Текст книги "Моя Тора"

Каждый, кто помогает бедняку, или

нищему, или просто пришельцу хотя бы

куском хлеба, будет сожжен в огне.

Плотит, дочь Лота, жалела нищих и скрытно подбрасывала им еду. Она клала в ведро продукты и словно ненароком ставила его рядом с попрошайкой. Затем, уже пустое, наполняла водой и несла домой. Содомиты удивлялись, почему это не сдыхают с голода нищие, просящие подаяние рядом с домом Лота. Наконец кто-то донес на Плотит. Суд приговорил нарушительницу закона к смертной казни.

По одним источникам, Плотит сожгли живьем. По другим, повесили голую, обмазав медом.

Терпя невыносимые страдания от укусов пчел, Плотит взмолилась:

– Бог Всемогущий, взыщи с жителей Сдома за все их мерзкие деяния. Узри, что они делают со мной.

Вопль страдалицы долетел до подножия трона Вс-вышнего. И обратился Он к ангелам:

– Спуститесь-ка на землю, посмотрите, делают ли они так, как говорит вопль. Если это правда, переверну Я тот город основанием кверху.

Ангелы в обличье людей не сразу приняли приглашение Лота переночевать в его доме. Но Лот так уговаривал, слезно просил, что они в конце концов последовали за ним по узким темным переулкам.

Лот сам приготовил кушанье, накрыл стол. Жена его всем своим видом демонстрировала недовольство, даже отказалась принести из кухни соль, когда супруг попросил ее об этом. Ангелы притворно не замечали самодурства хозяйки дома. Хотя все видели.

А по городу уже поползли слухи о неких чужаках в доме судьи. Вскоре содомиты все от мала до велика, весь народ с одного конца города до другого, окружили дом Лота. Горожане требовали выдать им гостей, кричали «выведи их к нам, и мы познаем их и вышвырнем вон!».

Иногда взамен казни содомиты насиловали чужаков, чтобы тем неповадно было посещать город и пользоваться их благами.

Лот слезно молил горожан не трогать его гостей.

– Пожалуйста, братья мои, не делайте зла. Вот у меня две дочери, девственницы, выведу их к вам, делайте с ними, что вам угодно, только людям этим не делайте дурного, раз уж пришли они под сень моего дома.

– Иди ты прочь! – ответили содомиты и навалились на дверь.

Пришлось вмешаться ангелам – одним мановением руки они ослепили осаждающих двери дома Лота. Хозяину же велели собрать всех родичей и поскорее вывести из города, ибо «уничтожаем мы весь этот край, слишком громким стал вопль его перед Господом, и послал нас Господь покарать, его».

Жена и две дочери Лота мигом собрались в дорогу, а две другие дочери наотрез отказались покидать Сдом. Зятья Лота, принадлежа к сдомской элите, вовсе не хотели лишать себя прелестей жизни в роскоши.

– Глупец ты, – сказали они Лоту, – арфы, лютни, свирели звучат в городе, а ты каркаешь о какой-то беде. Ты самый большой в мире шутник.

Лот заколебался, может, и ему следует остаться, да и куда бежать. Тогда ангелы подняли всю семью в воздух и перенесли за город. Один из небесных посланцев строго-настрого приказал:

– Спасайте свои жизни, бегите в горы. И не оглядывайтесь назад, иначе погибните.

Через мгновение на Сдом обрушился с неба «серный огненный дождь… поднялся столб дыма с земли, как дым из печи». Все вокруг выгорело дотла, на пепелище обрушился шквал воды. Некогда цветущий край превратился в Мёртвое море.

Семейство Лота бежало без оглядки. Только жена его, одолеваемая любопытством, посмотрела назад и мгновенно превратилась в соляной столб.

Это стало ей наказанием и за излишнее любопытство, и за то, что отказалась подать соль гостям Лота.

Иосиф Флавий свидетельствует: «…тот соляной столб я видел лично, он сохранился по сей день…»

Лот с дочерьми Лубок. Украина XIX век

Лот с двумя дочерьми поселились в пещере. Уныло и скучно протекали дни их жизни в отшельничестве. Отец ходил на охоту, девушки коротали время в беседах.

Как-то старшая сестра сказала младшей:

– Сколько мы можем куковать в этой безлюдной дыре, так и помрем старыми девами.

– А какой выход, если все мужчины погибли… Как при всемирном потопе.

– Я нашла выход. Давай напоим отца вином, ляжем с ним и продолжим род человеческий. Спасем мир.

Сказано – сделано. Две ночи поили дочери отца крепким вином и поочерёдно жили с ним супружеской жизнью. А он не сознавал ничего – ни когда они легли, ни когда встали. Так обе дочери Лота зачали от отца своего, старшая назвала сына Моавом («ме ав» – «от отца»), прозрачно намекая на его происхождение. Младшая дала сыну имя Бен-Ами («сын моего народа»).

Лот понес такое наказание за то, что предложил дочерей насильникам в обмен на безопасность гостей. Видя такое, Бог сказал в сердцах: «Ты предназначаешь их для себя самого».

Оставим Лота с дочерьми и сыновьями-внуками и заглянем в гостеприимный дом Авраама. Здесь мы найдем покой и радость. Лицо праведника светилось счастьем, с каждым днём он все чаще заглядывал в сарин шалаш, нежно поглаживал ее округлый живот, в котором зарождалась жизнь его, Авраамова, потомка.

Точно в указанный ангелами срок Сара родила сына, как две капли воды похожего на отца. Счастливый Авраам на восьмой день, совершив обряд обрезания, назвал его Ицхаком и задал пир на весь мир. Ещё бы: на свет появился первый сабра, уроженец Страны обетованной.

В свои девяносто лет Сара всем на удивление кормила мальчика грудью. Повзрослев, Ицхак все больше стал тянуться к сводному брату. Ишмаэль забавлял его разными играми, а заодно и фигурками идолов. Сара недовольно поглядывала на это «баловство», а когда убедилась, что их забавы принимают серьезный характер, категорически заявила мужу:

– Прогони эту служанку и сына ее, он развращает нашего Ицхака. К тому же я не желаю, чтобы этот отпрыск египтянки-служанки наравне с нашим сыном стал твоим наследником.

Не по душе пришлось Аврааму требование Сары и «показалось ему это очень дурным по отношению к сыну». Но Бог посетил его во сне и сказал:

– Пусть не кажется тебе дурным это по отношению к отроку и к твоей служанке. Слушайся всего, что скажет тебе Сара, ибо лишь потомки Ицхака будут называться потомством твоим! Но также и сына этой служанки Я сделаю народом, ибо и он – потомок твой.

Подчиняясь воле Вс-вышнего, Авраам встал рано утром, дал Агари хлеб и мех с водой, вручил ей сына и отослал подальше от Сариных глаз.

Уныло блуждала соломенная вдова по пустыне. Ко всем бедам еще и заболел Ишмаэль. Мучимый жаждой мальчик разом опустошил мех с водой. Но жар не спадал. Юноша трясся как в лихорадке, часто терял сознание. Агарь в тупой безысходности положила сына у чахлого куста, а сама отошла на расстояние выстрела из лука. Ей стало невмоготу смотреть на предсмертные страдания мальчика. И зарыдала навзрыд.

Господь, сжалившись над отроком и его матерью, велел ангелам поспешить на помощь страдальцам.

– Владыка Вселенной, Ты хочешь сохранить того, чьи потомки будут убивать сынов Твоего народа? – удивились небесные жители.

– Как по-вашему, кто он сейчас – грешник дли праведник? – спросил Бог.

– Пока-то не грешник, но в будущем… – смутились ангелы.

– Значит, в данный момент он не заслуживает смерти, так пусть живет, – заключил Милостивый.

Небожители спустились на землю, чтобы оповестить Агарь о решении Бога.

– Не бойся, – сказали они заплаканной матери Ишмаэля, – встань, подними отрока и жди грядущего спасения, ибо великим народом Господь сделает Ишмаэля.

Не успела Агарь сделать и трех шагов, как перед ней возник источник. Она наполнила мех, напоила отрока, прижала к груди. Сын открыл глаза, и улыбнулся.

«И вырос Ишмаэль, и поселился в пустыне, и стал стрелком из лука, и взяла ему мать жену из страны египетской».

Комментируя эту главу Торы и напоминая слова Превечного о том, что будет Ишмаэль дикарем, рука его будет занесена на всех, а руки всех – на него. Кабалистическая книга «Зоар» предрекает:

«Сыны Ишмаэля будут владеть Святой землей и чинить препятствия сынам Израиля, возвращающимся на землю свою… Разожгут сыны Ишмаэля жестокие войны в мире, и соберутся на них сыны Эдома (западных стран) – будут воевать на море, на суше и под Иерусалимом, и покорят эти тех (сыны Эдома сынов Ишмаэля), но Святая земля не перейдет в руки сынов Эдома…».

А в пояснении к разделу «Балак» указывается даже дата, когда «в центре страны, правящей миром, должно произойти большое волнение». Там говорится о падении «трех стен за один день». Любопытное совпадение, а может…?!

Разрушение двух зданий-близнецов в Нью-Йорке и одного в Вашингтоне произошло за два дня до указанного кабалистами срока.

Раз уж к слову пришлось, отметим любопытное наблюдение современных нам толкователей цифр. Число 11 нумерологи характеризуют как «энергетический и этический шок».

11 сентября стало 254-м днем в году. 2 + 5 + 4 = 11. До конца года осталось 111 дней. Самолет, который врезался в башни-близнецы первым, выполнял рейс № 11. На его борту находилось 92 пассажира. 9 + 2 = 11. Во втором самолёте было 65 человек. В сумме опять выходит 11. Штат Нью-Йорк вошел в состав США одиннадцатым по счету. А остров Манхэттен, где стояли обе башни, был открыт 11 сентября. И стояли башни в виде все той же пары единиц.

Приведем еще слова пророка Йешаягу: «…правители народов развяжут войны один против другого, и паника охватит все народы… Израиль будет в таком замешательстве, что в ужасе завопит: Что делать нам? Как спастись?»

И завершим это короткое отступление оптимистическим прогнозом еврейских источников, которые утверждают, что год, начавшийся после года шмиты, известен как год войн перед избавлением.

Дай-то Бог!

Шли годы. Авраам посадил сад в Беэр-Шеве, открыл постоялый двор, принимал странников, угощал, предоставлял ночлег. А на все слова благодарности отвечал, что благодарить надо не его, а Создателя всего сущего и поклоняться следует Богу Единому. Двадцать шесть лет держал Авраам корчму, знакомил сынов разных народов с идеей монотеизма.

Ицхак

Однажды, отходя ко сну, праведник услышал голос Вс-вышнего. Вначале он не поверил своим ушам, сказанное Богом показалось ему жутким сном. Но голос звучал отчетливо, новый приказ гласил:

– Возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь – Ицхака, и пойди в страну Мория, и принеси его там в жертву всесожжения на одной из гор, которую Я укажу тебе.

Всю ночь несчастный праведник не смыкал глаз. Перед мысленным взором проходили картины прошлого, он словно заново пережил события всех ста лет жизни. Огненная печь, уход из отчего дома, испытания, радости, ликование при рождении Ицхака. И все это в один миг должно было рухнуть, рассыпаться как песок пустыни, казавшейся ему прежде твердью.

Утром, как бы выйдя из тупого оцепенения, Авраам отбросил сомнения, наколол дров, взнуздал осла своего и втайне от Сары повёл без всяких объяснений сына с двумя отроками к указанной Богом горе.

В пустыне к ним подошел Сатан в образе старца и спросил:

– Куда путь держите, милостивый человек?

– Молиться иду, – нехотя ответил Авраам.

– Разве для молитвы берут с собой нож и дрова? – с кислой ухмылкой поинтересовался старец.

– Если задержусь на пару дней, зарежу барана, испеку хлеб, не голодным – же плутать посреди песков.

– Праведник, я все слышал, сына, который дан тебе на старости лет, ведешь на заклание, а не барана. Затмился твой ум!

– Пусть будет так, твое-то какое дело?

– Подумай хорошо, завтра люди назовут тебя убийцей, пролившим кровь собственного сына.

– Знаю и все равно исполню волю Вс-вышнего.

Сатан разочарованно удалился.

На третий день пути погруженный в горькие думы Авраам увидел вдали облако, словно привязанное к вершине одной из гор. Он спросил у спутников, действительно ли гору венчает облако, или обманывает старика зрение? Двое отроков ответили, что небо, куда глаз хватает, чистое, никаких облаков. Только Ицхак утвердительно кивнул головой. Авраам понял – это знак, предназначенный ему и сыну. Не спеша переложил вязанку дров на плечи Ицхака, взял в руку нож, повел сына к горе Мория. Отрокам же велел ждать у подножья.

Медленно, тяжело дыша и спотыкаясь одеревенелыми ногами о камни, вел несчастный отец на заклание своего любимого наследника.

– Отец, – произнес Ицхак.

– Вот я, сын мой.

– Ты взял огонь и дрова, но где ягненок для всесожжения?

– Бог высмотрит себе агнца, сын мой.

Наконец они достигли вершины горы. Авраам построил жертвенник, разложил дрова, связал послушного сына, положил поверх дров. «И протянул Авраам свою руку, и взял нож, чтобы зарезать сына своего, но закричал к нему ангел Господень с небес», позвав:

– Авраам! Авраам!

– Вот я! – насторожился праведник.

– Не протягивай руки твоей к отроку и не делай ему ничего, ибо теперь Я знаю, что ты боишься Бога и единственного сына своего не пощадил для Меня. Оглянись вокруг.

Авраам посмотрел по сторонам и увидел барана, запутавшегося рогами в кустах. Вне себя от радости принес Авраам барана в жертву взамен сына.

«…Не протягивай руки твоей к отроку…»

Современная скульптура

Древнееврейский историк Иосиф Флавий даёт свою интерпретацию этому эпизоду.

И вот, когда алтарь был воздвигнут, дрова положены на него и все было приготовлено, Авраам обратился к сыну со следующими словами: «О, сын мой! Несчетными мольбами вымолил я у Господа Бога, чтобы ты родился; когда же ты явился на свет, то не было ничего, чего бы я пожалел, чтобы вырастить тебя; при этом я считал самым большим своим счастьем, если бы я мог увидеть тебя возмужалым и если бы мог, перед смертью, оставить тебя своим наследником. Но так как я стал отцом твоим (лишь) по желанию Господа Бога, которому теперь заблагорассудилось отнять тебя у меня, то снеси мужественно быть самому предметом жертвоприношения. Ибо Господу Богу возвращаю я тебя назад, Ему, Который требует теперь от нас этой чести взамен той милости, которую Он оказал мне в качестве заступника и покровителя. Как родился ты, так простись теперь с жизнью не обычным путем, но в виде жертвы, принесенной родным отцом Господу Богу, всеобщему Отцу, который, по мнению моему, удостоил тебя чести расстаться с жизнью не от болезни, не от войны или какого-нибудь другого бедствия, приключающегося с людьми, но с молитвами и священнодействием. Он примет душу твою и оставит у Себя. Будь же мне заступником и украшением моей старости, ради чего я тебя главным образом и взрастил, и дай мне вместо себя заступничество Господа Бога».

Место то на горе Мория праведник назвал «Иире» – «Господь приглядит». Тора поясняет: «А ныне о нем говорят: На этой горе открывается Господь». Это было пророчество о Иерусалимском храме.

Прежде та местность называлась Шалем, в честь сына Ноаха Шема. Со временем эти названия слились, образовав «Иирешалем» – Иерушалаим.

И снова позвал Авраама ангел, чтобы передать слова Вс-вышнего: «Собою клянусь, – молвит Господь, – что раз совершил ты это, и единственного сына своего не пощадил, великим благословением благословлю Я тебя и многократно умножу потомство твое, будет оно многочисленным, как звезды на небе и как песчинки на морском берегу, и овладеет потомство твое городами врагов своих. И будут благословляться именем потомства твоего все народы земли. И все это за то, что послушался ты Меня».

В приподнятом настроении возвращался Авраам с отроками домой. Впрочем, сейчас появилась у него новая забота. Не отведи господь мою руку, рассуждал праведник, кончился бы наш с Сарой род. Пора женить Ицхака, позаботиться о потомстве. Пошлю-ка свата к Нахору, брату моему, пусть подыщет для нас достойную невестку.

Человек предполагает, а Бог располагает. Кто-то из «доброжелателей» рассказал Саре, что видел, как Авраам вел сына на убиение. Женщина в ужасе бросилась бежать вдогонку за мужем. И только в Хевроне она узнала от случайного встречного, что буквально утром тот видел Авраама и Ицхака, идущими в сторону дома. Горе и радость туго переплелись в сознании женщины, сердце матери не выдержало – Сара рухнула замертво.

Тем временем Авраам с сыном вернулись в Беэр-Шеву. Не найдя Сары, они устремились по ее следам в Хеврон, где нашли ее бездыханной.

Безутешный праведник по всем правилам справил траур и оплакал любимую жену. Похоронить Сару он решил в той пещере, где покоились Адам и Хава. Но возникла проблема – земля вокруг пещеры Махпела принадлежала местному царьку Эфрону. Авраам решил выкупить тот участок земли. Эфрон отказался брать у старого знакомого деньги, сказав:

– Бери участок без всякой мзды, хорони твою покойницу, мы же свои люди.

Авраам не принял щедрый подарок. Он хотел закрепить усыпальницу на веки вечные за своим потомством на законном основании, с оформлением купчей.

Какие могут быть счета между давними друзьями, стоит ли говорить о такой мелочи, как четыреста серебряных монет, лучше бери задарма, – делая широкий жест, будто ненароком назвал свою цену Эфрон.

Авраам без лишних слов отсчитал ему четыреста шекелей, «принимаемых всеми торговцами», то есть в свободно конвертируемой валюте.

«И стала эта земля и пещера в ней наследным владением Авраама, его родовой гробницей»…

Пещера Махпела была первой недвижимой собственностью евреев, купленной за деньги в Обетованной стране. Второй стал участок земли в Шхеме, приобретённый для захоронения. Третьей – гора Мория, на которой царь Давид решил построить Храм Божий.

Авраам все отчетливей ощущал приближение старости, время торопило его позаботиться о дальнейшей судьбе сына. Вернувшись к мысли о невесте из страны его предков, Авраам решил послать свата в Арам-Нахараим, Месопотамию, на роль которого лучше всех подходил его управляющий домом Элиэзер. Они долго обсуждали, как должен вести себя Элиэзер, кому и какие подарки следует отвезти. Под конец Авраам сказал:

– Положи руку свою под бедро мое и прими на себя клятву Именем Господа, что ты не возьмешь сыну моему жены из дочерей кнаанеев, среди которых я живу, а пойдешь в страну мою и возьмешь жену сыну моему Ицхаку оттуда.

Праведник руководствовался следующими соображениями. Возьми он невестку из этих краев, потомки его не смогут изгнать из Кнаана местных жителей, ибо они породнятся, станут братскими народами. А ведь Бог обещал освободить страну для наследников Авраама, сказав: «Потомству твоему отдам Я страну на веки вечные». Существовала и другая опасность – авраамовы внуки и правнуки могли раствориться среди множества местных жителей, перенять их нравы, стать такими же идолопоклонниками, не приведи Господь. Если же привести Ицхаку жену издалека, то она примет веру и обычаи дома Авраама. Элиэзер блестяще справился со своей миссией, посватав Ицхаку дочь Бетуэля – Ривку, которая «была очень хороша собой, девственна, и ни один мужчина ее не познал».

В этой фразе нет тавтологии. По мнению комментаторов, она свидетельствует о том, что тамошние девицы позволяли мужикам многие вольности, только тщательно берегли девственность. Ривка же была совершенно чиста.

Завершив сватовство и щедрой рукой раздав подарки, Элиэзер помолился Богу, который привел его истинным путем в дом Бетуэля, «чтобы взял дочь брата господина моего в жены сыну его».

Родители благословили Ривку:

– Да станешь ты мириадами тысяч, и да овладеет потомство твое городами врагов своих!

Лаван, брат невесты, в надежде на новый подарок, проводил гостей до окраины города Нахор. Рвение его было оценено по достоинству.

В ожидании суженой Ицхак сходил к колодцу, у которого жили Агарь с Ишмаэлем. «Отец озабочен поисками невесты для меня, в то время как у самого нет жены», – подумал он и вернул изгнанников под авраамов кров.

Ицхаку минуло сорок лет, когда он женился на Ривке. «И ввел он её в шатер Сары, и полюбил ее, и нашел в ней утешение после кончины матери своей»…

Авраам умер, в доброй старости в возрасте 175 лет. Упокоили его в двойной пещере Махпела рядом с Сарой. Хоронили праведника его сыновья – Ицхак и Ишмаэль.

Называя первым Ицхака, хотя старшим был Ишмаэль, Тора подчеркивает тот факт, что сын Агари признал главенство сына Сары.

Яаков

Так уж повелось у праотцев еврейского народа – любимые их жены долгое время оставались бесплодными. И Саре, и Ривке, и Рахель Бог закрыл чрева.

Объясняется этот запрет производить наследников тем, что все они росли в семьях идолопоклонников и с детства наслышались россказней языческих жрецов. Требовалось немало времени, чтобы из их голов выветрились мысли о ложных богах. После того как они ассимилировались в домах праведников и научились молиться Единому Богу, чрева их разверзались.

Двадцать лет ждал Ицхак наследника. Двадцать долгих лет молил Бога за жену свою. Наконец «ответил ему Господь на молитву его, и Ривка зачала».

Беременность протекала тяжело, Ривка страдала неописуемо. В полном отчаянии она обратилась к пророку, пращуру Шему, сыну Ноаха, говоря:

– Если после стольких мучений я не смогу родить, то зачем я так горячо молилась.

– Успокойся, беременность твоя необычная, – ответил пророк, – два народа в утробе твоей и две народности отделились одна от другой в чреве матери.

– Но почему они так брыкаются?

– Они спорят, кому из них выйти первым, но в конце верх возьмет младший, и старший будет служить младшему.

– Может ли такое случиться, где это слыхано?

– На все воля Божья, – заключил сын Ноаха.

Наступил час родов. Первым появился на свет Эйсав – «красный, весь лохматый как плащ пастуха». Вторым, держась за пятку брата, вылез Яаков.

На удивление разными оказались двойняшки. Эйсав с юных лет пристрастился к охоте на диких зверей, нередко нападал и на странников. Отцу же говорил, что удаляется в степь для молитвы. Яаков слыл мальчиком кротким, часами сидел в шатре и штудировал Божественные науки. В тринадцать лет его определили в ешиву, где он занимался под руководством Шема.

Братья встречались редко, споря каждый раз до хрипоты. Эйсаву претила набожность Яакова, раздражали поучения «этого ханжи» об обязанностях первенца – молиться, приносить жертвы, вести трезвый образ жизни. Его, сына степей, манили раздолье, лихая охота, кутежи со сверстниками.

– Оставь глупую болтовню, – смеялся он в лицо брату, – на кой мне сдалось это пресное первородство, чхать я хотел на твои законы.

– Если ты не дорожишь первородством, продай его мне, – предложил Яаков однажды вернувшемуся с охоты брату, – взамен я готов уступить тебе свою долю чечевичной каши.

– Давай! – протянул покрытую рыжими волосами руку охотник, – Я голоден как волк.

– Сначала поклянись, – потребовал Яаков.

– Клянусь!

– Бери и кушай на здоровье, – пододвинул ему свою тарелку брат.

Эйсав «поел и попил, встал и пошел, и презрел первородство».

В стране разразился голод. Такой же жестокий, как в дни Авраама. Ицхак по примеру отца решил переселиться на время в Египет. По дороге он устроил привал в Ераре, стольном граде филистимлянского царя Авимелеха. И открылся ему Господь, говоря:

Не спускайся в Египет, поживи в этой стране, и Я буду с тобой. И благословлю тебя, ибо тебе и потомству твоему отдам Я все земли эти.

Ицхак осел в окрестностях Грара, занялся земледелием. Урожай на его участке превзошел все ожидания, – филистимляне поражено пожимали плечами. На второй год Ицхак получил стократный урожай – «меа шеарим». «И стал он человеком заметным, достояние его росло все больше и больше, пока не стало чрезмерно велико. Был у него и мелкий скот, и крупный, и огромное хозяйство». Даже поговорка сложилась: «Лучше навоз ицхаковых мулов, чем золото и серебро Авимелеха». Местные жители, завидуя новому еврею, стали коситься на него, засыпать колодцы землей. Ведь Ицхак шел по стопам отца и, обнаружив новые источники воды, нарекал их именами или деяниями Единого Бога. Филистимляне разгадали хитрую уловку пришельца и, дабы искоренить монотеизм, засыпали землей колодцы, наречённые именем еврейского бога.

Ицхак упорно продолжал сеять, собирал урожай, находил живую воду, осваивал пустыню. Наконец Авимелех понял, что соседство удачливых евреев подрывает его авторитет и велел Ицхаку покинуть его владения.

– Ты обогатился за наш счет! – сказал он угрожающе, – Было у тебя одно стадо, а сейчас множество скота. Уходи от нас, ибо ты стал гораздо сильнее нас.

Так случилось первое в истории изгнание евреев, прообраз всех остальных.

Пройдя караванный путь в несколько суток, Ицхак дошел до Беэр-Шевы, раскинул там шатры, остался жить надолго.

Год следовал за годом, как жемчужины нанизываются на нитку. Ицхак состарился, почти полностью потерял зрение. Близорукостью он страдал еще с той поры, когда Авраам занес над сыном нож – ангелы заплакали, и несколько слезинок упало на глаза агнца.

Эйсав притворно угождал отцу, часто подносил ему пищу из подстреленной дичи, повторял, что во всем следует примеру батюшки, даже женился, как и Ицхак, в сорок лет. Отец ценил в старшем сыне силу и ловкость, умение постоять за себя. Он считал, что сочетание земного Эйсава и религиозного Яакова принесет великое потомство. Могучее древо Авраама разрастется, даст богатые плоды. Откладывать в долгий ящик вопрос назначения наследника не имело смысла. Ицхак позвал к себе Эйсава, чтобы дать благословение первородному сыну.

– Сын мой, послушай меня, – сказал он вполголоса, – состарился я, не знаю дня моей смерти. Возьми свое оружие, меч и лук твой, пойди в степь и налови мне дичи. И приготовь мне кушанье, как я люблю, и поем я, чтобы благословила тебя душа моя, прежде чем умру.

– Я мигом, отец, а пока отдохни, помолись, – выскочил Эйсав из шатра. Беседу их подслушала Ривка, и как только Эйсав удалился, позвала Яакова, своего любимца, рассказала о грядущем благословении.

– А сейчас, сын мой, слушайся меня и делай, как я тебе велю, – произнесла Ривка тоном, не терпящим прекословия. – Возьми из стада двух ягнят, заколи, принеси мне. Я приготовлю кушанья, какие любит твой отец. Отнесешь ему, угостишь, и он благословит тебя.

– Но ведь Эйсав сплошь волосатый, а дитя твое гладко, вдруг дотронется отец до меня, тогда я окажусь перед ним обманщиком и навлеку на себя проклятье вместо благословения, – попытался возразить маменькин сынок.

– Перестань умничать, ответственность я беру на себя, – решительно сказала Ривка, – тебе нечего бояться, на мою голову падет проклятие.

Яаков без промедления выполнил приказ матери. Ривка приготовила любимое мужем кушанье, нарядила Яакова в эйсавову праздничную одежду, обмотала его руки и шею шкурками козлят и с молитвой на устах направила в шатер Ицхака.

– Кто ты? – спросил слепой праведник.

– Я Эйсав, первенец твой, – прошептал Яаков, подражая голосу брата. – Поднимись, пожалуйста, сядь и поешь добычи моей, чтобы благословила меня душа твоя.

– Ты так быстро вернулся? – удивился отец.

– Господь, Бог твой, помог мне, – нашелся лжеэйсав.

– Подойди поближе, я дотронусь до тебя моими зрячими руками, ты ли сын мой Эйсав или нет, – в душу Ицхака закралось сомнение, ибо не в правилах Эйсава было ссылаться на Господа.

С громко стучащим сердцем подошел Яаков вплотную к отцу. Ицхак пощупал его руки, шею и раздумчиво произнес:

– Голос – голос Яакова, а руки – руки Эйсава, – и переспросил: – Ты ли это, сын мой Эйсав?

– Я, отец, – подтвердил тот.

– Подойди еще ближе и поцелуй меня, – не без задней мысли попросил Ицхак, но, уловив знакомый запах одежды охотника, отбросил сомнения и осенил лжеэйсава благословляющей дланью, торжественно произнес:

– Даст тебе Бог небесной росы и туков земли, и хлеба и вина вдоволь. И будут тебе народы служить, и склоняться пред тобою племена. Будешь ты господином над братьями твоими, и склонятся пред тобою сыновья матери твоей. Проклинающий тебя – проклят сам, благословляющий тебя – сам благословен.

Не успел сияющий от счастья Яаков выйти из отцовского шатра, как вернулся с удачной охоты Эйсав. Быстро приготовив кушанье, он вошел к отцу и почтительно сказал:

– Пусть встанет отец мой и поест добычи сына своего, чтобы благословить меня.

– Кто ты? – удивился Ицхак.

– Я сын твой, первенец твой, Эйсав, – бодро отчеканил тот.

– Разве не тебя я благословил прежде? – воскликнул в несказанном ужасе праведник.

– Неужели этот святоша Яаков обошел меня, – догадался Эйсав.

Разгневанный Ицхак уже готов был проклясть похитителя благословения, но вспомнил свои же слова: «Проклинающий тебя – проклят сам» и душа его дрогнула.

– Брат твой пришел и хитростью взял благословение твое, – произнес он чуть слышно.

– Этот пройдоха уже дважды обвел меня вокруг пальца. Сперва первородство откупил за чечевичную похлебку, а теперь и благословение украл, как тать, – разразился воплем Эйсав.

От признания старшего сына, что продал младшему первородство, у Ицхака отлегло от сердца. Теперь он уже спокойно, словно советуясь с обделенным Эйсавом, сказал:

– Вот, властелином поставил я Яакова над тобою и отдал ему в слуги, а тебе что же я сделаю, сын мой?

– Неужели одно благословение только есть у тебя? Благослови меня тоже, отец мой, – разрыдался Эйсав.

– Место, в котором будешь ты жить, будет тучнейшим местом земли, орошаемым свыше небесной росою. И мечом твоим будешь ты жить, и побеждать будешь врагов. Но на брата своего не подымешь ты меч, а служить будешь ему…

Эйсав выскочил из отцовского шатра, горя одним желанием – проучить подлого обманщика Яакова. «Это я-то буду служить этому ничтожеству», – промычал он, и дикой ненавистью закипело сердце, и поклялся Эйсав: «Наступят дни траура по отцу моему, тогда убью Яакова, брата моего».

Угрозы Эйсава в адрес Яакова достигли ушей их матери. Заломив руки, Ривка запричитала: Если старший сын убьет младшего, то я вырву и его, убийцу, из сердца своего. Господи, не дай мне лишиться обоих сыновей в один день.

Ривка металась по двору, лихорадочно искала выход из тупиковой ситуации. И нашла.

– Сын мой, Яаков, – начала она беседу, уединившись с ним в шалаше, – Эйсав тешится намерением убить тебя. Будет лучше, если ты на какое-то время скроешься от глаз его. Беги к Лавану, брату моему, в Харан. Поживешь там несколько лет, пока отвратится гнев Эйсава от тебя. Тогда я пошлю за тобой, вернешься в отчий дом. Собирайся в путь, а я уговорю Ицхака отпустить тебя по доброй воле.

Яаков остался собирать вещи, а Ривка направилась к Ицхаку.

– Опостыла мне жизнь из-за этих жен Эйсава, дочерей язычников, одни склоки да ссоры, – пожаловалась она с порога, – если и Яаков возьмет в жены одну из этих кикимор, я просто не выдержу, умру с горя. Поговорил бы ты с сыном по-мужски, посоветовал поискать жену на моей родине.

Ицхак охотно согласился с доводами жены и велел прислать к нему Яакова.

– Не бери себе жену из дочерей Кнаана, – сказал он, усаживая сына рядом с собой, – сходи лучше в Харан, к брату матери твоей, и возьми себе жену из дочерей Лавана.

На следующий день Яаков покинул отчий кров и с тяжелым сердцем направился в неведомую даль к арамейской родне.