Текст книги "На Сибири мы сибиряки"
Автор книги: Борис Андюсев
Жанр: Исторические приключения, Приключения
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)
Очерк десятый
Труд сибиряка в круге года
Преобразование пространства присваивающего типа жизнедеятельности на территории «русской Сибири» означало создание «кормящего ландшафта» производящего типа. Возникновение городов и селений, формирование развитой сети сухопутных путей сообщения, создание устойчивого адаптированного земледелия потребовало не только физических усилий. Освоение края связано с процессом творчества: для земледельца стало отказом от слепого воспроизводства привычной системы земледелия в новых краях. Изменения носили выраженный психологический контекст: труд приобретал в сознании тройное значение: с одной стороны, был инструментом преобразования природной среды, с другой – сам стал объектом преобразования в ходе приспособления к факторам края. В-третьих, человек ежегодно через микроизменения под воздействием трудовой деятельности адаптировался в сибиряка. Отсюда труд можно считать фактором формирования социума[370]370
Данный очерк написан автором по результатам полевых исследований и многочисленных контактов, бесед и записей воспоминаний старожилов в селениях ряда районов Красноярского края в 1971–1997 гг. (Кн.: Андюсев Б. Е. Сибирское краеведение. Красноярск, 2006. Глава VII. С. 152–182.). Корреляция материалов осуществлялась на основе источников ГАКК и литературы по проблемам очерка: Авдеева Е. А. Записки и замечания о Сибири. М., 1837; Арефьев В. А. В низовьях Ангары // Сибирский сборник. Иркутск, 1901. Вып. 1; Быт и культура русского населения Восточной Сибири. Новосибирск, 1971; Зверев В. А. Дети – отцам замена. Воспроизводство сельского населения Сибири во второй половине XIX – начале XX в. Новосибирск, 1993; Капустин С. П. Хозяйственный быт сибирского крестьянина // Литературный сборник. СПб, 1885; Кривошапкин М. Ф. Енисейский округ и его жизнь. СПб., 1865. Кн. 1–2; Макаренко А. А. Сибирский народный календарь в этнографическом отношении. СПб., 1913; Миненко Н. А. Живая старина: будни и праздники сибирской деревни в XVIII – первой половине XIX века. Новосибирск, 1989; Русские Сибири: культура, традиции, обряды. Новосибирск, 1988; Сабурова Л. М. Быт и культура русского населения Приангарья (конец XIX–XX в.). Л., 1967; Степанов А. П. Енисейская губерния. Ч. 1–2. СПб., 1835; Этнография русского крестьянства Сибири: XVII – середина XIX в. М., 1981.
[Закрыть].
Труд был условием благополучия и достатка в мире старожилов. Труд обеспечивал право на увеселения, праздники, занимал ведущие позиции как мера оценки личности в старожильческом социуме. «Зарывной, успешный труд есть условие доброй славы… Мужику об чем больше думать, как не о пашне, не о работе, а робить, а пашню пахать, чтобы быть сытым со всем своим семейством», – писал А. П. Щапов об ангарских крестьянах. В мирских характеристиках труд предстает мерилом «правильности» жизни старожила, качественных характеристик личности: «усердный робить», «в хлебопашестве искусный», «хлебопашеством занимается успешно».
Зафиксированные в источниках «захватное» землевладение, купля-продажа пашенной земли, споры о правах на «очерченные» участки показывают наличие в сознании старожилов ценности индивидуальной собственности и труда. Неудивительно, отметили мы выше, что в сибирских условиях все формы собственности носили трудовой характер: «захватная» возделанная пашня, расчищенная покосная земля, пашня, сдаваемая в аренду. Только личным трудом можно было приобрести право собственности на новую освоенную пашню с правом свободного распоряжения не землею, но вложенным трудом. Ограничений, по данным этнографа А. А. Савельева, в таежных районах не было вплоть до начала XX в.: «Скуль надо (земли), стуль можешь разчертить».
Характер труда зависел от природно-географических условий проживания людей, сезонного характера занятий. Для глухих таежных пространств главным был промысловый, охотничий; для прибрежных селений пойм северных сибирских рек труд рыбака-промысловика был не менее значимым. Охота и рыбная ловля для ангарских крестьян имели настолько значимую ценность, что с наступлением сезона осенней охоты или ловли рыбы в «ямах» они все уходили на «промысел». Для старожилов селений на великом Сибирском тракте первостепенную роль занимала профессиональная «ямщина», «гоньба». Все же следует подчеркнуть, что вплоть до приполярной тундры ведущие позиции занимал летний труд земледельца. Поэтому заниматься в летнюю пору охотой, рыбной ловлей, ямщиной не позволял себе ни один «природный» землепашец. Выход был в том, что круг хозяйственной жизни сопровождался выходом на ведущие позиции одного из видов труда в зависимости от времени года.
Для сибиряков было характерно преимущество труда в личном домохозяйстве перед трудом общественным. Волостные старшины постоянно обращались к енисейскому губернатору с просьбой об отпуске в период уборки урожая. Даже едва наметившаяся угроза домохозяйству заставляла крестьянина отказываться от общественной должности по причине «расстраивающегося» хозяйства. Поэтому согласиться на «властные должности» решался только тот, кто «может исполнять должность без утруждения своего хозяйства».
В условиях высокой результативности сибирского труда традиционное российское неприятие «стяжательства», «скопидомства», богатства в ментальной картине мира изменило свою полярность. Бытовавшее в этническом сознании негативное отношение к зажиточности меняется, и даже богатство становится мерой «угодности Богу». Будучи основой ментальности, стремление к зажиточности большинством современников часто рисовалось как негативная привычка сибиряка к «корысти, приобретению, наживе». Однако зажиточность здесь не имела ограничений в возможностях «исполнения идеала» трудом хлебопашца и членов его семьи. В Балахтинской волости в 1872 г. по распоряжению волостного правления по селениям волости составлялись списки крестьян, «наиболее отличившихся в занятии хлебопашеством». В с. Балахтинском отмечено 64 хозяйства с пашней более 10 десятин общим числом мужчин-хлебопашцев 157 человек, обрабатывавших 1074 десятин пашни.
В начале ХХ в. резко углубляется выраженная противоположность в представлениях социального идеала в сознании старожилов и переселенцев. Массовый поток «столыпинских» переселенцев сформировал иное ментальное поле в общинах переселенческих поселков Сибири. В отличие от середняков-«самоходов» ХIХ в., стремившихся влиться в старожильческое сообщество по правилам сибиряков, новоселы-«лапотошники» часто воспроизводили свой миропорядок: «Точно на короткий срок и в чужое жилье попал в свою лачугу новосел. И нет у него ни времени, ни возможности навести порядок».
Основным инструментом формирования социального идеала зажиточного сибиряка был только личный труд крестьян. О чем писал аналитик сибирской жизни С. П. Капустин: «Переселенец из России, приходя сюда, остается доволен, хвалит новое место и пишет своим, чтоб ехали в эту благодатную страну. Но это не значит, что, придя сюда, добыл средства к жизни без напряженного труда. Это значит только то, что здесь есть возможность приложить привычный труд, притом труд действительно на самого себя, труд, дающий хорошие результаты».
Труд, дающий высокие результаты в течение круглого года. Содержание трудовой повседневности старожилов основывалось на традициях, передаче хозяйственного опыта отцами и дедами, правилами, принятыми жителями конкретных селений. Не менее важную роль играли неписанные правила крестьянской этики, нормы обычного права, обычаи и ритуалы, со старины сопровождавшие земледельческий круг работ от посева до уборки урожая, хозяйственные работы на подворье.
Условия крестьянского труда определялись кругом годичного календаря природных сезонов: зимы, весны, лета и осени. На цикл природного календаря накладывались народный сельскохозяйственный, православный и языческий календари. Природно-климатический фактор выработал рациональные сроки и приемы обработки земли, посева, ухода за растениями, уборки урожая и хранения выращенного. Для Сибири крайне важны были приемы и технологии нейтрализации природноклиматических рисков.
Фрагмент экспозиции Красноярского музея, посвященной рыболовному промыслу. 1922 г.
Фотограф А. В. Кудрявцев. КККМ ОФ 10426/145. ГК № 9282089
Проводник геологической партии охотник С. Шайбин демонстрирует стрельбу из кремневого ружья. 1907 г.
Фотограф Волков. КККМ НЕГ 9626. ГК № 24951774
Охотники из деревни Пьянково. 1925 г.
Фотограф А. Я. Тугаринов. КККМ НЕГ 7612. ГК № 40196536
В зависимости от времени года, локальных особенностей региона земледелия зависели традиции воспроизводства адаптированного уклада в организации трудовой повседневности. Обычный распорядок дня сибиряка невозможно представить стандартно даже для отдельного уезда и тем более для сибирской губернии. Например, на территории Енисейской губернии были резко отличающиеся своеобразия Туруханского края, Енисейского уезда, Приангарья, притрактовых волостей от Ачинского до Канского уезда. Крайней степенью разнообразия отличались степные, таежные и предгорные волости Минусинского уезда. Поэтому мы можем дать лишь общие описания труда и быта сибирских крестьян в зависимости от времени года, отдельно для его четырех сезонов годичного круга.
Весна: круг работ и крестьянских забот старожилов Сибири
Сложно найти исходную неделю или даже месяц начала весны: на юге она может начаться в первой трети марта, а в северных селениях только в конце апреля. Естественно, признаки начала весны были общие… Однако, по общему мнению жителей православной Сибири, началом весны считался день Алексея Теплого, 17 марта по старому, Юлианскому календарю (ныне это 30 марта по новому Григорианскому календарю). Считалось, что именно с этого дня в Сибири начинается настоящая весна. В народе говорили, что «Алексей зиму-зимскую на нет сводит», «На Алексея выверни оглобли из саней, покинь сани, снаряжай телегу», «На Алексея теплого на юге доставай ульи».
Ярко начинало пригревать солнце, начинало капать с крыш, и приходили весенние заботы сибирского крестьянина. Пока не растаял снег, вывозилина лошадях из зародов с покосов последние запасы сена. Ремонтировали хозяйственный инвентарь, телеги, плуги, бороны, проверяли и чинили лошадиную сбрую. Из погреба и ямы выносили картофель, перебирали для посадки и расстилали в помещении для проращивания. На берегу еще покрытой льдом реки конопатили и смолили лодки. В крестьянских хозяйствах завершался отел коров. Завершали и обмолот хлеба. Причем во многих селениях Енисейской губернии устраивали праздник окончания молотьбы – «имянины овина». Оставив снопов 100 необмолоченными, крестьянин приглашал гостей и, совместно закончив работу, устраивал праздничную «гулянку» с обильным угощением и катанием на конях с колокольчиками. Женщины по потемневшему насту белили холсты.
В приангарских селениях была распространена в это время охота на лося «по насту». Твердая корка весеннего снега выдерживала человека и собаку, а сохатый проваливался, раня ноги. Преследование продолжалось по 50–70 верст, пока охотник на лыжах и собака не загоняли лося. Способ, конечно, был хищническим, вследствие чего к концу XIX в. дичи и зверя в тайге стало заметно меньше.
Едва сходил снег, во многих местах начинали заготавливать дрова на следующую зиму. Крестьянин с сыновьями уезжали на несколько дней на лесную деляну и жили в шалаше, топором, вручную, заготавливая при этом десятка три кубических аршина дров. «Зимнее тепло» доставалось большим напряжением сил и здоровья.
Под яровые посевы землю пахали в конце апреля, а сев обычно начинали 1 мая по старому стилю (14 мая – по новому стилю) – в день Еремея Запрягальника. День выезда на пашню определялся по десяткам примет. «Сев хлеба – не простое дело, а об нем вся молитва Богу», – говорили сибиряки. Накануне мужчины обязательно мылись в бане, надевали чистую одежду. Утром вся семья собиралась за столом. Ставили хлеб с солью, зажигали перед иконой восковую свечу и молились. Затем старший в семье, «большак», благословлял всех отправляющихся на сев. Поцеловавшись, отправлялись на пашню. Землю в Сибири было принято готовить тщательно: пахали поле дважды и даже трижды. Она была 1–2 раза вспахана осенью. Сейчас первым делом проводили ритуальную борозду – зачин. Сеяли рожь и пшеницу, затем овес и ячмень. Считалось обязательным выжигание старой травы и стерни перед пахотой – это называлось «пускать палы». Часто выжигали и покосы.
СТАРИННЫЙ СПОСОБ УБОРКИ СЕНА В СИБИРСКИХ УСЛОВИЯХ
Скошенную траву в условиях постоянного ненастья или непостоянства погоды можно эффективно высушить следующим способом. Всю скошенную за день траву вечером складывают в небольшие «копицы». За ночь они согреваются, сено в них распаривается. Днем сено необходимо разбросать для просушки. Даже если день выдался пасмурным, то при небольшом ветерке влага выпаривается. К ночи подсушенное сено опять складывают в «копички», но уже побольше, в которых сено может выстаиваться два-три дня без подпревания. Затем достаточно еще раз взрыхлить на ветру или в промежуток солнечной погоды. Напоследок высушенное таким способом сено складывается в стога со «стожаром» – толстым вертикальным шестом.
Считалось, что при данном способе сушки парообразная вода быстро испаряется всего за несколько часов. Стебли сена в «волглом» состоянии размягчались, и после суточного согревания в «копице» вода быстро улетучивалась, а сами стебли сохранялись мягкими. За два-три дня высушенное сено оставалось совершенно зеленым по цвету, не крошилось и не прело до зимы, полностью поедалось скотом.
Русское сельское хозяйство: Общеполезный календарь за 1895 г.
Крестьянин Дмитрий Федорович Брюханов за сохой-рогалюхой, деревня Гавриловская Пинчугской волости. 1908 г.
Фотограф Н. В. Благовещенский. КККМ НЕГ 9607
Еще в XVIII в. с «палами» пытались бороться. Вот строки из документа: «Понеже ныне около боров и протчих лесов по степям снега уже сошли, и по обыкновенном здешнего народа вертопрашестве от запаления пашен и покосов подлежит немалая опасность… Следить, чтобы покосов сенных и пашен без необходимой надобности не опаливать».
На одной лошади можно было вспахать до полдесятины мягкой пашни. Для вспашки 12–16 дес. пашни требовалось не менее 5–6 лошадей при трех-четырех работниках. Сеяли вручную, как под плуг, так и под борону. На одну десятину разбрасывали по 12–15 пудов зерна. На заделку семян уходило от 1 до 2 дней на одну десятину. На бороньбе в день на одной лошади обрабатывали до 1 десятины пашни. За день можно было засеять на одной лошади 3 осьмины овса, 2,5 осьмины ячменя или 2 осьмины пшеницы (2 осьмины – полдесятины пашни).
После сева обязательно мылись в бане. «Мужик отпаривается, а конь отстаивается», – говорили сибиряки.
Типы ангарского скота: крестьянская лошадь. 1911 г.
Фотограф В. А. Ермолаев. КККМ НЕГ 5847. ГК № 38498793
Крестьянские дети близ деревни Акульчет. 1911 г.
Фотограф В. А. Ермолаев. КККМ НЕГ 6289. ГК № 20232036
Женщины примерно в то же время высевали семена овощей в рассадники, которые загодя сложили мужчины. Рассадниками в Сибири называли парники – сложенные из навоза грядки с высокими бортами, закрывавшиеся на ночь тряпками или старыми шубами. Все работы в огороде выполнялись женщинами. Сибиряки считали, что все посаженное руками мужчины на огороде не уродится.
Картофель в Енисейской губернии сажали на пашне под «сабань», руками, на свежей отдохнувшей пашне. В среднем хозяин сажал до трех загонов на пашне. Один загон – участок 5 на 40 сажен. На загон уходило по 5–6 ведер картофеля. Посадочный материал брали крупный и делили его, разрезая на 2–5 частей с ростками. Урожай «сам 10–12» считался плохим, средним – урожай «сам-20», a хорошим «сам 40–45».
В конце апреля – начале мая на Ангаре и Енисее наступал период охоты на водоплавающую дичь. На этот «несерьезный» промысел выходила молодежь. Цены 1900–1901 гг. на дичь в Енисейской губернии были следующие: гусь – 30 копеек, глухарь – 25–30 копеек, тетерев – 12–15 копеек, рябчик – 5–6 копеек.
Вскоре после ледохода продолжался недолгий период рыбной ловли неводами или «мордами». Одновременно важнейшим весенним занятием сибиряков был сбор черемши – первого средства от цинги. Собирали ее главным образом в праздничный день, когда было грех выполнять иную работу, набирали мешками: ее квасили, солили, употребляли свежей. В это же время в лесу собирали лиственничную серу.
Еще не сошел снег, а на первую траву выгоняли скот. Пастуха обычно нанимали сообща, «краем» или улицей. Вокруг селения весной подновляли поскотину. А в конце мая начинался период, весьма неприятный для скотины, – массовый лет гнуса. Каких только ухищрений не придумали сибиряки в разных районах своих для предохранения скота от мошки, овода и слепня! Себя сибиряки от гнуса спасали, как писали современники, так: «Из конского волоса ткут личины… от мошки, комара, шьют комарники» – рубахи без нагрудного разреза, мажутся дегтем. Именно весна являлась временем смолокурения, выгонки дегтя из бересты в специальных ямах. Бересты немало заготавливали и для изготовления туесов, на коробицы, на крыши строений.
Быстро и незаметно в трудах и заботах весна плавно переходила в лето.
Лето в круге работ и крестьянских забот старожильческой Сибири
Как и в Европейской России, так и в Сибири лето начиналось в день православной Троицы. Существовало негласное правило: до Троицы надо отсеяться.
Троица празднуется через 50 дней после Пасхи и всегда приходится на воскресенье; самая ранняя Троица бывает 10 мая по старому, или 23 мая по новому стилю, а самая поздняя – 13 июня по старому, 26 июня по новому стилю. Только, казалось, самое трудное позади – сев, как тут же нужно запрягать лошадей и выезжать на перепашку прошлогодней «жнивы». И, главное, поднимать «залоги» и «залежи». В условиях залежно-паровой системы земледелия пашня давала неплохой урожай в течение 4–7 лет. При простом севообороте чередовали: пар – яровая пшеница – рожь – пар – овес и т. д., при сложном: пар – рожь – пар – рожь – яровая пшеница – пар. Далее пашня не обрабатывалась в течение 18–20 лет. Признаками «отдохнувшей» пашни были деревца толщиной с «человеческую руку», цветение лютиков и др. Затем следовал «первый подъем» – залог: верхний слой перепаханной земли в первый год сгнивал. На второй год пашня могла «родить», но считалось, что земля еще «кислая» и посевы больше дадут солому, чем зерно. На третий год сеяли пшеницу, овес, на четвертый – рожь и т. д. Постоянная смена пашенных земель не требовала удобрения навозом, и вплоть до начала XX в. агротехнические приемы мало изменялись.
Пасека в окрестностях Абаканского железоделательного завода. 1907 г.
Фотограф Волков. КККМ НЕГ 9627. ГК № 24949609
Песок Зверевский, рыбак Краснопеев с нельмой. 1927 г.
Фотограф П. В. Тюрин. КККМ НЕГ 434. ГК № 6058247
Лето в Сибири непродолжительное, но это самое напряженное время во всем цикле работ земледельца. Пашня зеленеет не только всходами, но и сорной травой. Женщины выходили на прополку хлебов. Для прополки одной десятины посевов двум женщинам нужно было четыре дня работы. Мужчины продолжали готовить землю под будущие посевы.
Своих забот сибиряку предостаточно, а тут еще в это время губернские и уездные власти ежегодно организовывали «выгонки на мосты и дороги, на тракты», на ремонтные работы в порядке отработки повинностей.
Подходила пора сенокоса, и сибиряки в «охотку» выезжали на покосы. Накануне во всех селениях стоял стук-перестук молоточков: отбивались косы. Одновременно крестьяне на сходах окончательно определялись с сенокосными угодьями. В разных районах сибирского края по-разному устанавливалась система сенокошения. Во многих и многих селениях покосы были семейные, переходящие по наследству. Совместно расчищались не только пашни, но и покосы, а чаще через несколько лет начинали выкашивать использованные пашни. Это же могло быть с заимочными землями и займищами. Подобные покосы чаще всего были разбросаны клочками по лесу, иногда в 5–6 местах.
Историк А. П. Щапов: «В самый разгар жнитва я не только во всех речах, но и во всех неустанно-деятельных хлопотах и в самих лицах крестьян замечал полнейшую, вседушевнейшую озабоченность полевыми работами».
Г. Н. Потанин (Алтай, 1850‐е гг.): «Особого совершенства этот крестьянин достигал на жнивье, где результат труда его облекался в отточенную форму, доставлявшую эстетическое удовольствие ему самому и зрителям: он прекрасно вязал снопы, прочно и красиво, и никто не мог лучше его завершить стога. Пашню Петра Петровича тотчас было отличить по красоте конических суслонов, которая зависит от пропорциональной завязки верхнего снопа, опрокинутого вниз колосьями и служащего суслону крышей; если перевязка его сделана слишком далеко от жнива, суслон выйдет большеголовый, если слишком близко – наоборот. Петр Петрович удачно избегал обоих недостатков. И шейки всех суслонов приходились у него на одной высоте».
Жатва серпом близ деревни Серебряковой. Август 1928 г.
Фотограф Б. И. Шангин. КККМ НЕГ 8614. ГК № 21662238
В других общинах было принято ежегодно устраивать переделы покосных земель долями с учетом нескольких показателей для крестьянских хозяйств. Одновременно община выделяла часть покосной земли для занятия их на сезон желающими: так, в Западной Сибири в определенный день «на равных основаниях» устраивался состязательный «бег на гриву». И в первом, и во втором случаях исконно существовало и существует доныне правило «первого закоса». Если на занятой поляне или выделенном покосе хозяин делал лишь небольшой прокос, то в случае занятия покоса другим человеком и выкашивания его сметанные стога забирал истинный хозяин.
На покос домохозяин с сыновьями уезжал обычно на неделю-две: жили здесь в «балагане» – шалаше, косили, «пока роса» – в утреннее время и от полдника до ночи. В жаркие дневные часы или отдыхали, или, между делом, «сочили» березник, готовили на зиму веники для бани и пр. По мере высыхания валков сена к общему труду подключались женщины и подростки: переворачивали валки, сушили сено, сгребали и ставили в копны. Впрочем, в различных районах Сибири заготавливали сено по-разному, в зависимости от климатических и ландшафтных условий. Крестьянская мудрость тонко учитывала степень трудовых усилий, возможность вывоза сена на подворье, климат.
В северных селениях сено сушили на «вешалах» и сразу вывозили по поветям, а в центральных и южных – ставили «зароды» («зарот», «зарод») в десятки копен или стога в 12–15 копен со стожарами – березовыми жердями по центру стога. Мётка сена всегда была артельным делом. Трудились весело, с азартом, одеваясь, как писали, «по-праздничному». Такой совместный труд был особенно приятен сельской молодежи.
Крестьянин Девятов Ф. Ф. (1870–1880‐е гг.): «Средняя крестьянская семья в Минусинском округе обыкновенно состоит из домохозяина-работника, его [жены], отца-старика и старухи-матери, сына-подростка от 12 до 16 лет, двух дочерей малолетних и, наконец, маленького ребенка. Семья эта круглый год занята работой. Такая семья, имея 8 рабочих коней, 2 сохи, 5–6 борон, может засевать 12 десятин. На покос она выпускает 4 косы, на жнитво 5 серпов. При таком хозяйстве представляется возможным содержать до 20 голов рогатого скота, коней, кобыл и молодяжнины-подростков, всего 15 голов; овец до 20–30 голов и свиней 5. Гуси, утки, куры – это неотъемлемая принадлежность такого хозяйства. Засевается 6 десятин рожью и ярицей, 3 десятины овсом, 2 десятины пшеницею; а ячменем, гречею, просом, горохом, коноплею, всем вместе – 1 десятина. Картофель и репа сеются в особых местах. В годы среднего урожая весь сбор с 3 десятин ржи, с 2 десятин овса, с 1 десятины пшеницы идет на домашнее потребление. В продажу идет хлеб с 3 десятин ржи, с 1 десятины овса и с 1 десятины пшеницы. Все другие произведения хозяйства, как-то: скотское и баранье мясо, свинина, птица, молоко, масло, шерсть, перья и прочее – все это идет на собственное потребление в форме пищи или одежды… В лавках крестьяне забирают разные товары по счету и платят продуктами хозяйства, хлебом, скотом. Телеги, сани, дуги, сохи, бороны и все нужные орудия сельского хозяйства крестьяне делают сами. Стол, кровать, простой диван и стулья делаются многими у себя дома – своими руками.
…Этим выражается почти весь годовой кругооборот трудовой крестьянской жизни. Источником ее является рабочая сила. Прибывает в семье рабочая сила, прибывает и увеличивается разработка земли; увеличивается посев хлеба, скотоводство».
Девятов Ф. Ф. Хозяйственный быт сибирского крестьянина // Литературный сборник. Приложение к газете «Восточное обозрение». СПб., 1885. С. 310–315.
Было бы только «вёдро» (жаркий солнечный день). В период сенокоса часто устраивали помочи, нанимали поденных работников. Косили сена помногу; так, А. А. Макаренко писал, что на Ангаре ставили от 100 до 800 копен сена, накашивали от 400 до 3200 пудов. Но, несмотря на это, крестьяне жаловались, что «сена едва хватает на зимнее прокормление скота».
Начиная с июля (по старому стилю) сибиряки также продолжали делать «рощисти» (рочисти), «двоили» и «троили» пары (перепахивали на второй и третий раз пашню), пасынковали табак. Летняя пора приносила с собой столько забот, что рабочий день продолжался по 16–18 часов в сутки, и это в невыносимой жаре, задыхаясь под головной сеткой, защищающей лицо от укусов мошки, комара, в условиях значительной отдаленности пашен и покосов от дома.
Почти одновременно или сразу вслед за сенокосом начиналась жатва озимых хлебов. Сначала жали ячмень, затем овес, но главной культурой была рожь. Впрочем, уже в XIX в. сибирские крестьяне стали отказываться от преимущественного посева озимых хлебов и переходить на яровые, которые реже давали неурожай из-за климатических условий.
Убирали хлеб серпом или косою. Женщины жали серпом в день по 50–70 снопов хлебов средней урожайности. Одну десятину ржи можно было сжать вдвоем за 8 дней. Косой мужчина мог выкосить 1 десятину за 2 дня. Сжатый хлеб вязали в снопы, затем девять снопов ставили колосьями вверх, вплотную друг к другу, а десятый сноп надевался сверху колосьями вниз. Этот «шалаш» назывался суслоном. Из каждого суслона в среднем намолачивали до пуда и более зерна. Рожь дозревала в суслонах, а затем снопы складывали в стога клади здесь же на поле. Конечно, даже в мыслях крестьяне не могли себе представить, чтобы хлеб мог быть кем-либо похищен. В ряде районов Сибири сжатую рожь вывозили сразу и складывали в клади на гумне. За один день двое работников-крестьян могли на двух лошадях за 3–4 версты вывезти и сложить до 300 снопов ржи.
Женщина-рыбак на шитике с сетью-окуневкой на реке Чуне. 1938 г.
Фотограф В. С. Кузьмин. КККМ НЕГ 3719. ГК № 15094429
Облава на медведя в районе села Бахта. 1925 г.
Фотограф П. В. Тюрин. КККМ НЕГ 342
Рабочий день в летнюю пору начинался в 3–4 часа утра: отец, глава семьи 70–80 лет, будил свою «артель». Женщины начинали варить завтрак, доить коров. Тут же готовились к выезду на работу: наливали квас в лагуны, кислое молоко в туески, в турсуки и битки накладывали шаньги, пироги. В холщовые мешки складывали иную снедь. Молодежь ловила лошадей (по-сибирски– «имала»), их запрягали, укладывали в телеги серпы, косы, вилы, грабли, обеденные припасы. Сам старик на пашню или покос обычно уже не ехал, но придирчиво проверял, как запрягли телеги, все ли взяли, давал последние наставления и т. п. Вдвойне хлопот и работы в доме было при организации помочи: чем обильнее и лучше «угощали» помочан, тем уважительнее отзывались о хозяине, тем лучше она удавалась.
Для посева ржи на следующий год уже была приготовлена озимая пашня. Время торопило, посеять нужно было в 3–4 дня. Считалось, что лучшее время для сева озимых хлебов – краткий период «лета крылатых мурашей» (муравьев).
Не менее значимым для сибирячек было теребление и выстилка льна и конопли на поле. До поздней осени «посконь» мокла под утренними росами и слегка подсыхала днем под нежаркими лучами осеннего солнца. Но нужно отметить, что во всей Сибири преимущественно растили коноплю.
В летнюю и раннюю осеннюю пору собирали грибы («губы»). Грибами считались грузди, белые, рыжики, маслята, лисички. В отдельных местах под грибами подразумевались только грузди, более ничего на зиму не заготавливали. Повсеместно собирали традиционные для данной местности ягоды. Кроме этих работ, за лето нужно было вырастить молодняк скота, всей домашней «живности», сделать ремонт дома и построек, ремонт печи, подготовить к зиме погреб, просушить одежду, сундуки, наготовить топленого масла и многое другое.
Группа загонщиков и охотников после загона. 1910–1916 гг.
Фотограф А. А Яковлев. КККМ НЕГ 5168. ГК № 38061482
В качестве специфических летних забот приведем серьезную проблему приангарских и енисейских деревень. В каждом хозяйстве было до десятка и более охотничьих собак. В летнюю пору повсеместно случались происшествия, когда собаки загрызали десятки овец. Поэтому в 20-х числах апреля ежегодно сходы принимали строгое решение о привязи собак на все лето. Но часто собаки срывались с цепи и тогда… Поэтому, из приговоров по Пинчугской волости за 1891 г.: «23 овцы заедены собаками. Всякую вольную собаку стрелять. А с виновных взыскать по 1 рублю за овцу». Или: «Взыскать 33 рубля с ответчиков за 33 овцы, потравленных собаками несмотря на приговор о собаках в летнее время».
Жатва пшеницы и ржи яровой и озимой затягивалась, бывало, до самого праздника Покрова 1 октября (14 октября по новому стилю). Забот и работ летом было невпроворот, но все делалось быстро, аккуратно, основательно. Таков был сибирский крестьянин.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.