Текст книги "Умница Эллиот"

А когда мы шли обратно, МакМилан мне все уши пржжужал, совсем повернулся на своих жуках. Рассказывал, что Джон Леннон еще в школе организовал свою группу, и звалась она не жуками, а как-то по другому. И что до Ринго Старра в группе выступали еще два барабанщика.

– А Джо Харрисона эти оглоеды долго не воспринимали всерьез, потому что он, видите ли, самый младший в группе, ты меня слышишь, Эл?

И в таком вот духе он распространялся всю дорогу.

В общем, я решил немного задержаться в этом подозрительном заведеньице, пропустить рюмочку-другую и расслабиться. В конце концов у меня было ужасное утро. Я присел за стойку и заказал у МакМилана две порции виски и велел не разбавлять, уж очень болела голова. Сидел я так, значит, разглядывал всяких муторных личностей, и кого же, думаете я вижу?! За столиком, возле окна сидел сам Клинт Иствуд, собственной персоной! Сидит себе, дымит папиросой, сукин сын, и ни на кого не обращает внимания. Я чуть было со стула не грохнулся, пытался хорошенько его разглядеть.

В общем, можете считать меня дураком, но я решил подойти к нему и выканючить автограф, во что бы это мне не стоило. В конце концов я вырос на его дурацких вестернах и гадом буду, если не воспользуюсь шансом. Я подозвал МакМилана и спросил, на самом ли деле в том углу сидит легендарный Клинт, дабы опять не вляпаться в какое-нибудь дерьмо.

– Да, он самый, – ухмыльнулся МакМилан, – этот ковбой частенько сюда сахаживает, знаете ли. И всегда берет одно и то же – полстакана рома со льдом. Деловой, сукин сын!

– Мне пожалуста полстакана льда с ромом, – говорю я, а сам не отрываясь гляжу в угол зала. Эта собака, Клинт, закурил уже пятидесятую папиросу, и из-за чертова дыма его было не видать.

– И папироску я все-таки возьму, – говорю я.

Черт МакМилан только ухмыльнулся, наложил мне полстакана льда, плеснул каплю рома и подал папироску.

– Спасибо. Ну, я пошел, – выдохнул я.

– Удачи, – говорит МакМилан, а сам хихикает себе что-то под нос, будь он неладен.

– Что за?.. Какого черта ты хихикаешь, а? – спрашиваю я.

А МакМилан все протирает свою дрянную стойку и хихикает, как маленькая девченка. Сам себе на уме, ненормальный, честное слово.

– Мак, ну что?.. Что не так то? – не отстаю я, а сам стою с бокалом и папиросой наготове, как полный дурак.

А Мак этот заржал еще больше, как старая лошадь, ей богу!

– А то ни так, милый мой мальчик Эл, что еще никому, до сего дня, не посчастливилось прибрать к рукам его автограф, понимаешь? Ты ведь понимаешь, в чем дело? Это кинозвезды, мать их. Они на тебя даже не посмотрят, если ты не какой-нибудь там режиссер, или агент киношный. Дошло до тебя, малыш?

До меня все прекрасно дошло, честное слово. Но Мак еще просто не знал, какой чудесный козырь был припрятан у меня в рукаве.

– Не волнуйся, Мак, у меня все схвачено. Я и в самом деле однажды чуть не стал режиссером.

– Ты?! Режиссером?! – завизжал МакМилан, и снова забился в истерике, как ненормальный. – Из тебя режиссер, как из меня трансвестит, одно другому не подлежит, ей богу! Ну, ступай, покажи ему, где раки зимуют!

Этот чертов МакМилан все еще бился головой об стойку, когда я шел по направлению к столику Клинта. Я злился на Мака, как последняя собака, этот леший может унизить не хуже рекламщика, или тех ублюдин под зонтами. Всегда-то найдутся люди, которые все тебе испортят.

Подхожу я, значит, к столику, а колени у меня трясутся, как проклятые, ничего не могу поделать. Клинт сидит в стиле Клинта – немного вальяжно, нога на ногу, и смотрит куда-то в окно. Сидит, черт такой, а у самого папироса торчит из угла рта, форменный Клинт! Я тогда присел с другого бока, присел, как можно непринужденней, вальяжней, только со стороны, наверное, выглядело, будто я решил залечь на стуле. А Клинт обернулся, поглядел на меня, а затем как-то странно уставился на мой стакан со льдом. Так мы долго сидели – я глядел, не отрываясь на него, а он рассматривал мой стакан.

И тут произошла ужасная вещь, сам не знаю, как так получилось, я захотел что-то ему сказать, но вместо приветствия, выпалил:

– Я люблю вас!

Я чуть не наложил в штаны от самого себя, честное слово! А Клинт лишь посмотрел на меня, долго и внимательно так смотрел, а затем улыбнулся.

– Тебе чего парень, автограф?

– Ага, – выпалил я, – если можно.

– А почему бы и нет, – говорит, а затем тыкает пальцем в мой стакан. В мой стакан!!! – очень интересное содержание.

Я посмотрел, и вправду, содержание было довольно интересное. В этот момент я был готов убить урода МакМилана. Но решил действовать более практично.

– Видите, лед коричневого цвета, знаете, что это? – спрашиваю я.

Клинт качает головой.

– Это ром, – говорю я, – лед с ромом.

А Клинт улыбается и снова качает головой.

– Надо же, очень оригинально. Вот молодежь пошла! – говорит он.– Так куда тебе автограф поставить, парень?

– Сейчас, – говорю я, а сам копаюсь в заднем кармане брюк. Достал оттуда несколько купюр – пятерку и десятку, и без колебаний сунул ему десятку. Мне для Клинта ничего было не жалко.

– Оригинально, очень оригинально, парень, – бормочет Клинт, – я и не подозревал, что так дорого стою.

– Вы стоите намного дороже, – говорю я.

– Не пори горячки, сынок. Я всего лишь играю на публику, – говорит Клинт, а сам строчит, только карандаш мелькает.

В общем, сидели мы довольно долго, болтали, так, ни о чем. Клинт велел официанту принести мне нормальной человеческой выпивки – ром со льдом, и себе заказал – по две порции на брата. А пока мы так сидели, выпивали по душам и дымили папиросами, я все время поглядывал на МакМилана за стойкой бара. Ну и видок был у этого хмыря, ей богу! Делает вид, что протирает свою стойку, а сам в то время глядит в нашу сторону косым глазом, не бось все до дыр уже протер.

Клинт оказался чертовски хорошим парнем, а не таким козлищей, как описывал его МакМилан. Он все заказывал мне выпивку, так что скоро я совсем распалился и начал нести какую– то околесицу. Рассказывал ему все подряд, и закончилось, похоже, все тем, что в Лос-Анджелес нас доставили на вертолете с кучей кенгуру. Я вынес Клинту все мозги, честное слово. Рассказывал ему обо всех и вся: о кирпиче, о подлом рекламщике и о тех ублюдинах под зонтами.

– Как ты всех их выносишь, Клинт? – спрашиваю я.

– Кого?

– Ну как кого, всех этих хмырей на съемочной площадке, вечно ты им все делаешь не так, это просто невыносимо. То ты ручку неправильно поднял, то ножку не вовремя опустил. Вечно эти ублюдины предираются, им только подай чью-нибудь ручку или ножку.

– Я с тобой абсолютно согласен. Но стараюсь не обращать внимания на такие вещи. Я просто закрываю глаза и делаю свою работу, черт возьми.

– Ты молодец, – говорю я, – наверное нелегко работать с закрытыми глазами.

– Это образное выражение, – говорит Клинт.

Тут приползает весь какой-то измученный МакМилан и подает нам счет. Видать, так и наблюдал за нами все это время, эта скотина, Мак. Все время наблюдал, оттого и устал, как черт. А счет этот, за наше пребывание здесь вырос до пола, но Клинт хладнокровно отсчитал сотку и небрежно запихал бумажки в карман у него на фартуке.

– Не будете ли любезны дать автограф? – спрашивает вдруг МакМилан.

– Что-то я устал, Мак, а автограф у меня очень длинный. Простите, – говорит Клинт, затем встает из-за стола и напяливает на себя ту самую легендарную ковбойскую шляпу из вестернов.

Клянусь, так оно и было! Я обалдел, честное слово!

– Откуда вы узнали, что я Мак? – пискнул МакМилан.

Тут был задействован легендарный полуоборот Клинта. На его лицо падала тень от шляпы и были видны только губы. Он докоснулся двумя пальцами кончиков полей.

– Я не знал. Я сказал наугад, – выдал он.

Я чуть не грохнулся со стула, черт подери! Ну и отжигает же этот парень!

В общем, мы вышли из кабака вместе, чуть ли не под ручку. А когда уходили, я обернулся и увидел, как МакМилан нагнулся и нюхает стул, на котором сидел Клинт. Даже жалко его как-то стало, дурака. Ладно, мы вышли на крыльцо и я говорю Клинту, что шляпу он бы вполне мог продать на аукционе, за какие-нибудь пол лимона долларов, такая она расчудесная. И что же вы думаете? Клинт снял эту самую шляпу и подает ее мне.

– Вы разрешаете мне ее подержать?! – вопю я.

– Я разрешаю ее тебе забрать, – говорит Клинт, – я дарю ее тебе.

Нет, у меня просто не было слов! Этот мерзавец подарил мне свою легендарную шляпу, я просто не верил своему счастью!

– Постойте, а как же вы будете без нее? Это ведь ваш образ! – говорю я.

– Ничего страшного, у меня дома еще несколько таких завалялось. Бери и носи на здоровье, малыш.

Черт, я обнял его, как родного отца! А он меня тоже обнял и спросил, в какую мне сторону. Я сказал, что мне налево, а он говорит, что ему в другую сторону, на Оливер-стрит.

– Ну ладно малыш, до скорого, приятно было с тобой поболтать, – он хлопнул меня по плечу и ушел, а я так и остался стоять, как громом пораженный, пока Клинт не скрылся за поворотом. Затем очень аккуратно, словно она из чистого золота, напялил шляпу, и как можно вальяжней пошел ловить такси. Ну и видок у меня был, ей богу! Все оборачивались и подолгу глядели мне вслед, это и был мой самый, что ни на есть настоящий дебют, черт возьми! Да, город еще на долго запомнит мое имя!

Я глянул на время, так, для интереса, и обнаружил, что сейчас уже пятый час, ничего себе, прогулочка за бренди! Стоял час пик, все такси были переполнены, а на улицах повсюду были пробки. Брел я так, и на светофоре увидел одно такое, в машине сидела лишь одна пожилая дама и я решил воспользоваться шансом. Я подсел, а водила с дамой как-то странно уставились на меня.

– Что за черт?! – говорит водила.

А дамочка тут же начала копаться в сумочке, затем достала бумажник и кинула его мне на колени.

– Забирайте все, молодой человек, только не смейте меня домогаться! – пищит она еле слышно.

– Спасибо, не нужно, – говорю я ей, – подкините до Бульвара Сансет, только я адреса не помню, – обращаюсь я к водиле.

– Даму отвезу и пожалуста, – говорит тот.

У дамы была в руках клетка, а в клетке сидел жирный рыжий кот. Только это был какой-то странный кот – усы у него торчали из клетки на три километра. Мне было даже забавно, я всю дорогу играл с его усами. Правда он злобно на меня смотрел, и шипел, как три беса.

– Какая милая у вас шляпа, молодой человек, – говорит вдруг мне эта дамочка.

– Да, – говорю, – спасибо. А у вас очень милый кот. Что с ним произошло?

– Ах, вы про усы… Я сама толком не понимаю, доктор Билтмор не ветеринар, а полный кретин. Я выложила двадцать долларов за осмотр, а он подарил мне нержавеющие ножницы, вы представляете?

Я просунул руку сквозь прутья клетки, думал погладить усача, а этот сукин кот как тяпнет меня за палец! Еле вырвал у него со рта мой палец, видать за усы на меня обозлился, скотина!

В общем, подъехали мы к какому-то двухэтажному зданию с розовыми кустами на газоне, и эта дамочка вдруг оборачивается ко мне.

– Молодой человек, вас не затруднит мне помочь, я бы взяла сумки, а вы бы не могли донести до квартиры Цезаря?

– Цезаря? – спрашиваю я.

– Моего кота, – говорит дама, – клетка довольно тяжелая.

– Нет проблем. Подождете немного? – спрашиваю я у водилы.

– Давай пулей, – говорит он, – клиенты ждут.

Я взял у дамы клетку, она и вправду весила килограмм десять, здесь наверняка только кот выдавал сумму на все восемь. Эта рыжая бестия всю дорогу до дому шипела на меня и пыталась достать через прутья. Но я нес его на расстоянии и все время подтрунивал над его усами, чтоб его позлить. В общем, занесли мы в дом дамины пожитки, и только она открыла двери, как со всех сторон к нам набежало штук пятьдесят котов, не меньше. И то были необычные коты, а какие-то диковинные, словно она их всех скупила у каких-нибудь марсиан – у одной кошки глаза нету, у другой хвоста не видать, третья вся лысая, как черт. Вот зверинец!

Дамочка попросила донести Цезаря наверх, в его спальню. А лестница была крутая, как спираль, и все эти кошки мельтешили у меня под ногами, как проклятые муравьи. Я с моими ногами, похоже, даже отдавил парочку. Случайно, конечно. А этот сукин кот, который Цезарь, сидел в клетке напротив меня и ухмылялся прямо мне в лицо. Честное слово, ухмылялся!

Короче, вся фишка заключалась в том, что у этого Цезаря недоделанного была своя спальня, с двуспальной кроватью и занавесками, как полагается, а на дверной табличке было выгравировано его имя. Полная муть! В общем, я оставил этого лешего и понесся вниз, потому что водила был мировой, довольно нервный парень. Но на верхней ступеньке я споткнулся об какого-то лишайного кота и полетел вниз через голову. Пролетел кубарем два чертовых пролета, прокатился через всю прихожую, вылетел за дверь и подкатился чуть ли не к самому такси. А этот водила открывает дверь и злобно смотрит на меня сверху вниз.

– Какого лешего ты вытворяешь, я уже должен развозить людей, как сумасшедший, а торчу здесь с тобой.

И только тут я заметил, что у меня на голове нет шляпы. Видать слетела с меня, пока я катился по ступеням.

– Подождите еще минутку, прошу, кажется я обронил свою шляпу. Одну минутку.

Водила взвыл.

Ладно, взбираюсь я значит по ступенькам на крыльцо, хотел было уже открыть двери, да не тут-то было! Эта пожилая дамочка заперлась, как только я вылетел за порог, ей богу! Долбил я, стучал, часа с пол, пока наконец эта дамочка не соизволила снизойти и выглянуть за дверь. Приоткрыла дверь на такой маленькой железной цепочке, и смотрит на меня как-то странно. Знаете, у меня чутье, как не знаю у кого, я сразу почувствовал что-то неладное.

– Здравствуйте, – говорю я, – помните, я был у вас недавно, помогал донести вашего кота?

Она стоит и глядит на меня как-то подозрительно.

– Нет, молодой человек, не припоминаю, – говорит.

Во дает бабка, не, вы это слыхали?!

– Минуту назад я был у вас и обронил свою шляпу.

А эта старушенция только хихикнула, как-то так противно, и косится на меня хитрым глазом.

– Молодой человек, ко мне по сто раз на дню захаживают такие типы, как вы и говорят, что обронили у меня своего Чарльза Дикенсона или футляр от очков. Думают, что я уже совсем повернулась.

– Но вы и так повернулись! – я уже кричал.– Я был у вас минуту назад, а вы уже не помните! Мне нужна моя шляпа!

– Ничем не могу помочь, – качает головой эта гнусная старуха.

Вот так и помогай людям, черт возьми! Она уже собиралась захлопнуть дверь, но я ей не позволил, придержал створки. Эту чертову шляпу вручил мне сам Клинт Иствуд и я не собирался подарить ее какой-то чокнутой старухе!

– Цезарь! – завопил я.– Вашего кота звали Цезарь!

А старушенция тем временем злобно на меня косится и пытается захлопнуть дверь.

– Нет, идиот, его зовут Фараон! – визжит она.

– Вы с ума спятили! Я лично слышал…

Тут по ступенькам взлетает водила и интересуется в чем дело. Волнуется, гад.

– Какого черта ты вытворяешь? – вопит он.

– Эта старая ведьма не хочет отдать мне мою шляпу, ее подарил мне сам Клинт Иствуд, черт возьми!

– Правда? – удивился водила.– А эти сапоги подарил мне Гэри Купер, какое совпадение!

Не верит мне, гад, это сразу видно.

– Хочешь верь, а хочешь нет, а это так, – говорю я, – МНЕ НУЖНА МОЯ ШЛЯПА!!!

Я заорал на всю улицу, а этот водила как шлепнет меня по затылку, и говорит, чтобы я захлопнул свою пасть, иначе сбежится полиция со всей округи. А что мне еще оставалось делать, разве с этими психами по другому договоришься?

В общем, я дурак взял и расплакался. А водила, я вам уже говорил, был мировой.

– Дамочка, если вы и в самом деле заграбастали его шляпку, будьте так любезны, верните ее, черт бы вас побрал! Вам что это так сложно? Мне нужно работать, вы понимаете?! А вместо этого я болтаюсь тут с вами, чертовы психи!

– Не понимаю, о чем вы, – гнет свою палку дама.

Тут уж я не знаю, что на меня нашло, но я совсем расквасился, завалился на крыльцо и разрыдался, как маленький. А водила все больше нервничал.

– Слушай, старая обманщица, не знаю, что ты там задумала, но у меня нет времени на ваши идиотские разборки. Немедленно тащи сюда шляпу. Не принесешь, я выломаю твою чертову дверь. Принесешь, и я обещаю катать тебя по городу бесплатно до конца твоих дней.

Старуха скрылась в доме, а затем вернулась, и просовывает в щель мою драгоценную шляпу. Я ее выхватил только так и снова натянул на бошку.

– Ну зачем вы так? – спрашиваю я ее.– Зачем вы так поступили?!

– У меня очень маленькая пенсия, молодые люди. А эти бестолковые налогоплательщики не дают мне прохода. Мне совсем нечем кормить моих кошек. Я бы спокойно продала эту шляпку на каком-нибудь захудалом аттракционе, за пятьсот тысяч долларов, выдав ее за легендарную шляпку Клинта Иствуда.

– Так она и есть Клинта Иствуда, дурочка ты старая! Она и есть Клинта! – ору я.

Короче, водила потащил меня к такси и буквально засунул меня в машину, пока я распинался перед этой бабкой, из кожи вон лез, пытался ей доказать, что эта шляпа Клинта. В общем, теперь-то вы поняли, что за город такой, этот Лос-Анджелес?! Здесь на каждом шагу то МакМиланы, то пожилые аферисты, спасу нет, ей богу!

В обиталище Клауса я прикатил часов что-то около шести, уставший, как собака. Селли и самого Клауса я обнаружил на кухне, они о чем-то разговаривали, он объяснял ей какие-то правила игры, уж не знаю, какой. Дейл с Грейди, оказывается, еще часов пять назад ушли развлекаться в какой-то « Боулинг-ресторан» на соседней улице, а мэр все еще лежал на боку и смотрел телевизор. Шли какие-то новости.

– Здравствуйте, мистер Брукс, – говорю я, – а вот и бренди.

Я думал мистер Брукс обрадуется, как сукин сын, а он посмотрел на меня так, будто я отнял у него лучшие годы его жизни, и как запустит в меня коробкой из-под пирожных, угодил прям в бошку. Больно до одури.

– Идиот! Кретин несчастный! И где тебя только черти носили! Я тоже ничего, догодался послать за бренди болвана, который даже бренди от кока-колы отличить не может! Где ты шлялся, леший бы тебя побрал?!

Ну тут уж я сразу оживился.

– Знаете, мистер Брукс, я побывал во многих местах! – говорю я.– Я…

– Он побывал во многих местах! Нет, вы это слышали – он побывал во многих местах! А я должен лежать без продыху и подыхать здесь от тоски, ждать, пока ты вернешься со своих многих мест, так?! – орет мэр.

– Нет, конечно, нет. Но слушайте, знаете, кого я сегодня повидал? Знаете?

– Да почем мне знать, кретин несчастный!

– Так вот, повидал я самого Клинта Иствуда, я с ним видался, я с ним выпивал ром, я с ним…

– ЧТО ТЫ С НИМ ДЕЛАЛ?!! – возопил мэр.

– Мистер Брукс, вы что, не знаете Клинта Иствуда? – спрашиваю я.

– Да знаю я этого черта, он мой ровесник, только какого это облезлого лешего я должен верить в эту чушь? Ты еще скажи, что это Клинт Иствуд подарил тебе эту дурацкую шляпу!

– Так оно и было, – говорю.

Мэр захихикал в свою дурацкую подушку, совсем как МакМилан. А тут еще в комнату входят Клаус и следом Селли. Первый заявляет, чтобы я собирался, у нас через час какой-то благотворительный концерт на Сансет-стрит, так, споем несколько песенок. Я завыл не хуже раненной псины, честное слово. Во первых – я только что оттуда, а во вторых – я не горел желанием попасть туда еще раз. Но контракт есть контракт.

Селли все беспокоилась, что мэра нельзя оставлять одного, а мэр уже приложился к бутылке и говорит, что ничего страшного, он уже не маленький, к тому же скоро те двое обалдуев должны вернуться с боулинга. В общем, я сходил в душ – пот с меня лил, как с оголтелого, затем перехватил по пути пирожное, Селли разукрасилась и мы пошли ловить такси.

Вы не поверите, мы снова приехали в эту дыру « У МакМилана». Заходим мы, значит, туда, а народу там тьма тьмущая, вечно по вечерам в таких заведеньицах толпятся всякие муторные личности. Этот леший МакМилан все драил свою стойку, уж не знаю, что там еще можно было оттирать. Они целовались и обнимались с Клаусом, как закадычные друзья, ей богу, меня чуть не стошнило! Затем Мак влез на сцену и прожжужал в свой микрофон:

– Дамы и господа, представляю вам новую группу из самого Сиднея! Встречайте, на сцене – « ТА-РА-КА-НЫ»!

Я чуть не сдох, честное слово, когда услыхал такое! Какие еще к черту тараканы! А Селли, та вообще взбесилась, стащила МакМилана со сцены и потребовала объяснить, что все это значит.

– Мы перепеваем песни Джоан Баэс и, какое к этому отношение имеют тараканы, черт побери! – Селли чуть не кидалась на МакМилана. А Клаус встал между ними и попросил Селли вздохнуть поглубже.

– Поймите, « Жуки» сейчас в самом разгаре, мы дадим всем фору, если назовемся именно так.

– Но почему нам не назваться бабочками или хотя бы термитами?! Есть миллион чудесных названий, – разводит руками Селли.

Клаус отвечает, что все уже решено, и почему бы нам не подняться уже на сцену, черт возьми. Ладно, поднялись мы, значит, на сцену, я все еще в своей шляпе, а Селли в красивом белом платье, с большим бантом сзади. Пока я взбирался по ступенькам, черт МакМилан попытался сдернуть с меня мою драгоценную шляпу, пробормотав что-то насчет неправильного образа, но я ему не позволил, я вывернулся из его грязных лап. Селли, как и в тот раз, в « Седьмом небе», поставили трехногий стульчик на длиннющих козлиных ножищах, похоже в каждом баре мира есть такой стульчик. А меня поставили в угол, позади Селли и вручили гитару. И снова я подыгрывал Селли, а она снова перепевала все песни, которые знает. И я был счастлив, так вот здесь стоять, в тени, наблюдать за Селли и слушать, как она поет. Что-то было в этом прекрасное.

Стоял я так, подтрунивал потихоньку, рассматривал людей за столиками, и вдруг! Я чуть гитару не выронил из рук – кого увидел! У самой сцены, за столиком сидел Пирс, собственной персоной! Уж не знаю, как этот леший нас нашел, сидит себе преспокойнинько, потягивает мартини и наблюдает за Селли, точнее не наблюдает, а прямо таки пожирает ее взглядом. Он увидел, что я смотрю на него и подмигнул мне, сволочь! Я готов был его убить за это, извращенца! В общем, играли мы часа два, я аккомпанировал на гитаре, а сам представлял себе, как я эту самую гитару расшибаю об Пирсову бошку. А когда Селли устала, она поблагодарила всех слушателей, и мы наконец слезли со сцены. Все нам хлопали и улыбались – все, кроме Пирса. МакМилан был такой обаятельный, сукин кот, поцеловал Селли ручку, а меня хлопнул по спине, а Клауса вообще поцеловал в лоб. Все таки странный человек, этот МакМилан. Селли, оказывается, тоже заметила Пирса, и сразу направилась к его столику, я – за ней. МакМилан и Клаус пошли протирать стойку вместе.

В общем, Селли с Пирсом обнялись и мы уселись к нему за столик, Селли хотела выяснить, что он здесь забыл.

– Ты отлично поешь, – говорит этот хмырь, подлизывается, скотина, – из нас получился бы отличный дуэт.

– Не уверенна, – говорит Селли, – слушай Пирс, прости, что уехали без тебя. Я так напилась, что ничего не соображала, – тут она как-то странно изменилась в лице, – о боже, Пирс, где твоя антенна?! Ты потерял ее?

Я пригляделся. Он и вправду был без своей паршивой антенны.

А Пирс как-то странно прищелкнул языком и говорит, что антенна ему больше не нужна.

– Она мне больше не нужна, – говорит, – со мной приключилась странная вещь, после того случая, в ресторане. Когда я очнулся, я понял, что все это время я был настоящим кретином, дождь – это всего лишь вода.

– Ты молодец! – восклицает Селли.– Ты просто умница!

Меня чуть не вывернуло, честное слово!

А этот Пирс развалился на стуле и гладит себя по животу с самым идиотским видом, словно он какой-то пуп земли. Он рассказал нам довольно забавную историю. Что всего через несколько часов после того инцедента в баре, банда каких-то арабов обчистила этот бар, забрали все, что смогли унести пять здоровенных мужиков в рясах и тюрбанах. А так, как штора, в которой без сознания лежал Пирс, была свернута в трубочку, они решили, что это отличный ковер и утащили и ее. Вместе с Пирсом. Очнулся он только в зале перелетов, на такой багажной линии, которая все время двигается. Он вылез из шторы, а арабы его заметили, и стали носиться за ним по всему аэропорту, потому что он, видите ли, испортил им какое-то «алиби». Я так и не понял до конца, что это значит, но вся фишка заключалась в том, что они мечтали его убить. Все-таки есть у меня что-то общее с этими арабами. Но они его не убили, потому что Пирс маленького роста, он забрался в вентеляционное отверстие и они его не нашли. И первым же рейсом он вылетел в Лос-Анджелес.

Удавиться можно, честное слово!

– А как ты нас нашел? – спрашивает Селли.

– Душа мне подсказала, – говорит Пирс, таким томным искренним голосом.

– Как мило, – хмыкнула Селли.

Мне было плохо, честное слово.

Чтобы как-то себя отвлечь, я заказал нам три кока-колы со льдом и тут Пирс взвился, как ненормальный.

– На кой черт мне твоя кока-кола?! Три сухих мартини, пожалусто, – обращается он к официанту.

Мартини, так мартини. По правде говоря, я перепробовал похоже все спиртные напитки на свете, кроме этого гнусного мартини, потому что их пьют одни хлюпики, вроде Пирса. Но попробовать не мешало.

Пока мы ждали мартини, этот подлый хиппи все уговаривал Селли поехать с ним на какой-то новый митинг в Сан-Франциско. Там будут выступать ветераны и все такое.

– На кой черт ей сдались твои ветераны?! – говорю я.– Селли останется здесь со мной и будет петь в тараканах!

А этот гнусный хмырь только ухмыльнулся, а сам все время смотрит на Селли.

– Ну, что скажешь? – говорит.

– По правде говоря, это все довольно сомнительно, Элиот, – говорит мне Селли, а сама косится на стойку бара, там Клаус с МакМиланом играли в бридж и МакМилан все время обзывал того аферистом и ворюгой. Подумать только, а этот леший, что держит у себя в подземелье алкомаркет, просто аленький цветочек, – да и людям нужно слушать что-то и помимо Джоан Баэз, – сказала Селли.

– Нет, ты что, и вправду хочешь ехать с этим глупым типом неизвестно куда? – спрашиваю я Селли.

– Сан-Франциско совсем рядом, – говорит Селли, – и пожалуста, не обзывайся.

– Вот и правильно, детка, нечего тебе якшаться с типами, вроде этого, – говорит эта поганая сволочь.

Тут нам поднесли мартини, я выхватил у официанта поднос и сделал то, что давно хотел сделать – треснул этого подлеца по башке со всей дури, ох и разозлил он меня, честное слово! А этот дурачок опять потерял сознание, вечно-то он теряет свое дурацкое сознание! Селли тут же подскочила, начала бегать вокруг Пирса и приводить его в сознание. С такими психами по другому нельзя, правда, никак нельзя.

– Что ты наделал, Элиот?! – кричит на меня Селли. Она тоже разозлилась на меня до чертиков.– Зачем ты постоянно его калечишь?!

– Он меня очень разозлил. Прости, – говорю я.

Я обернулся, а на нас уже смотрел весь бар. Просто лупали во все глазищи.

– А если я тебя разозлю, ты и меня подносом по голове огреешь?! – орет Селли, – Если тебе так надо выпустить пар, иди и прогуляйся!

– Но я не хочу. Я хочу посидеть здесь с тобой, – говорю я.

И тут Селли сказала такое, от чего мне стало совсем гнусно на душе.

– Иди, прошу тебя, Элиот. Иди на улицу и отдышись.

Ну, я и пошел. Официант деньги за разбитый поднос не взял, мы ведь сегодня оказали им такую услугу. Добрый парень, ничего не скажешь. В общем, я сделал, как просила меня Селли. Вышел и пошел вдоль улицы, а пока шел, дышал полной грудью, пинал какой-то яблочный огрызок и все думал над тем, что случилось в баре. Вот всегда-то этот гнусный червяк Пирс вылезет не в том месте и не в то время, будь он неладен!

Ладно, шел я так, брел, пинал этот чертов огрызок, и вдруг мне до смерти захотелось напиться. Напиться до белой горячки, чтоб этот поганый Пирс вылетел у меня из головы. Я и зашел в первый попавшийся бар, назывался « Оторвись!». Мне эта идея была по душе и я заглянул. Сел я, значит, за столик и заказал себе все-таки этот чертов мартини, а еще велел не разбавлять. Официантом был пожилой седой негр по имени Хью, чертовски хороший парень. Гнусный МакМилан ему и в подметки не годился, честное слово. Он вежливо принял у меня заказ и все время держал у себя на руке какое-то полотенце. Умора!

Пока я ждал заказ, мне стало скучно и я начал разглядывать всяких людей. А напротив меня, за соседним столиком сидела дама и все это время так и пожирала меня взглядом, мне даже как-то неуютно стало. У нее были подкрученные светлые волосы, красная помада и платье с блестками, а колец на пальцах штук пятьсот, не меньше. В общем, мировая дамочка. Она сидела с карандашом и время от времени что-то записывала в блокнот. Я даже подумывал заказать ей что-нибудь выпить, но тут же передумал. В этом вонючем городе опасно связываться с кем бы то ни было, уж я то знаю.

Вернулся официант и принес мне кофе. Я чуть со стула не свалился и спрашиваю, что все это значит, где мой заказанный мартини.

– Простите сэр, но наш управляющий считает, что вы еще не доросли до спиртных напитков. Он попросил принести вам кофе, – говорит Хью. Но говорит не свысока, а очень вежливо так говорит, будто извиняется. Хороший малый, этот Хью.

– Спасибо за комплимент, – отвечаю я, – но я ветеран войны, так что поверьте мне, я уже вполне взрослый, – и я начал шарить по карманам и искать докозательство.

Во внутреннем кармане куртки я надыбал свою серебряную звезду и подал ее Хью. Эту вещичку я всегда носил вместо паспорта. Здорово иногда помогало.

– Извините сэр, сухой мартини, не разбавлять, – сказал Хью, и снова скрылся.

А когда он возвращался ко мне с заказом, та самая дамочка за соседним столом подозвала его к себе и шепчет ему что-то на ухо. Мне снова стало неловко. А Хью подходит ко мне и кладет мне на стол какую-то записку.

– От дамы за соседним столом, – говорит, – попросила вам передать.

Я удивился, но послание конечно же прочитал. В записке было написано всего одно слово – « Привет». Я глянул на дамочку, а она так и хлопала ресницами, сейчас взлетит, ей богу! Мне не хотелось, по правде говоря, затевать лишние знакомства, но я подумал, что невежливо будет не ответить.

– Хью, у вас случайно не найдется ручки? – спрашиваю я.

Хью все это время стоял около меня.

– Конечно, сэр, – он пошарил у себя во фрачном кармане и протягивает мне карандаш, – только карандаш, сэр.

Почему нет, черт возьми.

Я долго думал, а затем нацарапал на бумаге – «Здравствуйте». И передал записку Хью. Он отнес ее обратно даме, а та прямо-таки расцвела от счастья, когда прочитала. Затем она тем же способом, через Хью и записку спросила, как мне заведение, я ответил, что вполне ничего, особенно официант. Затем она поинтересовалась, соглашусь ли я с ней выпить, а я сказал, чтоб она ко мне не приставала, у меня уже есть девушка, а она говорит, что ничего личного, всего лишь выпить по рюмочке бренди. Да, бренди мне сейчас не помешало бы выпить, и я написал ей, что она может сесть за мой столик, коль ей не имется. В общем, мы задрипали Хью до чертиков, пока гоняли его от одного столика к другому. Такого выносливого человека я видел первый раз в жизни, клянусь.