Текст книги "Во времена Николая III"

  УРОКИ ФРАНЦУЗСКОГО

    Институт готовился к приёму французской делегации. Накануне строители отремонтировали фасад здания, покрасили полы в коридорах и сверх программы вылили оставшуюся трёхлитровую банку краски на ручку входной двери. За ночь выкрашенные полы не успели высохнуть и к началу  рабочего дня у входа в институт стали собираться сотрудники, которые никак не решались войти в помещение. Умники, топчась на ступеньках, советовали положить в коридоре мокрые тряпки, на них сверху  доски и по ним осторожно добраться до рабочих мест. Противники уверяли, что из этой затеи вряд ли получится что-либо путное, поскольку, наверняка, найдётся какой-нибудь бедолага, который обязательно оступится, перемажется, а заодно испортит наведённую красоту. Более осторожные, образовав отдельно стоящую группку, посмеиваясь, рассуждали, что торопиться некуда: мол, барин, приедет и всех рассудит. На горизонте появился Невыездной, который не собирался останавливаться и вступать с собравшимися в дискуссию. Чуть свысока, задрав голову, с высоты двухметрового роста, он походя небрежно скривил рот:

– Что тут у вас опять?

– Полы в коридоре института не успели просохнуть. Ждём-ссс,– хором пояснили сотрудники, сгрудившиеся перед входной дверью.

    Невыездной бодро поднялся по ступенькам и решительно направился к входу. Ему не пришлось протискиваться  сквозь толпу. Люди, расступаясь перед ним, беспрепятственно пропустили его к заветной двери.

– Вы можете ждать, а мне надо работать,– сказал он с ухмылочкой в сторону остолбеневшей аудитории, раскачивающейся, как студень, из стороны в сторону и остававшейся в то же время на одном месте.

     Невыездной прикоснулся к ручке входной двери и, почувствовав мокрую слизь краски,  тряхнул кистью руки, стараясь избавиться от налипшей грязи.

– Грязь-это вещество, лежащее не на своем месте,– указывая на краску на ладони, сделал он новое открытие.

     Обескураженные сотрудники, стоявшие где-то там, внизу, на  выщербленных асфальтированных подмостках, вынуждены были внимать умным речам и согласиться с замечанием. Энергичное встряхивание руки не принесло Семе желаемого результата. Вымазанная ладонь и пальцы не стали чище. Возмущенно скривив рот, он с силой схватился за ручку, и потащил тяжёлую дверь на себя. Не оглядываясь, вошел в здание и устремился по безлюдному коридору, оставляя следы рифлёных подошв туристических ботинок сорок пятого размера, прилипающих к полу. Несколько смельчаков последовали за первопроходцем, отдавая должное пионеру пенсионного возраста. Минутой позже к подъезду подъехала машина директора, к которой повернул голову хвост толпы, сгруппировавшейся у входа. Люди застыли в ожидании руководителя. Крайне удивлённый скоплением сотрудников Виктор Иванович с досадой хлопнул дверцей автомашины. Второпях приблизившийся к нему  заместитель  директора, стараясь выглядеть солидно, доложил о случившимся. В ответ  сотрудники института получили долгожданное разрешение осторожно добраться до рабочих мест по коридору по наспех уложенным на мокрые тряпки доскам. Откуда-то появились деревянные настилы, укладываемые  на выкрашенный пол поверх  материи.   Перепрыгивая, как в цирке, с одной доски на другую, директор на ходу выслушивал чёткий отчёт с комментариями об утреннем недоразумении, связанным с Невыездным, которого в пылу гнева обозвали интеллигентным хулиганом. Виктор Иванович громогласно пообещал разобраться с хулиганом. Прыгающая почти в полном составе бухгалтерия, любящая позубоскалить, услышав кличку, приклеенную к Семёну Михайловичу, заржала от удовольствия и с калькулятором в руках подсчитала предварительную сумму нанесённого ущерба.

    При подходе к приёмной, как по мановению волшебной палочки, сопровождающая свита рассыпалась. В кабинет директор вошёл один.Поступью хозяина он прошёл вдоль длинного покрытого добротным зелёным сукном стола для заседаний и приставленных к нему по обе стороны стульями. Обогнул примыкающий двухтумбовый стол и плюхнулся, как взрослый седой мальчишка, в видавшее виды крутящееся кресло, принявшее  форму его тела. Покрутившись, директор огляделся. Ему захотелось побыть одному, забыть тревожное начало дня и почувствовать тишину кабинета, сходную с тишиной, какую он испытывал в детстве, когда родители уходили на работу, а он, оставшись один, расправлял плечи, чувствуя простор и умиротворение. Знакомые предметы стояли на привычных местах. За Т-образным громадным столом на стене, рядом с входной дверью, располагалась карта мира, символизирующая поле битвы, с центром в виде  института, откуда тянулись жирные цветные  линии, как лучи, исходящие от солнца и заканчивающиеся завоёванными флажками. За спиной  на стене висел, выполненный из мозаики, портрет вождя. В углу обосновался габаритный сейф. Справа стену прикрывали платяной шкаф, секретер и книжная полка с технической литературой. Через окна слева просматривалась запредельная территория, примыкающая к  институту. Знакомая обстановка располагала к размышлениям. Вдыхая чистый воздух, льющийся из открытого окна, директор обдумывал дальнейшие шаги. Мысли сами собой привели именно к тому, что волновало в наибольшей степени, а именно к Невыездному, который также сидел в своём кабинете, заваленном книгами, и неотрывно смотрел вдаль через окно, прекрасно сознавая, что совершил не совсем благовидный поступок. Стёкла окон не являлись причиной, чтобы сидящие в разных комнатах мудрецы не смогли через воздух, объединяющий их в пространстве, поговорить начистоту. Оба понимали, что заочный разговор более действенен, чем очная встреча. Директор усмехнулся, вспомнив о своём обещании разобраться с Семёном Михайловичем, как с мальчишкой, за следы ботинок, оставленных на свежевыкрашенном полу. В действительности, он не собирался отчитывать маститого учёного, догадываясь о бесперспективности обещания, данного бухгалтерии.  Предыдущие баталии, в которых  пришлось столкнуться с Невыездным, показали, что он ничего не слышит, когда не хочет слушать и, выслушав замечания в свой адрес и досадно покачав головой, перевернёт содержимое с ног на голову  и  настоит на своём. Сколько бы не говорили ему А, он будет говорить Б. Виктор Иванович не собирался участвовать в беседе,  напоминающей диалог двух, не слушающих друг друга поэтов, которые поочерёдно читают свои стихи. Изобретенная Семеном Михайловичем игра, предназначенная  для внутреннего пользования и проходимая под  кодовым названием «Патефон», не раз с успехом использовалась им. Она заключалась в том, что после вежливого выслушивания обвинения,  оппоненту предлагалось прослушать другую сторону пластинки, включаемой Семой. Бесконечный процесс переворачивания пластинки ещё никому не удавалось остановить. Многие, предвидя затяжной характер  бессмысленного спора, считали, что лучше совсем его не начинать.

Директор терялся в догадках, что толкнуло Невыездного на утреннюю выходку: мелкая пакость или не зарубцевавшаяся глубокая обида. Негодование могло таить непредсказуемое  извержение негативизма, как вулкана. Причиной выхода стресса мог послужить и скрытый протест против необоснованного отношения, длящегося на протяжении всей жизни, а мог быть ответом на необоснованное закрытие темы «регенерация мочи», разрабатываемое им в течение двух лет, которая неожиданно приобрела государственную важность.  Невыездному  цивилизованно предложили продолжить работу над старой темой под грифом секретности, с измененным названием: «Оборотное водоснабжение для космонавтов на орбитальных станциях», на что он, как и предполагалось,  не согласился и заявил, что не работает над закрытыми темами. Директор с легкостью подписал приказ о передаче тематики в «почтовый ящик» и пригласил коллегу на дружескую беседу. В порыве благосклонности он посоветовал   Невыездному стать более покладистым, объяснив, что при наличии иной биографии, тот давно мог стать академиком  и сидеть в его кресле. Трудно было ожидать подобных заключений от директора, для которого собственная карьера имела существенное значение. К счастью, Виктор Иванович во время остановил себя и порадовался, что происходит приватная беседа и его никто не подслушивает. Он порылся в бумагах и отыскал заявление Невыездного на командировку в Ташкент, куда, судя по газетам, намечался выезд правительственной делегации, и, на всякий случай, росчерком пера отменил уже подписанное заявление. Лучше задержать командировку на несколько дней, подумал директор, а то будешь потом кусать себе локти. Если пути Невыездного  и правительства пересекутся, то, не дай Бог, учёный с его непосредственностью, собрав в кружок государственных мужей, начнёт красноречиво и просто говорить о своих достижениях и о том,  что может спасти человечество от холеры. Премьер-министр поймет суть, и, удостоверившись в достоверности слов и дел, присвоит ему звание Героя. Тогда Семен Михайлович совсем станет неуправляемым. Уж лучше пусть по утрам ходит босиком по свежевыкрашенному коридору института под моим присмотром, успокоился директор. Ход собственных мыслей ему очень понравился.   Ситуация выглядела несколько неправдоподобной, но зато, отнюдь, не лишённой здравого смысла. Привыкнув держать ситуацию под контролем, директор осознал, что любой проступок не должен оставаться безнаказанным. Он знал и другое: нет правил без исключений, которое как раз касалось Невыездного, оставившего следы туристических ботинок сорок пятого размера на не до конца высохшем полу. Получалось, что он выходил из воды сухим.

– Ну, что ж,– вздохнул директор,– накопившееся неудовольствие всегда можно вылить на какого-нибудь стрелочника, который  должен отыскаться в массе людей.

Директор нажал потайной звонок, закрепленный под столешницей письменного стола. Дверь отворилась и на пороге появилась секретарша.

– Срочно разыщите завхоза,– приказал директор.

– Его трудно найти,– пожаловалась молодая девушка, недавняя школьница.– Он всегда в делах и в бегах.

– Найдите его и приведите ко мне живым или мёртвым,– пошутил директор, вспомнив, что заместитель  родом с Востока и должен понять важность сообщения, когда ему дословно донесут смысл сказанных слов.

   В его устах, кроме смеха, слышалось рокотание угрозы и намек, что в каждой шутке есть часть шутки, а остальное правда.

– Я попробую найти его живым,– с улыбкой согласилась секретарша.

– Пробуйте и побыстрее.

   Вскоре разгорячённый заместитель директора по хозяйственной части вбежал в кабинет Виктора Ивановича.

– Почему-то нерадивые строители никогда не успевают выполнять наши заказы в срок!– встретил директор своего заместителя заготовленной тирадой.– Если они не выполняют наши требования, найдите других. Я не намерен падать лицом в грязь перед иностранными гостями! Почему-то у них офисы начищены, а у нас в части блеска, как в песне, всегда чего-то не хватает.

    Заместитель директора попытался сказать что-то невразумительное в своё оправдание.

– И не рассказываете мне, что, чего и  как,– перебил директор, увидев полураскрывшийся рот.– Недоделки следует срочно исправить! У строителей,– смягчился он,– существует термин «покраска за два раза», о котором упоминается  в смете каждого проекта. Предложите им покрасить пол во второй раз. И чтобы к утру полы высохли,– директор вновь перешёл на командный тон.– Если они не владеют технологией экспресс-метода сушки покрашенного дерева, то пусть дуют на краску сами.

    Вслед за завхозом в кабинет директора вызвали Невыездного. Ни об утреннем эпизоде, ни о своих размышлениях и выводах Виктор Иванович не обмолвился ни словом. Спрятанный топор войны лежал в укромном месте.

– Семён Михайлович,– ласково обратился директор к своему подчинённому, вставая и на ходу собирая со стола бумаги в папку.– Я еду в аэропорт на встречу с французской делегацией. Попрошу вас завтра утром, как только мы появимся в институте, присоединиться к нам.  С нами будет профессиональная переводчица, но я знаю, что у неё всегда возникают трудности при переводе терминов по специальности и здесь вы незаменимы.

– Хорошо, Виктор Иванович,– миролюбиво согласился Семён Михайлович, вспомнив следы своих ног в коридоре на свежевыкрашенном полу.

     Утром следующего дня французская делегация знакомилась с достижениями института. Выступления руководителей лабораторий и отделов  в кабинете директора затянулись до полудня.  Каждый говорил чрезвычайно много о значимости разрабатываемой темы. Наконец последний оратор закончил выступление и присутствующие, облегчённо вздохнув, потянулись к выходу, чтобы поскорее занять свободные места в автобусе, забронированном для поездки на лесную поляну, где был организован  званый обед в честь дорогих гостей. В  охотничьем доме, посреди просторной светлой залы, рассчитанной на приём большой компании, стоял стол, уставленный яствами и деликатесами. Прибывшие чинно рассаживались. Во главе стола восседал хозяин. Справа от него сел  заместитель директора по научной работе. За ним стала размещаться немногочисленная французская делегация, а оставшиеся свободные стулья хаотично стали  занимать местные представители. Первый тост поднял Виктор Иванович.

– Мы ваши достойные ученики,– обратился он к французам с заздравной речью.

    Он пространно заговорил, ссылаясь на исторические даты, о Парижской коммуне и ее влиянии на революцию семнадцатого года. У французов, не ожидавших столь длинного экскурса в историю, вытянулись лица. Никто из них не собирался выяснять, кто из  родственников стоял со знаменем на баррикадах, а кто, оставаясь приверженцем короля, палил из пушек  в те далёкие времена по сгрудившимся массам. Директора не смутила натянутая атмосфера. Он говорил правильные речи, и никто не мог его смутить.   По окончании тоста, соблюдая приличия, компания шумно поднялась и выпила. Сам   Виктор Иванович, сославшись на то, что за рулём, не стал пить. Семён Михайлович и рядом стоявшая руководитель отдела Мария Владимировна, эксдиректор института, озорно переглянулись, чокнулись и выпили.  Они-то знали истинную причину  добровольного отказа директора от спиртного, которую поведал им его сокурсник по учебному институту.

– Дело не в том, что ему нельзя пить,– объяснил  как-то подвыпивший закадычный друг,–  а в том, что, добравшись до глюков, он всегда начинает рассказывать, какой он великий учёный и что ему нет равных среди присутствующих. Его невозможно остановить, сколько бы ему не говорили. После отверзвления Виктор Иванович понял свою ошибку и, как разумный человек, перестал употреблять спиртное в компаниях, чтобы не попадать впросак. Поэтому ему остаётся наблюдать, как другие пьют, и контролировать обстановку.

    Семён Михайлович с Марьей Владимировной могли позволить себе пригубить стакан с водкой, чем и воспользовались. Зачерпнув деревянной ложкой черную икру из кадки и  кладя ее на дымящийся блин, Семён Михайлович показал французам, как это делается, попутно объяснив, что это вкусно, и предложил последовать его примеру. Французы знали о ценности икры, щедрости русских и незамедлительно откликнулись на зов, исходящий от чистого сердца. После ответного тоста уважаемых гостей, за столом  быстро установились неформальная обстановка. Делить, собственно, было нечего. Все заговорили наперебой, не забывая об обильной еде. Расслабившись, люди вели беседу о делах насущных и, в первую очередь, о своих разработках, имеющих решающее значение для жизнеобеспечения населения. Вдоволь насытившись и устав от еды, они решили передохнуть. Первыми на воздух, как по команде, потянулись хозяева, за ними  стайкой -французы. Семён Михайлович, обернувшись в сторону переводчицы и получив  от неё молчаливое согласие, присоединился  к французам, чтобы продолжить светскую беседу.    Смешанная группа, остановившись на тропинке, не спешила возвращаться к дискуссиям и, задрав головы вверх, рассматривала вековые ели. Внимание привлекла белка, перескакивающая по деревьям, с ветки на ветку. Дождавшись, когда она скроется из видимости, коллеги постояли в тишине, любуясь нетронутой природой, и затем вернулись к столу. Позже  началось братание. Обнявшись, весёлая компания, запела песню. В середине широким шагом шёл двухметровый Семён Михайлович. По обе стороны, не  доставая  до  его плеч и не поспевая, за ним  шли французы. Прогуливаясь по поляне, они распевали песни, забыв об окружающих. Переступив порог охотничьего домика, песнь не прекратилась. Её следовало допеть до конца. Размявшись, члены делегаций возвращались и усаживались по своим местам. Радостные французы, что поют на родном языке, усадили Семёна Михайловича рядом с собой, не дав ему дойти до своего места. Выпив за вновь родившийся тост, французская делегация, вместе с примкнувшим к ним новым членом, запела новую песню хором. Виктор Иванович хотел спросить переводчицу, о чём они поют, но не решился. В прошлый приезд английской делегации, на вопрос, о чём поют англичане с Семёном Михайловичем, переводчица объяснила, что слышит русскую песню  о Волге с жутким английским акцентом. Для наглядности, наклонившись к уху,  она пропела припев:

 
                                          Вёльга-Вёльга Мазер-Рашин,
                                          Вёльга-Вёльга рашин ривер,-
 

после чего перевела:

 
                                           Волга-Волга Мать-Россия,
                                           Волга-Волга русская река.
 

    Директор не решился спросить о содержании песни, начатой французами. Дождавшись окончания, он спросил, какие русские песни поют во Франции? Ему ответили, что пользуются популярностью Подмосковные вечера, которую присутствующие незамедлительно спели на русском и французском языках. Сводный российский хор следом пропел песню о Стеньке Разине. Мужчины встали и языком жестов, со знанием дела, показали французам несколько раз, как на Руси, чтобы не стать бабой, бросают за борт княжну в набежавшую волну.

    Вторая часть обеда началась с вручения подарков. Обмен прошел на ура. Некоторая скованность появилась при появлении духов « Красная Москва». Увидев сморщенные лица сослуживцев, директор пожалел, что не послушался совета купить французскую марку и дал команду приобрести московскую, но остался верен себе, делая пусть не изысканный, но правильный подарок. Единственная женщина француженка, получая духи, добродушно улыбнулась и дважды поцеловала молодого мужчину, делающего подарок, в щёчки. После двух поцелуев даритель подарков повернул лицо и пальцем показал, что следует,  продолжая процесс, поцеловать его в другую щёку. Француженка повернулась к переводчице и  спросила:

– В чём дело?

– У вас целуются дважды,– пояснила переводчица,– а по-русскому обычаю Бог любит троиться.

– Ах, вот как,– выслушав перевод, сказала француженка, и под смех присутствующих, поцеловала дарителя в третий раз.

– Этот молодой человек больше не поедет во Францию,– тихо сказал руководитель французской делегации Семену Михайловичу.

– Почему?

– Мы вычислили, как формируются ваши зарубежные делегации. Во главе едет высокопоставленное лицо со специалистом, способным написать отчёт о командировке.  Третьим посылается проверенный в компетентных органах человек, которому вменяется в обязанность следить и составлять  отчёт о поведении сотрудников, находящихся за границей. Вычисленный нами третий экземпляр больше не поедет во Францию. На ужине, устроенном в одном из модных ресторанов Парижа в честь русской делегации, он слегка перебрал спиртное, потерял контроль и, в порыве нахлынувших чувств, подхватив сидящего за столом  мужчину, вдруг запрыгал с ним в зале, в обнимку. Гомиков  у нас достаточно и своих.

– Вы думаете, что он относится к людям с нетрадиционной ориентацией? Напрасно. Он явно не равнодушен к женщинам. Вспомните, с какой страстью он обращался к вашей сотруднице, желая, чтобы  его поцеловали в третий раз.

– Его отношения к женщинам не имеют значения. Мы хотим, чтобы в Париж приехал не он, а вы. Слушая ваш доклад в кабинете директора, мы восхищались  не только качеством  разработок, но и правильном произношением французского языка. То, что вы поёте французские колыбельные, удивило нас ещё более. Именно эти песни в детстве напевала мне бабушка. – Французскому языку меня обучала гувернантка из пригорода Парижа,– объяснил Семён Михайлович,– которая распевала колыбельные, сидя у моей кровати. Самому же мне посетить Францию не пришлось.

– Есть желание?

– Большое.

– Я приложу все усилия, чтобы вы стали членом ответной делегации. По секрету скажу, что у вас имеется реальная перспектива.

    Коллеги закончили разговор. За столом воцарилось молчание. Директор, чтобы оживить компанию, поинтересовался  темой разговора, которую вел   руководитель лаборатории с французами.

– Семён Михайлович, о чём вы беседуете? Расскажите нам,– предложил он.– В компании должен быть общий разговор.

– Я предлагаю французам спеть нашу народную песню. Чтобы  был понятен смысл и лучше усваивались слова, перевожу на французский язык двустишье. Думаю,  пение хором увлечет их.

    Он встал и стал руководить иностранцами. Несмотря на взмывающие руки дирижёра, ничего путного от затеи  не получалось.

– В чем дело?– недовольно спросил директор.

    Переводчица вслушалась в разнобой произносимых слов. Невыездной постарался объяснить, что во французском языке не существует слова «сени» и ему пришлось, при переводе , воспользоваться синонимом «вестибюль». При авторизованном переводе в песне получилась тарабарщина:

Ах, ты вестибюль, мой вестибюль,

 Вестибюль новый мой…

– Умом Россию не понять,– сказал Семен Михайлович, обращаясь к французам, а  русским сказал,– народные песни лучше петь без перевода.

   Тут же созданный национальный хор с первых произнесенных слов имел оглушительный успех. Над лесной поляной полились узнаваемые слова:

 
                                             Ах, вы сени, мои сени
                                              Сени новые мои…
 

    В конце встречи руководитель французской делегации поблагодарил Виктора Ивановича за оказанный прием и пообещал организовать ответную встречу в Париже. В завершении  он высказал пожелание включить в состав российской делегации Семена Михайловича, на что директор утвердительно закивал головой.