меньшинству… Это – безнадежный взгляд, и непременно должна быть надежда, что существует способ избежать его[28]28
  He arrives at the disastrous conclusion that from experience and observation nothing is to be learnt. There is no such thing as a rational belief… The lunatic who believes that he is poached egg is to be condemned solely on the ground that he is in a minority… This is a desperate point of view, and it must be hoped that there is some way of escaping from it (Bertrand Russell, A History of Western Philosophy, p. 672–673).


[Закрыть].

Научные законы, отражающие законы природы, – это математические уравнения. Выше (глава 2.2) я привел примеры подобных уравнений – уравнения Максвелла, описывающие электромагнитное поле, и уравнения Эйнштейна, описывающие гравитационное поле. Как мы увидели, ни в каком эксперименте получить эти тексты невозможно, и нигде в природе эти уравнения не записаны. Мы показали, что принципиально невозможно вывести эти уравнения из каких-либо наблюдений или экспериментов, получить их логически или путем рациональных рассуждений. Однако великие ученые, такие, как Исаак Ньютон, Джеймс Кларк Максвелл или Альберт Эйнштейн, все же смогли открыть их! Вопрос, с которым нам надлежит разобраться, состоит в следующем: как наука вообще может существовать, если ее фундаментальные законы невозможно вывести ни опытным, ни логическим путем? Как великие ученые смогли получить основные уравнения науки? Это и есть вопросы, на которые отвечает теория научного познания, и в следующих главах мы будем ими заниматься.

В главе 2 мы увидим, как светская мысль решает проблему научного познания.

2. Секулярные решения проблем научного познания

14 марта 1879 года в городе Ульме в Германии, в достаточно ассимилированной еврейской семье родился ребенок, которому дали немецкое имя Альберт. Когда в семье рождается мальчик, у родителей часто возникают честолюбивые намерения относительно его будущего. Но даже в самых смелых мечтаниях родители Альберта не могли представить, что их сын станет самым знаменитым человеком в мире, что он изменит лицо современной физики и произведет в ней громадный переворот, словом – что он станет Альбертом Эйнштейном. Альберт Эйнштейн открыл новые научные теории, никак не следующие из теорий, открытых его предшественниками. Его открытия – это нечто совершенно новое, их не было нигде в человеческой культуре, формирование которой до открытий Эйнштейна продолжалось долгие тысячелетия.

Откуда могло возникнуть у человека новое знание, если все источники знания находятся либо у него в душе, либо в его культурном окружении? Научные теории, открытые Эйнштейном, до этого не существовали в человеческой культуре, и невозможно предположить, что младенец Альберт родился уже с этими теориями в душе (если бы это было так, мы столкнулись бы со сверхъестественным явлением, которое все равно нельзя объяснить без привлечения сверхъестественных факторов). На первый взгляд на вопрос о возникновении нового знания есть простой ответ, заключенный в принципе индукции: ученый открывает законы природы с помощью наблюдений и экспериментов; данные наблюдений и экспериментов, а затем их логический анализ приводят ученого к формулировке законов природы. И действительно, как уже отмечалось, многие ученые и некоторые мыслители полагают, что это и есть единственный путь к открытию законов природы. Выше мы уже цитировали философа Бертрана Рассела, убежденного в том, что без принципа индукции наука не может существовать.

Однако в предыдущей главе мы видели, что этот принцип не имеет силы и что Дэвид Юм доказал это уже в XVIII веке. В следующей главе мы увидим, что новое знание приходит в мир через Б-жественное откровение. Но как может секулярный мыслитель, не опирающийся на идею Б-жественного откровения, объяснить рождение в мире нового знания? Представляется, что последовательный светский подход не может привести к ответу на этот вопрос и дает однозначное заключение: появление нового знания есть чудо, и рациональная постижимость мира тоже есть чудо.

Поэтому сосредоточимся на анализе предлагаемых секулярным подходом решений проблемы индукции: если научные законы невозможно вывести из природы, как можно объяснить существование науки и всех ее открытий? Этот вопрос занимал Иммануила Канта (1724–1804), знаменитого немецкого философа. В течение двенадцати лет пытался Кант разрешить проблему, поставленную Юмом. Если невозможно логическим путем вывести теорию из опытных данных, как показал Юм, то как вообще можно создать ее? Как могут существовать научные законы, если их нельзя вывести из опыта? И еще одно. Кант был уверен, что научные законы, читай: механика Ньютона – суть нечто доказанное, абсолютная истина, и все, что осталось сделать, – это найти путь, которым она была достигнута. Когда эти двенадцать лет истекли, Канту потребовались лишь считанные месяцы для того, чтобы сформулировать решение этой проблемы.

Решение Канта достаточно неожиданно и сложно для понимания. В моей книге «Закон и Б-жественное управление» я уделил много внимания критике кантовской теории познания. Здесь я перескажу вам лишь краткие выводы, не вдаваясь в доказательства. Кант развивал подход, утверждающий центральное положение человека в мире (Man-centered Universe, «Антропоцентрическая вселенная»). Не Б-г, а человек устанавливает законы этики, определяет, что хорошо, а что дурно. И более того, Кант пришел к парадоксальному выводу о том, что человек устанавливает и природные законы. Юм показал, что невозможно черпать законы природы из наблюдения за нею. Но факт в том, что наука существует. Откуда она берется? Единственная возможность, если избегать идеи существования Б-га, – это сказать, что человек сам устанавливает законы природы.

Общая идея Канта состоит в том, что именно человеческий интеллект создает законы и накладывает их на сырой материал опыта. Эти законы человек постигает как данные априори (a priori), изначально, до получения опытных данных и вне всякой связи с ними. «Разум не черпает свои законы из природы, – напротив, он записывает их в природе»[29]29
  The understanding does not derive its laws (a priori) from, but prescribes them, to nature (Kant, Prolegomena, p. 67).


[Закрыть] (см. Кант. Пролегомены.). Эти законы, не являясь порождением опыта, организуют его сырой материал. Законы суть утверждения, общие, универсальные высказывания, которые мы делаем относительно мира опыта. Я уже сказал, что в мои намерения не входит приводить здесь сложную и разветвленную систему доказательств Канта, будто бы обосновывающую этот вывод. В книге «Закон и Б-жественное управление» я показал ее ошибочность с помощью ее критики другими мыслителями. Здесь мы упомянем лишь отношение Альберта Эйнштейна к теории познания Канта и процитируем два его высказывания. В одном из них Эйнштейн объясняет, почему познаваемость мира представляет собой загадку, и критикует «отгадку» этой загадки, предлагаемую Кантом. Вот что пишет Эйнштейн в письме к Соловину:

«Вы удивляетесь, что я говорю о познаваемости мира… как о чуде или как о вечной загадке. Ведь изначально, априори, можно ожидать, что мир представляет собой хаос, а потому невозможно познать его путем размышления. Было бы возможно (или неизбежно) ожидать, что этот мир подчиняется закону ровно в той степени, в какой мы способны навести в нем порядок с помощью нашего разума. Это было бы «наведение порядка», подобное расположению по алфавиту слов определенного языка [именно так, в сущности, и представляет Кант свою теорию познания]. Напротив, порядок, который вносит в мир, например теория гравитации Ньютона, имеет совершенно иной характер. Несмотря на то что аксиомы этой теории созданы человеком, успех этого предприятия предполагает существенную упорядоченность объективного мира, ожидать которую изначально у нас нет никаких оснований. В этом и состоит «чудо», и чем дальше развиваются наши знания, тем волшебнее оно становится»[30]30
  Letters to Solovine: 30.III.52.


[Закрыть].

В другом месте Эйнштейн подчеркивает, что утверждение Канта о том, что несомненное знание о законах природы человек получает из собственного рассуждения, лишено всяких оснований:

Таким образом, если мы располагаем совершенно точным знанием, оно должно быть укоренено в самом разуме [согласно Канту]. Это верно, например, для геометрических теорем и для принципа причинности. Это и некоторые другие определенные виды знания, можно сказать, относятся к характеру самого нашего мышления, а потому не выводятся из данных опыта (то есть представляют собой априорное знание). Сегодня все знают, разумеется, что они совсем не так очевидны и непременны сами по себе, как полагал Кант[31]31
  If, therefore, we have definitely assured knowledge, it must be grounded in reason itself. This is held to be case, for example, in the propositions of geometry and in the principle of causality. These and certain other types of knowledge are, so to speak, a part of implements of thinking and therefore do not previously have to be gained from sense data (i.e., they are a priori knowledge). Today everyone knows, of course, that the mentioned concepts contain nothing of certainty, of the inherent certainty, which Kant had attributed to them (Ideas and Opinions, p. 22).


[Закрыть].

Философия Канта вообще и его теория познания в частности оказали влияние на многих мыслителей и продолжают оказывать это влияние до сего дня. Как уже говорилось, она будто бы является основанием взгляда на мир, провозглашающего центральное место человека и отказывающегося от Б-га (хотя сам Кант был верующим человеком). Несмотря на то что кантовская теория познания до сих пор достаточно популярна, многие мыслители понимают ее ошибочность. Чтобы в этом убедиться, достаточно заметить, что Кант был уверен, что механика и теория гравитации Ньютона представляют собой окончательную и доказанную истину, и доказывал, что они есть непременное следствие человеческой мысли и последнее слово в своей области. Но вот явился Эйнштейн и открыл более точную теорию, предсказавшую новые явления и приведшую к смене научного взгляда на мир, настоящему перевороту. Сегодня можно полагать, что и теория Эйнштейна представляет собой лишь более точное приближение к реальности и что в будущем должна появиться новая теория, которая будет к ней еще ближе. Это и означают слова Эйнштейна: «Сегодня все знают, разумеется, что они совсем не так очевидны и непременны сами по себе, как полагал Кант».

Научная революция принесла с собой новое понимание статуса научной теории: она представляет собой не абсолютное знание, как думал Кант, а оценку, догадку, гипотезу, описывающую мироздание с определенной степенью приближения. Стоит отметить, что и во времена Канта был мыслитель, который это понимал. Шломо Маймон (1754–1800) написал в частном письме Канту, что и механика Ньютона, и учение самого Канта суть не более чем гипотезы. Об этом Кант «в частном письме сказал о Маймоне, что он паразит, как все евреи»[32]32
  Йосеф Агасси. Происхождение современной философии. С. 278 (на иврите).


[Закрыть].

Если так, научная теория не имеет статуса окончательной истины, а есть лишь оценка, описывающая действительность с определенной степенью приближения. Это понимание в ХХ веке заставило Карла Поппера сформулировать свою теорию познания следующим образом:

1. Как доказал Дэвид Юм, невозможно вывести научные законы из наблюдений, от частного к общему другими словами, принципа индукции не существует.

2. В основании научной теории лежат научные законы, представляющие собой аксиомы этой теории. Из них делаются выводы этой теории, которые можно проверить экспериментально. Научная теория построена на основе принципа дедукции, то есть вывода от общего к частному.

3. Откуда берутся аксиомы научной теории, научные законы, откуда берутся научные теории? Ответ Поппера на этот вопрос на первый взгляд совершенно прост. Мы должны рассматривать все научные теории как гипотезы, как предположения (другими словами, как попытки угадать закон природы). Эти теории – дело рук человека. Они суть аксиомы, которые невозможно вывести из опытных данных. Построение науки дедуктивно – от общего к частному.

4. Как развивается наука? Новые теории отрицают старые и оставляют им лишь ограниченную область применимости. Но и новые физические теории, такие, как специальная и общая теория относительности или квантовая теория, представляют собой не более чем гипотезы, версии, догадки. Но раз так, возникает вопрос: существуют ли какие-либо доказательства, экспериментальные или логические, которые могли бы сделать одну гипотезу более предпочтительной по сравнению с другой? Ответ Карла Поппера таков: нет ни одной научной теории, истинность которой могла бы быть подтверждена на опыте. Чтобы этого добиться, нужно было бы провести бесконечное число экспериментов, включая все будущие, – а это невозможно. Увеличение количества экспериментов может лишь усилить и подкрепить (to corroborate) научную теорию, но не доказать, что она истинна. Множество экспериментальных данных подкрепляют механику и теорию гравитации Ньютона и не противоречат им, однако в ХХ веке Альберт Эйнштейн открыл новые теории и предсказал новые явления, опровергающие выводы механики и теории гравитации Ньютона. Невозможно доказать истинность теории, которая есть всего лишь гипотеза, версия, догадка, поскольку не имеет значения, сколько экспериментов подкрепляют ее, – нет никакой гарантии того, что завтра не появится новый опыт, который опровергнет ее. Единственный способ, согласно Попперу, предпочесть одну гипотезу другой состоит в том, чтобы опровергнуть одну из них. Опровергнуть любую теорию можно путем опровержения, теоретического или экспериментального, ее дедуктивных следствий (следствий, выведенных путем логического рассуждения). Для этих целей достаточно единичных экспериментов или даже одного-единственного эксперимента. Пока научная теория не опровергнута, она сохраняет статус гипотезы, предположения, однако она предпочтительнее уже опровергнутой теории.

Предложенное Поппером решение проблемы научного познания основывается на догадках, озаряющих гениев. Эти гипотезы (теории) не обязательно верны; может оказаться, и даже очень вероятно, что они будут заменены новыми теориями-гипотезами, которые тоже останутся лишь догадками.

Однако подход Поппера, как и подход Канта, не касается сути проблемы научного познания и не разрешает ее. С нашей точки зрения, суть проблемы – в способности человека открывать законы природы. Карл Поппер даже не намеревается попытаться справиться с этой проблемой. Более того, анализ сущности научного познания парадоксальным образом привел его к выводу, что оно (познание) невозможно: «…Даже в предположении (которое я разделяю), что до сих пор наши поиски знания увенчивались успехом и мы уже знаем кое-что о мире, этот успех настолько невероятен, что подобен чуду (miraculously improbable), и потому объяснить его невозможно. Ведь обращение к бесконечному числу невероятных случаев [с нулевой вероятностью] не может служить объяснением»[33]33
  …Even on the assumption (which I share) that our quest for knowledge has been successful so far, and that we now know something of our universe, this success becomes miraculously improbable, and therefore inexplicable; for an appeal to an endless series of improbable accidents is not an explanation (Objective Knowledge, K.R. Popper p. 28).


[Закрыть]. Не существует никакой теории, которая смогла бы объяснить, почему наши поиски законов природы приводят к успеху: «Вероятность успешного объяснения должна быть… нулевой, в предположении, что мы считаем эту вероятность как отношение [числа] “удачных” гипотез к [числу] всех гипотез, которые человек в состоянии придумать»[34]34
  Successful explanation must retain… the probability zero, assuming that we measure this probability, approximately, by the ratio of the ‘successful’ explanatory hypotheses to all hypotheses which might be designed by man (Conjectures and Refutations, K.R. Popper, p. 96).


[Закрыть].

В этой главе мы резюмировали секулярный подход к познанию мира. Со светской точки зрения тот факт, что мы познаем мир, есть загадка. Для секулярного мыслителя познание мира вообще и познание законов природы в частности – это тайна и загадка. Карл Поппер, исчерпавший до дна возможности секулярного подхода – исследования мира, не признающего присутствия в нем Б-га, – писал: «Явление человеческого знания – это, без сомнения, величайшее чудо в нашей Вселенной»[35]35
  The phenomenon of human knowledge is no doubt the greatest miracle in our universe (Objective Knowledge, VII).


[Закрыть]. Альберт Эйнштейн выразился сходным образом: «Вечная тайна мира – это способность понять его… То, что мир доступен для понимания, – это чудо»[36]36
  The eternal mystery of the world is its comprehensibility… The fact that it is comprehensible is a miracle (Ideas and Opinions, p. 292).


[Закрыть].

Интересно, что наука и ее достижения рассматриваются приверженцами секулярности как оплот секулярного подхода. Ирония состоит в том, что последовательный философский анализ приводит к заключению, что в рамках секулярной мысли науки вообще не может существовать, что наука – это чудо, не имеющее никакого рационального объяснения. Это – еще одна дыра в системе секулярной мысли.