Текст книги "На Сибири мы сибиряки"

Очерк шестой
Феномен «общества» старожилов

Коллективное самосознание социума включает в себя представления об отличительных чертах характера представителей своей общности, традициях, обычаях, привычках, установках социальных связей, отношении к своей большой и малой родине. В сознании российских крестьян важное место занимали отношение к общине и позицирование себя в ней. В значительной степени они были обусловлены представлениями о соотношении индивидуального и коллективного в крестьянском социуме. Данные представления влияли на особенности формирования и воспроизводства ценностей сибирского характера.

Истоки воздействия сибирской крестьянской общины на становление ценностей сибирского характера мы находим в феномене «однопородной деревни». Возникновение сельских поселений часто связано с освоением данной местности большой патриархальной семьей. В условиях естественного прироста населения и постоянных разделов семей из нее складывалась «однопородная» община. В общине развивались семейно-родовые связи и корпоративные отношения «по родству». Так, согласно ведомости учета жителей д. Ковригино Сухобузимской волости Красноярского округа, в 1858 г. здесь числилось 34 домохозяйства, из которых род Ковригиных представлял 21 глава семейств (62 %), род Криворуцких – 2 хозяина (6 %). Остальные 11 домохозяев (36 %) имели разные фамили[238]238
  ГАКК. Ф. 546. Оп. 1. Д. 298. Л. 24–24 об.


[Закрыть]. Как видим по названию деревни и количеству «однофамильцев», основателями селения были Ковригины. Поэтому вполне естественно, что в подавляющем большинстве документов 40–70-х гг. XIX в. по данной деревенской общине фигурируют подписи сельских старшин Алексея, Степана, Ефима, Ивана Ковригиных, что является прямым доказательством корпоративного поведения представителей данного рода при избрании «своих» на эту важную должность.

В 1886 г. в с. Комском Балахтинской волости из 178 общинников представляли: род Ананьиных – 60 человек, Кирилловых – 40, Ростовцевых – 28, Черновых – 12, Сиротининых – 11, Спириных – 11, Юшковых – 9. Представители перечисленных семи родов составляли 99,6 %. Род – «порода» – старожилов-крестьян состоял из нескольких патриархальных семей. Так, в семье А. А. Ростовцева (54 года) было три взрослых женатых сына: Федор 30, Иван 29 и Григорий 39 лет. В семье Н. П. Кириллова числились женатые братья Федор и Павел, 31 и 34 лет[239]239
  ГАКК. Ф. 5956. Оп. 46. Д. 18. Л. 346–350 об.


[Закрыть].

Историк Л. М. Сабурова установила, что большинство селений Приангарья возникли в XVII–XVIII вв. как «однопородные». В д. Усольцево даже на рубеже XIX–XX вв. из 58 домохозяев 32 (55,2 %) были Усольцевы. Из 272 домохозяев д. Кежма проживало: 55 Брюхановых, 43 Кокориных, 19 Лушниковых, 12 Суздалевых[240]240
  Сабурова Л. М. Быт и культура русского населения Приангарья (конец XIX – нач.
  XX в.). Л., 1967. С. 165.


[Закрыть].

Как и в типичном российском варианте обыденной терминологии, в сознании сибиряка «община» чаще всего подменялась понятием «мир», но более выражалась понятием «общество». В мирском приговоре читаем: «Деревни Большебалчугской нижеподписавшееся целое общество избрало однодеревенского нашего крестьянина Мамона Федорова Черепанова десятником при Сухобузимском волостном правлении…»[241]241
  ГАКК. Ф. 546. Оп. 1. Д. 364. Л. 49.


[Закрыть] Данный термин фигурирует и в типичных приговорах о зачислении российских переселенцев в старожильческие общины: «Села Балахтинского государственные крестьяне приговорили к причислению нашего общества крестьянству…»[242]242
  ГАКК. Ф. 247. Оп. 2. Д. 12. Л. 5–6.


[Закрыть] «Захар Васильев Власов, проживая в нашей деревне, ведет себя прилично, под судом не был, завел себе домообзаводство… Приговорили: принять… в среду нашего общества на всегдашнее жительство»[243]243
  ГАКК. Ф. 344. Оп. 1. Д. 671. Л. 17.


[Закрыть].

В приведенных здесь записях 1817–1878 гг. примечательно то, что «общество» всегда определялось как «наше». То есть в ментальной «картине мира» наша община («наше общество») есть не что иное, как замкнутая корпорация своих членов, крестьян-старожилов, своеобразная системная единица всего социума русских сибиряков. При этом внешний мир мог представать в позиции множественности «обществ». Мы выделяем характерную для первой половины XIX в. фразу: «…приговорили принять в наше общество из государственных крестьян Большекемчугского общества…» Одновременно крестьяне д. Большекемчугской именуют себя также «нашего общества государственные крестьяне»[244]244
  ГАКК. Ф. 609. Оп. 1. Д. 754. Л. 2, 4 и др.


[Закрыть]. Стереотипность выражений о соотнесении себя и других крестьян с «обществами» в источниках позволяет говорить об устойчивом образе крестьян как членов самоуправляющихся общин.

Афонасий Петрович Губанов – последний городской староста Туруханска. 1917 г.

Фотограф А. Я. Тугаринов. КККМ НЕГ 7033. ГК № 39177765

«Общество» имело в сознании старожила конца XVIII – второй половины XIX в. все компоненты системной единицы освоенного «микрокосма». В «обществе» были представлены: «законодательная» власть – «сход» («общественное согласие»), исполнительная власть – выборная администрация (старшины, «кандидаты»), высший контрольный орган – «совет стариков», податно-фискальная структура (различные комиссии), суд и законы (сход, нормы обычного права), места «заключения» – «чижовка», «кутузка» – и прочие элементы.

Член «общества» представал в лице «бойца» или «полубойца» (налогоплательщики), домохозяина, имеющего право голоса на сходе, право выбирать и быть избранным на различные должности. Одновременно он имел строго определенные обязанности перед «обществом».

Таким образом, в понятие «общество» закладывалось представление о целостной сфере организации жизнедеятельности как замкнутой ячейке, корпорации «своих» полноправных членов социума. В течение длительного периода отношения между старожилами строились на условиях выраженного взаимосогласия и «добрых отношений» к «своим». Об этом красноречиво свидетельствуют опубликованные воспоминания старожила Н. Чукмалдина, относящиеся к середине XIX века: «В Сибири… всякие расчеты оканчивались на оговоренных условиях, всегда добросовестно и верно. Деревенский мир и каждый крестьянин… сохраняли добрые отношения только между собою…[245]245
  Чукмалдин Н. М. Мои воспоминания. СПб., 1899. С. 59.


[Закрыть] В ангарских селениях было принято производить наем на сроковую работу без письменного оформления, «по рукобитию». Однако если работник разрывал договор, то выплачивал хозяину определенную сумму[246]246
  ГАКК. Ф. 793. Оп. 1. Д. 2. Л. 17, 74.


[Закрыть]. «Вообще, обманывать своего же брата-крестьянина считалось делом бесчестным», – отмечает историк Н. А. Миненко[247]247
  Миненко Н. А. Живая старина: Будни и праздники сибирской деревни в XVII – первой половине XIX в. Новосибирск, 1989. С. 95.


[Закрыть].

Образ общины как «своего мира» мотивировал установки поддержания высокого уровня нравственности и порядка в селениях. В картине мира крестьян-старожилов неразрывна ценностная взаимосвязь – высокий уровень нравственности в «обществе» зависит от уровня нравственности ее членов. Категории людей, которые для общины представлялись не просто бесполезными, но именуемые как «порочные», зафиксированы в приговорах многих «обществ». В частности, старожилы Канского уезда указывают, что «лица эти полезными обществу быть не могут». И далее в качестве «порочных» черт характера выделяют «дурное поведение», «ссорливость в обществе», «развратную жизнь», образ жизни «ленивцев» и «гуляк»[248]248
  ГАКК. Ф. 546. Оп. 1. Д. 408. Л. 4–5.


[Закрыть]. Достаточно сложно систематизировать все элементы «нравственности» или «порочности», но выражались они в наборе принятых в данной общине правил, обычаев и качеств личности. Главное, человек должен быть «полезным».

Известно, что у приенисейских крестьян в числе наиболее строгих и полезных правил было поддержание чистоты. В первой половине XIX в. в селениях Енисейской губернии ежегодно выбирались на сходах от женщин и мужчин «выборные для смотренья чистоты»: «Деревни Дрокиной Заледеевской волости… для смотренья чистоты Анна Иванова Быкасова доброго поведения»; «д. Емельяновой… за чистотою и опрятностью дворов и улиц выбрана Настасья Яковлева Орешникова, которыя поведения добропорядочного и означенную службу нести способна»[249]249
  ГАКК. Ф. 344. Оп. 1. Д. 671. Л. 46.


[Закрыть]. Как видим, понятия «добропорядочность», «поведение доброе» близки понятию «чистота» в картине мира приенисейских крестьян. Наоборот, «нечистотка поведением своим позорит общество». Источники по Заледеевской волости и по прошествии четырех десятилетий по-прежнему отмечали, что «к нечистоткам перед праздниками снаряжаются женщины за плату для наведения порядка, чтобы те не позорили нашего селения перед чужими людьми»[250]250
  ГАКК. Ф. 595. Оп. 47. Д. 47. Л. 8.


[Закрыть]. Декабрист А. П. Беляев с восторгом и удивлением отмечал, что в селениях Енисейской губернии «довольство и необыкновенная чистота, даже в самых небольших избах»[251]251
  Беляев А. П. Из воспоминаний декабриста о пережитом и перечувствованном // Писатели-декабристы в воспоминаниях современников. Т. 2. М., 1980. С. 233.


[Закрыть]. Естественно, поддержание порядка и опрятности являлось важнейшим социально значимым качеством. Современники отмечали, что в Сибири понятие «чистота» близко нормам обычного права: «Не вымыть пол к праздничному дню есть почти преступление»[252]252
  Крестьянство Сибири в эпоху феодализма… М., 1978. С. 389.


[Закрыть]. Как важнейшие компоненты самосознания, «свой» мир и «свое общество» были окультуренными анклавами в окружении «хаоса», «зла». Можно отметить, что «хаосу», «злу» соответствовали знаковые образы «грязного», «неопрятного», «расхристанного, в лохмотьях» и пр. Исходя из этого, знаковые элементы «освоенного» включали в себя чистоту, порядок, «степенное» поведение. Поэтому важнейшим условием сохранения своего миропорядка являлось «фанатичное устремление» к чистоте и порядку.

МИР СТАРОЖИЛОВ И ПЕРЕСЕЛЕНЦЕВ

«Крестьяне-старожилы – такие крестьяне, которые родились уже в Сибири в данной общине. При этом все равно, были ли их родители поселенцы, или тоже старожилы, были ли они новоселы…» К старожильческим причислялись новые деревни, «образовавшиеся более 25 лет». Старожилами числились «добрые переселенцы, прожившие здесь не менее 25 лет, а поселенцы – более 50 лет, имеющие внуков рабочего возраста. Для всех нужен совершенный достаток для полной экономической ассимиляции их со старожилами».

Крестьянин-этнограф с. Курагино Минусинского уезда Ф. Ф. Девятов: «Здесь наибольшее количество земли разрабатывают не те семьи, которые имеют сэкономленный труд или капитал, а те, у которых больше рабочей силы. Таким образом, здесь наибольшую пользу получает не разбогатевший мироед, а лучший крестьянин-домохозяин^ Хорошо и выгодно жить в большой семье. Здесь не выработался тип мироеда, и зажиточный крестьянин продолжает быть всеми уважаемым человеком».

«К старожильческим причислялись новые деревни, образовавшиеся более 25 лет». Старожилами числились «добрые переселенцы, прожившие здесь не менее 25 лет, а поселенцы – более 50 лет, имеющие внуков рабочего возраста. Для всех нужен совершенный достаток для полной экономической ассимиляции их со старожилами».

«В с. Кежма Енисейского уезда в начале ХХ в. было 272 двора, 15 фамилий. Из них: 55 – Брюхановы, 43 – Кокорины, 19 – Лушниковы, 12 – Суздалевы и др. В д. Усольцево 58 дворов: 32 – Усольцевы, 19 – Привалихины, 4 – Верхотуровы и др.»

Один исправник жаловался в письме к губернатору на «пагубный разврат» крестьян-общинников в селениях Минусинского уезда. Его поражало то, что здесь крестьянки носят «драповые кофточки последней парижской моды в 35–40 руб., башмаки рублей в 8, лакированные калоши», и просил принять меры…

Из кн.: Материалы по исследованию землепользования и хозяйственного быта сельского населения Иркутской и Енисейской губернии. Т. IV. Иркутск, 1893.

Представления о «характерных чертах своей общности, традициях, обычаях» опирались на механизм воспроизводства данного адаптированного самосознания в новых поколениях старожилов. Естественно, важнейшая роль в воспитательно-социализирующем воздействии на крестьянскую молодежь отводилась «обществу». Наиболее полно данная функция исследована новосибирским историком В. А. Зверевым в работе «Дети – отцам замена: воспроизводство сельского населения Сибири (1861–1917 гг.)[253]253
  Зверев В. А. Дети – отцам замена: воспроизводство сельского населения в Сибири. Новосибирск: НГПИ, 1993.


[Закрыть]. «Очень мощным средством было… общественное мнение. Оно склонно было одобрять поведение, ориентированное на традиционные образцы: „как наши старики жили“… В процессе общения „мир“ давал оценку качествам личности всех своих членов, каждому их поступку»[254]254
  Там же. С. 173.


[Закрыть]. Исследователи признают, что особенностью сибирской общины было минимальное вмешательство в семейное воспитание при возложении данной обязанности на отца-домохозяина[255]255
  Зверев В. А. Дети – отцам замена… С. 174; Чудновский С. Л. Алтайская поземельная община. С. 185–186.


[Закрыть].

Проанализированные нами приговоры сходов ряда общин Енисейской губернии доказывают, что вплоть до последней трети XIX в. институт общественной социализации сирот действовал стабильно. Общественные социализирующие функции осуществлялись в полном объеме по смерти обоих родителей и при отсутствии близких родственников. Опекун назначался сходом «из тверезых» крестьян, «состоятельных и с хорошей репутацией». В случае смерти отца в приговорах сходов в роли опекуна традиционно фигурировала мать[256]256
  ГАКК. Ф. 609. Оп. 1. Д. 626. Л. 5, 6, 11.


[Закрыть]. Опекун обязан был отчитываться ежегодно перед сходом «о состоянии имущества семьи и приобщении детей к труду и молитвам». По результатам обследования крестьянского сословия 1890-х гг. был сделан вывод о том, что «правильные опеки… составляют редкие исключения» и все большую роль играет личная выгода[257]257
  Материалы по исследованию землепользования и хозяйственного быта сельского населения Иркутской и Енисейской губерний. Иркутск, 1893. Т. II. Вып. 2. С. 170.


[Закрыть]. Приводимое замечание об ослаблении «учета и контроля опекуна со стороны общества» в последней четверти XIX в. веско свидетельствует о снижении позитивного нравственного воздействия общины. В общественном мнении крестьян приютить сироту считается долгом «общества», но во взаимных отношениях опекуна и общины «заметно больше эгоизма, чем альтруизма», – подчеркивает В. А. Зверев.

Во взглядах на нарушение «писаных» законов крестьянское сознание усматривало «сложившиеся обстоятельства для нещастного», но за нарушение норм традиционного «обычного» права вина, прежде всего, возлагалась на нерадивых «родителёв». Общество укоряло их за «послабление строгостей», «попустительство», помятуя, что раньше «дети родителёв слушались, народ был не праздный, не шатающийся».

Институт общественной социализации молодежи не только наказывал, но и стремился защитить крестьянских детей своего «общества», совершивших серьезный проступок. Типичным является приговор схода с. Даурского Балахтинской волости (1876 г.) «Об ответственности за крестьянского сына Евдокима Карташева», которого все оценили как «оступившегося». Но сход принял «во внимание к молодости испытанного ареста, который может послужить уроком к исправлению» поведения крестьянского сына[258]258
  ГАКК. Ф. 344. Оп. 1. Д. 671. Л. 38.


[Закрыть].

АТТЕСТАТ БЛАГОДАРНОСТИ СТАРОСТЕ ОБЩИНЫ ЗА ОТЛИЧИЕ…

По окончании срока в должности старосты сход благодарил за честное и добросовестное исполнение обязанностей: «Вел себя добропорядочно, к подчиненным ему относился благопристойно, ласково и снисходительно. В разбирательстве соблюдал долг присяги. Представлял и сдавал деньги исправно. Предобижденьев ни от кого не принимал и никому не чинил, и жалоб на него ни от кого не принесено, поэтому и заслужил себе справедливую от общества благодарность, которого впредь принимать в мирских светах за достойного в чести человека». Аттестат выдан в 1820 г. крестьянину Леонтию Фефелову.

К гарантам сохранения уклада жизни и традиционных взаимоотношений крестьянское самосознание относило общинное самоуправление. Как и в целом по Российской империи, приенисейские крестьяне из своей среды избирали старост и старшин, окладчиков и счетчиков, сотских и десятских, различных сторожей. Избранные крестьяне обеспечивали стабильность и порядок в общине, регулировали взаимоотношения по «своим», «заветным», нормам и правилам. Для нас важно выяснить, что обычно-правовые нормы соотносились с представлениями о критериях стереотипов-свойств субъектов общественных служб в условиях непрерывной адаптации к меняющимся факторам в течение 60-х гг. XVIII – 90-х гг. XIX в. Не менее важно проследить эволюцию ценности общинного самоуправления в картине мира старожилов.

Еще во 2-й половине XVIII – 1-й половине XIX в. общественная должность воспринималась как доверие (см. в «Наказах» – «поверенный»), как «присяжная должность» обществ[259]259
  Крестьянская община в Сибири XVII – начала XX в. Новосибирск, 1977. С. 153.


[Закрыть]. Надо заметить, что в тот период в оценочных представлениях приенисейских крестьян общественная служба не входила в «круг работ». Несмотря на стандартные тексты приговоров, «формулы доверия связаны с бытовавшими оценками»[260]260
  Там же. С. 35–37.


[Закрыть]. Для оценивания стереотипов-свойств носителей общественных должностей в качестве типичных приведем свидетельства приговоров крестьянских «обществ». При избрании в 1819 г. крестьянина д. Устинова Заледеевской волости Е. Поспелова на должность волостного старшины отмечалось, что он «поведения доброго и серьезного, имеет домохозяйство, скотоводство и хлебопашество»[261]261
  ГАКК. Ф. 609. Оп. 1. Д. 626. Л. 11.


[Закрыть]. В 1862 г. в приговоре схода записано, что А. Григорьев, десятник из д. Воробино Сухобузимской волости, «поведения хорошего, под судом не был, имеет домообзаводство, веры православной»[262]262
  Там же.


[Закрыть].

В конце XIX в. для обживания переселенцу требовалось в целом не менее 450500 руб. Из них: для возведения или покупки дома и построек, заведения рабочего и домашнего скота до 250 руб. Для покупки рабочего инвентаря и орудий труда – до 130 руб. Для обустройства дома и пропитания в первые два года на сибирской земле было необходимо еще около 120 руб.

Из мирского приговора: «С. Балахтинского государственные крестьяне приговорили к причислению нашего общества… Федора Полежаева с женой Ириной Ивановой, дочерью Авдотьей, так как он проживает в нашем селе, имеет домообзаводство и хлебопашество… поведения хорошего, веры православной, для наделения участком земли достаточно…»

Благодаря нравственным качествам избранным лицам делегировалось право применения наказания в отношении нарушителей общественных порядков и право вынесения общественного порицания от имени «мира»[263]263
  ГАКК. Ф. 244. Оп. 1. Д. 87 и др.


[Закрыть]. Согласно нормам крестьянской морали, этим правом могли обладать действительно высоконравственные личности. В противном случае «должностная» критика воспринималась на уровне сибирского афоризма: «Осудила чурку палка». Все возникающие конфликты между членами своего «общества» воспринимались в «картине мира» как нарушение стабильности и порядка. Поэтому понятны истоки формулировок в приговорах о разрешении конфликта «миролюбивым соглашением»[264]264
  ГАКК. Ф. 793. Оп. 1. Д. 2. Л. 33, 35, 46 и др.


[Закрыть]. Крестьянское сознание выделяло приоритеты «присяжных» в «обществе»: выборные лица не должны были «своевольничать», игнорировать традиции. Общественное мнение строго контролировало поведение и исполнение обязанностей «выборными».

О жестком контроле общины над соблюдением «выборными» лицами нравственных принципов при служении «обществу» свидетельствует любопытный документ. Это одно из первых свидетельств ослабления требований схода к претендентам на ответственные должности. В 1857 г. зафиксирован случай рукоприкладства «в пьяном виде» старшины с. Атамановского Сухобузимской волости С. Тюменцева. Крестьяне-общинники на сельском сходе единогласно ходатайствовали перед волостным правлением о наказании и отрешении от должности, чтобы «не позорил общества». Волостной сход не только принял соответствующее решение, но и обратился к губернским властям: «Старшину Тюменцева просим подвергнуть высшей мере <…> наказания» (предварительно зачеркнуто слово «взыскания»). В мотивационной части рапорта самокритично и с сожалением сход отметил, что выбранный ими старшина «ранее подвергался замечаниям в пьянстве, нерадении и беспечности по службе, и произведенное… внушение, напротив, усилило… наклонность к самодурству и противозаконным действиям»[265]265
  ГАКК. Ф. 546. Оп. 1. Д. 280. Л. 1–8.


[Закрыть]. Сопоставление позиции данного источника с самооценкой крестьянских детей, спустя полстолетия фигурирующих как постоянно «по пьянству мелочно» нарушающих правила, позволяет сделать еще один вывод. В картине мира крестьян середины XIX в. при вынесении сходом единогласного приговора негативная оценка пьянства признавалась «отягчающим вину обстоятельством». К началу XX в. в самосознании старожилов появилась выраженная снисходительность и установка на «порицание на сходе», «беседы старосты» или оправдание поступка, совершенного «в пьяном виде и по глупости». Как видим, падение нравственности в среде сибирской молодежи вызвано и резким снижением традиционных «дедовских» критериев «правильного человека».

Жители деревни Пьянково Канского уезда. В первом ряду – камасинцы. 1925 г.

Фотограф А. В. Кудрявцев. КККМ НЕГ 6309. ГК № 20231076

В самосознании приенисейских крестьян, в представлениях о специфике коллективных форм социальной жизни вплоть до второй половины XIX в. выборная должность сохранялась как «присяжная должность» общества. Но в последней трети XIX в. в сознании крестьян Енисейской губернии появляются представления о непременной обязанности службы «обществу» в контексте «круговой поруки». При увольнении от должности «кандидата д. Ильинской Прокопия Васильева Потылицына» в 1868 г. по причине переезда в другое село «непременным» условием становится «замещение избранного на эту должность его брата, крестьянина Степана Васильева Потылицына[266]266
  ГАКК. Ф. 344. Оп. 1. Д. 671. Л. 34.


[Закрыть]. Мы отметили появление в волостных документах как новых формулировок, так и в характеристиках – новых привествуемых качеств должностных лиц. При избрании кандидатом (заместителем) старшины с. Дербинского Балахтинской волости Гаврила Ильина Колегова в приговоре особо выделено, что в нем «есть качество обязательности»[267]267
  ГАКК. Ф. 546. Оп. 53. Д. 530. Л. 54.


[Закрыть]. В том же 1876 г. в одном из крестьянских общественных приговоров появляется дополнение: «За благонадежность при исполнении службы мы ручаемся, и в случае растраты им казенных сумм мы ручаемся… принимаем ответственность на себя»[268]268
  ГАКК. Ф. 344. Оп. 1. Д. 671. Л. 3.


[Закрыть]. Сообщинники в знак уважения и сохранения достоинства выбранного человека записали в приговоре «за благонадежность мы ручаемся…», но долю ответственности при этом приняли на себя. В том же 1876 г. в процессе согласования множества мнений (крестьян трех селений Балахтинской волости) при избрании «доверенного по общественной гоньбе» встал вопрос о «справедливости к крестьянам и честности за казенные деньги». То, что крестьяне долго спорили о выборе «благонадежного» человека, зафиксировано в приговоре: «…имели между прочими крестьянами долгое суждение об избрании… Игнатия Иванова Полежаева»[269]269
  ГАКК. Ф. 344. Оп. 1. Д. 761. Л. 16.


[Закрыть].

Группа переселенцев в селе Бирюса. 1920-е гг.

Фотограф А. С. Сыромятников. КККМ НЕГ 2675. ГК № 17803242

В последней четверти XIX в. выявляется снижение ценности общинного самоуправления в самосознании приенисейских крестьян. Источники зафиксировали и установки сознания на минимализацию обязанностей крестьян в «согласительном» типе отношений с «обществом». Волостные старшины и кандидаты начинают неоднократно обращаться с просьбами о различных послаблениях в несении общественных служб, «дабы укрепить свое хозяйство». Старшина Исай Григорьев Ермолаев так обосновал свою просьбу в 1876 году: «Дабы направить и не уронить хозяйство, я имею честь просить отпуск с августа по 15 октября»[270]270
  ГАКК. Ф. 344. Оп. 1. Д. 671. Л. 2 об.


[Закрыть]. Едва намечавшаяся угроза домохозяйству заставляла крестьянина полностью отказываться от исполнения общественной должности. В 1879 г. «кандидат волостного старшины Ключинской деревни Балахтинской волости… по наставшему одиночеству и расстраивающему хозяйству, которое может прийти в совершенный упадок», был поддержан в просьбе односельчанами и переизбран. Новый кандидат избран с условием, что «может исполнять должность без утруждения своего хозяйства»[271]271
  ГАКК. Ф. 344. Оп. 1. Д. 671. Л. 4.


[Закрыть]. С аналогичной просьбой с таким же обоснованием обратился к сходу кандидат сельского старшины Иннокентий Сешнев: «…просил нас избрать вместо него по случаю болезни и взятия его брата в военную службу, дабы требует хозяйство его поддержки и не пришло в крайнее разорение[272]272
  ГАКК. Ф. 344. Оп. 1. Д. 671. Л. 7.


[Закрыть].

Таким образом, в источниках последней четверти XIX в. зафиксировано превалирование индивидуально-семейных ценностей над общественными в картине мира приенисейских крестьян. Данное явление подтверждает общую тенденцию в ориентации крестьянского хозяйства на рынок под воздействием факторов индустриальной модернизации. Снижение ценности общественных служб в ментальных представлениях крестьян-старожилов подтверждается и новыми, менее серьезными требованиями к возрасту мужчин, избираемых на общественные должности. Если в начале XIX в. на ответственные службы на сходах избирались лица не моложе 40–45 лет, то теперь нередки 26–30-летние сельские старшины и кандидаты[273]273
  ГАКК. Ф. 595. Оп. 46. Д. 29. Л. 119.


[Закрыть]. Впрочем, если для выборных лиц вопрос вставал об обращении с крупными суммами «казенных» или «обчественных» денег, по-прежнему оговаривались качества «честности» и возраст 40–45 лет.

Источники доказывают, что в последнее десятилетие XIX в. термин «общество» применяется все более по отношению к выборной администрации. Когда крестьянину И. Е. Е. из ангарской д. Заимской в результате неточного наделения землей «была нанесена обида», он подал иск в волостной суд на сельское общество (!), ввиду того что его «обделили на ⅛ десятины». Общинная администрация (ответчик) признала ошибку и просила суд вынести решение: «В будущем 1890 году выдать истцу земли в удвоенном количестве, то есть не ⅛, а ¼ десятины» в знак «признания вины». Аналогичное признание представлений о равенстве юридических прав находим во многих других судебных документах. В 1891 г. произошла потрава посевов крестьянина по вине «общества», так как последнее «не обеспечило сохранности поскотины вокруг деревни». Оно и возместило домохозяину нанесенный ущерб[274]274
  ГАКК. Ф. 793. Оп. 1. Д. 298. Л. 49.


[Закрыть]. Эволюция оценки «общественных служб» от «присяжной» должности к «обязанности» завершается тем, что в 90-х гг. XIX в. начинает превалировать негативное отношение к ним как «виду повинности»[275]275
  Материалы по исследованию землепользования и хозяйственного быта сельского населения Иркутской и Енисейской губерний. Иркутск, 1893. Т. IV. Вып. 5. С. 300.


[Закрыть]. Окончательно негативное восприятие общинных должностей закрепилось в сознании в годы Первой мировой войны, когда выборная администрация общин была прямо вовлечена государством в выполнение насильственных фискально-репрессивных мероприятий. Прекрасный знаток крестьянской жизни этого периода, один из лидеров сибирских эсеров Е. Колосов отмечал, что к 1917 г. в Енисейской губернии «выбирали на общинные должности» в отместку, желая «насолить» кому следует, кто в неприязни у «общества»[276]276
  Колосов Е. Е. Сибирь при Колчаке. Воспоминания, материалы, документы. Былое, 1923. С. 26.


[Закрыть].

Сельские старосты. В центре – крестьянин Гавриил Лазицкий. 1890–1900-е гг.

КККМ ОФ 4999/3. ГК № 26894468

ПРИЧИСЛЕНИЕ К ОБЩИНЕ. МИРСКОЙ ПРИГОВОР

«Мы, нижеподписавшиеся, Енисейской губернии Ачинского уезда Ужурской волости деревни Соксинской крестьяне, не бывалые под судом, будучи на мирской сходке, учинили сей приговор 1876 года марта 28 дня, о приеме Захара Васильева Власова 24 лет с женою Анной Филипповой 21 года и рожденными… Авдотьей 4 лет, Марией 1,5 года и матерью Феедосьею Матвеевой Власовой 70 лет в среду нашего общества. Казенный крестьянин Захар Васильев Власов, проживая в нашей деревне, ведет себя прилично, под судом не был, завел себе домообзаводство… Приговорили: принять <…> в среду нашего общества на всегдашнее жительство».

За причисление в «общество» крестьянин-переселенец платил:

Таким образом, с позиций установок этнических констант выборная общинная власть в сознании сибирских крестьян-старожилов вначале была неотъемлемой частью компонента «мы», затем переместилась в содержание компонента «условия…». Представления картины мира крестьян-старожилов о функциональном предназначении общины базировались на постулате «пользы» при взаимодействии с внешним миром. Осознавая общину как корпоративное объединение, картина мира крестьян-старожилов выделяла лиц на границе взаимодействия с внешними факторами, то есть тех, кому делегировалось право представлять «общество». «Общество» на стадии оформления из большой патриархальной семьи («однопородной деревни») соответствовало компоненту «мы». Первоначально «присяжная» должность являлась важным «условием…» защиты корпоративных интересов всего «мира». Во второй половине XIX в. содержание компонента «мы» все более начинает включать в себя не столько общину, сколько семью и родственников. Следовательно, избрание на должность означало временный уход за пределы «своего» мира в состав власти. «Общество» начинает соотноситься с компонентом «условий…» обеспечения стабильности мира. В данной связи термин «общество» олицетворяет вначале сход, затем представителей волостной и сельской власти. В конце XIX в. в ментальных оценках старожилов волостные и сельские старшины эволюционируют в состав элементов государственной структуры управления. Мирские должности воспринимаются в картине мира не иначе как «повинности». На основе оценок Е. Колосова лица, избранные на выборные должности по признакам неприязни «у общества» в начале XX в., более соответствовали по своим качествам компоненту «они». Естественно, и функция «служения обществу» к концу XIX в. более замещается мотивацией личных и семейно-корпоративных установок, в том числе корыстных.

С «пограничных» позиций самосознания важное место в представлениях о «чести общества» занимали традиционные установки на избавление от «порочных» крестьян и поселенцев, позоривших крестьянский коллектив. Испытанным методом являлось изгнание их из селения по решению схода. Так, в 1887 г. старожилами д. Скрипочниково Ачинского округа был выселен «крестьянин из поселенческих детей Семен Данилов Ильин за казнокрадство и кражу имущества инородца Кукарцева, нашего сообщинника». Приговор сельского схода гласил: «Мы, принимая во внимание, что [Ильин] поведения неодобрительного, занимающийся постоянно кражами, пьянством и вообще развратной жизнью… не может быть больше терпим в нашем обществе». Крестьяне подчеркивали, что «хотя мы и принимали меры к исправлению поведения, но все это осталось безуспешным…[277]277
  ГАКК. Ф. 595. Оп. 46. Д. 53. Л. 2, 3, 3 об., 37.


[Закрыть]. В данном случае интересы «инородца», члена общины, оказались защищены, так как он был «свой» по нравственному поведению, в отличие от Ильина. Поэтому наряду с указанием происхождения данного крестьянина (из поселенческих детей) оговаривается мотивация наказания из-за дальнейшей его «нетерпимости в обществе».

Персонал Большеулуйского волостного правления. До 1914 г.

На столе стоит треугольная призма, увенчанная двуглавым орлом с тремя указами Петра I на гранях. Зерцало было непременной принадлежностью каждого присутственного места и символом государственной власти в нем.

Фотограф Н. А. Пикулевич. КККМ НЕГ 4620. ГК № 38007516

С позиций негативной ментальной оценки поведения человека типичным является приговор сельского схода с. Емельяново Заледеевской волости о выселении поселенца Петра Кунгурова: «В деревне не имеет домообзаводства, определенных занятий, замечен неоднократно в худых поступках и за покушение на изнасилование». В декабре 1895 г. волостной сход утвердил решение сельского обществ[278]278
  ГАКК. Ф. 595. Оп. 28. Д. 53. Л. 1–17 об.


[Закрыть]. Здесь на первом месте стоит ментальная оценка неприятия не только поступков поселенца, но, более того, отсутствия «домообзаводства и определенных занятий». Это свидетельство нравственной оценки человека «обществом» по его отношению к труду.

Крестьяне-переселенцы Минусинского уезда у временного жилья. Начало ХХ в.

КККМ

При этом широкий круг архивных источников отражает выраженную тенденцию роста числа дел «о выселениях» в течение исследуемого периода. В архивных источниках первой половины XIX в. мы находим единичные приговоры сельских и волостных сходов данной тематики, в основном касающиеся ссыльнопоселенцев. Количество приговоров о выселении «крестьян и переселенцев порочного поведения» из старожильческих селений Енисейской губернии резко возросло в конце XIX в.[279]279
  Например: ГАКК. Ф. 609. Оп. 1. Д. 1348 (1833 г., «О поселенцах худого поведения»); Там же: Ф. 608. Оп. 1. Д. 3984 (1842 г., «О выселении порочных людей из поселения»); Там же: Ф. 344. Оп. 1. Д. 133 (1837 г., «О высылке порочных и взысканиях»).


[Закрыть]