Текст книги "На Сибири мы сибиряки"

Заключение

Дорогой друг, вот и завершаются наши очерки о Сибири и сибиряках, «стариках» наших, «зарывных в трудах», «правильных по жизни» в мыслях и поступках, со сложным и противоречивым в оценках сибирским характером. Много лет – всю сознательную жизнь, а может, и неосознаваемо с детских лет – мне выпала честь идти непроторенной тропой исторической этнопсихологии. Пока еще не дорогой, но тропой междисциплинарной науки в наложении истории, этнологии, психологии. Науки, появившейся на свет благодаря во многом трудам доктора исторических наук Светланы Владимировны Лурье, ушедшей из жизни в 2021 году в городе высокой науки, Санкт-Петербурге. Светлая память учителю, коллеге и единомышленнику…

Погружение в опыт междисциплинарной реконструкции сознания человека прошлых веков доказывает, что мысль, духовные ценности и поступки представляют собой устойчивый «нематериальный базис» истории, культуры, традиций любой общности. В наших научных изысканиях были впервые подняты проблемы психологической адаптации русского населения к факторам окружающей среды Сибири и, взаимно, адаптации сибирского края к традиционной этнической культуре русских и многих десятков народов нашей Евразийской России. Мы ставили задачу выявить роль и значение психологических факторов и оснований в становлении сибирского земледелия; адаптированных к вызовам Сибири социальных отношений «нероссийского» типа, в формировании духовной культуры полиэтнического населения во главе с русскими сибиряками. Важной задачей стало введение в историческое исследование термина «сибирский характер» и единого проблемного поля истории, этнологии, психологии. Ибо, как говорили классики «новой исторической науки», нет проблемы – нет науки. Для этого мы предложили в качестве базовой следующую дефиницию термина: сибирский характер – это исторически сложившаяся совокупность устойчивых психологических черт, ценностей и традиций, темперамента представителей сибирского субэтноса, определяющих манеру их поведения и типичный образ действий и проявляющихся в их отношении к окружающему миру стереотипах поведения в социуме. Исследования выполнены благодаря научно обоснованной и осмысленной дефиниции ключевого понятия «традиционное сознание» и поэлементному анализу его компонентов.

Постановка вопроса о технологии реконструкции субэтнического характера старожилов-сибиряков заставила обосновать историчность междисциплинарного исследования. Исторически этнокультурные и психоментальные понятия шли во взаимосвязи двух динамичных событий в истории русского народа – процессов обживания славянами Восточно-Европейской равнины в VII–XIII вв. и освоения Сибири в XVII–XVIII вв. Технология освоения сибирского края была основана на «проигрывании» истории на опыте культурных традиций, заложенных на территории Восточной Европы «по старым сценариям» VII–XII вв. Историческая реконструкция была выполнена в синтезе совокупных неосознаваемых представлений и архетипов «этнических констант» и ускоренной рационализации сознания в установках прагматичного поведения сибирских старожилов. В процессе комплексной адаптации сознания русских сформировалась новая ментальность сибиряков, влиявшая на труд, повседневную жизнь и культуру субъектов истории.

Изучение динамики формирования потомственного старожильческого населения в течение XVIII в. позволило нам сделать вывод о правомерности выделения 60-х гг. XVIII в. в качестве нижней границы исследования. Именно в 1760-х гг. в Центральной Сибири закончилось формирование костяка русского старожильческого населения, составлявшего 75 % от общего числа учтенного населения.

Под действием факторов «новозанятого края» в течение XVII–XVIII вв. проходил процесс взаимного приспособления социума русских крестьян и среды, результатом которого стало формирование нового «месторазвития» новой идентичности и самосознания старожилов. Традиционное сознание субъектов освоения Сибири содержало совокупность ценностей «картины мира», адаптированных традиций обычного права, материальной и духовной культуры. При этом адаптация приняла для сибиряков непрекращающийся процесс выработки ответов на вызовы: сначала природно-климатические и этнокультурные, позднее постоянных потоков «российской» культуры ссыльных, переселенцев от «самоходов» до «столыпинских» и, наконец, – вызовов капиталистической модернизации.

Общность процессуальных характеристик взаимодействия компонентов этнического сознания и окружающей среды позволила доказать, что наиболее архаичные традиции и достижения культуры, несколько столетий назад служившие условием освоения новых земель, были востребованы в Сибири. Процесс адаптации и формирования сибирского «месторазвития» проходил в поле оппозиции архетипных образов «добра» и «зла». Этнические константы в традициях материальной и духовной культуры позволяли анализировать незнакомые объекты, нейтрализовать экстремальные факторы среды и формировать адекватные стереотипы поведения. При этом все физические, материальные действия даже по отношению к мифологическим, иррациональным объектам носили выраженный рациональный характер.

Это коренным образом отличает традиционную русскую этническую и адаптированную старожильческую ментальность.

Благодаря отработанному механизму повторяемости «типологически сходных культурно-исторических ситуаций» русским людям в Сибири удалось сохранить и развить старинные этнические традиции, фольклор, обычаи и обряды. В первую очередь, здесь потребовались архаичные сюжеты древних мифов, проигрывавшиеся по «близким сценариям». Они формировали установки «чертежа» при захватном землепользовании, взгляд на собственность, ежегодное проигрывание «конца мира» и его спасения, отход к превалированию первенства личности перед «обществом». Взаимосообразные процессы усиления отдельного домохозяйства, индивидуализма и ослабления роли условий защиты своего мира со стороны общинной формы социального структурирования приводили к переоценке роли личности, семьи и общины в картине мира. Если в российской общине община служила условием благополучия семьи, то в сибирской, наоборот, от степени зажиточности и стабильности большой крестьянской семьи зависело благополучие, социальный мир и согласие в общине.

Община служила в системе ценностей условием защищенности от вмешательства извне, регулятором взаимоотношений и гарантом сохранения традиций обычного права. «Общество» социализировало в последующих поколениях адаптированную культуру, систему ценностей своего мира.

В русле сценария «освоения» для крестьянского сознания домохозяйство становилось показателем способности человека обустраивать «свой» мир. Поэтому труд в картине мира возвращался к древней сакральной функции творения мира. В процессе взаимной адаптации произошла переоценка русских традиций землепашества. Материальное производство и объекты созданного мира – цикл земледельческих работ, дом, подворье, предметы интерьера – все насыщалось символикой, истинное значение которой выходило за пределы реальности сознания. Так как по-прежнему в традиционном сознании крестьян ритуал порождал технологию труда, то наиболее сакральными являлись процессы пахоты деревянным «сабаном» и ручного сева вплоть до 1920-х гг. Архаичная установка сознания на сферичность мира обусловливала специфику защиты «своих миров»: человека, жилища, дворов на усадьбе, хозяйственно-жилой инфраструктуры селения в границах «поскотины» и общинных земель по «граням». Рядом были еще «верхний и нижний миры», «мир предков», «домового» и др. Мы выяснили, что взаимоотношения «миров» также имели архаичные основания, но организованы по правилам вполне рациональных установок действий.

Новый образ труда, следование традициям хозяйствования и строгим предписаниям ритуалов порождали высокую результативность земледелия. Это, в свою очередь, трансформировало и закрепило в системе ценностей социальный идеал зажиточности, скупости, рациональной организации образа жизни в границах «своего мира». В сибирских условиях русские люди получили возможность реализовать социальный идеал благополучия на основе свободного труда. Зажиточность в «обществах» приветсвовалась: она была одним из социализирующих факторов и критерием оценки личности. Важную роль играла постоянная демонстрация результатов хозяйствования, материального благополучия, своей социальной значимости. Поэтому такие внешние оценки черт характера сибирских крестьян, как накопительство, скупость, стремление к наживе, нами оцениваются в качестве позитивных черт сибирского характера.

Закрепившиеся в ментальности сибиряка традиционные установки на невмешательство и индивидуальное благополучие домохозяйства воспринимались негативно со стороны чиновников, части публицистов, политических ссыльных, переселенцев. Представители различных сословий в условиях уравнительной российской ментальности критиковали зажиточного старожила за «алчность, расчетливость и эгоизм». Однако это является показателем адаптированности к адекватным экономическим, политическим, социальным факторам рыночной среды второй половины XIX в. Свобода, в контексте данных представлений, была свободой поведения домохозяина в пределах приобретенного права на определенное нестандартное поведение.

Таким образом, в ценностной картине мира «богатство, созданное преобразовательным трудом, – один из самых важных атрибутов социального престижа» крестьян-старожилов. В мире, живущем по типологическим правилам традиций, установки поведения, идеалы личности «не потому значимы, что полезны, но полезны, потому что значимы». Постулат объясняет истоки мировоззренческого обоснования «праведности» богатства в картине мира старожила. Значимость позитивных результатов определяла пользу труда, существенно влияла на самоуважение и достоинство личности. В моральных установках – «труд есть условие права на увеселение пиром».

На основе анализа ритуально-обрядовой значимости исследованы мировоззренческие представления о религиозности крестьян-старожилов. В системной эволюции религиозных воззрений и обрядовых действий мы выявили как наложение языческих и православных представлений, так и замену последних более «заветными» архетипными элементами, взаимодействие параллельных ритуалов, переходы от одной «веры» к другой в зависимости от потребностей. В результате «наслаиванья» языческих верований на «трансформируемую православную веру» сформировалась целостная система «народной веры».

Мы установили, что языческие компоненты превалировали или часто замещали символику и содержание компонентов православной веры. Постоянное изменение конфигурации «вер» и использование их в целях констатации явлений окружающего мира предоставляли возможность более адекватно согласовывать инструментарий взаимодействия с рациональными или иррациональными объектами мира. Так как в субъективной «картине мира» «центральная зона» определяет положение и роль человека в реальном мире, то в нашей реконструкции образа и назначения человека окружающий мир действительно представлялся сферой формирования «порядка», полем борьбы «добра» и «зла».

Адаптация сибиряков в «своем» рационально-иррациональном мире отразилась в формировании «свежего» ума, умений точного и правдивого анализа ситуации и словесного оформления. «Понятность окружающего мира» для крестьян Приенисейского края обусловливалась представлениями о реальности даже мифологического явления и выстраиванием с ним взаимоотношений определенного типа.

Анализируемое значение реальных ситуаций содержалось в самом контексте регламентированных действий. Немаловажное значение в умении адекватно воспринимать ситуацию и принимать верное решение имели особенности стиля мышления сибирских крестьян. Они формировались как на основе рационального словесно-понятийного «освоения» мира, так и набора стереотипных действий в установках традиций. Поэтому старожилов отличала способность быстро овладевать новыми стереотипами поведения, адекватными меняющимся условиям среды. Мы представили свое видение механизма действия элементов сознания: мгновенная оценка новой ситуации – анализ и систематизация информации– выбор типа отношений – установки адекватного действия – рациональное или ритуальное действие.

Если труд служил целям реализации ритуалов «рождения мира», то тип отношений был нацелен на скрупулезные действия с использованием всех сакральных элементов (орудия труда, одежда, поведение, обряды и ритуалы). При условии приобретения права на отдых и увеселения решались задачи праздника: «спасение» сотворенного мира и проигрывание ситуации социального хаоса с последующими очистительными ритуалами.

Вид на город Красноярск из Николаевки. 12 июля 1907 г.

Фотограф Л. Ю. Вонаго. КККМ ОФ 10426/265. ГК № 9281945

Для носителей положительного образа «мы» было важно сохранять и социализировать в молодежи «традиции» своей общности на «практике старины и предков». Важными позитивными чертами-свойствами сибирского характера служили почитание предков и старших, следование обычаям патриархальных отношений, честь и достоинство, выносливость, настойчивость, мужество, уважение женщины, ровное настроение без склонностей к повышенной чувствительности. Корпорация «своих» членов «общества» заботилась о поддержании высокого уровня позитивных общественных стереотипов-значений в среде старожилов.

В ментальных установках сознания нами исследовано наличие психологической оппозиции «мы – они», «свои – чужие». Именно в пространстве постоянной оппозиции с элементами инокультурности, иной ментальности, иных стереотипов-значений зародилась новая этносоциальная идентификация русских сибиряков-старожилов. В бинарной оппозиции закладывались предпосылки общей психологической оппозиции «старожилы – российские люди». Идентичность воспроизводилась на основе подражания, копирования стереотипов поведения, традиций, на основе обычного права, общественного мнения, общественного принуждения.

На рубеже XIX–XX вв. в процессе ускоренной индустриальной модернизации существенно изменились традиционный уклад жизни и ментальность русских сибиряков. Прежде в условиях медленной эволюции адаптивных факторов среды инновации успешно ассимилировались традициями старожильческого мира. Однако массовое количественное и качественное превалирование модернизированных ценностей и традиций вызвало системный кризис старожильческого социума. Начались динамичные процессы системной трансформации культуры и традиционного сознания членов субэтноса русских старожилов. Многие знаковые характеристики и черты, присущие старожилам XIX в., продолжают и ныне социализироваться в среде сибирских крестьян. В наших современниках-земляках любопытный взгляд исследователя выделяет черты сибирского характера, сохранившиеся традиции сибирских праздников и обрядов. Можно утверждать, что сибирский старожильческий субэтнос адаптировался к инновационным факторам индустриальной и постиндустриальной цивилизаций.

Более всего должны мы гордиться людьми, населявшими этот край. Они освоили регион с суровыми экстремальными характеристиками, но одновременно и сами были «освоены» Сибирью «по образу и подобию» этого края. От очерка к очерку мы убеждались в высокой нравственности, совестливости и трудолюбии старожилов. Сибиряки – люди мужественные и свободные, стойкие и гордые, честные и высоконравственные, «славутные» в труде и общественной жизни, любознательные и предприимчивые.

Родиться и жить в Сибири – лишь начальная ступень на пути познания и понимания истории края, узнавания во всех проявлениях бытия наших предков, сибирских старожилов прошлых веков. Вторая ступень станет восхождением к осознанию себя истинным представителем гордого сибирского сообщества, адаптированного к суровым вызовам «матушки-Сибири». Средоточием в себе духа, совести и непреходящих ценностей и традиций старой Сибири, а на ее безбрежной территории своей уютной и комфортной «малой родины». Третий шаг в формировании себя и в себе истинного сибиряка – достойного гражданина, созидателя новых материальных и духовных ценностей края, хранителя традиций Сибири, своего края, области, города или малого села. Человек живет в своем времени, в мире своих духовных идеалов, но понимать, уважать прошлое и продолжать созидание Сибири – долг нынешнего поколения сибиряков – потомков старожилов и переселенцев XVII–XX вв.

Возвращаясь к цели наших научно-популярных очерков, считаем, что нам удалось дать свой ответ на вызов-проблему: кто ты, сибиряк?

Ответом в процессе изучения и осмысления вопроса стало понимание, что адаптация русских в Сибири сформировала стойкие качества сибиряка, сибирское здоровье, рационально-прагматичное мышление и установки поведения в комплексе с высшими нравственными ценностями традиционной русской духовности. Одновременно установки внешнего поведения в характере сибиряков претерпели изменения в сторону формирования рациональности и прагматичности. Сибиряк соединил в своем характере русскую духовность и западный рационализм.

«Человек на Сибири» – субъект общества и культуры, отвечавший на вызовы среды активным ее преобразованием и изменениями себя, общества, культуры. Сибирский старожил – человек с духовно-нравственным центральным ядром в ментальности и рациональным отношением к окружающему миру, прагматичными стереотипами поведения, мотивированный на социальный идеал зажиточности и благополучия, созданного личным трудом. Мы оценили явление сибирского субэтнического характера в его завершенной адаптированной межкультурной интеграции в чертах духовно-нравственного рационализма.