Текст книги "Молчание мертвых"

– Он ненавидел меня… – Она вытаскивала слова из того темного, мрачного уголка в самой глубине души, где покоились воспоминания. – Он как будто мстил мне за то, что желал меня, за то, что, уступая желанию, падал в глазах Бога. – По груди и спине катился пот, но она лишь вздохнула поглубже и заставила себя продолжать. Она должна выговориться, должна рассказать о перенесенных страданиях – ради брата. – Он говорил, что это я во всем виновата.

– Но почему ты ничего никому не сказала? Мама помогла бы. И я бы помог.

Вот этого вопроса Грейс боялась больше всего. Боялась потому, что на него не было легкого ответа. Айрин, Клэй, Молли – все они не понимали, что значит чувствовать свое полное бессилие и беспомощность.

– Я не могла. Он угрожал мне ножом… говорил, что вырежет мне все…

– Господи…

По щеке у Клэя скатилась слеза. Внутри у Грейс что-то дрогнуло. Сил терпеть боль уже не было, но, видя искаженное мукой лицо брата, она понимала, что должна держаться. Клэй всегда был большим, сильным, уверенным в себе. Он мог без особого труда одолеть практически любого противника. Он всегда защищал ее, дрался за нее. Но справиться с прошлым не мог даже Клэй.

Грейс подняла руку, погладила его по щеке и заметила, как напряглись скулы, как дрогнули плечи.

– Все хорошо, – прошептала она. – Все хорошо.

Он поднял глаза, и ей даже удалось выдавить из себя слабую, безрадостную улыбку. Прошло восемнадцать лет, и Грейс хотела прощения для обоих. Она знала, что простит себя, может быть, еще не скоро, но разве нельзя простить брата?

Должно быть уловив в ней перемену, Клэй обнял ее и привлек к себе, как будто она так и осталась его малышкой.

– Я бы все отдал, чтобы вернуться назад, – сказал он, и Грейс почувствовала, как выстроенный ею и разделивший их барьер подался, треснул и начал разваливаться.

Она опустила голову на широкое плечо, снова проникаясь ощущением безопасности. Он любил ее. Он пытался защитить ее.

– Я знаю.

Отпустив сестру, Клэй потер щетинистый подбородок и немного растерянно качнул головой, словно смущенный минутной слабостью.

– Ладно, пойдем. Разберемся с этой чертовой конторой, – сердито сказал он.

Грейс поднялась и удивленно посмотрела на него:

– Но ты же сказал… А как же Мэдлин?

– Объясним как-нибудь… потом. – Клэй шагнул к задней двери. – Давай сначала сделаем кое-что для тебя. Думаю, ты и так уже ждала слишком долго.

Глава 16

В конторе было душно; жаркий, застоявшийся воздух отдавал плесенью. По углам висела паутина, протекавшая с крыши вода попортила несколько потолочных плиток и часть стены. Таким же виделся Грейс и отчим – злом, постепенно сочившимся из некоего скрытого источника, разрушающим, оскверняющим все на своем пути.

Она остановилась в дверях, собираясь с силами, чтобы переступить порог; Клэй, пройдя к окну, поднял жалюзи на единственном окне. Потом, подобрав какую-то тряпицу, протер пыльную раму.

Солнечный свет просочился в мрачную комнатушку, где преподобный Ли Баркер писал свои проповеди и истязал падчерицу.

– Ты как? – спросил Клэй. – Все в порядке? Она кивнула.

Явно обеспокоенный, он подошел ближе.

– Точно? Ты такая бледная. Как привидение.

– Я не привидение, – едва слышно ответила Грейс.

– Думаешь, он смотрит на нас сейчас?

– Надеюсь. – Пусть Баркер видит, что она жива, дышит, что она может все изменить. Что сила теперь за ней.

– Думаю, он горит в аду, – сказал Клэй.

Войдя наконец в комнату, Грейс шагнула к картотечному ящику, который Баркер неизменно запирал на ключ. Она не знала, что сделал преподобный со всеми теми поляроидными снимками, но знала, что некоторые он прятал здесь. По ночам, когда все спали, он шептал ей, что, если она будет сопротивляться, если не даст ему трогать ее, он покажет эти снимки Айрин. Страх увидеть боль и разочарование в глазах матери делал ее податливой, как пластилин. Она боялась, что ее выставят виноватой за все – за то, что развела идеальную, как считалось, пару, за то, что берет со стола хлеб, за то, что от них оторвали Мэдлин. Позже, когда он, осмелев, уже не ограничивался тем, что приводил Грейс в контору, но и сам врывался в ее комнату, она была запугана настолько, что угрозы не требовались – одна мысль о том, что кто-то увидит постыдные фотографии, вгоняла ее в ступор. Любой ценой избежать унижения; ради этого она была готова на все. Ты же не хочешь, чтобы твоя мамочка узнала, чем мы занимаемся вместе? Она уйдет, если узнает, оставит тебя мне…

Грейс знала, что мама не уйдет, но боялась, что после такого ее уже никто не будет любить. Ведь отец ушел. Говорил, что любит их всех, но не настолько, чтобы отираться рядом. Потом исчез и не вернулся. Айрин пыталась его отыскать, но он как будто растворился в воздухе.

Опершись рукой о стену, Грейс опустила голову и несколько раз глубоко вдохнула.

– Может, тебе лучше сесть? – Клэй мигом оказался рядом. – Я сам все сложу, а ты посмотришь.

– Нет, это не то.

Грейс знала – откуда? – что должна призвать силы и разобраться со всем сама. Иногда она упрекала себя за то, что не оказала преподобному достаточного сопротивления, что была слишком послушной, что ей, в отличие от сестер, недоставало напористости, агрессивности. Может быть, тогда ничего бы и не случилось? Что такого было в ней, что заставляло Баркера делать это?

Вот так, малышка. Не дергайся, и на этот раз будет хорошо. Обещаю.

– Грейс?

Чувство было такое, словно это случилось только вчера. Она даже ощущала его дыхание…

Клэй снова окликнул ее, развеяв наконец мягкий, вкрадчивый голос отчима. Она вытерла рукавом выступивший на верхней губе пот и повернулась к брату:

– Что?

– Откуда начнем?

– Отсюда. – Грейс попыталась открыть картотечный ящик, но рука вдруг отяжелела, пальцы не слушались – словно кто-то вколол ей дозу транквилизатора.

Справившись в конце концов с кнопкой, которая держала защелку, она открыла дверцу и заглянула в верхний ящик. Как и ожидалось, он был не заперт. Мать и брат выбросили ключ в ту самую ночь, когда закопали Баркера, сразу после того, как уничтожили фотографии.

Грейс знала – нашли и уничтожили не все, где-то есть еще. Преподобный фотографировал много – чтобы разглядывать потом. Но не исключено, что остальные он, испугавшись, уничтожил сам. По крайней мере, полиция, обыскав его вещи, так и не обнаружила никаких других снимков. Тем не менее кое-что они забрали – как «вещественные доказательства»: резкую записку, в которой Айрин угрожала уйти, если он не станет относиться к ней лучше; рисунок Грейс, изображавший повешенного, имевшего подозрительное сходство с Баркером; выписки с банковского счета, согласно которым за Айрин числилось несколько возвращенных чеков, тогда как преподобный располагал немалыми средствами; страховой полис Баркера на сумму в десять тысяч долларов, бенефициарием по которому определялась Айрин, которая так ни разу и не попыталась получить эти деньги. Все эти вещи, за исключением полиса и банковских выписок, Айрин и Клэй просто пропустили в спешке – нужно было избавиться от тела, убрать кровь и отвести и сбросить в карьер машину Баркера.

Собранных полицией улик хватило, чтобы вызвать подозрения, но, к счастью, оказалось недостаточно, чтобы завести дело.

Сейчас в маленькой деревянной шкатулке лежали только серебряные доллары, которые собирал преподобный, заколка для галстука в форме креста и полученная им в молодости грамота за примерное вождение. Перебирая дрожащими пальцами содержимое, Грейс подумала, что если не брать в расчет Мэдлин, то все земное существование Ли Баркера свелось к двадцати долларам серебряными монетами, нескольким дешевым безделушкам да той ненависти, что осталась в сердцах людей, знавших его по-настоящему.

– Притворщик! – крикнула она и швырнула шкатулку в стену. Та покатилась по полу с уже отбитым уголком.

Клэй вскинул голову, удивленный внезапной вспышкой эмоций, но останавливать сестру не стал. А Грейс уже рвала в клочья файлы, переворачивала содержавшийся всегда в образцовом порядке письменный стол, била сорванную со стены картину, топтала компактный кондиционер, в те давние дни неизменно тарахтевший и жужжавший, пока она с прижатыми руками лежала на полу, и выбрасывала в окно радиоприемник.

Задев раму, приемник с писком, как раненый цыпленок, упал у стены, а Грейс, выплеснув боевой пыл, остановилась посредине комнаты.

– Ну, хватит? – спросил негромко Клэй, не спуская с нее внимательных глаз.

Она посмотрела на исцарапанные ладони.

– Он обычно включал биг-бенд, чтобы никаких других звуков не было слышно. Такой вот был осторожный. Так старался сохранить видимость пристойности.

– Он свое получил, сестренка.

– Нет, не получил, – прошептала она. – Разве что, как ты сказал, угодил в ад.

Клэй снова обнял ее за плечи:

– Держись. Не дай ему испортить тебе жизнь. Прошу тебя.

Она и сама хотела того же. А получится или нет – там будет видно.

Грейс кивнула и, выпрямившись, перевела дыхание. Скоро она вернется в сад и будет работать, полоть сорняки. Пока боль не утихнет.

Но потом оглядела комнату, поставив себя на место Мэдлин, и поняла, что натворила.

– И как мы объясним, что здесь случилось?

Клэй бережно усадил ее в кресло.

– Скажем, что сюда кто-то проник и устроил погром. Кто-то, кто что-то искал.

– Думаешь, Мэдлин поверит? – спросила Грейс.

Он вытер сочившуюся из царапины на ее руке кровь.

– Учитывая, как в городе относятся к нам? Поверит. Не сомневаюсь.

Грейс уронила голову и закрыла руками лицо.

– Бедняжка Мэдди. Он ведь был ее отцом. О чем я только думала? Может быть, если бы не я, Баркер был бы другим человеком.

– Не могу с тобой согласиться. Так что ты об этом не думай.

Легко сказать. Преподобный постоянно твердил ей об этом, раз за разом вбивая в голову одну и ту же мысль: это она во всем виновата. Сейчас, в тридцать с лишним лет, разум отказывался ему верить. Но вот сердце… Его так легко не убедить.

Не дождавшись ответа, Клэй наклонился и заглянул ей в глаза:

– Ни о чем не тревожься. Что сделала, то сделала. Ты имела на это полное право.

Она прижала к щеке его руку. Брат всю жизнь старался в одиночку тащить свалившееся на них бремя. Но даже его плечи были не настолько широки, чтобы принять то, что оставил им преподобный.

Вечером Кеннеди, как обычно, отправился в бильярдный клуб. Не то чтобы его так уж тянуло поиграть, но клуб был наилучшим местом, чтобы узнать, чем живет и о чем говорит город. А еще он хотел посмотреть, кто остался на его стороне, а кто, поддавшись призыву Винчелли, переметнулся в лагерь Викки Нибли.

К тому времени как Кеннеди добрался до клуба, там собрались старые приятели – Джо, Базз, Тим и Расе Уэлтон, с которым они не виделись уже давненько. Его появление встретили восторженным ревом, а через минуту он уже сидел в теплой компании в их излюбленном месте, в углу зала. После появления злосчастной листовки Кеннеди пару раз разговаривал с Джо по телефону. Тот клялся и божился, что не имеет к ней никакого отношения, что стоит в стороне от схватки, но Кеннеди подозревал, что все не так просто и кто-то намеренно вбивает клин между Арчерами и семьей Винчелли, Элейн, Маркусом и Роджером. Возможно, их рассердило известие о том, что кандидат в мэры отправился за город в компании Грейс Монтгомери. Конечно, кто-то из них мог бы снять трубку, позвонить и спросить напрямик, о чем он, черт возьми, думает. Но нет, Винчелли выбрали другой путь и сразу, не поговорив с ним, перешли к действиям.

Зачинщиком кампании был, скорее всего, именно Джо. Он только прикидывался сторонним наблюдателем, чтобы не раздражать Кеннеди, который мог поведать его родителям о карточных долгах непутевого сына. Но зачем ему это надо? О мотивах оставалось лишь догадываться. В том, что его предположения верны, Кеннеди убедился, когда Джо, проиграв приятелю вчистую партию в бильярд, повел себя непривычно сдержанно и даже не стал жаловаться. Такая реакция на поражение была совсем не в духе Джо.

– Ты сегодня в ударе, – приложившись к бутылке с пивом, заметил он.

Кеннеди, поставив на место кий, пожал плечами. Исход игры его не волновал, а потому и провоцировать Джо он не собирался.

– Мне вообще везет на этой неделе.

– Хочешь сказать, не только в игре? – усмехнулся Джо. Остальные притихли. Взгляды всех обратились на Кеннеди.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты ведь еще встречаешься с Грейс?

– Мы друзья.

– Она превратилась в настоящую красавицу, – заметил, пытаясь сохранить мир, Базз.

Джо поиграл шаром.

– Только друзья?

Кеннеди взял свое пиво.

– А ты почему спрашиваешь? Готовишь отчет для своей семьи?

Джо послал в цель восьмой шар, раскатив по столу остальные.

– Я тебе уже сказал, меня эти проблемы между твоими и моими не касаются. Но скажу так: кому же понравится, что ты предпочел Грейс людям, которых знаешь всю жизнь. Наши семьи всегда были друзьями, и Винчелли всегда поддерживали Арчеров.

– Твои родители могут голосовать за кого угодно, – ответил Кеннеди. – У меня с этим никаких проблем.

– Проблемы могут появиться, если ты проиграешь выборы.

– Не проиграю.

Джо хитро усмехнулся:

– Я лишь говорю, что проиграть выборы будет позором. Тем более если учесть, какой поддержкой ты пользовался в городе, пока не сошелся с Грейс.

– Я встречаюсь с кем хочу, – нахмурился Кеннеди.

– Конечно, конечно. Никто же и не спорит.

Разумеется, Кеннеди не поверил ни одному слову, но сказать ничего не успел – кто-то тронул его за локоть. Повернувшись, он увидел Дженис Майклсон, женщину года на четыре старше, жившую уже некоторое время с подругой, которую нашла по Интернету. Замужем она не была, с парнями не встречалась, а потому по городу пошел слух, что они – любовницы. Мальчишеская прическа, отсутствие макияжа и равнодушие к гардеробу добавляли убедительности этому предположению, но, если Дженис и была лесбиянкой, открыто она этого не признавала. Оно и понятно – придерживаться нетрадиционной ориентации в таком городе, как Стилуотер, все равно что идти против течения.

– Потанцуем? – предложила она.

Джо отпустил шуточку – мол, кто из них будет вести, – и Тим с Рэнди рассмеялись, а Базз отвернулся, сделав вид, что ничего не слышал.

– С удовольствием. – Кеннеди положил руку на талию партнерши, рассчитывая увести ее подальше, пока Джо не выдал что-нибудь еще в таком же духе.

Но Дженис уходить не спешила.

– Я хотя бы нравлюсь женщинам, которых знаю, – парировала она, смерив обидчика взглядом. – О тебе такого не скажешь.

Джо покраснел.

– Ох и поддела ж она тебя, малыш, – толкнул его в бок стоявший рядом Тим. – Ловко поддела.

Теперь рассмеялся даже Базз.

– Ты что, кобелиха жирная, думаешь, это смешно? – вспыхнул Джо. – Я хоть от зависти к пенису не страдаю.

Взгляд Дженис медленно скользнул вниз и остановился на его ширинке.

– А страдать есть от чего – с таким-то размером.

Не найдя контраргументов, Джо уже сделал шаг вперед, но Кеннеди, увидев в глазах приятеля хорошо знакомый и не предвещающий ничего хорошего блеск, потянул Дженис за собой – подальше от неприятностей.

– Джо просто дурак, – пробормотал он, пробиваясь к танцполу через плотную толпу.

– Ты и сам туго соображаешь, если только сейчас это понял.

– Он спас мне жизнь.

– Ну да, только сначала, наверно, сам же и толкнул в речку.

Кеннеди никогда еще не танцевал с Дженис. Обычно они с подругой – или партнершей, если слухи соответствовали действительности, – ограничивались тем, что потягивали пиво в баре, гоняли шары в бильярдной или, сидя в уголке, смотрели футбол на большом экране под чипсы и сальсу.

– А где сегодня Констанс? – спросил он.

– Поехала в Нэшвилл навестить отца.

– Так она из Нэшвилла?

– Ее отец там живет, а Констанс росла в Мичигане, с матерью.

Запас общих тем быстро заканчивался.

– Так ты, значит, сегодня здесь одна?

– Да, но только ненадолго. Вообще-то я уже домой собиралась, но увидела тебя и осталась…

– Меня?… – удивился Кеннеди.

– Да. Может быть, и глупо с моей стороны, но… – Дженис оглянулась по сторонам и, понизив голос, добавила: – Мне надо кое-что тебе сказать.

Вот так сюрприз! Что такого могла сказать ему Дженис Майклсон?

– Насчет чего?

– Слышала, ты вроде как встречаешься с Грейс Монтгомери.

– Ох, только не говори, что теперь и ты за меня не проголосуешь, – невесело усмехнулся Кеннеди.

– Встречаешься ты с Грейс или нет, мне безразлично – мой голос тебе обеспечен. Но есть вещи поважнее выборов, вот почему я и решила, что должна сообщить тебе кое о чем.

– Что ж, внимательно слушаю.

Она снова оглянулась, словно не зная, с чего начать.

– Итак?

– Надеюсь, мне не придется об этом пожалеть, – с тяжелым вздохом пробормотала Дженис и жестом попросила его наклониться.

Заметив, как вытянул шею Джо, Кеннеди повернул ее в другую сторону.

– В ночь, когда исчез преподобный Ли Баркер, я видела Клэя Монтгомери в его машине.

– В какое время?

– Точно не знаю, но поздно. Очень поздно.

Сбившись с ритма, Кеннеди оступился и едва не упал на партнершу. Оставив попытки изобразить что-то вроде танца, он схватил Дженис за руку и отвел подальше от Джо и остальных.

– Повтори, что ты сказала.

– Ты уже слышал.

– Но это невозможно. Все Монтгомери в один голос утверждают, что не видели ни Баркера, ни его машину после шести, когда он отправился в церковь.

– Ты не хуже меня знаешь, что Мэдлин, единственная, кто мог бы сказать правду, провела ту ночь в доме подруги.

Теперь обернулся уже Кеннеди – проверить, нет ли кого поблизости.

– Ты уверена, что видела именно Клэя?

– Абсолютно.

Он не заметил в ее ответе ни тени сомнения, и от этой ее уверенности ему стало не по себе.

– Почему?

– Потому что я его видела. Своими глазами. Я ехала навстречу.

Он замер, пытаясь в полной мере оценить значение услышанного и возможные последствия этого нового свидетельства для Грейс, своей семьи, Винчелли, Монтгомери, всего города.

– Где это было?

– По дороге на Госсет. Я возвращалась в город. Он ехал в противоположную сторону, из города. Да, еще. Следом ехала его мать на своем стареньком «форд-фэрлейне».

Кеннеди помассировал виски. Прошло столько лет, а Дженис разговорилась только теперь?

– Но почему ты еще тогда ничего никому не сказала?

– Не забывай, мне было только семнадцать лет.

– И что?

Дженис пробубнила что-то в ответ – так тихо, что он не разобрал ни слова.

– Что? Говори яснее.

– Непонятно? Мне пришлось бы рассказать, что я делала за городом так поздно, – сердито бросила она.

Стоявший неподалеку Лу Бертрам обернулся и удивленно посмотрел на них. Кивнув Дженис, чтобы следовала за ним, Кеннеди отошел в дальний угол.

– И что же ты делала?

– Не хочу говорить.

– Теперь отмалчиваться уже поздно.

Она переступила с ноги на ногу, подбоченилась и тяжело вздохнула.

– Я возвращалась от Лори Хендерсен, ясно?

Лори Хендерсен? Времени прошло немало, но Кеннеди сразу же вспомнил свою учительницу истории. Он уже заканчивал школу, когда Лори вместе с несколькими знакомыми из Джексона организовала в центре города парад в защиту прав геев. Вскоре после этого ее дом сгорел дотла.

– Вон оно что, – пробормотал Кеннеди, поняв наконец, почему Дженис так долго хранила молчание.

– Да. Я не могла ничего сказать. Было уже за полночь. Мои родители даже не знали, что меня нет дома. Лори бы точно лишилась работы. Не мне говорить тебе, как этот город относится к тем, – она понизила голос, – у кого другие предпочтения. А уж отношения между учительницей и ученицей… Столько лет прошло, а ведь ничего не изменилось.

– Так почему ты сейчас рассказываешь об этом мне? – с раздражением спросил Кеннеди. Уж лучше бы он вообще ничего не знал. Ничего такого, что способно отравить жизнь женщине, которая стала ему дороже всех. Он ведь спрятал Библию и дал себе слово держать рот на замке.

– А ты как думаешь? – хрипло прошептала Дженис. – Хочу предупредить, что Винчелли, может быть, и правы насчет Баркера. Что еще могло произойти в ту ночь? Клэй ехал из города. Машину преподобного никто больше не видел. Что это значит, решай сам. По-моему, догадаться не трудно.

Проходивший мимо Хэнк Пью едва не сбил Кеннеди с ног и, пробормотав извинение, взял курс на бар – за очередной выпивкой.

– Кому еще ты рассказала?

– Никому. Больше никто ничего не знает. Лори уехала, но мои родители все еще живут здесь и умоляют меня выйти замуж и завести семью. Я не хочу расстраивать их на старости лет и не хочу, чтобы кто-то спалил мой дом. Привязалась, знаешь ли, к своей цветочной ферме.

– То есть ты просто предупреждаешь меня о возможных неприятностях, так?

– Дело не только в тебе, но и в Рэйлин, и в ваших мальчиках. Вы – хорошие люди, и мне бы не хотелось, чтобы вы путались с Монтгомери. Даже если Грейс не причастна к самому убийству, она ведь молчала все восемнадцать лет. И при том работала в окружной прокуратуре. Да ее линчуют только за одно это, если узнают. Подумай о детях, Кеннеди. Они привяжутся к ней, а потом она попадет под суд и, может быть, даже пойдет в тюрьму. Представляешь, как это скажется на них?

Кеннеди не представлял. Никогда раньше ни о чем подобном ему не приходилось даже думать.

– Сюда идет Джо, – прошептала Дженис. – Мне надо уходить.

Кеннеди схватил ее за руку:

– Погоди.

– Нет. Я свое дело сделала и больше об этом говорить не хочу. Как быть дальше, решай сам. – С этими словами она повернулась и исчезла в толпе.

Едва Кеннеди проводил ее взглядом, как к нему подошел Джо:

– Что тут происходит? Похоже, эта дрянь сообщила тебе что-то важное, а?

– Возле ее дома проходит дорога. Дженис хочет, чтобы я, если стану мэром, принял какие-нибудь меры.

Джо скептически покачал головой:

– И все?

– И все.

Вернувшись в бильярдную, Кеннеди сыграл для вида еще две партии. Но сосредоточиться на игре не получалось – мысли снова и снова возвращались к Грейс. Он не мог больше игнорировать прошлое и просто надеяться на лучшее.

Он должен наконец выяснить, что случилось той ночью.

Клэй не сразу ответил на стук. Кеннеди уже решил, что его просто-напросто нет дома, и уже собрался уходить – как обычно, по четвергам с детьми осталась Кари Монсон, и ее давно пора было сменить, – когда над крыльцом зажегся свет. Вслед за тем в окне сдвинулась штора, и он не столько увидел, сколько почувствовал, что на него кто-то смотрит.

Замок наконец щелкнул, и дверь открылась.

– Кеннеди. – Клэй смотрел на нежданного гостя с любопытством, но в то же время настороженно. – Чем могу помочь?

Кеннеди надеялся, что Клэй пригласит его войти, но тот не торопился демонстрировать гостеприимство. Судя по тому, что на нем были только джинсы, время для визита оказалось не самое подходящее.

– Извини, что беспокою так поздно, но ты не мог бы уделить мне пару минут?

Клэй оглянулся, и он понял, что хозяин дома не один. Будь дело в пятницу вечером, присутствие гостей не удивило бы Кеннеди, но в четверг… Работы на ферме хватает всегда, и Клэй обходился без помощников. Время от времени он заглядывал в таверну «Добрые старые времена», но никогда не засиживался допоздна, а еще чаще отправлялся спать пораньше.

– Клэй? Кто там? – раздался женский голос.

Скорее всего, это была Александра Мартин, владелица кафе в городе, но с таким же успехом Кеннеди мог бы назвать еще несколько имен. Представительниц прекрасного пола, похоже, не очень-то смущало, что Клэй может быть замешан в убийстве. Некоторые из них вели настоящую осаду этой крепости, надеясь рано или поздно водрузить над ней свой флаг. Они готовили Клэю, пекли пироги, иногда ходили с ним в таверну и согревали ему постель. Но, к глубокому разочарованию поклонниц и немалой радости их родственников, Клэй оставался неприступен. Кеннеди мог бы дать руку на отсечение, что брат Грейс никогда не свяжет себя узами брака.

– Наверно, мне лучше заглянуть завтра, – сказал он, хотя и чувствовал, что должен поговорить с Клэем сейчас, чтобы не мучиться в раздумьях о том, что рассказала Дженис.

– Смотря зачем ты пришел, – негромко ответил Клэй. – Дело как-то касается моей сестры?

Конечно, оно касалось Грейс. И прежде всего Грейс. Но ставить вопрос так Кеннеди не хотел, а потому ответил уклончиво:

– Скорее оно касается прошлого.

Клэй переступил порог и закрыл за собой дверь.

– Что ты хочешь сказать?

Кеннеди уже решил, что расскажет ему правду. Но стоит ли называть имя Дженис? С одной стороны, если назвать свидетеля, это увеличит шансы узнать правду. С другой, Дженис и сама пошла на немалый риск, чтобы защитить Тедди и Хита, а значит, у него нет права раскрывать ее тайну. Может быть, Клэй и догадается, о ком идет речь, если он тоже видел ее в ту ночь на дороге, но это будет только догадка.

– Кое-кто видел тебя в машине преподобного в ночь его исчезновения.

Кеннеди не знал, следует ли ожидать от Клэя какой-то реакции на эту новость. Ее и не последовало. Клэй слишком хорошо владел собой, чтобы выдать себя мимикой или жестом, и имел за спиной немалую практику.

– Есть не меньше пяти человек, которые скажут что-то другое, – спокойно ответил он.

– Я верю тому, от кого это услышал.

– Не знаю, кто тебе что-то сказал, но этот человек ошибается. Преподобный не позволял мне садиться за руль его машины.

– Отсутствие такого разрешения и есть часть проблемы, – указал Кеннеди.

Взгляд Клэя посуровел, но Кеннеди не собирался отступать:

– Некоторое время назад я поймал Грейс с Библией преподобного. Той самой, которую он постоянно носил с собой. И я знаю, что ты или кто-то другой из вашей семьи причастен к его исчезновению.

Клэй едва заметно прищурился, но не более того.

– Так почему же ты не идешь в полицию? – спросил он.

Кеннеди бросил на него сердитый взгляд:

– Ты сам знаешь почему.

– Тебе нравится Грейс.

«Нравится» было весьма и весьма неадекватным словом для обозначения его чувств, но Кеннеди не стал спорить:

– Да, она мне дорога.

Клэй задумчиво, словно взвешивая его на каких-то своих весах, посмотрел на гостя.

– В таком случае оставь прошлое в покое. – Он повернулся и уже взялся за ручку двери, но Кеннеди схватил его за плечо.

– У меня семья. Мне нужно думать и о ней. Вот почему я здесь.

Клэй выразительно посмотрел на сжавшие его плечо пальцы, но Кеннеди не отпускал.

– Что ты хочешь от меня услышать? Что тебе не о чем беспокоиться?

– Я хочу знать правду.

– В чьей версии?

– Для начала – в твоей.

Клэй безрадостно усмехнулся и покачал головой с таким видом, словно Кеннеди сошел с ума, задавая подобного рода вопросы.

– Если человек, о котором я упомянул, даст показания, – продолжал Кеннеди, надеясь убедить упрямца, – то за ним могут последовать другие. И кто знает, какие еще факты выйдут наружу, а?

– Жить с оглядкой – дело нелегкое, – согласился Клэй. – Поэтому я бы на твоем месте не искал неприятностей на свою голову, держался от проблем подальше и встречался бы с кем-нибудь еще. Грейс – девушка не для здешних. Она… – он сдвинул брови, подыскивая подходящее слово, – она слишком хороша для этого городишки.

Никогда прежде никто не говорил Кеннеди, что какая-то женщина слишком хороша для него. Но, помня о том, как он относился к Грейс в старших классах школы, ему ничего не оставалось, как только согласиться с выводом Клэя.

– Ей пришлось нелегко. Я знаю.

– Я сам о ней позабочусь, – с неожиданной горячностью заявил Клэй. – Так что, думаю, ты ей ни к чему.

Дверь открылась. За ней, завернувшись в простыню, стояла Александра.

– Привет, – сказала она и глуповато хихикнула. Кеннеди едва успел кивнуть – Клэй, оглянувшись через плечо, сказал ей подождать за дверью.

Надув обиженно губы, Александра тем не менее подчинилась, а у Кеннеди сложилось впечатление, что Клэй при малейшем непослушании запросто отправил бы ее восвояси. Он никогда не скрывал отсутствия глубоких чувств ни к ней, ни к другим женщинам, и, вероятно, именно его безразличие неизменно заставляло их снова и снова возвращаться к нему.

– Ты прав, – вздохнул Кеннеди.

Действительно, он сам усложняет все без особой надобности. Нужно лишь сторониться Грейс, как она и сама не раз ему говорила. Тогда все проблемы будут решены. И даже если правда вылезет наружу, ни его дети, ни его родители не пострадают. Жизнь будет течь в привычном русле.

– Спокойной ночи. – Он повернулся и пошел к машине.

Однако уже по пути домой Кеннеди обнаружил, что Грейс оставила сообщение на его сотовом.

«Привет, Кеннеди. Позвони мне, когда сможешь, хорошо?»

Он сказал себе, что не станет отвечать. Напомнил, что принял решение держаться в стороне от Монтгомери с их тайной. Сколько еще нужно услышать предупреждений, чтобы понять: этот путь ведет прямиком к неприятностям, а потому закрыт?

Но, едва отъехав от фермы Клэя, Кеннеди развернулся в противоположную сторону и покатил в город. Нет, он не станет звонить Грейс. Он повидает ее. Потому что в глубине души ему еще хотелось верить, что у них – если он ей дорог – остался шанс. Если он дорог ей настолько, чтобы поведать правду.